Текст книги "Принцесса, сыщик и черный кот"

Глава 21
Копы

Роман вышел на набережную и взмахнул рукой, увидев такси. Длинный «Мерседес» мягко притормозил.

– В полицейское управление, – сказал Роман шоферу.

Шофер ехал медленно, оглядываясь вокруг, шаря глазами по стенам домов.

– Натворил дел Сатана, однако! – кивнул он куда-то в сторону.

Роман проследил за его взглядом – тротуар под невысоким старинным зданием был усыпан щебенкой и мелкими камешками.

– Так ударило, что машина словно на качелях болталась. Я думал, у меня что-то с головой, но как увидел выбегающих из домов людей, а потом почти сразу шторм, и это черное небо, то сразу понял – с башкой у меня все в порядке, все дело в природе!

– А что лучше?

– Черт его знает! Не думал. Понимаете, у нас землетрясения обычно случаются раз в двадцать пять лет и не такие сильные, а тут… Последний раз восемь лет назад было. И вот на тебе!

– Природа! – глубокомысленно заключил Роман.

– А что такое природа? Инструмент всевышнего?

Роман усмехнулся и пожал плечами.

– То-то же! Никто не знает! Люди говорят, накануне коты сбежали. Все! Вы же знаете, сколько их у нас без дела шатается. А тут ни одного. Часа за два до удара. Вот так вот!

– И что это, по-вашему, значит?

– А то и значит, что их господь предупреждает. Доверяет им. Они его твари! А мы… мы его пасынки!

– Интересная мысль. Ничего подобного никогда не слышал.

– Еще услышите, сэр.

Машина подъехала к полицейскому управлению, вокруг стен которого тоже все было усеяно известкой и мелкой щебенкой. Роман расплатился с шофером и вошел в Управление. Здесь его ждала еще одна новость: из Москвы без предупреждения прилетел его шеф. Невысокий, лысоватый мужчина в легком сером костюме сидел в кабинете Козмаса, за столом, а напротив него в кресле развалился Сузу.

– А вот и наш герой! – воскликнул полковник. – Мы тебя все утро искали, Козмас до сих пор носится по городу как угорелый.

Роман, увидев шефа, немного растерялся:

– Здравствуйте, Игорь Иванович.

Игорь Иванович Белобородый, московский полковник, смерил майора недобрым взглядом и нехотя поднялся. Он словно колебался, подавать ли Роману руку, но все же протянул узкую сухую ладонь.

– Здравствуй, Роман. Не ожидал?

– Не ожидал. Почему не сообщили? Я бы встретил.

– Все возникло неожиданно.

Роман неприязненно покосился на Сузу.

– Нет, нет, майор! – воскликнул грек. – Я тут ни при чем! Клянусь честью! Для меня самого это стало неожиданностью. Мы, кстати, еще даже не успели поговорить. Полковник прибыл как раз накануне землетрясения и всем было не до того!

Роман кивнул. Белобородый вновь занял свой стул, Роман уселся на деревянный диван около стены. В этот момент дверь в комнату распахнулась, и вошел вспотевший, усталый Козмас.

– Черт побери, Роман! Я был на пристани – «Комета» на месте, а тебя нет! У тебя все в порядке?

– Все в порядке. Покачало немного, а так… все в порядке.

– Чем была вызвана необходимость выйти в море с этим Колотушкиным? – с недовольной гримасой спросил Белобородый.

– Он навязал мне свое общение, Игорь Иванович, а я решил, как бы сказать, провести разведку боем, – ответил Роман.

Они говорили по-русски. Сузу и Козмас переглянулись, не до конца понимая, о чем речь.

– Извините, господа, – сказал на ломаном английском Белобородый, – к сожалению, я плохо говорю по-английски. Во всяком случае, недостаточно хорошо, чтобы изъясняться на нем по служебным вопросам. Но у нас с майором свой разговор. Если позволите, мы вас на некоторое время покинем. Прямо сейчас.

Сузу кивнул. Роман и Белобородый поднялись и вышли из комнаты.

– Где твоя машина? – спросил полковник, когда они вышли из Управления.

– Около гостиницы. К пристани меня подвез Колотушкин, а сюда я добрался на такси. Хотите куда-нибудь поехать?

– Пожрать! И перетереть кое-что.

– Поесть и поговорить? – переспросил Роман.

– Простите, сэр, нас за простоту! Мы, так сказать, академиев не кончали.

Роман посмотрел Белобородому в глаза и сказал зло:

– А надо было кончать! Не повредило бы…

– Вот как? Критикуешь? – ухмыльнулся полковник.

– Да, и еще вот что, господин полковник. Если вы не прекратите мне тыкать, я буду делать то же самое. Я – офицер и взрослый человек!

– Ну, извини… те! – изумленно протянул Белобородый. – Скажите, пожалуйста, какие нежности!

– Уж какие есть!

– Ну, тогда давай лучше перейдем на «ты». Мне как-то непривычно так официально.… И это… господином-то меня не обзывай! Товарищи все же.

Роман поднял руку, увидев въезжавшее в начало улицы такси. Машина остановилась, мужчины сели на заднее сиденье.

– Ну, куда поедем? – спросил Белобородый, глядя прямо перед собой.

– На набережную! – сказал Роман водителю по-английски. – Найдите какой-нибудь ресторан… чтоб открыт только был. А то, должно быть, из-за этой паники все позакрывались.

– Нет, сэр, – покачал головой водитель и резко тронул машину с места. – Напротив! Самое время заработать. Люди кинулись из домов на улицы, и им надо где-то пересидеть. Пока все уляжется, они сметут все меню.

– Вот как! – удивился Роман. – Выходит, Господь на стороне торговцев?

– Я всегда так считал, – ответил шофер.

– А почему же он изгнал их из храма?

– Не знаю. Мне такого наблюдать не доводилось. Всю жизнь вижу, что в храме у них как раз самые лучшие места.

Все замолчали и не проронили больше ни слова, пока такси не остановилось рядом с летним рестораном на углу набережной и торговой улицы. Почти все столики были заняты.

– Что я вам говорил! – воскликнул с самодовольной улыбкой таксист.

Мужчины вышли из такси и поспешили к свободному столику, который только что покинула пожилая немецкая пара. Старики улыбнулись мужчинам и приветливо кивнули. Белобородый с удивлением блеснул на них глазами и даже как будто порозовел. Роман кивнул старикам в ответ и посторонился, чтобы пропустить их между стульями, занятыми все еще возбужденной недавними событиями публикой.

– Здороваются, словно мы приятели, – проворчал Белобородый. – На кой черт мне их улыбки!

– Это здорово, когда люди улыбаются друг другу.

– Смотри, не ошибись, а то улыбнешься не тому, кому надо.

– Смотрю. И тебе рекомендую. Так легче и приятней. За нашей суровостью, по большому счету, ничего не стоит, кроме страха неожиданно получить по роже. Как глупые собаки – тявкаем на всякий случай, а вдруг да пригодится, вдруг испугаем кого-нибудь, важности нагоняем на себя, а страха на других. Видал, как себя ведут гордые звери? Спокойно, с уверенностью в себе.

– Выходит, они гордые звери, эти стариканы, а мы так, мелкие собачки?

– Ну, почему же! Бывают исключения.

Стол быстро вычищался суетливым официантом, вновь приобретая девственную свежесть.

Спустя несколько минут Игорь Белобородый потягивал пиво и блаженно ожидал заказ: жареную рыбу и картофель «фри». Роман пил холодное белое вино, рисуя пальцем на запотевшей поверхности бокала линии и точки. Оба упрямо молчали, поглядывая в сторону моря. Подошел официант, поставил перед Белобородым огромных размеров тарелку с рыбой и исчез.

– Вот так порция! – воскликнул Белобородый. – Кто ж это может съесть?

– Кто угодно, Игорь Иванович. Вкуснейшее блюдо!

– Что это ты опять по отчеству? Договорились же. По твоей же, так сказать, инициативе.

– Ну, извини. Пусть так. Ты ешь, а то остынет. Рыба должна быть с пылу с жару.

Белобородый кивнул и склонился над тарелкой.

– Господи! Костлявая-то какая!

– Зато вкусная.

Роман отпил вина и сделал знак официанту повторить порцию. Через несколько секунд перед ним вновь матовым светом блеснул запотевший фужер.

– А чего пиво-то не пьешь? Жарко ведь.

– В этих широтах пиво, в основном, пьют только приезжие. От него один липкий пот, да сушняк во рту. Сухое вино напополам с водой – это как раз то немногое, что спасает. А еще фрапе.

– Это еще что за птица такая?

– Не птица, а кофе с молоком, со льдом и сахаром, и взбито миксером. Попробуй как-нибудь.

– Десерт, что ли?

– Можно и так сказать.

– Так закажем после обеда. Здесь-то делают?

– Это везде делают.

– А рыба, в самом деле, вкусная! Хоть и костлявая. Не люблю костлявых рыб… и баб.

– А лошадей?

– Что лошадей?

– Лошадей каких любишь, товарищ полковник?

Белобородый поднял на Романа серьезные глаза и покачал головой:

– Обидеть норовишь, майор? Я ведь про рыб и баб – так, к слову сказал. Почти в рифму. В моей душе всегда поэт жил. Тянет к метафорам…

– Что ты говоришь! К метафорам! Скажите, пожалуйста…

Белобородый не спеша сложил на тарелке приборы и вытер салфеткой губы.

– Это ты здесь такой смелый и независимый? Интересно, каким будешь дома?

– А что, пора возвращаться?

– А как ты думал? Всю жизнь на острове просидеть? За одноглазыми чертями гоняться?

Роман с удивлением посмотрел на полковника, откуда тот знает об одноглазых «чертях», но почему-то сразу понял, что Белобородый имеет в виду только Колотушкина.

– Они того заслуживают, – сказал Роман.

– А вот в Москве думают иначе, дорогой коллега. Я за тобой прилетел, одним словом.

– Вот как? Эскорт, значит. Пора паковать чемоданы?

– Пора. И как можно быстрее. Улетаем завтра. А работу по группе ливанца и одноглазого прекращаем.

– Почему?

– Поступила такая команда. От начальства. Без нас, говорят, местные разберутся.

– А местным это как объяснять будем?

– Почему это мы должны им что-то объяснять?

– Ну… это немного все-таки наше, русское дело.

– Ошибаешься. Колотушкин украинец по паспорту, а ливанец… так он вообще ломоть отрезанный… и не нами.

– Кому-то не терпится прекратить расследование? Но греки и киприоты нас не поймут.

– Это их дело.

Роман опустил глаза, потом залпом допил вино.

– Слушай, Игорь… свет Иванович, товарищ полковник, катись-ка ты к своему начальству колбаской по Малой Спасской. Я никуда не поеду.

– Тебя уволят, и все. Кто будет тебе платить, на что станешь жить? И вообще, в качестве кого ты здесь будешь продолжать якшаться с местными ментами? Мы ведь их сразу обо всем поставим в известность.

– Если я им понадоблюсь, они вас не спросят, как уже давно никто не спрашивает. Не тешь себя иллюзиями, осколок дивной доисторической империи. А что касается заработка, то тут ферма есть одна кошачья. Им требуется грубая мужская сила. Пойду туда. Клетки чистить, жрачку возить.

– Эмигрируешь, значит? – Белобородый, усмехнувшись, неопределенно пошевелил пальцами в воздухе, но взгляд у него был настороженный. – Выходит, плевать на службу, на отдел…

– Даже на державу! – засмеялся Роман. – Чего остановился? Ведь вы так привыкли! Путаете себя и родину…

– Где твоя честь? Честь офицера, русского офицера!

– Заткнись! – прошептал Роман и сжал кулаки. – Не тебе о чести говорить. Я регулярно докладывал о том, что здесь происходит. А о ливанце, о Колотушкине вы, по всей видимости, знали из собственных источников. Оттуда, откуда пушок на рыло садится! Вы, пожалуй, даже не успели получить информацию о моих с ними встречах. Значит, кто-то из них связан с вами и о том, что встречи возможны, предупредил задолго до них. Это многое объясняет. Если бы у кого-нибудь там, – он кивнул головой куда-то в сторону горизонта, за море, – было хоть какое-нибудь понятие о чести, то ты бы не прилетел сюда в качестве моего конвойного. А главное, как вовремя-то! Не успел я еще влезть во все это целиком, по уши, как вы тут как тут!

– Не время сейчас. Есть другие задачи.

– Какие? Опять отнимать и делить? С честью, так сказать! Почему никто не хочет разбираться с этими проблемами? Почему никто не задается вопросом о старых знакомых в забытом ближневосточном мире? О ливанцах, о палестинцах, о курдах? Разве не мы учили их жить, не мы обещали им манну небесную? А теперь – отдать все это уголовной шпане? Или еще кому-то, кто эту шпану вытащил из лагерей, набил бабками, сделал ей заграничные паспорта и даже дал вывезти суда, капиталы… Кто учил эту дрянь общаться с закордонным миром? Кто преподал им финансовую грамоту? Не тот ли, кто теперь требует меня назад? Это ты называешь офицерской честью? Никогда не произноси при мне этих слов! За ними пустота, когда такие как ты их произносят!

Белобородый ударил ладонью по столу и с ненавистью уставился на Романа.

– Умно говоришь, майор! Ты у нас один такой образованный. Языки, книжки, философия там разная… А мы – лапотная Русь-матушка, пролетариат, так сказать!

– Кто, вы?! Это вы-то пролетариат?! Не смеши меня, полковник! Вы новое сословие. Ему даже пока определения нет. Но я не собираюсь с тобой спорить. Вот мои условия: звони в Москву и говори, что здесь работы непочатый край, требуется помощь, может быть, еще двоих человек пусть пришлют… Скажи, что местная полиция, греки и англичане готовы помочь. Речь идет об обороте денег, направленных на терроризм. Да-да! На терроризм! Модное теперь словечко! Но в нашем случае оно полностью отвечает своему мерзкому смыслу. Если там дадут согласие, я остаюсь, и никаких разговоров о невозвращении не будет. И честь отдела, и ведомства, и державы останутся девственными! В противном случае катись один. И будь что будет!

– Ну, ты и фрукт! Почему я тебе должен верить?

– А ты мне вообще ничего не должен. Но уж так и быть… Ты поел? Фрапе будешь?

– Какое к черту фрапе! Что тебе нужно?

– Сейчас я заплачу, и мы поедем в одно местечко. Я тебя хочу кое с кем познакомить. Хотя вряд ли это можно назвать полноценным знакомством. Но ты получишь ответы на многие вопросы. Посмотрим, что ты тогда скажешь о чести и способах ее защиты. Поехали?

– Куда?

– Здесь неподалеку.

– Хорошо. Только за обед я сам заплачу. Мне твоих угощений не нужно.

– Тем лучше.

Роман махнул рукой официанту. Тот появился с чеком и положил его на стол. Белобородый мельком взглянул на цифры и вытащил из кармана несколько мятых бумажек, кинул их на стол и резко поднялся. Официант с удивлением пересчитал деньги, взяв их в руки, и полез в карман за сдачей.

– Оставьте себе! – сказал Белобородый по-английски.

– Это много! – изумился официант и положил на стол сдачу.

Роман ухмылялся, наблюдая за растерянностью Белобородого.

– Забери деньги, Игорь! Здесь не принято ими сорить. Оставьте ему процентов десять, и достаточно. Ты-то уедешь, а нам оставаться. Как мы потом будем здесь выглядеть с нашей мелочью!

Белобородый взял деньги, оставив на столе одну бумажку, и вышел из-за стола. Роман нагнал его уже около шоссе. Белобородый хмуро молчал.

– Не сердись, полковник. Зря ты не доел рыбу. Хороша…

– Иди ты!

– Ну, ладно, ладно! Так поехали к одному моему приятелю?

Полковник ничего не ответил. Спустя несколько минут они вновь сидели в такси.

Глава 22
Коллеги

Машина остановилась около миниатюрного храма в византийском стиле. Во дворе виднелись аккуратные сарайчики и деревянная кухонька. Спрятавшаяся в пыльном городе церквушка казалась уютным оазисом, дорога к которому путалась в холодных лабиринтах цивилизационного хаоса. Белобородый посмотрел на Романа:

– И что теперь? Исповедоваться меня привез, брат Роман? – спросил он с усмешкой.

– Это уж как ты пожелаешь.

Роман толкнул калитку и вошел в зеленый сад, сумевший сохранить свежесть в изнуряющей жаре лишь, наверное, потому, что был покрыт плотной тенью многоэтажных каменных коробок, окружавших его и весь скромный церковный ансамбль. Мужчины вошли в храм, Роман перекрестился и покосился на Белобородова. Тот поднес было щепоть ко лбу, но потом поджал губы и опустил руку.

Все небольшое пространство храма было выбелено, на стенах висели аляповатые иконы, написанные в лубочном стиле и поблескивающие свежей масляной краской. Иконостас был неполный, с пустующими нишами, золоченые ограды алтаря плотно прикрыты, с потолка арки свисали тяжелые малиновые шторы. В храме было ослепительно светло. В углу, за конторкой стоял высокий молодой священник в черной рясе. Увидев Романа, он склонил голову и вновь углубился в написание чего-то важного для него. Роман тихо поздоровался:

– Добрый день, отец Сергий.

– Добрый день, Роман Геннадиевич. Рад видеть вас.

– Это мой товарищ, господин Белобородый.

Священник вежливо кивнул и показал рукой на тетрадь, развернутую на пюпитре конторки.

– Видите, что приходиться делать? Бухгалтерия, счета… Бухгалтерша уехала в Россию, к приболевшей матери. Вторую неделю считаю, пишу, заполняю… Прямо беда!

Отец Сергий приподнял с пюпитра небольшой калькулятор и потряс им в воздухе.

– Что ж, вы ведь в прошлом математик.

– Математика от бухгалтерии отличается так же, как литература от газетного репортажа. Буквы и слова чаще всего те же, а цели иные. Не здесь будет сказано, лукавство, да простит меня Господь.

Священник перекрестился и скосил глаза на икону, висевшую на колонне слева от него.

– Впрочем, я вас понимаю. Самому все это было бы в тягость. Я ведь, собственно, сегодня не хотел вас беспокоить, я к старосте, к Виталию Лукьянову. Не видели его?

– Как же, видел. Он только что с рынка приехал. Привез продукты. Сейчас, должно быть, прикидывает, что из них можно приготовить. И, знаете, чем больше прикидывает, тем все это у него хуже получается.

Священник засмеялся, вдруг обнаружив свою молодость и видимую легкость характера.

– Извините, господа, но готовит наш староста просто из рук вон плохо! Берет самые что ни на есть простые продукты и творит с ними такое, что диву даешься. Усложняет до полного несварения желудка. Думаю нанять кухарку, из русских. И ему легче, и нам вкуснее.

Роман и Белобородый усмехнулись и одновременно покачали головами.

– На заднем дворе он, Виталий-то. На кухоньке, должно быть.

Мужчины вышли из храма и обогнули его справа. На пороге деревянной кухни, на вбитой в землю скамейке сидел с поваренной книгой в руках сорокалетний, уже седеющий мужчина с загорелым лицом. Прямые вертикальные морщины тянулись вдоль втянутых щек, чуть раскосые глаза смотрели настороженно. Волосы были подстрижены ежиком.

– Виталий! – крикнул издалека Роман. – А вот и мы!

Виталий, прищурившись, наблюдал за идущими по дорожке, выложенной неровными белыми плитами. Положил рядом с собой толстый том поваренной книги и поднялся. Он оказался крепким мужчиной выше среднего роста, на нем были серые брюки и серая рубашка, застегнутая на все пуговицы – и на манжетах, и даже на шее. На ногах у него были черные сабо без каблука на босу ногу.

Впереди шел Роман, позади на него, выглядывая из-за плеча майора, Белобородый. Неожиданно Белобородый остановился и с изумлением приоткрыл рот, словно хотел что-то сказать, слова застряли у него в горле.

Виталий ухмыльнулся, не отрывая взгляда от лица Белобородого, и сказал негромко:

– Что, Игорек, сейчас лопнешь от удивления? А Рома-то молодец. Сюрприз у него вышел на славу. Вот уж не думал увидеть тебя когда-нибудь…

Роман положил ему руку на плечо.

– Виноват, Лука, сам не думал, что он приедет. Но ты же хотел с кем-нибудь из начальства увидеться. Разве не так?

– Так. К тебе я без претензий.

– Что все это значит, черт побери? – крикнул остановившийся на каменной тропинке Белобородый.

– Не чертыхайся, мент! Храмовая территория. Здесь лукавого не поминают.

– Какой правильный! Так значит, это ты и есть Лукьянов, староста? А я-то тебя всегда знал как Лукаша. Майор Лукаш. Героически погибший. …Тело которого так и не нашли. Зато нашли свидетелей его гибели. Покойный майор Лукаш, судимый заочно за двойное убийство, за вооруженный разбой, за предательство интересов службы. Лукавого, говоришь, не поминают. А ты и есть лукавый. Лукаш, Лукьянов, Лукавый. Кличка – Лука. Так что, как видно, поминают!

– Это случайное совпадение. Не более того.

Полковник грубо оттолкнул Романа и вплотную подошел к Виталию.

– Хорошенькое совпадение!

Он рассматривал Луку пристально, словно не верил, что это он. Потом, не глядя на Романа, зло спросил:

– И давно ты знаешь, что Лука здесь?

– С самого начала. На второй день, как приехал на остров. Меня привезли в этот храм, на русское подворье, Козмас привез. Вот и увиделись…

– Русское подворье? Вот, значит, где ты пристроился. Под крестом прячешься… Господь простил тебе грехи, Лука?

– Этого никто не знает, Белобородый. В этой жизни никто и не узнает.

– Надеешься, будет другая?

– Не смею. Не смею судить о том, будет или нет.

Белобородый повернулся к Роману и смерил его презрительным взглядом:

– Выходит, у тебя есть положительный пример? А я-то думал, что означают твои разговоры о кошачьих фермах? Почему ты не доложил о Лукаше? Почему?

– Ты у него не спрашивай. Ты у меня спроси, – бросил Виталий мрачно.

– У тебя? – Белобородый посмотрел на Лукаша в упор.

– У меня. Сядь-ка лучше. Перетрем, может, и получится чего.

– Я с тобой ничего тереть не намерен! Собирайся, поедем в полицию.

– В полицию? – Лукаш ухмыльнулся. – Ну-ну! Только мы туда еще успеем, если сам захочешь. А пока сядь, Игорек. Не брызгай слюной.

Белобородый косо взглянул на Романа, потоптался нерешительно и с неохотой сел рядом с Лукашом, брезгливо отодвинув в сторону поваренную книгу.

– Ну, вот и славненько! – ухмыльнулся Лукаш. – Посидим рядком, поговорим ладком. Так ведь, полковник?

– Я тебя слушаю. Болтать попусту мне некогда, особенно с мертвецами, – сказав это, он посмотрел на Романа, стоявшего в стороне, и сказал укоризненно:

– А ты хорош, майор! Интересно, что ты еще скрыл?

– Ты на него баллон не кати, Белобородый! – тихо сказал Лукаш. – Он ничего от тебя и твоего начальства скрывать не собирался. Но вот поговорили мы с ним, и все стало на свои места.

– На какие такие места?

– Я так и думал, что кто-нибудь из вас, из начальников ментовских, сюда прикатит. А как же, задарма косточки на берегу Средиземного моря погреть! Когда это вы отказывались! Да и ясно мне было, что самый настырный эту командировочку себе выбьет. Видишь, не ошибся!

– Что дальше?

– А дальше вот что – явиться к вам и упасть в ножки – помилуйте, мол, простите душегуба, я не намеривался и в дальнейшем в своих планах не держу. Ставлю условия, которые ты своему начальству слово в слово передашь. А тебя, человека, как я сказал настырного, там послушаются. Не то что Романа. Он же интеллигенция… К таким у вас доверия нет.

– А сам-то ты кто? – брызнул слюной Белобородый.

– Я и не скрываю – лапоть, сапог, а теперь вообще босоногий. Так что говорим мы с тобой, мент, на одном языке. Тем более что и сам я мент до гробовой доски.

– Лирики много. Ближе к делу давай.

– Вот это по-нашему! Понимаешь теперь, Рома, почему я тебе не советовал мои условия им выставлять? Так и сказали бы – лирика. И прислали бы сюда какого-нибудь такого же, как я. Хлоп, и нет меня. У нас ведь как: нет человека – нет проблемы. Помнишь, кто так говаривал, Белобородый?

Полковник искоса взглянул на него и еле заметно кивнул. Он смотрел себе под ноги, на землю, поросшую слабым, пожелтевшим сорняком.

– Помнишь! – протянул Лукаш, – А как же? Генерал-лейтенант Воронин так говорил. Наш с тобой командир в группе «Роза».

Полковник предостерегающе мотнул головой в сторону Романа.

– Да ты не волнуйся, Борода, он все знает! Он моя, хоть и не очень-то надежная, но одна из гарантий. И то, что твой псевдоним был Борода, он тоже знает, а мой – Лука. И еще он в курсе наших задач, поставленных когда-то генералом Ворониным, настоящая фамилия которого, по-моему, никому до сих пор не известна. Ты его когда последний раз видел?

– Давно. Как группа распалась, так больше и не встречались.

– Прикомандирован он был к нам, к МВД. А откуда, кто ж его знает? Чекисты ли, военные прислали? Нам намекали, что чекисты. Но именно потому, что намекали, как-то не очень верилось! А может, и те и другие? Нас ведь, Рома, двадцать один человек было, а оставалось шестеро, когда я в бега подался. Двое из них перед тобой, еще один – теперь полный идиот, на государственном содержании, в психушке, даже имени своего не помнит, а остальные в бегах. Думаю, мертвецы уже все, кроме меня. И вот его, Бороды. А знаешь, майор, чего нам говорили в самом начале, когда группу создавали? Офицерская честь, говорили! Я тебе это уже рассказывал. Родина, говорили, враги там разные, внешние и внутренние, «пятая колонна», и все такое.

– Кое-что из этого я совсем недавно слышал, за обедом, – усмехнулся Роман, сорвал травинку и стал ее жевать.

– От этого? – Лукаш кивнул на Белобородого. – Не верь! Чести там ни офицерской, ни гражданской и никакой другой и в помине не было! Иначе бы он о ней не вспоминал после всего, что мы натворили.

– Ты давал подписку! – вскочил на ноги Белобородый, покраснел, сжал губы.

– Подписку я давал, будучи живым, – с расстановкой сказал Лукаш. – А на мертвого она не распространяется. Вам ведь легче было признать меня мертвым? Не так ли? И тех других, которые в бегах, тоже? Да? А потом начать охоту на мертвых героев. Могилки где-нибудь для утешения родных на подмосковных кладбищах за счет министерства сооружены! Не так ли? А мертвецов ликвидировать куда сподручнее… Кто ж будет за мертвеца спрашивать? Вот я и думаю, что остальные уже давно там! – Он указал пальцем в небо и поднял глаза. – Или там, скорее всего! В аду!

Лукаш опустил палец вниз, в землю. Полковник пожал плечами:

– Не знаю. О них ничего не знаю.

– Врешь, Борода! Все знаешь! Иначе бы тебя тоже в мертвецы списали! И то, что с генералом не видишься, тоже врешь! Мне несказанно повезло, что это ты сюда явился. Давно так не везло! Иначе многое пришлось бы объяснять другому какому-нибудь изумленному коллеге. Разрушать иллюзии, так сказать. У тебя-то их давно нет!

– Иллюзии мешают делать дело.

– Такое дело, которое мы делали, мешают. Это верно! Крупную уголовную шпану мешают ликвидировать, которая рванула с награбленным баблом за кордон и послала подальше наше с тобой начальство, вербовавшее ее еще в зонах и выпускавшее из них под определенные хитрые условия. Мы вам свободу, а вы нам бабки… отмытые. Мы вам кивнем на кого-нибудь, а вы ему головенку открутите и дело отнимете… ну, и поделитесь как велено. Мы вам свою высочайшую индульгенцию, а вы нам свою звериную жестокость для оперативного, так сказать, использования. Вот они, «хитрые» те условия-то! Так что многому мешали иллюзии в нашей с тобой жизни!

– Ты сам виноват! Тебя никто не уполномочивал ликвидировать Шорникова. Его надо было просто припугнуть! А ты что натворил, Лукаш? Его, секретаря, сожительницу и охранника! Одним махом!

– Вот как? «Припугнуть»? Кто ж тебе такое сказал?

– Воронин.

– Врет он все, этот твой Воронин! Ликвидировать всех, в теплом солнечном краю, накануне встречи с крутыми парнями из России. Именно такой мне был дан приказ. К Шорникову летели два серьезных политика, два очень и очень крупных финансиста и один авторитетный журналист. Его тогда в руководство телекомпании только-только назначили. И это – накануне выборов. Такие люди, сговорившись, многое бы потом поменяли на родине… А вам Воронин сказал, что я, мол, зверь, неуправляемый кретин, маньяк… сам все придумал! Что Шорников вовсе даже не наш, вроде бы, клиент. Так ведь говорили? Молчишь! Вижу, что так! Верно лишь одно – Шорников действительно не был нашим клиентом, и уркой не был. А вот предприимчивым парнем был. И бабки собрал на своих счетах очень немалые, да и кредиты от иностранцев получал легко. Доверяли ему! Везде доверяли. Так вот, мне было приказано его ликвидировать и тем самым напугать до смерти летевших к нему двух крутых банкиров, политиков, серьезного, надо сказать, калибра, и телевизионщика, тоже, лицо далеко не последнее в нашем российском бомонде… Да еще к тому же, за ними тоже ведь ребята с большими пагонами стояли в боевом порядке. И Воронин это знал, гад! И я знал! Потому и не выполнил задания. Не я пришил Шорникова и его людей. Не я!

– Так что же тогда тебя-то ищут, Лукаш? Что ж за покойника тебя выдали, а сами роют везде, если не ты убивал! – с усмешкой спросил Белобородый.

– Ты или дурак наивный или подонок, каких мало! – зло ответил Лукаш и поднялся. – Но вести с тобой душеспасительные беседы я не собираюсь и другим не рекомендую.

Он выразительно взглянул на Романа, помолчал немного, потом решительно продолжил.

– Слушай меня внимательно и в последний раз! Ни Шорникова, ни его секретаря, ни девочку эту, сожительницу его, ни охранника, оглоблю тупую, я не тронул и пальцем! Я сразу догадался, что тут дело по большому счету еще более грязное, чем даже само задание. Не уголовник он, Шорников-то! Вот я и стал прикидывать, что да почем… Хорошо, рассказал мне один добрый человек, что именно Шорников со своими приятелями задумал!

– И что же он задумал? – насмешливо спросил полковник.

– Они видели, что происходит в стране. Всё видели и всё понимали. Люди влиятельные, доверие к ним было. Кредиты неограниченные, опять же, и все такое. Поменять они вас всех решили. Вот что! И дело начинали в лучших ленинских традициях. За рубежом, со своей прессой, с бабками… С политической организации начинали, теоретики! Из искры, мол, возгорится пламя! Вот вы их и затушили! В зародыше решили удавить, пока все не вылезло!

– Паранойя какая-то!

– Это у вас паранойя! Ублюдки! Сначала Шорникова загасили со всеми своими свидетелями, потом – того телевизионщика, потом одного из тех политиков, и еще человек пять, с ними связанных. А один из банкиров как-то странно ушел, скрылся на время… С него, правда, говорят, потом за неделю вся кожа слезла, до мяса. В закрытом гробу хоронили. Так что, паранойя не у меня… Хотя, может быть, теперь и у меня.

Лукаш вдруг опустил голову, лицо потемнело. Но это длилось какое-то мгновение. Он справился с собой и вновь поднял глаза на Белобородого.

– Так вот, Борода, я в своей греховной жизни многих отправил в иной мир! Очень многих! Мне в аду за них сто тысяч лет гореть придется! Не все они были невинными душами, может, даже, и не было среди них абсолютно невинных, но отправлять их к праотцам мне Господь права не давал! И тебе тоже! И Воронину! Никому из смертных не давал! Мы себе это право присвоили! Виноват я, грешен пожизненно, но Шорникова и его людей я не трогал. Более того, это я их предупредил.

– Что значит «предупредил»?

– Подумать только, ты этого не знаешь! – в голосе Лукаша прозвучало сомнение, и Роман от этого даже вздрогнул. А прав ли он, что пошел на поводу у Лукаша и привел сюда полковника? Но ответ Белобородого его успокоил.

– Не знаю! Клянусь, не знаю! Кто же мне об этом будет рассказывать? Я был убежден, что все натворил ты.

– Вот, значит, как? И тебе не доверяют? Кто ж тогда за всем этим стоит? Не один же Воронин!

– Дальше, дальше что было?

– У Шорникова служило два охранника – один, как я сказал, деревенский увалень, десантник бывший, а второй – из отставных чекистов. Я-то, дурак, подумал: увалень не переварит всего, что я ему скажу, а чекист, вроде бы, парень смышленый… И рассуждал, вроде бы, правильно. Словом, рассказал я ему все. И о задании о своем, и о многом, в общем… Так он же, гад, меня и сдал. Вашим оказался, подсадным к Шорникову! Пока я вокруг да около ходил, все ответа ждал, приехал кто-то из столицы в наше теплое зарубежье и сделал дело вместо меня. А вам все не так, значит, представили? Приговорили, выходит, меня со всех сторон. С самого начала! Объявили меня мертвым и начали охоту. Я, конечно, дал деру… Потом сюда вернулся.