Текст книги "Венец Логоры"

– Ну так и радуйся, что мы на тебя вышли! Урчит он ещё, кошель поношенный.

– Мне урчать по возрасту полагается! – дед выпрямился и ткнул в его сторону корявым пальцем. – А тебе полагается с пониманием относиться к старому придурку. Платить чем будете?

– А вот! – влез в разговор Весёлый, запасную винтовку с плеча скинул. Ствол с любовью рукавом оттёр, полюбовался демонстративно.

– Красотка! Надёжная – не знаю с чем и сравнить. А меткость! В жизни бы не отдал, но у меня ещё одна есть. А на фига две таскать, правда?

– И патронов к ней давай! – отрезал старый решительно и на ободранный приклад брезгливо покосился. – Два десятка!

– Договорились! – Весёлый от доброжелательности едва сам из себя не вывернулся. Сухонькую дедову ручонку тряхнул неистово, чуть душу из лодочника не вытряхнул. Вместе с пылью.

– Одно удовольствие с тобой договариваться! Значит с меня винтовка и десять патронов, а с тебя дорога и пироги из заначки! – Весёлый глумливо ткнулся картошкой носа едва ли не в ухо лодочнику. Прошипел свистяще, по свойски.

– Куда пироги-то спрятал, образина водяная? У меня от запаха уж слюни по ботинкам хлещутся!

– Два десятка патронов-то! – всполошился дедок.

– Не-не! – замахал ручищами Весёлый. Показалось, что даже ветер поднялся, и вода в речке морщинистой зыбью взялась.

– Договорились уже, по рукам ударили. Чего переиначивать? Десять так десять. Так чего там, с пирогами-то? Хе-хе-хе!

Иван заглянул в лодку, шею вытянул и рот приоткрыл, для большего удобства. Ничего внутри интересного не обнаружилось. Разве что начинка совершенно не соответствует наружности. Корпус явно полимер, а вот мачта, лавки от борта до борта, решётки на днище – всё из самого настоящего дерева. Ручками строгано, гвоздиками приколочено. Досочки и бруски от времени потемнели, а там, где люди по ним задницами елозят – блестят ярко и даже задорно. Видать, от первоначальной задумки корпус только и сохранился, а требуху деревянную позже уж напихали. И меняли, по мере надобности, как сгниёт.

На днище, возле кормы обнаружилась странная, металлическая конструкция – словно прямоугольный скелет из толстых планок.

– А это что? – полюбопытствовал Иван. Дедок удивлённо скосил глаза в его сторону.

– Крепление для двигателя. Тебя из какой чащобы дремучей вынесло?

– Да нет… Я с Астары. А сам двигатель где?

– Поди знай? – фыркнул перевозчик язвительно. – Их уж двести лет никто работающими не видел! Стал бы я тут с парусом корячиться?

– А найти да починить, движок-то?

– А сможешь?

Иван заткнулся и за спину Меченого задвинулся. Сами разберутся, пожалуй.

Меченый, огромной, бесформенной кучей, устроился почивать в носу лодки, где пошире. Только всхрапывает изредка, рыбу в реке распугивает. Ладно, рыбаков поблизости не случилось – вот бы пошипели озлобленно. Иван у него под боком приткнулся – к голове поближе, от ног подальше. Уж больно командир во сне буен, всё возится да ногами сучит. А если таким башмачищем случайно зацепит – здравствуй Великий Род, прости, что без приглашения.

– Чего загрустил, Ванюха? – Весёлый присел рядом, у пирога безразмерного угол отломил, парню в руки сунул. – Пожуй, повеселеет. В печке пирожок печён, никакой репликатор тебе такое чудо не забабахает! Ну, чего грустишь?

– Совсем у меня на Логоре чувствительность отшибло! – вздохнул Иван печально. – К покойникам совершенно равнодушен стал! Вроде как обычное дело.

Откусил пирога бочок, сок на подбородок брызнул жирный, белёсо-мутный, вниз пополз вальяжно, нехотя. Таким духом шибануло -действительно, только слюнями плескать.

– О! А раньше чего, любил их, что ли? – хохотнул боец. – Покойников-то?

– Да не о том… Ну, словно и не люди вовсе. И не боюсь их совсем.

– А чего их бояться? – изумился Весёлый. – Лично в меня ни один покойник пока ещё не выстрелил. Но я им, правда, на всякий случай, в голову стреляю заранее.

– Покойникам?! – уставился на него Иван, жевать забыл.

– Ну! – прошамкал тот, кусище пережеванный с трудом в глотку пропихнул. – Живым-то куда уж прилетит, лишь бы не мимо. А покойникам ага, в голову. Так что, у них и мыслей дурных потом не возникает. Не в чем! Хе-хе-хе!

Хохотнул задорно, подбородком здоровенным кверху дёрнул. Хорошо сказал, как себя не похвалить?

– Не знаю, есть у вас такая животина, или нет? – неуверенно протянул Иван, с сомнением на Весёлого покосился. Тот ещё зоолог…

– Черепахой зовут. Она всю жизнь защиту от окружающего мира наращивает. Панцирь. И чем взрослее становится, тем панцирь крепче. Очень скоро такой панцирь нарастает – настоящая крепость. Похоже я, на Логоре вашей, ударными темпами коростой покрываюсь. Панцирем.

Весёлый задумчивую рожу скорчил.

– Забавная какая скотина! Я так мыслю, сволочь эту в детстве мочить надо, пока беззащитная! А потом намаешься!

Иван вздохнул, промолчал. Мыслитель, блин. Глава 8.

Города обычно заранее предупреждают о своём появлении. Путник должен проникнуться, осознать, подготовиться… Тонкие шпили высоченных башен и крыши самых помпезных домов выглядывают из-за горизонта первыми. Следом накатывают те, что пониже, но этих много: волна за волной, пока не расплескается перед изумлённым взором каменное море, величием подавляя. Здесь вышло не так.

Лодка, с тихим шипением воды под днищем, плавно шла впритирочку к пологому берегу. Густой лес съедал перспективу и людям в лодке казалось, что двигаются они в бесконечном, зелёно-голубом тоннеле. И так было, и так будет всегда: тихо, спокойно, действительно бесконечно.

Весёлый, в отчаянной зевоте, челюсти с хрустом беспощадно выламывал, глядел на мир осоловевшими, варёными глазами. Остатки вчерашнего дня, ночь, и утро сегодняшнего, ничем друг от друга не отличались. Вода , как змея ворчливая, шипит, да ветви деревьев о чём-то перешёптываются. Знают что-то, конечно. И не понять: то ли радуются, то ли злорадствуют, то ли сочувствуют…

Слегка накренившись, лодка вымахнула из-за мыса на большую, чистую воду, лес оборвался резко, словно выкосили его и город хлынул на открывшийся берег сразу весь, во всём своём великолепии. Весёлый так и замер с раззявленным ртом. От изумления, или просто челюсть заклинило. Ладно мухи над водой не водятся, всех бы собрал. Глаза проснулись и щенячьим восторгом налились – через края плеснуло. Старый лодочник довольно заквохтал, на лесных дикарей снисходительно глянул.

– Что, не видали такого, на дереве у себя?

– С дерева мы давно уже слезли, – веско бросил Меченый, которого город не впечатлил вовсе. – Бывал я тут не раз. Та ещё помойка.

– Это да, – не стал спорить дедок. – Однако ж, в первый-то раз тоже, поди, хайло разинул – кишки через него виднелись, а?

Иван невольно поддался на провокацию и заглянул Весёлому в распахнутый зев. Надул старый, ничего там не виднеется. Хотя распахнуто, надо признать…

После космических перелётов, Ивана какие-то постройки изумить не должны были – ну так ведь то какие-то! А тут – такие!

Город не выглядел обычным, построенным, а словно родился сразу, целиком. Не как обычные города, что годами наращивают новую шкуру окраин, старательно отшелушивая и шлифуя старую. Так и валяется потом шелуха, центральный блеск оттеняя. А этот сразу весь выстроился: умопомрачительной высоты изящные башни цепляются друг за друга ажурными мостами, словно за руки держатся; стройными рядами, бесконечно волнами раскатываясь, высятся дома с одинаковыми, огромными окнами; всему этому конца-края не видать. Уползает каменный монстр за горизонт и сколько там его ещё разложено – поди знай? Улицы с воды не просматриваются, кажется, весь город так и заставлен каменными коробами впритирочку, без зазора. Чтобы место драгоценное не расходовать зря.

Лодка с разгону носом в берег уткнулась и зазевавшийся Иван качнулся вперёд, боднул Весёлого в обширную спину. Тот и не заметил. Всё равно, что муха с разлёту о стену расплющилась.

– Приехали! – сообщил дед насмешливо. – Вытряхивайтесь. Мне ещё к вечернему ветру обратно на реку поспеть надо. Не каждый день дураков ленивых из лесу выносит, лучше не рассчитывать.

– Ты, кстати, расчётом доволен? – буркнул Меченый, переваливаясь через борт, отчего лодка опасно качнулась. Тяжёл человечище!

– Нет, конечно! – хохотнул дедок. – Как и всякому, разумному человеку хотелось бы поболее.

– Зубы не сотрёшь, поболее-то? – зловеще оскалился командир.

– Дёснами домну, коли что… Ладно, как договорились – так и рассчитались. Без претензий.

– И это правильно. Ты молчи поболее – поживёшь подолее.

Куценький отряд высадился на берег. Иван проверил, удобно ли мешок на плечах держится – после общественного безразмерного свой-то вовсе незаметным кажется. То ли есть, то ли нет совсем. Винтовку, будь она неладна, поправил, по бесконечным плитам башмаками потопал, глянул на Меченого.

– Дальше куда?

– Дальше – дальше, – лаконично сформулировал тот. – Посадочные площадки с другой стороны города, мы к ним из лесу должны были выйти. А теперь, с берега, через весь город придётся топать.

– Это ж до вечера не управимся! – присвистнул Весёлый, ещё раз глянув на бесконечные, каменные разливы.

– За три бы вечера управиться, – скривил губы командир, – и то радость. Ну что, Ванюша, чуешь уже запах дома?

– Нет, – честно признался Иван. – Да и опасаюсь я тут у вас заранее радоваться.

Ещё раз прошёлся восхищённым взглядом по величию высокомерных башен.

– Не пойму, для чего на вашей планете такие архитектурные изыски? Я ещё мог бы понять, на Сэли – они, так или иначе, всей Системой рулят. Но там как раз наоборот, без излишеств. Дорого, комфортно, функционально. Однако ж никаких рюшечек, никаких бляшечек. А тут, гляди как разажурено, да навито! Зачем?

– Чему вас только в школах-то учат? – вздохнул у него за спиной дедок. – На Астаре этой вашей? У нас вот школ и нет почти, а любой ребёнок очевидные вещи знает. Логора – столичная планета! А перед тобой не просто город -столица империи!

Дед соответствующее выражение лица скуксил, но никого не впечатлил.

– Хм, – Иван поправил винтовку. – Школ нет, зато гонору столичного с перебором. Столица… Очевидные вещи, это: дважды два – четыре. И тому подобное. А что тут в империи было, триста лет назад, кому сейчас интересно? Тем более сейчас – Сэли!

– Вот именно – сейчас! Всё у них: банки, биржи… Все дела через них делаются, вот и загордились. А раньше Логора была! Столица! И сэлийцы толстозадые своё место знали, ибо никаким богатством рыло не облагородишь. Не то, что сейчас.

– А сейчас почему так? – удивился Иван. – Рыла сами собой облагородились? Или зады толще стали?

– Всегда такими были! – фыркнул презрительно лодочник. – Просто империя развалилась, все связи нарушились – хоть между городами, хоть между планетами. Тут мешки денежные и подсуетились. А теперь без них ничего не делается.

– Ну и ладно, – флегматично пожал плечами Меченый. – Кто-то всё равно должен рулить.

– Рулевой должен рулить! – осерчал дедок. – А кладовщик должен экипаж кормить и одевать. А если кладовщик рулит, то закрома, конечно, полны! У него! А у голодных матросов зады голые отсвечивают. Вот так-то!

– А почему ж тогда империя развалилась? – ехидно усмехнулся Весёлый. – Коли в ней всё так правильно было?

– Не почему, а для чего! Разницу понимать надо! А развалить… Вот такому, как ты, пообещай со склада прибарахлить, так он любую гниду к рулю поставит. А потом захочет всё вернуть, да поздно, кто ж позволит? Этих толстозадых всем миром надо сваливать, а в миру-то не все голодные. Хватает и тех, кому… хватает.

– Шёл бы ты, дед! – сплюнул под ноги Меченый. – До ветру, как и собирался. Твоё дело людей возить, а не рассуждения рассуждать. Вали давай, пока при памяти.

Дед понятливо заткнулся, через борт неуклюже в лодку покорячился. В дороге надо разговоры вести, а сейчас-то, действительно, чего уж?

– А вроде толково дед говорил, – Иван помахал рукой лодочнику и получил в ответ недвусмысленный жест. Ну, понятно, никто не станет из-за такой мелочи догонять, ноги мочить. Можно и послать безбоязненно.

– У них, пустобрехов, всегда всё толково. Пока говорят. Но уж если начнут делать!..

– А чего это дед толковал, что ему в речку возвращаться надо? – Весёлый оглянулся и рукой в сторону воды помахал. – А это ему что, лес, что ли?

– Погоди, не мельтеши, – усмехнулся Меченый. – Сейчас увидишь.

И точно, долгих рассказов не понадобилось. Остатки тумана, что болтался над водой, солнечные лучи жадно доели, а недоеденное ветерок растащил драными клочьями. И открылось, что другого берега нет! Убегает вместо него морщинистая водная поверхность аж за горизонт. Линия эта, недосягаемая, отчего-то вверх задралась и кажется – водная стена над головой нависает, одним честным словом держится. И прольётся прямо сейчас, если качнуть земную твердь неосторожно.

– Море! – зачаровано прошептал Иван. – Я про него читал только! Съездить, посмотреть, всё не удосужился никак.

– А я и читать-то не умею, – вздохнул огорчённо Весёлый. – Но рассказов много слышал. Вот оно значит какое.

– Насмотритесь ещё, – проворчал Меченый. – Тут его отовсюду видно. А сейчас идти надо. Город высокий, потому и кажется, что близко. А на деле, до него ещё топать и топать. Вот и нечего хлебалом хлопать!

* * *

При ближайшем рассмотрении величие столичного города померкло, съёжилось, а там и вовсе завяло, как цветок без поливки. Оказалось, дома – просто дома, стены с крышами. Крыши покороблены, стены разрисованы… Улицы широкие, дороги ровные, но вместе с империей исчез и транспорт, что по этим дорогам ездил, а для пеших прогулок такая ширина ни к чему. Вот и взялись люди её зауживать палатками, лавками да ларьками. Получилось. Теперь не во всяком месте и вдвоём протиснуться удастся, если плечом к плечу попробовать.

Иван постучал подошвой ботинка по плите под ногами. Материал твёрдый, но подпружинивает слегка, ноги при ходьбе радует. И не скользит. С виду монолит, но вода на нём отчего-то не держится. Прямо перед Иваном неуклюжая девчушка в коротком, сером платьишке, не удержала в ручонках стакан с водой, под ноги плеснула. Жидкость в плиту впиталась, даже пятна мокрого по себе не оставила.

По вечернему времени, на улице люди толпами бездельными шарахаются. Погода благоволит, чего бы и не пользоваться? Одежонкой только праздничной не блистают. Редко-редко мелькнёт яркое пятно – юбочка или блузочка, но тут же и камуфляж с автоматом рядышком обнаружится. Чудо пёстрое охраняет. А люди попроще стараются внимания к себе не привлекать, у них цвета серенькие да коричневые всё больше в ходу.

– А чего это в обносках все? – удивился Иван. – Нищие все, что ли?

– Откуда здесь богатым-то взяться? – хмыкнул Меченый. Людской поток о него вдребезги разбивается, словно речка о замшелый утёс. Да и утёс этот на месте не стоит, сам норовит разбить чего-нибудь.

– Что они тут забыли, богатые твои? Нищие и есть.

– Целый город нищих?

– Отчего же? Всяких хватает. Вон бандиты кучкуются. Видишь, у которых рожи страшнее моей? Вот у них всё есть. Только ты на них особо-то не пялься, не любят. Знаешь, как собаки, если на них смотреть – беспокоиться начинают. А мне их беспокойство ни к чему, у меня патронов не залежи.

Иван вздохнул. Вот сейчас опять придётся вопросы глупые задавать, снова в дураки определят. А ведь обидно!

– На какие ж доходы люди тут живут? Кто-нибудь вообще в этом городе работает?

– А то как же?! – изумился командир. – Вон, проститутки вдоль стены стоят. Эти работают день и ночь, не сомневайся.

Иван глянул на девиц, что вдоль монолитной, благородно-серой стены выстроились. Чем-то неуловимо напоминают тех двух, на перевалбазе. Одежда другая, лица тоже, а взгляд тот же. Профессиональный. Как мазнёт, хоть мыться не беги.

– Не пойму, что за счастье – работа такая? – и плечами пожал.

– Есть и у них своё счастье. Те, что в лесу, на базах – сюда мечтают попасть, на место вот этих. Этим каждую ночь публичный дом на Сэли грезится, там клиент жирнее и жизнь спокойнее. А те, что на Сэли – к богатенькому дяде под бочок мечтают пристроиться. А ты говоришь! Целая лестница счастья!

Ухмыльнулся, на девиц даже не глянул.

– Да только, по этой лестнице вверх не ходят. По ней вниз, одно направление. Эти вот, кому они на Сэли нужны? Туда свеженьких с базара привезут. А эти здесь поизносятся и на перевалбазы, спиваться потихоньку. Если раньше не зарежут. А на базах… Там никто долго не живёт. Хотя, может оно и к лучшему, что недолго.

Иван посмотрел на работящих женщин. Одна: чёрненькая, фигуристая и крупногабаритная, пышной гривой вопросительно мотнула. Иван стеснительно ручки развёл – платить нечем. Чернявая жестом показала, куда он может идти, коль нечем. Иван философски покачал головой: уж месяц, как из этого места выбраться не получается. Поговорили.

Молча вышагивая рядом с Меченым, Иван по сторонам особо не глазел – не на что. На Астаре и не поверил бы, что так вообще жить можно, даже в поселеньице захудалом. А тут – целая планета. Только где она теперь, Астара?!

Вслед за лесными странниками в город воровато прокрался вечер. Вроде как за компанию. Меж домов жара дневная ещё хозяйничает, пыхтит недовольно, что баба безразмерная, а вдоль широких улиц ветерок погуливает уже прохладный. Да и солнце не поджаривает, смилостивилось. Или просто устало, иссяк запал.

– Меченый!

Невысокий, плотно сбитый мужичок выкатился на улицу из-под арки. Руками размахивает призывно, лысиной отсвечивает приветливо и брюшком потряхивает дружелюбно. Издалека видать – хороший человек! – подумалось Ивану. Такой и зарежет с улыбкой доброй.

– Да стой же, бродяга!

– О, Мотылёк! – Меченый распростёр объятия, в которых целая стая мотыльков могла запросто поселиться. – А говорили, ты помер давно!

– И мне говорили! – жизнерадостно подтвердил тот, пухлые щёки улыбкой сморщил. – А я не поверил. Если помер, так чего мне жрать каждый день хочется? Да не по разу ещё!

Меченый воспользовался тем, что лысина Мотылька оказалась на уровне груди, подышал заботливо на блестящий купол, старательно рукавом натёр. Блеснуло нестерпимо.

– Плешину не трожь! – пискнул придушенно добряк.

– Эт-любя!

Толстячок поправил мешковатую, белую рубаху, расстёгнутую едва ли не до пупа, и от того съехавшую на одно плечо.

– А ты куда, на ночь глядя? Или наоборот, только прибыл, не устроился ещё?

– Не успел, – Меченый мотнул тяжёлой головой в сторону попутчиков. – Это Весёлый. А этот наоборот – Невесёлый. Вместе идём.

– Чего это я невесёлый-то? – подивился шёпотом Иван, Весёлого за рукав дёрнул.

– Да кто ж тебя знает? Может, счастья в жизни нет. Хе-хе-хе! А вообще, у нас тут имена не в ходу, забыл, что ли? Так что смотри, не брякни случайно. По имени тебя враз раскусят, кто ты и откуда. А там всяко может повернуться.

Иван быстренько рот захлопнул и язык для верности прикусил. Как оно, на Логоре, всяко поворачивается – насмотрелся. Выворачивает уже, от поворотов этих.

– Ну, так айда к нам! – толстячок потянул Меченого за руку, ничуть не сомневаясь, что пойдёт. – Мы тут, в имперской библиотеке, разместились. Красота.

На удивлённый взгляд старого товарища лишь махнул легкомысленно.

– А чего за жильё зря платить? Коврик бросил и храпи. Не впервой, люди привычные. Да и не зима, опять же, холода не донимают.

Иван поспешил за попутчиками, на ходу отпихивая ногой докучливую, безбрежно дружелюбную дворнягу. Грязно-рыжая псина настойчиво набивалась в друзья и ласковых увещеваний не принимала. Правда, когда попыталась вместе с людьми в дверь протиснуться, получила по рёбрам ботинком Весёлого.

– А ну пошла, скотина помойная! Ты чего всякую дрянь в дом тащишь?

– Она сама! – неубедительно оправдался Иван.

Внутри оказалось тепло, сухо и пыльно. Особой книжной пылью, с запахом странным, у нормальных людей давно забытым. Ивану на Астаре за всю жизнь ни одной бумажной книжки не попалось, а тут – целая библиотека! Хотя, скорее уж, хранилище музейное. На кой эти книги нужны, когда со всего здания, и на три кристалла информации не наберётся? Зато уж пыли…

– Вот комната пустая, – коротышка завернул за угол и ткнул пальцем в проём без двери. – И места хватит, и не нагадил пока никто, вроде бы… Я вам тряпку найду, окно завесите и живите. Уходить будете – вернёте. Вы ведь в город ненадолго?

– На пару дней, – помахал неопределённо ладонью Меченый. – Как пойдёт.

– Ну вот, за два дня лето уж точно не закончится, а честно нажитое, друг, в сохранности будет.

– Да нажитого у нас… – пренебрежительно отмахнулся тот.

– Тем более надо поберечь!

Мотылёк устроился возле окна, маленькими, весёлыми глазками следил, как деловито и неторопливо раскладывают путники немудрёный скарб.

– А ты чего здесь? – Меченый достал заранее набитую трубку, пыхнул дымком, вкусно причмокнув. Завоняло в комнате душераздирающе, но Иван предусмотрительно, и уже привычно, промолчал. Брякни сдуру про здоровье, так и с жизнью запросто распрощаешься. Пыхнуть не успеешь.

– А я тут со своими парнями книги разыскиваю. Для толстосума одного с Сэли. Он библиотеку собирает из старинных книг. Романы про любовь! С голоду сэлийцы не пухнут, вот и лезет в голову… всякое.

– Не поспоришь! – дохнул Меченый сизеньким.

– После развала империи техника накрылась, кристаллы считывать нечем стало и все полезные книги по домам растащили. Подчистую! А эти остались: как она, да не дала, а он и помер с горя! Вот богатенькие дуреют, собирают коллекции.

Меченый рассудительно головой покачал.

– С их возможностями любая блажь по плечу! Хотя, у богатых и дурость всегда как-нибудь красиво называется. Это у нас, нищебродов, дурость – значит, просто ума нет. А у них, вроде как, есть, ум то, но изящно вывихнут.

Трубочку куцую допыхтел, о каблук башмака выбил и аккуратно в карман куртки сунул.

– Пойду, пожрать нам соображу… Да и встречу отметить надо! А, Мотылёк? А вы двое, в городе впервой, тут сидите, нос не высовывайте.

От громкого лая слегка вздрогнул и от окна отшатнулся. Рыжая, собачья морда внутрь сунулась, растявкалась укоризненно – чего в гости не зовёте? Мотылёк лениво вытянул пистолет из под рубахи, бабахнул прямо в оскаленную пасть. И удивиться не успела.

– От окна откиньте потом подальше, а то развоняется!

Иван вздохнул.

– Командир, ничего если я поброжу тут? – подошёл поближе к неповоротливой глыбе Меченого, снизу в глаза заглянул. – Интересно же, где ещё столько книг увидишь? Да и вообще – книг.

– Чего на них смотреть? – удивился тот. – Пыль одна.

– Так я нюхать не буду.

– Да пусть идёт, нормально всё, – Мотылёк хлопнул Ивана по плечу и улыбнулся, как умел – от всей души. Он вообще по любому поводу улыбался, от чего нормальные люди нервничали.

– Там, внутри, мои ребята шарятся. Заблудишься, подскажут, как выйти. Главное, успей сказать, что меня знаешь. И там ещё лохматый один обитает, хранитель добровольный – не пугайся. Сразу узнаешь – до того несуразная конструкция. Цветочек престарелый… Старик всей башкой не раз ударенный, но человек не вредный. Про книжки только чего плохого не брякни. Я один раз сказал, что не для головы, а для задницы лучше подходят. Ух, лютовал! До сих пор на меня зыркает, разговаривать не хочет. И было б за что! Правду ведь сказал!

– Мужики, не стреляйте, по делу я!

В окно опасливо сунулась небритая, опухшая харя – не разобрать уже, мужская или женская.

– Собачка, прошу прощения, чья валяется?

– Забирай, – махнул рукой Мотылёк.

– Вот спасибо! Чего добру пропадать, в самом деле?

– У тебя щита какого-нибудь нет? – пробормотал озабоченно Меченый. – На время. Одной тряпкой тут, похоже, не отгородишься!

* * *

В полутёмных, пустых коридорах Ивану особенно уютно не показалось. Свет сюда сочится скупо, через окна под самым потолком – редкие и маленькие, словно для насмешки прорезанные. Впрочем, мёртвых нынче светильников, по стенам несчитано. Кто ж знал, что энергии для них не станет? Иван не хотел говорить Меченому, от насмешек и так устал уже, но сюда отправился в поисках странного, местного Хранителя. Не мог такой человек быть обычным! А вот знать многое – мог! И даже должен, в этом Иван не сомневался. Где это видано: у воды сидеть и не напиться?

Вскоре услышал странный звук. Словно какой-то прибор, не отрегулированный, на разные голоса сигналы подаёт. Протяжные и бессмысленные, в пустом, гулком коридоре, навевали они тоску и тревогу. Подойдя к очередному дверному проёму без двери Иван догадался, что слышит… пение. Очень, правда, своеобразное. Ну, а там и певца не только углядел, но и узнал сразу – по Мотылькову описанию. Уж очень точное оказалось, талант у человека.

Хранитель костлявый зад разместил на низеньком стульчике, даже с виду жутко неудобном. Худые колени едва ли не до плеч торчат, чёрные, застиранные штанины до колен задрались. Рубаха словно на вешалке болтается, от каждого движения колышется, точно ветхая тряпка на ветру. А вот седая, густая шевелюра, действительно роскошная. Пышная, объёмная, колеру благородного. Вкупе с тощими телесами – вылитый цветок-одуванчик получился. Из тех, что на Астаре густо обочины обсиживают. И возраст, похоже, седой, временем сильно траченный. Морщинистое лицо в бороде прячется. Только нос крючковатый, да глаза бесцветные, из белёсого пуха выглядывают. Глаза правда не сонные, живые; взгляд острый, пристальный, цепкий.

– Ну, что стоишь? Присаживайся, коль пришёл.

А голосок-то старикана подвёл, всё благородство испоганил: неприятный, дребезжащий, слух царапающий. Иван огляделся, стульчик вполне приличный обнаружил, и уселся, винтовку меж колен приспособил. Постарался не сильно прикладом об пол брякнуть, но не вышло, сноровка не та. Впрочем, старик на такую мелочь внимания не обратил.

– У меня такое ощущение, что вы меня ждали? – пробормотал Иван, железную клюку к ноге смущённо прижал.

– А мне кажется, это ты меня искал, – хитро подмигнул старик.

– Искал, с кем поговорить можно, – не стал запираться Иван.

Жилище у Хранителя скромное: койка, стол, пара стульев… Сказать, ничего лишнего, так и то приукрасить, пожалуй. Хозяин комнатушки головой покачал согласно.

– Я поболтать-то и сам не прочь. Особенно, если собеседник попадётся неглупый. Насчёт ума не понял пока, а вот речь у тебя нездешняя, аж коробит от деликатности. На унилинге с акцентом говоришь, это слышу. Только в акцентах я не силён. Откуда будешь, воспитанный такой?

– С Астары, – нехотя признался Иван.

– Хм… Я бы ещё понял, с Сэли. У них здесь хоть интерес шкурный имеется, древними экспонатами прибарахлиться. Да и то, сами не ползают, местных нанимают. А вот астарийцы тут звери невиданные, местами даже диковинные. Ты вообще, на моей памяти, первый.

– Не от хорошей жизни, – вздохнул Иван.

– Да уж понятно. У кого она хорошая?

– Должна быть у кого-то… Сравнения ради.

Иван замялся на минутку. Вроде как, вопросы задавать нужно, коли сам пришёл и человек ждёт, опять же. А начать с чего? Решил издалека.

– Я тут странность одну заметил. Как из леса вышли – логорийского языка больше не слыхал. Все на унилинге разговаривают. А ведь странно, никто не заставляет на имперском общаться. Чего ж родной-то забросили?

– Забавный ты! – хохотнул из седых зарослей Хранитель. – Всё как раз наоборот. Никто теперь не заставляет на логорийском разговаривать! Вот и умирает язык потихоньку, в лесах только и остался ещё.

Хранитель с хрустом потянулся, костлявое тело выпрямил, вздохнул поглубже… И снова в привычную закорюку скукожился.

– Это в империи множество языков было. Берегли их, холили и лелеяли. Удобно! Сидят люди по своим углам, на своих наречиях курлыкают, сами собой гордятся, перед соседями кичатся. А для пущей важности каждому ещё и прошлое славное придумали. Чтобы уж от всей души величием пыжиться! И всем хорошо: и людям и империи. А представь: найдётся общий язык – в прямом смысле и в переносном. Этак ведь и договорятся до чего, до недоброго. Вот и демонстрировала империя заботу изо всех сил. Не дураки управляли!

– Отчего ж не уберегли, умные такие?

– Тут с другими интересами люди постарались. Однако, заметь: пристроились сэлийцы к власти, но менять ничего не стали: астарийцы на своём разговаривают, актавийцы на своём, да и сэлийцы сами унилингом только по делу пользуются. А так всё больше на родной налегают. И не нами это придумано! В одной книге прочитал легенду… А может и не легенду вовсе, не разберёшь сейчас. В давние времена все люди на одном языке говорили. Вот и договорились башню построить, чтобы до богов добраться можно было. Боги думали недолго, и сделали так, чтобы люди на разных языках говорить начали и перестали друг друга понимать. А без понимания вся затея и провалилась. С тех пор все правители так поступают, чтобы себя обезопасить! У любой власти интересы одинаковые, как её ни назови. Сидят люди по своим огородам, важностью надуваются, ничего против власти не затевают. А сэлийцы между ними посредники. По всему выходит – благодетели! Имеют полное право сказать: если бы не мы, верховная власть, вы бы вообще друг друга поубивали! Неважно, что они сами такую ситуацию создали – всё равно не поспоришь. Поубивали бы…

– Ну да, ну да… Но ведь здесь, на Логоре, не так?

– Правильно. Потому что Логора – помойка. Никому дела нет до того, что здесь происходит. И даже наоборот: чем хуже, тем лучше! Всё, что тут хорошего сохранилось, можно спокойно забирать, а сюда любое дерьмо сваливать. И какая разница, на каком языке отбросы на свалке общаются? А самим-то людям на едином языке общаться удобнее. Тем более, что он давно уже есть, ничего придумывать не надо. И самое главное – ничей! Не соседский учить, не обидно. Вот и забываются разные диалекты. Скоро и в самых дальних, лесных углах отомрут за ненадобностью.

Старик из своего буйноволосья глазки щурит весело, удовольствие разбрызгивает щедро, слова выговаривает вкусно, со смаком. Видно, что действительно, соскучился по собеседнику толковому. А впрочем, и бестолковый сойдёт, даже лучше ещё! Рот раззявит удивлённо – вот рассказчику счастье. А тут ещё и знания накоплены, мысли роятся, гудят, по ночам спать не дают. С кем поделиться? Местные умными мыслями пренебрегают, а то и вовсе злиться начинают. Спасибо, хоть не прибили до сих пор. Кстати…

– Странно, отчего вас бойцы не трогают? – подивился Иван. – Удивительная деликатность для Логоры. Я слышал, вы даже и с их командирами особо не церемонитесь.

– А без меня им тут в жизни не разобраться! – дед важно погладил бороду. – Оттого и терпят. Каталогом-то я один умею пользоваться. А сами, ладно, если читают по слогам. Куда уж им в систематизациях разбираться!

Иван ещё раз оглядел убогое жилище Хранителя. Хотя, какой уж там хранитель? И не сторож даже. Так, указатель говорящий. Правда, с гонором.