Текст книги "Что такое Великобритания"

За каждый пук

Думаю, что даже в самой бульварнейшей из бульварных газет России такого бы никогда не напечатали. А в деликатной, тактичной, джентльменской Англии – пожалуйста!

Со смакованием подробностей, всех деталей, с зубоскальством и злопыхательскими издевками! И не только желтая пресса это сделала, но и всеми уважаемая газета левой интеллигенции – «Индепендент».

Итак, член правительства, важный британский министр пришел давать интервью телекомпании «Скай ньюз». Не буду называть его по имени и должности, язык не поворачивается и клавиша заедает.

Так вот, в ожидании интервьюера сидел высокопоставленный гость в студии один, на него слепо смотрели объективы камер: не было никаких признаков, что они уже включены, уже записывают все происходящее. И о том, что микрофон тоже включен и записывает каждый звук, тоже догадаться было трудно.

Сидел гость в студии, сидел себе и думал, и вдруг что-то такое с ним стало происходить странное, вроде как нехорошо человеку. Лицо искривила гримаса. Глаза закрыл. Открыл снова. И вдруг… Что бывает вдруг?

Газеты сладострастно цитируют сотрудника телекомпании, счастливого обладателя видеозаписи инцидента: «Вдруг министр опускает голову, на секунду застывает в неподвижности, опирается правой рукой на подлокотник кресла, наклоняет верхнюю часть туловища на двадцать градусов, приподнимает левую ягодицу над сиденьем – и издает громоподобный, одну секунду длящийся, мощный звук. После чего облегченно возвращается в прежнюю позу и принимается за кофе».

Фу, какая низкопробность, скажет читатель. Как такое возможно в стране джентльменов? В стране, где для «этого дела» придумали лицемерный эвфемизм «ветер»? Если что, в аптеке надо спрашивать средства именно от «ветра в животе». А пукнуть будет «сломать ветер», «break the wind».

Есть и просторечие «to fart» (русский корень «п-е-р-д»), но оно считается невозможно грубым, почти приравнивается к нецензурной брани, к мату, к другому слову, начинающемуся на «f», так что в приличном обществе, на людях, его употреблять невозможно.

И вдруг – вот такой почти детский натурализм. По крайней мере, нечто по-детски неприличное. И в этом-то как раз самое главное, вот тут-то собака и зарыта.

Нет для англичанина, джентльмена и не очень, с детских лет ничего страшнее вещи под названием «embarrassment».

Это одно из тех понятий, которые невозможно перевести на русский. Но словари пытаются. Я накопал двенадцать вариантов, но нет ни одного, точно отражающего предмет. Девять совсем далеких отбросим, оставим трех финалистов: «замешательство», «конфуз», «позор». Но все равно не то. Первое – слишком слабо: может, и замешательство, но какое! Третье – слишком сильно, хотя, конечно, ближе. Конфуз, наверное, теплее всего, но это слово какое-то историческое, книжное, смешное, а англичанину, оказавшемуся в «embarrassing situation», не до смеха бывает. Правда, над ближним, в такую ситуацию угодившим, очень даже приятно бывает посмеяться, но только желательно заочно, потому что в глаза несчастному невыносимо будет смотреть. А вот в газете прочитать без свидетелей – это самое оно! Можно даже взвизгнуть от восторга, особенно если лично знаком с угодившим впросак. Причем особую, запретную сладость этому смеху придаст работа воображения, представившего тебя самого в столь же конфузном положении. Внутреннее содрогание – до холодных мурашек.

С детства англичанин больше всего боится показаться смешным, оконфузиться. Проявить некую позорную слабость, тем более физиологического характера.

Но как же в таком случае эксцентрики – скажете вы. Разве они не смешны, не нелепы? А ведь не смущаются сами и другие их уважают. Как же так?

Эксцентрики – дело особое. У них свои, ими самими установленные и очень строгие правила и ограничения: чего нельзя делать, а что можно и как, при каких условиях. (Об этом более подробно – в главе VII, в разделе «С сапогом на голове».)

Но что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. И наоборот. Обратите внимание, все английские «сапоги на головах» – это обязательно некие продукты эксцентричной фантазии, но ни в коем случае не физиологические слабости и тем более не преступления.

И вот что еще чрезвычайно важно понимать: политик в Англии – не человек. Про любого другого «Индепендент» не написал бы, да и «Сан» вряд ли. Может быть, про какую-нибудь знаменитость эстрадную или футболиста кое-кто из «желтых» не постеснялся бы, рассудив, что, мол, интересно публике и вообще полезно «этих воображал» немного на место поставить, напомнить, что раз уж они стали публичными людьми, получают свою славу и бешеные деньги, то и отвечать должны за слова и поступки. Даже за любую секундную слабость, которую можно и нужно прощать простому смертному.

Ну а политик – про него вообще можно рассказывать все и всегда. Круглый год открыт сезон охоты. Одно из старых и священных правил английской демократии: назвался груздем – полезай в кузов, рвешься к власти – отвечай за каждый пук.

Я выбрал в качестве иллюстрации этот анекдотический случай, но, разумеется, СМИ то и дело выкапывают куда более серьезные грешки сильных мира сего. Так, еще во времена лейбористов Питер Мандельсон, чуть ли не второй после Блэра по влиянию человек в правительстве, вынужден был подать в отставку, когда обнаружилось, что он взял деньги в долг на покупку дома у своего приятеля. Но приятель этот одно время был как бы в косвенной зависимости от Мандельсона по служебной линии. И хотя долг был вовремя и с процентами возвращен, все равно пришлось могущественному министру подавать в отставку.

Или, например, у одной деятельницы муж оказался охоч до порнографии, да еще норовил оплачивать аренду соответствующих информационных носителей за государственный счет. Ух, и оттянулась пресса по этому поводу. Ну и карьера деятельницы на этом завершилась, хотя речь шла о какой-то смешной сумме.

Куда более серьезно нагрешили многие представители основных партий в парламенте, незаконно предоставляя к оплате счета за лишнее жилье и всякие такие дела. Например, за починку крышки унитаза в доме, который по правилам к официальной резиденции не относился.

Кого пожурили и заставили вернуть деньги, кто, опозоренный, ушел в отставку, а кто и оказался на скамье подсудимых и даже за решеткой.

Кое с кем из грешников я и сам лично знаком, но особенно мне обидно за лорда Тейлора Варвикского. Уж больно симпатичный, остроумный, интересный человек.

Стыдно наверное, признаваться, но когда я впервые увидел его в палате лордов, то испытал небольшой шок. Не ожидал, что лорд, да еще один из столпов консервативной партии – чернокожий. Причем даже не мулат, а такой – настоящий, черный негр. (Кстати, вот и политкорректный «Майкрософт ворд» подчеркивает это слово красным, утверждая, что в русском языке его не существует. Но я в этом смысле старомоден. Настаиваю: существует и означает всего лишь человека с кожей черного цвета, не больше и не меньше. С тем же успехом можно запретить слово «белый».)

Итак, натуральный чернокожий в смокинге и при бабочке тепло улыбался мне своей белозубой улыбкой. Первое впечатление: очень уж оригинально смотрелся он в своем безупречном наряде на фоне фантастической красоты палаты лордов – со всей этой резьбой по камню и дереву, с готическими (пусть «псевдо», какая разница!) сводами, арками, огромными эпическими полотнами, высоченными окнами, переливающимися яркими витражами. Потом я быстро привык к этому зрелищу, и при следующей встрече оно уже больше не казалось мне экзотическим.

Позвал меня лорд по замечательному поводу – он создал благотворительный фонд, помогающий одаренной зарубежной молодежи получить дополнительное образование, завязать важные связи, продвинуться в западном обществе. Назывался фонд «Warwick Leadership Foundation»: то есть он ставил себе целью готовить новое поколение лидеров в самых разных областях. Среди стипендиатов были и русские, а также юноши и девушки из других бывших советских республик. Лорд познакомил меня с несколькими из них, и все они произвели великолепное, просто потрясающее впечатление. Добытые лордом стипендии помогли этим явно одаренным молодым людям найти себя, показать во всем блеске, твердо встать на путь успешной национальной и международной карьеры. Общаться с этими ребятами было одно удовольствие. Сразу возвращалась вера в будущее всех наших стран: и России, и Англии, и государств Восточной Европы и Кавказа.

Да и сам лорд Тэйлор оказался шармёром. Даром что эрудит, доктор юриспруденции, лауреат, глава (канцлер) Борнмутского университета и так далее и тому подобное, да еще и юморист. И еще он обладал замечательным умением – быть ироничным по отношению к самому себе, не принимать себя слишком всерьез. Это одно из самых удивительных и труднодостижимых качеств истинного джентльмена.

Родившийся в совсем небогатой, простой семье (мать, работавшая медсестрой, воспитывала его одна), мальчик вытянул счастливый билет, когда попал в грамматическую школу, а потом в университет. Иначе пропали бы все его способности и таланты втуне. И вот, став состоятельным человеком и получив баронский титул и место в палате лордов, решил он постараться изготовить как можно больше таких «счастливых билетов» для других – нового поколения талантливых, но не богатых и не привилегированных. И вдобавок происходящих из стран, где молодежь находилась в заведомо проигрышном положении по сравнению со своими сверстниками из развитых государств.

И вот теперь с ним приключился конфуз. Такой стыд и позор, такой ужасный «embarrassment», и для него и для всех стипендиатов его фонда, прошлых и нынешних. Из-за каких-то жалких нескольких тысяч… одиннадцати тысяч двухсот семидесяти семи фунтов, если быть точным. И за это – двенадцать месяцев тюрьмы. Ну уж и само собой – конец политической карьеры и крышка всем благотворительным начинаниям.

Вынося приговор, судья признал, что бухгалтерская система в палате лордов оставляла желать лучшего. А также, что он получил на лорда Тейлора такие характеристики, что с ними впору в правительство или в генсеки ООН, а не в тюрьму. Однако ничего поделать нельзя: предавшие доверие публики должны быть серьезно наказаны.

Адвокаты лорда объяснили, что случилось: деньги эти как бы сами шли в руки. Система (да что там система – конкретные люди) как бы подмигивала: это не воровство, это такой способ хоть как-то отблагодарить себя за никак не оплачиваемый, но такой общественно полезный и нелегкий труд лорда. (Члены верхней палаты никакой зарплаты не получают, все на общественных началах.)

И вообще, «все так делают», причем издавна. Действительно, похоже, что располагающий к злоупотреблениям бардак в бухгалтерии парламента продолжался чуть ли не десятилетиями, а попались лишь некоторые из представителей нынешнего поколения. Им просто сильно не повезло.

Видите, начинаю я невольно искать оправдания лорду Тэйлору. Что, наверное, неправильно и нечестно. Жалко мне даже и «сломавшего ветер» министра: ну за что издеваются над человеком, гады… Но все-таки чернокожего лорда жаль гораздо больше – никак не могу отделаться от горького сочувствия и сожаления: эх, такую сказку испортили…

Когда я уже завершал работу над этой книгой, в Британии разразился чудовищных масштабов скандал, причем политики получили редкую возможность чуть-чуть поквитаться с журналюгами. Выяснилось, что бульварный еженедельник Руперта Мердока «News of the World» годами использовал информацию, полученную в результате незаконного прослушивания телефонных разговоров. Жертвами оказались всякого рода знаменитости, видные политики и даже члены королевской семьи. Но настоящий гнев общественности вызвали сообщения о том, что в погоне за сенсацией сотрудники издания не пощадили родственников погибших в Афганистане и Ираке солдат и даже родителей девочки, убитой маньяком-педофилом.

Газета «News of the World» за свою сташестидесятивосьмилетнюю историю сама разоблачила немало безобразий и злоупотреблений. Последним на моей памяти было сенсационное расследование коррупции в профессиональном крикете. Разумеется, при этом не обошлось без каламбурного заголовка: «This is just not cricket!» – «Это просто не крикет!» Подобная идиома используется англичанами для выражения в очень резкой форме негодования, возмущения чьим-то крайне неджентльменским поведением. Теперь в роли поправшего «правила крикета» оказалась сама газета. Стараясь спасти свою репутацию, Мердок газету закрыл. Хотя издатель не может быть свободен от ответственности за создание атмосферы вседозволенности, погони за тиражами любой ценой.

А ведь совсем недавно медиамагнат считался чуть ли не самой влиятельной фигурой за кулисами британской политики. Его обхаживали и консерваторы, и лейбористы, полагавшие, что король бульварной прессы способен повлиять на исход выборов. Но вот чаша общественного негодования переполнилась, и король был низвергнут.

Из этого случая можно сделать три вывода. Во-первых, и в Британии могут твориться ужасные безобразия. Во-вторых, в условиях свободы слова нет ничего тайного, что рано или поздно не стало бы явным. И третье, самое главное: страна не утратила спасительную способность к самоочищению. Чаще других в эти дни цитировали британцы еще одно старинное выражение: «without fear or favour», что значит буквально «без страха и услужливости», а по сути – невзирая на лица, без оглядки на чины и заслуги. Интересно, что фраза эта – требование провести глубокое расследование и очистить мир СМИ от такой скверны – звучало из уст и левых, и правых, и центристов, и политиков, и просто людей с улицы.

Что же касается журналистов газеты «News of the World», то они явно заигрались, перешли все границы. Перестарались. Забыли не только о законе, но и о великом правиле нестарания.

Интермедия. Английские правила (из дневника Генри Феофанофф)

3. Правило нестарания

Случилась как-то со мной оплошка: я фактически совершил акт воровства. Причина преступления кроется в моей манере не вовремя задумываться. И вот, представляете, не разглядел на дне супермаркетовской тележки пачку печений-крекеров «Каррз» (Can's). Откуда их черт принес, не представляю, наверное, упали с полки или что-то в этом роде. И хорошо бы заметил я кражу сразу после оплаты, где-нибудь возле кассы: тогда можно было бы печенье без проблем куда-нибудь вышвырнуть. Или даже извиниться со смехом перед кассиром и оплатить его отдельно. Так ведь нет, обнаружил я неоплаченный товар, только выйдя уже за пределы магазина – в момент выкладывания мешков из тележки. Стал я тут чертыхаться, но вполголоса, конечно, осторожно, по-воровски оглядываясь при этом.

Не буду слишком подробно расписывать все свои последующие приключения: как я прокрадывался назад в супермаркет, пряча печенье в рукаве, как подозрительно смотрели на меня охранники, с которыми я вежливо попрощался за несколько минут до этого, как забросил, в конце концов, печенье в лотокс огурцами… И как торжественно, с облегчением, проходил во второй раз мимо охраны, победоносно ей улыбаясь.

Признаюсь честно: большой был соблазн избежать всех этих сложностей и отправиться домой с незаконно присвоенным печеньем: сколько оно там стоит, в конце концов, – шестьдесят пенсов, что ли, или семьдесят? А сколько лет я в этом супере отовариваюсь, какую прибыль я им принес и принесу еще в будущем?

«Могли бы вообще и подарить мне эти жалкие пенсы, жадины несчастные», – ворчал я про себя. Но потом вспомнил дочку одного своего близкого знакомого, у которой столько неприятностей в жизни произошло из-за магазинной кражи, и как я ее из полиции выручал, и как потом жизни учил, и подумал: «Ну уж нет, принципиально прокрадусь, проникну сквозь все барьеры, рискну личной свободой и достоинством, но верну проклятое печенье».

Хотя оно на самом деле не проклятое, а очень даже вкусное. Его изобрели английские моряки в стародавние времена: оно могло месяцами храниться в трюме, не плесневея и не теряя вкусовых качеств. Одно из главных достижений английской кулинарной мысли, я считаю.

И еще одно мною двигало – нежелание присоединиться к тысячам британцев (и «гостей Альбиона»), для которых «шоплифтинг», мелкое магазинное воровство, стал национальным спортом. Потому как у меня с ними глубокие идейные разногласия.

Британия вообще, оказывается, считается европейским лидером по этому дивному занятию. Вот ведь странная нация: и найденные кошельки они сдают в полицию чаще, чем на континенте, но и по магазинным кражам мастаки. Как только подобное в одном народе уживается?

Знаете, на какую сумму здесь «пропадает» товара с полок? На полтора миллиарда фунтов в год (умножьте еще на полтора, если хотите получить эту цифру в долларах). Ритейлеры даже уже ввели новый экономический термин для обозначения этого воровства – shrinkage, то есть «съеживание». Что-то вроде «усушки» и «утруски» на советской овощной базе. Как бы неизбежные потери, которые надо заложить в расходы. Только «усушивают», «утрясают» и «съеживают» товар покупатели своими ловкими пальчиками. Недаром сами шоплифтеры именуют свое занятие «скидкой пяти пальцев».

Конечно, в их числе не все сплошь спортсмены, есть и действительно обездоленные, а также наркоманы плюс некоторый процент организованных в банды профессионалов, разыгрывающих целые блистательные интермедии для отвлечения внимания службы безопасности и изымающих товары в индустриальных количествах для последующей перепродажи. («Дейли телеграф» писала об одной мастерице, сумевшей за девяносто секунд снять сигнальные маячки с одиннадцати пиджаков!)

Но основная часть шоплифтерской братии – все же дилетанты-любители, совершающие акт магазинного воровства из любви к искусству. То есть приятно втройне: тут вам и острые ощущения, и материальная выгода, и подо всем этим еще и подводится идеологическое обоснование. Типа: мы современные Робины Гуды. Вроде как вершим акт социального возмездия. Если от многого взять немножко, то это не кража, а просто дележка.

Среди объяснений, которые дают охране магазинов, полиции и социологам принципиальные шоплифтеры, – борьба против засилья западных монополий и вообще глобализации, протест против эксплуатации детского труда в странах «третьего мира», защита мелкого торговца, проигрывающего в конкурентной борьбе с гигантами и так далее.

Но мои английские друзья уверяют, что есть и еще одно объяснение, связанное с одним из самых глубинных и загадочных свойств английской души. Я бы назвал его «правилом нестарания».

Как ни странно, весьма постыдным для англичанина считается, если его увидят очень старающимся, сильно пыхтящим в попытке что-то сделать или чего-то достичь.

Причем не надо путать это с буддизмом, проповедующим равнодушие к сиюминутной злободневности. Нет, тяжко трудиться можно и даже нужно, главное, чтобы тебя за этим занятием не застукали. Нечто обратное, прямо противоположное русскому правилу: «Вспотел – покажись начальству!»

Вернее, с начальством, особенно корпоративным, на самом деле все обстоит сложнее. Этот институт в эпоху глобализации начал утрачивать национальные черты, по всему миру капиталистические боссы стали поощрять вспотевших. Но перед своими «пэрами», то есть тебе равными, нормальными людьми, выглядеть сильно напрягающимся по-прежнему считается в Англии неприличным.

И вот некоторые так далеко в этом заходят, что начинают демонстративно отказываться от своих социальных обязанностей (или того, что принято ими считать).

Один из главных теоретиков принципиального, идейного шоплифтинга – некий анонимный автор самиздатовского культового труда «Evasion», напечатанного затем анархистским издательством «Crimethlnk». Сами эти названия – знаковые и многозначительные (даже слишком, на мой английский вкус). Первое слово означает «уклонение» или, если хотите, «дезертирство», только не в армейском, а гражданском смысле слова – рассказ ведется от имени человека, принципиально отказавшегося от всех обязанностей перед обществом. А издательство следует по-русски называть не иначе как «Преступная мысль», или, сокращенно, «Престмыс» – звучит столь же изящно, как и на языке оригинала.

Так вот, этот Дезертир подвел мощную антиглобалистскую и антикапиталистическую базу под свой образ жизни. А жизнь его состоит не только из постоянного, доведенного до совершенства воровства в супермаркетах. Не чурается он и копания в мусоре (для этого тоже есть свой изящный термин – scavenging), и ночевок на свежем воздухе. Принципиально не платит этот Дезертир также и за услуги транспорта. И вообще ни за что не платит и нигде не работает, нигде нисколько не старается! То есть уклоняется по большому счету.

И вот под его влиянием немалое число молодых и не таких уж молодых людей стали предаваться шоплифтингу (почему-то питание отходами и спанье на голой земле несколько менее популярны). Среди шоплифтеров есть и рабочие, и инженеры, и представители сферы услуг, и, разумеется, студенты. И кстати, насчет молодости: по сведениям той же «Дейли телеграф», была задержана ну очень немолодая женщина, пойманная с поличным при воровстве продуктов питания. Объясняя свой поступок, она ссылалась на нищету и преклонный возраст. Но при этом интересны два обстоятельства: во-первых, она была вполне в своем уме, никакого там альцгеймера или продвинутого склероза. И во-вторых, в кошельке у злоумышленницы при обыске обнаружили триста фунтов наличными.

Без ответа остался вопрос, было ли это преступным дебютом или, наоборот, просто на старости лет дама проявила небрежность и впервые попалась? Впервые за всю жизнь – за все свои девяносто восемь лет.

Недостаточно, наверное, старалась.