Текст книги "Владетельные князья Владимирских и Московских уделов и великие и удельные владетельные князья Суздальско-Нижегородские, Тверские и Рязанские. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г."

Летописных известий о Давиде Константиновиче дошло до нас еще меньше, чем о его отце. Все наши сведения о нем ограничиваются следующим: в июле 1278 г. он вместе с другими князьями и своими боярами праздновал в Ярославле свадьбу сына Глеба Васильковича, тогда князя Ростовского, Михаила Глебовича, недавно вернувшегося из Орды от Менгу-Тимура, с которым он ходил на ясов⁵⁹⁶.

Давид Константинович скончался весной 1280 г.⁵⁹⁷ От брака с неизвестной нам по имени дочерью (старшей) Федора Ростиславича Черного он имел, по одним родословным, сына Ивана, по другим – Ивана и Федора; по некоторым соображениям его же сыном надо считать упоминаемого в летописях князя Дмитровского Бориса, о котором речь впереди⁵⁹⁸.

Этот князь, только однажды упоминаемый в летописях по случаю рождения у него в 1310 г. сына Федора, назван там внуком Ярослава и князем Галицким, а потому его смешивают с его тезкой, Василием Константиновичем, князем Ростовским, сыном Константина Борисовича, совершенно безосновательно.

Как уже было сказано, Василий Константинович имел сына Федора⁵⁹⁹.

Этого князя мы знаем только по некоторым родословным. Не знаем ни времени его рождения и смерти, ни того, занимал ли он Галицкое княжение, и если занимал, то один или совместно с братьями.

Родословные приписывают ему сына Димитрия, будто бы того самого, которого в 1362 или 1363 г. Донской изгнал из Галича. Но, по нашему мнению, этот Димитрий был его двоюродным внуком⁶⁰⁰. Конечно, если предположить, что Федор Давидович занял стол непосредственно по смерти отца, то период его княжения будет продолжителен, так как Федор Давидович скончался в 1335 г. Но мы не можем утверждать, что после Давида княжил Иван Давидович, так как не имеем на это никаких указаний и, следовательно, оснований.

Бориса Давидовича мы знаем только по Никоновской летописи, в которой отмечен год его смерти в Орде – 1334⁶⁰¹. Он назван здесь князем Дмитровским, что указывает на раздел Галицкого княжества, совершенный или самим Давидом Константиновичем незадолго до смерти (сам Давид под 1280 г. называется еще Галицким и Дмитровским), или уже его детьми⁶⁰².

Собственно говоря, Бориса Давидовича нужно было бы отнести к князьям Дмитровским. Но так как он, среди дмитровских князей, стоит одиноко, и притом мы не знаем, когда и при каких обстоятельствах Дмитров перешел во владение московских князей, то сочли за лучшее здесь сообщить о нем те скудные сведения, какие дает летопись, и только упомянуть о нем в главе о князьях Дмитровских или Галицко-Дмитровских.

Федор Давидович упоминается только в некоторых родословных. Карамзин нигде не упоминает ни о Федоре Давидовиче, ни о его двоюродном брате Федоре Васильевиче. Что касается С.М. Соловьева, то упоминаемого в Никоновской летописи Федора Галицкого (без отчества), умершего в 1335 г. (у Соловьева 1334 г.), он считает Васильевичем⁶⁰³, но, смеем думать, безосновательно. Федор Галицкий, умерший в 1335 г., не назван по отчеству, следовательно, происхождение от того или другого отца должно было представляться нашему историку по меньшей мере сомнительным. Между тем, по некоторым родословным, по нашему мнению, более достоверным⁶⁰⁴, у Давида был сын Федор, и этого-то Федора мы считаем за умершего в 1335 г. Заметим, что под 1334 г. говорится о смерти в Орде Бориса, которого мы считаем младшим Давидовичем и который называется князем Дмитровским. Почти одновременно с ним умирает Федор Галицкий. Если последний был Васильевич, трудно представить, каким образом Борис Дмитровский, сын старшего Константиновича (Давида), мог уступить старший стол княжества сыну младшего Константиновича (Василия). Нам могут возразить, что Борис умер в 1334 г., следовательно, после него Галицкий стол мог занять Федор (Васильевич), умерший в 1335 г. Положим, бывают такие фатальные стечения обстоятельств, но трудно себе представить, чтобы летописец не оговорил их.

Как известно, Димитрий Иванович Донской в своей духовной грамоте называет Галич «куплей» своего деда Ивана Калиты. Вероятно, на этом основании новейшие родословные⁶⁰⁵ говорят, что Федор Давидович продал половину Галича Калите⁶⁰⁶. Федор Давидович, как некоторое время и сын его Иван, был современником Калиты, но продавал ли Галич он, а не сын его Иван, не знаем; сомневаемся даже в действительности этого факта. Если Калита купил половину Галича, то почему не распорядился этой половиной в своем завещании? Семен Гордый не церемонился ни с князьями, ни с чужими волостями, и однако ни он, ни тем более его преемник не только не предъявляют никаких прав на Галич, но и не упоминают о нем в своих завещаниях. Почему непременно на долю Донского выпала забота присоединения к Москве покупки Калиты? Карамзин безусловно верит, что Калита купил Галич, но причина, почему об этом городе не упоминают в своих завещаниях ни сам Калита, ни его преемники до Димитрия Донского, предлагается им совершенно неожиданная: он говорит, что Галич, а также Углич и Белозерск, купленные Калитой, до Димитрия Донского считались великокняжескими, а не московскими. Значит, Калита и его первые преемники не распоряжаются упомянутыми уделами потому, что вместе с великокняжеским титулом они могли перейти в руки неизвестного будущего великого князя, каковым мог быть, например, князь Тверской. Но с какой стати Калита, этот скопидом, стал бы увеличивать материальные средства врага? Да, наконец, разве он покупал уделы как великий, а не московский князь? Значит, была какая-то специальная великокняжеская казна, которую он тратил на покупку городов? Ничего такого не было, и если Калита покупал села и города, то на свои деньги, и, следовательно, эти прикупки не могли считаться великокняжескими. Соловьев в этом вопросе несколько иначе оговаривается: он говорит, что Галич куплен Калитой, вероятно, на определенных условиях и до Донского оставался за прежними князьями⁶⁰⁷. Но эти условия – понятие весьма растяжимое, так сказать, бесформенное и неуловимое, так что о степени убедительности или неубедительности их не может быть и речи.

Этого князя, единственного сына Василия Константиновича, мы уже касались, говоря о Федоре Давидовиче. Здесь отметим только, что, кроме родословных, он упоминается только один раз Никоновской летописью, которая под 1310 г. отмечает его рождение⁶⁰⁸. Никаких других сведений о нем нигде не находим.

Ивана Федоровича мы знаем только по некоторым родословным, считающим его единственным сыном Федора Давидовича. Те же родословные дают ему единственного сына Димитрия, того самого, которого Донской изгнал из Галича и которого другие родословные, а за ними и некоторые историки во главе с Карамзиным считают сыном Ивана Давидовича⁶⁰⁹.

Этого князя, называемого во всех родословных Ивановичем, в Никоновской летописи – Борисовичем, а во всех других летописях упоминаемого без отчества, мы считаем, на некоторых основаниях, сыном не Бориса⁶¹⁰ и не Ивана Давидовича, а Ивана Федоровича, племянника Ивана Давидовича⁶¹¹.

Во всяком случае, чей бы сын ни был этот Димитрий, мы знаем о нем следующее. В 1359 г. умер хан Бердибек, и ордынский престол занял его родственник Кульца, который через пять месяцев по воцарении вместе с детьми был убит Наврусом, потомком Туши-хана, сына Чингисхана. Князья Северо-Восточной Руси отправились в Орду с дарами к новому хану, который отдал великое княжество Димитрию Константиновичу Суздальскому, а удельных князей утвердил на их отчинах. В то же время и Димитрий Иванович Галицкий «пожалован на княжении в Галич»⁶¹². Но вскоре юный московский князь, которым руководили умные помощники, отнял великое княжество у соперника и начал приводить удельных князей в свою волю или изгонять их из их уделов: так, в 1362 г. (по некоторым летописям – в 1363 г.) он изгнал князя Ивана Стародубского из его удела. Участь князя Стародубского разделил и Димитрий Галицкий⁶¹³: он изгнан был из Галича, а его супруга была взята победителями. Изгнанники отъехали к нижегородскому князю, «скорбяще о княжениях своих», по выражению летописи⁶¹⁴.

Неизвестно, на ком женат был Димитрий Иванович; знаем только, по родословным, что у него был сын Василий. У внука последнего, Бориса Васильевича, было три сына: Димитрий, по прозванию Береза, Семен Осина и Иван Ива; от них произошли дворянские фамилии Березиных, Осининых и Ивиных. Один из Осининых, внук Семена Борисовича, Ляпун Осинин, бывший боярином у новгородского архиепископа Пимена, оставил своим потомкам прозвище Ляпуновы. Один из внуков его перешел на службу к рязанскому князю, и таким образом мы видим впоследствии в Рязанский области известную фамилию дворян Ляпуновых⁶¹⁵.

В 1363 г., как мы видели, Галицкий удел был присоединен к Московскому княжеству. В летописях говорится, собственно, только о том, что московский князь отнял Галич у Димитрия, последнего удельного галицкого князя из рода Ярослава Всеволодовича, о Дмитрове же ничего не говорится. Но так как Димитрий Иванович Донской распоряжается этим городом наравне с Галичем и другими городами при раздаче их своим детям, то Дмитров, надо полагать, присоединен к Московскому княжеству одновременно с Галичем. Так полагают и наши историки⁶¹⁶. В грамотах первых преемников Ивана Даниловича Калиты Дмитров упоминается только в духовной Семена Гордого, который отказывает своей супруге, в частности, село в Дмитрове, а Галич начинает упоминаться только с договорной грамоты Димитрия Донского и Владимира Андреевича. Надо заметить, что эта грамота⁶¹⁷ от ветхости истлела и дошла до нас не в целом виде, почему некоторые места представляются неясными, между тем историки трактуют ее как совершенно ясную и понятную, не вызывающую никаких сомнений. Не лишним будет поэтому привести здесь фрагмент текста, особенно важный для нас по вопросу о судьбе Галича и Дмитрова в первые годы после их присоединения к Москве. Вот ее начало с пропусками, которые появились от ветхости: «…своим братом с молотшим, со князем с Володимером с Андреевичем… тобе брата своего старейшего Князя Великого собе отцом, а сына твоего – жити ны по сей грамоте. Вотчины ми, Господине, твоее и Великого княжения… ми под тобою не искати и под твоими детьми, ни моим… ем и до живота, и твоим детем; тако же и тобе Князю Великому <…> Господине, дал в удел Галич, Дмитров с волостьми и с селы <…> и твоим детем под моими детьми и до живота; а добра <…> до живота; а блюсти ти, Господине, вотчины моее и Московское <…> блюсти, а не обидети, и твоим детем. А рубеж Галичю и Дмитрову <…> при Иване и при наших отцех при великих князех <…> е княжение, а от мене мой удел, чем мя еси, Господине, по <…> ю, Вышегород, Рудь с Кропивною, Сушев, Гордошевичи <…> до ее живота, а по ее животе Заячков мне. А ци от <…> четыре волости, Гордошевичи, Сушев, Гремичи, Заячков, а жда <…> пожалует нас Бог, найдем тобе, князю Великому великое… князю великому, брату моему старейшему» и т. д. Если бы издатели государственных грамот и договоров определили пропуски, хоть приблизительно, по количеству слов, тогда можно было бы до некоторой степени точно восстановить содержание этой грамоты. Издатели и историки говорят, что этой грамотой великий князь обязывает, в частности, Владимира Андреевича не вступать в Галич и Дмитров. Но верно ли это? Первые выделенные нами слова, очевидно, принадлежат Владимиру Андреевичу, и если до и после этих слов пропуски небольшие, то по контексту надо и слова «и твоим детем под моими детьми» и т. д. считать исходящими также от Владимира Андреевича. А в таком случае приходится признать, что в рассматриваемом нами месте грамоты Владимир Андреевич выставляет от себя одну из статей договора, по которой, как по последствию их личных договоренностей, предшествовавших договору письменному, великий князь блюдет под ним (Владимиром Андреевичем) и под его детьми данные ему великим князем город, Галич и Дмитров. Галич и Дмитров в последующих грамотах и договорах уже не встречаются в связи с именем Владимира Андреевича – это правда. Но если мы и не находим видимого оправдания своему предположению в наличных официальных актах, то это еще не значит, что наше предположение безосновательно. В данном случае мы указываем на то, что династические стремления московских князей заставляли потомков Калиты весьма часто заключать договоры с князьями, близко стоявшими по родству к великому князю, чтобы потом изменить эти договоры сообразно с личными практическими целями. Так, мы знаем, что как Димитрий Донской, так и его преемник (сын) часто менялись с Владимиром Андреевичем волостями. Это видно из их договорных грамот. Но эти грамоты не дают возможности выстроить хронологическую последовательность, и притом непрерывную. Другими словами, до нас не дошло много официальных документов, и их отсутствие рождает множество вопросов. Великий князь мог дать Владимиру Андреевичу Галич и Дмитров, а потом заменить их другими волостями. Но договоры, заключенные между ними по случаю таких перемен, могли и не дойдти до нас. Другой спорный вопрос, появляющийся даже при беглом рассмотрении этой грамоты, касается времени заключения договора. Издатели государственных грамот и договоров, а за ними и историки почему-то относят этот договор к 1371 г. А между тем в нем есть место, которое заставляет отнести этот договор к более раннему времени. Мы читаем: «…пожалует нас [конечно, договаривающихся] Бог, найдем тобе, великому князю, великое…» Чего-то другого великого, кроме княжения, договаривающиеся не могли искать.

Когда же за всю свою жизнь Димитрий Иванович был в таком положении, в котором только и мыслимо такое условие договора, как приведенное? Только в период от 1359 до 1363 г. К этому времени и должен, по нашему мнению, относиться договор.

Известия о князьях Галицких из рода Ивана Даниловича Калиты начиняются с конца XIV в. По духовному завещанию Димитрия Донского⁶¹⁸ Дмитров отделяется от Галича и становится самостоятельным уделом, доставшись одному из младших сыновей Донского, Петру, а Галич вместе с Звенигородом и Рузой достается старшему после Василия Димитриевичу, Юрию. В конце княжения Василия Димитриевича удел Юрия увеличивается присоединением к нему Вятки, как это видно из договора с ним Василия Темного; но, с другой стороны, он уменьшается, как видно из той же грамоты, так как Юрий наравне с другим своим братом, Петром, должен был уступить несколько звенигородских волостей, чтобы составить удел для самого младшего из братьев, Константина, родившегося всего за несколько дней до смерти отца, а следовательно, и не получившего удела, так как завещание было написано до его рождения⁶¹⁹.

Таким образом, хотя и есть некоторое основание думать, что Галич и Дмитров непродолжительное время были во владении Владимира Андреевича Храброго, но пока не подтвердится наша догадка более очевидными доказательствами – ряд галицких князей из рода Ивана Калиты мы должны начинать с Юрия Димитриевича.

Юрий Димитриевич родился 26 ноября 1374 г. в Переславле и крещен был преподобным Сергием Радонежским⁶²⁰. В старину не только малолетние княжичи, но и княжичи-младенцы участвовали в важных делах и событиях, то как представители своих отцов, руководимые опытными боярами, то как еще неопытные юноши, которым нужно практическое знакомство с деятельностью, которая ожидала их в будущем, то, наконец, просто как свидетели важных событий. Так было и с Юрием Димитриевичем: в 1377 г., когда ему было еще только года три, он присутствовал на погребении митрополита Алексия⁶²¹; в 1380 г., когда Димитрий Иванович шел против Мамая, Юрий вместе с другими членами семейства был оставлен в Москве под присмотром боярина Федора Андреевича Свиблова, как бы блюстителем столицы⁶²². После Куликовской битвы имя Юрия Димитриевича не встречается в летописях до 1388 г., а под этим годом в одной из летописей отмечено, что после Пасхи с ним приключилась какая-то тяжкая болезнь, но что «Бог помилова его». В том же году по договорной грамоте Донского с Владимиром Андреевичем Храбрым Юрий Димитриевич был признан равным братом своему двоюродному дяде⁶²³.

В 1389 г. Димитрий Донской скончался. В завещании он назначил в удел Юрию Звенигород со всеми пошлинами, селами и волостями, среди которых упоминает Рузу-городок, Суходол, Вышегород и др., а также и Галич, «куплю деда своего» Ивана Калиты⁶²⁴.

Более-менее самостоятельная деятельность Юрия Димитриевича начинается с 1392 г., когда новгородцы поссорились с великим князем из-за «черного бора» и митрополичьего суда. Василий Димитриевич послал дядю Владимира Андреевича Боровско-Серпуховского и брата Юрия на Торжок, который и был взят; затем, опустошив новгородские волости, князья возвратились восвояси. Между тем в Торжке поднялся мятеж: народ убил «доброхота» великого князя, новоторжца Максима. Опять в Торжок были посланы московские полки с целью переловить убийц Максима, которые потом публично были казнены в Москве: им постепенно отсекали руки, ноги и пр. и при этом приговаривали, что так гибнут враги великого князя⁶²⁵.

Вскоре после вступления на великокняжеский стол Василий Димитриевич купил в Орде ярлык на Нижегородское княжество. В 1394 г. после смерти Бориса Константиновича Нижегородского его племянники Василий и Семен Димитриевичи, дядья великого князя по матери, бежали в Орду, а осенью следующего, 1395 г. при помощи какого-то татарского царевича Ейтяка (по всей вероятности, казанского) Семен Димитриевич овладел 25 октября Нижним Новгородом, причем татары, вопреки данной клятве, убивали и грабили всех русских донага. Василий Димитриевич послал против татар брата Юрия Димитриевича и с ним воевод и старейших бояр. Московские полки взяли города Болгары Великие, Жукотин, Казань, Кременчук; три месяца опустошали они неприятельскую землю и с большой добычей возвратились домой⁶²⁶.

Вскоре после этого великий князь совместно с тестем Витовтом потребовал от новгородцев разрыва дружбы с немцами, враждовавшими с литовским князем. Следствием неисполнения новгородцами требования великого князя было занятие им Двинской области. Новгородцы встали за обиду Святой Софии и Господина Великого Новгорода и во главе с посадниками двинулись за Волок. Много зла причинили они и землям Юрия Димитриевича: белозерские, кубенские и галицкие волости взяты ими на щит⁶²⁷. Это было в 1398 г. Великий князь, однако, опасаясь сближения Новгорода с Литвой, отказался от Двинской земли. Тем временем Семен Димитриевич Суздальский, кажется, опять хлопотал о том, чтобы при помощи татар занять Нижний Новгород. По крайней мере, в летописях встречаем известие, что в 1399 г. осенью великий князь посылал брата Юрия на Казань изловить суздальского князя, что, однако, не удалось⁶²⁸.

После этого похода в течение 15 лет мы не встречаем почти никаких известий о Юрии Димитриевиче. Знаем только, что в 1400 г. он сыграл свою свадьбу в Москве, женившись на Анастасии, дочери смоленского князя Юрия Святославича, а в 1402 г. по договору Василия Димитриевича с Федором Олеговичем Рязанским признан по отношению к последнему равным братом, как и в 1389 г. он признан таковым по отношению к двоюродному дяде Владимиру Андреевичу Храброму⁶²⁹.

Князья Суздальско-Нижегородские не переставали добиваться своей отчины – Нижнего Новгорода. В середине января 1410 г. произошел бой при селе Лыскове (Нижегородской губ., Макарьевского уезда) между братом великого князя Петром Димитриевичем и детьми Бориса Константиновича Иваном и Даниилом, которым помогали князья Болгарские, Жукотинские и Мордовские. Борисовичи одержали верх. В том же году Даниил Борисович послал какого-то татарского царевича Талыча и своего боярина Семена Карамышева к Владимиру, который был ими разграблен и сожжен. В следующем году Борисовичи выхлопотали даже в Орде ярлыки на свою отчину⁶³⁰. Этого великий князь уже никак не мог допустить, имея сам ханский ярлык на Нижний Новгород, и вот в 1414 г. Юрий Димитриевич с князьями Боровско-Серпуховскими Андреем и Василием Владимировичами, с князьями Ростовскими и костромскими ратями, соединившись в Костроме, 11 января пошли к Нижнему. Там находились Даниил и Иван Борисовичи, Иван Васильевич, сын Василия Димитриевича Кирдяпы, и Василий Семенович, сын Семена Димитриевича. Они, по выражению летописи, «разумев свое неуправление к великому князю», бежали за р. Суру, тогда как нижегородские бояре и черные люди с крестным ходом вышли навстречу Юрию Димитриевичу и его соратникам. Юрий, не сделав никакого зла городу, «изгоном» пошел за нижегородскими князьями, доходил до Суры, но, не сумев настичь их, возвратился опять в Нижний Новгород, откуда объединенные князья – одни по Оке, другие по Волге – пошли по своим волостям⁶³¹.

Мы уже видели, что Василий Димитриевич пытался овладеть Заволочьем, принадлежавшим Новгороду, причем, во враждебных столкновениях с последним, от новгородцев много зла потерпели и галицкие волости Юрия Димитриевича. Это было в 1398 г. Были и впоследствии набеги на Заволочье, к которым, хотя, так сказать, пассивно, примешивается и имя Юрия Димитриевича. Первые два десятка лет XV в. новгородцы то ссорились, то мирились с великим князем. Последнее столкновение Москвы с Новгородом при Василии Димитриевиче относится к 1417 г. Боярин Юрия Димитриевича Глеб Семенович с новгородскими беглецами Жадовским и Рассохиным, вятичами и устюжанами из Вятки, отчины великого князя⁶³², неожиданно напали на Заволочье, повоевали Борок, Емцу и Холмогоры и захватили в полон двух новгородских бояр. Впрочем, этот полон был отбит у них другими новгородскими боярами⁶³³.

В 1425 г. 27 февраля умер великий князь Василий Димитриевич. До нас дошло три его духовные грамоты, из которых первая написана еще при жизни его сына, Ивана (умер в 1417 г.), которого в этой грамоте он благословляет, но еще только предположительно, великим княжением⁶³⁴. Но не эта неуверенность, что великое княжение достанется именно этому, а не другому сыну, привлекает наше внимание при рассмотрении упомянутых духовных Василия Димитриевича: мы обращаем внимание на взаимоотношения близких родичей, которые со смертью Донского должны были мало-помалу вести уделы к уничтожению и к сосредоточению власти в руках одного из князей, т. е. московского. Во всех духовных Василий Димитриевич поручает наследника-сына своему тестю Витовту, родным и троюродным братьям (сыновьям Владимира Андреевича Храброго). Здесь замечательно то, что великий князь не во всех грамотах и не всем братьям поручает сына, будущего великого князя. В третьей духовной грамоте⁶³⁵ нет Константина Димитриевича, и это понятно: еще в 1419 г. он отказался признать старшинство пятилетнего сына Василия, Василия Васильевича, почему, лишенный удела, вынужден был бежать в Новгород⁶³⁶. Но замечательнее всего то, что Юрий Димитриевич, не выражавший – по крайней мере, явно – того, что, как видно, резко выразил Константин, ни в одной духовной не упоминается в числе князей, которым Василий Димитриевич поручает сына. Очевидно, с этой стороны великий князь предвидел большую опасность, что и оправдалось тотчас же по его смерти.

В ночь с 27 на 28 февраля митрополит Фотий послал в Звенигород боярина своего Акинфа Аслебятева – звать Юрия Димитриевича в Москву, конечно, как на похороны, так и для присяги новому великому князю. Теперь-то и обнаружились честолюбивые замыслы Юрия: не желая признать племянника великим князем, напротив, сам желая занять великокняжеский стол, он не поехал в Москву и отправился из Звенигорода в более отдаленный от Москвы и, следовательно, более безопасный Галич. В искании великокняжеского стола Юрий Димитриевич мог опираться не столько на старинные, теперь совершенно расшатанные понятия о престолонаследии, сколько на завещание отца. Димитрий Донской в духовном завещании⁶³⁷ благословляет сына Василия, нисколько не думая о ханской санкции, «своею отчиною – великим княжением». Такая форма передачи наследства указывает на то, что завещатель утверждает великое княжение только за своим родом, и притом в нисходящей линии по праву первородства. Но так как Василий во время составления отцом его духовной еще не был женат и можно было опасаться его внезапной кончины, Димитрию Ивановичу естественно было сделать следующую оговорку: «А по грехом отымет Бог сына моего князя Василия, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княжь Василиев удел, а того уделом поделит моя княгиня». Выделенные слова определенно указывают на волю завещателя, по которой только в случае бездетной смерти Василия следующий за ним брат занимает великокняжеский стол; в противном же случае Василий передает стол своему старшему сыну. Очевидно, Юрий мог оспаривать у племянника великокняжеский стол, опираясь только на внешний, а не на внутренний смысл оговорки завещателя.

Итак, Юрий не поехал в Москву, а удалился в Галич, откуда посылал к племяннику посла «з грозами». Впрочем, вскоре между дядей и племянником состоялось перемирие до Петрова дня⁶³⁸. Этим временем Юрий Димитриевич воспользовался для того, чтобы собрать войска со всей своей отчины. Великий князь (конечно, его бояре) также собирал свои рати; с ним были и дядья его Андрей, Петр и Константин Димитриевичи. Узнав, что московское войско, а с ним и его братья идут к Переславлю, Юрий Димитриевич, вероятно, потому, что не успел приготовиться к надлежащему отпору, бежал в Нижний Новгород. В погоню за ним был послан Константин Димитриевич, от которого Юрий ушел за р. Суру. Сюда же подошел и Константин. Некоторое время братья постояли друг против друга на противоположных берегах и разошлись без боя: из-за невозможности переправиться через реку Константин пошел обратно в Москву, а Юрий – в Нижний Новгород и оттуда – в Галич⁶³⁹. По возвращении туда Юрий предлагал великому князю перемирие на год. Василий Васильевич, посоветовавшись с матерью, митрополитом и дядьями, списавшись о том же со своим дедом Витовтом, отправил в Галич митрополита Фотия, чтобы добиться от Юрия вечного мира. Юрий к приезду митрополита старался собрать со всей отчины своей как можно больше народу, и ему приказано было занять пригородную гору, чтобы быть на виду у митрополита, которого галицкий князь хотел поразить многочисленностью своих подданных. Фотий, встреченный князем, детьми его, боярами и лучшими людьми, отправился прямо в Преображенский собор для молитвы. Выйдя из храма и увидев на горе множество народа, он сказал Юрию: «Сыну! не видах столко народа в овчих шерстех» (ибо, замечает летописец, все были в сермягах, т. е. народ простой, неспособный к ратному делу). Князь, как сказано, хотел похвалиться множеством народа, конечно, имея в виду борьбу с племянником, «а святитель в глум си вмених себе». На переговорах Юрий и слышать не хотел о мире; он требовал только перемирия. Фотий в гневе выехал из Галича, не дав благословения ни князю, ни городу. По некоторым сказаниям, тотчас после отъезда митрополита Бог ниспослал на город кару в виде мора. Юрий устрашился Божия гнева и поспешил вслед за митрополитом, которого догнал за озером в селе Пасынкове⁶⁴⁰, бил ему челом и со слезами просил вернуться. Митрополит воротился, благословил князя и город, «и преста великий мор». Юрий дал обещание послать к великому князю послов для заключения мира. Вскоре по отбытии Фотия он отправил в Москву боярина Бориса Галицкого и Данила Чешка; мир заключили на том, что «князю Юрию не искати княжениа великаго собою, но царем»: кого хан признает великим князем, тот и будет⁶⁴¹.

Но долго и тот и другой откладывали поездку в Орду потому ли, что решения хана мало уже имели силы, или потому, что Юрий, не надеясь одержать верх в борьбе с великим князем, решил выжидать более удачного для себя стечения обстоятельств, – неизвестно. Трудно было оставаться в неопределенном положении, и вот между Василием Васильевичем, Андреем и Константином Димитриевичами, с одной стороны, и Юрием Димитриевичем – с другой, был заключен 11 марта 1428 г. договор, по которому Юрий признал себя по отношению к племяннику младшим братом⁶⁴². Этот договор, впрочем, вскоре был нарушен. В 1429 г. на Галич внезапно напали татары; города не взяли, но волости опустошили. Чрез год после этого Юрий прислал к великому князю упомянутый договор вместе с окладной грамотой⁶⁴³. Соперники решили отправиться в Орду и отдать дело на суд хана. Василий поехал 15 августа 1431 г., а Юрий – 8 сентября. В Орде князей взял к себе московский дорога (дарага или даруга), князь Минбулат⁶⁴⁴. Василию оказываема была в Орде великая честь, а Юрию – «безчестие и истома велика». Но и у Юрия нашелся доброхот, князь Ширин-Тягиня, который силой взял его от московского дороги и ушел с ним в Крым на зимовку, обещая выхлопотать ему великое княжение. Тем временем, благодаря хитрой лести бывшего с великим князем в Орде боярина Ивана Димитриевича Всеволожского, с которой он при переговорах обращался к приближенным хана, возбуждая в них честолюбие и зависть к могуществу Тягини, обстоятельства складывались в пользу Василия Васильевича. Хан настроен был против Тягини. Последний с наступлением весны возвратился с Юрием в Орду. Но Тягиня, узнав, что хан отдал приказ его убить, если он решится ходатайствовать о Юрии, не мог помочь последнему. Наконец, назначен был суд, и с этого суда племянник Юрия вышел победителем, благодаря бывшим на его стороне князьям и мурзам, и не меньше их боярину Всеволожскому. Юрий основывался на старинных понятиях о правах престолонаследия и на ложно истолкованном завещании отца, а Всеволожский представлял хану, что Василий ищет великого княжения, основываясь не на каких бы то ни было правах, а на его, ханской, милости. Великое княжение отдано было Василию. Мало того: хан хотел будто бы заставить Юрия вести коня под Василием – унизительный обряд, – но Василий не захотел подвергать дядю такому позору. По ходатайству Тягини Юрий, однако, получил, в придаток к своему уделу, выморочный удел своего брата Петра (умер в 1428 г.) – Дмитров. Из Орды Юрий приехал в Звенигород, а оттуда отправился в Дмитров. Но жить поблизости к Москве он опасался, а потому в том же 1432 г. переехал в Галич, чем не преминул воспользоваться Василий Васильевич: он выгнал из Дмитрова Юрьевых наместников и взял город себе⁶⁴⁵.