Текст книги "Повседневные психические расстройства. Самодиагностика и самопомощь"

Психоанализ

Психоанализ довольно нейтрально относится к ситуационным причинам депрессии и считает важным работать со всей жизненной историей человека в поисках ответа на вопрос «Почему депрессивные симптомы развиваются именно у меня и как это связано с моей личной историей?». Депрессию, развивающуюся в связи с острой ситуацией, аналитики считают естественной, причины ее – очевидными, и работают с ней как с горем. В других случаях психоанализ работает с глубокими пластами ранних переживаний и вытесненных чувств, которые могут быть удалены от настоящего момента, но являться притом сердцем происходящего с человеком нарушения.

У психоанализа огромный опыт в исследованиях детской депрессии и тех источников депрессивных состояний, которые лежат в детстве. Детские травмы развития исследуются в кабинете аналитика при помощи метода свободных ассоциаций: когда человек получает пространство для свободного говорения, не скованного никакими рамками, то его психика постепенно получает доступ к глубоко бессознательному материалу, который с помощью интерпретаций и вопросов аналитика выходит на поверхность и может наконец быть осознан и проговорен. То, что находит себе возможность словесного выражения, больше не нуждается в том, чтобы быть выраженным на другом уровне, например на уровне депрессии. Печаль и гнев, разочарование и фрустрация, обида и вина, о которых можно говорить, перестают быть заблокированными в психике, приобретают свою естественную динамику и постепенно освобождают человека от своего присутствия, позволяя ему думать новые мысли, испытывать новые чувства и принимать какие-то новые решения.

Аналитик постепенно помогает человеку создать уникальное ви́дение формирования собственной депрессии, которое всегда включает участие образов родителей.

Обычно для самого человека такое участие не просто неочевидно, а отрицаемо, поскольку корень депрессии как раз и составляет идеализация родительских фигур. Этот процесс тем устойчивее, чем более родители нуждаются в идеализации, потому что не являются достаточно хорошими. Растущая реалистичность в восприятии родителей и того, кем они были, когда человек был ребенком (внутренние образы родителей, с которыми мы взаимодействуем всю нашу жизнь, обычно строятся не на том, какими наши родители стали, а на том, кем они были и какими виделись нам в нашем детстве), взращивает и реалистичность в восприятии себя самого, мира, других окружающих людей.

Внимательность аналитика к любым острым переживаниям анализанта вне зависимости от того, как именно сам анализант к ним относится, позволяет постепенно исследовать те аффекты, которые в психике изолированы, и сам эффект изоляции аффекта. Одно из центральных переживаний депрессии – переживание пустоты – анализ воспринимает как изолирование какого-то чувства или каких-то чувств от осознания, и там, где было это чувство, возникает субъективное переживание пустоты и потери. Вернуть эти переживания и научить с ними справляться без изоляции – суть исцеляющей работы психоанализа. Зигмунд Фрейд, родоначальник метода, называл психоанализ лечением правдой: только узнав и пережив горькую правду о себе, человек получает возможность полноценной жизни.

У психоанализа есть несколько специфических инсайтов – догадок, которые сделаны психоаналитиками и которые проливают свет на детали и логику различных психических феноменов. В области анализа депрессии таким психоаналитическим инсайтом можно назвать феномен «мертвой матери», который в 1980 году выделил и изучил французский аналитик Андре Грин. Объектом его интереса стала не депрессия ребенка, а наступившая по самым разным причинам депрессия его матери. Грин указывает, что депрессивная мать сходна по своим проявлениям с умершей матерью по своей недоступности для эмоционального контакта и, в свою очередь, способствует развитию тяжелых депрессий у своего ребенка, поскольку с первых дней жизни дает ему опыт эмоциональной холодности и отчужденности.

Мать в депрессии не видит и не слышит свое дитя, поглощенная собственным горем, не может заботиться о нем физически, не дает ему достаточной обратной связи и в целом настолько не является достаточно хорошим объектом, что простой идеализации ее образа недостаточно. Ребенок, имеющий такую выраженно деструктивную мать, вынужден для сохранения привязанности идентифицировать себя с ней. То есть – если мне недоступна мать, то я стану как она, чтобы через это осуществлять свою потребность. Этот феномен можно понять, вспомнив собственную влюбленность в то время, когда объект этой влюбленности еще не ответил на чувства, или невзаимную любовь: в такое время хочется заниматься тем, что любит избранник, читать его книги, слушать его музыку – и таким образом как бы быть ближе к нему.

Ребенок, идентифицировавшийся с «мертвой» матерью, сам становится холодным и отчужденным по отношению к себе, сам себя не видит и не слышит, сам пренебрегает своими физическими потребностями и эмоциональной жизнью. Характер его складывается в векторе мазохизма и депрессивности. Скрытый характер материнской депрессии развивает интеллект и умение строить фантазии (для того, чтобы догадаться, что же с матерью не так, и облегчить ее состояние, требуются немалые интеллектуальные и творческие усилия), но эти способности не используются человеком на собственное благо, оставаясь как бы в залоге у страдающей матери. Самому человеку остаются переживания беспомощности, растерянности, отчаяния и пустоты.

Осознание такой динамики в отношениях с матерью, снятие изоляции с аффектов, работа с ошибочными убеждениями и развитие навыков по обращению внимания и заботы на самого себя способны принести замечательные результаты – притом что сама работа с детьми (в основном с дочерьми) «мертвых» матерей является сложной и долгой. Сеттинг (то есть внешние условия, необходимые для эффективности техники) психоанализа в любом случае предполагает длительное время: психоанализ – глубинно работающая техника, и среднее время психоаналитической терапии составляет несколько лет при встречах несколько (от двух) раз в неделю. Результаты психоанализа в лечении депрессии высоки: при успешном прохождении психоанализа (и если мы говорим не о психотической депрессии) депрессия не возвращается.

Гуманистическая психотерапия

Гуманистическая психотерапия – это общее название для группы методов, объединенных восприятием цельной и свободной человеческой личности как высшей ценности и сеттингом (от года-двух, одна встреча в неделю). К методам гуманистической терапии относятся гештальт-терапия, экзистенциальная терапия, клиент-центрированный подход.

Ее задачи при работе с депрессией сходны с теми, которые преследует психоаналитик, притом что фокус внимания гуманистически ориентированного терапевта больше нагружен в сфере феноменов «здесь и сейчас», в отличие от анализа, который отдает центральное место исследованию прошлого. Ошибочно будет утверждать, что психоаналитик говорит только о прошлом, а для гештальт-терапевта воспоминания совершенно не имеют значения, однако инструментарий, который является для этих техник основным, в случае психоанализа (свободные ассоциации, интерпретации, техническая нейтральность аналитика, анализ переноса) будет активно взаимодействовать с уже произошедшим, а в случае гуманиста (диалог, обратная связь, живой контакт) будет концентрироваться на происходящем в актуальном времени. Современные аналитики и гуманисты не противоречат, а дополняют друг друга, в полной мере пользуясь инсайтами и опытом другой стороны. Существует, например, TFP – авторский метод аналитика Отто Кернберга, «терапия, фокусированная на переносе». Она работает с теми же феноменами «здесь и сейчас», что и гуманисты. С другой стороны, реконструирование в гуманистической сессии (с помощью двух стульев, других людей, арт-терапевтических техник) взаимодействует с прошлым, как и психоанализ.

В терапии депрессии гуманистически ориентированный психотерапевт видит следующие задачи.

Проживание горевания, если в центре депрессии лежит потеря. Это та задача, которую ищущий помощи человек обычно не подразумевает, так как она предполагает не защиту от негативных чувств, а, напротив, столкновение с ними. Давняя или свежая потеря, осложненное или острое горе требуют того, чтобы чувства по этому поводу были прожиты, чтобы на это были потрачены время и силы. Никакие сделки вроде «я погорюю день, чтобы потом не горевать, потому что мне некогда» не сработают. Если с нами случилось плохое – мы должны отнестись к этому с уважением. Здоровый вариант проживания потери – это позволить себе стать другим человеком после того, что произошло, и никогда больше не вернуться в исходное состояние. В этом будет развитие. Попытки отсрочить, отменить или проигнорировать этот процесс будут только остановкой естественного течения вещей и станут причиной всех трудностей, которые при этом возникают.

Помощь в проживании горевания заключается в том, чтобы вскрыть все текущие процессы, познакомить человека с его собственными чувствами и поддержать его в процессе проживания. Эта поддержка может заключаться в легализации чувств и облегчении стыда (за гнев на умершего, например), в информировании, сочувствии или присутствии. Возвращая проживание горя к нормальному течению, терапевт не может избавить человека от горестных переживаний, но его живой отклик, его собственные переживания, его искренние реакции уменьшают одиночество страдающего и дают ему силы, необходимые для тяжелой и исцеляющей работы.

Работа с идеализациями и интроекциями, коррекция отношений с собой. Ментальные феномены, создающие и подпитывающие депрессию, могут быть скорректированы с помощью осознанности, принятия и конфронтации. Чем менее идеальными становятся фигуры вокруг нас, чем больше мы способны воспринимать своих близких амбивалентно, допуская по отношению к ним самые разные переживания, – тем менее мы депрессивны. Чем менее мы верны депрессогенным убеждениям, тем больше в нас жизненной силы и оптимизма. Чем более дружелюбный голос звучит внутри нас, тем больше мы способны справляться с любыми задачами, которые нам необходимо решить.

Хорошие и устойчивые отношения с терапевтом, сформированный рабочий альянс и привязанность постепенно делают терапевта, с его мыслями, поведением и эмоциональными реакциями, одной из внутренних фигур, на которые человек ориентируется в процессе жизни. Эта фигура способна дать новый эмоциональный опыт принятия и поддержки. Для характерологически депрессивного именно этот процесс может оказаться ключевым и существенно повысить качество жизни.

За два года работы Светланы с терапевтом они множество раз проходят один и тот же цикл: Света приносит на встречу жалобу на саму себя или подозрение в своей неадекватности, а терапевта удивляет ее позиция, и он выдвигает какую-то свою версию происходящего, в которой Света выглядит лучше, чем ей самой кажется. Когда она жалуется на свои вспышки гнева – он расспрашивает о причинах и обнаруживает, что ее партнер делает много раздражающего. Когда она стыдится своих перееданий – терапевт задает вопросы о стрессе и сочувствует ее напряжению, которое требует простой разрядки. Когда Света подозревает себя в неумении строить привязанность – обращает внимание на их отношения, устойчивые и честные, в которых Света приложила не меньше усилий, чем ее терапевт, для того чтобы они были хорошими. Постепенно Света и сама начинает замечать в себе что-то хорошее. Ее идеализация других ослабевает, скрытая депрессия смягчается, она чувствует себя спокойнее и увереннее в себе.

Работа с подавленным гневом и остановленными внутри психики процессами. Депрессивному идет на пользу любое движение изнутри вовне, это снижает напряжение, вероятность бессознательного отыгрывания, улучшает отношения, ставшие источником депрессивных состояний (или приближает окончание токсичных отношений). Терапевт помогает человеку в депрессии злиться вовне, плакать вовне, чувствовать обиду на кого-то, кроме себя, вслух жаловаться, словами просить поддержки, страдать, плакать или стонать от боли так, чтобы это было слышно другому. Это трудная работа для того, кто привык жить внутри себя, она требует много времени и сил. Хрустальный кокон депрессии – это известная метафора депрессивного состояния, описывающая внешнее благополучие при внутреннем страдании, красоту, построенную вокруг внутренней беды, изоляцию от людей в ощущении своей вины и бесправия. Этот феномен опасен: во-первых, притворяться благополучным, страдая, – это антитерапевтично, а во-вторых, чем серьезнее эта замкнутость на внутреннем мире – тем выше суицидальные риски.

Реконструкция личной истории и интеграция опыта и отвергнутых чувств, желаний и частей. Депрессивная позиция – это не унылый взгляд на мир, а склонность отвергать собственные негативные чувства, подавлять желания, которые кажутся неправильными, отказываться от естественных для себя проявлений из соображений социального соответствия или избегания вины. Понимание своих причин для таких внутренних действий помогает получить больше свободы там, где эти действия являются автоматическими.

Чтобы вернуть себе что-то отвергнутое, нужно сначала его заметить, потом признать, потом научиться пользоваться. Терапевт обращает внимание на те проявления человека, которые для него самого остаются неочевидными, – на агрессию, например, или на высокую сексуальную энергию, или на свойственную ему интроверсию при обычной роли души компании. Такие знания о себе обычно вызывают воспоминания о времени, когда эти качества проявлялись больше, и о событиях, в которых человек научился их сдерживать. Осмысление такого опыта и признание за своими чувствами, потребностями и качествами права существовать облегчает глубокую депрессивную динамику, возвращает в жизнь энергию и переживание удовольствия и счастья.

Вера по своей природе – «улитка на склоне». Эта известная метафора создана в японском хокку: «Улитка, / Ползи не спеша / По склону Фудзи» – и описывает для Веры медленный ритм жизни, созерцательность, рефлексивность ее существования и то, что именно такой стиль приводит ее к результатам. Когда у нее появляются двое детей – она оказывается отлучена от своей природы: у нее больше нет возможности просто смотреть на горы, просто размышлять, долго гулять, ожидая, когда внутри нее созреет что-то новое. Она думает, что тяготится своим материнством, упрекает себя в постоянном напряжении, хотя должна была бы быть полна радости и неги. Муж поддерживает эти упреки – его жизнь как раз не очень меняется с рождением дочерей, он продолжает заниматься боевыми искусствами и медитацией, часто уезжает в командировки. Вера раньше была ему спутницей в этих процессах, но сейчас у нее другие задачи. Отказывая себе в жалобах и претензиях на помощь – от мужа, мамы, няни, любых других окружающих людей, Вера сначала медленно, а потом быстро погружается в депрессию, которая сразу отступает, стоит ей осознать эти принципиальные для своей природы вещи и начать находить для них место. Ей лучше, когда она целый час рассматривает траву или читает по вечерам не «Колобка» детям (и не Кьеркегора мужу), а «Ведьмака» себе. Лучше, когда она позволяет себе целый день профантазировать и не сделать ничего полезного. Депрессия отступает, когда она слышит свою природу и позволяет себе быть такой, какая она есть.

Поддержка в осуществлении внешних изменений, поиск ресурсов, увеличение в ориентации в текущей ситуации. Это очевидная задача, касающаяся поддержки позитивных изменений в жизни человека и в создании им базово более подходящей для себя среды.

Когнитивная психотерапия

Мощным толчком для развития инструментов когнитивно-поведенческой психотерапии (или бихевиоральной психотерапии) послужила американская страховая система, которая предложила людям бесплатную, но короткую и ориентированную на измеримые результаты терапию. Эти два пункта являются несомненными достоинствами КПТ: ее результаты ощутимы и измеримы, и она занимает ограниченное и предсказуемое время. У такой терапии мало инструментов для работы с переживаниями, поскольку их иррациональная область контролю и измерению поддается плохо, но замечательный опыт в коррекции мышления и поведения. В области депрессии у КПТ хорошие результаты в коррекции легкой степени реактивной депрессии и в профилактике рецидивов. Также есть наблюдения о том, что использование методов КПТ в более сложных случаях депрессивного расстройства помогает облегчить тяжесть течения заболевания и поднять человека на более высокий уровень функционирования. В современной психотерапии элементы обучающего арсенала когнитивной терапии используются в качестве вспомогательного средства специалистом любого подхода.

Когнитивная терапия депрессии строится вокруг «депрессивной триады»: негативных мыслей о себе, негативных мыслей о ситуации, негативных мыслей о собственном будущем. С помощью самонаблюдений, дневников чувств, упражнений, нацеленных на осознание собственных мыслей и установок, человек знакомится со своими когнициями и корректирует их. Депрессивные мысли «нет смысла вставать с кровати, у меня нет будущего» меняются на «во мне говорит депрессия. Такие мысли не принесут мне пользы. Я могу просто начать заниматься тем, что я запланировал».

Обучение таким механизмам занимает 5–10–20 встреч и предполагает активное участие самого человека. Навыки, которые формируются при прохождении когнитивной терапии, полезны в самых разных контекстах. По большому счету, когнитивно-поведенческая психотерапия учит осознанности и психогигиене в области когниций. Эта работа составляет заметную часть самопомощи и может в дальнейшем осуществляться без участия терапевта.

Вне зависимости от выбранного метода, терапия депрессии может быть хорошей или плохой. Плохая терапия депрессии – это такая работа, которая будет способствовать не улучшению, а усугублению состояния. Элементами, способными принести вред при терапии депрессии, будут:

● насаждение позитивного мышления в противовес работе по осознанию истинного внутреннего устройства. Позитивное мышление, то есть контролирование своих мыслей с тем, чтобы они всегда были положительными (с помощью так называемых аффирмаций, медитаций, визуализаций и т. д.), является методом магического, а не научного воздействия. Страдающий депрессией либо потерпит неудачу в попытках заставить себя видеть в происходящем что-то хорошее (что усугубит его переживание вины и никчемности), либо подпитает и ускорит возникновение маниакального эпизода;

● насаждение идеи единоличной ответственности. У депрессивного специфические трудности с ответственностью: он ощущает себя чрезмерно виноватым, его понимание ответственности неадекватно действительности в области преувеличения. Антидепрессивной работой будет снижение этого напряжения и помощь в более адекватном восприятии мира. Идеи в стиле «человек сам отвечает за свою жизнь», «своими мыслями мы создаем внешние ситуации», «раз это происходит с тобой – значит, ты это создаешь», «ты же сам выбрал обидеться» напряжение усиливают. Для депрессивного более терапевтичными будут идеи «ты не бог, чтобы за все отвечать», «ты там был не один», «я тоже так делаю». Идеальная, грандиозная ответственность способствует не росту и развитию, а замиранию и депрессии;

● сопротивление терапевта медикаментозной помощи. Отсутствие поддержки в вопросах приема медикаментов обедняет терапию в значимом для человека направлении приема антидепрессантов. Малая информированность терапевта или наличие у него наивных, неверных или несовременных представлений о работе психоактивных препаратов может нанести серьезный вред страдающему депрессией, который не получит своевременной помощи и вынужден будет иметь дело с тем, что его депрессия продолжается, несмотря на все его усилия;

● игнорирование специфической антидепрессивной работы и сосредоточение на элементах внешнего неблагополучия. Налаживание жизни является важной составляющей работы, но ее одной недостаточно (и она невозможна для человека, находящегося в депрессии). Попытки помочь найти работу или партнера, настаивание на том, чтобы человек использовал приложения для знакомств, ходил на свидания, рассылал резюме или предпринимал попытки зачать ребенка, в принципе не являются признаком хорошей терапии, а в случае депрессии уводят внимание от истинной проблемы и создают опыт неуспешности, подпитывая вину;

● ригидные запреты или инфантильная вседозволенность в интервенциях терапевта. Первое будет иметь депрессогенный эффект сразу («Не злись», «Прости», «Прими», «Ты должен быть благодарным»), второе – потом, когда человек столкнется с последствиями своего инфантильного поведения и неизбежным чувством вины («Если тебе не нравится – пошли их всех», «Иди вместо работы на дискотеку», «Потрать все деньги, потому что тебе нужно научиться отпускать»). Терапевтическая помощь заключается в контейнированном, экологичном высвобождении аффектов, а не в игре на стороне детской или родительской позиций.

Самопомощь

Основной самопомощью при депрессиях будет, конечно, самоподдержка при обращении за помощью профессиональной. Однако и вне рамок терапевтической или фармацевтической работы человек может способствовать либо облегчению своего состояния, либо его продолжению и усугублению. Депрессия – результат специфического сочетания внешних и внутренних факторов, и потому самопомощь также строится в этих двух направлениях.

Внешнюю жизнь на время депрессии стоит реорганизовать, она должна стать адекватной низкому уровню энергии. Правильным будет снижение рабочей и социальной активности, снижение внутренних требований к своим планам, срокам и результатам.

Астенично депрессивному стоит сосредоточиться на экономии своих сил, тревожно депрессивному – на минимизации волнений. Фактически это означает отказ от энергозатратных, требующих напряжения мероприятий, будь то публичное выступление, собеседование при трудоустройстве в новую компанию или чей-то масштабный день рождения. Конечно, жизнь не останавливается в ожидании, когда депрессивный поправится, но рассчитывать на собственную стойкость в выполнении задач, которые и в норме вызывают усталость и стресс, самонадеянно. Депрессия объективно ограничивает способности, объективно снижает жизненные силы.

Во время депрессии стоит уделять особое внимание простым способам сбережения и восстановления энергии, которыми являются еда, вода и сон. Человек должен достаточно есть, достаточно пить и достаточно спать. На первой-второй неделе приема антидепрессантов человек может обнаружить, что много спит и это единственное, чего ему хочется, и встревожиться, поскольку никто не отменял его необходимости выполнять хотя бы минимальные задачи по зарабатыванию денег и коммуникациям. Однако, как было сказано выше, такой эффект является нормальной реакцией истощенного организма и проходит сам – через несколько недель или несколько месяцев в зависимости от накопившейся степени депривации сна. Лучшее, что можно сделать, – это организовать такую жизнь, в которой получается спать необходимое количество часов. Если это означает сведение своей активности до минимума – то так и стоит поступить. Спорт, учеба, вторая работа должны быть отложены, если это возможно, физическая и умственная нагрузка в депрессии либо просто неполезна и неэффективна, либо вредна. Таким образом сроки лечения сильно сократятся, а силы, необходимые для осуществления внешних перемен, появятся быстрее.

Такая ситуативная реорганизация может стать и более длительной. Депрессия, особенно затяжная, надолго или навсегда избавляет человека от лишних дел, выбранных невротически, и от токсичных отношений, на которые в депрессии просто нет сил. Необходимость тщательно следить за своим уровнем энергии помогает человеку наконец заметить места, в которые утекает его энергия, и изменить это. Такие перемены могут сохраниться и после выздоровления. Человек может чувствовать даже благодарность своему опыту депрессии за те изменения, которые ему пришлось осуществить и которые помогли ему создать для себя более качественную и подходящую жизнь.

Внутренняя жизнь также нуждается в реорганизации. Равнодушие к своим эмоциям, потребностям и ощущениям по необходимости сменяется внимательностью к этим сторонам своей жизни. Внутренние феномены становятся заметнее, и в связи с этим становится понятнее, что с ними делать. Внимания к себе требуют усталость, боль, гнев, тоска. Вынужденный столкнуться с чувствами и желаниями, которых человек долгое время избегал, он наконец учится с ними обходиться.

Здоровый способ обращения с потребностями – это их удовлетворение адекватным способом. Здоровый способ обращения с чувствами – это их проживание и использование для ориентировочных целей.

Чувства сигнализируют о благополучии или неблагополучии внешней среды. Усиливающаяся боль после встречи с отцом, тревога, вырастающая на рабочем совещании, приступ тоски утром после ночного визита бывшего партнера могут сообщить человеку о том, что для него хорошо, а что плохо, и помочь принять новые решения.

Большой частью самопомощи при депрессии будет конфронтация с обвиняющим внутренним диалогом. Даже заметить его и оценить как неадекватный – уже приносит облегчение. Медленное научение говорить с собой уважительно и ласково, прощать себя, оправдывать себя, утешать и поддерживать, понимать и принимать оказывает серьезное влияние и на тяжесть течения депрессии, и на профилактику новых депрессивных эпизодов.

Здесь мы не говорим о развитии в себе позиции «все плохие, я хороший», которая означала бы не развитие, а регресс (парадоксальным образом депрессивная позиция по отношению к миру является в том числе признаком зрелости). Разница между депрессивным и недепрессивным внутренним диалогами будет заключаться в большем понимании себя и мира, что неизбежно ведет к росту принятия. Чем лучше мы себя знаем – тем лучше мы к себе относимся, и это тоже неочевидно для депрессивного человека, которому кажется, что если он в себя заглянет – то обнаружит, что он ужасный человек, и окончательно себя возненавидит.

Эта депрессивная иллюзия не может удержаться в растущих знаниях о себе. Постепенно внутренний диалог с «я недостаточно поддержала подругу» или «если бы я вела себя лучше, отношения бы не разрушились» меняется на «я дала столько поддержки, сколько было необходимо» и «жаль, что мы не подходим друг другу».

Конечно, это очень большая разница, и она требует долгой работы. Начало ей может быть положено внутренней конфронтацией, которая нацелена на стереотипное обвинение себя при идеализации другого. Такие ситуации просто заметить и со временем скорректировать. Например, можно заметить свою вину после упрека подруги в том, что ее недостаточно слушают, и задуматься о причинах такого невнимания. Часть ответственности всегда будет лежать на подруге: например, ей нужно слишком много, или она слишком неструктурирована в своих просьбах, и догадаться о том, чего она хочет, достаточно сложно, или между вами есть обида и нарушение баланса.

Плохой самопомощью будет сосредоточение на волевых усилиях по типу «надо просто взять себя в руки», любое подпитывание вины, отрицание депрессии и ее тяжести, попытки заглушить тягостные чувства и тревогу работой или алкоголем.

Сохранение прежнего уровня нагрузки, отрицание необходимости изменений, неприятие помощи также способствуют тому, что депрессия нарастает, а не снижается. Изоляция себя от людей тоже не пойдет на пользу – социальные контакты должны стать выборочными, а не прекратиться вообще. Отказ от обращения за дружеской поддержкой и профессиональной помощью усугубляет депрессию.

Однако здесь стоит сказать о специфическом влиянии окружения на течение депрессии и на принимаемые решения. Если в близком кругу человека нет людей, переживших или переживающих депрессивные эпизоды, то, скорее всего, друзья и члены семьи будут демонстрировать растерянность, страх и наивные идеи вроде «тебе нужно хобби» или «ты же не псих, чтобы пить таблетки». Неспособность близких разговаривать о происходящем является, к сожалению, нормой, связанной с низким уровнем информированности. В токсичных отношениях депрессия и попытки ее лечения усиливают обвинения со стороны партнера. Все это сильно осложняет собственную растерянность и страх, является антитерапевтичным и лишает человека возможности опереться на других людей в тяжелый период своей жизни.

Поддержку и помощь можно получить от людей со сходным депрессивным опытом.