Текст книги "Из варяг в хазары"

– Эй, мальчик мой, Езекия! – облачившись в халат, возопил купец. Езекия не откликался, да и не мог откликнуться, потому как именно в этот момент давал взятку начальнику воротной стражи, чтоб тот пропустил без досмотра пару груженых повозок. Груженных сукном, разумеется. Контрагентом выступал Истома Мозгляк, а в оврагах, по всему пути следования небольшого каравана аж до самых ворот Итиля, прятались печенежские всадники Сармака.

Тщетно воззвав к племяннику, бен Кубрат по-стариковски обиженно поджал губы. Вечно этот Езекия где-то шляется! Лишить его наследства, так будет в следующий раз знать, как...

– Звали, дядюшка? – Запыхавшийся Езекия ворвался в покои, принеся с собой свежий запах улицы. Пахло от него дымом кизяка, навозом и еще чем-то... Купец повел носом, принюхался... Ну, точно – прелым сукном... Сукно... Сукно... А не ведет ли племянничек какой нечестной игры? Ничего не сказав, купец обременил вошедшего мелкой, никчемной просьбой – послал справиться, как дела у Ладии, будто сам не мог сходить или некого было больше послать. Поклонившись, Езекия удалился... но тут же вбежал снова, покрасневший и до крайности взволнованный.

– Дядюшка, через заднюю ограду к нам тайно лезут какие-то люди!

– Люди? – удивился купец. – Куда же слуги смотрят? Дармоеды, бездельники! Однако что же делать?

– Как что? Немедленно позвать стражников. – С этими словами племянник исчез, словно его не было тут никогда. Видно, побежал за стражей.

Кто бы другой на месте бен Кубрата, если б был потрусливей, заперся бы покрепче в покоях в ожидании стражи да велел бы слугам охранять тщательно, а ежели б расхрабрился, так и сам помчался бы немедля на задний двор, посмотреть, как слуги прогоняют взашей ворюг, а может, и поймать кого да передать тудунам на суд, пускай-ка ворам отрубят руки, поделом. Однако бен Кубрат поступил ни так и ни сяк. Его можно было считать скупцом, но глупцом – никогда. Потому старый Ибузир не пошел на задний двор – в случае чего, там и без него управятся; тем более не стал запираться в комнате, поскольку именно так и советовал поступить хитромудрый племянник. Всё же почему от него так странно пахло? Кизяк, навоз, прелое сукно – уж последний-то запах бен Кубрат ни с чем бы не спутал. Интересно... Не иначе, племянничек что-то затеял!

Езекия, естественно, никуда не побежал, а просто-напросто быстро открыл основные ворота и впустил во двор повозки, из которых люди Истомы начали таскать кипы сукна в амбар бен Кубрата. Носили быстро – Езекия с Истомой только успевали считать. Нападавшие на заднем дворе люди с черными повязками на лицах, в случае чего, должны были задержать бен Кубрата и его слуг, ну а дальше в дело должны были вступить Лейв и прочие, что неспешно прогуливались поодаль, у рынка. Всё было рассчитано до мелочей. Подсчитав суконные кипы, Езекия обернулся, улыбаясь и вертя на пальце ключи... Да так и замер! Улыбка сползла с его лица – перед ним стоял бен Кубрат собственной персоной и нехорошо щурился. Левая операция юного приказчика оказалась на грани провала. Истома вытащил из-за пояса широкий кинжал...

– Стой! – бросаясь на него, неожиданно во всю мочь заорал Езекия. – Стой, подлый вор, не уйдешь!

С этими словами он схватил несколько опешившего от такого обращения Истому за шиворот и, обернувшись к купцу, трагическим голосом произнес:

– Дядюшка, они прорвались и здесь!

После чего, незаметно подмигнув Истоме, с воплями выбежал на двор. Увидев в руках налетчика кинжал, бен Кубрат счел за лучшее немедленно последовать примеру племянника. Бежал так, что полы его синего халата развевались, как боевые знамена. Забежав за угол, обернулся. Похоже, тот плюгавец с кинжалом и не думал за ним гнаться – видно, грабил амбар. А зато здесь! О боже! Что же тут творится! Бен Кубрат схватился за голову, увидев, как из-за ограды прямо на его двор, словно кузнечики, прыгают какие-то люди с черными повязками на лицах. Однако! Один из них подлетел к купцу и без лишних слов огрел его по башке первой же подвернувшейся под руку палкой.

– Ты что наделал, урод? – заорал на него только что пришедший на задний двор Истома. – Кто же теперь нас...

– Так он вроде дышит, – оправдывался незадачливый воин.

– «Вроде»! – передразнил его Истома. Потом нагнулся к купцу. – И в самом деле, дышит. А ну, тащите его к ограде. Да воды, воды принесите. И вина. Да положите так, чтобы ему всё хорошо было видно... Ну, где же они, где?

Истома нетерпеливо оглядывался, краем глаза следя за тем, как воины в черных повязках без особого труда гоняют по двору слуг.

– Ну, где же они? – Истома почесал бороденку. – Впрочем, похоже, здесь уже обойдутся без меня... Эй, не особо тут усердствуйте! – осадил он вошедших в раж воинов. – Ждите наших. Да смотрите, чтоб купец к тому времени очнулся да хорошенько разглядел своих спасителей. А я пойду пока... прогуляюсь.

Воспользовавшись суматохой, Истома Мозгляк без особого труда проник в дом и, распугав служанок, ворвался в женскую половину. Стоящая у небольшого оконца Ладислава обернулась и вскрикнула. Прямо на нее, с длинным кинжалом в руках, шел прежний хозяин – мелкий, плюгавый мужик, хитрый и сильный.

– Видно, не судьба тебе, девица, – пробуя пальцем остроту лезвия, грустно прошептал Истома. – Не судьба.

А тем временем выехавший с постоялого двора старого Хакима отряд Хельги-ярла уже сворачивал к дому Ибузира бен Кубрата. Люди в повязках, опустив оружие, ждали. Лежащий у ограды купец постепенно приходил в чувство.

Лейв Копытная Лужа заметил чужих слишком поздно.

– Это еще кто такие? – увидев отряд, недовольно осведомился старый Хакон. А Альв Кошачий Глаз, всмотревшись, добавил, что кое-кого знает.

– И я здесь знаю кое-кого, – злобно прищурившись, сообщил Лейв. – Вон того недоноска, Снорри! Альв, нельзя его сейчас достать стрелой?

– Достать-то можно, – с сомнением произнес Альв. – Но... посреди города. Да и людно слишком.

– Правильно, – вздохнув, согласился Копытная Лужа. – К тому же их больше, чем нас. Ха! А похоже, они направляются туда же, куда и мы!

– Не может быть! – ахнул Альв. Однако так и было.

Небольшой отряд Хельги-ярла не спеша въехал во двор купца Ибузира бен Кубрата.

– Говорил я – ночью надо было, – поворачивая коня, зло прошептал Лейв. – А сейчас, похоже, нам там делать нечего.

– Пожалуй, – согласился Хакон.

– А те? – Альв Кошачий Глаз кивнул на двор купца.

– А те пускай как знают, так и выпутываются. – Лейв Копытная Лужа желчно усмехнулся. – Этот приблуда Истома меня не послушал? Не послушал. Умнее всех хотел быть? Ну вот пускай теперь как знает... Поехали, Хакон!

Альв Кошачий Глаз постоял немного, покрутился на коне, пытаясь разглядеть то, что происходит на дворе бен Кубрата, проводил глазами мчащийся к купеческому дому отряд лариссиев и, махнув рукой, последовал за Хаконом и Лейвом.

Оставив остальных во дворе, Хельги-ярл и Снорри быстро вбежали в дом. Почему именно в дом? Хельги не смог бы ответить...

– Не противься смерти, девица, не надо. – Осклабившись, Истома подходил всё ближе и ближе к жертве. Багровое закатное солнце отражалось в широком лезвии маленькими кровавыми зайчиками. Такие же зайчики весело плясали на потолке, стенах и даже на лбу побледневшей девушки. Ладислава упала на колени и прикрыла глаза. – Вот и хорошо, девица, – зашептал Истома. – Вот и правильно. К чему рыпаться? Ты не бойся смерти. То не страшно. Жаль мне тебя, конечно, да что поделаешь?

Он поднял кинжал.

Ладислава сглотнула слюну. Только одна мысль сейчас терзала ее душу – как бы этот страшный человек не догадался, что она не боится. Только бы не спешил... шел бы вот, как сейчас, наглый, уверенный в собственной силе и беззащитности жертвы. Только бы не встретиться с ним взглядом. Взглядом, в котором вовсе не было страха. Бедный недалекий Истома и не догадывался, что за время, проведенное в доме купца бен Кубрата, Ладислава словно бы очнулась от охватившей ее в последнее время равнодушной ко всему спячки. Достойные, очень даже человеческие условия жизни разбудили в ней Человека. Человека, а не вещь, которой она ощущала себя так долго! А снова почувствовав себя человеком, трудно остаться рабом. Нет, девушка хорошо понимала, что находится в рабстве. Однако мысли ее не были убогими мыслишками раба – это были мысли свободного человека. Наклонившись ниже, к самой циновке, Ладислава незаметно захватила руками ее края и теперь считала шаги... Раз... Два...

А Истома шел, всё так же улыбаясь и поигрывая кинжалом, да шептал что-то себе под нос. Три!!!

Ладислава резко выдернула циновку из-под ног приближающего убийцы. Нелепо перевернувшись, тот упал на спину, не выпустив, однако, кинжала из рук. Впрочем, если это и озаботило Ладиславу, то не надолго. Схватив длинный бронзовый светильник, она приготовилась защищаться.

Не ожидавший подобного отпора Истома поднялся на ноги. Никогда еще не случалось с ним подобного. Чтоб какая-то девка... какая-то мерзкая недостойная рабыня... Мхх... Надо же, схватила светильник, дуреха. Видно, не знает, как метко Истома умеет метать кинжал. Сейчас узнает. Куда бы метнуть? В горло? Или в глаз? Нет, пожалуй, в сердце...

– Ну, прощевай, девка! – Истома размахнулся...

И тут ворвавшийся в покои Ладиславы ярл перехватил его руку. Хватка Хельги была такой сильной, что Истома скривился от невыносимой боли.

– Пусти... – словно змея, зашипел он. – Пусти.

– Открути ему голову, Хельги-ярл, – посоветовал Снорри. – И чем скорее, тем лучше. – Он кинул взгляд на Ладиславу. – Ого, ты посмотри, какая красавица! Где-то я ее уже видел...

– Не убивай его, ярл, – подойдя ближе, сказала девушка. – Всё-таки когда-то он сделал мне добро. Один раз.

– Ну, раз ты просишь...

Хельги обернулся к ней и замер. Кажется, и раньше он не раз видал эту девушку... но почему-то не замечал, насколько она красива! Длинные золотистые волосы, глаза... палево-серые, нет, нежно-голубые, словно сентябрьское небо. Ямочки на щеках, тонкая шея, плоский, чуть тронутый загаром живот, длинные стройные ноги, их ничуть не скрывали зеленоватые полупрозрачные шальвары. Да... И где же он был раньше? Забыв обо всём, Хельги обалдело таращился на этакую красоту. А Ладислава подошла к нему близко-близко, так, что ярл почувствовал щекой ее горячее дыханье.

– Забери меня отсюда, князь, – прижавшись к груди ярла, попросила девушка. По щекам ее потекли слезы...

– Не плачь, не надо. – Хельги погладил Ладиславу по голове и обернулся к Снорри: – Надеюсь, у нас найдется лишний плащ с капюшоном?

– И даже лишняя кольчуга, – улыбнулся Снорри. – И лишний шлем, если понадобится.

Они ушли, не обратив никакого внимания на тихо скулящего в углу Истому. Ярл всё-таки сломал ему правую руку. Так, на всякий случай. Лучше было б, конечно, убить, но раз попросили...

– Отомщу, – злобно прищурившись, прошептал Истома. – При случае – отомщу.

Скривившись от боли, он тихонько выбрался из дома и ушел прочь, никем не замеченный. Да и не до него было! Пришедший в себя бен Кубрат со слезами благодарности славил спасителей: варяжского ярла Хельги с друзьями (кроме Снорри, вместе с Ладиславой уже мчащегося к постоялому двору старого Хакима) и своего племянника Езекию. Не растерялся ведь парень, вовремя позвал подмогу, а иначе б всё – убили! А что касается его шашней с левым сукном... еще будет время припомнить. Поглаживая вскочившую на макушке шишку и улыбаясь, купец широким жестом пригласил всех в дом. Он еще не знал, что, кроме физического удара палкой по голове, его ждет еще один удар – моральный: исчезновение прекрасной девственницы, давно уже обещанной в наложницы самому каган-беку Завулону.

Глава 16
ПОИСКИ И ИНТРИГИ

Ноябрь 862 г. Хазария

Но выбрано, выкликнуто уже

Чье-то имя,

Передышка

Окончена.

Хильле Ломин. «Золотой шнур»

Дремучими заснеженными лесами и голой степью, по крепкому насту и по топкой болотной гати, мимо селений и зимовищ, вдали от дорог и людных мест бежал, мчался, не зная устали, большеголовый волк с белой опушкой на шее, мчался, на ходу утоляя голод попадавшимся на пути мелким зверьем. Могучие лапы хищника неутомимо мерили версты: пролетели лесистые северские земли, потянулись степи, а где-то впереди замаячила светлая лента Бузан-реки – Дона – и белые, будто из снега, стены хазарского города Саркела. Не останавливаясь, бежал волк, лишь иногда переводил дух в урочищах да по ночам изредка выл на луну. На белой шее его, словно у знатного боярина, блестела цепочка с овальным амулетом, украшенным непонятными знаками. В амулете том лежал кусок березовой коры, тщательно свернутый в трубочку Черным друидом Форгайлом. Три руны нацарапал на бересте кровавый жрец Крома: «Смерть», «Змея», «Хельги»... И волк бежал – верный посланец Тьмы.

Каган-бек Завулон с войском возвращался домой из Саркела. Крепкие, хорошо вооруженные воины в красных накидках, словно литые, покачивались в седлах. Впереди скакал почетный эскорт – развевались на копьях синие бунчуки, хрипели сытые белые кони. Сам каган-бек, на вороном коне, в зеленом, подбитом горностаем, кафтане, в кожаном полированном панцире с нашитыми овальными бляшками и блестящем остроконечном шлеме, украшенном перьями цапли, выглядел внушительно и солидно, как, впрочем, и все хазарское войско. Путники – мелкие торговцы, кочевники, все, встречающиеся на пути, – завидев всадников, поспешно освобождали путь, со страхом и гордостью взирая с обочин на проносящихся всадников. Велико войско кагана, не ведают воины страха и жаждут лишь одного – пролить свою и вражью кровь во славу кагана! И нет им соперника нигде – от северских лесов до седых утесов Итиля. Мордва и буртасы, вятичи, северяне, радимичи и даже гордые поляне – все платят дань великому и грозному каганату. И будут платить... И не только они.

Улыбался Завулон, глядя на своих воинов, щерил по-волчьи зубы. Улыбались в ответ проносящиеся мимо всадники. И только вблизи можно было понять, что в улыбке каган-бека застыла грусть. Как никто другой знал Завулон, что могущество каганата – лишь кажущееся, что так и не смогла сплотить разрозненные кочевые племена новая иудейская вера, которую не признавала добрая половина родов, а те, кто признавал, на всякий случай не забывали и старых богов, принося белых кобылиц в жертву небесно-синему Тенгри. Знал каган-бек, что с юга теснят хазар упертые воины халифа, что шпионы Багдада проникают везде под видом купцов и что еще больше озлобился халиф после погрома мечетей в Итиле. Плюс ко всему новая беда – печенеги, а хазарские роды ненадежны, некоторые поддерживают печенегов, а другие – как болгары – ушли, откочевали далеко на север и, хотя и встречают посланцев кагана льстивой улыбкой, в любой момент готовы воткнуть кинжал в их спины.

Нет спокойствия в каганате, нет единства. Налоги непомерны, народ недоволен, сам каган доверяет лишь своим наемникам-русам, и правильно делает, потому, наверное, и жив до сих пор. Сколько же ему осталось жить, кагану? Какую цифру назвал он в тот момент, когда при посвящении на трон душили его тонким шелковым шнуром? Кажется, двадцать восемь лет? Из которых уже прошли двадцать три. Еще осталось пять. Если каган умрет своей смертью – ладно, если нет – его ровно через пять лет, по обычаю, придушат. И тогда он, каган-бек Завулон, поставит нового кагана, более послушного и не такого упрямого, как нынешний. Но пять лет – это много. Слишком много, а дорог каждый день. Может быть, боги (каган-бек тоже не забывал старых богов) пошлют на Хазариад мор или голод? Тогда можно будет с чистой совестью принести кагана в жертву, как утратившего волшебную силу. Ладно, хватит об этом. Каган-бек поморщился. Лучше думать о чем-нибудь приятном. О доме, например, о новой красавице жене, дочери богатого купца Вергела. Да, а еще конкурент Вергела старый Ибузир бен Кубрат обещал подарить красивую молодую наложницу. Не обманет, можно надеяться, хоть и ходят всякие байки про его скупость. Говорят, он никогда не моется, а в доме его всегда темно – экономит на светильниках. Также болтают, будто бен Кубрат уморил голодом почти всех своих слуг, а те, кого не успел уморить, сами разбежались. Ну, врут, наверное... Завулон пришпорил коня – впереди показалась блестящая лента Итиля.

– Батбай об этом ничего не знает, – посмотрев на Хельги, сказал Ирландец. В голосе его явственно слышалась досада. Прошла уже почти целая неделя, а так и не удалось вызнать, куда делись Снорри с Ладиславой, скрывшиеся в суматохе со двора бен Кубрата.

– Может быть, он плохо слушает разговоры, этот твой Батбай? – пожал плечами Хельги. – Или ты ему мало платишь?

– Нормально плачу. А насчет разговоров – Батбай не знает нашего языка и может кормиться лишь обрывками их бесед с хозяином, одноглазым Авраамом. И то – если в этот момент удастся оказаться поблизости, что совсем не так просто. – Ирландец вздохнул и одним глотком осушил кружку вина. Поморщился – видно, вино было молодым, кислым, – закусил сушеной грушей.

Хельги посмотрел на него, усмехнулся. Хотел было сказать, что надо искать, да передумал – Ирландец и без того знал, что надо.

Снорри и Ладислава незаметно скрылись со двора бен Кубрата по приказу Хельги и должны были ждать остальных на постоялом дворе старого Хакима. Однако к вечеру их там не оказалось. И – по словам Хакима – не было. Не приезжали. А с купеческого двора выехали. Куда же делись? Если б Хельги не знал Снорри с самого детства, он бы подумал, что парень просто сбежал и тешится где-нибудь с красивой девкой. Однако Снорри хорошо знали все – главными чертами его характера были честность и верность, вряд ли он стал бы подводить своего ярла...

Хельги уставился в глинобитную стену трапезной. Неделя прошла, и за это время... Но куда же, куда они могли исчезнуть? И так, что концов не найдешь. А нужно искать, нужно... Хельги чувствовал, что все – Никифор и даже Ирландец – ждут решения от него. Недаром ведь кто-то из них в шутку прозвал его вещим. А решение не приходило, неизвестно было, что предпринять, где искать, кого расспрашивать. Нет, решить возникшую проблему с наскока не получалось. Нужно было думать, рассуждать, сопоставлять и анализировать. Тщательно, методично, не упуская ни одной мелочи.

– Конхобар, позови Никифора, – оторвав взгляд от стены, попросил Хельги, с внезапно нахлынувшей радостью чувствуя, как где-то в глубине его мозга начинают бить барабаны... такие знакомые, можно даже сказать – родные.

– Звал, ярл?

– Да. Садись. – Хельги кивнул на лавку перед собой. – Будем думать вместе. – Он сжал зубы – боль в голове становилось невыносимой – скрежет, вой, грохот и хриплый женский голос, похожий на рычание, всё это нарастало, звучало в ушах всё громче и громче, уже так громко, что, казалось, вот-вот лопнут перепонки... И наконец стихло. Резко, словно и не было. А в голове осталась лишь пустота – пугающая, холодная, звенящая...

– Вот – дом бен Кубрата. – Вытащив из очага кусочек угля, ярл нарисовал на стене маленький кривоватый прямоугольник. Друзья внимательно следили за ним. – А вот – наш постоялый двор. Что между ними?

– Между ними – синагога, баня, рощица... – начал Ирландец.

– Затем – разрушенная мечеть, дома, огороды, сады, крытый торг, – наморщив лоб, добавил Никифор. Хельги тщательно фиксировал всё на стене.

– Тут – перевоз, а дальше – пустошь, ну а затем уж и постоялый двор. – Закончив рисовать, он обернулся: – И везде люди – и каждый, каждый из них мог что-то видеть.

– Да, но их слишком много.

– А что делать? – Ярл усмехнулся. – Нас трое – делим всё это... – Он кивнул на схему: – На три.

Снова взяв в руку уголь, Хельги разделил схему на три примерно равные части:

– Выбирайте!

– Выбирать? – усмехнулся Ирландец. Вот уж чего бы не предложил ни один норманнский хевдинг! Ой, не прост Хельги, ой, не прост. – Приказывай, ярл!

– Хорошо. – Ничуть не смутившись, Хельги кивнул на верхнюю часть схемы: – Тебе, Конхобар, – весь перевоз, пристань и постоялый двор одноглазого Авраама. Тем более что последним ты всё равно давно уже занимаешься. Еще раз напряги этого твоего Батбая. Пусть прощупает наших «друзей» – Лейва Копытную Лужу и прочих. Кстати, Лейва хорошо знал Снорри, еще там, в Бильрест-фьорде. Можно предположить, что и Лейв знал Снорри не хуже. Какие-то у них были связи... Какие? Ты не помнишь, Ирландец?

– Нет. – Конхобар усмехнулся. – Слишком уж мелкими они оба были в то время.

Никифор тоже отрицательно покачал головой.

– Жаль, – подвел итог Хельги. – Значит, придется узнать сейчас. Теперь ты, Никифор. Берешь кусок от дороги на перевоз до разрушенной мечети и торга. Ну а я – остальное: синагога, баня, рощица. Дом бен Кубрата мы вместе прощупаем – как-никак, охрана! Думаю, от слуг там можно узнать немало интересного. Кстати, баня и синагога принадлежит одному хозяину, некоему ребе Исааку. Вот, кстати, с ним и познакомлюсь сегодня. Заодно – помоюсь. – Ярл встал из-за стола. – Ну что расселись? Вперед.

– Язык, ярл! – вставая, промолвил Никифор. – Мы плохо знаем язык хазар. Как же будем разговаривать?

Хельги задумался, потер лоб и вдруг улыбнулся:

– А нам и не понадобится много слов. «Варяг», «девушка», «схватка» – вот, пожалуй, и всё. Да, и еще вот это. – Он подбросил на ладони серебряный дирхем. – Только тратьте осторожней, мы с вами пока что не очень богаты.

Баня, расположенная близ синагоги, считалась в Итиле одной из лучших. Крытая коновязь, колонны, вместительный погреб для кувшинов с вином, мраморный пол. Парная, два общих бассейна и несколько уютных кабинок с большими деревянными бочками, полными теплой или прохладной – по желанию клиентов – водой.

Банщик-массажист – здоровенный негр в белоснежной набедренной повязке, – приветливо улыбаясь, встречал клиентов у входа и провожал до места. С полдесятка слуг рангом поменьше деловито сновали между бассейнами, кабинками и погребом. Приносили вино и острый сыр с хлебными лепешками, таскали воду в бочки, терли клиентам спины, а кое-кто вел в отдельные кабинки завернутых в простыни девушек.

Хельги улыбнулся, отдавая плащ негру. Тот помог ему раздеться и тщательно запер оружие и вещи в особый сундук – для надежности. Получив мелкую монету, сверкнул белозубой улыбкой и склонился в низком поклоне:

– Господин желает отдельную бочку? Оливковое масло, египетские благовония, мирру, девочку? Или, может быть, мальчика?

Всё это банщик выпалил привычной скороговоркой аж на нескольких языках – тюркском (на нем говорили хазары, булгары, печенеги и прочие), арабском и славянском. Хельги, естественно, понял лишь последний и первый.

– Бочку, масло, благовония, – по-славянски перечислил он. – Девочку? Гм... Может, чуть позже. Да, надежны ли ваши люди у коновязи?

– Беспокоитесь за своего коня, господин? – понимающе кивнул негр. – Не нужно. Наши люди честны и проворны.

– Так они всё время на улице, у коновязи?

– Да, почти всё время там. Так как насчет девочки?

– Можно, – подумав, махнул рукой ярл. – Только из тех, кто говорит по-славянски или на языке норманнов.

– Кого, господин?

– Варягов. Варяжский.

– Ага. – Банщик задумчиво потер шею. Улыбнулся: – Постараюсь сыскать, господин. Вот ваша накидка. Свежая, льняная, с благовониями.

Завернувшись в тонкую накидку, Хельги прошел вслед за негром в парную, где, несмотря на раннее время, уже сидело человек пять, еще столько же плескалось в бассейне. Меж собой они говорили так быстро, что ярл совсем не улавливал смысла, хотя и понимал немного язык. Поплавав в горячем бассейне, он, по примеру других, тут же нырнул в холодный и, выбравшись на мраморный пол, подозвал одного из слуг, в сопровождении которого и прошествовал в отдельную кабинку, к бочке.

– Господин желает воду погорячее?

– Всё равно, – буркнул ярл, забираясь в бочку, и окунулся с головой.

– Вина? – не отставал слуга.

– Неси. – Хельги махнул рукой. – Да, и этот ваш, черный, мне что-то обещал.

– Черный? А, Мехмет! Сейчас позову, господин.

Черномазый банщик возник почти сразу же после ухода слуги. Войдя, поклонился, задернул за собой плотную штору. Сквозь слюдяное окно сверху просачивался дневной свет.

– К сожалению, девочек-славянок сейчас нет, господин, – сказал негр. – Все разобраны. – Он виновато развел руками, но тут же улыбнулся: – Есть сирийки, опытные в любовных делах. Господину очень понравится.

– Они понимают по-славянски или по-норманнски?

– Боюсь, что нет, господин. Да и зачем им понимать? – Банщик вполне резонно пожал плечами.

– Так совсем нет никого, кто бы понимал? – не отставал Хельги.

– Гм... – Негр задумался, помолчал немного, потом вдруг снова радостно улыбнулся: – Есть мальчик! Хороший, красивый. Из славян. И говорил, что знает варяжский.

– Отлично! – хлопнул в ладоши ярл. – Давай его сюда.

– Как скажешь, господин! Только это... – Банщик замялся, и Хельги недовольно посмотрел на него:

– Что еще?

– Это очень дорогой мальчик, мой господин! Один молодой варяг в прошлый раз, когда узнал цену, больно побил Войшу – так зовут мальчика.

– Молодой варяг? – Хельги задумался. – Ну, что стоишь, веди скорей своего мальчика, да не сомневайся – серебра у меня хватит.

Банщик ушел, и Хельги с головой опустился в воду.

Мальчик пришел почти сразу. Светловолосый, сероглазый, щуплый, с тщательно припудренным синяком под левым глазом. Поклонился, не говоря ни слова, сбросил тунику и сразу полез в бочку.

– Эй, не так быстро, парень! – возмутился Хельги. – Посиди пока там. – Он кивнул на узенькую лавочку под самым окном.

– Да, но там холодно, мой господин, – возразил мальчик на языке людей фьордов. Говорил он вполне чисто, лишь чуть смягчая согласные.

– Холодно? Так оденься. И подай сюда вина.

Войша тут же исполнил всё, что приказано. Хельги хлебнул вина и, взглянув на скромно сидящего в уголке мальчика, поинтересовался, кто его побил.

– Не знаю, какой-то варяг, – пожал плечами Войша. – Мало, вишь, монет с собой взял, ублюдок. А мне-то до того какое дело? Еще и стукнул, собака. – Пацан вдруг хитро прищурил глаз: – А ты, господин, говорят, не беден?

– Не беден, – кивнул ярл. – И хорошо заплачу, не сомневайся.

Услыхав последние слова, Войша оживился и снова принялся скидывать тунику.

– Стой, стой, не торопись, – замахал руками Хельги, и мальчишка обиженно засопел:

– Господин желает, чтобы я раздевался медленно?

– Господин желает, чтобы ты вообще не раздевался! Лучше скажи – зачем тебе деньги? Видно, хочешь выкупиться и вернуться на свою родину?

– Да щас! – усмехнулся Войша. – Делать мне больше нечего, как только возвращаться! Жить в глуши, в дикой, нищей деревне, тем более что и родичи мои давно померли. Нет уж, лучше здесь. Скоплю серебра, открою баню – уважаемым человеком стану!

– Хорошая мысль, – оценил идею Хельги и тут же осведомился, как к ней отнесется ребе Исаак.

– А ты откуда знаешь про ребе, господин? – волчонком взглянул на него парень.

– Плохой человек этот Исаак, – тут же словил ситуацию ярл. – Очень плохой.

– Не то слово, – кивнул Войша и улыбнулся. Видно, ему очень хотелось выговориться, да не с кем было. – Между нами говоря, гад, каких мало!

– Вот. И Езекия мне то же говорил.

– Так ты знаешь Езекию, господин? Это мой приятель! – Глаза Войши оживленно блеснули. – Ради такого случая могу тебя бесплатно обслужить, даром!

– Не-не-не... Не надо даром... То есть, тьфу... Вообще не надо. И не лезь ко мне в бочку, кому сказано! Лучше поведай мне об одном молодом варяге...

– А, о Лейве? Тоже собака та еще... Ходил, ходил, задолжал за три дня, а как я ему напомнил про должок, так рассердился, вон, треснул мне под глаз... А дня три назад пришел, гад, мириться. Долг, правда, не принес, но обещал скоро отдать. Всё допытывался, не знаю ли я тут кого из печенегов, – и зачем ему эти печенеги, придурку?

– Печенеги? – переспросил ярл. – Какие печенеги?

– А такие... Вина можно испить? Благодарствую...

Войша выпил почти всё вино и даже не заметил этого. Всё болтал, болтал, болтал без удержу. Как потом пояснил – язык норманнов в каганате практически никто не знал, и он совсем не опасался чужих ушей – пускай себе слушают, всё одно ничего не поймут. Что же касается уважаемого ярла – тут Войша цинично прищурился, – то пусть он, ярл, потом попробует доказать, что ему там наговорили в бане.

– А вообще, я с варягов неплохо имею, – выпив вина, разоткровенничался Войша. – Язык их, почитай, я один здесь и знаю, по-хазарски говорю, немного на языке халифата. Многие варяги ко мне приходят, правда, жаль, мало их здесь, а то б я на баню давно заработал, ни Мехмета помочь просить бы не стал, ни Езекию.

– А этот Исаак... Он тебе не помешает?

– Может, – серьезно кивнул пацан. – Но я про него кое-что знаю. Да такое, за что тудуны по голове не погладят. Нет, не буду говорить что, не спрашивай. Неделю назад что было? Хм... Шум какой? Да нет, вроде ничего такого. Нет, если б у коновязи что видели, я б знал. А кого должны были видеть-то? Молодого варяга и красивую девку? Угу... Девка – варяжка? Славянка... Ну, это всё рано, по виду не отличишь. Волосы золотые? Гм... Нет, никто ничего не видел, но... Есть на подобный товар охотник! Ты уже догадался? Верно – Исаак! Раз украли где-то красивую девку – у него спрашивать надо. Правда, он не скажет. Девок Исаак ромеям сдает или багдадским купцам... Но сейчас ни тех ни других. И до весны, скорее всего, не будет. Значит – печенегам. А что ему еще делать? Краденый живой товар до весны держать – не утаишь, сбыть надобно сразу. Печенеги, конечно, не дадут настоящую цену, но тут уж как сторгуешься, а Исаак торговаться умеет.

Вода в бочке Хельги давно остыла, но ярл не обращал на это никакого внимания, поглощенный важной беседой. Нет, всё-таки не зря он зашел сегодня в баню, не зря.

– Жди у входа, получишь дирхем, – вылезая наконец из бочки, сказал ярл Войше. Тот кивнул и исчез за занавесью.

Облачаясь в одежды, Хельги расплатился с банщиком, осмотрелся и, стараясь не очень спешить, направился к выходу. Там у коновязи его уже поджидал Войша.

– И нравится тебе заниматься... тем, чем ты занимаешься? – незаметно передав парню монету, поинтересовался ярл.

– Да не очень, – честно признался тот. – Но что делать – деньги очень нужны. Ничего, куплю баню, гарем заведу.

– Да будут благосклонными к тебе боги, – улыбнулся на прощанье ярл. – Услышишь что интересное, приходи на двор старого Хакима. Знаешь где?

– Знаю. У перевоза. – Войша махнул рукой, но обратно в баню не пошел, а долго еще стоял у коновязи, глядя вслед молодому ярлу, яркий темно-голубой плащ которого трепал холодный северный ветер.

Каган-бек покинул покои новой жены вполне Удовлетворенным. Красавица Халиса свою работу знала и, надо признать, выполняла ее умело. Где только научилась такому?