Текст книги "Владетельные князья Владимирских и Московских уделов и великие и удельные владетельные князья Суздальско-Нижегородские, Тверские и Рязанские. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г."

Но Шемяка и после мира не успокоился: он везде заводил крамолы, стараясь поселить в народе нерасположение к великому князю. В переписке с Новгородом он называл себя великим князем; сносился с прежним своим союзником Иваном Можайским, который со своей стороны не старался даже скрывать этого от великого князя: его послы говорили Василию, что если он не пожалует Димитрия Юрьевича, то это будет значить, что он не жалует и его, князя Ивана. Шемяка, кажется, просил у великого князя чрез Ивана Можайского возврата потерянных им волостей. Вятку Василий, как мы видели, оставил за собой, а между тем Юрьевич возбуждал тамошнее население против Москвы; по договору он не должен был контактировать с Ордой, доставлять великому князю ордынский выход, вернуть все награбленное у великого князя и других членов его семейства, не препятствовать переходу от одного князя к другому боярам, детям боярским и слугам вольным, т. е. не лишать их при переходе их отчин. Ни одного из этих условий Шемяка не соблюдал. Наконец, владея в Москве жребием своего отца, он держал там своего тиуна Ватазина, к которому посылал грамоты, а в этих грамотах, которые были перехвачены и доставлены великому князю, он приказывал Ватазину отклонять граждан от Василия. Последний отдал это дело на суд духовенства.

Ростовский, суздальский, рязанский, коломенский и пермский владыки отправили к Шемяке в высшей степени искусно для того времени составленное, убедительное и красноречивое, но грозное послание. В частности, они указывают на пример отца Шемяки, который, как ни старался, «а княжения великого никако же не досягл, что ему Богом не дано, ни земскою из начяльства пошлиною». Правда, Юрий добился великокняжеского стола, но сколько посидел на нем? И Василий (Косой) захотел великого княжения «не от Божия же помощи, но от своей ему гордости и высокомысльства… И попустил ли ему всесильный Бог? Ей, не попусти…». Затем послание переходит к действиям самого Шемяки, ставит ему в вину поражение и взятие Василия в плен под Суздалем. Когда великий князь вернулся из плена, Шемяку «диявол на него вооружил желанием самоначальства, разбойнически, нощетатством изгонити его, на крестном целовании», и Шемяка «сотворил над ним не менши прежнего братоубийцы Каина и окааннаго Святополка… и колико… погосподарьствовал и в которой тишине пожил? Не все ли в суете и в прескаканьи от места до места, во дни от помышления томим, а в нощи от мечтаний сновидения?». Затем послание приводит подлинные статьи договора, из которых Шемяка не соблюл ни одной, о чем мы только что упоминали. В заключение пастыри церкви заявляют, что они по своему долгу били за Шемяку челом великому князю, который вследствие этого изъявил согласие на примирение и назначил срок для исполнения договора. Если Шемяка не исполнит его, пастыри отлучат его от церкви Божией, предав проклятию⁶⁷⁴.

Но, несмотря на всю убедительность послания и угрозу отлучения от церкви, Шемяка не смирился, и Василий Васильевич выступил в поход к Галичу. Он стоял еще в Костроме, когда Шемяка, не испугавшийся перед тем церковного проклятия, теперь «убоявся начат миру прошати, и крест на том целовал и грамоты на себя проклятые дал»: не хотеть никоего лиха великому князю, его детям и всему великому княжению; в случае неисполнения им договора на нем не будет милости Божией и Богородицы, не будет молитвы чудотворцев Русской земли, митрополитов Петра и Алексия, епископа Леонтия, ростовского чудотворца, преподобного Сергия и пр. Великий князь, дав мир Шемяке, на Фоминой неделе возвратился в Москву⁶⁷⁵.

В конце 1448 г. митрополит через окружное послание уведомлял паству о примирении великого князя с Шемякой, не раз изменявшим крестному целованию; он приглашает князей, бояр и панов пощадить себя телесно и особенно духовно: бить челом великому князю о жалованьи, как ему Бог положит на сердце, а в противном случае лишает их благословения и за их неразумие затворяет церкви. Но весной 1449 г. Шемяка «преступил крестное целование и проклятые грамоты на себе»: в Светлое воскресенье он подступил к Костроме с большой силой, долго бился под городом, но взять не смог, потому что в Костроме была сильная застава (гарнизон): князь Иван Васильевич Стрига и Федор Басенок, а с ними много детей боярских – двор великого князя. Вскоре и сам великий князь выступил в поход; его сопровождали митрополит, епископы, некоторые князья («братия его») и татарские царевичи. Подойдя к Волге, Василий отпустил вперед «братию свою» и царевичей, те пришли в село Рудино близ Ярославля, куда прибыл потом и сам великий князь; Шемяка переправился на их сторону «и вмале не бысть межи има кровопролития»; едва дело не дошло до боя, но все-таки его не было, может быть, потому, что Иван Можайский, бывший и теперь с Шемякой, помирился с великим князем, и на этот раз получил от него Бежецкий Верх, который еще в 1447 г. был ему дан, но который потом, надо полагать, был отобран, возможно, вследствие каких-нибудь его крамол. Шемяка ушел в Галич⁶⁷⁶.

Димитрий Юрьевич, несмотря на свои последние неудачи, все-таки не хотел еще отказаться от своих мечтаний о великокняжеском титуле и, как видно, готовился к военным действиям. В 1450 г., по некоторым сказаниям, отчасти подтверждаемым и летописями⁶⁷⁷, в рождественские праздники Шемяка напал на Вологду, город, который, как сказано в житии преподобного Григория Пелыпемского, из которого мы черпаем это известие, «не силен тогда бяше людьми… и воеводы тогда не бяше в нем». Юрьевич свирепствовал здесь, как зверь. Услыхав об этом, преподобный Григорий пришел в Вологду и начал обличать Шемяку в пролитии невинной крови; Юрьевич рассвирепел и приказал столкнуть преподобного с моста в городской ров. Григорий встал невредимым и продолжал обличительную речь. Тогда Шемяка, которого беспокоил какой-то безотчетный страх, ушел обратно в Галич. В летописях под 1450 г. находим известие, что великий князь пошел на Димитрия Шемяку к Галичу, но, узнав, что тот пошел к Вологде, и сам направился к этому городу. Когда он был у Николы на Обноре, к нему пришла весть, что Шемяка вернулся в Галич, куда направился и великий князь. Шемяка расположился около города на горе; город был укреплен и снабжен пушками. Великий князь послал вперед бывших с ним князей и воевод под началом главного воеводы князя Василия Оболенского; за ними шли и татарские, подручные Москве царевичи со всеми их князьями. Московские рати пришли к Галичу 27 января. Оврагами со стороны озера, стараясь быть незамеченными, московские полки шли к крутой, трудной для подъема горе, на которой, не трогаясь с места, стоял со своими полками Шемяка. Как только москвичи стали подниматься на гору, с городских стен загудели пушки, тюфяки, пищали и самострелы. «Но ни во что же бысть се им!» Москвичи множество галичан положили на месте; пешая рать Шемяки едва не вся истреблена; лучших людей брали живьем; сам Шемяка едва спасся бегством, а город затворился. Узнавши о благополучном для него исходе боя, Василий подошел к Галичу, который и сдался ему. «Град омирив и наместники своя посажав по всей отчине той», Василий пошел в обратный путь и прибыл в Москву на Масленой неделе. Тем временем Шемяка пробрался в Новгород⁶⁷⁸.

Года два после этой битвы о Шемяке ничего не было слышно. Но зимой 1452 г. Василий Васильевич получил весть, что он идет к Устюгу. Отпраздновав Рождество в Москве, Василий 1 января выступил с ратью к Ярославлю, откуда послал против Шемяки на р. Кокшенгу (впадающую в Вагу) сына Ивана, а сам продолжал путь на Кострому. Отсюда он послал на помощь сыну царевича Ягуба, а еще раньше послал к Устюгу князя Василия Ярославича Боровского, князя Семена Ивановича Оболенского и Федора Басенка. Шемяка сжег Устюжский посад и бежал от приближавшихся московских полков. Так как на Кокшенгу еще раньше были посланы московские полки с сыном великого князя, а потом царевич Ягуб, то Шемяка, вероятно не будучи в состоянии удержаться здесь, бежал опять в Новгород⁶⁷⁹.

Митрополит Иона писал новгородскому владыке Евфимию, чтобы он убедил Шемяку покориться великому князю, который со своей стороны готов простить Юрьевича. Новгородцы в свою очередь просили митрополита бить челом великому князю, чтобы он дал опасные грамоты для их послов. Просьба была уважена с тем, чтобы они отправили в Москву своих послов по своим делам, а Шемяка чтобы прислал своего посла с раскаянием в своих крамолах. Юрьевич действительно прислал боярина, но с такими предложениями, на которые в Москве никак не могли согласиться. Митрополит жаловался новгородскому владыке, что Шемяка присылает свои грамоты «с великою высостию», тогда как как о раскаянии в своей вине ничего не говорит. Владыка Евфимий оправдывал новгородское гостеприимство по отношению к Шемяке старым обычаем, а митрополит доказывал, что в Новгород ни один князь не приезжал с таким бременем преступлений, как Шемяка.

Переписка владык не привела ни к чему. Но скоро дело само собой разрешилось. 23 июля 1453 г. накануне дня князей-мучени-ков Бориса и Глеба великий князь слушал вечерню в Борисоглебской церкви, что ныне у Арбатских ворот. В эту пору в Москву прискакал из Новгорода подьячий Василий Беда с вестью, что Димитрий Юрьевич 17 июля (по другим – 18-го) скончался и погребен в Юрьевом монастыре. Великий князь так обрадовался этому известию, что пожаловал гонца чином: «И бысть оттоле дьяк Василий Беда». Есть веские основания думать, что Василий Васильевич был не безгрешен в смерти Юрьевича: передавая о кончине последнего, одни летописи говорят, что он умер «напрасно» (т. е. неестественной смертью), другие прямо передают, что он умер от отравы; есть даже известие, что из Москвы в Новгород послан был дьяк Степан Бородатый, известный в то время знаток летописей, который подговорил боярина Шемяки Ивана Котова, а тот княжеского повара – дать Шемяке в чем-нибудь отраву. Повар подал к обеду пропитанную ядом курицу, поев которой Шемяка вскоре скончался⁶⁸⁰.

Димитрий Юрьевич, как мы видели, еще в 1436 г. собирался жениться на дочери Димитрия Васильевича, князя Заозерского, которую некоторые родословные называют Софией. В упомянутом году он приезжал в Москву звать великого князя на свадьбу, но был схвачен по приказанию Василия и в оковах отправлен в Коломну. Кроме этого известия, летописи ничего не говорят о его семейных делах. Он имел, кажется, единственного сына Ивана Шемячича, который в первый раз упоминается (в 1446 г.) в договорной грамоте его отца с Василием и Федором Юрьевичами, внуками Василия Кирдяпы, князя Суздальско-Шуйского. На следующий год по смерти отца, т. е. в 1454 г., он с матерью переехал из Новгорода в Псков, где его приняли с честью и подарили 20 рублей. Прожив в Пскове три недели, 1 мая он отъехал в Литву, где получил от короля Казимира в кормление Рыльск и Новгород-Северский. Родословные дают Ивану Димитриевичу четырех сыновей: Семена, Владимира, Ивана и Василия Шемячича, из которых по нашим летописям больше известен последний. Из-за начатого в Литве гонения на православных он обратился к великому князю Московскому с просьбой принять его в подданство вместе с вотчинами, и в 1500 г. был принят Иваном III, при преемнике которого умер в заточении в 1529 г.⁶⁸¹

Младший сын Юрия Димитриевича начинает появляться на страницах летописей одновременно со своим средним братом Шемякой. Так, в первый раз он упоминается под 1433 г.: он участвовал в походе отца и старших братьев к Москве против великого князя; ходил потом к Костроме отыскивать бежавшего с боя Василия Васильевича. Когда Юрий Димитриевич занял великокняжеский стол, но понял, что ему не усидеть на нем, он решил отказаться от великокняжеского титула. По этому случаю между дядей и племянником состоялся договор, в котором на одной стороне были братья Юрия, а на другой – только сам Юрий с младшим сыном, за которого он ручался в соблюдении статей договора. Затем он принимал участие в последующих военных действиях (1434 г.) отца и старших братьев против великого князя. Когда Василий Васильевич находился в Нижнем Новгороде, Юрий послал против него вместе с Шемякой и Красного. Мы уже видели, что братья были еще только во Владимире, когда к ним пришло известие о смерти отца и занятии великокняжеского стола их старшим братом Василием Косым; видели также, что младшие Юрьевичи взяли сторону великого князя Василия Васильевича и этим заставили Косого бежать из Москвы. В вознаграждение за такую услугу Василий дал Красному Бежецкий Верх⁶⁸². С этих пор Димитрий Красный не отставал от великого князя; в 1436 г. он участвовал в походе Василия к Костроме на брата своего Василия Косого, а в следующем, 1437 г. по приказанию великого князя был вместе с братом Шемякой в неудачном походе к Белёву на хана У лу– Махмета⁶⁸³.

Затем до 1441 г., т. е. года его смерти, в летописях ничего не говорится о младшем Юрьевиче. Димитрий Юрьевич скончался какой-то странною смертью: на него напала глухота «и болячка в нем движеся»; боль до того была тяжела, что он по нескольку дней и ночей оставался без сна и без пищи. 18 сентября он захотел приобщиться святых тайн, но священник долго дожидался в сенях со святыми дарами удобного для совершения таинства времени: у больного открылось сильное кровотечение из носа, «яко прутки течаху», как образно выражается летопись; наконец, духовник заткнул ему ноздри бумажкой, и священник совершил таинство. Больной лег в постель, поел мясной и рыбной ухи, выпил вина и просил присутствующих оставить его, так как ему захотелось спать. Все присутствовавшие пошли к какому-то Дионисию Фомину «ясти и пити у него». Вечером один из оставшихся при князе известил духовника о предсмертной агонии больного; духовник пришел и начал петь канон на исход души, во время которого князь скончался. Многие, напившись меду, легли спать в той же горнице, где лежал покойник; не спал только диакон, не пивший меду и прилегший напротив покойника на лавке. В полночь покойник своими руками скинул с головы покрывало и начал читать одно место из Священного Писания: «Петр же, познав сего, яко Господин» и пр. Диакон оцепенел от ужаса, но, оправившись, разбудил спящих. Между тем князь продолжал петь разные церковные песни. К утру он стих и закрыл глаза. Явился духовник с запасными дарами; но так как князь не открывал глаз, то духовник коснулся лжицей уст его, и князь открыл глаза и опять приобщился святых тайн. Следующие два дня больной не переставал петь церковные песни; узнавал тех, кто обращался к нему, и если те о чем-нибудь спрашивали, давал совершенно здравые ответы. На третий день после последнего принятия святых тайн Димитрий Юрьевич скончался. Это было 22 сентября в самую обедню. Бояре послали в Углич за Шемякой, который прибыл уже на восьмой день по смерти брата. Отпев, положили тело в колоду, осмолили и на носилках понесли в Москву (дорогой два раза роняли с носилок), куда прибыли 14 октября и по совершении обычных церковных церемоний похоронили у Архангела Михаила. Когда после отпевания вскрыли колоду, чтобы переложить тело в гроб, нашли, что внешний вид тела покойного совсем не отличается от вида спящего человека⁶⁸⁴.

Димитрий Юрьевич Красный женат не был.

Мы уже говорили, что по завещанию Юрия, написанному задолго до его смерти, Галич предназначался Димитрию Красному; но из договорных грамот Василия Васильевича с Шемякой видим, что было другое завещание Юрия, по которому Галич дан был Шемяке. Из тех же договорных грамот узнаем, что младшие Юрьевичи сами делили между собой отчину, но их «деловые грамоты» до нас не дошли – а между тем на деле мы видим, что Красный постоянно живет в Галиче, в нем же и умирает; Шемяка же живет в Угличе. Отсюда мы делаем вывод, что – по крайней мере, после того, как Косой был устранен из отчины, – Галич был в руках Димитрия Красного до самой его смерти, т. е. до 1441 г., а потом перешел к Димитрию Шемяке.

После битвы 1450 г. под Галичем, после которой Шемяка бежал в Новгород, Василий оставил в Галиче своих наместников, и с тех пор Галич уже не отделялся от непосредственных владений великого князя Московского: из договоров Василия Темного с Василием Ярославичем Боровско-Серпуховским видно, что он был за великим князем; Василий Темный, как видно из его завещания, отдает Галич вместе с многими другими городами старшему сыну Ивану, будущему великому князю, а тот, в свою очередь, отдает его своему наследнику Василию⁶⁸⁵.

Таким образом, существование Галицкого княжества прекратилось в самой середине XV в.

Удельное княжество Юрьево-Польское

Юрьев-Польской, теперь уездный город Владимирский губернии, назван Польским от окружающих его полей, в отличие от Юрьева-Ливонского или Дорпата (Дерпта), как его назвали немцы, в Лифляндской губернии; он расположен по обоим берегам р. Колокши, в которую, огибая город с восточной стороны, в самом центре последнего, впадает речка Гза или Кза⁶⁸⁶.

Своим названием и основанием город обязан Юрию Владимировичу Долгорукому, князю Ростовско-Суздальской области; в летописях под 1152 г. говорится, что этот князь «во свое имя град Юрьев заложи, нарицаемый Полский, и церковь в нем камену св. Георгия созда»⁶⁸⁷.

До 1212 г. Юрьев принадлежал великому князю Владимирскому, а в этом году достался в удел одному из младших сыновей Всеволода Юрьевича, Святославу. В борьбе старших братьев Константина и Юрия за великокняжеский стол, начавшейся в год смерти отца их (умер 15 апреля 1212 г.), Святослав сначала был на стороне второго брата, потом перешел к Константину, но вскоре опять пристал к Юрию, от которого и получил Юрьев-Польской⁶⁸⁸.

Таким образом, первым удельным князем Юрьева-Польского был⁶⁸⁹ Святослав Всеволодович.

Мы уже изложили в своем месте⁶⁹⁰ биографию Святослава-Гавриила Всеволодовича, и здесь, следовательно, не придется говорить о нем много.

Прежде всего отметим, что в 1238 г., по уходе из Северной Руси Батыя, Святослав получил Суздаль от старшего брата Ярослава, только что занявшего великокняжеский стол. Тем не менее Святослав предпочитал почему-то более древнему и богатому Суздалю Юрьев. Мы видели, что он заботился об украшении этого города: в 1230 г. он разобрал обветшавшую юрьевскую церковь Святого Георгия, построенную его дедом Юрием Долгоруким, а в 1234 г. окончил ее постройку. Это было, конечно, до получения им Суздаля; но и после этого он заботится о своем Юрьеве: в 1242 г. он украшает ту же Георгиевскую церковь⁶⁹¹, и во все время владения Суздалем мы не встречаем в летописях имени Святослава Всеволодовича в связи с этим городом; он даже погребен в Юрьеве.

Несомненно, за время пребывания на великокняжеском столе (1246–1248) Святослав владел и Суздалем; но владел ли он им и после того, как у него отнял великое княжение Михаил Хоробрит?

Вопрос этот не должен считаться излишним ввиду того, что после 1238 г., как мы уже сказали, имя Святослава в связи с Суздалем в летописях не встречается. Остается, таким образом, прибегнуть для решения этого вопроса к аналогичным примерам. Великие князья Димитрий и Андрей Александровичи по два раза занимали великокняжеский стол, и каждый, когда приходилось расстаться с последним, уходил в свой удел. Таким образом, надо признать, что и Святослав, лишившись великокняжескего стола, продолжал владеть Суздалем и Юрьевом до самой смерти, т. е. до 1253 г., а потом, как выморочный удел, Суздаль присоединен был к великому княжеству, и сыну Святослава Димитрию оставался уделом Юрьев. Что Суздаль действительно присоединен был к великому княжеству, видно уже из того, что через три года после смерти Святослава (в 1256 г.) великий князь Александр Невский хотел отдать его бежавшему в 1252 г. в Швецию своему брату Андрею⁶⁹².

До нас не дошло известий о времени рождения Димитрия Святославича, и мы можем сказать только, что он родился раньше 1228 г., когда его мать, дочь муромского князя Давида Юрьевича, по некоторым сказаниям, Евдокия, с соизволения мужа оставила свет для монашеской кельи. Впрочем, и вообще об этом князе до нас дошло мало известий.

В первый раз Димитрий Святославич упоминается в летописях под 1238 г. в перечне князей, которых Бог спас от меча Батыева⁶⁹³.

Как мы видели, отец Димитрия Святославича был согнан с великокняжеского стола в 1248 г., а года через два, осенью 1250 г., Святослав Всеволодович отправился в Орду, вероятно, хлопотать о возврате великокняжеского стола, который после Михаила Хоробрита был занят другим племянником Святослава, Андреем Ярославичем. В этой поездке старику отцу сопутствовал и Димитрий⁶⁹⁴.

После этого Димитрий Святославич еще только два раза упоминается в летописях.

В 1255 г. новгородцы надумали послать своего владыку Далмата к великому князю Александру Ярославичу «с грамотами яко о миру». Владыка почему-то медлил с отправкой во Владимир, а тем временем «встави дьявол вражду искони ненавидяй добра роду человечьскому, и бысть крамола в Новегороде, выгнаша Василия князя», сына Александра Невского. Тот отправился в Торжок, где засел его сын Василий, а оттуда пошел на Новгород. Новгородцы смирились: вышли навстречу великому князю с крестным ходом и били ему челом. Посадив опять Василия в Новгороде, Александр оставил новгородцев в покое, «мир дав им». В этом походе участвовал и двоюродный брат Александра, Димитрий Святославич⁶⁹⁵.

В 1267 г. Димитрий Святославич принял пострижение в иноческий образ от ростовского епископа Игнатия, а в 1269 г. скончался; он погребен в Юрьеве, в монастыре Святого Михаила⁶⁹⁶.

От брака с неизвестной он имел единственного сына Ярослава.