Текст книги "Кровавая наследница"

12

Новости о стычке на Винтрмахте, подобно пожару, разнеслись по Кирову. Ана бежала по улицам, на которых совсем недавно мирно праздновали приход зимы.

Теперь кирпичные стены домов казались кроваво-красными в лучах заката, а разбитые витрины магазинов напоминали пустые глазницы. По пути Ана слышала обрывки разговоров горожан, спешивших с работы домой.

Натянув капюшон пониже, Ана влилась в толпу людей, покидавших Винтрмахт. Он чувствовала подкрадывавшуюся усталость, за которой последует полное изнеможение – последствия использования силы родства. Ей нужно было уйти сейчас, до того как сюда прибудет подкрепление, вызванное отрядом Белых плащей.

Каким-то чудом ей удалось победить одного солдата, но от мысли, что придется сражаться с целым отрядом, ее пробирала дрожь. Сила родства была мышцей, которую нужно тренировать ежедневно и никогда не пытаться использовать ее на полную, потому что есть риск потерять контроль. Последние несколько лет Ана не тренировалась, и вот теперь ее ресурсы практически исчерпались.

За стеклом витрины кружились покрытые лаком фениксы и снежные ястребы, разбрасывая тусклые блики света. Они с Мэй были в этом магазине всего полчаса назад, шепотом говорили о Белых плащах как о какой-то эфемерной угрозе. Ана быстро отвела взгляд и повернула за угол, но сердце болело и истекало слезами.

Она оказалась на узкой пустынной улочке. Здесь не было шикарных кирпичных особняков, пестрых витрин магазинов и фонарей. Каменные дома с деревянными крышами жались друг к другу, кривобокие и разваливающиеся. В конце улицы стояло здание с красной гонтовой крышей. На деревянной табличке выцветшими золотыми буквами было выведено: Логово серого медведя.

Что-то было не так с этим заведением – она подходила ближе, но ни музыки, ни голосов посетителей не было слышно. А может, все дело в ветхости стен, в дверях, сколоченных из полированного дуба.

Ана машинально замедлила шаг и остановилась в нескольких метрах от входа. Она пыталась убедить себя, что это всего лишь паранойя, но в этот момент дубовые двери распахнулись, и оттуда показались двое мужчин.

Ана спряталась в тень ближайшего дверного проема и стала наблюдать. Мужчины тоже казались странными. Один из них, одетый в черный дорожный плащ и кожаные сапоги, двигался с неестественной хищной грацией. Когда он приподнял полы плаща, чтобы достать увесистый мешочек, Ана заметила, что у него на поясе сверкнуло целых два кинжала. Наемник.

На поясе второго, высокого и неповоротливого, как медведь, был завязан грязный фартук. Он украдкой осмотрелся по сторонам, прежде чем протянуть руку к мешочку. Даже издали было заметно, как жадно он на него смотрел.

Наемник кинул мешок бармену. Когда последний поймал его в полете, раздался звон монет. Наемник насмешливо смотрел на бармена, пока тот развязывал веревку и изучал содержимое мешочка. Но здоровяк не заметил – или предпочел не замечать – этот взгляд.

Наемник отвернулся и стал смотреть на угол улицы, но там никого не было. Он ждал.

По телу Аны пробежала дрожь. Несмотря на утомление, она держала силу родства наготове.

Как по сигналу, из-за угла появился третий человек, ведя под уздцы двух лошадей. Этот мужчина был одет так же, как первый: черный плащ, черные сапоги, черный капюшон, скрывающий его лицо. Он развернул лошадей. Когда наемники их оседлали, сердце Аны ушло в пятки.

Сначала ей показалось, что на спине у одной из лошадей огромный мешок. Но теперь она поняла, что на самом деле это был человек. Когда лошади тронулись с места и в поле зрения попало лицо пленника, ее охватило ужасное чувство, сковавшее дыхание. Песочные волосы, мужественный подбородок, сломанный нос. Добычей наемников был Рамсон Острослов.

От ужаса у Аны засосало под ложечкой. Она хотела было остановить их немедленно, применив силу родства. Но ее кости протестующе заныли, и ей пришлось опереться на стену, чтобы не упасть. В таком состоянии шансов против троих противников у нее не было. К тому же их могло оказаться гораздо больше.

Но и потерять Рамсона Острослова Ана не могла.

Силой ей было их не победить. Но можно было взять хитростью. Атаковать с тыла.

«О боги», – подумала она. Всего сутки с Острословом, и она уже мыслила, как он. Год назад Ана чтила законы чести и встречалась со своими врагами лицом к лицу. Но, видимо, в мире жуликов, преступных лордов и головорезов не существовало ни чести, ни правил игры. Все средства хороши на пути к победе.

Ана проследила, как двое наемников повернули за угол, задержала дыхание и досчитала до десяти. Когда она вышла из тени, на улице оставался один бармен, баюкающий мешочек с монетами.

Когда он повернулся на шум, Ана находилась в нескольких шагах от него и было уже слишком поздно. Девушка выставила вперед руку, и бармен застыл. На его лице отразились паника и шок от неизбежного осознания того, что она контролирует его кровь. Ана немного потянула, просто для убедительности, и мешочек с золотом выпал из его рук. Златники рассыпались по земле.

– Дернешься, и я убью тебя прежде, чем ты успеешь пошевелить мизинцем, – сказала Ана. Бармен был ужасно напуган. – Теперь я тебя отпущу, потому что мне нужно задать несколько вопросов.

Новая волна усталости накрыла Ану, как только она отозвала свою силу. Нужно было постараться уберечь то, что от нее осталось.

Бармен стоял неподвижно, как статуя. Ана наклонила голову.

– Скажи-ка, кто эти люди?

Его глаза забегали, оглядывая улицу. Он как будто боялся, что наемники вдруг выйдут из тени. Тем не менее страх – это хорошо. Это оружие, как учил ее Садов.

– Охотники за головами, – сказал бармен, проглатывая звуки. Манера речи выдавала его низкое происхождение.

– Куда они его везут?

– К Керлану, – прошептал бармен, бледнея еще больше. Это имя, казалось, погрузило его в тень, затянуло петлю страха на шее.

– К кому?

– К Керлану. Лорду Керлану.

– Кто он такой? И где можно его найти?

– Глава Ордена, живет в Ново-Минске.

Ана хотела спросить, что за Орден он имеет в виду, но ее сердце екнуло при упоминании Ново-Минска. Туда же везли Мэй. Все мысли, кроме этой, улетучились. Ана ясно знала, что делать.

– Мне нужна лошадь, – рискнула она.

Бармен лихорадочно закивал головой.

– В конюшне. Выбирайте любую.

Она наградила его натянутой улыбкой – такую она часто видела на лице Садова.

– И еще кое-что. Это я тоже заберу с собой.

Ана подобрала мешок златников, лежащий на пыльной улице. И ее не мучила за это совесть. Ана развернулась на пятках и пошла к конюшне на заднем дворе. В конце концов, охотники за головами заплатили это золото за Острослова. А он был ее пленником, так что взять деньги было логично.

– Оставайся на месте, пока не перестанешь слышать стук копыт моей лошади, – крикнула она через плечо. – Дернешься, и я выпушу из тебя всю кровь.

В конюшне был на удивление образцовый порядок. Ана выбрала молочного цвета валькрифа, на котором уже было седло, как будто его владелец не собирался здесь надолго задерживаться. Верхом на лошади, бежавшей бодрой рысью, Ана выехала из конюшни, а бармен все еще стоял там, где она его оставила. Ана следила за ним с помощью силы родства, пока по мере удаления свечение его крови не превратилось в мерцание, а потом не исчезло вовсе.

Солнце почти село, его свет орошал алыми реками просторы северной тайги, которая, казалось, вот-вот издаст последний вздох перед отходом ко сну. Над горизонтом собирались тучи, а воздух был влажным в преддверии дождя.

С помощью силы родства Ана сканировала местность в поисках следов охотников за головами. Логово серого медведя располагалось на самой окраине города, так что ей даже не пришлось пробиваться сквозь многолюдную толпу, прежде чем захватить цель. Никакой ошибки быть не могло – она чувствовала три фигуры вдали: в жилах двоих кровь бежала быстро, а у одного еле-еле. Они были в сотне шагов впереди.

Объезжая последний дом на своем пути, Ана увидела двух всадников, спешащих оказаться в тени деревьев северной тайги. Жаль, она не носила никакого оружия. Она ведь так и не научилась рукопашному бою – и даже не умела обращаться с мечом, – а ввязываться в драку, когда ее сила истощена, сулило поражение.

Но выбора не было. Мэй увезли, алхимик так и не найден, а ее единственная надежда без сознания болталась на спине одной из лошадей наемников. У Аны не было оружия, не было плана, но зато ей больше нечего было терять.

Сто шагов. Она постепенно приближалась. В любой момент наемники могли развернуться и заметить ее.

Пятьдесят шагов. Теперь Ана отчетливо видела их – с бесчувственным телом афериста, привязанным к лошади, они двигались намного медленнее, чем она.

И они ее засекли.

Они придержали лошадей и пошли вдоль кромки леса, опустив руки на рукояти мечей. Дул холодный ветер, шурша сухими листьями в мертвой траве. По лицам мужчин скользили тени.

Ана потянула свой капюшон. Глухие удары сердца отдавались болью в груди, и она призвала свою силу родства, выбросила ее перед собой, как нож. Когда сила родства дотянулась до крови, пульсирующий в венах наемников, Ана почувствовала спокойствие. Теперь, если будет нужно, их кровь в ее власти.

Она ухватилась за эту мысль, подпитывая ею свою смелость.

– Отпустите этого человека. Он принадлежит мне, – прокричала Ана.

Первым заговорил главарь. Несмотря на то что он ехал верхом, Ане бросился в глаза его непомерно высокий рост. У него была черная борода, и именно он передавал мешок с деньгами бармену. Ана находилась недалеко и могла слышать его низкий рычащий голос:

– Ты, видимо, смелая девка, раз поехала за нами в одиночку. Есть предсмертное желание?

– Вы, наверное, уже слышали, – начала Ана, – что произошло на Винтрмахте в Кирове?

– И что же? Ты потеряла матрешку-дамашку?

За этим последовал взрыв хохота чернобородого и его товарища.

Ана сохраняла невозмутимое лицо. Брат учил, что во время некоторых переговоров очень важно сохранять спокойствие. А в каких-то ситуациях нужно проявлять жесткость. И в самых редких случаях требовалась демонстрация силы.

Ана медленно стянула перчатку и выпрямила пальцы, затем подняла руку.

Она призвала силу родства.

Усмешка исчезла с лиц наемников. Ей на смену пришли ужас и отвращение. Вены на руках Аны темнели, начиная от кончиков пальцев по направлению к локтю.

– Аффинитка, – усмехнулся чернобородый. – Думаешь, можешь нас запугать, только потому что ты одна из этих демонов? Эй, Станис. Смотри, сейчас я ее порублю.

– Нужна помощь, шеф? – спросил второй.

– Отвези добычу в безопасное место, – чернобородый повернулся к Ане и зловеще ухмыльнулся. – А ведьма моя.

Злость душила Ану, но она помнила о Луке и не давала ей взять верх. Брат всегда ратовал за мир. Ана сделала последнюю попытку:

– Передайте его мне, и никто не пострадает.

Лицо чернобородого помрачнело.

– Сейчас ты узнаешь все о страданиях, – прорычал он и, пришпорив лошадь, понесся на нее.

Лошадь Аны от неожиданности заржала и встала на дыбы. Ана чувствовала, как меняется центр тяжести. Седло наклонилось, и девушка выпала из него. Инстинктивно она схватилась за кровь чернобородого и потянула.

Раздался крик – лежа на земле, Ана увидела, что наемник тоже падал. Но послышался глухой звук – чернобородый сделал сальто вперед и приземлился на ноги.

Ана сделал глубокий вдох, приказывая телу начать двигаться. Она услышала, как чиркнуло о ножны лезвие клинка.

– Проклятый деимхов, – проворчал наемник и бросился на нее.

В голове стоял туман, и Ана призвала силу родства.

Чернобородый ударил ее клинком. Раскат грома заглушил крик от боли, которая разливалась по плечу. Все ее чувства затмил запах крови.

Наемник, улыбаясь, обнажил белые зубы. Придавливая ее своим телом, он поднес клинок к щеке Аны. В тусклом свете сумерек она различила каплю зеленоватой жидкости, стекавшей с острия лезвия. Ану охватил ужас.

– Узнаешь это, ведьма? – голос чернобородого звучал насмешливо. – Думаешь, раз ты аффинитка, ты сильнее нас?

К Ане медленно возвращалась власть над телом, а туман в голове рассеивался. Она пошевелила пальцем.

– Подумай еще раз. Очень глупо с твоей стороны вот так раскрывать нам свою тайну, деимхов. Я ловлю таких монстров, как ты. И продаю таких монстров, как ты. – Лицо чернобородого придвинулось ближе к ней. – Я тебя не боюсь.

Свободной рукой он поднес к ее губам пузырек божевосха. Горькая жидкость наполнила рот. Ана снова вернулась в подземелья, снова была связана цепями и ремнями и не могла пошевелиться, и снова едкий яд дурманил ее чувства. Мой маленький монстр, шептал Садов.

Ана давилась, ее мозг сковывал страх, а в горло лился божевосх.

Что-то влажное оросило ее лицо. Сначала Ана подумала, что это были ее собственные слезы, но потом на щеку приземлилась капля, за ней – еще одна. Пошел дождь.

Небо озарила вспышка молнии, и под раскаты грома начался ливень. Волосы Аны трепал ветер, его холодный шепот привел ее в чувства. Вокруг было не подземелье, перед ней не Садов, и она сама больше не была беспомощной запуганной девочкой.

И она развила иммунитет к божевосху.

Чернобородый швырнул пузырек в траву. Сверкнула молния, и стекло блеснуло в траве на расстоянии вытянутой руки от Аны.

– Где теперь твоя сила, ведьма? – прошипел он ей на ухо. – Лично я не испытываю особого интереса к таким чарам, как у тебя, но я знаю людей, которым ты понравишься.

Он сильно сжал ее подбородок. Ана заставляла себя смотреть ему в глаза, пока ее рука шарила в траве.

– Твое хорошенькое личико так и напрашивается. За тебя заплатят кучу денег. – Его оскал растянулся, он потянулся к ремню. – Но сначала я попробую тебя сам…

Ана схватила стеклянный пузырек. Со всей силы она впечатала его в лицо наемника.

Осколки пронзили ее ладони, посылая острые импульсы боли в плечо, но Ана почувствовала лишь мрачное удовлетворение, когда здоровяк застонал и схватился за лицо. По щекам его струилась кровь, а когда он убрал руки, Ана увидела осколок, торчащий из его правого глаза.

Она сделал это. И сила родства все еще не покинула ее, не рассеялась, несмотря на пелену божевосха, туманящую ее чувства. Ана сфокусировалась на крови, стекающей с лица чернобородого, ухватилась за нее, забралась внутрь его тела и сконцентрировала всю свою ярость в одном-единственном рывке.

Это было как откупорить бутылку с вином: кровь послушно полилась изо рта чернобородого по приказу Аны, спускаясь в траву и смешиваясь с ручейками дождевой воды.

«Сдохни», – подумала Ана, снедаемая раскаленной яростью. То, что он собирался с ней сделать – что он, возможно, уже сделал с десятками других беспомощных аффиниток… она должна удостовериться, что этого больше ни с кем никогда не произойдет.

Сдохни.

Вспышка молнии осветила окровавленное лицо чернобородого, и на секунду Ане показалось, что она видит лицо брокера, похитившего Мэй. Он сверлил ее своими бесцветными, ледяными глазами.

В венах закипел гнев, и Ана со всей силы дернула. Послышался хлюпающий звук разрывающейся плоти. Чернобородый хрипел. Его грудная клетка разорвалась, и на миг он замер – рот широко открыт, глаза круглые, капли крови, как рубины, блестят под дождем.

Потом его веки опустились, и он замертво рухнул в траву.

Переутомление накатило на Ану так внезапно, что все вокруг вдруг стало расплывчатым. Руки и ноги налились свинцом – ей казалось, что она проваливается глубже в грязь. Причина дурноты была ей не совсем понятна: это могла быть реакция организма на действие ядовитого божевосха или последствие перенапряжения.

– Какого…

В двадцати шагах от нее с лошади слезал второй наемник, Станис. Он, не веря своим глазам, уставился на тело шефа, а потом посмотрел на Ану.

– Что ты с ним сделала, демон?

Когда Ана попыталась встать на ноги, голова закружилась. В грязи, рядом с телом чернобородого, валялся его кинжал. Но вряд ли ей хватит сил подобрать его.

– Беги, иначе тебя я тоже убью.

Дождь практически заглушил ее голос.

Станис схватился за рукоять своего клинка. В его глазах был вызов, он сделал шаг вперед. И еще один. И еще.

Он пробовал почву, выяснял, как близко успеет подобраться, прежде чем Ана использует силу родства, если она, в принципе, сможет это сделать.

Ана стояла, и ноги ее дрожали. Когда она попыталась призвать силу родства, мир накренился. Пожалуйста. Раньше она ненавидела свою силу, саму мысль о возможности применить ее… но теперь она была ей необходима. Больше ничего не могло заслонить ее от лезвия кинжала Станиса.

Голова раскалывалась от боли. Ана упала на колени. Она подняла глаза, чтобы посмотреть на Станиса, и поняла, что ее возможности достигли предела. С таким же успехом можно было пытаться поймать за хвост порыв ветра.

Нет, подумала Ана. Ее била дрожь, а в голове болью отзывался каждый шаг наступающего наемника.

Над ней нависла тень Станиса, она видела мех на его сапогах, изгиб лезвия его чернокаменного клинка, омываемого дождем. Руки тряслись. Неужели так все и закончится?

Росчерк блестящего металла разрезал воздух. Небо пронзила молния, подсвечивая его… и подкрадывавшуюся сзади тень.

Станис устремил клинок вниз.

И наткнулся на меч. Пронзительный лязг прозвенел в ночи. Боевой клич.

– Уходи! – проорал Рамсон. Собрав жалкие остатки сил, Ана перекатилась на бок, и Рамсон тут же поставил ногу на то место, где она лежала.

Она подняла голову и смотрела, как Рамсон Острослов, корыстный и эгоистичный мерзавец, собирался драться, чтобы спасти их жизни.

13

Наемник шел в наступление, размахивая парными клинками, демонически блестевшими за пеленой проливного дождя. Рамсон энергично отражал атаку. Крякнув, он едва увернулся от лезвия второго клинка. Обернувшись вокруг своей оси, Рамсон резко нанес удар. Острие его меча описало в воздухе изящную арку – но не достало до наемника.

Его противник снова занес грозные парные лезвия. Звякнул металл – Рамсон остановил один клинок в полете. Второй оставил глубокий порез на его предплечье.

Сморщившись от боли, Рамсон сплюнул в сторону и начал отступать, стараясь не позволить наемнику приблизиться к ведьме. Из раны текла кровь, смешиваясь с дождевой водой. «Вот дерьмо», – подумал он, покрепче хватаясь за влажную рукоять меча и мотая головой, пытаясь избавиться от головокружения, которое он все еще испытывал после удара Игоря. Черт. Его враг был выше и сильнее.

А сам Рамсон с трудом мог двигаться. «Думай», – в отчаянье приказал он себе. Нужно было выиграть время. Противник сделал выпад. Рамсон занес меч и ударил в ответ, перехватывая парные клинки у земли. Раздался лязг. Рамсон развернул лезвие своего меча вертикально – прием, который он перенял от своего учителя по фехтованию, – и два клинка скрестились друг с другом. Охотник за головами посмотрел на него исподлобья и оскалился.

– Небольшое напоминание, – прокричал Рамсон поверх схлестнутых мечей. – Думаю, лорд Керлан хочет, чтобы меня доставили целым и невредимым.

– Я доставлю тебя целым, – прорычал наемник. – Сначала я тебя порублю, а потом соберу по кускам и сошью.

Это подтверждало догадку Рамсона о том, что Керлан объявил на него охоту. И все-таки он готов был поклясться жизнью, что преступный лорд хотел заполучить его живьем. Если Керлан принимал решение кого-то убить, несчастный просыпался от прикосновения кинжала к шее. Глотку ему перерезали, прежде чем он успевал закричать.

Во всяком случае, так бывало с большинством его врагов. Но Рамсон был заместителем Керлана не из-за своих выразительных глаз.

Пока Керлану он нужен живым, у него был козырь в рукаве.

Со стоном Рамсон развернул и высвободил оружие, затем описал вокруг себя полный круг, создавая возможность отступить на несколько шагов назад.

– Не стоит так убиваться из-за смерти твоего товарища. Теперь ты сможешь забрать себе все вознаграждение.

– Мне на него плевать с высокой колокольни, – наемник поднял клинок, нацеливаясь чуть выше плеч Рамсона. – Сначала я разберусь с тобой, а потом устрою этой ведьме ад на земле, прежде чем убью ее.

Кровь в жилах Рамсона сковало льдом. Он понял, что за человек этот наемник – головорез, который в этой жизни не знал ничего, кроме насилия. Для Рамсона насилие было способом положить чему-то конец. Для этого человека насилие не имело конца.

Ты можешь бежать, подначивал внутренний голос. Оставь ему девчонку и уноси ноги.

Он убьет ее. В лучшем случае.

Какая тебе разница, настаивал голос. Ты уже проявлял неравнодушие однажды. И все погибли.

Логика подсказывала, что побег был наилучшим вариантом, что наемник был выше и сильнее и шансы на победу Рамсона ничтожно малы.

Но что-то более весомое, чем логика, и более убедительное, чем расчет, пульсировало в венах, когда Рамсон наводил острие меча на наемника. Он уперся пятками в землю.

– Она моя, – угрожающе сказал Рамсон. – И я не умею делиться.

Рыча, его враг ринулся вперед. Рамсон отскочил, уклоняясь от взмахов парных клинков, как от ударов кнута. Наклон, разворот, защита – движения ловкие и быстрые, будто он танцует смертельный танец. Рамсон вспоминал уроки фехтования из детства, и ему казалось, что он перенесся во времени и пространстве. Туда, где они с учителем вели поединок под покровом голубого бергонского неба.

Быстрый, как речка, сильный, как море.

Это был еще один урок, еще один танец.

Рамсон отпрыгнул, спасаясь от резкого удара клинков, такого стремительного, что вместо лезвий был виден лишь серебристо-серый росчерк под дождем. Выпад за выпадом – наемник пытался вымотать его, его атаки становились быстрее и сильнее. Рамсон отступал. Лицо, глотка, грудь, ноги – назад шаг за шагом, под звон лезвий, перерастающий в крещендо.

Рамсон сделал ложный выпад влево; его противник последовал за ним. Рамсон нанес рубящий удар справа; его противник уклонился. Понемногу стала проявляться усталость. Тело Рамсона болело. Если так пойдет дальше, ему придется поплатиться за свою слабость.

Наемник занес клинки за голову и обрушил их вниз – Рамсон отскочил, но почувствовал, как металлическое жало чиркануло по груди. Одежда стала теплой от крови. Он едва успел поднять голову, как получил кулаком в лицо.

Сильная боль сковала челюсть. В глазах замелькали темные пятна, а горизонт поплыл. Рамсон упал спиной в холодную мокрую грязь.

Пытаясь вдохнуть, он перекатился на бок и потянулся за мечом.

Из-за пелены дождя проступила темная фигура. Наемник кинулся на него, нанося один, два, три яростных удара в живот. Рамсон отбивался. Его глаза застилали вспышки взрывающихся звезд.

Блеск металла. Склонившийся над Рамсоном противник занес клинок.

Рамсон перехватил удар. Мышцы рук скрутило от боли, ноги были ватными, а голова кружилась от недостатка кислорода.

Лицо наемника исказила жестокая улыбка. Он всем весом навалился на клинок, стальное острие угрожающе сияло. Наемник собирался проткнуть сердце Рамсона, медленно погружая в него лезвие.

Я умру.

Кончик клинка впился в грудь, полилась кровь. Из горла Рамсона вырвался сдавленный крик, когда наемник со всей силой в последний раз надавил на клинок.

И вдруг Рамсон перестал чувствовать давление на грудь и руки. Голова наемника резко откинулась назад, обнажая горло. Несколько секунд он оставался неподвижен – контуры его фигуры резко выделялись на фоне дождя, как будто невидимая сила удерживала его. А затем он повалился в грязь.

Рамсон с трудом привстал и начал отползать. Наемник тоже поднимался.

Но внимание Рамсона было приковано к едва видневшемуся за стеной дождя силуэту, находящемуся в десяти шагах за спиной охотника за головами.

Ведьма стояла на четвереньках, а радужная оболочка ее глаз горела багрянцем, который стал тускнеть, когда она отвела взгляд от наемника. Из ее носа и рта капала кровь. На секунду они с Рамсоном встретились взглядами, а потом ведьма упала без сознания.

Рамсон слышал об аффинитах, выходящих за пределы своей силы. Аффиниты черпали энергию из собственного тела, и перенапряжение могло привести к потере сознания или, в редких случаях, к смерти.

Разглядывая неподвижную фигуру ведьмы, Рамсон задавался вопросом, не умерла ли она и что он будет делать, если это так. Она была его ценным вкладом, и ее смерть стала бы огромной потерей… но что-то еще не давало ему покоя.

Она спасла его. Снова. Во второй раз он был обязан ей жизнью.

Давным-давно его отец – подонок, который называл себя его отцом, – объяснял ему, что значит быть обязанным жизнью, что такое честь и отвага. Рамсон заставил себя стереть воспоминания об этом человеке. Но сегодня, под проливным дождем, из-под земли восстали призраки и нашептали ему слова отца.

Вспыхнула молния и осветила возвышающегося в полный рост наемника. Его оружие влажно мерцало, когда он поворачивался к скорченному телу Аны.

У Рамсона кружилась голова. Почва под ногами расплывалась.

Шевелись. Рамсон вонзил пальцы в грязь в попытке заставить мышцы слушаться. Что-то грубое и твердое воткнулось в его ладонь. Он поднял руку. В грязной воде лежала толстая веревка. Некоторое время назад он с легкостью выпутался из нее, пока наемники были заняты Аной.

Рамсон схватил веревку, внушительную, как якорный канат корабля.

И вдруг его посетило вдохновение.

Он был слаб и вымотан, не обладал преимуществом перед наемником в схватке на мечах. Но кое-что Рамсон все-таки мог ему противопоставить.

Прежде чем стать кирилийским подпольным лордом, Рамсон был матросом. Входил в элиту брегонских военно-морских сил.

Он встал, подхватил меч и растянул кусок веревки меж ладоней. За несколько секунд его руки завязали узел и свернули конец веревки в петлю, в которую могла пролезть человеческая голова. Быстрый, как речка, подумал он.

Дождь еще больше усилился, и ничего не было видно на расстоянии десяти шагов. Оглушительный шум воды заглушал любые звуки. Рамсон снова оказался на корабле, в эпицентре шторма, со сломанным компасом и стоящим бок о бок с ним мальчишкой с пронзительным голосом.

Рамсон крепче сжал в руках аркан, его мышцы напряглись, как перед прыжком.

– Эй, лошадиная морда! – крикнул он. – Будь мужчиной и выбери кого-нибудь из своей весовой категории!

Наемник повернулся. Его уродливое лицо сморщилось, а ладони сжали рукояти клинков.

– Я тебя пополам сломаю, как ветку, – прорычал он и помчался на Рамсона.

Острослов бросился назад, одновременно взмахнув веревкой и накинув ее на голову противника. Движение было отработанным и отточенным. В далекой прошлой жизни Рамсону не раз приходилось его применять на практике.

Веревка обхватила цель. Как живая, она обвилась вокруг шеи наемника.

Рамсон отклонился назад и резко со всей силы потянул. Наемник потерял равновесие и, запутавшись в собственных ногах, упал на землю. Он хватался пальцами за удушающую петлю, пытаясь ее ослабить.

Рамсон подскочил к нему, крепко сжимая в руке скользкую рукоять кинжала. Он пронзил им кожу, затем сухожилия, затем плоть врага, а потом потянул кинжал вверх, вспарывая тело.

Наемник дернулся, но после нескольких конвульсий перестал сопротивляться и обмяк. Кровь хлестала, образуя лужу вокруг.

Рамсон упал на колени. Дождь все лил, смывая кровь с его рук. Он сделал глубокий вдох, пытаясь утихомирить бешеный стук сердца и дрожь в теле.

Он поступил безрассудно и чуть не погиб. Возможно, в тюрьме он размяк и расслабился. Но подобного больше нельзя допустить, потому что в следующий раз ведьмы рядом может не оказаться, и никто его не спасет.

Рамсон замерз, промок, был ранен. Он с легкостью прямо сейчас отдал бы половину своих златников за мягкую кровать, теплый очаг и бутылку брегонского бренди. Но нужно было уходить – быстро. Существовала вероятность, что неподалеку были и другие наемники.

Со стоном он встал на ноги.

Ведьма неподвижно лежала у дерева, но Рамсон смотрел не на нее. Он остановился у тела первого наемника. У того был раскрыт рот – его лицо замерло в безмолвном крике, а кожа была подозрительно бледной, словно в ней не осталось ни кровинки.

И с тошнотворным ужасом Рамсон осознал, что так оно и было на самом деле. Собиравшаяся вокруг тела дождевая вода окрашивалась в красный – почва была пропитана кровью.

Как-то раз Рамсон слышал историю: десять лет назад одна аффинитка устроила жестокую охоту. Изуродованные тела, напоминавшие гротескные скульптуры. Застывшее выражение ужаса на лицах жертв. Ни единой раны. И кровь, реки крови…

Ее нарекли Кровавая ведьма Сальскова. Теперь этой истории было уже лет десять, виновница происшествия исчезла, и с тех пор о ней ничего не было слышно. Кто-то считал это знаком, что аффиниты становились более могущественными, что эти сотворенные демонами монстры были наделены темными силами.

Рамсон считал подобные разговоры бредом сумасшедшего. Но тем не менее он хотел бы найти эту могучую аффинитку – героиню легенды.

Он и не предполагал, что когда-нибудь она сама его найдет.

Кашель отвлек его от своих мыслей. Рамсон поспешно подошел к ведьме. Из носа у нее лилась кровь. Она дрожала, но была в сознании.

– Ты в порядке?

Он дотронулся до ее щеки – кожа была холоднее, чем лед. Во второй раз с момента их первой встречи он присмотрелся к ней: скользнул взглядом по изящным скулам, овалу лица, напоминающему сердце, острому подбородку, благодаря которому она напоминала прекрасного дикого зверя. Она была юной, слишком юной, чтобы быть Кровавой ведьмой Сальскова. Но, наклонившись, он приподнял ее голову и увидел блекнувший красный оттенок ее глаз.

Что-то снова шевельнулось в его памяти: ее лицо казалось ему знакомым. Как будто он видел его мельком на портрете много лет назад, и оно произвело на него глубокое впечатление. Но это было невозможно.

Рамсон опустил руки.

– Как ты меня нашла?

– «Логово серого медведя». Бармен.

– Он сказал тебе?

Она кивнула. Рамсон выругался.

– Нам нужно идти. Он пошлет кого-нибудь за нами. Ты можешь встать?

Не было понятно, кивает она или отрицательно качает головой.

– У меня есть лошадь, – она едва могла говорить, но указала подбородком на растущие позади деревья. – Она там.

Лошади наемников разбежались, остался лишь один вариант – лошадь, которую украла Ана. Смиренно вздохнув, Рамсон отправился ее искать.

Поиски были нелегкой задачей: дождь смешался с мокрым снегом, ничего не было видно, а сапоги вязли в грязи. Когда Рамсон увидел бледные очертания лошади, он чуть не рассмеялся.

– Валькриф? – спросил он, вернувшись назад вместе с животным. – Игорь, наверное, проклинает всех богов, ведь ты забрала самое ценное живое существо во всей его таверне.

Ведьма все так же лежала, опершись на ствол дерева. Не дождавшись ее ответа, Рамсон бросил узду, опустился на колени и приподнял голову девушки за подбородок, чтобы посмотреть на нее.

– Ведьма? – едва слышно позвал он. – Ана?

Ее ресницы затрепетали. Рамсон снова выругался. Она была в полубессознательном состоянии, а это значительно осложняло задачу усадить ее на лошадь.