Текст книги "Искатели золота"

ГЛАВА XVII. Большие головы и белые лица

Черные воины все приближались. Они были уже на расстоянии не более пятидесяти-шестидесяти метров.

Вдруг Жерар сказал:

– Удивительно! Мне кажется, что среди них белые лица. Или это мое воображение? Посмотри-ка, Колетта!

В ответ на это Колетта громко вскрикнула и, как стрела, бросилась бегом в объятия того самого белого человека, на которого ей указывал ее брат и в котором теперь и сам Жерар узнал господина Массея! В ту же секунду раздался второй такой же крик, и Лина очутилась в объятиях своего отца!

Словами не выразить всего восторга и счастья этой встречи. Обе группы европейцев стояли без слов, точно застигнутые ударом молнии, между тем как окружившие их туземцы бессмысленно вращали глазами и гримасничали, не понимая в чем дело. Колетта и Лина, повиснув на шеях своих отцов, рыдали, не будучи в состоянии объяснить себе такую чудесную встречу; они инстинктивно все крепче и крепче сжимали руки, боясь лишиться отцовской защиты, чтобы дорогие им существа не скрылись бы как привидения. Наконец Колетта очнулась.

– Я совсем завладела вами и Жерару не оставила места, – сказала она, улыбаясь сквозь слезы. – Ах, папа! Дорогой папа! Поцелуйте его покрепче!..

– Если бы вы знали, какой он был добрый для нас, как он спасал нас! О, бесценный папочка!.. Неужели это правда?.. Неужели это не сон?

И бедная девушка опять обнимала и целовала своего отца, любуясь обожаемыми чертами, которых она не надеялась более увидеть. Потом на нее точно напал столбняк от такого внезапного перехода от горя к радости. Прошло несколько минут…

– Мадемуазель Колетта, вы узнаете вашего старого друга?

Колетта вздрогнула при звуках знакомого голоса.

– Месье Ломонд! Ах, доктор, как я рада увидеть вас! – сказала прелестная девушка, дружески протягивая ему руку.

– А вот и господин Брандевин, тоже старый знакомый, которому вы будете рады, наверное.

– Еще бы! – сказала Колетта, ласково здороваясь с ним.

– Представляю вам в его лице Его Сиятельство главного эконома племени Больших Голов, знаменитой ветви народа матабелов! – сказал торжественно доктор, который, по обыкновению, старался вывести бедную девушку из слишком сильного и продолжительного волнения.

– Ну-с, а узнаете ли вы нашего доброго Вебера?

– О, да! Месье Вебер, вы себе представить не можете, как я счастлива увидеть опять отца моей дорогой маленькой Лины!

– Ах, мадемуазель! – сказал Вебер, глядя на нее с нежностью. – А я-то как счастлив, что снова могу любоваться вашим очаровательным личиком! Это точно небесная роса на иссохшей земле! А этот ребенок, моя бедная сиротка, которая твердит мне, что она всем обязана вам, что вы для нее были более, чем родная мать! И вы мне возвращаете ее крепкой, выросшей, похорошевшей, неузнаваемой!.. Как вам выразить все мои чувства признательности!..

Бедный Вебер заплакал.

– Поверьте, дорогой месье Вебер, – сказала Колетта, ласково взяв его за руку, – что мы с Линой обе обязаны друг другу. Необходимость поддерживать ее, подавать ей пример терпения содействовали тому, что я и сама не падала духом. Дорогая моя Лина! Ни за что на свете мне не хотелось бы расстаться с нею, разве, если бы я была уверена, что она в полной безопасности.

Под впечатлением неожиданного счастья мысли Колетты совсем рассеялись, потеряли свою обычную уравновешенность. Вдруг ее сияющее лицо сделалось грустным.

– А… другие? – спросила она нетвердым голосом, вглядываясь в Большие Головы, как будто между ними она надеялась найти любимое лицо.

– Других тут нет, увы! – сказал доктор.

– Мамы? Генриха?..

– Их нет с нами!

Колетта застонала в невыразимой тоске.

– О, Колетта! – тихо умолял ее Жерар, – крепись, не смущай радость папы! Как раз он только что говорил… Не надо же так отчаиваться. Подумай, кого мы нашли! Значит, и остальных найдем! Колетта, дорогая, перестань. Колетта, я не узнаю тебя, где твоя твердость духа?

– Прости!.. – сказала девушка, – я больше не буду расстраивать вас.

– Но где мы теперь? – спросила она громко, чтобы переменить тему разговора, – объясните мне, что это за люди, которые не оставляют вас?

– Это наши телохранители, – сказал доктор, – их обязанность всюду сопровождать нас, так как мы, собственно говоря, пленники, хотя нас и снабдили важными титулами. О Брандевине я уже говорил вам; Вебер здесь – главный мастер огнестрельных орудий, я – врачеватель племени, но отгадайте, мадемуазель, в какой сан возведен ваш отец?

– Возведен в сан? – удивились Жерар и Колетта.

– Ни более ни менее, как в сан короля!

– Короля! – повторили они оба.

– Именно. Павел Массей – первый владыка племени Больших Голов, генералиссимус всего большого народа (их наберется около трехсот храбрых людей, не считая мелюзги), с правом верховного суда. Ему предоставлен дворец, доставка провианта: сто голов скота, дичь, фрукты и прочее, и все привилегии, соответствующие его сану.

– Исключая, к несчастью, главного – свободы! – со вздохом заметил господин Массей.

– Но, мой милый друг, надо быть справедливым. Есть ли на свете хоть один деспот, который имеет право пользоваться свободой? Весь мир знает, что настоящие пленники – это цари!

Путешественники в это время находились у подошвы холма, который мешал им разглядеть окрестность деревни. Не прошло и часу, как они поднялись на возвышение; новые пришельцы разом вскрикнули от восторга.

Природа изменилась точно по волшебству. Дорога, по которой шли последнее время Жерар и девушки, представляла из себя ровную, песчаную, иссохшую землю. Всюду был один желтый песок; ни один кустик, ни одна травка не ласкали взора, разве кое-где попадалось одинокое жалкое деревцо.

И вдруг они на спуске холма увидели прелестную долину, всю в зелени: банановые, пальмовые деревья и огромные магнолии свешивались над прозрачной речкой и отражались в ее зеркальной поверхности.

С противоположного холма поток спускался водопадом, неся обильную дань воды в речку; там и сям виднелись островки, густо поросшие папирусом; стада коз и баранов мирно паслись, заканчивая собою этот дивный пейзаж.

– Наполняйте ваши взоры красотой природы, – сказал доктор, – любуйтесь, пока вы еще не приблизились к жилищам; невообразимая грязь крааля заставит вас позабыть сию божественную картину.

– Как! – воскликнула Колетта, – эти хорошенькие хижины, такие оригинальные, которые кажутся обиталищем эльфов и фей, грязны и содержатся неопрятно? Даже не верится!

Издали действительно эти хижины казались очень красивыми, но они не все были одинаковой величины, и среди них особенно выделялась одна: хотя ее крыша, так же, как и у других хижин, была конусообразна и сделана из сплетенных сухих листьев, но имела правильную четырехугольную форму и была выше и больше всех прочих. Это и был дворец, предназначенный монарху.

– А вот этот домик, направо, – сказал доктор, – принадлежит мастеру огнестрельных орудий, Веберу, пребывающему здесь телом, но душою парящему, без сомнения, в своих далеких мастерских. Он устроил здесь наковальню и разрабатывает всевозможные планы, внушаемые ему его изобретательным гением. Когда мы явились сюда, у нас решительно ничего не было; пришлось сначала довольствоваться более чем скромной утварью смелых матабелей: тыквенной бутылкой для воды и молока, звериной шкурой для спанья и вилкой Адама для еды.

– Что же касается принадлежностей туалета, то о такой роскоши они и понятия не имели. Они довольствовались тем, что встряхивались утром после сна, как дворняжки, вылезшие из будки; о мытье же у них не было и речи.

– Вот кто настоящие философы, но следовать их примеру не так-то легко. После того, как с детства привыкнешь к комфорту цивилизации, к зубной щетке, мылу и прочему, когда привыкнешь садиться за стол, покрытый чистой скатертью, к стакану, ножу и вилке, когда вас родители не приучили есть сырое мясо, то на африканской земле почувствуешь себя не очень-то хорошо!..

– О, доктор! – сказала Колетта, – я уверена, что вы на самом деле не такой гастроном, как говорите; в этой стране такие вкусные фрукты, к чему вам еще кухонная стряпня? Что касается нас, то мы ни на минуту не чувствовали этого лишения!

– Говори за себя, Колетта, – не согласился Жерар, – мне же порядком-таки надоели кокосовые орехи и бананы, – я бы все их с удовольствием отдал за хороший кусок бифштекса.

– Который вы скоро и получите, – сказал доктор. – В этом у нас не было недостатка с самого начала, только не хватало посуды!

– Но Вебер выручил нас, наготовив нам всевозможных кастрюль и сковородок, а гений Брандевина развернулся во всей своей силе; благодаря ему мы не только имеем вкусные обеды, что далеко не последняя вещь, в чем согласится со мною и мадемуазель Колетта лет через двадцать, – но его таланты приобрели огромную известность, а это много содействовало нашему престижу у матабелей.

– Ну нет, доктор, вы ошибаетесь, – сказал главный эконом, которого обстоятельства сделали скромным. – Если наше положение среди матабелей приобрело такой вес, мы этим обязаны скорее вашему влиянию на них, а не моим ничтожным талантам.

– В домике направо, – продолжал доктор, – живет Брандевин; здесь он и создает свои шедевры.

– А ваш домик где, доктор? – спросил Жерар. – Как только я узнаю дорогу в него, я опять начну посещать вас, как на «Дюрансе». Как это было давно! Как я тогда надоедал вам! – добавил мальчик конфузливо. – Меня папа всегда останавливал. Право, я, кажется, был тогда несноснее Больших Голов!

– Приходите опять надоедать мне, сколько хотите, – ласково сказал доктор, обнимая Жерара, – даже еще больше: поселитесь вместе со мной.

– Что же касается мадемуазель Колетты и ее маленького друга, то для них найдутся во дворце две прелестные комнаты.

Между тем, пройдя долину, они вступили в деревню, у околицы которой их поджидала толпа негритят, собравшихся поглазеть на свиту, до чего ребятишки всех народов большие охотники. Они тотчас же заметили новых пришельцев и, после первого изумления, стремглав пустились к деревне возвестить всем о такой важной новости. Все жители высыпали навстречу европейцам, а некоторые показались на корточках у дыр своих берлог, так как ни о дверях, ни об окнах они не имели понятия. Любопытство было особенно возбуждено при виде Колетты и Лины; женщины, совсем обезьяны, застрекотали вокруг них со смешными жестикуляциями. Более смелые близко подходили к ним, щупали их волосы, руки, щеки, материю. Но их тотчас разогнали телохранители ударами кнута; Колетта и Лина очень огорчились таким грубым самоуправством, но доктор утешил их, сказав, что справедливая расправа в этом роде только скрепляет их взаимные отношения, что туземные женщины относились бы с меньшим уважением к своим мужьям, если бы те время от времени не пробовали бы на их спинах силу своего кнута.

После этого инцидента Большие Головы опять сомкнули свои ряды и возобновили прерванное шествие. Скоро приблизились к воротам дворца, и господин Массей дал им знак удалиться; бедняги должны были повиноваться; они поплелись к своим очагам, хотя им очень хотелось выказать обычные любезности именитым гостям.

Дом был довольно вместительный, с проделанными окнами (так как он строился под наблюдением самого господина Массея) и замечательной чистоты. Обе девушки вскрикнули от радости и восхищения. Сколько дней, сколько месяцев прошло с тех пор, как они не вступали в жилище цивилизованных людей! Зал был с четырьмя правильными углами, симметрия эта действовала приятно на глаз. Маленькие скамеечки были размещены рядами вдоль стен, в середине комнаты был стол из белого дерева, у которого можно было сидеть. Какая прелесть!.. Они совсем умилились и почувствовали, что теперь наконец прошли дни их скитаний.

– Вы еще ничего не видели! – воскликнул доктор, доброе сердце которого угадывало волнение девушек. – Пусть господин Массей покажет вам произведения великого мастера, тогда вы скажете нам свое мнение. А мы с Жераром пойдем пока ко мне, если позволите…

Господин Массей открыл дверь в соседнюю комнату и, предоставив ее в распоряжение Колетты и Лины, оставил их там одних. Они бросились друг другу в объятия и долго плакали, но это были слезы счастья и облегчения. Прекрасный отец и проницательный доктор поняли, что им необходимо дать время на чувствительные излияния, чтобы они успокоились от пережитых волнений, а потому они и придумали уважительный предлог, чтобы оставить их вдвоем.

К тому же эта заботливость оказалась далеко не излишней. Им нужно было привести себя несколько в порядок после таких долговременных блужданий по лесам, горам и пустыням.

Наплакавшись вдоволь, девушки вздохнули с облегчением. Оглянувшись тогда вокруг себя, они, как говорил Ломонд, пришли в неописуемый восторг.

В этом далеком краю, в такой дикой стране они увидели комфорт цивилизованного человека, созданный благодаря силе воли, терпению и вкусу. Больше всех этому содействовал Вебер, и все единогласно признавали за ним его достоинство; его изобретательность была неистощима. Под его руководством трое спутников его сделались искусными работниками и убедились на практике, что для человека нет ничего невозможного, лишь бы было здоровье, голова на плечах да крепкие руки.

Мебель была самая обыкновенная, утварь совсем простая, материя и инструменты тоже не представляли из себя ничего особенного, но во всем виднелся отпечаток вкуса, во всех мелочах не было ничего банального.

Первая зала, служившая для банкетов, приемов и государственных дел, отличалась так же, как и в цивилизованных странах, строгим и официальным стилем. Вторая же комната, куда воспрещался вход подданным, была святилищем господина Массея. Сюда он удалялся подумать о своих дорогих отсутствующих, помечтать о способах освобождения или просто отдохнуть. Стены были здесь обтянуты матами, на фоне которых, среди роскошной зелени, ослепительных цветов и огромных фруктов, красовались охотничьи трофеи; коллекции редких бабочек, жуков, насекомых, всевозможных цветов, все, что было замечательного в этой стране из царства флоры и фауны.

В окнах не было стекол; их заменяли широкие прозрачные листья папируса, но закрывать их не представлялось надобности, так как воздух был необыкновенно мягок и вид на озеро – восхитителен.

В углу была кровать, сооруженная из двух шкур пантеры, прекрасно выделанных и дубленых благодаря стараниям Вебера. Над изголовьем кровати Колетта с нежностью заметила портрет своей матери, нарисованный ее отцом на листочке папируса. Но восторженные возгласы Лины заставили ее обернуться в другую сторону.

– О! Колетта, Колетта. Посмотрите, что за прелесть этот туалетный столик! Здесь есть все, все. И какие смешные вещи: умывальная чашка из большой тыквы, снаружи она разрисована… мыльницы из черепашьей кости, а вот и мыло, настоящее!..

– Мыло! Ах, какое счастье! – воскликнула Колетта, обрадовавшись.

– О! Посмотрите-ка на эти щеточки, – продолжала восторгаться девочка, – а этот гребешок, какой он чистенький, беленький! Да ведь это никак рыбий хребет!.. А этот кувшин из тыквы, точно амфора; как все красиво, как будто в сказке о феях!

– Но меня больше всего удивляет замок в двери, – сказала Колетта. – Сколько времени мы не видели его, Лина!

– О! – сказала девочка, – это уж, конечно, дело папиных рук!

ГЛАВА XVIII. Изобретения господина Вебера

Королевский дворец был окружен большим парком из магнолий. Когда девушки вышли, они нашли господина Массея с доктором и Жераром; вскоре и Вебер присоединился к ним. Что же касается Брандевина, то он остался в своей кухне, занятый предстоящим торжеством.

Начались расспросы, рассказы, прерываемые подробностями, которые повторялись сотни раз. Столько нужно было сказать друг другу, что не знали, с чего начать. Наконец более или менее удалось установить некоторую связь между фактами.

Жерар и Колетта узнали, что господин Массей и его друзья попали в одну из двух последних лодок, спущенных с «Дюранса»; они не знали, успели ли Генрих и капитан Франкер отплыть на остававшейся лодке, или же они остались на судне. В тумане невозможно было ничего разглядеть. Лодку господина Массея и его спутников понесло и выбросило на берег Мозамбикского пролива. Потерпевшие крушение решили тотчас же направиться в Трансвааль, но после утомительного пути, измученные, они попали в плен к одному из племен матабелей.

– Племя Больших Голов воевало в то время с кифарами, которым покровительствовали немцы, снабжая их ружьями и водкой.

Большие Головы были убеждены, что мы немцы, а потому можете себе представить, какими глазами они смотрели на нас. Мы ежечасно должны были ожидать, что нас перебьют и превратят в котлеты и бифштексы.

– Как! Неужели матабелы – людоеды? – воскликнула Колетта. – Это невозможно, у них тогда была бы наружность гораздо свирепее!

– Не всегда можно доверяться внешности, – возразил доктор. – Большинство диких племен делаются людоедами в известный момент. Это еще не значит, что они всегда питаются человеческим мясом, или что они нарочно убивают людей с этой целью. Но когда представляется удобный случай, редко кто из них устоит от искушения…

– Одним словом, нам бы пришлось весьма плохо; к тому же нас не понимали; но тут подвернулось счастливое обстоятельство, убедившее дикарей в наших добрых намерениях.

– На матабелов внезапно напали, выскочив из оврага, человек двадцать кифаров. Хотя Больших Голов было столько же, но они растерялись от неожиданности и хотели бежать.

– Тогда господин Массей явился их избавителем. Вырвав топор из рук одного из беглецов, он закричал громким голосом:

– Нас больше! Как вам не стыдно отступать! У кого есть хоть капля совести, пусть идет за мной! Заметьте, что в критические минуты всякий язык делается понятным, поэтому всем стал ясен смысл речи господина Массея, – и все без исключения пошли за ним. Очертя голову, точно двадцатилетний юноша, он бросился в самую гущу кифаров и начал махать топором направо и налево, каждым ударом кладя на месте человека. Кифары же, взявшие вместо своих простых боевых орудий немецкие ружья, совсем растерялись при вмешательстве белых.

– Конечно, мы разбили их наголову, и наше положение сразу упрочилось. Вместо подозрительных людей мы вдруг сделались благословенными гостями, посланными каким-нибудь добродетельным маниту!

– Нас с триумфом повели в деревню, как избавителей, и после такой услуги за нас, разумеется, уцепились всеми силами.

– Первой нашей заботой было ознакомиться с местным наречием.

– О! Это совсем нетрудно, – воскликнул Жерар. – Их речь и образ мышления совсем просты. Достаточно изучить какую-нибудь сотню слов, и при соответствующей мимике вы всегда будете поняты.

– Да, я согласен с вами, – сказал доктор с улыбкой. – Итак, пока мы изучали их язык, Вебер принялся за исправление и усовершенствование ружей, отнятых у неприятеля, потом наготовил новых, еще более усовершенствованных, и, таким образом, понемногу положив прочное начало будущим победам, мы добились расположения к нам матабелов. К тому же, в самое короткое время мы приобрели на эти темные умы большое нравственное влияние и наш авторитет окончательно установился. Затем наши познания и опытность сыграли тоже немаловажную роль. Довольно было двух-трех вкусно приготовленных блюд, и Брандевин сделался в их глазах великим человеком. А когда, благодаря артиллерии, изготовленной нашим изобретателем, господину Массею удалось разрушить неприятельский лагерь, престиж белых людей достиг своего апогея. Только королевская власть могла вознаградить такой подвиг, и ваш отец волей-неволей вынужден был согласиться на королевские почести.

– И мои таланты как чародея тоже оказались весьма кстати. Меня здесь почитают то за бога, то за дьявола. Не успею я покончить с лечением, как меня просят поколдовать; потом пристают с фокусами и, к довершению всего, я имел неосторожность рассказать им однажды несколько басен и сказок, когда наше положение еще не совсем упрочилось. Легенда о «Всесильном Адамасторе, короле бурь», произвела на них очень сильное впечатление. Вряд ли когда-либо оратора слушали с большим благоговением. Все их круглые глаза устремились на меня как загипнотизированные; эти грубые лица перестали гримасничать и, под влиянием поэтических грез, озарились чем-то духовным… Но, к несчастью, эти разбойники пристрастились к моим рассказам, и с тех пор они не дают мне ни минуты покоя.

– А знаете, доктор, – сказал Жерар, – что еще до матабелов у вас и на «Дюрансе» были ревностные поклонники?

– О ком вы говорите?

– Из всех, кто имел счастье слушать вас, особенно выделялась Мартина, невеста Иаты.

– Она постоянно изливалась мне на ваш счет: «Иес! Он знает все, этот удивительный человек, – говорила она. – Я бы за ним пошла на край света!..»

– Мартина честная, прекрасная девушка! – воскликнул господин Массей при упоминании о верной прислуге. – Как жаль, что ее нет с нами!

– Но я не считаю это дело проигранным! – сказал Жерар. – Наш долг освободить ее!

– А бедный Ле-Гуен! Я уверен, что он тогда только успокоится, когда найдет нас.

– Ты забываешь, голубчик, что мы сами-то – пленники!

– Как! Король?

– Такой же пленник, как и все короли, но в данном случае приходится еще считаться с особенной привязанностью подданных. Они ни за что не выпустят таких замечательных людей, которым известны всевозможные искусства цивилизации.

– А знаете, господа, какая мысль мне пришла в голову? – сказала Колетта. – Есть одно средство избавиться от несносного почитания ваших обожателей: надо найти себе заместителей!

– Что именно вы подразумеваете под этим?

– А вот, например, пусть господин Брандевин научит одного из них, которого он признает способным, как надо готовить кушанья, пусть он его заставит справиться без своей помощи в нескольких торжественных случаях, чтобы удостовериться в его опытности. Другому папа может показать военную тактику и научить секретам управления. Третьему господин Вебер откроет секрет делать орудия. И, наконец, доктор Ломонд сообщит своему ученику необходимые сведения о хирургии, гигиене… и даже по колдовству, – добавила Колетта, улыбнувшись, – и я уверена, что после таких благодеяний для края и подготовив достойных себе преемников, вы будете иметь полное право просить своей отставки!

– Прекрасная мысль, – сказал доктор после минуты раздумья. – Однако, мадемуазель Колетта, я и не подозревал за вами таких политических способностей!

– А! Колетта не только замечательный политик, но могла бы быть и генералом во главе армии. Если бы вы ее видели в этих огромных равнинах, в непроходимых лесах, – там она нам всегда давала хорошие советы и находила способы выйти из тяжелого положения, и все так спокойно, не теряясь в трудных обстоятельствах… Ле-Гуен часто говорил:

– Мамзель Колетта! Да она нам командир; ей повинуешься охотно не только потому, что ее глубоко уважаешь, но и потому, что знаешь, что она не ошибается в своих суждениях!

И добрый парень всегда заканчивал так:

– Жаль, что она девушка! Какой бы славный капитан вышел из нее со временем!

– Нет, нет, нечего сожалеть! – воскликнул господин Массей, кладя руку на белокурую головку дочери. – Пусть наша Колетта остается для нас такой, какова она есть!

– А пока, – сказал Жерар, – я вижу, что моя сестра совсем забыла обо мне в своем прекрасном плане. Нельзя ли и мне найти какую-нибудь работу или должность?

– Не беспокойтесь, и вашими трудами воспользуются, – сказал доктор. – Во-первых, если хотите, то с сегодняшнего же вечера вы будете моим помощником, как на «Дюрансе».

– Ах! Как я рад! – воскликнул Жерар. – Что может быть интереснее фокусничества!

– А Колетта и Лина что будут делать?

– Для них достаточно бы было служить украшением нас всех, что тоже не последняя вещь. Но если барышни пожелают заняться чем-нибудь, то они могут принести большую пользу туземным женщинам, внушив им идеи порядка, чистоты, домашнего хозяйства и прочего.

– Мы согласны от всей души, не правда ли, Лина? – спросила Колетта.

– О, да! – ответила девочка. – Я сделаю все, чего захочет Колетта!

– В таком случае вот что я вам посоветую для начала, – сказал господин Массей, – устройте мастерскую шитья. В этих местах произрастает масса деревьев, так называемый «лен матабелов», волокно которых так же крепко, как нитки лучшего голландского полотна. Заметив эти деревья, мы уже кое-что сделали.

– Вебер приготовил ткацкий станок, хотя совсем простой, но вполне отвечающий цели. Потом его гениальный ум сообразил, как обращаться с ним, и тогда, выбрав из этих обезьян четырех самых понятливых, их засадили к станку. Дело пошло недурно. Теперь уже наткано несколько дюжин метров полотна. Остается только кроить и шить. И мне кажется, это для вас самое подходящее занятие, как вы думаете, девицы?

– Ах, Боже мой! – воскликнула Лина, – но ведь у нас нет ни ножниц, ни иголок! У Мартины был рабочий несессер, но он остался у нее!

– Ну, ну, об этом-то вам нечего тревожиться, Лина, – сказал господин Массей. – Разве вы забыли, чья вы дочь? Не так ли, месье Вебер?

– Э!.. Что? – спросил изобретатель, прерванный в своих мечтаниях.

– Ничего, ничего. Извините, что я помешал вам. Но дело в том, что эти барышни очень были бы рады иголкам, ножницам, наперсткам и прочему. Ведь вы наготовили всех этих вещей, как будто предчувствуя, что они скоро понадобятся!..

– О, да! Конечно! – сказал Вебер, думая совсем о другом. – Я к вашим услугам. – Порывшись в своих карманах, он вытащил оттуда связку всевозможных инструментов и, выбрав пару щипцов и коробку с гвоздями, с любезной улыбкой предложил их Колетте; потом, заметив, что он ошибся, он подал ей пробочник и связку ключей. Десять раз начинал он сызнова искать, нисколько не смущаясь, после чего опять погрузился в свои мечты о новых изобретениях и усовершенствованиях.

Колетта с Линой были в восторге. Иголки, ножницы, наперсток, – все это драгоценности для каждой рассудительной девушки, любящей опрятность. Но надо пожить в пустыне, чтобы понять, какое важное значение приобрели эти вещи в глазах девушек.

Поэтому добродетельные иголки они сочли за самое важное изобретение Вебера, а когда доктор принес им еще клубочек ниток, изготовленных из «льна матабелов», восторгу их не было пределов: они сейчас же начали зашивать на себе все дыры.

Между тем послышались звуки бубнов.

– Это сигнал к обеду, – сказал доктор. – Пойдемте! Брандевин положительно превзошел самого себя.

Суп из черепахи, крокетки из ужей, котлеты из антилопы, жареные попугаи, не говоря уже о целой горе превосходных фруктов, – все было на столе, даже посуда из тыкв всевозможной величины. Были тут и цветы, размещенные с большим вкусом.

– После обеда будет спектакль! Как видите, мы совсем светские люди, – сказал доктор, объясняя в это время Жерару, что он должен будет делать, как его помощник в фокусах.

– Вы в этой зале устраиваете спектакль? Но здесь не поместиться всему племени!

– Нет, но мы устроимся: их будут приглашать группами, и каждое приглашение они должны считать как награду за какую-нибудь оказанную услугу…

– Ну-с, за работу; уже пора начать приготовления к торжественному сеансу!..

ГЛАВАXIX. Фокусы доктора Ломонда. Свадьба Мии-Мии

Залу разделили на две неравные половины. С одной стороны устроили места для публики, а на другой – водворили стол и все необходимые аксессуары фокусника.

Вскоре начали появляться приглашенные и, как только европейцы заняли почетные места, матабелы стали входить по одному, почтительные и проникнувшиеся чувством торжественности. По мере того, как они проходили, доктор представлял тех, которых хотел вы делить своим особенным вниманием.

– Вот Мбололо – это достойный молодой человек, признательное сердце, помнящее добро; у него ловкие руки, голова дельная… Самое лучше место для Мбололо!..

– Нгаи-Аи – неблагодарная и несимпатичная личность, но влиятельная особа, которую следует беречь. Пусть Нгаи-Аи встанет подле Мбололо!..

– А вот Мака-Ту – невеликий ростом, но с прекрасным сердцем; Бра-Шита – обладатель самой большой головы из всего племени; Угого – человек хитрый и коварный. Но все они хороши для своего народа. Хорошие места всем троим!..

– А!.. Почтенный Мзи-Шеше – отец многочисленного семейства. Честь и слава патриархам. Посторонитесь и дайте место Мзи-Шеше!..

– Но, кажется, я ошибся! Там как будто протискивается Сугаро, который третьего дня украл обед одной бедной вдовы и хотел высосать черепашьи яйца, приготовленные ею!.. И тебе не стыдно, Сугаро, показаться здесь? Ну, уж так и быть, я тебя прощаю на этот раз! Но пойди, спрячься подальше! Чтобы мои глаза не видели такого бессовестного человека!..

Понемногу все ряды заполнились. Как только за последним гостем захлопнулась дверь, доктор встал перед своим столом и тотчас открыл сеанс.

– Я узнал, – сказал он, – что между вами есть дурные люди, которые сомневаются в могуществе белых людей, благодаря которым ваше племя теперь благоденствует. «А ведь доктор не мог бы отрубить нос и сделать другой?» – говорят эти скептики.

– А заставить вырасти выдернутые зубы? А если бы какому-нибудь воину снесли голову, небось он не мог бы заменить ее? Ха-ха! Раз он ничего этого не может сделать, значит, он не всемогущий!..

– Конечно, эти люди говорят так по невежеству, и им можно простить. Нет ничего легче доказать им, как они ошибаются. Но если и после моих операций найдутся еще недовольные и ворчащие, то пусть с этими несчастными расправятся «добрые духи».

Эти «добрые духи», то есть уверовавшие в могущество белых людей, остались очень довольны речью оратора, другие же чувствовали себя пристыженными.

– Кто хочет, чтобы я вырвал ему все зубы? – продолжал доктор, потрясая страшными щипцами.

По всему собранию пробежал трепет; даже самые убежденные в силе белых не решились подвергнуть себя такому страшному испытанию.

– Я вижу, что из Больших Голов никто не соглашается предоставить себя для опыта. Но белых людей ничто не испугает. Наш великий изобретатель огнестрельных орудий, наверное, не откажет оказать свое содействие.

Вебер, у которого все зубы до единого были вставные, поднялся с места и с геройским видом предоставил себя в распоряжение оператора.

– Простите, великий мастер, мою вольность, – продолжал доктор, – но необходимо, чтобы сначала все посмотрели в каком состоянии ваши челюсти.

Приоткрыв рот, Вебер показал матабелам свои прекрасные искусственные тридцать два зуба, потом сел в кресло перед доктором с видом жертвы, обреченной на страдания.

Лина заткнула себе рот платком, чтобы громко не расхохотаться.

Доктор раскрыл щипцы, все затаили дыхание. Затем он направил их в рот Вебера, уперся ногами и, повернув руку, как бы с большим усилием… торжественно вытащил обе челюсти – шедевр самого изобретателя.