Текст книги "Икура дэс ка? Сколько это стоит?"

Глава 7

В школьном сочинении на тему «Кем быть», я написал: «Хочу стать диверсантом». Учительница зачитала мой опус одноклассникам и все засмеялись. Кто мог подумать, что эти слова окажутся пророческими?

Два года я носил сапоги в Покровском десантном взводе и питался армейской кашей. Совершил три отважных прыжка с парашютом. Мог бы и больше, но у вертолёта отпали лопасти и его списали в утиль. В основном мы занимались рукопашным боем, маскировкой и стрельбой по бегущим мишеням. Патронов не жалели. Умели палить из АКМ, СКС, Драгунова, Макарова, ТТ и т. д. Также изучали полевую армейскую рацию и долбили морзянку. Самые крутые бойцы рубили горбыль одним взмахом руки и кололи на голове силикатные кирпичи. Мне голова пригодилась, когда я решил стать радистом и поступил в мореходное училище.

Боевые инструкторы гоняли нас, как сидоровых коз. Марш-броски с полной выкладкой улучшали аппетит перед ужином. Три взвода соревновались между собой и раз в неделю сравнивали свои результаты. Кто лучше стреляет, резвее бежит и более скрытно ползёт. Наш взвод обычно занимал первое место. Это потому, что командовал нами старлей Иващенко – афганец, хохол, амбал и садист. Но самое жуткое в армии – это проснуться за пять минут до подъёма. А уж когда завертелось, жалеть себя уже некогда.

Через год за успехи в боевой и политической подготовке мне объявили отпуск. С выездом на родину и оплатой билета в жёстком вагоне. А перед этим меня вызвал к себе командир роты, майор Дергач. Жилистый и худой, как велосипед, Дергач был мастером своего дела. Он мог убить противника, взглянув на него одним глазом. Второй глаз у майора был стеклянным.

Майор посмотрел на меня стеклянным глазом и сказал:

– Поздравляю, раздолбай Покровский, вчера у тебя родилась дочь!

– Абинский, – поправил я майора.

Командир протянул мне синий бланк срочной телеграммы.

Я остолбенел и только поэтому не упал. В конце телеграммы стояла подпись: «ТВОЯ ЖЕНА ЛЮБА».

– Чушь какая-то, товарищ майор, – едва вымолвил я, – во-первых, я не женат, а во-вторых – в армии уже больше года.

– Жизнь полна неожиданностей, – сказал командир, улыбнувшись во всю ширину плеч. – В отпуске и разберёшься со своими бабами. Только не вздумай укокошить соперника. Он не виноват.

И поехал я разбираться.

Люба Крапивина, резкая, решительная и незнакомая, встретила меня на вокзале. И, выражаясь фигурально, приставила нож к горлу.

– Ребёнку нужен отец, – жёстко сказала она.

– А причём здесь Абинский? – обиженно спросил я.

– А кто же ещё? – сказала молодая мать, глядя на меня честными глазами.

– Люба, не гневи Бога! Только индийские слоны вынашивают потомство больше года. А мы с тобой не виделись уже полтора.

– Не сравнивай меня с дикими тварями! – возмутилась моя подруга, – Закон всегда на стороне матери! Будь, наконец, мужчиной!

– Я – он и есть, – говорю, – но, милая, ты меня с кем-то спутала.

– Суд решит! – сказала милая, резко повернулась и зашагала прочь.

Даже её острые плечи выражали жуткое презрение к несостоявшемуся родителю.

Дело в суде я выиграл. Правда, потребовалась справка из военкомата и телеграмма из в/ч 62681, в том, что боец АС Абинский не отлучался из части и в самоволке замечен не был.

– Редкий случай в моей практике, – сказал мне седой адвокат. – Обычно, Фемида грудью стоит на стороне матери.

– Фемида, она тоже баба! – ответил я.

Мама, глядя на мои похождения, грустно вздыхала:

– Ох, сынок, погубят тебя эти барышни.

– Первым делом самолёты, мама, ну а девушки – потом!

Папаша мой докрашивал забор в Старовской зоне и обещал «откинуться» по УДО. Мать с опаской ждала его возвращения.

Серж Гладышев с Игорем Столетовым загорали в Алтайских степях – строили ангар для колхозной МТС. Их строй-отряд вернётся домой только осенью. Пашка Суходол сменил квартиру и я его потерял. Инку Данчич угораздило родить двойню. Оба – мальчики. Её Бобошко похудел и выпить со мной отказался. Лада Саидова прислала мне открытку с московским адресом.

Точно в срок я вернулся в родную казарму, пропахшую гуталином и паркетной мастикой. Всю ночь в тоске и слезах просидел на подоконнике и выкурил пачку сигарет. До демобилизации оставалось служить ещё год.

«Дембель неизбежен, как крах капитализма», – шутили наши бойцы. До дембеля я дожил. Капитализм, ко всеобщему удивлению, устоял, а через десять лет рухнула надежда на светлое будущее и наша великая держава, с болью и кровью, рассыпалась на несколько суверенных кусков.

К этому времени я выучился на радиста и побывал во многих портах и странах. Однако, мама сказала, что я совсем не повзрослел.

– Когда ты станешь серьёзным? – спрашивала она. – Мужчина должен посадить дерево, построить дом и родить сына.

– Мама, дерево я посадил ещё на пришкольном участке, – оправдывался я, – и не один куст, а целую рощу. И квартира имеется, хотя и далеко – на Острове сокровищ. Тебе бы она понравилась – однокомнатный пентхаус с видом на море. А внуки – дело наживное. Главное, подыскать приличную тёщу.

– Жизнь даётся человеку один раз, – наставляла меня родная.

– И то, как правило, случайно…

– Дурачок…

В нашей семье тоже произошли большие перемены. Отец, вернувшись из северного курорта, переселился за город, в цыганскую слободу. Там у него появилась своя Кармэн. «Страшная, как моя жизнь», – говорила о ней моя старшая сестра. Она часто навещала папашу и оба любили выпить. И за встречу, и просто так.

Серж Гладышев работал главным инженером прокатного стана и владел акциями металлургического комбината. Его отец, Вадим Валерьянович, закрепился в совете директоров и успешно продвигал сына по служебной лестнице.

Но, у богатых свои проблемы. Вадим Валерьянович, красавец и жизнелюб, поменял ЗоПу на свою юную секретаршу. Он купил дорогие апартаменты в новострое и ушёл из семьи.

Лада Саидова, закончив учёбу в Москве, сбежала с проезжим гастролёром из Казахстана. Её покровитель, Рашид Краснобаев, был перспективным режиссёром на местной киностудии и обещал снимать актрису в каждом своём фильме. Причём, обязательно на главных ролях. Однако, через год Лада вернулась в родные пенаты одна и даже без ребёнка. «От дебилов не рожают», – потом сказала она мне.

Паша Суходол работал у Серёги оператором прокатного стана. Он хвалился, что зашибает деньгу покруче, чем эти очкастые инженеры.

Глава 8

В июле я приехал на родину. Там многое изменилось. И город, и люди. В Уйке возвели несколько высотных зданий и построили мост через речку. На окраинах полуразрушенные бараки зияли пустыми окнами. Казалось, они печально смотрят мне вслед. Улицу Карла Маркса переименовали в Сибирскую. Однажды, шагая по ней, я услышал тихий оклик: «Андрюш-а-а…». Оглянулся, вокруг – ни души. Только старые тополя шумели листвой.

Три дня я провёл в праздной лени, ожидая прибытия своего автомобиля. «Исузу-Пиазу» я купил в Иокогаме во время последнего рейса. Была идея доехать самоходом, но машина, похожая на спортивный болид, не годилась для дальнего пробега по нашим дорогам. Тем более, что у Байкала шоссейной дороги вообще не было.

В Иокагаму наш лайнер, «North Eagle», попал случайно. Ещё на выходе из африканского Дурбана мы подогнули винт и с грехом пополам доковыляли до японского Осака. Там выгрузили красное дерево и греческий хозяин распорядился сделать ремонт в Иокогаме.

В порту я познакомился с шустрым авто-диллером Кичиро-сан. Ему было лет шестьдесят, но старичок был подвижен, как заведённый волчок. Его круглое лицо жило своей жизнью – брови летели вверх и вниз, глаза хитро щурились, причём, вразнобой и, казалось, что даже приплюснутые уши весело шевелятся. Кроме авто-стоянки Кичиро-сан владел маленькой лавкой «Tik-Tak» и жил там же, на втором этаже. У его дома, на бамбуковом шесте, трепетали два бумажных карпа. Это значит, что у Кичиро-сан было два сына. Иметь мальчика в семье – большая гордость для любого японца.

Кичиро-сан заглянул на судно для рекламы. Он приглашал моряков посетить «Tik-Tak», а также свою авто-стоянку. По его словам, там имеется превосходное количество почти новых «курума». На любой вкус и цвет, причём, по чип-цене.

В своей каюте я угостил Кичиро-сан кофе, пивом и сигареткой. Поговорили о детях, погоде и девушках. Потом сели на его «Мазду» и через полчаса, покружив по спиральным развязкам, оказались на авто-стоянке. Это была небольшая поляна с выкошенной травой и десятком скучающих на ней автомобилей. Три «Тойоты», две «Сузуки», «Форд» с правым рулём и несколько «Хонд» и «Мазд». «Исузу-Пиазу я приметил сразу, но не подал вида, что она меня зацепила.

Кичиро-сан крутился возле каждой машины, открывал двери, заводил моторы и расхваливал свой автопарк. Ему очень хотелось продать мне тачку.

Со скучающим видом я подошёл к «Пиазе», спросил на японском:

– Икура дес ка? (Сколько стоит?)

– Seven, – ответил диллер.

Это значит, семьдесят тысяч йен – примерно семьсот долларов.

Машина была хороша. Серебристая, приземистая, с хищным видом пожирателя дорог. Я забрался в салон. Кресло приняло меня, как родного. Приборная панель, что твой пульт в космическом корабле. Двигатель завёлся с пол-оборота. Пробежала тачка сто пятьдесят тысяч кэ мэ. По японским дорогам это не много.

Я уже достал деньги, когда заметил, что на левом переднем колесе нет тормозной колодки.

– Вау! – сказал я по-английски и ткнул пальцем сквозь ажурное литьё колеса.

– П-с-с-с, – огорчённо зашипел японец и, немного подумав, заявил: – Ноу проблем, май френд, тормоза будут сделаны!

– Тогда шестьсот баксов.

– Шестьсот пятьдесят! Харакири! – японец провёл ладонью по горлу.

На том и порешили. Тут же съездили в таможню и оформили покупку. Кичиро-сан обещал пригнать машину завтра, к отходу судна.

Я делал обычную проверку аппаратуры перед выходом в рейс, когда в радиорубку позвонил старпом:

– Начальник, выгляни, там тебе куруму пригнали.

Я вышел на крыло мостика. На пустом причале сиротливо стояла моя «Пиаза». Шустрый японец уже укатил домой. Боцман с командой матросов тащили капроновые стропы, чтобы погрузить машину на борт.

К моему ужасу тормозной колодки на левом колесе не оказалось. Я призвал всех святых обрушить жуткую кару на голову подлого Кичиро, помянул добрым словом всю его родню до седьмого колена, японского городового и ихнего императора. Потом два дня точил и сверлил железяку в токарном отделении и самолично изготовил тормозную колодку, приклепав к ней пластину ферадо от судовой лебёдки.

В Находке мы завершили контракт и я отправил «Пиазу» в контейнере, малой скоростью, по железной дороге. Мне хотелось похвалиться спортивной машиной перед друзьями, подружками и в конце отпуска выгодно продать.

И вот машина пришла.

На товарной станции служитель РЖД, старичок в замасленной фуражке с кокардой, долго смотрел в мой паспорт и проверял документы на машину. Редкий случай, но всё сошлось до буковки и до цифирки. Потом он куда-то позвонил и явились два жлоба в оранжевых рабочих комбезах. Рабочие установили железные тавры для выезда машины и старший из них сказал:

– Хозяин, с тебя четвертак за выгрузку.

– Протри глаза, дорогой, – ответил я, – по договору выгрузка уже оплачена.

– Ну, тогда ехай, как хочешь.

Рабочий наклонился, чтобы убрать балку с вагона.

– Стоять! – сказал я и грубо толкнул его в плечо.

– Не кипишись, парень, – подступил ко мне его напарник, – это наш бизнес, выкатить машину и получить свой бакшиш.

– Скажи об этом своей маме!

Назревала драка. А драки я не боюсь. Парни были здоровыми, но наверняка не служили в спецназе.

За меня вступился дядя с кокардой:

– Братцы, не хулиганьте, вон начальник станции идёт!

– Чтоб тебе проколоться на первом гвозде! – пожелал мне старший, плюнул на свой сапог и оба грузчика исчезли за вагонами.

Осторожно вырулив на перрон, я сказал служителю:

– При отправке у меня было под завязку бензина. Сейчас – минимум. Куда он делся?

– Ты что, ребёнок? – ответил дядя с кокардой, – бензин имеет свойство испаряться.

– Как и деньги. Ещё один сюрприз от РЖД.

Я вырулил на проспект Авиаторов и тут же нарвался на гаишника. Розовощёкий парень в мышиной форме просигналил полосатым жезлом. Не ожидая вопросов, я протянул ему водительское удостоверение и паспорт на машину. Гаишник внимательно просмотрел бумаги, спросил:

– Откуда такое чудо-юдо?

– Пробег Париж-Даккар, – небрежно ответил я, – спецзаказ из Японии.

– Будьте осторожны, – посоветовал мне гаишник. – Местные бандиты очень любят японские автомобили.

– Спасибо, буду, – ответил я.

– Доброго пути.

Всё-таки есть в ГАИ приличные люди.

Я миновал перекрёсток и остановился у сквера Маяковского. Стрелка запаса бензина подбиралась к опасной черте. Нужно залить бак горючим, навестить Гладышева и купить цветы для его Светланы. Ближайшая заправка была далеко, на улице Сибирской, в районе Уйки.

К машине подошла стройная девушка в белой блузке и чёрной юбке на две ладони выше колен. Её походка напоминала шаланду, сбившуюся с курса. Поравнявшись со мной, девушка спросила:

– Шеф, куда едем?

У неё были прозрачные серые глаза, ярко накрашенные губы и курносый нос.

– Куда прикажете, мадам, – шутя ответил я.

– Маде-муазель, – по слогам произнесла незнакомка. – Не трудно до Сибирской?

– Нам по пути.

Мадмуазель обошла машину и плюхнулась рядом со мной.

– Только сначала отметимся в «Сакуре», – сказала она: – Угостишь девушку пиццей? А то пили, пили, пили… Теперь я голодная как сто китайцев.

– По какому случаю банкет?

– Пили за нашего начальника.

– День ангела?

– Хуже… это были поминки.

– Сочувствую…

– Не стоит, тот ещё был гусь… Хотя о покойниках – только хорошее. Ты нездешний? Откуда такая тачка?

– Из Биробиджана, – пошутил я.

– Это в Канаде?

– Ну да, округ Колумбия…

Когда мы тронулись, девушка сказала:

– Я – Злата. А тебя как? Угости даму сигареткой.

Я протянул ей пачку «Опала».

– Меня зовут Боб, – ответил я.

– Боб, ха-ха-ха! – зашлась смехом Злата и положила руку выше моей коленки.

Я возмутился:

– Руки прочь от Боба! Я врежусь куда-нибудь!

– Ой-ой, какие мы нежные, – промурлыкала Злата, – у меня три месяца не было мужчины. Едем сразу ко мне. Когда голодная, я злая.

Пьяным нахалкам лучше не возражать и отделаться от них гуманным способом. Я прицелился и наехал на пластиковую бутылку у бордюра. Раздался громкий звук – кряк!

– Золотце, – попросил я девушку, – выйди, глянь, кажется, мы задний баллон пробили.

Подруга, не ожидая подвоха, выбралась из машины. Я нажал педаль газа. Злата не родилась спринтером и не смогла догнать спортивную тачку. Но вслед послала много ласковых слов.

Глава 9

С букетом ромашек я позвонил в квартиру Гладышевых. Звонок пропел привычную букву «К». Железная дверь долго оставалась неподвижной. После третьего звонка дверь, наконец, открылась и я увидел Светлану. Она была в домашнем цветастом халате и без следов косметики на лице. У её ног, задрав мордочку, сидела лохматая болонка.

– Здравствуй, Светлана, – сказал я, подобрав бархатный тембр голоса. – С поклоном, Андрей Абинский. Вечерней лошадью из Владивостока. Серж дома?

Света не сразу узнала меня и, наконец, растерянно улыбнулась. Я протянул ей цветы.

– Мерси, – сказала Светлана, принимая букет, – так мило с вашей стороны. А его нет, он в Москве, в командировке…

– Когда же Серёга вернётся?

– Сегодня… он прилетает в семь, двадцать, рейсом ноль, двадцать пять, из Домодедово.

– Поедешь в аэропорт? Я на колёсах, могу подбросить.

– Нет, он не любит, когда его встречают.

Я отметил, что Света ни разу не назвала мужа по имени и не пригласила гостя войти. Проситься на чашечку кофе было не в моих правилах.

– Ну, ладушки, у меня вагон времени, ещё увидимся.

Собачка встала на задние лапки и звонко сказала: «Ав-ав!»

– Тише, Краля, – хозяйка наклонилась и потеребила Кралю за ушком.

В разрезе халата метнулась белая грудь. Я этого не заметил.

– Звоните… пока-пока, – сказала Светлана и скрылась за дверью.

«Пиаза» ждала меня в тени акаций. Я сел в кресло, закурил и посмотрел на окно второго этажа. И сквозь стекло увидел Светлану, а за её спиной маячила бронзовая физиономия с бородой капитана Зуриты.

Ну-ну, – сказал я себе и сделал вид, что не засёк интересный момент.

Дорога в аэропорт заняла у меня полчаса. На финишной прямой я разогнал тачку до ста шестидесяти километров. «Пиаза» словно не замечала скорости и была готова на большее. Всё-таки японцы умеют делать хорошие машины. Даже в Штатах американские патриоты предпочитают японские марки. Они редко ломаются и более экономичны по расходу бензина.

У стеклянного здания аэровокзала дорогу перегородил шлагбаум. Подошёл смуглый парень в костюме «Адидас» и сказал:

– Трояк за парковку.

– Держи, лихоимец.

Парень ухмыльнулся и отвязал верёвку шлагбаума. Я подъехал к синему окну здания. Через стекло было видно табло прибывающих рейсов. У меня полчаса в запасе.

Мы давно не виделись с Серёгой. Он закончил свой институт, два года отслужил лейтенантом в танковых войсках и женился. Вернее, сначала женился, а потом служил в Советской армии. Танковый полигон в Партизанском районе Серж вспоминать не любил. Чего там хорошего?

Я услышал отдалённый гул мощных двигателей. Это был ТУ-114. Звук этого самолёта всегда слышно задолго до появления самого лайнера. По громкой связи объявили, что борт ноль, двадцать пять заходит на посадку. Я направился к барьеру с табло: «Выход в город».

Из длинного коридора выходили в город первые пассажиры. И кого вы думаете я увидел?

В суете прибывающих граждан, с грацией королевской яхты шествовала Лада Саидова. Стройная, как пальма, в модном комбинезоне, она выделялась в толпе, как белый лайнер на фоне угольных сухогрузов. А за её спиной шёл мой друг, Серж Гладышев. Он был при полном параде – в синем костюме, при галстуке и в стильных очках в пол лица. Я заорал:

– Лада, Серёга, вот так встреча!

– Ой, ай, Абинский, – воскликнула Лада в своей обычной манере. – Ты как здесь?

– Проездом из Гаваны, – сказал я, обнимая девушку.

Обомлевший Гладышев через её плечо пожал мне руку:

– Ну, ты удивил, старик! Где Андрюха, там сюрприз.

– Пардон, Лада, я без цветов, – говорю, – не ожидал тебя встретить.

– Представляешь, мы с Гладышем встретились в Москве! – врала Лада.

– И познакомились в самолёте, – понимающе сказал я.

– Ну ты выдумщик!

– Один парень спрашивает другого: «Пацан, ты чо, из Москвы? Что-то я тебя там не видел!»

Я заметил, что Лада была смущена и покраснела, а Серёга устремил очи в небо.

– Ладно, всё потом, – сказал Серж, – надо перекурить. Пять часов без сигаретки – это пытка.

Он достал мятую пачку и протянул мне: «Спрячь свой «Опал». Сейчас в моде «Галуаз».

– Париж?

– Именно…

– Карета подана, – сказал я и повёл их к «Пиазе».

Восторг был полным. Друзья по достоинству оценили мою лошадку.

– Даже пахнет не по-нашему! – сказала Лада.

– Дашь порулить? – спросил Серж.

– Без проблем, – говорю, – но лошадка с норовом, ей надо понравиться.

В город ехали не спеша. На заднем сиденье шептались Серж с Ладой. Я включил магнитофон с кассетой Поля Мариа – рэйн, рэйн, ла ла ла… Потом спросил Серёгу:

– Кого куда?

Мы с ним привыкли общаться междометиями.

– Сначала к Ладе, потом – ко мне. Отметим встречу.

– Нет, Серж, в другой раз. Тебя там ждут. И Светлана, и Краля.

– Кто тебя больше любит? – ревниво спросила Лада.

– Это легко выяснить, – ответил Серж. – Надо закрыть обоих в багажник и через полчаса выпустить. Кто больше обрадуется?

– Ты это пробовал?

– Да ну… Видишь, я ещё живой.

У дома Лады на лавочке отдыхали старушки. Они, как кошки, следящие за теннисным мячиком, одновременно повернули головы в нашу сторону.

– Попробуй, не поздоровайся с ними, – сказала Лада. – Навсегда останешься проституткой.

Она выпорхнула из машины, на забыв поцеловать Сержа.

Я спросил друга:

– Серж, не подскажешь, куда мне пристроить машину на ночь?

– Не вопрос, – ответил он, – поставим в папин гараж. Ворота из титана, запор, как в сейфе, сигналка опять же. Только надо заехать к ЗоПе, ключи у неё.

Старший Гладышев полюбил юную секретаршу и, потеряв голову, купил Зое Павловне другую квартиру, а в прежней теперь обитали Серж, Светлана и собака Краля.

Мы остановились у старого кирпичного дома. Он был похож на средневековый замок, с башенками, бойницами и полуголыми наядами у дверей. Аккуратный старичок у входа приподнял кепи:

– Моё почтение, Сергей Вадимович.

– Здравствуй, Панкратыч, – сказал Серж. – Как живёте-можете?

– Живём хорошо, – улыбнулся хранитель замка, – а вот можем плохо.

– Выходит, плохо?

– Нет, выходит хорошо. Входит плохо…

В лифте Серёга сказал:

– Мы с Панкратычем всегда так. Занятный старик. Между прочим, отсидел пятнашку.

– Пришил кого-то?

– Жену насмерть зарезал. Правда, не знаю за что.

Зоя Павловна постарела. Горечь семейных невзгод сильно отразилась на её внешности. Лицо и шея её были в старческих морщинах и когда-то яркие голубые глаза стали бледными и пустыми.

Она поцеловала сына и улыбнулась мне:

– Андрей, ты совсем не изменился. Не женился ещё?

– Бог миловал, Зоя Павловна.

– Пора уже.

– В море одному проще…

Квартира Зои Павловны была большая и неуютная. Вразнобой подобранные предметы мебели не гармонировали между собой и враждебно смотрели друг на друга. Сказывалась любовь хозяйки к броским блестящим финтифлюшкам: позолоченный торшер, хрустальная люстра из оперного театра, на полке электрического камина груда фарфоровых статуэток. Там же гуськом шествовал строй индийских слонов. И пианино «Москва» с двумя подсвечниками из старой бронзы. Между ними уместился тусклый фужер и бутылка дешёвого вина «Рубин».

Серёга передал маме презент из Москвы – роскошный халат из шкуры леопарда. Кивнул в сторону пианино:

– Мам, ты это… не увлекайся.

– Ай, – ЗоПа махнула рукой и вытерла набежавшую слезу.

Гладышевы всегда жили с размахом. Охраняемый гараж за шлагбаумом вмещал три машины. Сейчас там скучал Серёгин «жигуль» красного цвета.

– Папаша расколотил свою «Ауди», – сказал Сергей. – Как видишь, жилплощадь пустует. Пользуйся, пока не надоест.

– Спасибо, Серж, в конце отпуска я продам «Пиазу». Хотя и жалко, привык к ней, как к верной лошадке.

Завладев ключами от гаража, я отвез друга домой. Прощаясь он сказал:

– Андрей, ты это… ненароком не обмолвись моей благоверной про Саидову. Ни к чему ей лишнее в голову.

– Могила! – казал я. – Будь здоров.

Я не стал рассказывать Серёге о бородатом госте у его благоверной. Как говорил Михаил Жванецкий: «Расскажи другу, что вытворяет его жена, когда он в командировке. Они-то помирятся, но тебе вход в этот дом будет заказан».