Текст книги "Дети Йеманжи"

За стеной, наконец, наступила полная тишина. Эва напряжённо всматривалась в темноту, и, когда дверь в спальню открылась, вскочила и отпрянула к стене, выставив перед собой амулет.

– Это я, – проворчал из потёмок знакомый голос, и Эва обессиленно рухнула на постель. – Успокойся. Всё в порядке. Я его загнал на место.

Эшу вошёл в комнату, прикрыл за собой дверь. Встал у окна, спиной к Эве.

– К-к-кто это был? – стараясь не стучать зубами, спросила она. – Это ведь… это ведь Оба?

– Это её аджогун, – отрывисто ответил Эшу. Он определённо не был расположен к разговорам. Но Эва не собиралась сдаваться. Ей надо было разобраться во всём.

– Эшу, скажи, – кто этот аджогун? Куда ты его загнал?

– Это демон, – сказал он, так и не обернувшись. – У каждого он свой. Ты видела сегодня свою мамашу? Это был её аджогун. То, что жило внутри неё, в её голове, в её ори[32]32
  Ори – сознание, внутренний мир человека


[Закрыть]. То, что живёт в каждом. Я могу его загнать обратно, сюда, – Эшу хлопнул себя по макушке. – Но уничтожить совсем – очень трудно.

– Но почему… почему он… оно… они… вообще… вылезают?! Я ничего такого раньше не видела! И Оба… Она же была нормальная, когда мы приехали! Что вдруг случилось? И как ты его прогнал?

– Ещё бы я его не прогнал! – хмыкнул Эшу – впрочем, не очень уверенно. Он достал из кармана джинсов пачку сигарет. Вытащил одну, медленно размял её в пальцах. Обезьянья физиономия парня была мрачнее некуда.

– Послушай, если ты мне ничего не расскажешь, то я… – решительно начала было Эва.

Эшу сунул так и не зажжённую сигарету за ухо и присел перед кроватью на корточки.

– Давай всё – завтра! – почти жалобно попросил он, заглядывая снизу вверх в лицо Эвы, – Завтра! А сегодня – спи, наконец, женщина! Я от вас устал!

Он протянул руку, коснулся лица девушки жёсткой, горячей ладонью, – и она уснула.

…И сразу же загремели барабаны. Тяжкий, глухой рокот вздымался волной, поднимая Эву к сверкающему звёздами небу, а внизу шевелился и дышал, ворочался, как живой, океан. Волны подходили всё ближе, и она увидела себя в воде – живой и тёплой, щекочущей тело тысячами пузырьков, миллионами рыб, которые косяками поднимались из зеленоватой глуби к ногам Матери всех вод, мириадами водорослей, оплетающих её колени и растущих между пальцами. Кипенно-белая пена кружевом лежала на её волосах, стекала по плечам.

«Йеманжа, одойя, аго, аго, аго…» – рокотали атабаке. Пели рыбы, шелестели волны, звенели звёзды. Раскинув руки и подняв мокрое от солёных брызг лицо к фиолетовому небу, Йеманжа поднималась из глубины – и пена сбегала по её груди, рыбы щекотали колени, шуршали раковины, с шелестом распускались водоросли… А далеко-далеко, на тёмном берегу, кто-то обиженный отчаянно плакал и звал её, и она знала: надо спешить.

Тёплый солнечный луч пополз по щеке Эвы, и девушка открыла глаза. Стояло раннее-раннее утро. Солнце едва поднялось, и мохнатые тени пальм за окном метили стену в том месте, где вчера тянулся лунный свет. А за стеной, на кухне, вдохновенно скандалили Эшу и Оба:

– Как тебе хватило совести прийти сюда, паршивец?

– При чём тут моя совесть, дура? Ты не понимаешь, что происходит?!

– Отлично понимаю! Отлично!

– И что? И что?!

– Мне всё равно! При чём тут я?

– Всё равно?! Ты видишь, что они уже лезут наружу? Да видела бы ты саму себя ночью! Напугала до смерти малышку, она к этому не привыкла! Я сам чуть не обоссался!

– Кто бы только мог подумать!!!

– Ну, послушай… Оба, перестань вопить, послушай меня. Ну, хорошо, не нужно было этого делать. Ладно, я виноват! Но я думал, это просто шутка! Ты же знаешь, какая Ошун сука!

– Я знаю, что она права.

– Дьявол, опять! Женщина! – До Эвы донёсся гулкий удар кулака по стене. – Ну что, ну что мне делать, чтобы ты меня послушала?! Ты понимаешь, что мы не справимся без тебя? Что Огуну нужны будем все мы? Чёрт возьми! Сколько лет ты просила, чтобы я привёл к тебе малышку?! Я привёл! Вот она! Дрыхнет за стенкой! А ты верещишь, как последняя идиотка, и ничего не хочешь соображать!

– Ты – её – привёл?! – Голос Оба сорвался. – Мерзавец! Нарочно дождался, когда я… когда я буду… вот такой, и… Эшу, что же ты за… Убирайся отсюда! Я ни за что не впустила бы тебя, если бы не Эвинья!

– Не впустила бы – меня?! – Короткий и злой смех. – Даже твой придурок муж не смог бы не впустить куда-то – меня! Если бы он вовремя разобрался со своим бабьём, ничего бы и не было! И эта сучка Ошун, и ты, дура! Одна только Йанса вовремя сообразила, чем это всё… Да положи свой черпак! Что ты им машешь, как мачете?! Сейчас отхватишь себе второе ухо и… Стой, что ты делаешь?! Проклятье, Оба! Женщина! Прекрати!!!

В кухне что-то грохнуло и со звоном покатилось по полу. Перепуганная Эва вскочила на ноги. Тут же спохватившись, что на ней ничего нет, кроме трусиков и лифчика, натянула на себя простыню. И вовремя: дверь распахнулась, и вошёл злой, как чёрт, Эшу. В одной руке он держал медную сковороду, другой зажимал ухо.

– Пр-роклятая ведьма… Ни о чём, кроме себя, не может думать… своими куриными мозгами… Ну что ты вытаращилась?! – вдруг заорал он на Эву. – Ничего интересного! Вставай! Собирайся! Пошли!!!

– Ку… куда? – пискнула она. Эшу, не ответив, яростно запустил в угол комнаты сковороду. Понимая, что сейчас безопаснее будет не спорить, Эва кое-как натянула измятое платье – и Эшу, грубо схватив девушку за запястье, потащил её прочь из дома. Как ни была напугана Эва, она заметила, что левое ухо парню надрали крепко и от души.

Утро занялось ясное, свежее – словно не было никакого ночного дождя. Листья мангового дерева возле кафе казались вырезанными из серебристого металла, тронутого розовым светом. Тротуар и пластиковые столики блестели от налёта росы. Но Эшу не успокоила радостная тишина утра. Свирепо сопя и бормоча под нос проклятия, он одним пинком завёл мотоцикл, толкнул девушку на сиденье, вскочил сам – и сорвал свою машину с места.

Эшу привёз Эву на маленький пляж рядом с портом. Ранним утром он был ещё пуст. Несмотря на чистое небо, волны поднимались нешуточные: мельком Эва подумала, что искупаться, скорее всего, не удастся. Эшу шлёпнулся на песок, хлопнул по нему ладонью, призывая Эву сделать то же самое. Физиономия его по-прежнему была злой и растерянной. Эва уже почти собралась с духом для того, чтобы спросить, что случилось, – но в это время порыв ветра донёс до неё бой барабана, осиное зудение беримбау и нестройное пение двух десятков голосов:

 
– Ie, galo cantou,
Ie, galo cantou, camara,
Ie, cocoroco,
Ie, cocoroco, camara…
 

У самой кромки воды, в нескольких шагах от них с Эшу мелькали полуобнажённые фигуры. Капоэйра, радостно подумала Эва, на миг забыв обо всём.

Эве всегда нравилась капоэйра. В школе её преподавали на уроках физкультуры наряду с футболом, бейсболом и спортивной самбой. Эва знала несколько базовых движений, могла отличить эшкиву от армада-ди-мартэлу – но этим её познания ограничивались. На пояс новичка она даже не стала сдавать, головокружительные сальто и прыжки её пугали. Но то, как это делают другие, вызывало отчаянное восхищение и зависть. И сейчас Эва во все глаза следила за пляжной родой – кругом из двух десятков человек, мерно раскачивающихся и хлопающих в ладоши. Рядом стояли и с улыбками наблюдали за игрой две белокурые девушки в шортах. По их незагорелым лицам и одинаковым синим сумкам с эмблемой отеля Эва определила американских туристок. Между блондинками стоял, обнимая их за плечи и с ленивой улыбкой говоря что-то на ухо то одной, то другой, высокий мулат в камуфляжных штанах. На плечи ему падали влохмаченные дреды. Майки на парне не было, и Эва машинально отметила великолепную мускулатуру его обнажённого торса. Американки явно были в восторге: одна из них осторожно провела накрашенным ноготком по мощной ключице мулата, улыбнулась. Парень в ответ поцеловал её в губы, небрежно пропустил между пальцами прядь светлых волос гринги – и снова уставился на игру.

Было видно, что это не просто школьный урок физкультуры на свежем воздухе, а жогу[33]33
  Жогу – игра


[Закрыть] настоящих профессионалов. В бешеном ритме мелькали руки и ноги, метались смуглые и чёрные, блестящие от пота спины. Бойцы, сменяя друг друга, взлетали в устрашающих сальто, крутились в воздухе как волчки, и каждое движение сопровождалось вдохновляющими воплями остальных. Крики перешли в радостный вой, когда в круг ворвался мулат в камуфляжных штанах, волоча за собой высокую негритянку в красном купальнике. Девушки-американки восторженно завизжали, захлопали в ладоши. Бойцы присели, пожимая друг другу руки, – и сразу же негритянка взвилась в невероятном кульбите, мазнув по лицу партнёра жгутом своих афрокосичек, – а мулат, молниеносно отклонившись от летящей ему в грудь пятки, откатился в сторону, не давая противнице даже сосредоточить на нём взгляд. Всё это происходило с такой страшной скоростью, что у Эвы остановилось дыхание. «Это же мастера! Наверное, школа Луа Раста! Или даже местре Бамбо[34]34
  Местре Бамбо, местре Луа Раста – известные основатели школ капоэйры в Баие.


[Закрыть]! Почему, ну почему я так не умею?!»

– Женщина, куда ты пялишь глаза? – вернул Эву в реальность мрачный голос Эшу. – С кем я разговариваю?

– И… Извини, – очнулась она. – Что ты хотел сказать?

– Все вы, бабы, суки, вот что, – хмуро сообщил он.

– Ты чем-то рассердил Оба? – постаралась не обижаться Эва.

– Не я! А твоя подруга! Эта шлюха Ошун! – Эшу вдруг сощурился и медленно, словно раздумывая о чём-то, улыбнулся.

– Послушай, а ты ведь можешь ей помочь! Угу, вот именно! Понимаешь ли, Ошун устроила одну нехорошую штуку. И обиделись очень многие, не только Оба. И надо теперь как-то всё улаживать! Может быть, ты попробуешь…

– Ошун, ты говоришь? – недоверчиво перебила Эва. – Значит, моя подруга что-то натворила – а за ухо отодрали тебя?

Эшу вскочил с перекошенным от ярости лицом. Замахнулся – и перепуганная Эва едва успела отпрянуть. Потеряв равновесие, она неловко опрокинулась на спину, на мокрый песок, – и тут же огромная волна накрыла её с головой. Закрутила, как пластмассовую крышечку от бутылки, оторвала от берега и поволокла в глубину.

Эва неплохо плавала – но сейчас, беспомощно бултыхаясь в бурлящей солёной каше, не могла даже удержать голову над поверхностью. Вспененная вода заливала уши и рот. Где-то наверху мелькнуло и пропало мутное пятно солнца. Зыбкая глубина, колыхаясь, обняла её, – а воздух в лёгких уже закончился. Понимая, что ни в коем случае нельзя глотнуть воды, Эва отчаянно замолотила руками и ногами. Страшно заломило грудь, потемнело в глазах… и в этот миг могучий толчок между лопатками выбросил её наверх, а чьи-то железные пальцы ухватили за волосы и потащили из воды. Оглушённая девушка не сопротивлялась.

Сильные руки осторожно положили её на песок. Эва, кое-как откашлявшись и отплевавшись, отбросила с лица намокшие пряди волос. Ещё тяжело, с трудом дыша, приподнялась на локтях. Прямо перед ней, загораживая солнце, стоял высокий мулат в камуфляжных штанах – теперь насквозь мокрых. Тот, который минуту назад показывал великолепную капоэйру. Тот самый, который вчера у дверей студии «Ремедиос» угрожал ножом её подруге Ошун. Только сейчас Эва узнала его.

Это был парень лет двадцати семи потрясающей красоты. Чёткие, жестковатые, словно вырезанные из чёрного дерева черты лица излучали опасность. Зелёные, чуть раскосые глаза напряжённо смотрели на Эву. Под тёмной, покрытой капельками воды кожей напрягались упругие мышцы. На руках вились разноцветные татуировки. Эва мельком разглядела одну из них: оскаленную морду ягуара, продирающегося сквозь кольца колючей проволоки.

– Эшу… – слабо позвала Эва, оглядываясь. Тот стоял у края воды в двух шагах. Физиономия его была донельзя смущённой.

– Послушай, детка, я вовсе не… – начал было он. Но мулат стремительно развернулся – и отвесил Эшу подзатыльник, от которого тот повалился на песок.

– Ты что стоял, придурок?! Она чуть не утонула!

Эшу вскочил, взвился в воздух, ударом пятки сбил мулата с ног – и они, сцепившись, покатились по песку. Эшу страшно ругался и отбивался изо всех сил, но мулат довольно быстро уселся на него верхом. Сквозь зубы, тяжело дыша, сказал:

– Нашёл время, честное слово, таскать сюда своих шлюшек…

– Шлюшек?! – завопил, брыкаясь, Эшу. – Кто бы говорил! Разуй глаза! Это наша Эвинья!

– Сестра?.. – Мулат изумлённо обернулся. Эшу тут же вырвался и вскочил на ноги. Озадаченная Эва на всякий случай тоже встала и одёрнула мокрое платье. Мулат подошёл вплотную. В его взгляде больше не было угрозы. В зелёных глазах, как солнце в густых зарослях, мелькала усмешка.

– Сестрёнка! Ты меня совсем не помнишь? Я – Ошосси[35]35
  Ошосси – мужское божество охоты, преследования, тайных лесных мест.


[Закрыть]!

– Мой брат Ошосси! – встрял Эшу. – Мастер капоэйры! Звезда секс-туризма! Эти гринги просто с ума по нему сходят! Он скоро попадёт в путеводители по ночной Баие и…

– Заткнись, – буркнул Ошосси, не сводя внимательного взгляда с Эвы.

– Я вас помню, – тихо сказала она. – Вы… ты качал меня на качелях на бабушкиной ферме. И ещё ты вчера чуть не зарезал мою подругу Ошун. И я тебя укусила…

Ошосси вытаращил глаза. Улыбка пропала с его лица. Одна из блондинок капризно окликнула его, но он даже не обернулся.

– Дьявол, так это ты была вчера?! Я тебя совсем не узнал!

– Где Ошун сейчас? – осмелев, спросила Эва. – Она жива? Здорова?

– Жива, – пробурчал Ошосси. – Но не совсем здорова. И не смотри на меня так, гатинья[36]36
  Гатинья – киска


[Закрыть], я к ней пальцем не прикоснулся! Просто… просто был вчера злой. Хотел напугать. И всё.

– А кто?! Кто к ней прикоснулся? – приступила к нему Эва, разом почувствовав, что сейчас самое время задавать вопросы. Но Ошосси только рассмеялся, показав безупречно ровные, белые зубы. Через плечо Эвы спросил насупленного Эшу:

– Как ты её уговорил?

– «Уговорил»?! – Эшу шлёпнулся на песок, зачерпнул горсть мокрого песка и прижал к левому уху, которое, видимо, до сих пор горело. – Да я её спас в последний момент! И не гогочи, она тебе сама подтвердит! Её мамаша уже разложила свои бузиос! Десять штук! Тебе это ни о чём не говорит?

– Что?.. – Ошосси на миг задумался – и вдруг, ударив кулаком по песку, выругался:

– Проклятая шлюха! Для всех нас?!

– Да, для всех! Никого не забыла! Но Эвинья была умницей. Передавила их все.

Ошосси взглянул на Эву с одобрительным интересом. Затем снова повернулся к брату:

– Послушай, наверное, нам теперь надо… Да что там с ухом у тебя? – Эшу не ответил, и Ошосси, помолчав, осторожно спросил, – Что – Огун приехал?

– Нет ещё, – с явным облегчением отозвался Эшу. – Это Оба. Я отвёл к ней ночевать малышку, ну… и… вот. С этой толстой дурой сейчас невозможно разговаривать! Чуть сковородкой меня не убила! А потом вцепилась в ухо!

– Ну… – усмехнулся Ошосси. – Её, знаешь, можно понять. С Ошун у них обычные бабьи разборки, но ты-то зачем вписался? Вы с Оба всегда хорошо ладили!

В ответ Эшу виртуозно выругался, швырнул горсть песка в море и, отвернувшись, умолк. Эва задумчиво посмотрела на него – и вздрогнула от голоса Ошосси:

– Йанса, ты виделась с Шанго?

Эва обернулась. Высокая негритянка в красном купальнике, которая несколько минут назад играла на песке вместе с Ошосси, стояла рядом. Приглядевшись, Эва увидела, что Йанса – не негритянка, а каброша[37]37
  Каброша – мулатка с тремя четвертями негритянской крови


[Закрыть], но очень тёмная, темнее Ошосси. От неё исходил острый, тягучий запах не то горького мёда, не то пряностей. Длинные афрокосички с вплетёнными красными и коричневыми терере[38]38
  Терере – бусы, вплетённые в волосы.


[Закрыть] были сплошь вываляны в песке. К мокрому от пота телу тоже прилипли песчинки. Йанса была не особенно красива: слишком круто очерченные скулы, слишком выступающие вперёд губы, слишком широкий нос с резко вырезанными ноздрями, в одну из которых была вдета серёжка – рубиновая капелька. Глаза – золотистые, как у животного, с ярким белком – смотрели в упор, внимательно и холодно. И, глядя в эти глаза, Эва вспомнила и её тоже. Эта молодая женщина (тогда на ней была военная форма) полгода назад спрыгнула перед ней с подножки грузовика.

– Здравствуйте, – осторожно сказала Эва. – Я помню вас, дона. Мулатка скупо улыбнулась:

– Надо же… Молодец, что пришла. Огуну теперь будем нужны все мы.

– Это – Йанса! – объявил Ошосси, обнимая мулатку за плечи и притягивая к себе. Та спокойно отвела его руку, но Ошосси это ничуть не смутило.

– Наша Йанса! Сержант «Планалту»[39]39
  «Планалту» – боевой корпус войск специального назначения, главная база – в Бразилиа.


[Закрыть]! Гордость седьмой мотопехотной бригады! Лучший мастер капоэйры на всю Баию! Наследница местре Бамбо! На днях, кстати, открывает свою школу в Барракинье!

– Ты всё-таки нашла деньги? – живо заинтересовался Эшу. – Откуда?

Йанса нахмурилась. Недовольно покосившись на Ошосси, сказала:

– Кого ты слушаешь, малыш? Нет никаких денег, нет никакой школы… И не будет. Я вовращаюсь в «Планалту» на днях.

– Нет, гатинья, не вовращаешься, – ласково возразил Ошосси. Йанса молча, в упор посмотрела на него – и Ошосси отвёл глаза. Глядя на встрёпанные барашки волн, хмуро спросил:

– Так ты нашла Шанго?

– Я знать не знаю, где он, – сквозь зубы отозвалась Йанса. – Я его не видела с прошлой макумбы.

На мгновение наступила тишина. Эшу, взмахнув ногами, совершил полоборота вокруг своей оси и с бешенством уставился на безмятежную Йанса.

– Ты сошла с ума, красотка? Ты же знаешь, что…

– Что я знаю? – тихо перебила его Йанса – но от ненависти, звенящей в её голосе, у Эвы пробежали по спине мурашки. – Что я знаю?! Шанго приходит когда хочет! В голове у него сейчас одна Ошун! Обо мне он вспоминает, только когда получает себе на голову неприятности! О да, тогда нужна Йанса! Тогда без Йанса никуда! Она убьёт кого угодно, разнесёт полгорода и вытащит его! А он сразу же побежит обратно к своей потаскушке и будет смотреть, как она вертит задницей! О чём я буду его спрашивать?! Шанго сейчас злой, как собака! И если я сунусь к нему с вопросами, он просто даст мне в глаз!

– В жизни не поверю, что ты не ответишь, – заметил Эшу тоном делающего комплимент.

– Отвечу, но что пользы?! – взвилась Йанса. Косички её взлетели ураганом, и Эшу резво откатился в сторону. Эва заметила, что даже Ошосси слегка отодвинулся. – Разве с ним можно разговаривать? Только эта потаскуха Ошун может вить из него верёвки! А к корове Оба он ходит жрать! А я нужна, когда случаются заварушки! И… и почему я вообще должна облегчать ему жизнь?!

– Ты же знаешь почему, – вкрадчиво сказал Эшу. – Сейчас нужны вы все. Все – и ты, и Оба, и Ошун, и ваш муж…

– Неужели Оба согласилась? – сощурилась Йанса, резко вытирая с щеки налипший песок.

– Согласится, – уверенно сказал Эшу, стараясь не замечать ехидного взгляда Ошосси. – Ты же знаешь, она ради Шанго сделает всё.

– На кого она теперь похожа без уха? – с почти искренним участием спросила Йанса, но жёлтые глаза её злобно горели.

– Её это не портит, – заверил Эшу.

– Да там же нечего портить! – прошипела Йанса. Круто развернулась и пошла вдоль кромки воды. Мужчины проводили её взглядами.

– Она и пальцем не пошевелит, – убеждённо сказал Ошосси, пропуская между пальцами песок. – Она до сих пор зла на Шанго. И на Ошун, конечно… Что они все в нём находят – никогда не мог понять. – Он зевнул и лёг на спину.

– Но ты-то не откажешься? – сквозь зубы спросил Эшу, – Я думаю, что будет чем заняться. Нужна макумба, а на макумбе нужны мы все! Аджогунов становится слишком много. Они не слушаются, лезут отовсюду. Я не помню, чтобы такое было раньше!

– Кстати, не могу понять, отчего, – протянул Ошосси. – Почему ты ничего не можешь сделать? Аджогуны – это же по твоей части! Для чего вдруг понадобились все мы? Раньше ты сам прекрасно справлялся, малыш.

– А сейчас не могу! Эта сука Нана словно с цепи сорвалась! Сам видишь – малышка Эвинья всё-таки утекла у неё из рук! Больше никого не осталось! Все бузиос растоптаны, это верно! Но даже без них она на многое способна! В кои-то веки у неё появилась возможность свалить нашу мать! Неужели, ты думаешь, Нана не воспользуется?!

Ошосси покачал головой, отвернулся. Хмуро, сквозь зубы сказал:

– Мама совсем плоха. Не отпирает дверей. Не выходит, ни с кем не хочет разговаривать. Я пробовал – она не открыла. Йанса стучала битый час – то же самое. Марэ тоже приезжал и звонил – бесполезно! Она даже телефон вырвала из провода! Огун вот будет со дня на день… Может, у него получится? Хотя тоже вряд ли.

– Почему? – разворачиваясь к брату, спросил Эшу. Эва даже удивилась тому, какой острый, жадный интерес внезапно зажёгся в его глазах. – Почему ты думаешь, что у Огуна не выйдет? Мать всегда его слушала…

Ошосси молча махнул рукой, глядя в сторону. Эве показалось, что он смущён. Эшу ждал, не сводя с брата прищуренных глаз. Но тот молчал. Затем медленно, словно нехотя, выговорил:

– Лучше бы Огун не приезжал, честное слово. Он убьёт Шанго. Просто убьёт. Им вообще нельзя встречаться.

– Без Шанго ничего не выйдет! – нервно напомнил Эшу.

– После того, что он сделал, я на него даже смотреть не смогу! – с отвращением сознался Ошосси.

– Я тоже. Но без него макумба не имеет смысла, – процедил сквозь зубы Эшу. – А если дойдёт до битвы, то без Шанго незачем и начинать. А он прячется. И, кроме Ошун, никто его не уговорит. А на кого Ошун сейчас похожа – сам знаешь. Она боится даже в зеркало себя увидеть, не то что мужу показаться… В общем, я оставлю Эвинью у братьев и поеду дальше. Кстати, разговаривать с Марэ лучше тебе.

– Это почему ещё? – ровным голосом спросил Ошосси. Эшу в ответ изобразил идиотскую улыбку и захлопал ресницами, как диснеевская Белоснежка. Ошосси без лишних слов размахнулся – но Эшу стремительно откатился за большой камень и оттуда проникновенно попросил:

– Ошосси, брат мой, постарайся для семьи! Не пожалей ни-че-го!

Какое-то время можно было с уверенностью утверждать, что Ошосси сейчас убьёт младшего брата. Однако, покосившись на Эву, он сдержался и только буркнул:

– Дурья башка… Ладно, я подъеду к ночи. У меня всё равно к нему дело.

– Ну вот и я говорю, – Эшу, высунувшись из-за камня, откровенно ухмылялся. – Резинки у тебя есть, или одолжить?

Ошосси в ответ произнёс три непечатных слова, заставивших Эву покраснеть. Лёгким прыжком капоэйриста вскочил на ноги из положения лёжа и пошёл по узким, уже почти смытым волнами следам Йанса. Эва молча смотрела ему вслед.

– Какие у него странные татуировки… – медленно сказала она.

– Тюремные.

– Ошосси… сидел в тюрьме? Но за что?

– За наркоту. За убийство матери.

– К… как? – Эву кинуло в холодный пот.

– Ну-у-у, это же было не нарочно, – серьёзно пояснил Эшу, – У него семейка была та ещё… Все торговали наркотой. Ошосси уже в восемь лет спускал дурь в порту американским морякам, а в шестнадцать его вся Барракинья знала! И вот, однажды пришла приличная партия героина, которую ждали серьёзные люди. Ошосси принял её и спрятал у себя дома. А эта потаскушка – его мать – нашла! Тут же продала за плёвую цену – очищенный героин, пять килограмм! Можно было взять в тысячу раз больше, но у старой шлюхи, понимаешь ли, горели трубы! И, конечно, она тут же напилась до полусмерти. Ошосси приходит домой, видит насмерть пьяную мамашу и свой развороченный тайник! А через час за «товаром» должны были прийти очень плохие парни! Ну, и что было делать пацану? Растолкал мать, начал задавать вопросы… – Эшу вздохнул. – Видимо, слишком сильно задавал. Соседи услышали вопли, побежали за полицией. Ты представляешь, КАК надо было орать, чтобы в Барракинье позвали легавых?! Те приехали, конечно, но… мамаша уже не дышала. Ошосси её швырнул на пол, а она грохнулась виском об угол. Неудачно. Ну и всё, с концами… Ошосси забрали в участок, а оттуда – в тюрьму.

– Сколько он просидел? – зачем-то спросила Эва.

– Четыре года. Вышел по амнистии к президентским выборам. За воротами тюрьмы его встретили я и Огун. И отвели к нашей матери. И он остался. Вот и всё… Эй, женщина, куда ты глядишь?!.

В следующий миг Эву окатило с головой, и огромная волна, торжествующе зашипев, отползла обратно в море. Ругаясь и отжимая под хохот Эшу свои вновь вымокшие кудряшки, Эва вдруг вспомнила, как чуть не утонула полчаса назад. Её вытащил Ошосси. Ошосси – а не Эшу, который стоял в двух шагах…

– Ты боишься воды? – спросила она, отбрасывая за спину слипшиеся волосы. – Или не умеешь плавать?

Эва тут же поняла, что спросила что-то не то: смех Эшу словно отхватили ножницами. Его губы дрогнули, словно он собирался выругаться. Но Эшу промолчал, а испуганная Эва не решилась повторить вопрос.

– Нам пора ехать, – наконец, мрачно сказал он. – И я хочу жрать.

– Хорошо… А скажи мне, почему…

– О-о, женщина, прошу тебя как брат, – заткнись, наконец! Как вы мне надоели все!

И Эва покорно умолкла.

Эшу привёл её в маленький ресторанчик у пляжа. Они сели за столик на веранде, сплошь оплетённой цветущей каттлеей. Фиолетовые, с нежно-розовыми серединками цветы качались в проёмах между источенными жучком и влагой столбами. К ним, жужжа, слетались пчёлы. Солнце, поднявшись высоко в небе, палило вовсю.

Эшу вытянул ноги чуть не до середины солнечной веранды и широко улыбнулся:

– Сейчас поедим. И сразу поедем.

– Послушай… – Эва запнулась, выбирая слова. – Я сделаю всё, что ты хочешь… Но ведь я имею право знать? Объясни – почему я? Что я могу для вас сделать? Вы ведь… Ты… и Оба, и Йанса, и Ошосси… вы ведь… не люди? Вы – ориша?

– Это всё фигня.

– Но ведь вы же можете такое, чего я не могу! Вы можете всё, что хотите! Разве нет? Так зачем же…

– Чему тебя только учила наша бабка? – зевнул Эшу. – Вспоминай, кто ты такая?

– Я – Эва Амелия Дориза Каррейра!

– Ты – Эуа. Дочь Ошала и Нана Буруку.

– Эшу, – осторожно заговорила Эва, – Ты ошибаешься. Это не так. Я никогда не участвовала в макумбе! Я не впускала в себя святую! Я не Эуа, и я ничего не умею!

– Женщина, ты умеешь всё! – Эшу снял с ветки каттлеи большого зелёного богомола, посадил на стол и забавлялся, нападая на него пальцем. Богомол размахивал лапами, с ненавистью глядя на палец Эшу холодными злыми глазами. – Ты можешь всё! О, Дидинья, спасибо, ставь сюда… – он принял из рук подошедшей официантки – сонной негритянки в голубом застиранном платье – огромную тарелку с мокекой[40]40
  Мокека – острое блюдо из рыбы или морепродуктов с кокосовым молоком.


[Закрыть] и вторую – с жареной рыбой. – Малышка, бери что хочешь и ешь!

– Послушай, не морочь мне голову! – зашипела она, как только Дидинья вернулась к стойке. – Объясни – что я могу?

– Позови нам дождь, что ли, – предложил Эшу, придвигая к себе тарелку. – Жара такая, что дышать нечем!

Эва растерянно уставилась на него. Эшу преспокойно уплетал мокеку и на девушку не смотрел. Она взглянула в сквозной проём между листьями и цветами каттлеи, на белую, слепящую полосу пляжа, на синий океан. «Дождь? Как было бы хорошо! Да, пусть сейчас пойдёт дождь! Пусть пойдёт дождь!»

Могучий удар грома, прокатившись по тростниковой крыше веранды, заставил задребезжать бокалы на столе. Дидинья за стойкой испуганно взвизгнула, кинулась к дверям, уставилась на небо. А там, как в кино, уже клубились сизые тучи. С океана разом, словно её сдёрнули, сошла синева. Ветер взвихрил песок, погнал по влажной прибрежной полосе комки сухих водорослей. Свежий, остро пахнущий солью порыв ворвался на веранду, опрокинул пустой стакан из-под лимонада-гуарани (Эшу едва успел поймать его), взметнул скатерть, растрепал непросохшие волосы Эвы. Каттлея затрепетала всеми побегами, роняя на пол фиолетовые лепестки. С электрическим треском ударила молния – и океан отгородился от потрясённой Эвы миллионами радужных нитей, в которых дрожало и искрилось солнце.

– Святая дева!.. – хрипло вырвалось у неё. Пол у столика покрылся брызгами и опавшими цветами. Песок шуршал и темнел под тысячами вкрадчивых лапок. Эва с ужасом смотрела на Эшу, а тот, откинув голову, беззвучно смеялся.

– Но послушай… Я всегда думала, что это просто совпадение… Ведь этого не может быть… Да перестань хохотать, бессовестный! Это ведь ты устроил? Да?!

– Ничего подобного! Я не могу! Это по части Эуа!

– А что же ты тогда можешь?

– Я-то? – переспросил Эшу многозначительным тоном. Не спеша развернулся вместе со своим стулом к стойке. Там Дидинья, сосчитав кассу, запирала деньги в железный сейф в стене. Негритянка уже захлопнула массивную крышку, повернула ключ, вытащила его… и дверца вдруг со скрипом открылась.

Дидинья вытаращила глаза. Недоверчиво повертела в руках ключ, потрогала дверцу. Пожав плечами, снова закрыла сейф, повернула ключ, – и дверь снова отворилась. Выругавшись на всю веранду, Дидинья яростно захлопнула дверцу, навалилась на неё плечом, с силой несколько раз повернула ключ, выдернула его из замка, швырнула в ящик под стойкой. Удовлетворённо вытерла руки о подол платья… и дверь снова, щёлкнув, отворилась!

«Всё верно… – ошеломлённо подумала Эва. – От Эшу Элегба не бывает замков…»

Мгновение Дидинья не шевелилась. А затем развернулась в зал и с истошным воплем: «Эшу, хватит валять дурака!» – со всей силы запустила в парня керамической миской – по счастью, пустой. Эшу жестом опытного бейсболиста поймал миску, аккуратно поставил её на край стола, встал и пошёл к стойке. Схватил кинувшуюся на него с кулаками негритянку в охапку, уложил её на стойку и, не позволяя Дидинье одёрнуть задравшееся выше бёдер платье, с увлечением принялся её целовать. Негритянка, пыхтя и ругаясь, пыталась освободиться. Немногочисленные посетители смеялись, аплодировали.

В конце концов Дидинье удалось дотянуться одной рукой до мокрого полотенца на краю стойки и от души хлестнуть им Эшу по спине. Тот, смеясь, выпрямился, отпустил официантку. Немедленно получил ещё раз полотенцем – на этот раз по физиономии, насмешливо поднял обе руки и, позволив, наконец, возмущённой Дидинье скрыться на кухне, вернулся за стол. Как ни в чём не бывало, вытащил сигареты, закурил.

– Ты успокоилась, женщина? Или ещё позвать парочку аджогунов и устроить с ними капоэйру? И почему это людям всегда нужен дешёвый цирк?!

– Но… как же так? – Потрясённая Эва смотрела на то, как капли дождя вколачивают в песок фиолетовые лепестки. – Если всё так… как ты говоришь… Если всё так просто – почему Ошосси не мог выйти из тюрьмы, когда хотел? Почему Оба плачет у себя на кухне? Почему Йанса уезжает в Бразилиа? Что случилось с Ошун?!. А тут… дождь…

– Дождь – это пустяк, – грустно сказал Эшу, – Малышка, если бы мы могли всё – мы бы горя не знали! А сейчас – задница за задницей, как по заказу! И неизвестно, когда это кончится!

– Расскажи мне всё с самого начала, – решительно попросила Эва, ставя локти на стол. – Я готова вам помогать, но я должна знать.

– Детка, да ты сама всё знаешь! – закатил глаза Эшу. – Ну – ладно, ладно… Поехали с самого начала. Кто была первая жена Ошала – ты помнишь?

– Йеманжа, богиня всех вод и моря! Мать всех ориша!

– Правильно. Йеманжа. Или Жанаина. Наша мать. Жена Ошала. – Эшу жестом заставил Эву закрыть рот и продолжил. – Она родила ему Огуна и Шанго, наших старших братьев. И мать говорит, что у них всё было прекрасно, пока не влезла эта шлюха – её сестрица. Нана Буруку. Твоя мать. Ну что ты так на меня смотришь? Ты не знаешь, что у твоей бабушки Энграсии было две дочери? Жанаина и Нана?