Текст книги "Принцесса, сыщик и черный кот"

– Зачем? Зачем ты сюда-то вернулся?

– Зачем? – Лукаш со злой усмешкой посмотрел на полковника. – А где ж мне еще с вами-то свидеться, как не здесь? Как видишь, дождался. Спасибо Роману.

Лукаш помолчал, потом прямо посмотрел в лицо Белобородому.

– Так вот, условия мои такие: вы опубликуете информацию о том, что продолжаете расследование гибели Шорникова, сообщите, что я выведен из числа подозреваемых и, более того, жив и здоров. И больше искать меня не будете! Иначе все всплывет – и Воронин ваш, и ты, и остальные. Все всплывет! Это я обещаю.

– Хорошо, я доложу. Как только вернемся в Москву, – мрачно сказал Белобородый.

– Вот уж нет, полковник! Вернешься один ты! Роман останется здесь. Он моя гарантия. И потом… я втянул его в эту историю, значит, отвечаю за него. Запомни и своим скажи: если с его головы хоть волос упадет, я вас всех разом достану, сволочей!

Роман неожиданно возмутился, покраснел:

– Я могу сам за себя постоять, Лукаш!

– Это тебе так кажется. Вон ты тут с одноглазым переговоры ведешь, с ливанцем…

– Откуда ты знаешь, черт возьми?

– Знаю. Мне, чтобы свою шкуру сохранить, многое знать и видеть приходится. Капитан с сыном ко мне приходили сегодня. Это ведь я их туда устроил. Глаз да глаз за вами и вашими приятелями нужен.

– Зачем, зачем ты все это затеял? – крикнул полковник.

– А затем, что одноглазый уже тогда вокруг Шорникова крутился. И ливанец этот ваш… Он ведь с Ворониным ой как давно знаком! Цепочка вышла забавная… Бабки туда-сюда ходили, отмывались, пачкались, опять отмывались, на них всякие «стрелялки-убивалки» покупались. Разветвленная получилась сеть, далеко за пределы нашей великой Родины расползлась, и даже на этот святой остров попала. А кончик сети у Шорникова, оказывается, был. Они с этого тогда и хотели начинать скандалить.

– Зачем скандалить? О чем?

– О коридоре, который вы тут выстраивали, и о том, что хотели к этому делу шорниковские кредиты присовокупить, да «отмываться» через него и его приятелей.

– Какой коридор? Что ты имеешь в виду? – спросил Роман.

Полковник сделал нетерпеливый жест рукой, мол, не лезь, не твое дело! Но Лукаш блеснул на полковника глазами:

– Не командуй тут, Борода! Твое время пока, правда, еще не кончилось, но, сколько веревочка ни вейся… За все еще расплатитесь. И без моей помощи! Это и успокаивает. Поэтому я, может быть, и согласен молчать. Не мне решать вашу судьбу. Она там решается! – Лукаш опять посмотрел в небо, а потом твердо закончил:

– Это последнее, что я тебе скажу, майор. Только тебе, в оплату за твое благородство и за риск. Ты, брат, молодец! Не испачкался до сих пор. Это не каждому дано. Так вот, слушай. Может быть, пригодится… И пусть Борода помнит, что все тайное когда-нибудь становится явным. Здесь один из коридоров поставки оружия на Кавказ. Всё очень непросто. Из складов в Приднестровье вывозится это оружие на Украину, оттуда такие, как одноглазый, транспортируют его прямиком на Ближний Восток. Например, в Ливан или в Сирию. Там оружие маркируют по-новому и перепродают эмиссарам с Кавказа. А знаешь, что на маркировке ставят?

Роман растерянно посмотрел на Лукаша.

– О! Это, брат, совмещение приятного с полезным. По маркировке значится, что оно было завезено на Кавказ в начальный период позднейшей русской истории. То есть при Елкине-Палкине, при Гайдаре, при либералах, словом. Они, мол, его и продали бандитам! Видал, какой эффект! И классового врага с ног до головы дерьмом измажешь, и бабок наваришь. Сам понимаешь, три раза одно и то же перепродают. Мы, мол, ни при чем. Война якобы из-за продажных либералов идет. Вот какая радость всем. А счета на Кипре, в оффшорах. Налоги – почти полный ноль. Указываются в документах как сделки с металлоломом.

– Да, красивая история! – вздохнул Роман. – Просто чудо! Выходит, и Приднестровье должно как можно дольше висеть между небом и землей, и на Кавказе не скучно, и стрелки переведены далеко вправо… И деньги рекой текут.

– Наконец-то додумался, майор! А ты тут расследование затеял – ливанца пасешь и его одноглазого ублюдка! Они ведь там, в Москве, боялись, что ты на них выйдешь. Решили опередить. Не успели. Ты оказался расторопнее. Вот тебя обратно на Родину и решили отозвать. Слишком уж ты большую активность развел. Так, глядишь, и на шорниковское дело бы вышел без моей помощи. Полковник!

Лукаш намеренно выкрикнул последнее слово. Белобородый вздрогнул, поднял на него глаза.

– Что, полковник, смотришь невесело? Думаешь, зачем я при тебе всю эту историю рассказал? Это ведь не ты когда-то к одному хмурому генералу в Приднестровье летал, не ты потом его на Кавказе сопровождал, глаз с него не спускал… Ни с него, ни с его диких переговорщиков, многих из которых вы почему-то живыми потом не брали. Только мертвыми, молчаливыми! Впрочем, и генерала того уже нет в живых. Судьба! Не ты с ним болтался тогда, а я и еще один, который теперь в психушке. Наша это была тайна, и еще Воронина, и еще кое-кого. А теперь и твоя, полковник! Догадываешься, к чему это я?

Полковник нервно повел головой:

– Я ничего не слышал! Ничего!

– Вот как? Роман! Слышал он или нет?

Роман пожал плечами, растерянно глядя то на Лукаша, то на Белобородого.

– Ну, что молчишь, Рома! Это же теперь твоя гарантия! Понимаешь? Если они тебя приговорят с его подачи, то и его самого тоже. Тем более, кипрские счета по всем этим делам у меня надежно спрятаны, а тебе я позже сообщу, где они лежат и своего часа дожидаются. Это мое печальное наследство от покойного Шорникова, единственное, что досталось. Они не нашли, а я нашел. Борода теперь об этом разговоре заинтересован больше нас с тобой молчать. Скажет лишь то, что нужно ему и нам. Иначе все там будем… Так слышал он или нет?

Роман кивнул и перевел дыхание.

– Вот так, Борода! Слышал! Ты теперь больше знаешь, чем тебе положено. Так что делай выводы, брат мой во Христе! А я буду дальше жить. Здесь. Послушником заделаюсь, в монахи пойду. Только тем и искуплю… Не хочу я с вами оставаться. Не могу больше. Если и есть где истина, то уж точно не у вас! Вы Христа каждый день, каждый час распинаете! Заново и заново! Предаете и распинаете! Себя продаете, душу свою! Если только она у вас еще осталась, душа-то!

– А у тебя? – тихо спросил Белобородый.

– Не знаю. Если есть, то позволят постричься. Там отдела кадров нет, там все не от мира…

– Везде есть, Лука. Отделы кадров везде есть! – усмехнулся полковник.

– Не размазывай, Борода, по белой стене свои нечистоты. Если я и встречу там на тебя похожих, сто раз подумаю! Ученые мы теперь, ох, какие ученые!

Глава 23
Коллеги (продолжение)

Роман расставался с полковником около дорого отеля в туристической зоне Лимассола, на берегу моря. Оба молчали, не глядя друг другу в глаза. Таксист, который их привез, получил деньги, пытался вернуть сдачу, но полковник раздраженно отмахнулся: пошел, мол, быстрее отсюда. Тот пожал плечами и скрылся. Полковник, наконец, поднял на Романа глаза:

– Послушай, майор… я бы мог тебе сказать: забудь все, что он говорил. Но теперь не могу. Сам понимаешь, попали мы с тобой. Лукаш все рассчитал грамотно. Все правильно. Школа!

Он тяжело вздохнул и зачем-то похлопал Романа по плечу.

– Я завтра улетаю обратно. Расскажу только то, что следует. И еще доложу, что в отношении одноглазого и ливанца дело прекратить невозможно. Мол, греки, киприоты и англичане ими интересуются. А тебя, мол, здесь оставить надо для наблюдения за коллегами, так сказать… И для докладов.

– Вы что, с ума все сошли! Стукача из меня сделать хотите? – Роман чуть не задохнулся от возмущения.

– Это не я! Это Лукаш так все сконструировал! – прошипел сквозь зубы полковник.

– Плевать я хотел на ваши комбинации и конструкции, господин полковник! Стукачом никогда не был и не буду! И в ваших делах я не участник!

– У меня других идей нет, майор. Как же тебя здесь еще оставить?

Роман зло поджал губы.

– Пойдем в гостиницу!

Он схватил полковника за рукав и потащил его за собой. Прозрачные двери дрогнули и, шипя, раскрылись перед ними, тихо шипя. В холле, на безупречно гладком мраморном полу песочного цвета полковник поскользнулся, но Роман держал его так крепко, что у того даже треснул рукав пиджака подмышкой.

– Черт! – вскрикнул полковник. – Что тебе надо?

Но Роман его не слушал, он уже стоял возле стойки портье и что-то тихо говорил высокому молодому греку в белой форменной тужурке с золотым гербом на нагрудном кармане. Тот кивнул и протянул Роману белый лист и шариковую ручку.

Полковник стоял за спиной Романа и мрачно читал строки, которые быстро появлялись на белом листе. Роман писал быстро, аккуратным натренированным почерком.

– Ты это окончательно? На что ты жить будешь, чудак?

Роман ничего не ответил. Он поставил точку, потом, словно любуясь, перечитал написанное и протянул лист полковнику.

– Это передай начальству. Я уволен. Сам себя уволил. А на что буду жить, не ваше дело. Устроюсь как-нибудь.

Он помолчал немного, глядя в сторону, и потом тихо сказал:

– Тут твой коллега, тоже полковник, греческий только… ты его уже видел, как-то сказал, что один местный одноглазый кот сюда для того и поставлен, чтобы беречь этот кусочек земли от разных гадов. Тоже бандит из не такого уж и далекого прошлого. Но с ним, оказывается, не так страшно, как с вами со всеми!

Полковник взял в руки бумагу и задумчиво сложил ее вчетверо.

– Может, ты и прав, майор. Может, и прав… Хотя меня уже мутит от всех этих одноглазых котов и бандитов! Не знаю, о ком ты или о чем, но вот, где вы у меня все! – Он провел ладонью по горлу. – Сумасшедший дом! Надоело все! Видимо, в отставке только и состоит офицерская честь. Абсурд! Честь – уйти, а остаться – бесчестие. Кто ж тогда остается! Кто? Такие, как я?

Роман, ничего не ответив, пошел к выходу, к шипящим автоматическим дверям.

– Послушай, – крикнул ему вслед полковник, – послушай, Роман! Думаешь, я пришел в систему, чтобы тянуть из нее душу? Думаешь, я родился дерьмом? Думаешь, ты один у нас такой незапятнанный! Мы все когда-то… мы все были романтиками и дон-кихотами! Но жизнь, она ведь другая! Она кого хочешь обломает!

Роман не слушал его, он быстро шел к выходу. Только теперь он почувствовал, как тяжело навалилась на него усталость. Он вышел под солнце, вздохнул и махнул рукой, останавливая такси.

В своем номере Роман провалился в сон сразу, как только придавил щекой холодную, твердую подушку. Что-то щелкнуло в мозгу, и свет погас.

Утром следующего дня Игорь Иванович Белобородый приехал в аэропорт, зарегистрировал билет и, не глядя вокруг себя, пошел на посадку в самолет. Он думал о том, что будет говорить начальству, и как выйти из этой истории сухим. Полковник Белобородый понимал, что везет с собой не рапорт майора, а приговор себе. Сидя в кресле, он развернул лист, исписанный рукой Романа, и медленно разорвал его на мелкие куски. Потом раскрыл черную кожаную папку и достал оттуда другой листок, девственно чистый. Поразмышлял немного и, щелкнув ручкой, вывел первые строки…

Поставив точку, он откинулся на сиденье и позвал стюардессу.

– Да, сэр! – склонилась над ним полная гречанка с глазами-маслинами.

– У вас есть виски?

– Но только после взлета! К сожалению, таковы правила. Простите, сэр.

– Тогда дайте пустой стакан.

Она задумалась на мгновение, потом кивнула и исчезла. Через полминуты девушка появилась с пластиковым стаканчиком в руке. Белобородый достал из внутреннего кармана пиджака плоскую баклажку и наполнил до краев стакан. Стюардесса пожала плечами и отвернулась. Белобородый выдохнул воздух и выпил все до дна. В голове просветлело, словно в мозгу вспыхнула лампочка.

Теперь в кожаной папке лежал его собственный рапорт, из которого следовало, что майор Нестеров может быть переведен в негласные кадровые сотрудники министерства и продолжать выполнять задание в качестве резидента. В его задачи входит сбор информации и вербовка агентуры, то есть создание разведывательной сети. Устное согласие от него, мол, получено, и операция переходит в иное качество. Полковник Белобородый понимал, что так долго продолжаться не может, понимал, что рано или поздно этот узел придется разрубить. Он гнал от себя мысль, что и у него был шанс выйти из игры вслед за Лукашом и Романом, но путы, сплетенные им самим много лет назад, теперь так крепко держали его, что разорвать их нет ни сил, ни возможности. Он выигрывал время для себя, но включил бесстрастный метроном, отмерявший теперь жизнь Романа.

– Подумаешь, – пьяно ворчал себе под нос полковник, – сохраню ему зарплату, командировочные. Жить-то ему на что-то надо! Сам потом скажет «спасибо», чудак! Разберемся! Со всеми еще разберемся!

Самолет вздрогнул и заурчал мощными двигателями.

Глава 24
Полицейские и милиционер

Роман вошел в полицейское управление и сразу за дверью, когда глаза еще не успели привыкнуть к сумраку помещения, столкнулся с Козмасом. Тот хлопнул его по плечу:

– Черт! Роман, твой шеф исчез. В гостинице сказали, что он уехал. Что случилось?

– Мы оба уехали. Только он домой, а я, похоже, в никуда.

– Ты умудрился поссориться даже со своим начальством?

– Даже с ним.

– Уникальный тип.

– Я дитя своего народа. Страшен русский бунт! – Роман рассмеялся, обратив на себя внимание двух полицейских, спускавшихся по лестнице к выходу.

– Пойдем к полковнику, – хмуро сказал Козмас.

– Я туда и иду. Что еще мне остается!

Они поднялись по лестнице, и Козмас постучал костяшками пальцем по одной из дверей, выходящих на внутреннюю веранду полицейского управления. Роман усмехнулся и бесцеремонно толкнул дверь. В комнате, обдуваемой огромным вентилятором с блестящими лопастями под потолком, сидел за письменным столом греческий полковник в белой рубашке с широко открытым воротом и короткими рукавами. Перед ним были разложены какие-то папки с шевелящимися от легкого ветерка белыми листочками. Полковник поднял глаза и хлопнул ладонью по папкам.

– Ну, что, коллеги, дело движется! Кое-что набрали. Роман, я должен вас поздравить.

– С чем?

– Ваши усилия, похоже, увенчаются, в конце концов, успехом. Эта публика, – Сузу еще раз хлопнул ладонью по горе папок, – похоже, наделала в штаны и, отчаявшись договориться с вами, стала суетиться.

– Что происходит? – Роман удивленно поднял брови.

– Из одного нашего источника в Ливане вчера вечером поступила информация на Ахмеда Растеса и его группу. Они обсуждают, и очень активно, проблему своего дальнейшего пребывания здесь. Ищут новую базу. Кажется, решили убраться с острова. А отход, как известно, порой опаснее наступления. Их надо дожать и не дать им раствориться во вселенной. Посмотрите, вот список вопросов, на которые нам еще предстоит ответить.

Он поднялся и показал три мелко исписанных листа.

– Черт побери, не стойте там в дверях! Вас не учили, как следует себя вести в приличном обществе?

Роман улыбнулся и, вошел в кабинет.

– Так вот, – продолжил Сузу, – необходимо срочно увидеться с вашим одноглазым соотечественником и предложить ему поработать на нас, кем бы он ни был. У него нет иного выхода.

– Он мне не соотечественник. Их республика стала государством.

– Эти интимные подробности вашей сумасшедшей семейки нас не касаются… до поры до времени. Не путайте меня, майор. Так вот, он нам нужен, как информатор. На него самого полно всякой всячины. Не захочет работать, угодит в тюрьму лет на сто восемьдесят. С ливанцем ничего не выйдет. Этот тип, я убежден, прошел обучение в свое время в какой-то русской секретной школе.

– С чего вы взяли?

– В таких местах иной раз бывали и мои соотечественники. Кое с кем я даже знаком.

– Вот как? Вы знаете об этом даже больше меня.

– А я вообще знаю больше вас. Разве вы этого еще не заметили? – полковник был серьезен.

– М-да!.. – протянул Роман и покачал головой.

– Да-Да! Русские коммунисты очень любили некоторых греков, любили любовью странной, как сказал, по-моему, ваш поэт. Эти люди отвечали за транспортировку и хранение огромных денежных сумм, которые шли на самые разные дела. Не думайте, тут не только операции ваших разведок имеются тут и личные интересы. Акции крупных компаний, недвижимость, покупка газет, радиостанций даже наркотрафик, продажа оружия всяким разбойникам с политическими теориями. Впрочем, под все это подводилась своя теория… Американцы ничем не лучше. То же самое творили и творят. Но нас сейчас интересуют не их, а русские дела… Не правда ли?

Роман кивнул, сел на скрипучий стул. Козмас по привычке разместился на деревянной лавке около стены и закинул ногу за ногу.

– Деньги, когда их очень много, дают обильную пену, – продолжил Сузу, – эта пена должна где-то отстояться, но чтобы ее не растащили, нужны надежные хранители. В Греции они всегда были. Обучались этому в ваших бескрайних лесах, на секретных виллах. По-русски, между прочим, говорят не хуже вас самих. Сейчас кое-кто из них появляется на свету. Дело свое затевает, раздувается этой пеной, как обожравшийся кровью комар. А вы все ищете какие-то там партийные клады! И греков, и ливанцев, и итальянцев, и разных там палестинцев, латиноамериканцев неплохо обучили на подмосковных виллах КГБ. Зацепили так, что не оторвешься. А сейчас они этому и сами рады. Номера-то счетов у них в руках. Теперь все дело только в контроле. Даже сицилийская камора может позавидовать такой организации дела.

– Это имеет какое-нибудь отношение к делу? – вздохнув, спросил Роман.

– Прямое, – твердо ответил Артур Сузу. – Ливанец из них же, из хранителей. А соединяют их в новых условиях такие, как ваш одноглазый. И тоже свою долю срывает.

– Одноглазый просто уголовник.

– Не просто… И вы это хорошо знаете. Уголовник – это тот, кто мотивирует свои действия чем угодно, но только не политикой. Как только он наступает в эту лужу, то должен или платить тем, кто ее разлил, или сдохнуть. А разливают ее, как правило, опытные джентльмены из разных секретных ведомств. Вот так!

Полковник еще раз хлопнул ладонью по папкам и, довольный собой, улыбнулся.

– А где ваш шеф? – вдруг спросил он.

– Улетел.

– Даже не попрощавшись с нами?

Роман пожал плечами.

– Что случилось, майор?

– Позвольте вас поправить – отставной майор. Я подал в отставку, господин полковник.

– Ничего не понимаю.

Сузу присел на краешек стола.

– Объясните, в конце концов! Что происходит?

– Моя отставка лишний раз иллюстрирует ваши наблюдения, о которых вы только что нам столь доходчиво сообщили. Полковник Белобородый прибыл сюда не для того, чтобы оказать нам помощь. Его целью было как раз помешать развитию дела, забрать меня в Москву, то есть изъять меня, говоря его же языком, а вас оставить с носом…

– То есть с Козмасом? – зло спросил полковник.

Козмас недовольно засопел в своем углу.

– Не обижайтесь, мой друг, – повернулся к Козмасу полковник Сузу.

– Вообще-то, в этой шутке что-то есть, – подал голос Козмас. – Если Романа и все то, что он может здесь сделать, изъять, то мы действительно останемся только с моим носом. И с вашим дурным характером, господин полковник! Простите меня!

– Ну-ну! Я это еще вам припомню, – полковник сказал это, глядя в пол и думая о чем-то своем. – Но, господа, это говорит о том, что мы на верном пути.

– Да, сэр, – улыбнулся Роман, – вы на верном пути. А я на обочине. Я больше не могу работать с вами. Я никто. Не представляю больше ни одну из сторон.

Сузу выпрямился и с удивлением посмотрел на Романа.

– Что это значит?

– Моя дальнейшая работа в полицейском управлении не обоснована, полковник.

Козмас поднялся и беспокойно прошелся по кабинету. Сузу растерянно молчал, глядя на Романа.

– В конце концов, господин полковник, мы можем привлечь Романа к работе в качестве… ну, скажем, частного эксперта.

– Ну, да, конечно! – оживился полковник.

– Не получится, господа! – веско сказал Роман. – Это не предусмотрено законами Республики Кипр. У меня нет права на работу здесь вне компетенции деловой командировки. А деловая командировка закончилась.

– Но есть некоторые негласные правила… – воскликнул Козмас. – Спецслужбы и полиция имеют право привлекать к работе любого гражданина, даже иностранца. Грин-карта здесь ни при чем!

– Такое предложение, дорогой Козмас, я уже получил от своего полковника. И послал его к чертовой матери! Я не шпион и не стукач!

– Что за нежности! – взорвался Сузу. – Кто вам предлагает быть стукачом? Вы же понимаете, без вас мы сейчас не сдвинемся с места! Нам нужны эти люди и этот ваш одноглазый с его быстроходными корабликами, и ливанец, и еще очень многие… Если вы исчезнете, они посчитают, что одолели нас. И будут правы, черт побери! Вы не имеете права сейчас исчезать, майор.

– Но если я приступлю к работе как частное лицо, то фактически начну действовать против интересов собственного государства. Ведь оно запретило мне все контакты… поэтому я и подал в отставку. Но некоторые обязательства, то есть законы чести, если хотите, на меня наложены.

– Кем? – крикнул полковник.

– Мною самим, – тихо ответил Роман.

– Это чушь! Значит, вы все равно сделаете так, как того захотели ваши… Вы сами себе противоречите! Ушли, потому что вам запретили работать, и отказываетесь работать, потому что ушли. Абсурд какой-то! Вы что же, не понимаете, что понятие «государство» здесь ни при чем? Это коррупция! В немыслимых объемах! Они, получается, своего в конце концов добились! А вот мы предлагаем вам наиболее правильный и честный выход.

– Кем же вы меня назначите?

– Козмас уже сказал – экспертом по вопросам восточно-европейских отношений. Мы не требуем от вас государственных тайн. Нам нужна только работа в рамках этого дела. Его надо довести до конца.

– Хорошо. Я подумаю…

– Думайте скорее. Или хотя бы не мешайте работать, господин отставной майор!

Полковник Сузу обошел стол, сел за него и демонстративно углубился в чтение бумаг. Желваки на его скулах подрагивали, брови свелись к переносице и опустились вниз.

Роман вздохнул, поднялся.

– Вы куда собрались? – строго спросил полковник.

– К себе, в гостиницу. Думать.

– Что значит «к себе»!? Думайте здесь. У вас пять минут, а потом мы постараемся обойтись без вас и без вашего странного славянского представления о чести.

– А что, оно отличается от греческого?

– Похоже, в чем-то да! Грек никогда не уронит чести, если он истинный грек, но посчитает за честь довести дело до конца и достойно ответить мерзавцам. У славян, похоже, не так…

– Боюсь, отсюда все наши беды.

– Ну, так делайте, делайте что-нибудь! Не сидите обиженной добродетелью!

– Да что ж я должен делать? – вспылил Роман.

– Думать. У вас еще две минуты.

Роман засмеялся. Полковник с удивлением поднял на него глаза и вдруг тоже широко улыбнулся.

– Ну, я так и полагал! Козмас, идите к своему шефу, доложите о наших планах в отношении нового сотрудника. Скажите, что я зайду позже. А мы с господином отставником пока покопаемся в некоторых любопытных бумажках. Между прочим, майор, вы своим драматическим положением внесли забавные коррективы в общую картину. Согласитесь, ваш бывший начальник, сам того не желая, поставил многие недостающие точки над «i».

Роман придвинул стул ближе и взял в руки одну из папок. Козмас молча вышел.

Единственный, о ком Роман не намерен был сообщать Сузу и Козмасу, был Лукаш. Возможно, из-за неумения объяснить все, связанное с ним.

Вот же, оказывается, бывают говорящие одноглазые коты… Мы их не понимаем, даже не верим в их существование, но они тем менее существуют и, наверное, как-то даже влияют на нашу судьбу.

Пусть же Лукаш пока останется тайной Романа.