Текст книги "Шум ветра майского (сборник)"

Крылья

Однажды у меня начали расти крылья. Сначала я не понимал, что происходит: меж лопатками жгло, нестерпимый зуд не давал мне спать по ночам. Старый врач, к которому я обратился, взяв отгул на службе, долго рассматривал мою спину, а после нерешительно проговорил:

– Знаете, молодой человек, я осмелюсь предположить, что у вас растут крылья…

Остаток дня я как потерянный бродил по улице, раздумывая над его словами. Следующим утром до самого обеда не мог сосредоточиться ни на чем, кроме своих растущих крыльев. Я служу в одном крупном банке мелким клерком. Про банк этот вы, наверняка, слышали, про меня до появления крыльев – вряд ли. Я рассматриваю прошения о выдаче кредитов, «отсеиваю мусор» как называет это мой начальник. «Мусором» он считает все, что не способно принести выгоды банку – даже, если этот «мусор» чья-то чистая и благородная мечта. После обеда я заставил себя работать через силу. И так продолжалось каждый день: я с трудом вырывался из омута собственных мыслей, чтобы заняться делом – в противном случае, мой начальник с наслаждением изливал на зазевавшегося недотепу добрую порцию копившейся в нем злобы.

Но это было полбеды – настоящие трудности возникли, когда крылья начали становиться больше. Мне было трудно контролировать их поначалу – они разворачивались, задевали предметы и прохожих. Мой рабочий уголок казался мне неумолимо тесным. Мне пришлось проделать дыры в пиджаках, рубашках и пальто. Стало невозможным спать на спине. А в транспорте я то и дело слышал недовольства в свой адрес: «Эй, любезный, уберите-ка крылья!», а бывало, и грубости: «Вы гляньте, сколько уродов развелось!» – «И не говорите! Вымирание нации» – «А ведь все идет из семьи! Конечно, из семьи!». Ну а самым странным было то, что и внутри у меня начали происходить изменения. Я стал замечать происходящее вокруг себя и не мог оставаться спокойным к несправедливости. Разгонял мальчишек, если те ломали ветки у деревьев, останавливал людей, швыряющих мусор на землю, делал замечание тем, кто был непочтителен с дамами или стариками. Несколько раз мои попытки сделать этот мир лучше заканчивались дракой. Я начал избегать людей – приезжал на работу засветло, первым трамваем и засиживался допоздна. А по выходным вообще перестал ходить на улицу. Лишь дома я чувствовал относительное спокойствие. Я убрал в чулан все лишнее, что мешало мне передвигаться свободно по моей крохотной квартирке, и мог ходить вовсе без рубашки и расправлять свои несчастные затекшие крылья. Несколько раз я даже пробовал взмахнуть ими, но это занятие пугало меня. Я читал лежа на полу и даже рисовал немного, вспомнив, что когда-то хотел быть художником, но из благоразумия пошел учиться ненавистному ныне банковскому делу. Но родной дом не мог долго оставаться моей крепостью. И однажды стены ее порушились. А началось все с банки варенья.

К нам пришла одна пожилая дама. Она терпеливо дождалась своей очереди, а когда подсела ко мне, сказала торжественно и тихо:

– Попробуйте, – она поставила передо мной на стол банку варенья и протянула ложку, – попробуй-попробуйте!

Мое удивление сменилось добродушным смехом.

– Да уж, – сказал я, – это что-то новенькое.

Я открутил крышку: поддавшись, она издала легкий щелчок. Принял ложку, зачерпнул ею немного сверху и послушно отправил угощение в рот. До сих пор ощущаю я его вкус на кончике языка и в уголках губ. Никогда в жизни не пробовал я варенья вкуснее. Я зажмурил глаза и, не сдержавшись, блаженно промычал. На моем столе стояла кружка с недопитым чаем – я запил им лакомство.

– Это удивительно, – сказал я, – это… это, – все пытался я подобрать подходящие слова.

– О, не нужно похвал – я получаю их в избытке от почитателей моих способностей, – кокетливо отмахнулась она. – Давайте перейдем прямо к делу.

– Что ж, перейдем, – согласился я.

Мне понравилась эта добрая, бойкая старушка в ее аккуратном нарядном платье с взбитыми по последней моде локонами. Было видно, что она, несмотря на возраст, следит за собой и что к этой встрече тщательно готовилась.

– Я хочу провести благотворительную кампанию.

– Вот как? – удивился я.

– Видите ли, – пояснила она. – Я живу в пригороде. Славный край: очень чисто, а какая природа! Так вот, есть там у нас замечательная школа для необычных ребятишек. Для тех, кому трудно посещать обыкновенные школы, вы ведь понимаете, о чем я говорю?

Я хорошо понимал, о чем она говорит.

– Территория у школы большая: есть свой сад, и цветник, и спортивная площадка. К нам даже привозят детишек из соседних сел и деревушек – мы ведь такие одни во всей округе. А недавно мы узнали, что школу эту хотят закрывать, а здание и вовсе сносить! Якобы какой-то богач купил этот кусок земли и будет строить на нем казино! Представляете, какое безобразие?! Я всех созвала на собрание, и мы сообща решили, что не позволим такому стрястись. Сложились деньгами, кто сколько смог, чтобы выкупить школу у новоявленного владельца, но этого оказалось мало. И тогда я предложила провести благотворительную кампанию! Ну, вы знаете – пригласить репортеров и хороших, щедрых людей и устроить ярмарку. Вы не думайте, мы не хотим побираться! На той ярмарке мы будем торговать, кто чем – поделками, пирогами, медом, я лично – вареньем. Как думаете, пойдет мое варенье на ура?

– Несомненно, пойдет! – отвечал я.

– А еще будут потехи и даже концерт! – расписывала она. – Да только тех денег, которые мы собрали, не хватает и на кампанию, столько всего нужно! Вот я и пришла просить кредит. Мы все подсчитали и уверены в том, что сможем окупиться и перед вами в долгу не останемся.

Мне захотелось отдать ей все свои сбережения, бросить работу и самому ходить по банкам, конторам и фондам, прося денег, поехать в ее пригород и работать там с утра до ночи, чтобы устроить ярмарку и концерт. Нацепить шутовской колпак, если потребуется, и участвовать в потехах, лишь бы только помочь. Так и нужно было поступить мне, так и нужно было. Я понимал, что никто не даст ей кредита, по крайней мере, в нашем банке. Но я все же подписал ее прошение. Я проводил ее до дверей, как королеву, как лучшего из клиентов – хотя те, кого у нас называли «лучшими» не годились ей и в подметки. Она долго и горячо пожимала мне руки, а затем ушла. Я смотрел ей вслед, и мне казалось, что за спиной у нее покоятся два белоснежных крыла.

Тем же днем, на плановом собрании, мой начальник при всех хлопнул о стол подписанное мною прошение.

– Что это такое? – спросил он одними губами.

– Это, – пояснил я, – человеческое благородство.

Но у него было на сей счет свое мнение.

– Это, – сказал он, – наивная чушь. Вероятно, вы забыли, для чего вы здесь.

– Вероятно, вы не правильно понимаете, для чего я здесь, – парировал я неожиданно для себя.

Отпора не ожидал никто, и на мгновение в кабинете повисла тишина. Затем мой начальник очнулся.

– Да как вы смеете? – прошипел он.

– Да как смеете вы?! – вскричал я.

Мои коллеги замерли. Я вскочил на ноги, опрокинув стул. Уперся кулаками о стол. Щеки мои пылали, в висках стучало. Крылья мои шумно развернулись во весь их размах.

– Вы! Помешавшийся на наживе шакал! Вы бы дали кредит и работорговцу, учуяв выгоду из его дела! Вы плюете на то светлое, и чистое, и доброе, что сумел сохранить в себе человек! Вы топчете чужие мечты!

Я замолчал, пытаясь перевести дыхание. Медленно сложил крылья. Ослабил галстук. Мне казалось, что это длилось вечность. Начальник смотрел на меня круглыми глазами, остальные прятали взгляды. Затем он проговорил негромко и задумчиво:

– Я вижу, больно широкие выросли у вас крылья. Пора бы их немного подрезать. Нето вы становитесь опасным для общества. Ничего, мы этим займемся. А пока, чтобы не тесниться в наших узких рядах с вашим размахом, пойдите-ка, прогуляйтесь. Да прихватите с собой пожитки.

Я вышел из его кабинета, хлопнув дверью. Взял лишь банку с остатками варенья и более ничего. Не помню, где я бродил до самого вечера и как добрался до дому. Вернувшись, повалился, измотанный, спать.

В ту же ночь за мной пришли. Они зашли, как к себе домой, отворив мою дверь ключами. Представьте себе – ключами! Не отмычкой, как разбойники, а ключами, как хозяева. Вероятно, у них имеются ключи от любого замка. Кажется, их было пятеро. Мой чуткий сон спас меня – я услышал скрип половицы и вскочил с постели. Чудом я выскользнул из их цепких лап и запрыгнул на подоконник. Окно было раскрыто, и от свободы меня отделял всего один шаг. Но я замешкался: ведь я так ни разу и не испытал своих крыльев.

– Уйдет! – послышалось из глубины комнаты приглушенное шипение.

– Кишка тонка, – раздалось откуда-то слева.

И в тот момент я решил, что лучше разобьюсь насмерть, чем попадусь тем, кто разговаривает на змеином языке. Я вывалился наружу одновременно с тем, как пять пар рук рванулись ко мне. Камнем летел я вниз, хотя на мгновение мне показалось, что это не закончится никогда, что я так и буду падать и падать, проваливаясь в бесконечность. Тело мое все сжалось, угадывая близость мостовой. Но у самой ее поверхности, повинуясь скорее какому-то инстинкту, крылья мои неожиданно расправились и безо всякого моего личного усилия совершили быстрый и мощный взмах. Они подняли меня вверх так легко и бережно, как поднимают дитя сильные руки матери. Так казалось мне в первые минуты моего полета – будто мы два разных существа. Всего в несколько приемов я достиг крыши и встал на ее карниз, чтобы хоть немного прийти в себя. Там, окинув взором ночной город, набрав полную грудь его воздуха, осознал я, что мы единое целое и что летать мне так же просто и естественно, как дышать. Я оттолкнулся ногами и взмыл в темное небо, растворяясь в нем полностью.

Уже точно и не помню, сколь долог был этот перелет. Я не представлял, куда именно лечу и для чего – просто двигался вперед. Разумеется, я делал это ночью. Под утро находил какой-нибудь заброшенный чердак, где отсыпался до вечера, а после продолжал свой путь. Преодолев городскую черту, я почувствовал некоторое облегчение: сельская местность нравилась мне куда больше. Но со временем исчезла из поля моего зрения и она, уступив место нехоженым тропкам и лесам. А однажды утром мне показалось море.

Я поселился здесь, у этой тихой, скрытой от людских глаз бухты. Неприступным полумесяцем опоясывают ее горы. Корабли не заходят в нее, опасаясь подводных камней. К самой воде спускается покатый холм, оставляя лишь узкую полоску песчаного берега. Холм порос луговыми травами и полевыми цветами, а по правому склону его сбегает к побережью роща. У подножья этого холма обнаружилась небольшая пещера, в которой можно укрыться от дождя и зноя. Я отыскал несколько фруктовых деревьев, плоды которых поддерживали во мне силы, пока я не научился ловить рыбу. Рыба долго оставалась основной моей пищей, пока я не осознал, что более не могу убивать живое для своего пропитания. Я полностью отказался от нее, когда мне удалось приручить пару диких коз – они дают вкуснейшее молоко – и мне этого вполне хватает.

Я могу летать здесь вволю, не стесняясь размаха своих крыльев, плавать в ласковых водах бухты и дремать средь душистых трав. На стенах своей пещеры я принялся выцарапывать рисунки. Я нашел в море обломок ракушки с острым краем и начал вырезать ею фигурки из сучков. Недавно я закончил шахматный набор и даже сделал доску из куска коры. Увы, мне не с кем сыграть в них. А ведь мне бы так хотелось разделить с кем-нибудь красоту моего убежища. С кем-нибудь, кому бы моя боль не казалась чуждой. Но у меня нет никого. Лишь мои крылья.

Иногда я задумываюсь о том, для чего они были даны мне. Каково мое предназначение? Порой мне думается, что вместо того, чтобы отсиживаться здесь изгнанником, я должен вернуться к людям, чтобы нести им свет и надежду и справедливость и, может быть, даже свободу? Но у меня нет сил на это и нет мужества. Быть может тот, кто взвалил на меня эту ношу, просчитался? Нет ответа. Я не знаю, как мне жить дальше и что делать. Я устал и хочу лишь одного – спокойствия.

…Порой вспоминается мне та пожилая дама с банкой варенья. Интересно, смогла ли она раздобыть денег на свою благотворительную кампанию?

Река

В маленькой деревушке, в доме у реки, жил человек. Был он не богат, но и не беден. Какими-то редкими знаниями не обладал, но умел вести свое нехитрое хозяйство. Река давала ему все необходимое: рыбу для еды и продажи и воду для купания и орошения урожая. В детстве мать ставила его колыбель на берегу, и река убаюкивала его мерным плеском своего течения. Но вот уже год, как не стало его престарелой матери, и человек засобирался в дальнюю дорогу: он давно уже хотел покинуть свой дом. Река навевала на него тоску и была ему не в радость. Все соседи собрались его провожать. Удаляясь от дома, человек даже не оглянулся на реку.

До большой дороги, что вела в город, подвез его дровосек. Дальше он пошел пешком, и путь этот был долог. Но ему повезло встретить добрых людей, которые и на ночлег его пустили и накормили, чем Бог послал.

Когда человек добрался, наконец, до города, он был таким уставшим, что земли под ногами не чувствовал. В городе было шумно, многолюдно и суетно. Его постоянно толкали, упрекая в том, что он мешается на пути. Он знал о том, что в городах существуют конторы, которые подыскивают работу желающим. Но не знал, где их искать. Он пытался расспросить прохожих, но никто не стал помогать ему. В какой-то момент он почувствовал близость воды: ветер донес до него прохладу и крики чаек. Он пошел в ту сторону, откуда доносился запах реки, и в скорости отыскал ее.

Это была городская река – не такая чистая и звонкая, как деревенская, но все же река! Опершись о парапет, человек, наконец, успокоился и задышал свободно. Он смог собраться с мыслями и подумать о том, что будет делать дальше. Под ногами у него зашуршала принесенная ветром листовка. Человек подобрал ее. На листовке было напечатано объявление о приеме на работу. Сочтя это знаком, человек решил немедленно отправиться по указанному адресу. Он тихонько поблагодарил реку и поспешил разыскать работодателя. Удача улыбнулась ему в тот день, и он получил место разнорабочего на стройке. Удалось ему также найти себе и скромное жилье.

Прошло три года с тех пор, как приехал человек в город. Он работал много и добросовестно, быстро пошел на повышение и получал неплохое вознаграждение за свой труд. Он освоился на новом месте, но временами чувствовал себя неуютно в так и оставшемся для него чужим городе. В поисках душевного покоя приходил он к реке. У реки он встретил свою суженую. Чистота его помыслов, искренность и неиспорченность покорили ее раз и навсегда. Ведь она была городским жителем и успела разочароваться в людях. Вскоре они стали мужем и женой. И это был счастливый брак. Полный понимания, поддержки, тепла и любви. Но когда Бог послал супругам ребенка, обнаружилось, что молодая жена не на шутку больна и вряд ли сможет выносить плод. Седобородый доктор посоветовал покинуть шумный, загрязненный город и поселиться на лоне природы. Не раздумывая ни дня, человек объявил своей любимой, что они переезжают в его старый дом, что на берегу реки.

В деревне встретили их с радостью, хоть и корили человека за то, что он не прислал о себе ни одной весточки за столько времени. Принялись помогать молодым обживаться, кто чем мог. Скопленный небольшой капитал и умения, приобретенные на стройке, сгодились для восстановления и расширения обветшалого дома. На пару супруги быстро привели былое хозяйство в порядок. Хоть жена человека и ни чем подобным никогда не занималась, она быстро училась и постоянно спрашивала мужа: «Ах, почему же ты сразу не привез меня к этой красоте?» Болезненно бледная, она оживала на глазах: щеки ее покрылись нежным румянцем, мышцы окрепли, глаза заблестели, появился здоровый аппетит. Вскоре она научилась шитью, вязанию и вышивке. После обеда она сидела в кресле подле реки с каким-нибудь рукоделием и тихонько пела. Однажды он глянул на нее в один из таких моментов: сидит, мирная, довольная, живот заметно округлился, в руках нитка с иголкой, в волосах солнце, а рядом река, – и понял человек, что все, что нужно ему для абсолютного счастья, это только чтобы роды прошли благополучно. И тогда обратил он свое сердце и свои мысли к реке. Раскаялся он перед ней в том, что так долго и так сильно желал покинуть ее. И в том, что не навестил ни разу за годы, проведенные на чужбине. Просил он ее дать больше здоровья его любимой для того, чтобы смогла она явить свету их ребенка. Кто-то назвал бы человека язычником за то, что стал он молиться реке. Но Господь рассудил иначе, услыхав в словах его и в помыслах чистоту и искренность.

Просьбы человека были исполнены. Роды хоть и оказались тяжелые, но разрешились успешно. У супругов родился сын – красивый и здоровый. Теперь река убаюкивала его своими колыбельными и учила плаванию и ловле рыбы. Рос мальчик крепким и добрым и питал большую тягу к знаниям. Повзрослев, решил он ехать в город, чтобы продолжать там учебу и получить достойную профессию, ибо жизнь в деревне казалась ему скучной и бессмысленной. Не стал человек отговаривать сына, не торопился ставить в пример собственную историю, не стал навязывать свою истину.

Уехал парень. Блестяще учился он и успевал подрабатывать, чтобы не обременять родителей. О своих успехах регулярно сообщал он в письмах и даже отправлял посылки из города. А закончив учебу, неожиданно для всех вернулся он домой, да не один, а с невестой.

– Отец, – сказал он, – я понял наконец-то! Раньше я злился на вас с мамой за то, что вы вернулись в деревню, хоть и знал, что сделали вы это ради меня же самого. Мне было трудно начинать в городе, и я думал, если бы я родился там, не пришлось бы стартовать с нуля. Я учился усердно. Я изучал науку из тщеславия. Я мечтал сделать открытие – все равно какое – лишь бы его сочли чудом. Но однажды понял я, что величайшее на свете чудо – это появление на свет новой жизни. Я ехал междугородним поездом на ученое собрание. Я вез доклад, который, по моему мнению, должен был поразить моих коллег. В дороге у одной из пассажирок начались преждевременные роды. По всем вагонам стали искать врача. Я сидел и понимал, что ничем не могу помочь этой женщине, разве что обмахивать ее своим докладом – вот и все, на что мог сгодиться он, бестолковая кипа бумаги. А вот она, – он ласково обнял свою невесту за плечи, – спасла и роженицу и младенца. Она акушерка, отец. Я полюбил ее в первое же мгновение. Она рассказала, где обучалась своему делу. Я бросил науку. И выучился на акушера. И она помогала мне все это время. Отец, она мне как родная и сказала, что пойдет за мной на край мира. А я ответил, что повезу ее в центр мира – в мой родной дом у реки. Я понял, что мне не нужен большой город для того, чтобы делать что-либо замечательное. В городе много хороших родильных домов. А здесь с этим всегда было трудно. И я решил ехать туда, где смогу приносить пользу людям. Мы оба сможем! Ведь это ли не счастье – приносить счастье другим!

С гордостью и радостью слушал человек своего сына. Обнял он его и невестку свою и дал им родительское благословение. Сыграли они чудную свадьбу всей деревней, а после стали жить мирно и весело. А через несколько лет колыбели уже их детей стали выставлять на берег реки. И пела она им свои песни.

Отворяющий ключ

В то утро я, как обычно, прогуливалась по берегу моря и нашла его, отворяющий ключ. Тогда я, разумеется, и не подозревала, что этот ключ – отворяющий, да и вовсе не знала я, что такое «отворяющий ключ». Его вынесло приливом к моим ногам, и я подобрала его. Это был большой старый ключ с продетым сквозь его кольцо грубым шнурком, прочным на вид. Медь на бородке была заметно стерта – им явно пользовались часто. Долго простояла я, не сходя с места, разглядывая его, пока шумно набежавшая волна не окатила меня по колено. Будто очнувшись ото сна, поддавшись какому-то странному велению, повесила я ключ себе на шею и поспешила покинуть безлюдный пляж.

Подойдя к дому, я стала шарить по карманам в поисках ключей от входной двери, но не обнаружила их. Это было странно – я всегда следила за тем, чтобы не забывать ключей перед уходом или, чего доброго, не потерять их где-нибудь. Хозяйка дома, что сдавала мне комнату в нем, была женщиной, конечно, не злой, но на редкость сварливой – от одиночества, старости и болячек. Всего однажды «пришлось» ей отворять мне, когда я по случайности ушла на прогулку без ключей – уж чего я только не наслушалась! Все молодое поколение Вселенной обвинила она в безответственности и бескультурье. С тех пор старалась я не давать ей повода для скандалов – ведь, разругайся мы с ней, мне некуда будет пойти: во всем пригороде лишь она сдавала комнаты; целый дом я не могла себе позволить. Все это пронеслось в моей голове, пока искала я ключи – безуспешно. Приготовившись к нравоучениям, уже потянулась я к звонку, как вдруг вспомнила о висевшем на моей шее ключе. Уж и не знаю, о чем думала я, когда решила испытать его? Ведь очевидно же было, что он не вместится и в замочную скважину, не то, чтобы каким-то чудом подойдет к замку. Но все вокруг меня так и шептало: «Используй ключ!», и чудо произошло. Он вошел в отверстие легко, будто нож в масло, так же легко провернулся и, со щелчком, отворил входную дверь. Я так и застыла на пороге с ключом в руках, переводя взгляд с него на замок и обратно.

– Это ты там сквозняк устроила? – раздался из глубины зала скрипучий голос моей хозяйки. – Уснула что ли в дверях? Вот же послал Боженька жиличку!

– Простите, – вымолвила я, по привычке лишая слова всякого чувства, закрыла дверь и, взлетев по лестнице, быстро скрылась в своей комнате.

Там, присев на край кровати, стала думать я о случившемся. Я по-прежнему сжимала чудной ключ в руках и все никак не могла взять в толк, как такое могло произойти? Я встала и прошла к двери своей комнаты, чтобы испробовать ключ и на ней. Удалось. Я заперла ее и отворила. Сработал ключ и с дверью ванной комнаты. Далее в ход пошли все запираемые предметы: ящики стола и тумбочек, дверцы платяного шкафа и даже шкатулки.

– Вот так вещица! – воскликнула я восхищенно. – На все времена! На все случаи!

Я более не могла находиться в четырех стенах – мне хотелось испытать мой ключ на всем, на чем только можно. Конечно же, в доме, в присутствии хозяйки, я не могла этого сделать – да и вовсе не собиралась я рассказывать ей про мою находку. Я опустила шнурок за воротник и пулей вылетела из дома, даже не позаботившись отыскать настоящие ключи от входной двери. Я вскочила на велосипед и понеслась по проселочной дороге, куда глаза глядят, да так быстро, что ветер засвистел в моих волосах. Казалось, целый мир готовится лечь ко мне на ладонь.

Мысли так поглотили меня, что я совершенно перестала следить за дорогой и даже не заметила, как оказалась у дома одной пожилой дамы – моей знакомой.

– Здравствуй, милая! – окликнула она меня. – Торопишься?

– Доброго дня, – откликнулась я, резко затормозив. – Вовсе не тороплюсь, просто катаюсь.

– Тогда милости прошу ко мне на чай, – пригласила она.

Я с радостью согласилась – мне нравилась эта добрая старушка. Жаль, что она не сдавала комнат. Но это было совершенно невозможно – к ней часто приезжали из города ее уже выросшие дети и внуки, и в доме становилось тесно, весело и шумно. Нет, она не могла сдавать комнат. Но она довольно часто приглашала меня к себе на чай или даже на обед. Мы разговаривали обо всем на свете, она показывала мне свою вышивку и всегда давала с собой печенье в дорогу. Она усадила меня за стол и принялась хлопотать, что пчелка. Подав чай, она устроилась в своем любимом кресле напротив меня, и тут взгляд ее застыл на мне. Проследив его направление, я склонила голову – она смотрела на мой ключ: должно быть, он выбился из-под воротника во время езды на велосипеде.

– Моя милая, – проговорила она, – что это такое повесила ты на шнурок? Нынче так в моде?

Я рассказала обо всем, что приключилось со мной утром. Не могла не заметить я, как задрожали ее руки, подносящие к губам чашку, когда я заговорила о том, что ключ справился со всеми моими замками.

– Деточка моя хорошая! – прошептала она. – Ты понимаешь, в какой беде оказалась?

– Что? – недоумевала я. – Отчего же в беде?

– Оттого, что в руки тебе попал отворяющий ключ! – пояснила она.

– Отворяющий ключ? – переспросила я.

– Ключ, что способен открыть любой замок на свете. О! Давно я не видела его!

– Вам доводилось видеть его? – поинтересовалась я.

– К несчастью, доводилось. Я была тогда совсем девочкой. Он появился здесь же, у нас в пригороде, и завладел почтальоном. Ах, славный был парень, да только слабый духом. Много бед натворил он по прихоти этого ключа…

– Но, почему же бед? – не унималась я. – Ведь это крайне полезная штука! Можно выручать соседей, если те забыли ключи или потеряли их.

– Это обман, моя милая! – замотала головой рассказчица. – Он заставляет тебя думать так о себе. Он вынуждает тебя пользоваться им! А после начинает внушать тебе страшные мысли!

– Не понимаю, как он может что-либо внушать, ведь он же ключ! – отчаянно защищалась я.

– Вот что! – оборвала меня она. – Ты должна избавиться от него. Я не могу заставить тебя или отнять его – будет только хуже. Ты должна избавиться от него по собственно воле и будешь спасена. Я дам тебе время на решение. Но знай, если он подчинит себе твой разум, я буду вынуждена рассказать всем.

Домой я возвращалась сама не своя. В ту ночь спала я беспокойно. По пробуждении я решила, что виной тому странный разговор, что вела я с соседкою. Сейчас, конечно, понимаю я, что это было действие ключа. Снились мне ювелирные лавки и богатые пригородные дома, и черные ходы, и потайные двери. И некто звал пугающим шепотом отворить запертое.

Утром все валилось у меня из рук. Я была вымотана и рассеянна и передержала на огне омлет. Лишь только учуяв запах пригоревшего, моя хозяйка не замедлила явиться на кухню и сделать мне выговор. Она твердила о том, что современная молодежь не способна ровным счетом ни на что, о том, как ленивы и небрежны мы. Она бы говорила и говорила, если я не прервала бы ее.

– Ну, знаете что! – вскричала я. – С меня довольно! Вы злая и желчная старуха! Поселись у вас здесь ангел с нимбом над головой, вы и его станете порицать! Вот почему вы одна и никому не нужна – потому, что совершенно невозможно жить с вами под одной крышей!

Откуда взялась во мне эта злость, я и не могла представить. Она онемела от моих слов. Стояла и смотрела, как пригвожденная. А после проговорила быстро и сухо:

– Мне нужно уйти до вечера. Чтобы к моему возвращению вас и ваших пожитков здесь не было.

Она тихо вышла во двор и поплелась к калитке, пошатываясь.

– Ну и славно! – заорала я ей вслед. – Ни минуты не хочу оставаться в этой змеиной норе!

Я помчалась наверх к себе, перепрыгивая ступени. Влетела в свою комнату. Странные мысли завертелись у меня в голове. Я думала о том, что теперь, когда у меня есть отворяющий ключ, я прекрасно справлюсь с положением. «Все двери открыты передо мной сейчас», – сказала я себе. И тут мне на ум пришла страшная идея. Я решила, что прежде, чем покину этот дом, наврежу своей хозяйке. Я знала, что одна из комнат во втором этаже была закрыта на два замка – простой и подвесной. Мне всегда было интересно узнать, почему. Я направилась в конец коридора.

– Я покажу тебе, старая ведьма, – скрежетала я зубами. – Что ты прячешь там? Я выволоку это наружу и изорву в клочья, разобью на куски, сотру в порошок. Я заставлю тебя рыдать!

Справиться с замками не составило мне никакого труда. Когда дверь открылась, я оказалась в полумраке: окна в комнате были плотно занавешены. Спотыкаясь, я прошагала к ним и раздвинула тяжелые шторы. Дневной свет хлынул внутрь и залил собою пространство. Я огляделась. Сначала я подумала, что это просто склад для старых, ненужных вещей. Затем мне показалось, что я попала в настоящий музей. В комнате хранилось множество самых разных предметов: была здесь колыбель, полная игрушек, и кровать в виде корабля, письменный стол и книжный шкаф – полки его заполняли учебники, всевозможные награды, пластинки для граммофона, нотные альбомы и тетради. На крючках весели школьная форма, скрипка и коньки, на полу валялся футбольный мяч, к стене был прислонен старомодный велосипед. Над письменным столом висели фотографии в рамках. Снимки были развешены в хронологической последовательности. Я стала рассматривать их: на первых – красивая женщина с заметно округлившимся животом и обнимающий ее мужчина – счастливые; следующий ряд – они же с малышом. Малыш становится старше: вот он уже школьник, вот учится езде на велосипеде, а здесь играет в футбол, выступает на сцене со скрипкой, получает какой-то знак отличия. На последней фотографии последнего ряда он выпускник в мантии и шапочке: широкая, открытая улыбка, чистый, прямой и добрый взгляд – в уголке рамки черная лента.

Я задернула шторы, вышла из комнаты, заперла замки. И швырнула ключ о пол, что было силы. Я только что ворвалась в чужую жизнь, чужую тайну и чужое несчастье с помощью этого проклятого ключа. Более того, я сделала это намеренно с желанием причинить боль. Я подобрала ключ, спустилась вниз и вышла из дому. Последний раз воспользовалась я им – закрыла за собой дверь (своих ключей я так и не нашла). Оседлав велосипед, поехала я к своей знакомой. Я рассказала ей все, что случилось после вчерашней встречи с ней: и про свои сны, и про скандал с хозяйкой, и про запертую комнату.

– Слава Богу! – выдохнула она с облегчением. – Я молилась о том, чтобы ты справилась. Я верила в тебя, моя хорошая. В то, что ты сама захочешь избавиться от этого ужасного предмета!

– Как же мне сделать это? – спросила я. – Я хочу не просто выбросить его. Я хочу его уничтожить!

– К несчастью, этого сделать нельзя, – покачала она головой. – Мы пытались в свое время. Огонь его не берет, сталь не рубит, земля не хранит. Спрячешь его – и будешь в муках бороться с желанием снова заполучить его, потому, как будешь знать, где он хранится. Только вода способна скрыть его на время от людских рук.

– Но ведь рано или поздно он снова попадется кому-нибудь! – возразила я.

– Моя милая, – успокаивала меня она. – После того, что приключилось с тобой, я могу смело говорить о том, что даже самые злые предметы в добрых руках способны творить добро.

– Какое же добро сотворила я? – мне не было понятно.

– Ты еще не сотворила его, – улыбнулась она. – Но обязательно сотворишь. Для человека, в душу которого ты сумела заглянуть.