Текст книги "Продавщица роз. Сказка"

***

– С днем рожденья! – и Глеб проснулся.

– С днем рожденья, сынок! – повторил Профессор, присаживаясь рядом.

– Зачем ты меня разбудил, – пробурчал Глеб, зевая. – Я видел интересный сон.

Вскинув левую бровь и немного помолчав, Профессор ответил:

– Прости, Алиса, что вытащил из Зазеркалья. Твой единственный не воображаемый друг пришел поздравить тебя в этот особенный день. – Одернув занавеску, Профессор добавил: – Уже, кстати, вечер. Ты умудрился проспать до темноты. А маленьким девочкам это не рекомендуется – говорят, будет болеть голова.

Немного помолчав, глядя, как Глеб пытается окончательно проснуться, Профессор добавил:

– И что же там было, в твоем сне? Шалтай-Болтай, Белый Кролик? Я там был? Хотя бы в виде Чеширского кота?

Глеб, наконец улыбнулся.

– Ты почти угадал: там была кошка.

– Просто кошка?

– Не просто, конечно. Черная, смотрит на меня. Как будто хочет что-то рассказать, но каждый раз на этом месте я просыпаюсь. Ты сказал – Алиса? – Глеб вдруг сосредоточенно прищурился: – Эта кошка снится мне уже несколько лет. Она почему-то не выходит у меня из головы. – он внимательно посмотрел на отца. – У нас никогда не было кошки?

– Нет, – покачал головой Профессор. – Но это отличная идея: завести черную кошку. Эти белые стены меня угнетают! И мебель белая. У тебя вообще есть вкус? – он задумчиво потер подбородок. – Давно пора сделать ремонт и покрасить все здесь в цвета радуги!

– А ты знаешь, что радуга – международный символ нетрадиционной сексуальной ориентации?

– Да лучше бы ты был нетрадиционной ориентации! – Профессор упал в белое кресло, скрестив ноги и раскинув руки на подлокотники. – Тогда бы я знал, что у тебя хотя бы есть сексуальная ориентация!

– Ой, все, достал! – поморщился Глеб. – Просто я – натурал-одиночка. И чем ты меня лучше?!

Профессор улыбнулся.

– Все мои краски – в книгах, которые пишу, – продолжал объяснять Глеб. – Ты читал хоть одну?

– Да, новую, – Профессор закатил глаза в потолок, как бы пытаясь вспомнить краски из книги. – Она вся черно-белая! – махнул он рукой. – Только иногда мелькают какие-то огоньки. – Он постучал пальцами по подлокотнику. – Ну скажи, зачем тебе белое кресло? Белое! На него дышать страшно, – не то, что пользоваться!

– Да кто всем пользуется, кроме нас с тобой? – махнул рукой Глеб. – Не приходит в голову, какого еще цвета может быть эта квартира. У всех свои странности! Вот зеркало в ванной, например: каждый раз, когда запотевает, появляется надпись: «У нас все хорошо». Даже когда домработница его протирает. Есть в этом какая-то магия. Или чертовщина. И ты так и не признался, что это ты написал.

Профессор замолчал на несколько секунд.

– Говоришь, так и появляется? – переспросил он. – До сих пор?

– Да, представь, – ответил Глеб.

– Надеюсь, надпись не утратила своего значения, – кивнул головой Профессор, глядя куда-то в пустоту.

– Папа! – подошел к нему Глеб. – И меня еще упрекаешь в странностях. – Глеб потряс его за плечи. – Ну что, будем отмечать?

– Будем! – вернувшись из глубины своих мыслей, воскликнул Профессор.

Вечер уже обрел стеклянную прозрачность, когда Профессор торжественно разливал виски в стаканы со льдом.

– Сынок, – начал он поздравительную речь, – Сегодня тебе исполнилось тридцать лет. Моя бабушка говорила, что тридцать – это такой возраст, когда жизнь начинает идти на спад. Все, что могло быть хорошего, уже случилось. Дальше остается только беречь себя, следить за здоровьем, – ведь в большинстве случаев к этому возрасту организм уже выполняет свои репродуктивные функции, и запускается процесс самоликвидации. Начинаются проблемы с давлением, головные боли, сдает щитовидная железа, – а дальше тахикардия, бессонница и импотенция.

Глеб выпил содержимое стакана залпом, не чокаясь.

– Спасибо, отец, – сказал он, – У тебя очень правильные тосты: после них всегда хочется выпить.

Профессор засмеялся, и морщины засияли в уголках его глаз.

– Я просто хочу объяснить: ты не ценишь то, что имеешь. К тридцати добился успеха. Для чего успех, если в свой день рожденья все так же пьешь виски на кухне со своим папашей? Нужно было устроить бешеную вечеринку, выбрать самую красивую поклонницу, и прямо из клуба улететь с ней на море! Или хотя бы приехать сюда. И меня не приглашать. – Профессор постучал пальцами по столу. – Про тебя, кстати, пишут, что ты ни разу не был замечен с девушкой.

– Ты тоже.

– А что с меня возьмешь? – усмехнулся Профессор. – Я – старый отец-одиночка. Дети – всегда помеха для новых отношений.

– Я думал, это до тех пор, пока им нужно менять подгузники.

– Нет. Это до тех пор, пока дети не вырастут! Хочу только сказать, что не согласен со своей бабушкой: когда тебе будет пятьдесят четыре, поймешь, что тридцать – неплохой возраст. Пользуйся!

Профессор разлил по стаканам очередную порцию виски.

– А мы есть сегодня будем? – спросил он.

– Я не заказывал, как-то забыл, – виновато ответил Глеб.

– Придется посмотреть, что у тебя в холодильнике, – произнес Профессор, решительно встав и открыв дверцу.

– А вот и ответ! – произнес он через несколько секунд, внимательно изучив пустые полки. – Теперь понятно, почему тебе снятся кошмары: черные кошки тут ни при чем. Это от голода! Даже сыра нет! Виски на пустой желудок – да здравствует гастрит, за ним язва! От голода мозг не получает питание, – вот он и подает сигналы, что нужно поесть!

– Кошатину? – поморщился Глеб.

– Ну… это вряд ли, – улыбнулся Профессор. – Жаль, что жить с отцом в тридцать считается странным: по вечерам я хотя бы пиццу заказываю, ты бы не голодал. Хотя, обычно в свой день рожденья даже не совсем вменяемые писатели-холостяки готовят угощение.

Помолчав немного, Профессор добавил:

– Во времена, когда мы ели одну картошку, ты и то был килограммов на десять больше.

– Когда это мы ели одну картошку? – Глеб удивленно приподнял одну бровь.

Профессор махнул рукой, захлопнув дверцу холодильника. Глеб выпил до дна, отставил стакан и подошел к окну. Он ожидал увидеть сквозь темноту нечеткие очертания верхушек деревьев, которые слегка покачивает ветер, – но, вместо этого, с удивлением обнаружил, что все замерло, как будто и деревья, и воздух ждали чего-то.

– Мою жизнь словно кто-то когда-то поставил на паузу, – сказал Глеб, глядя в свои глаза, отраженные в вечернем оконном стекле. – И все, что происходит – не имеет смысла: я то ли в замкнутом круге, то ли в бесконечности. А ты – призрак из прошлого, говорящий со мной, чтобы я не сошел с ума.

– Призраки не пьют виски, – ответил Профессор, сделав глоток. – И не ворчат. По этой причине можешь не сомневаться, что я жив-здоров, – только голоден. Давай хоть еду закажем.

Он снова сделал глоток.

– Знаешь, в конце концов, бесконечность – не так уж плохо, – рассуждал Профессор. – В бесконечности происходят интересные вещи: время обретает другое значение, параллельные пересекаются. Привычные законы физики не действуют!

Глеб обернулся, и Профессор заметил, что темнота осеннего вечера сконцентрировалась в его глазах.

– Неужели это будет длиться вечно? – спросил Глеб.

Профессор покачал головой, отодвигая белый стул, приглашая сына снова сесть.

– У меня новый тост, – сказал он. – Если кто-то поставил твою жизнь на паузу, желаю, чтобы нашелся кто-нибудь, кто нажмет на Play.

Глеб улыбнулся, возвращаясь за стол.

– Знать бы, где эта кнопка, – ответил он, поднимая стакан.

– И кнопка пусть найдется, – улыбнулся Профессор.

– И никаких черных кошек! – добавил Глеб.

Профессор одобрительно кивнул. Они поднесли стаканы к губам, сделали глоток, – и в этот момент в дверь позвонили.

Кто-то нажал на кнопку.

Мужчины замерли на мгновение, – и, вдруг, Глеб схватился за голову.

– Это Анжелика! – сказал он, понимая, что совершенно забыл об их договоренности.

– Значит, Анжелика? – улыбнулся Профессор. – Которая недавно переехала сюда с отцом? Поклонница, вычислившая твой адрес?

– Не беспокойся, папа, – покачал головой Глеб. – Ей шестнадцать! Думаю, мне ничего не угрожает. Нужно было хотя бы ей пирожные купить…

– Да она почти в дочери тебе годится, – проворчал Профессор, разливая виски.

– Купила мою новую книгу, – сказал Глеб, направляясь к двери. – У нее есть они все. Договорились, что зайдет сегодня поздравить, – приготовила какой-то сюрприз.

– И книжки его нравятся детям, – пробормотал Профессор, поднося стакан к губам.

Глеб направился к двери, ощущая, как ход времени постепенно стал замедляться. Он принял это за терапевтический эффект виски, не зная, что так всегда происходит перед открытием портала в прошлое, который иногда маскируется под обычную входную дверь. Она открывается стандартным ключом, делающим привычных два оборота против часовой стрелки, – когда владелец ключа и не подозревает, что само время в этот момент начинает течь по-другому.

Дверь впустила в прихожую легкий запах табака, смешанный с осенними листьями, – а где-то рядом рассыпали ваниль и черный перец.

Глеб сделал вдох, и на мгновение все замерло – на изнанке вселенной, где он внезапно оказался. Там, на другой стороне, осталась бесконечность, наполненная тяжелым туманом, в которой можно было только закрыть глаза и не дышать – в ожидании. Никто не обещал, что когда-нибудь все изменится, и некому было задать вопрос: «Сколько еще осталось?» И за секунду до того, как он поверил окончательно в эту безысходность, кто-то невидимый – почти наверняка несуществующий – нажал на кнопку. Хотя лицо гостьи было скрыто вуалью, сотканной из самых плотных остатков тумана, – без сомнения, это была она. Аромат из прошлого, когда-то смешанный с ночной прохладой, вдруг обнял его за плечи, как самый теплый плед. И, сделав вдох, он, наконец, услышал:

– Пожалуйста, больше не исчезай.

Как игла касается пластинки, ее голос коснулся его сердца, – и снова зазвучала эта музыка. Теперь, надежно спрятанную в тайном хранилище сознания, больше никто не сможет удалить эту запись.

Она существует.

Она настоящая.

Тумана нет. Больше нет.

***

Сквозь шум дождя пробивался сигнал: «47.227597, 39.733923 – пункт назначения. 47.2213841, 39.7273881 – текущее местоположение. Ошибка. Заблокировать. Переход в ждущий режим.»

Прежде, чем открыть глаза, Алекс дотянулся до очков на тумбочке и надел их. «Treelogic TL-501 4Gb – текущее местоположение 47.2213841, 39.7273881, E110 1998 в ждущем режиме».

Именно в этот момент он впервые услышал бы ее голос, если бы тогда мог распознавать человеческие мысли так же четко, как радиосигналы приборов. «Только не это, только не это!» – повторяла она, безуспешно пытаясь отстегнуть ремень и открыть дверь или окно. Словно во сне, закричать не получалось, машина не выпускала ее, продолжая тонуть в самом центре заколдованной черной воронки, образованной все усиливающимся ливнем.

Наконец, отстегнув ремень, она начала поочередно выдергивать кнопки замков, но ни одна не слушалась. В отчаянии запрокинув ноги, колотила по стеклам, – но мягкая подошва из каучука никак не давала им разбиться.

В тот момент, когда ее ужас достиг своего пика, став громче шума дождя и ярче вспышек молний, она закрыла глаза и закричала:

– Помогите!

Уронив голову на колени и разрыдавшись, она не услышала, как щелкнули замки, – и вздрогнула, когда холодная вода вдруг коснулась ее ног.

– Не бойся, – сказал Алекс, положив руку ей на плечо. – Сейчас не сможешь уехать, – машина утонула. Ливень прекратится только к утру.

Она подняла голову, когда вспышка молнии осветила на мгновение его лицо, – и оно навсегда осталось в памяти, будто это была вспышка фотоаппарата, встроенного в ее глаза. Солнцезащитные очки – зеркальные, в которых можно было видеть лишь свое отражение, – наполовину скрывали правильные черты молодого лица, которые слегка искажались, когда он говорил, – и она пока не могла понять, почему. Это притягивало взгляд, – и, благодаря мгновенно возникшему притяжению, позволило не испугаться, доверившись ему.

Алекс так же ярко увидел ее лицо в этой вспышке, с удивлением обнаружив, что перед ним – девушка: с по-мальчишески короткой стрижкой, одетая в потертые джинсы и куртку, размера на два больше, чем подошло бы ее тонкой фигуре. Бледность лица и губ только подчеркивала ее девичью красоту, так ярко контрастирующую с нелепой одеждой.

– Прости, я вряд ли смогу помочь тебе дойти, – его голос проникал в нее, согревая и успокаивая, как теплое красное вино. – Придется намочить ноги, лужа глубокая. Но ты заглохла прямо перед моим домом – заходи, там есть горячий душ и чай.

Она вышла, утонув почти до колен в бурлящей воде, и увидела, что он, обутый в высокие резиновые сапоги, стоит, опираясь правой рукой о трость.

Дверь машины захлопнулась, замки сами закрылись, а ключ остался в зажигании.

– Никто ее не откроет, – улыбнулся юноша, медленно продвигаясь к входной двери, пронзая тростью мутную бурлящую воду.

Как только дверь его дома закрылась, ливень потерял свою темную силу, – и все, что произошло до этого момента, исчезло в черной воронке навсегда.

– Меня зовут Алекс, – сказал он, усаживаясь на стул в прихожей, снимая сапоги. – А тебя?

– Кристина, – ответила она, замечая, как все тело начинает дрожать.

– На нашей улице проблема с водостоками, и даже небольшой дождь превращается в потоп, – он встал, опираясь о стену. – Душ прямо по курсу. Голубое полотенце чистое, а в шкафу рядом можешь взять халат.

Когда Кристина вышла из душа, на кухне ее уже ждали горячий чай и булочки. Алекс пригласил ее сесть, раскладывая щипцами сахар по чашкам.

– Я раньше не встречал девушек, которым так идут короткие стрижки, – сказал он, улыбаясь.

– А я раньше не встречала парней, которые ночью ходят в солнцезащитных очках, – сказала она, улыбаясь в ответ.

Он усмехнулся, размешивая сахар, звеня ложкой о края чашки.

– Ну, это вынужденная мера. Если света слишком много, моим глазам становится нестерпимо больно.

Сказав это, он сделал паузу, подвигая к гостье тарелку с угощением.

– Что с тобой? – спросила она.

– Мне, как кошке в темноте, хватает даже слабого света, чтобы видеть. Если включаются фонари – приходится закрывать глаза, это невыносимо. Очки стабилизируют освещение, и глазам не приходится долго привыкать к его изменению.

Она снова внимательно посмотрела на свое отражение.

– Значит, вот почему на этой улице не горит ни один фонарь?

Он кивнул.

– А что с ногой? – спросила Кристина, делая горячий глоток.

– Не с ногой, а со всей правой стороной. – криво усмехнулся он, постукивая пальцем по виску. – У меня в голове – жемчужина. В последнее время она стала увеличиваться в размерах, от чего мне все сложней управлять правой стороной тела.

Чашка застыла в ее руке, и Кристина не заметила, как чай начал выливаться на стол.

– Как – жемчужина? – медленно произнесла она. – В голове?

Кристина чувствовала, как все глубже проникает в нее взгляд сквозь очки, но не отводила глаза, будто пытаясь разглядеть, что было под отражающими стеклами.

– Жемчужина – не в прямом смысле, конечно, – улыбнулся он. – Так мой отец называет необычное образование в мозге, с которым я родился. Скорее всего, это микроскопический кусочек кости, – которому там совсем не место, – и вокруг него с годами наросла оболочка. Никто не может точно сказать, из какого материала она состоит, но отец предполагает, что это генетическое нарушение метаболизма железа в моем организме, в результате которого его избыток начал скапливаться вокруг этой косточки. Точно можно узнать, лишь вскрыв мне череп, – а мой отец, хоть и нейрохирург, не желает рисковать и делать это. Но я точно знаю, что ему очень любопытно. Не будь я его сыном, он давно бы сделал мне трепанацию.

Кристина вскрикнула, почувствовав, как горячий чай выливается ей на колени из кружки, которую она слишком сильно наклонила, держа в руке.

– Черт! – крикнула она, вскакивая. – И халат твой испачкала. Прости! Но эта история с жемчужиной в голове…

– Все в порядке, – поспешил успокоить ее Алекс, вставая, чтобы подать ей полотенце, опираясь о стол.

– Так ты живешь с этой штукой в голове, она тебе мешает, и ничего нельзя сделать? – снова усаживаясь, сказала Кристина.

Алекс осторожно опустился на стул.

– Отец говорит: не важно, какие у тебя карты, – важно, как ты их разыграешь. Есть и плюсы в моей истории: это не простое образование. Это – уникальный передатчик. С его помощью я способен создавать и контролировать каналы передачи данных, степень защиты которых пока ничто не смогло превзойти. Сигналы, которые я передаю приборам и которые получаю от них по моим собственным каналам, невозможно перехватить. Скорее всего, причина тому – органическое происхождение моего передатчика. Я – живое радио, радар, маяк, приемник. Обычно я инициирую связь с приборами и перехватываю сигнал. А сегодня первый раз приборы сами со мной связались: твой навигатор и бортовой компьютер. Они разбудили меня. Куда ты ехала в такую ночь?

Кристина посмотрела в окно – на вспышки молний, яркость которых приглушали плотные шторы.

– Хотела убежать из дома. Теперь мне там не место.

– Что-то случилось?

– Да. Мама долго болела, а неделю назад умерла. Я надеялась, что, если буду с ней рядом, как могу, она выживет, – но это не помогло. Даже волосы обрезала, как она. Но теперь ее нет, а я осталась. Мои волосы отрастут снова, но в этом нет ничего радостного. Даже, если бы я согласилась ходить лысой всю жизнь, она бы не выжила. Все зря.

Алекс помолчал немного.

– А у тебя были длинные волосы? – спросил он, снова прищурившись под очками.

– Да, – ответила она, вытирая слезы.

– Значит, ты – из тех, кто умеет быть вместе до конца.

Кристина посмотрела в свое заплаканное отражение, согретое его улыбкой.

– А твой отец? – спросил он.

– А мой отец – из тех, кто не умеет, – ответила она, снова уставившись в окно.

Алекс взял ее руку в свою. Тепло передалось ей, как электричество передается прибору, подключившемуся к розетке. Они сидели неподвижно какое-то время, будто заряжаясь друг от друга, в ожидании, когда уровень заряда позволит снова открыть глаза.

Звук поворачивающегося ключа в замке заставил их посмотреть в сторону входной двери.

На пороге появился высокий мужчина. Его черные с проседью волосы были мокрыми, вода капала с пальто.

– Ну и ливень там! – сказал он, снимая ботинки. – Я думал, утону по дороге. Ты видел машину у нашего дома? Она по самые окна в воде!

Заметив чужую куртку и обувь, он посмотрел в сторону кухни, которая находилась прямо напротив входной двери. Увидев гостью, замолчал и выпрямился.

– Здравствуй, папа, – сказал Алекс, вставая, опираясь о трость. – Это Кристина. Ее машина утонула, я помог…

– У нас же был уговор! – нахмурил брови человек в мокром пальто. – Никого не приводить к нам в дом! Что это значит? Протест?

– Папа, успокойся. Кристина, – обернулся он к девушке, – Это – мой отец. Капитан. Он работает в военном госпитале.

– Ты ее знаешь? – спросил Капитан, скрестив руки на груди.

– Раньше не знал, – покачал головой Алекс, – Но мы будто давно знакомы.

– Не хочу даже слушать, – махнул рукой Капитан, вешая пальто. – И что же Кристина знает о тебе?

– Я рассказал о жемчужине.

– То есть ты раскрыл совершенно незнакомому человеку все карты? Сразу? – Капитан покрутил пальцем у виска.

Сердце Кристины начало биться так громко, что, казалось, его все услышали.

– Ну что я должен был делать? – развел руками Алекс. – Смотреть, как она тонет в машине, у которой отказала электроника? Она спросила, почему я хромаю и ношу зеркальные очки, – прости, более понятного объяснения, чем правда, не нашел. Никто даже не знает, что она здесь!

– Пока не знают, – сказал Капитан, усаживаясь за стол. – И надолго у нас гостья?

– Я бы хотел, чтобы навсегда.

Капитан засмеялся.

– Жемчужина, похоже, уже сильно давит на твой мозг. Сам не понимаешь, что говоришь.

– Я не собиралась оставаться навсегда, – тихо произнесла Кристина, – Только до окончания ливня.

– Разве тебе есть, куда идти? – спросил Алекс.

– Я что-нибудь придумаю, – пожала она плечами.

– И почему же тебе некуда идти? – прищурился Капитан.

– Она уехала от не очень хорошего отца, – ответил за нее Алекс.

– Если думаешь, что здесь тебя ожидает очень хороший – возвращайся к своему, – не глядя на нее, произнес Капитан.

– Ты – лучший отец. Просто тебе страшно, – сказал Алекс.

– Да, черт возьми! – ударил ладонью по столу Капитан. – Жемчужина увеличивается, ты уже ходишь с тростью. Что будет дальше?

Он помолчал немного, и, пристально посмотрев на Кристину, сказал:

– Мой сын может умереть в любой момент: его убьет или жемчужина, или какой-нибудь снайпер из секретной службы, когда они поймут, наконец, что может Алекс. Как тебе такой вариант?

– Не хочу об этом думать, – ответила она. – Но мне и правда некуда идти. Разве вам не будет полезна помощь?

– Сиделку, значит, себе нашел? – обратился Капитан к сыну.

– Папа, я еще в полном порядке! – воскликнул тот.

– Конечно! – развел руками Капитан. – Зеркальные очки и трость очаровывают!

– Папа!

– Видимо, и Министра они очаровали. Он хочет работать с тобой.

– Я знаю, – кивнул Алекс. – Сегодня мы работали в тестовом режиме. Лучшие программисты пытались взломать канал – безуспешно. Будут и другие тесты. Договорились работать без перерыва – я могу делать это даже во сне.

Капитан закрыл глаза, постукивая пальцами по столу.

– Я просто попросил помощи у коллег из медицинской группы Министерства обороны, – произнес он, качая головой. – Думал, может, кто-нибудь из засекреченной лаборатории сталкивался с подобными случаями. А они тут же тебя завербовали. Напряженная работа может ускорить рост жемчужины, я же их предупреждал…

– Но я всегда хотел быть полезным. Мои способности растут, и это очень их впечатлило.

– А что у нас на ужин? – вдруг спросил Капитан, бросив взгляд на холодильник.

Открыв его, он достал батон вареной колбасы.

– Неплохо, – усмехнулся Алекс. – Есть еще чай и булочки.

– Ты умеешь готовить? – обратился Капитан к Кристине.

– Нет, – покачала она головой.

– Придется научиться. Пока Алекс не научится телепортировать еду из моего любимого ресторана, мы должны что-то есть.

– Папа шутит, – улыбнулся Алекс. – Телепортировать еду вряд ли в моих силах.

– Ты совершеннолетняя? – спросил Капитан.

Кристина кивнула.

– И никто не станет тебя искать? – снова спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

– Оставайся, – закрыв холодильник, разрешил Капитан. – Лучше бы я согласился на кошку: меньшее из зол. Даже не знаю, как было бы правильнее: кошки не готовят. Но и не болтают.

– Я никому не расскажу про Алекса, – поспешила успокоить его девушка. – Я приехала из пригорода, здесь никого не знаю, – а средств связи у меня нет.

– Все твои средства связи теперь будут под контролем Алекса, – махнул рукой Капитан.

– Если захочешь уехать – моя машина в твоем распоряжении, – Алекс взял ее за руку, и она снова почувствовала, как волшебное электричество проникает в нее теплом.

Капитан закатил глаза и отвернулся, доставая кухонный нож.

– Мне некуда идти, – сказала она. – Я останусь с тобой.