Текст книги "Владетельные князья Владимирских и Московских уделов и великие и удельные владетельные князья Суздальско-Нижегородские, Тверские и Рязанские. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г."

Суд в Орде и то, что великий князь отнял Дмитров, конечно, должны были усилить вражду между дядей и племянником. К этому добавилось еще одно обстоятельство.

Боярин Всеволожский, оказавший большие услуги Василию в Орде, надеялся породниться с великим князем, в чем будто бы Василий его обнадеживал: Всеволожский прочил за Василия свою дочь. Но по приезде из Орды в Москву Всеволожский увидел, что планы его рушатся. Хотя браки князей с дочерьми бояр были в то время явлением обычным, Софья Витовтовна не соглашалась на этот брак, и Василий был обручен с Марьей Ярославной, внучкой Владимира Андреевича Храброго. Тогда оскорбленный Всеволожский отъехал от великого князя к его дяде Константину Димитриевичу в Углич, оттуда – в Тверь, а из Твери – в Галич. Здесь Всеволожский начал подговаривать Юрия идти на великого князя. При тех натянутых отношениях, в каких находились дядя и племянник, первого нетрудно было поднять на последнего, и Юрий, не медля, приступил к делу. «По думе» Всеволожского он послал в Москву за сыновьями, которые пировали на свадьбе великого князя. Известная история с поясом, снятым с Василия Косого Софьей Витовтовной на свадебном пиру, озлобила Юрьевичей до крайности, и они немедленно уехали в Галич. Это было в начале февраля 1433 г.⁶⁴⁶ Между тем Юрий уже собрал полки и готовился к походу. Великий князь узнал о замыслах Юрия, только когда тот с детьми и Всеволожским привели полки к Переславлю; его известил об этом ростовский наместник Петр Константинович. Не имея времени изготовиться к бою, великий князь послал к Юрию, бывшему в это время уже в Троицком монастыре, с предложением мира, но дядя не захотел дать мира, и особенно на этом настаивал Всеволожский, между которым и посланцами великого князя даже произошла перебранка, звучали «слова неподобный». Враги-родичи встретились 25 апреля на р. Клязьме в 20 верстах от Москвы, и здесь произошел бой. Бой был неравный: Василий за короткий срок не мог собрать достаточного количества войск; в спешке набирали простых московских обывателей, пьянствовавших во время похода. Проиграв сражение, Василий бежал через Москву, захватив с собой мать и жену, в Тверь, а оттуда – в Кострому. Юрий занял Москву и поспешил заключить договоры с Иваном Андреевичем, князем Можайским, и братом его Михаилом Андреевичем, князем Верейским, которых незадолго до того Василий обещал, если добудет свою отчину, наградить прибавкой к их уделам новых волостей. Они целовали Юрию крест на том, что им «не канчивати без него, ни ссылатися с его братаничем, со князем с Василием, ни с иным ни с кем, а целование к нему [Василию] сложити и быти с ним [Юрием] на него за один и блюсти под ним и под его детьми всего его великаго княжения и чем благословил его отец и чем пожаловал Бог и царь». Подобный же договор Юрий заключил и с рязанским князем Иваном Федоровичем. Последний обязывается не контактировать с Василием, не принимать в свою вотчину ни его, ни бояр, которые ему служат, и сложить к нему крестное целование и пр.⁶⁴⁷

Итак, Юрий занял Москву. В погоню за Василием к Костроме он послал детей, а потом выступил и сам. Василий бил дяде челом. Юрию нельзя было оставить племянника без удела, а так как у Василия, как великого князя, особого удела не было, нужно было выделить ему какой-нибудь город из великого княжества. По совету своего любимца, боярина Семена Морозова, Юрий назначил племяннику в удел Коломну, которая постоянно отдавалась великими князьями старшему из сыновей. Дети Юрия и боярин Всеволожский протестовали против такого назначения, но Юрий привел его в исполнение. Дав Василию прощальный пир, Юрий отпустил его, богато одарив, в данный ему город со всеми его боярами. Прибыв в Коломну, Василий Васильевич начал созывать к себе людей, и к нему, оставляя Юрия, отовсюду стекались князья, бояре, дворяне и простые люди, потому что, как замечает одна из летописей, «не повыкли галичьскым князем служити». Видя, что отца все оставляют, что дело их проигрывается, и считая виновником такого оборота боярина Морозова, старшие сыновья Юрия убили отцовского любимца и бежали в Кострому. Оставленный всеми, Юрий должен был чувствовать всю непрочность своего положения, а потому сам предложил Василию возвратиться на великое княжение. По состоявшемуся между ними мирному договору Юрий обязывался за себя и за младшего сына Димитрия Красного не принимать старших сыновей и не оказывать им помощи, отдать ханский ярлык на Дмитров, вместо которого Василий уступал ему Сурожик, Лучинское, Шепкову, Шачебал и Ликурги, некоторые костромские волости и Бежецкий Верх, кроме тех мест, которые отданы были Константину Димитриевичу. Признав старшинство Василия, Юрий выговорил, однако, условие не садиться на коня, когда племянник сам поведет полки, и не давать Василию помощи против Литвы, где княжил его побратим Свидригайло⁶⁴⁸. Из Москвы Юрий ушел в Звенигород, а оттуда – в Галич.

В том же 1433 г. Василий Васильевич послал к Костроме рать на старших сыновей Юрия с воеводой Юрием Патрикиевичем: Василий Косой и Димитрий Шемяка вышли с вятичами и галичанами; бой произошел на берегу р. Куси: Юрьевичи одержали верх и даже взяли в плен московского воеводу⁶⁴⁹. Великий князь узнал, что в битве при р. Куси участвовали воеводы Юрия с многими его людьми, а потому решил наказать дядю за вероломство: зимой 1434 г. он пошел на Галич; Юрий бежал на Белоозеро, и в его отсутствие Галич был взят и сожжен. Василий вернулся домой с большим полоном. По уходе великого князя Юрий возвратился в Галич и послал за детьми и вятичами: он готовился к походу на племянника. Весной полки московские и галицкие встретились между Ростовом и Переславлем у Николы на горе. На стороне Юрия были все три его сына, на стороне Василия – Иван Андреевич Можайский. Дядя выиграл битву (16 марта), и племянник бежал в Новгород Великий, а оттуда – чрез Мологу и Кострому – в Нижний. Юрий тем временем подвигался к Москве; когда он был в Троицком монастыре, к нему присоединился Иван Можайский, отступивший от великого князя из-за опасности потерять свою отчину. Москва сдалась Юрию 1 апреля, в четверг на Святой неделе (в 1434 г. Пасха была 28 марта): Юрий забрал казну Василия, пленил его мать и жену, которых выслал в Звенигород и Рузу. Василия нельзя было оставить без внимания, и Юрий послал на него двух младших сыновей, двух Димитриев. Василий, ниоткуда не видя помощи, хотел уже бежать в Орду, и тут неожиданное обстоятельство изменило весь ход событий: 5 июня, когда Шемяка и Красный были еще только во Владимире, Юрий Димитриевич скоропостижно скончался⁶⁵⁰.

Юрий Димитриевич был женат (1400 г.) на Анастасии, дочери Юрия Святославича Смоленского, умершей в Звенигороде в 1422 г.⁶⁵¹ От этого брака нам известны три его сына: Василий Косой, Димитрий Шемяка и Димитрий Красный.

Завещанием, написанным, по предположению Карамзина, еще задолго до смерти, Юрий так распределил свои волости между сыновьями: «вотчину свою в Москве, свой жеребей» со всеми пошлинами он отдает всем троим «на трое», старшему, Василию, дает Звенигород с волостями, Димитрию Шемяке – Рузу с волостями, Димитрию Красному – Вышегород со всеми пошлинами, селами и деревнями и пр.; кроме того, каждому дал по нескольку или из московских и других сел, или из каких-либо московских доходных статей, разделив между ними Дмитровские волости, а Дмитров и Вятку, двор свой (на Москве), сад за городом на посаде «да садец меньшей» отдает всем троим с тем, чтобы они разделили их поровну. Галич со всеми волостями отдан был Димитрию Красному. Затем в завещании определено количество дани с Звенигорода и Галича, которую потребуется давать великому князю для ордынского выхода, и распределено между детьми движимое имущество⁶⁵².

Наши историки совершенно справедливо предполагают, что дошедшая до нас духовная Юрия Димитриевича написана им задолго до его смерти. В этом убеждают нас последующие договоры великого князя с Юрьевичами. Так, в договоре Василия Васильевича с Шемякой, заключенном вскоре после бегства Василия Косого из Москвы, великий князь говорит: «И жаловати ми тобя [Шемяку] и печаловатися тобою и твоею отчиною, чем благословил тобя твой отец князь Юрии Дмитреевич своею отчиною, городы и волостьми, и селы, Галичем, и Рузою и Вышегородом» и пр. Мы видели, что по вышеприведенной духовной Юрия Галич и Вышегород давались Димитрию Красному⁶⁵³. Таким образом, надо признать, что более поздняя духовная Юрия Димитриевича до нас не дошла. Мало того: мы не можем совершенно точно сказать, кто по смерти Юрия Димитриевича из его сыновей владел какими волостями. Как видно из договорных грамот, дети Юрия (младшие – два Димитрия), получая уделы по завещанию отца, получали еще пожалования от великого князя, которые они по своим деловым грамотам делили между собой. Эти «деловые» грамоты до нас не дошли⁶⁵⁴, а потому весьма трудно определить – по крайней мере, относительно младших сыновей Юрия, – кто из них чем владел после бегства Василия Косого из Москвы? Притом в одних договорах при перечислении принадлежащих или пожалованных Юрьевичам волостей выступает на сцену один Шемяка, в других – он же вместе с младшим братом. В одной из договорных грамот говорится: «Жаловати ми [великому князю] тебя [Шемяку]… чем благословил тобя твой отец князь Юрии Дмитриевичь своею отчиною… Галичем и Рузою и Вышегородом… так же и тем, чем, брате, яз тобя пожаловал, дал ти есми… Ржеву и Углече» (удел Константина Димитриевича). В другой, позднейшей грамоте говорится: «дал еси нам [Юрьевичам] в вотчину удел дяди нашего княжь Костянтинов Дмитриевича, Ржеву и Угличе» и пр. Таким образом, у младших Юрьевичей по договорам, заключенным с ними великим князем после бегства Василия Косого из Москвы, были во владении Галич, Руза, Вышегород, Ржева и Углич с волостями. Звенигород, принадлежавший Василию Косому, великий князь взял себе; Вятку – также. Кроме того, великий князь дал Юрьевичам в Московском уезде села Зарадылье, Сохну и др. «опричь году московьского и пошлин московьскых»; но в последующих договорах и эти доходные статьи опять получают Юрьевичи. В 1440 г. великий князь подтверждает за Юрьевичами часть Бежецкого Верха, которая принадлежала ему: «а Бежицький вы верх держати по старине с Новым городом»⁶⁵⁵. Но, повторим опять, мы не можем сказать, кто из младших Юрьевичей чем именно владел по их «деловым грамотам».

Обратимся к последующим за Юрием Димитриевичем галицким князьям.

Димитрий Юрьевич, как и его старший брат Василий Косой, начинает упоминаться в летописях только с 1433 г. В этом году Димитрий пировал в Москве на свадьбе великого князя и был свидетелем известной сцены, произошедшей между старшим братом и матерью великого князя Софьей Витовтовной из-за драгоценного пояса. Оскорбленные Юрьевичи бежали из Москвы в Галич, по пути заехали в Ярославль, разграбили город и похитили «казны всех князей» Ярославских. В последующих столкновениях своего отца с великим князем он также принимал деятельное участие: ходил с ним на Василия Васильевича; после того как Юрий занял Москву, участвовал в договоре последнего с можайским, верейским и рязанским князьями; участвовал в битве на р. Куси, где Юрьевичи одержали верх над московскими полками⁶⁵⁶.

Когда Василий Васильевич (после того как Юрий уступил ему великокняжеский стол и обязался не принимать старших сыновей и не помогать им) узнал, что, несмотря на договор, воеводы и многие люди Юрия участвовали в битве при р. Куси, он выступил в поход против дяди. Галич был взят и сожжен Василием. В следующих затем столкновениях между дядей и племянником Юрьевичи принимали деятельное участие: Димитрий по поручению отца ходил за вятичами, участвовал в поражении великого князя в Ростовской области; потом, когда великий князь из Новгорода Великого перебрался в Нижний, Шемяка по поручению отца повел на него из Москвы рати вместе с младшим братом. Юрьевичи были еще только во Владимире, когда до них дошла весть о внезапной кончине отца и занятии великокняжеского стола их братом Василием Косым. Вскоре тот и сам послал своим братьям известие о кончине отца, о своем здоровье и вокняжении. Младшие братья отвечали старшему: «Если Бог не захотел, чтобы княжил наш отец, то тебя-то мы и сами не хотим». Затем младшие Юрьевичи пригласили Василия Васильевича на великокняжеский стол и вместе с ним заставили Косого бежать из Москвы⁶⁵⁷.

Заняв великокняжеский стол, Василий Васильевич заключил с Шемякой договор, по которому Юрьевич обязывается держать под великим князем его великое княжение честно и грозно, не вступать в удел Петра Димитриевича, в г. Дмитров, в Звенигород, взятый великим князем у Василия Косого, а также в Вятку. Со своей стороны великий князь обещает держать Димитрия в братстве и чести без обиды, как держал отец его, Василий Димитриевич, своего младшего брата Юрия Димитриевича; печаловаться отчиной его, чем благословил его отец его, Юрий Димитриевич: «городы и волостми и селы, Галичем и Рузою и Вышегородом и с волостми и с путми и с селы»; печалуется и тем, что сам пожаловал Шемяке, а пожаловал он «Ржеву и Углече и с волостми и с селы, и со всем с тем, как было за князем за Костянтином за Дмитреевичем; так же и в Московском уезде села: Зарадылье, Сохна, Раменейцо, Осташевьскые деревни, Щукиньское, опроче году московьского и пошлин московьскых; так же, брате, и Сурожык и Шопкова и Лучиньское и костромьскых волостей Корега, по деловым по вашым грамотам, как ся есте поделили с своим братом со князем с Дмитрием с меншым…»⁶⁵⁸.

Выше мы говорили, что трудно определенно сказать, как Юрьевичи поделили между собою свою отчину и пожалования великого князя, так как их «деловые грамоты» (грамоты о дележе) до нас не дошли. Поэтому нелишним считаем привести из того же договора одно место, проливающее некоторый свет на занимающий нас вопрос: «А что, брате, еще в целовании будучи со мною, не додал ми еси в выходы серебра и в ординьскые проторы, и што есмь посылал киличеев своих ко царем х Кичим-Ахметю и к Сиди-Ахметю, а то ти мне, брате, отдати по розочту, по сему нашему докончанью. А что есмь, брате, на твоей отчине на Рузе и на Вышегороде взял дань, и меня тое дани дошло четыре ста рублев и дватцать рублев, а то ми тебе, своему брату, завести по розочту, а досталь ти мне отдати». Несомненно, здесь говорится о времени, предшествовавшем смерти Юрия Димитриевича. Таким образом, мы заключаем, что Юрьевичи еще при жизни отца владели известными волостями, в частности, Шемяка владел Рузой и Вышегородом.

Василий Косой бежал из Москвы в Новгород. Но вскоре выехал оттуда с намерением идти войной на великого князя. Проиграв битву на берегу р. Которосли, Косой бежал в Кашин, а отсюда устремился на Вологду. Во второй раз враги встретились у Ипатьевского монастыря между Волгой и Костромой. Река мешала им вступить в бой, и они примирились: по договору Василий Косой получил в удел Дмитров. Прожив месяц в Дмитрове, он ушел в Кострому, послав великому князю разметные грамоты. Дождавшись в Костроме установки зимнего пути, Василий Юрьевич перебрался к брату в Галич, а оттуда пошел к Устюгу. Сюда пришли к нему и вятичи. Устюжскую крепость Косой взял на определенных условиях (силой не смог взять), но не соблюл их: убил московского воеводу князя Оболенского, повесил десятильника ростовского владыки, перебил и перевешал многих граждан. В это время Шемяка приехал в Москву звать великого князя на свою свадьбу: Юрьевич собирался жениться на дочери Димитрия Васильевича, князя Заозерского. Великий князь подозревал Шемяку, как соучастника в замыслах Косого. Действительно, двор Шемяки находился в то время при Косом, и подозрения Василия Васильевича, таким образом, имели некоторое основание. Василий Васильевич приказал схватить Шемяку и в оковах отправить в Коломну; но при выступлении навстречу Косому великий князь приказал освободить его от оков и «быти ему простому на Коломне», конечно, безвыездно и под надзором приставов. Вернувшись из похода, Василий Васильевич послал в Коломну за Шемякой и «пожаловал его». Тогда же между двоюродными братьями был заключен договор, или, лучше сказать, подтвержден прежний, по которому великий князь удерживает за собой Дмитров и Звенигород, а Шемяка, кроме Галицкого удела, владеет Ржевом и Угличем⁶⁵⁹.

В 1437 г. хан Улу-Махмет был изгнан из своих улусов братом, Кичи-Махметом. Изгнанник, ища убежища, поселился на русской границе в г. Белёве. Василий требовал, чтобы хан удалился от границы; но так как тот не хотел исполнить этого требования, великий князь решил прогнать его силой. В поход против хана назначены были Юрьевичи, Шемяка и Красный. Но князья прошли до Белёва не как вожди, а скорее как грабители: по пути они все предавали огню и мечу, забирая добычу, не щадя ни своих, ни чужих, – словом, по выражению летописи: «Все пограбиша и неподобная и сквернаа деяху». Самонадеянность вождей была причиной того, что они с позором бежали от Улу-Махмета, преследуемые его немногочисленным войском⁶⁶⁰. Это было уже в 1438 г.

События следующих двух лет представляются несколько неясными и неопределенными. В начале июля 1439 г. на Москву напал хан Улу-Махмет⁶⁶¹. Как видно из послания духовенства к Шемяке⁶⁶², великий князь требовал от него, но не получил помощи. К следующему, 1440 г. относится договор великого князя с Шемякой, в нем, в частности, говорится: «Также и нынеча что будете взяли [Юрьевичи] на Москве нынешним приходом у меня и у моее матери, и у моих князей, и у бояр моих, и у детей у боярских, и что будет у вас, и вам то отдати». Этот «приход» Юрьевичей (конечно, под Москву), разумеется, был ранее 24 июня 1440 г. и, следовательно, состоялся вскоре после похода Юрьевичей на Улу-Махмета. Далее под 1442 г. встречаем в летописях известие о походе Василия Васильевича на Шемяку, который бежал в Новгород, не надеясь на свои силы, а потом сам наступает на Москву и при посредстве троицкого игумена Зиновия примиряется с великим князем. Таким образом, о приходе Юрьевичей под Москву в 1440 г. мы не имеем летописных сведений, и некоторые⁶⁶³ ставят, по этому случаю, вопрос: не есть ли враждебный приход Юрьевичей под Москву в 1440 г., известный нам по официальному документу, тот же самый, о котором летописи говорят под 1442 г.? В таком случае порядок событий будет следующий: в 1439 г. Улу-Махмет осаждал Москву; Василий требовал, но не получил помощи от Шемяки; за это великий князь пошел ратью на Юрьевича, который бежал в Новгород, а потом сам появился под Москвой и заключил мир. Как бы то ни было, а поход Василия Васильевича на Димитрия Юрьевича передается в летописях так. Великий князь «взверже нелюбие» на Шемяку или – как в другой летописи – «роскынул с Шемякою» и выступил против него к Угличу. Юрьевич бежал в Бежецкий Верх «и много волостям пакости сотвори»; потом отправил в Новгород посла сказать новгородцам: «Что бы мя есте прияли на своей воле». Новгородцы отвечали: «Хоть, княже, и ты к нам поеди; а не восхошь, ино как тебе любо»⁶⁶⁴. После или до упомянутого посольства Шемяки в Новгород (в летописях это не вполне ясно передается) Юрьевич с князем Александром Черторижским доходил едва не до самой Москвы; но двоюродных братьев примирил троицкий игумен Зиновий⁶⁶⁵.

Примирение, как показывают последующие события, было неискренне со стороны Шемяки: он ждал только удобного случая занять великокняжеский стол, и такой случай года через три представился.

В 1445 г. Улу-Махмет напал на Нижний Новгород и занял старый город. Отсюда он направился к Мурому. В начале января великий князь выступил в поход; с ним шли также князья: Димитрий Шемяка, Иван Андреевич Можайский, его брат Михаил Андреевич Верейский и Василий Ярославич Боровско-Серпуховский. Махмет бежал, но в том же году весной послал на Суздальскую область сыновей Мамутека и Ягуба. В июне великий князь выступил против них; с ним опять пошли князья Можайский, Верейский и Василий Ярославич Боровско-Серпуховский; но Шемяка, нарушая договор, ни сам не пошел, ни полков не послал, несмотря на то что за ним посылали несколько раз. Бой под Суздалем, близ Евфимиева монастыря, кончился полным поражением русских; сам великий князь был взят в плен. Татары мимо Владимира и Мурома прошли к Нижнему Новгороду, откуда Махмет со всей ордой пошел к Курмышу, отправив к Шемяке посла Бегича. Юрьевич принял ханского посла с великим почетом, так как видел, что благоприятное время для достижения намеченной им цели наступило. Он отпустил Бегича «с всем лихом на великого князя» и вместе с ним отправил к Улу-Махмету своего посла дьяка Федора Дубенского, которому поручено было всеми силами стараться, чтобы великий князь не был выпущен из плена. Кажется, Махмет отправлял посла к Шемяке, чтобы разузнать, от кого можно больше получить за великокняжеский стол, который в это время находился, можно сказать, в полном его распоряжении. Но, должно быть, Махмет нетерпеливо желал поскорее закончить это дело: в то время как его и Шемякин послы были уже в Муроме, ему вообразилось, что Бегич убит Шемякой и что ждать его возвращения не приходится, а потому заключил сделку с Василием и на определенных условиях отпустил его⁶⁶⁶.

Между тем Бегич и посол Шемяки, выехав из Мурома, узнали по дороге, что великий князь выпущен из плена и той же дорогой идет в Москву. Послы вернулись назад, в Муром, где князь Василий Иванович Оболенский схватил Бегича и заковал. Услышав об этом, Шемяка бежал в Углич. Это было уже в 1446 г. Теперь Шемяка для достижения своей цели пустил ложный слух, что Василий выпущен из плена с условием, чтобы ему княжить в Твери, а на великом и других русских княжениях – хану. Этому слуху могли придавать веру тем более, что многие были недовольны приходом множества татар, вышедших из Улу-Махметовой Орды вместе с Василием; кроме того, народ мог быть недоволен от тягости податей, усиленных для уплаты хану откупа. При помощи этого ложного слуха Шемяка втягивал в свои интересы Бориса Тверского и Ивана Можайского. У последнего прежде были разлады с великим князем, но в 1445 г. 17 июля⁶⁶⁷ между можайскими князьями и Василием Васильевичем состоялся договор, по которому великий князь давал Ивану Можайскому Козельск с волостями, и князь Иван не имел причин жаловаться на великого князя. Но выдумка Шемяки удалась: верили или нет этой выдумке тверской и можайский князья, но они встали на сторону Шемяки. В Москве также много было недовольных великим князем; среди них были бояре, купцы и даже чернецы. Главным из московских недовольных был какой-то Иван Старков. Главными помощниками Шемяки были какие-то Константиновичи, из которых особенно выделяется Никита Константинович⁶⁶⁸. Врагам Василия нужно было выжидать благоприятного случая для приведения своих замыслов в исполнение, и такой случай скоро представился.

В начале февраля 1446 г. Василий Васильевич собрался со своими детьми Иваном и Юрием в Троицкий монастырь на богомолье. Московские единомышленники Шемяки давали ему и его сообщникам знать «по вся дни», что делается в Москве. Узнав об отъезде великого князя к Троице, Шемяка и Иван Можайский соединились в Рузе и 12 февраля подступили к Москве, куда вошли при помощи тех же единомышленников. Василий схвачен был у Троицы князем Можайским, привезен в Москву и 16 февраля ослеплен. При этом, по некоторым известиям, Василию ставилось в вину, зачем он привел татар на Русь и отдал им в кормление города и волости; обвиняли также в том, что он чрезмерно любит татар и речь их, а христиан томит без милости; золото, серебро отдает татарам; спрашивали, наконец, зачем он ослепил князя Василия Юрьевича. Затем ослепленный великий князь вместе с женой был сослан в Углич, а мать его Софья Витовтовна отправлена в Пухлому.

Итак, Шемяка достиг своей цели: сел на великокняжеском столе. Но положение его было непрочно. Хотя в Москве и много было недоброжелателей Василия, но их было сравнительно меньшинство: симпатии большинства были на стороне князя-слепца, как законного государя. Бесправно заняв великокняжеский стол, Шемяка и держаться должен был на нем средствами бесправными, уступками своим пособникам, потачкой чиновникам и пр. Может быть, к этому-то времени и относится появление в народе пословицы о неправом суде, как о суде Шемякином. Если своим пособникам Шемяка делал уступки, то тем более он должен был уступать пред большей силой. Вскоре после занятия Москвы он «приела поклоныцики в Новгород»; новгородцы отправили к нему посадников Федора и Василия, «и князь Дмитрий крест целова на всех старинах». Московские жители хотя и целовали ему крест, но не все, и притом многие на Шемяку не только «негодоваху о княжении его», но и «на самого мысляху». Шурин великого князя Василий Ярославич и князь Семен Иванович Оболенский бежали в Литву; кроме того, дети Василия спаслись от плена и с князьями Ряполовскими засели и укрепились в Муроме; Борис Тверской как будто также подозрительно относился к Шемяке: новгородских посадников, ходивших к Шемяке, он держал «на опасе» четыре месяца и только тогда отпустил их. Все это должно было сильно тревожить Шемяку, особенно дети Василия, против которых, ввиду заметного в народе ропота, он не мог применить силу. Но так или иначе ему нужно было отделаться от этих претендентов, и он нашел средство. Призвав рязанского епископа Иону, которому обещал дать митрополию, он поручил ему отправиться в Муром и взять «на свой патрахель» детей Василия, обещая дать им и отцу их удел. Владыка успешно исполнил поручение; но Шемяка, ласково приняв и одарив племянников, все-таки отправил их с тем же владыкой в Углич в заточение. Этот поступок Шемяки восстановил против него многих, и в особенности князей Ряполовских, сдавших детей Василия владыке Ионе, также князя Ивана Стригу-Оболенского, его брата Бобра и др., которые поэтому решили высвободить Василия из Углича. Но об их заговоре Шемяка узнал, и они вынуждены были удалиться в Литву. Это было уже в 1447 г.

Шемяка чувствовал, что почва под ним сильно колеблется, и на совете с Иваном Можайским и владыками, причем Иона постоянно напоминал ему о его коварном поступке с детьми Василия, решил освободить царственного узника и дать ему удел⁶⁶⁹. В том же 1447 г. в сопровождении епископов, игуменов и пресвитеров Шемяка поехал в Углич. Освобожденный Василий, присягнув Димитрию, от которого получил в удел Вологду, дал проклятые (клятвенные) грамоты – не искать под Шемякой великого княжения. В заключение Юрьевич дал Василию прощальный пир, одарил его и его семейство и отпустил в данный ему удел. Кажется, Василий и его приверженцы только и ждали этой свободы, чтобы возвратить великокняжеский стол; по крайней мере, последующие события и некоторые намеки летописей утверждают нас в этом предположении, особенно в отношении самого Василия: его приверженцы еще раньше хлопотали об освобождении великого князя. Сообщая, что Василий, недолго побыв в Вологде, надумал отправиться в Кирилло-Белозерский монастырь, летописец так иллюстрирует это желание великого князя: «Творяся тамо сущую братию накормити и милостыню дати». Для успокоения столько же своей, сколько и народной совести Василию нужно было, так сказать, санкционировать клятвопреступление, так как он хотел избавиться от бремени данных им Шемяке проклятых грамот. Кирилло-Белозерский игумен Трифон успокоил его совесть, взяв этот грех на себя и на монастырскую братию, вследствие чего на сторону Василия стало переходить множество народу. Василий связался с тверским князем Борисом, который обещал дать ему помощь под условием, что сын Василия женится на его дочери. Из Твери Василий пошел к Москве. Шемяка с Иваном Можайским вышел навстречу сопернику к Волоку, а Москва в его отсутствие была занята боярином Василия Михаилом Борисовичем Плещеевым, который, подступив к столице в ночь на Рождество, воспользовался тем, что Никольские ворота после проезда в них вдовы Василия Владимировича Углицкого Ульяны к заутрене остались не заперты. Плещеев с небольшим отрядом ворвался в Кремль; приверженцы Шемяки были переловлены и ограблены, а жители целовали крест Василию. Шемяка, видя, что с одной стороны на него идет Василий, с другой – его приверженцы из Литвы; видя, наконец, что Москва взята, бежал в Галич, потом в Пухлому, а оттуда, захватив там Софью Витовтовну, пустился в Каргополь. Преследуя Шемяку, Василий взял Углич, где соединился с пришедшим из Литвы Василием Ярославичем Боровско-Серпуховским, и вместе с ним пошел к Ярославлю, откуда послал к Шемяке с предложением отпустить его мать Софью Витовтовну. Находя бесполезным держать при себе тетку, Шемяка отпустил ее со своим боярином Сабуровым, который со всеми своими товарищами бил челом великому князю о принятии их на службу⁶⁷⁰.

Кажется, около этого времени Шемяка заключил договор с князьями Суздальскими, Василием и Федором Юрьевичами, внуками Василия Кирдяпы. По приобретении великокняжеского стола Димитрий Юрьевич отдал своему главному пособнику, князю Ивану Можайскому, Суздаль⁶⁷¹. Но когда Василий опять возвратил свое наследие, Шемяка все-таки рассчитывал на великое княжение. По упомянутому договору он обязался, когда Бог даст ему достать свою отчину, великое княжение, вернуть князьям Суздальским Суздаль, отобрав его у Ивана Андреевича Можайского, а также Нижний Новгород, Городец и даже Вятку. Василий Юрьевич по договору становился по отношению к Шемяке сыном, а к сыну Шемяки равным братом, следовательно, по смерти последнего имел равное с Шемячичем право на великокняжеский стол. Братья выговорили себе право непосредственных контактов с Ордой; обе стороны обязались без обоюдного согласия не вступать в переговоры с Василием Васильевичем; в остальных пунктах этот договор почти ничем не отличается от других подобных⁶⁷².

Мы сказали, что Василий Васильевич отправил посла к Шемяке с предложением отпустить Софью Витовтовну, после чего возвратился в Москву (17 февраля 1448 г.). Шемяка на думе со своими боярами нашел бесполезным держать в плену мать великого князя и отпустил ее. Но что ему оставалось делать? Или бесприютно скитаться, или примириться с великим князем, хотя бы и только внешне. Шемяка, а с ним и князь Можайский, решились на последнее. Они обратились к посредничеству Михаила Андреевича Верейского и Василия Ярославича Серпуховского, бывших в хороших отношениях с великим князем, и заключили с ними, так сказать, в счет будущего договора с великим князем перемирие: «уговев Петрова говенья неделю», как сказано в перемирном договоре, они целовали к меньшей братии крест на том, что будут бить челом великому князю, а тот должен будет их пожаловать – принять в любовь и дать им их отчины. Шемяка отказывался в пользу великого князя от Звенигорода и Вятки, от Углича, Ржева и Бежецкого Верха, а князь Можайский – от Козельска, Алексина и Лисина. Кроме того, Шемяка и князь Можайский должны были помириться с Борисом Тверским, так как тот был с великим князем «один человек». Наконец, они должны были вернуть взятые в великокняжеской казне договорные грамоты, ярлыки и дефтери, вернуть полон и вообще все, награбленное ими у великого князя, его жены и матери, а также сделанные на людей великого князя кабалы. Мы уже видели, как нарушались подобные обязательства не только по отношению к таким вещам, как полон, ярлыки и т. и., но и по отношению к самим договаривающимся лицам, к их личной безопасности. Неудивительно поэтому, что Шемяка и князь Можайский выговаривают себе в перемирной грамоте право не ездить лично к великому князю, пока в Москве не будет митрополита, духовная власть которого представляла больше ручательств в безопасности, чем договоры⁶⁷³.