Текст книги "Доктор Смерть"

Глава восьмая. Мир принадлежит оптимистам

Место отец подыскал замечательное – только что созданный в рамках улучшения качества оказания медицинской помощи кабинет для больных с хронической сердечной недостаточностью. Работа спокойная и перспективная в научном плане, то есть – в плане подготовки докторской диссертации, причем находился кабинет под патронажем кафедры терапии, на которой работала мама.

– А скоро и на кафедру можно будет перейти, – обнадежила мама. – Ректор наш долго на своем месте не усидит, у него с новым губернатором отношения не сложились. Тот хотел своего протеже в проректоры по научной работе пропихнуть, но наш через Москву этому помешал. Сражение он выиграл, но войну с губернатором проиграет, разные у них весовые категории. Ты пока осваивайся, Кирюша…

– А кабинет твой со временем можно будет до научно-практической группы развить, – пообещал отец. – Тема-то актуальная. Будет все, как в Калининграде.

– Не надо мне, как в Калининграде, – сказал Кирилл, трижды стукнув костяшками пальцев по столу. – Там начиналось хорошо, а закончилось не очень.

– Что поделать? – вздохнул отец. – Жизнь – сложная штука. У меня, если честно, тоже не все гладко…

– Что такое? – встревожился Кирилл. – Проблемы со здоровьем? Почему я о них не знаю?

– Слава Богу нет, – теперь уже отец постучал по столу. – Здоровье пока ничего, в рамках возраста конечно. А вот на работе все непросто. Пошла мода на омоложение руководящих кадров…

Мать раздраженно фыркнула.

– Берут неопытных сопляков и пытаются сделать из них руководителей! – сказал она. – Перспективные менеджеры! Можно подумать, что эмбиэй-шмамбиэй и курсы управления могут заменить опыт!

– Но, тем не менее, главврачом «трешки» назначили тридцатилетнюю девчонку, которая и пороху-то еще не нюхала! – сказал отец. – Что творится? Куда мы придем? До чего докатимся?

– Докатимся мы все до одного и того же, – заметил Кирилл. – До некролога в газетах. Дай Бог, чтобы попозже.

– Так-то оно так, – кивнул отец, – но ты, Киря, постарайся закрепиться на новом месте поосновательнее.

– Постараюсь, – пообещал Кирилл. – Очень.

– И о женитьбе уже пора подумать, – сказала мать, прежде всегда советовавшая не торопиться с этим делом. – Хотелось бы внуков понянчить на старости лет.

– Какие твои годы! – усмехнулся Кирилл. – Успеется…

Со всеми этими проблемами и переездами круг общения сузился до семейного. В Калининграде все знакомства были случайно-непродолжительными, а от ярославских друзей как-то отвык. Попробовал несколько раз освежить отношения, но получалось скучно и как-то натянуто. «О, наконец-то встретились!..». «Сколько лет, сколько зим!..». «Ну как ты?..». «А помнишь?..». И – всё! После обмена парой-тройкой воспоминаний говорить становилось не о чем. Что же касается женитьбы, то этот ответственный шаг следовало сделать самым наиправильнейшим образом, так, чтобы извлечь из него максимальную выгоду. Не столько денежную (потребности у Кирилла всегда были скромные), сколько карьерную, а то как забуксовал в самом начале пути, так и стоишь на месте… Нужен толчок, мощный толчок, поднимающий на новый качественный уровень. Перспектива устройства на кафедру терапии, о которой постоянно говорила мама, уже не особо привлекала Кирилла. Прежде всего эта перспектива была весьма расплывчатой и крайне неопределенной. Мама ждала, пока сменится ректор, вышвырнувший ее сына с кафедры хирургии. Однако, новый ректор мог заменить некоторых заведующих кафедрами, в том числе и маминого Бориса Леонидовича, которого дома мама ласково называла Боречкой. И не факт еще, что новый заведующий захочет взять Кирилла на кафедру. И не факт еще, что при новом заведующем мама усидит на своем месте – молодых да бо̀рзых, как выражается отец, сейчас пруд пруди, так и ищут, кого бы свалить, чтобы занять его место. Опять же – одно дело развивать свою «хирургическую» кандидатскую до докторской, и совсем другое делать докторскую по кардиологической теме с нуля. Если раньше Кирилл любил думать о будущем, то сейчас обрывал все мечты фразой «загад не бывает богат». Жизнь научила. Чем витать в облаках, лучше радоваться тому, что имеешь.

Кабинет ХСН (эта аббревиатура, означавшая хроническую сердечную недостаточность, самим Кириллом расшифровывалась как «х… с ним!») был своего рода подарком судьбы, которая создала его аккурат к возвращению блудного отпрыска славной врачебной династии в родные пенаты. Не то, что было в Калининграде при дяде Мише, но все-таки не рядовым врачом на приеме сидеть – есть возможность публиковать научные статейки и потихоньку набирать материал для докторской. Крепкий тыл тоже радовал – научным куратором Кирилла была мама. И непонятное разъяснит, и с новыми тенденциями ознакомит, чтобы было что коллегам рассказать, и статью написать поможет, и от ошибок предостережет. Правда, не всегда в деликатной форме – может сказать: «Ну какой же ты тупой!» или еще что-то в этом роде, но у родителей есть определенные привилегии, к тому же все резкое говорилось только дома, с глазу на глаз.

Главный врач кардиодиспансера Ольга Антоновна в круг близких друзей семьи не входила, но и совсем чужой не была – работала ординатором[12]12
  Не следует путать понятия «ординатор» и «клинический ординатор». «Ординатором» называется лечащий (палатный) врач больницы, потому и комната врачей зовется «ординаторской». А клинический ординатор – это человек, проходящий обучение в двухгодичной клинической ординатуре. Но в быту клинических ординаторов чаще всего называют просто ординаторами.


[Закрыть] в отцовской больнице, когда отец заведовал хирургическим отделением. Ну и вообще у главных врачей своя корпоративная солидарность – сегодня ты моего сына к себе пристроишь, а завтра я твою дочь к себе. Так что работалось Кириллу спокойно, без нервотрепок, к которым он уже начал привыкать в Калининграде после смерти дяди Миши. Да и сама работа был гораздо проще, однообразнее. Возможно, кому-то это и не понравилось бы, но Кирилла устраивало полностью. Встал в колею – и едешь по ней, и едешь… Терапия сердечной недостаточности – это вам не бином Ньютона и не теорема Ферма. Повышай насосную функцию сердца, выводи из организма лишнюю воду – и все будет в порядке! А если что, то всегда можно заглянуть в методические рекомендации или посоветоваться с доцентом Барканской, она поможет.

Проницательная мама, сразу почувствовавшая, что сын что-то скрывает, сначала настойчиво спрашивала, все ли в порядке, а потом позвонила вдове дяди Миши и узнала от нее про нападение, больницу и суд. Вернувшись домой с работы, Кирилл сначала получил нахлобучку от матери – как ты можешь нам врать?! – а вечером от отца, который сразу же после смерти дяди Миши настойчиво предлагал Кириллу вернуться домой. Хорошо еще, что родители так и не узнали про двадцать пять тысяч долларов, лежавших в снятой тайком банковской ячейке, а то бы вообще убили за такой рискованный поступок, как получение денег от гражданина Гасанова. Им же не объяснишь, что интуиция подсказала: «Бери спокойно!».

Любопытства ради (так, во всяком случае, гласила версия, созданная для себя) Кирилл попробовал посещать психолога. Хотелось вернуть себе былую уверенность в своих силах и веру в свое светлое будущее. Чтобы избежать сплетен шифровался как Штирлиц – нашел специалиста в Костроме и ездил к нему каждую субботу. Родители про поездки знали, но думали, что у сына завелась в Костроме подружка.

В первые два посещения было интересно, а затем интерес начал угасать. Разумеется, психолог сразу же объяснил, что поднятие самооценки и обретение веры в себя – дело сложное и долгое, но Кириллу казалось, что после каждого сеанса он будет чувствовать какое-то облегчение или еще что-то позитивное, пускай и совсем небольшое. Но чувствовал он только усталость, к которой постепенно начало примешиваться раздражение. Девятая встреча стала последней. В пассиве – напрасная трата денег и времени, а в активе – детальное знакомство с центром Костромы. Кирилл приезжал на сеансы заранее и до назначенного часа гулял по центру, стараясь всякий раз выбирать новые маршруты.

Как-то раз, наткнувшись во время прогулки на очередную группу туристов, возглавляемую энергичной женщиной средних лет, Кирилл подумал о том, что профессию надо было выбирать другую, полегче и не такую ответственную. Нет, разумеется, не экскурсоводом, тут уж и говорить нечего. Но разве мало других профессий? Можно было бы и в финансисты-экономисты податься. Но как можно?! Ужас-ужас-ужас! У нас же династия! Великий предок Мартын Антипович и все его ныне покойные потомки перевернулись бы в своих гробах, если бы Кирилл изменил медицине… А вот бы и не перевернулись бы, потому что переворачиваться давно нечему и не в чем – истлело все поди. Да и вообще, у предков была своя жизнь, а у Кирилла – своя. Однако же рыпаться и что-то менять поздно. Да и куда уходить? В охранники или в таксисты? Нет уж, увольте! Получать второе высшее и затем на четвертом десятке начинать все с нуля? Тоже слабое удовольствие, точнее говоря – никакого.

Оценив свои возможности и перспективы, Кирилл пришел к выводу о том, что нужно любым путем, любой ценой пробиваться на кафедру, защищать докторскую, а затем уходить в приятный и спокойный мир клинической фармакологии. Приятный, потому что остепененные клинические фармакологи проводят исследования препаратов по заказу фирм-производителей, что очень хорошо оплачивается. А спокойствие обеспечивается отсутствием пациентов, которым можно поставить неверный диагноз или же назначить неправильное лечение. Клинические фармакологи сами никого не лечат, они изучают, как лечат другие – оцените разницу! Можно, конечно, податься в гистологи или, скажем, в физиологи, там тоже спокойно. Но что там заработаешь? Шиш да кумыш плюс дохлую мышь, как любил говорить дедушка Леша, невероятно гордившийся тем, что его единственная дочь стала врачом (да каким врачом – доцентом!) и единственный внук тоже будет хирургом. «Медицина – это не торговля, – рассуждал дедушка. – Врачей все уважают и им не приходится всю жизнь ходить по канату, как торговым работникам…». Ага – уважают! Кастетом в голову! Что же касается хождения по канату, то об этом и говорить нечего… В торговле хотя бы ясно, за что ты отвечаешь, там тебя без вины виноватым не сделают, ну, разве что недостачу какую повесят, но все же можно доказать, что это навет и подстава. А в медицине кому что докажешь? Никому! Если уж говорить начистоту, то это еще хорошо, что Гасанов-младший пытался свести счеты при помощи рукоприкладства. Если бы он написал заявление в Следственный комитет, то на скамье подсудимых мог бы оказаться Кирилл. И никто бы не посмотрел на то, что пациент наотрез отказался от госпитализации. Осудили бы за милую душу, а то бы и посадили, потому что сейчас установка такая – карать врачей сурово и безжалостно. Карайте, если нужно, но только по делу. Справедливость – прежде всего.

Кабинет ХСН служил гладкой дорожкой в клиническую фармакологию. Дело ведь тоже самое – подбор оптимального лечения, изучение взаимодействия препаратов, разработка методов контроля эффективности лечения. А если удастся превратить его в научно-практическую группу, так будет совсем хорошо. Интересно, а главный врач диспансера понимает, какие возможности открывает для нее лично повышение статуса кабинета? Может стоит обрисовать ей эти перспективы? Кирилл посоветовался с отцом насчет этого, однако тот посоветовал не бежать впереди паровоза. Все руководители прекрасно знают, на чем можно заработать, но все упирается в финансирование. Появятся у Ольги Антоновны деньги на развитие научно-исследовательской работы – будет тебе группа, а, может, и целый отдел. Поживем – увидим. Главное – не унывать, потому что этот прекрасный мир, в котором нам выпало счастье жить, принадлежит оптимистам.

Разменял тридцатник, а за докторскую так и не взялся? Радуйся тому, что кандидатскую защитил.

С кафедры поперли? Ничего, зато не на участке пахать приходится и не на скорой помощи, а в областном кардиодиспансере на перспективной должности.

Семьи пока не создал? Лучше позже, да лучше. Дед Кирилл Мартынович тоже не торопился с этим делом и ничего – в свое время все сложилось. Главное – дождаться нужного момента. В роду Барканских-Антиповых, помимо приверженности медицине, была еще одна традиция, сугубо личного характера – никто из предков не разводился и не имел другой семьи на стороне. И правильно! Зачем осложнять себе жизнь своими же руками?

Жизнь не только разбила розовые очки, через которые Кирилл когда-то смотрел на мир, но и научила предусмотрительности. Нельзя складывать все яйца в одну корзину. Нельзя надеяться только на родителей, они не вечны, да и мало ли что может случиться. В качестве запасного варианта Кирилл возобновил знакомство со своей бывшей однокурсницей и недолгой пассией Ирой Терещенко, которая после получения диплома уехала в Москву, благополучно защитилась и теперь работала ассистентом кафедры клинической фармакологии и функциональной диагностики Российского университета демократического сотрудничества.

Встретились, пообщались-повспоминали, освежили угасшую любовь в постели, короче говоря – наладили отношения. Ира успела побывать замужем за каким-то банковским деятелем, с которым она развелась вскоре после рождения дочери, получив в качестве компенсации за разбитые надежды двухкомнатную квартиру на Большой Переяславской улице. Ира говорила, что больше она в это г…о никогда не вляпается, однако по глазам было видно, что вляпается и по новой, если ей предложат, но Кирилл предлагать не собирался. Он притворялся убежденным противником брачных уз и сторонником свободных отношений. Отдельно порадовало то, что Ира дружила с дочерью заведующего кафедрой, своего непосредственного начальника, которая тоже работала ассистентом под началом отца. Когда Кирилл забросил удочку насчет своего возможного переезда в Москву, Ира пообещала помочь, чем сможет. «Ты только сведи меня с кем нужно, – подумал Кирилл, – а дальше уж я сам разберусь».

– Хорошо, что ты объявился, – сказала подруга на прощанье и тут же упрекнула. – А за три года аспирантуры ни разу обо мне не вспомнил.

– Знала бы ты, в какой депрессии я был все эти три года! – ответил Кирилл. – Вспомнить страшно!

Разумеется, Ира потребовала подробностей, но Кирилл сказал, что ему до сих пор больно вспоминать, как к нему относились в Центре имени Петровского и на этом тема была закрыта. Удачно вывернулся, надо признать. Иру обижать не хотелось – перспективный кадр. Не в смысле женитьбы, а в общем житейском.

Свои матримониальные акции Кирилл котировал высоко. Умный и обаятельный кандидат медицинских наук, происходящий из хорошей врачебной семьи, обеспеченный, умеющий производить хорошее впечатление и понимающий что к чему… Понимающий и не унывающий.

Никогда не унывающий!

Этот мир принадлежит оптимистам!!!

Разве не так?

Глава девятая. Прямолинейный врач

– Особым пациентам нужно назначать особую терапию, – учила мама. – Старайся избегать стандартных общеизвестных схем. Человек должен понимать, что он получил уникальную услугу, индивидуальный подход. Кому что назначили – это вечная пациентская тема, обычно с этого все разговоры и начинаются. Особые пациенты оскорбляются, если их лечат, как всех. И никогда не назначай никаких копеечных препаратов! Даже если они идеально укладываются в схему, все равно подбери дорогостоящий аналог. У людей в головах крепко сидит, что дешевое не бывает хорошим. Если упаковка таблеток стоит двадцать рублей, то это уже не лечение, а оскорбление…

«Особыми пациентами» мать называла всех, кто выделялся из общей массы, начиная с разного рода начальников и заканчивая родственниками близких друзей. Кирилл слушал и мотал на несуществующий ус, знал, что мама плохому не научит.

– И тетрадочку отдельную заведи, чтобы записывать, кто чем занимается или, кто чей родственник. В нужный момент раскрыл, пролистал – и узнал к кому можно обратиться…

Вместо тетради Кирилл завел на своем ноутбуке папку для особых пациентов, которую так и назвал: «Особая папка». Помимо основной информации записывал и дополнительную, на первый взгляд ненужную, но на деле весьма важную. Пациентам нравится внимание, нравится, когда врач помнит то, что они ему рассказывали. Сообщит, к примеру, пациент, что давление у него поднимается в последнее время из-за хлопот, связанных с подготовкой к свадьбе дочери, а Кирилл запишет: «6 окт. – свадьба дочери Альбины». А на следующем приеме поинтересуется, как прошла свадьба да куда Альбиночка с мужем отправились в свадебное путешествие. Пациенту приятно, а когда пациенту приятно, то и доктору хорошо. По-научному это называется персонализированным маркетингом.

В областном кардиодиспансере доктор Барканский был на хорошем счету как у начальства, так и у пациентов. Вежливый, улыбается, слушает внимательно, не просто выпишет рецепты, а объяснит, что к чему, если возможность есть, то и без записи примет. Опять же – не простой врач, а кандидат, научную работу ведет…

Кирилл всегда поражался тому магическому действию, которое производят на людей ученые степени, которые совершенно незаслуженно воспринимаются как знак качества. Ну, допустим, написал когда-то человек научную работу, посвященную показателям клеточного иммунитета при атеросклерозе, и получил за нее кандидатскую степень. Разве он от этого будет лучше разбираться в лечении гипертонической болезни или той же сердечной недостаточности? Разумеется – нет. Но, тем не менее, люди млеют от слов «кандидат наук», а докторам наук в пояс кланяться готовы. Смешно! Но жизнь вообще смешная штука, особенно когда наблюдаешь за тем, что происходит не с тобой, а с окружающими.

Будучи сыном главного врача, Кирилл хорошо представлял сокрушительную силу жалоб. Грамотный и целеустремленный жалобщик, который знает, куда и что именно нужно писать, может причинить большие неприятности – даже если и удержишься на своем месте, то с большим пятном на репутации. Да и личный опыт научил тому, что пациенты, а также их родственники, должны всегда быть тобой довольны. Повторения инцидента с кастетом не хотелось. Поэтому, когда главный врач диспансера Ольга Антоновна называла Кирилла «нашим эталоном», то не очень-то и преувеличивала. Поначалу Ольга Антоновна направляла к Кириллу «блатных» пациентов только с сердечной недостаточностью, но постепенно начала направлять и с другими болезнями, поскольку знала, что Кириллом Мартыновичем даже самые взыскательные и самые избалованные пациенты останутся довольны. А если он сам в чем-то до конца не разберется, то ему матушка поможет. Доцент Барканская считалась лучшим диагностом Ярославля, местным воплощением сериального доктора Хауса.

Впечатлять пациентов следует по полной программе. На столе у доктора всегда должна лежать парочка свежих научных журналов и непременно – с закладками. Беседуя с пациентами, нужно упоминать о новых тенденциях лечения. Пациенты должны понимать, что доктор следит за последними достижениями науки. Ну и полезные факты из собственной биографии надо уметь преподнести в правильном виде, словно бы мимоходом. Например обронить: «Углубленно изучать этот вопрос я начал в Прибалтике, когда руководил там научной группой…». А что – разве бывшая Восточная Пруссия не входит в Прибалтику? Входит. А научно-практическую группу можно называть просто «научной». Но пациенты проникаются неимоверно. Надо же какой умный доктор! За границей наукой руководил! Пустячок, а полезно.

Грехи хирурга Барканского давно забылись, а свой уход с кафедры Кирилл теперь объяснял утратой интереса к хирургии. Да, было такое дело – пошел по стопам отца и деда, но довольно быстро понял, что сердце к хирургии не лежит и переквалифицировался в кардиологи. Одно время пребывал в длительной командировке, руководил научной группой, а по завершении этого проекта вернулся домой.

Гладко? Гладко!

Складно? Складно!

Повтори свою версию раз пятьдесят – и окружающие в нее поверят. А на сотый раз и сам начнешь верить, что так оно и было. К тому же Кирилл хорошо ладил с коллегами, поэтому те, кто все помнил, ни разу ему этого не припоминали. Припоминают же не просто так, а для того, чтобы отомстить или уязвить.

Иногда среди особых пациентов попадались особо особые, то есть – особо перспективные. Не в плане лечения, а в плане знакомства. Про себя Кирилл называл их «особыми в квадрате» и в работе с ними старался выкладываться по полной программе, чтобы показать себя с наилучшей стороны.

Вот как, к примеру, мамин шеф Борис Леонидович стал заведующим кафедрой в тридцать восемь лет? В бытность свою доцентом он произвел хорошее впечатление на первого секретаря Ярославского обкома партии Толстоганова – подобрал ему адекватную схему лечения гипертонии, на фоне которой артериальное давление большого человека перестало скакать, словно лошадь на родео. Большой человек сильно зауважал Бориса Леонидовича и когда тот после защиты докторской сказал, что собирается переезжать в Москву, поскольку в Ярославле не видит перспектив, освободил для него место заведующего кафедрой, отправив предшественника на давно заслуженный отдых. Почему? Да потому что не хотел отпускать от себя такого замечательного врача.

Директор департамента инвестиций и промышленности Агарейко попал на прием к Кириллу случайно. Вообще-то он наблюдался у заведующей кардиологическим отделением Макаренковой, доктора наук и главного терапевта области, но в тот день она лежала дома с гриппом, а замещавшая ее доктор Сударикова застремалась иметь дело с высокопоставленным пациентом и спихнула его Кириллу. Агарейко, тесть которого заведовал чем-то важным в президентской администрации, считался преемником нынешнего губернатора и всем было ясно, что губернаторство для него пределом не станет – со временем вознесется еще выше, в заоблачные горние сферы. Может и премьер-министром стать, если фишки правильно лягут.

Любому своему баловню судьба-насмешница непременно преподнесет горькую пилюлю, чтобы баловень особо не зарывался и знал почем фунт лиха. Для Агарейко горькой пилюлей стал трансмуральный инфаркт миокарда, случившийся накануне сорокалетнего юбилея. Бывает, что уж там… Своевременно принятые меры и сознательность пациента позволили свести последствия к минимуму, но, тем не менее, остались кое-какие проблемы, да и риск повторного инфаркта висел над ним дамокловым мечом. Короче говоря, нужно было постоянно пить таблетки и раз в месяц показываться кардиологу, что Агарейко и делал.

Кириллу он понравился – незаносчивый, свойский, без свойственного большинству «хроников»[13]13
  Жаргонное название пациентов с хроническими заболеваниями.


[Закрыть] занудства, оптимистично настроенный и, вдобавок ко всему, дисциплинированный. Кирилл уважал пациентов, досконально выполнявших все врачебные назначения. С такими людьми и работать приятно, поскольку понимаешь, что твои старания не пропадут впустую. А то некоторые начинают с того, что этот препарат им отсоветовал пить приятель, а про тот они прочли плохое в интернете, а третий «как-то не пошел», потому что после него ощущалась тяжесть в желудке. Ну какая может быть тяжесть в желудке после препарата, разжижающего кровь? Жрать на ночь меньше надо!

– В принципе, все хорошо, Кирилл Мартынович, только вот приступы головокружения по нескольку раз в день бывают и с этим делом как-то не очень… – сказал Агарейко. – Я, вообще-то, в курсе, что после крупноочаговых инфарктов начинаются проблемы с потенцией, но может посоветуете чего?

– Это не более чем заблуждение, – ответил Кирилл. – К сожалению, распространенное. Состояние сердечной мышцы не связано напрямую с половой функцией. К тому же на фоне подобранной вам терапии ваше сердце работает, как часы. Отеков нет, обычные физические нагрузки вы переносите хорошо, даже бегаете по утрам понемногу… Так что давайте не будем настраиваться на плохое. Головокружения и прочие упомянутые вами проблемы обусловлены спазмом периферических сосудов, который является побочным действием эдиво̀ка.[14]14
  Все приведенные в данной книге названия лекарственных средств изменены настолько, что их можно считать вымышленными.


[Закрыть] У большинства бета-блокаторов есть такое свойство.

– Так может отменим его? – предложил пациент.

– Это было бы нежелательно, – возразил Кирилл. – Эдивок повышает коэффициент полезного действия вашего сердца и, кроме того, снижает вероятность повторного инфаркта. Я предлагаю оставить его, а для снятия спазма добавлю к вашему лечению любапамил. Этот препарат обладает сосудорасширяющим действием поскольку препятствует поступлению кальция в мышечные клетки сосудов, и, кроме того, усиливает благоприятное действие эдивока. Можно сказать, что одним выстрелом мы убьем двух зайцев – избавимся от нежелательных побочных действий и защитим сердце лучше прежнего…

Пациент радостно улыбнулся и дважды кивнул – да-да, конечно!

– Правда вот цена кусается, – добавил Кирилл, выбравший самый дорогой препарат в линейке аналогов. – Одна упаковка любапамила стоит в пределах двух с половиной тысяч, а на месяц нужно две упаковки.

– Здоровье дороже всего! – ответил Агарейко. – Да и не такие уж это большие деньги.

«…Особенно для того, кто рулит инвестициями в масштабах области», мысленно добавил Кирилл.

– Что же касается половых нарушений, то они происходят от головы, – Кирилл постучал себя указательным пальцем по виску. – Как только перестанете нервничать по этому поводу, так сразу же все придет в норму. В принципе, можно и у сексопатолога проконсультироваться, только сразу же предупредите, что вы перенесли инфаркт, чтобы вам не назначали какие-то особо сильные стимуляторы.

Спустя две недели директор департамента инвестиций и промышленности умер в лифте своего дома, который в народе прозвали «сливочным», поскольку здесь жили сливки местного общества. Вошел в лифт живой, улыбнулся провожавшей его на работу супруге, а на первый этаж приехал уже мертвым. Или почти мертвым, но это уже не столь важно, все равно реанимировать его было некому – скорая помощь прибыла спустя четверть часа, как говорится – «к холодным ногам».

Обычно к руководителям высокого ранга народ относится без сочувствия, не упуская возможности позлорадствовать по любому поводу, но Агарейко жалели – совсем молодой, энергичный руководитель новой формации и вроде как неплохой человек, дочки-близняшки только-только в первый класс пошли, жена опять же красивая (красивым всегда больше сочувствуют). Кирилл, узнав печальную новость, тоже огорчился. Всегда неприятно терять пациентов, а перспективных так вдвойне.

– А я уж и губы раскатал, – сказал Кирилл за ужином родителям. – Думал – вот станет он губернатором и назначит меня завкафедрой вместо Бориса Леонидовича, которому давно уж на пенсию пора… История же развивается по спирали, разве не так?

Шутил, конечно, но ведь в каждой шутке есть весомая доля правды.

– А разве Агарейко у тебя лечился? – удивилась мать. – Что-то я никогда о нем от тебя не слышала…

О своих влиятельных пациентах Кирилл обычно рассказывал дома. Не то, чтобы хвастался знакомством, а просто говорил: «такой-то сегодня приходил на прием». Мама польщенно улыбалась, а отец одобрительно ронял: «Растешь!». Но про Агарейко он не рассказал, как-то к слову не пришлось.

– Макаренкова болела, вот он ко мне и попал, – объяснил Кирилл и не без гордости добавил: – Вроде как был доволен. Жаль мужика. Может ему сексопатолог что-то сильное назначил, а сердце не выдержало…

– А что ты ему назначал? – заинтересованно спросила мать.

Она часто интересовалась назначениями Кирилла. Ничего странного в этом не было – естественное родительское стремление контроля над детьми. Пускай сыночку уже за тридцать, для матери он всегда остается ребенком.

Кирилл рассказал, не забыв упомянуть о том, что он добавил к терапии в последнюю встречу. Рассказал тоже не без гордости, поскольку решение проблемы представлялось ему не только оптимальным, но и элегантным.

– А ведь, скорее всего, это ты его угробил, друг мой! – сказала мать, выслушав Кирилла. – Любапамил в сочетании с эдивоком вызывает атриовентрикулярную блокаду.[15]15
  Атриовентрикулярной блокадой называется частичная или полная блокировка проведения сократительного импульса от предсердий к желудочкам сердца.


[Закрыть]

– Ты же сама учила, что для ликвидации такого побочного действия бета-блокаторов, как периферический спазм, нужно назначать антагонисты кальция, – напомнил Кирилл.

– Дигидропиридиновые антагонисты! – мать звучно хлопнула ладонью по столу. – Ди-ги-дро-пи-ри-ди-но-вы-е, которые избирательно действуют на сосуды! А любапамил – недигидропиридиновый! Он преимущественно влияет на миокард! Ты блокировал проведение импульса, что привело к фибрилляции желудочков![16]16
  Фибрилляцией называются потенциально смертельные, несогласованные и неэффективные сокращения мышечных волокон.


[Закрыть] Вот тебе и причина внезапно-скоропостижной смерти!

– Неужели? – растерянно спросил Кирилл. – Ты так считаешь?

– Возможно, что причина была и другой, – сказала мать более мягким тоном. – Не могу судить точно о том, чего не видела. Но сочетание любапамила с эдивоком считается потенциально опасным и используется в крайне редких случаях. Ты завтра перепиши свой прием, пока его карта не ушла в архив. Убери любапамил и назначь вместо него канодипин. Мало ли что? Вдруг жена жалобу напишет или губернатор решит убедиться в том, что его сотрудника лечили правильно.

– Прямо с утра перепишу, – пообещал Кирилл. – Первым делом. Блин! Ну кто бы мог подумать!

– Подумать должен был ты, – с присущей ей прямотой сказала мать. – Ты меня прости, Кирюша, но ты какой-то… хм… прямолинейный, смотришь только в одну сторону, а всего остального в расчет не берешь. Так нельзя. Может, тебе лучше в статистики податься?

– Не хочу я в статистики, – Кирилл постарался как можно лучше скрыть обиду, но она проявилась и выражением лица, и дрожанием голоса. – Спасибо за предложение, но я лучше останусь в кардиологии. Сколько можно метаться из одной специальности в другую? Чай не мальчик уже!

– В статистике работать проще, – примирительно вставил отец. – И для карьеры хорошо, ведь в первую очередь повышают тех, кто умеет работать с цифрами.

– В первую очередь, папа, повышают тех, кого нужно повысить, – ответил Кирилл. – А статистика – это не мое. Слишком уж унылое занятие. Всю оставшуюся жизнь над отчетами просидеть? Нет уж, увольте! Да и защищаться в этой сфере сложнее. Не хочу!