Текст книги "Доктор Смерть"

Глава пятая. Annus horribilis

Ради родного сына отцу пришлось провернуть сложную комбинацию – продавить через департамент отправку на пенсию главного врача пятой поликлиники (шума было много!) и назначение на его должность заведующего оперблоком Якушкина. Тот согласился с радостью – повышение было значимым, да и возможности на новой должности открывались заманчивые.

На освободившееся место никто из больничных врачей не претендовал – потаенная суть происходящего была всем ясна и люди понимали, что Мартын Кириллович не даст спокойной жизни тому, кто посягнет на приготовленное для сына. Ввиду отсутствия желающих из числа старожилов, на заведование поставили недавно пришедшего в больницу Кирилла. Короче говоря, все прошло гладко (иначе у отца и не происходило, потому что он хорошо просчитывал ходы, не зарывался и умел быть благодарным).

– Самое сволочное в твоей работе – это план операций, – предупредил отец. – Если хочешь жить спокойно, старайся сделать так, чтобы все были довольны. Но и на шею садиться никому не позволяй, не давай никому потачки. Будь дипломатом…

Кирилл старался изо всех сил и, вроде как, получалось неплохо. Главное – втянуться в работу, выработать необходимые алгоритмы действий, а дальше все пойдет, как по маслу. К тому же и условия были благоприятными – с сыном главного врача сотрудники предпочитали ладить. Первые недели Кириллу было не до операций, но затем он начал брать по два дежурства в месяц, несмотря на то что заведующие отделениями от этой повинности были освобождены. Убивал сразу трех зайцев. Во-первых, во время дежурств делал экстренные операции, поддерживал руки в рабочем состоянии. Во-вторых, любому руководителю время от времени нужно оценивать свою работу с изнанки. Заведующий оперблоком видит одно, а хирург в операционной – другое. В-третьих, дежурства были полезны с политической, если так можно выразиться, точки зрения – смотрите, какой сознательный у нашего главного врача сын, затыкает собой дыры в графике дежурантов! Можно и иначе сказать – смотрите, какой принципиальный у нас главврач, сына-заведующего дежурить заставляет! Как ни скажи, а получается хорошо.

Ложкой дегтя в бочке меда была старшая медсестра оперблока, которая крутила амуры с прежним заведующим и была не прочь продолжить крутить их с Кириллом. Убедившись в том, что томные призывные взоры, якобы случайные касания и такая же неслучайная демонстрация прелестей, не оказывают на нового начальника никакого действия, обольстительница попробовала перейти к более решительным действиям – явилась в конце рабочего дня, заперла дверь, уселась на стол, сняла туфли, погладила опешившего Кирилла босой ногой и сказала, что хочет помочь ему «сбросить напряжение». Можно было осадить назойливую идиотку резко, по-начальственному, но Кирилл не стал этого делать – может обидеться и свалить, а лишаться толковой и деловитой старшей медсестры не хотелось. Пришлось срочно выдумывать личный кодекс, запрещавший служебные романы и торжественное обещание, данное отцу перед назначением на заведование. Отказ, который облечен в форму «хотел бы, да не могу», может огорчить, но не оскорбляет – отношения стали ровными, рабочими, а вскоре в больнице появился новый дежурант, на которого обольстительница успешно переключилась.

Кирилл рассказал родителям о том, как его соблазняли – дома было принято обмениваться смешными случаями. Отец смеялся до слез, а мать строго заметила: «однако, вот какие у вас там порядки». Романтические отношения врачей с медсестрами, и, тем более, брачные альянсы между ними в семье Барканских не приветствовались – довольно распространенный, надо сказать, во врачебной среде кастовый предрассудок. Когда один из отцовских приятелей, заведующий неврологическим отделением областного госпиталя ветеранов, развелся с женой, чтобы жениться на своей процедурной медсестре, его перестали приглашать в гости. Мама говорила, что если уж приглашать, то нужно приглашать обоих – и приятеля, и его бывшую жену, а это создаст ненужное напряжение. Но Кирилл понимал, что причина была в другом – в нежелании сидеть за одном столом с медсестрой. Все люди равны, с этим никто не спорит, но круг общения каждый формирует, исходя из собственных предпочтений.

Ко дню медика Кирилл получил благодарность от областного департамента здравоохранения. Обычная практика: «ты – мне, я – тебе». Отец отметил в докладной записке отличную работу своего зама по хирургии, а тот, в свою очередь, написал в департамент про заведующего оперблоком, который за недолгое свое пребывание в этой должности добился значительных успехов (успехи подкреплялись цифрами, выглядевшими весьма убедительно). По действующему положению, благодарности могли объявляться только тем, кто отработал в данной должности не менее года, но для Кирилла сделали исключение. Кроме этого, отец внес Кирилла в департаментский список кадрового резерва.

– Через год-другой будешь замом по хирургии, – обнадежил отец. – Хорошо бы, если в «девятке». Там все работает, как часы. Порядка почти столько же, что и у меня.

В отцовской больнице порядок был идеальным, разве что строем не ходили. По мнению Кирилла, которое он никогда не высказывал, с порядком отец немного перегибал палку, держал всех подчиненных в постоянном напряжении. Зато пациенты буквально заваливали департамент благодарностями – и сотрудники вежливые, и чистота кругом, и кормят вкусно, и лечат хорошо, и все препараты всегда есть в наличии. Филиал рая, а не больница!

– Я бы предпочел работать у тебя, пап, – ответил Кирилл. – Привык, знаешь ли, к нашей больнице.

– Это невозможно! – отрезал отец. – Теоретически разрешается, но на практике нас кляузами засыплют. А я уже пенсионного возраста достиг, мне рисковать нельзя. Опять же, «девятка» – кафедральная база. Тебе удобно будет совмещать, а заведующему кафедрой очень выгодно иметь в сотрудниках зама по хирургии. Сами обратно тебя позовут, можешь не сомневаться. А нет, так на кафедру усовершенствования устроишься…

В августе сознательный заведующий оперблоком поставил себе четыре дежурства вместо обычных двух. Жизнь заставила. Отпускной сезон в разгаре, а тут еще двое дежурантов разом из строя выбыли – один руку сломал, а другой, находившийся в многолетней завязке, вдруг решил развязать и ушел в запой с концами. С другой стороны, потенциальные пациенты тоже разъехались кто куда, так что поступления были небольшими. Хоть десять дежурств бери – не переутомишься.

Кто на молоке обжегся, тот, как известно, и на воду дует. Нельзя сказать, что неудачный опыт отвратил Кирилла от лапароскопических операций. Просто, если была возможность выбора, он выбирал классический открытый способ. Ну а если пациенту семьдесят четыре года и у него ожирение третьей степени, то тут ни о какой лапароскопическом удалении желчного пузыря и речи быть не может.

«Только бы пузырь не лопнул! – думал Кирилл, орудуя скальпелем. – Только бы не лопнул!».

Опасения были не напрасными – мало того, что набитый камнями желчный пузырь сильно растянут, так еще и эластичность его из-за возраста сильно понижена. Одно неверное движение – и желчь прольется в брюшную полость, а это та еще проблема! К тому же и ассистент попался неумеха – временно привлеченный в дежуранты хирург из поликлиники, который даже крючки толком держать не умел, не говоря уже о том, чтобы чем-то помочь. Но Кирилл блестяще справился с трудной задачей, в очередной раз доказал себе, что хирург он, скромно говоря, неплохой.

На следующий день Кирилла в коридоре подстерегла приехавшая из Москвы дочь пациента, энергичная дамочка, в которой с первого взгляда угадывался успешный менеджер среднего звена. Первым делом дочь поинтересовалась, почему операция была проведена без ее ведома и согласия. Мало что отец дал согласие на операцию? У него же деменция! Кирилл ответил на этот идиотский вопрос вежливо и обстоятельно. По таким-то и таким-то причинам вашему отцу была показана срочная операция, ждать вашего приезда для согласования вопроса мы не имели возможности. Что же касается деменции, то может она и имеется, но при поступлении пациент вел себя адекватно и согласие на операцию дал осознанно, с полным пониманием происходящего. Затем дочь спросила, почему отец находится в реанимации и с какой стати ее к нему не пускают. Кирилл так же вежливо объяснил, что после операции положено некоторое время быть под пристальным наблюдением, которое возможно только в условиях реанимационного отделения, и что туда посетителей не пускают, такова специфика. Нет, выкатить его на койке в коридор для того, чтобы показать вам, тоже нельзя. Так не делают, к тому же он подключен к монитору. Нет, перевозить его в Москву в таком состоянии нельзя, даже и на частной «скорой», и мы не отдадим тяжелого и не совсем стабильного пациента на перевозку, и сами они не возьмут. Почему он не совсем стабильный? А каким он может быть сразу после крупной хирургической операции в таком возрасте? Короче говоря, потерял на пустопорожние разговоры полчаса и это в самый разгар рабочего дня, да еще и после дежурства.

– Мы с вами еще увидимся! – пообещала надоеда таким тоном, будто Кирилл был ей должен крупную сумму денег.

«Если ты такая заботливая дочь, то почему папашу в Москву к себе не забрала?» – подумал Кирилл. Вопрос был чисто риторическим. Люди любят притворяться заботливыми, особенно если это им ничего не стоит. Хороша дочурка – столько времени мозг выедала, но не спросила о том, что можно передать отцу. Ему-то пока ничего не нужно, кроме воды, но по-настоящему заботливые родственники начинают разговор с этого вопроса.

Дальше все пошло наперекосяк. На вторые сутки пациент начал жаловаться на боли в животе. Поначалу этому не придали большого значения – после больших операций должно болеть, но вскоре стало ясно, что у деда перитонит. Когда дочери сообщили о необходимости повторной операции, она сначала устроила скандал заведующему отделением, затем наорала на отца Кирилла, а после этого поехала в департамент и задала шороху там. Мало того, что истеричка, да еще и на опасной должности – главный редактор какого-то там столичного глянца, а к журналистам у чиновников отношение настороженное. Заместитель директора департамента позвонил отцу и попросил «сделать все возможное». Все возможное делалось и без просьбы свыше, но повторную операцию пациент не пережил – выдал остановку сердца в тот момент, когда на кожу накладывали швы.

В спокойной обстановке дело приняло бы иной оборот. Практика сглаживания врачебных огрехов в отцовской больнице была отлажена очень хорошо, концы в воду прятались идеально. Но в тех случаях, когда дело пахнет керосином, людям становится не до выгораживания коллег – самим бы под раздачу не угодить. Крайним оказался доктор Барканский, который во время первой операции из-за нарушения техники повредил стенку печеночного протока, отчего впоследствии возник перитонит. Тем, кто проводил вторую операцию, предъявить было нечего, поскольку возраст и тяжесть состояния пациента не исключали возможности летального исхода.

Дочь пациента обвинила Кирилла в халатности. По ее заявлению было заведено уголовное дело. Кирилл наотрез отрицал свою вину, стоял на том, что он сделал все правильно (можете у ассистента спросить) а повреждение печеночного протока произошло уже после операции, вследствие атеросклеротического поражения сосудов. Склероз вызвал некроз, обычное дело.

С экспертом Кириллу не повезло. С учетом возможных последствий, следователь решил подстраховаться по полной программе и потому экспертиза была поручена заведующему кафедрой госпитальной хирургии Агурееву, который в свое время выставил Кирилла за дверь. Разумеется, тот подтвердил, что имела место техническая ошибка. Мама пыталась поговорить со злобным идиотом. Выгнали в свое время моего сына с кафедры – и ладно, но зачем окончательно человеку жизнь ломать? Но идиот корчил из себя объективного и принципиального человека, которому истина дороже всего прочего. В результате Ленинский районный суд города Ярославля приговорил Кирилла Мартыновича Барканского к полутора годам лишения свободы с отсрочкой отбывания наказания. С одной стороны, хорошо, что не посадили, а с другой все же судимость, черное пятно на репутации. Что за год такой? Сначала в Москве случилась неприятность, а затем дома. Annus horribilis,[5]5
  Ужасный год (лат.)


[Закрыть] как сказали бы древние римляне.

Кирилл подал апелляцию в Ярославский областной суд, который назначил повторную судебно-медицинскую экспертизу. Ради пущей объективности, проведение экспертизы поручили сторонним специалистам – сотрудникам Нижегородской медицинской академии, где проректором по научной работе была институтская подруга матери (когда мать говорила о том, что на Ярославском меде свет клином не сошелся, то в первую очередь имела в виду Нижний). Повторная экспертиза установила, что повреждение печеночного протока произошло вследствие омертвения участка его стенки, вызванного недостаточностью кровоснабжения, возникшей из-за атеросклеротического поражения питающих сосудов.

Приговор Ленинского районного суда был отменен. Кириллу не нравилось, что отмена приговора произошла тихо, без огласки. Ну прямо хоть в газеты объявление давай! Но родители посоветовали ему угомониться. Главное, что ты чист, а все прочее – пустяки и суета.

– Не складывается у тебя с хирургией, – констатировал отец во время субботнего ужина, превратившегося в семейный совет.

– Это у нее со мной не складывается, – вздохнул Кирилл. – Я стараюсь…

– Главное, что не складывается, – сказала мать. – Тебе, Кира, нужно выбрать специальность… хм… попроще и поспокойнее. Какую-нибудь терапевтическую. Три звонка – это уже система, до четвертого лучше не доводить.

– Ты же сама всегда говорила, что терапия – сложнее всего, – напомнил Кирилл.

– В умственном плане – да, сложнее, – согласилась мать. – Но я имела в виду техническую сторону. Ты же все прекрасно понимаешь, так что не вынуждай меня проговаривать очевидное. Давай лучше подумаем о том, что тебе лучше выбрать, а также о том, где ты будешь работать в ближайшее время. В Ярославле тебе сейчас оставаться не стоит.

– Да! – подтвердил отец. – Надо уехать туда, где тебя не знают. На время, пока все не забудется. Нам с мамой очень не хочется с тобой расставаться, но так будет лучше. Ты не подумай, что мы тебя выпроваживаем…

– Ну что ты, пап! – возразил Кирилл. – Я все понимаю и сам тоже думал о том, чтобы поработать где-то на стороне. Вопрос только куда?

– Разумеется, уезжать нужно туда, где у нас будет возможность помочь тебе устроиться, – сказала мать. – Например – в Нижний, в Казань или в Саратов…

– В Калининград тоже можно, – добавил отец. – Помнишь дядю Мишу, который тебе спиннинг подарил? Он в прошлом году стал главным врачом открывшегося там кардиоцентра.

Дядю Мишу Кирилл помнил смутно – как-никак почти двадцать лет прошло, – а подаренный им спиннинг до сих пор валялся где-то на антресолях, потому что никто из Барканских не имел пристрастия ни к охоте, ни к рыбалке.

– В Калининград! – выбрал Кирилл после секундного раздумья.

– Почему именно туда? – поинтересовалась мать.

– Потому что далеко, – ответил сын, готовый ехать хоть на Камчатку, лишь бы подальше от родного города, в котором над ним устроили расправу (как-то иначе он свое осуждение не называл, поскольку оно было именно расправой).

– Тогда придется стать кардиологом, – подвел итог отец. – Хм! Дело, конечно, непростое, потому что из хирургов в кардиологи по новым правилам путь закрыт, но решаемое. Я тебе это организую. В виде исключения.

– Все будет выглядеть логично, – сказала мать. – Молодой кардиолог, кандидат наук, приехал в Калининград, чтобы работать в новой суперсовременной клинике.

Кирилл порадовался тому, что кандидатские степени подразделяются по отраслям науки, а не по конкретным специальностям. Кто в Калининграде будет вникать в то, что он защитил диссертацию по хирургии? Никто! Что же касается кардиологии, то это весьма неплохая специальность. С одной стороны, она узкая – и переучиться на кардиолога будет несложно, и работать тоже. А, с другой стороны, она очень востребованная, без клиентуры никогда не останешься.

Глава шестая. С чистого листа

Главврач калининградского Кардиоцентра Михаил Александрович Портнов решил проблему трудоустройства сына лучшего друга виртуозно – создал научно-практическую группу по подбору оптимальной перманентной антигипертензивной терапии и назначил Кирилла ее руководителем. С одной стороны, кандидат медицинских наук получил достойную должность. С другой, свежеиспеченный кардиолог, делавший первые шаги по новой стезе, в этой должности не мог облажаться даже при большом собственном желании. Два опытных врача-практика, подошедшие вплотную к пенсионному порогу и потому сильно тяготевшие к спокойной работе, изучали статистику, оценивали накопленные данные, делали выводы и писали отчеты с рекомендациями, которые руководителю группы нужно было подписывать и передавать главному врачу. Все возможные ошибки сводились к отсутствию подписи на очередной бумажке, но в этом же ничего страшного нет.

В результате все были довольны. Кирилл получил хорошую должность и возможность постепенного вживания в кардиологию, а оба его подчиненных радовались отсутствию пациентов, короткому рабочему дню (после обеда они якобы уходили в научную библиотеку на проспекте Мира) и жирным премиям. А как же без премий? Людей, которые двигают науку, нужно стимулировать соответствующим образом, потому что они работают на светлое будущее. Михаил Александрович тоже был доволен. Во-первых, он сумел выполнить просьбу своего друга, которому кое-чем был обязан, а, во-вторых, через научно-практическую группу можно было прокачивать неплохие деньги. Администрация Кардиоцентра регулярно заказывала группе проведение различных исследований и щедро это дело оплачивала. Кирилл обналичивал полученные за исследования деньги через фирму, принадлежавшую супруге его покровителя, и оставлял пятнадцать процентов себе, а остальное уходило Михаилу Александровичу. Прибыль хорошая, а риск нулевой, потому что все завязано на своих и услуги оплачиваются штучные, не укладывающиеся в рамки стандартов. Закупая по завышенным ценам одноразовые шприцы или, скажем, дезинфицирующие средства, нельзя сильно зарываться. Десять процентов накрутки – это предел разумного максимума. Если накрутишь больше, то тебе прокурор с таким же энтузиазмом срок накрутит. А пойди пойми сколько стоит анализ заболеваемости артериальной гипертензией среди работников судостроительного завода. Тридцать тысяч рублей или триста тысяч? Черт его разберет… Научно-практическая группа получила за это «исследование», сварганенное кирилловыми орлами за полтора часа, четыреста восемьдесят три тысячи двести сорок семь рублей девяносто копеек. А что тут удивительного? Сведения-то важные, насущно необходимые для правильного выстраивания профилактической работы.

– Пока привыкай, входи в курс, а там я тебя в начмеды[6]6
  Начмед – жаргонное название заместителя главного врача по медицинской (лечебной) части.


[Закрыть] подниму, – обещал Михаил Александрович. – Я люблю, чтобы вокруг были надежные люди.

Семейственность в его учреждении цвела махровым цветом. Родная сестра работала главной медсестрой, свояченица была заместителем по финансово-экономическим вопросам, двоюродная племянница рулила кадрами, а ее муж заведовал отделением хирургического лечения сложных нарушений ритма. Кирилл, которого Михаил Александрович знал «еще вот такусеньким», считался почти что родственником, со всеми вытекающими отсюда привилегиями. Относились к нему не хуже, чем в отцовской больнице, а, в чем-то, может, даже и лучше – коллеги не пытались уедать исподтишка, как это частенько бывало дома.

Михаил Александрович включил Кирилла в состав клинико-экспертной комиссии, председателем которой был он сам, как главный врач. Комиссия занималась экспертизой качества медицинской помощи. На ее заседаниях разбирались огрехи и промахи, случаи с летальным исходом и просто интересные в клиническом отношении случаи. Посидишь-послушаешь – чему-то да научишься. Опять же, быть членом экспертной комиссии очень престижно. Кирилл на заседаниях помалкивал, боялся ляпнуть что-нибудь невпопад, но это молчание воспринималось коллегами хорошо – правильный человек доктор Барканский, не спешит выступать с критикой, не лезет вперед старших товарищей.

Погружение в новую специальность протекало гладко, тем более что Кирилл успел многое усвоить уже во время переподготовки. Да и не такая сложная это специальность, как может показаться на первый взгляд. Кардиограмму снял, ультразвуком сердце просветил – и все стало ясно. Читать кардиограммы Кирилл не умел – зачем хирургу лишней пургой голову забивать, если можно терапевта пригласить на консультацию? – но быстро научился. Дело несложное, главное глаз набить. Первый десяток идет туго, вторая сотня более-менее гладко, а уж как просмотришь несколько сотен кардиограмм, так начинаешь читать их с одного взгляда. Ситуация примерно такая же, как и с рентгеновскими снимками.

Кирилл чуть ли не каждый день радовался тому, что в свое время дядя Миша срезался на химии при поступлении в мед после школы и смог поступить только после того, как оттрубил срочную службу. В противном случае он не попал бы в одну группу с отцом, не сдружился бы с ним и не работал бы сейчас Кирилл в таком замечательном учреждении.

Город тоже нравился – необычный. Вроде бы и Россия, а впечатление заграничное. И здания старинные совсем не те, что в Ярославле, и блюда в заведениях подают другие… Нет, при желании можно и солянку заказать, но как-то не тянет, лучше взять клопсы. Кирилл проникся к этому местному специалитету неимоверно. Вроде бы – ничего особенного, обычные мясные биточки, но все дело в соусе, нежном и с каперсами, которые придают приятную кислинку. Получается не «ничего особенного», а «очень даже ничего» – расправишься с одной порцией и тянет вторую заказать. И пюре из картошки здесь какое-то особенное… Или, может, просто так кажется? Неожиданно понравился и флек – густой суп из говяжьего рубца, который местные на польский манер называли фляками. Вообще-то Кирилл к субпродуктам относился равнодушно, ну разве что тушеную печенку в мамином исполнении любил, а тут вдруг распробовал и проникся. Новая жизнь – новые правила.

Каждый новый день подтверждал, что в этом лучшем из миров все делается к лучшему. Если бы не вся эта судебная кутерьма, сидел бы Кирилл сейчас в отцовской больнице… Нет, там было хорошо и просто замечательно, но в Калининграде оказалось лучше, во всех смыслах – замечательная должность, более чем хороший заработок, заманчивая перспектива становления заместителем главного врача по лечебной работе… По поводу докторской Михаил Александрович обещал подумать, что на языке деловых людей означало согласие с несколько отсроченным исполнением. На том материале, который перелопачивали подчиненные Кирилла, можно было и пять докторских диссертаций наваять, было бы желание.

«Не было счастья, так несчастье помогло», философски думал Кирилл, с недавних пор убедивший себя в том, что хирургом ему быть никогда не хотелось, он просто по инерции продолжил семейную традицию. Ничего удивительного в таких мыслях не было – это нормальная компенсаторная реакция. Для того, чтобы жить спокойно, человек должен быть довольным своим местом в жизни. Пока работаешь хирургом, нужно верить в то, что лучшей специальности на свете не существует. Ну а если с хирургией не сложилось, то зачем расстраиваться-убиваться и рвать волосы на голове? Проще сказать: «да не очень-то и хотелось».

– Все ли хорошо? – постоянно интересовалась мать.

Формулировка была новой. Прежде мать спрашивала «как дела?». Вроде бы одно и то же, но на самом деле нет. «Все ли хорошо?» несет в себе больший градус обеспокоенности.

– Все нормально! – бодро отвечал Кирилл. – Только вас не хватает!

Пребывание в Калининграде рассматривалось как временное, поэтому Кирилл снимал квартиру, хотя, в принципе, мог бы продать свою ярославскую трешку на Пушкина и купить на вырученные деньги что-нибудь скромно-приличное в Калининграде, который Кирилл уже привык называть на местный манер Кёнигом. Но как-то раз Михаил Александрович сказал ему, что департамент не разорится, если предоставит квартиру ценному специалисту, надо только проработать в Кардиоцентре три года. Тоже хорошо, даже если не оставаться здесь навсегда, то иметь резиденцию на Балтике не помешает.

Единственным минусом калининградского бытия стал дефицит общения. С коллегами Кирилл предусмотрительно не сходился, потому что любое знакомство между врачами сразу же приводит к разговорам о том, кто где учился, кто где защищался и кто где раньше работал… Посвящать всех в подробности собственной биографии Кириллу не хотелось, а выдумывать новую было опасно – а ну как попадешься на лжи? Да и на вопросы, касающиеся научно-практической группы, тоже отвечать не хотелось, а такие вопросы неизбежно возникли бы… Нет, лучше уж прослыть среди коллег необщительным человеком, а жажду общения утолять в барах. Барные знакомства практически безопасны – поболтали и разошлись. Но в барах Кирилл знакомился только с мужчинами, дамы, которые легко идут на контакт в подобных заведениях его не привлекали. Другое дело – знакомство на выставке или на каком-то ином культурном мероприятии. На худой конец можно и в театре, там много одиноких интеллигентных женщин. Одной пойти не с кем, у другой кавалер заработался или подруга заболела, третья сама на охоту вышла… Поделишься в антракте впечатлением от постановки, оценишь реакцию, а после в гардеробе «случайно» окажешься рядом – вот и познакомились.

К Новому году Кирилл освоился на новом месте настолько, что уговорил родителей отмечать праздник в Калининграде. Те охотно согласились – хотелось посмотреть, как устроился сын и лично поблагодарить доброго дядю Мишу. С выражением благодарности проблем не было. Отец загодя попросил Кирилла сфотографировать коллекцию старинных кинжалов, которую начал собирать еще отец дяди Миши, довольно известный историк-медиевист. В очередное гостевание Кирилл сделал это вроде как в порыве восхищения. Получив фотографию, отец проконсультировался со знатоками и приобрел изогнутый арабский ханджар, изготовленный в начале XIX века. Мало того, что старинный, да еще и красивый – рукоять и ножны сверху покрыты серебряными листами, по серебру вьется чеканный узор, а венчает все это великолепие вделанный в рукоять сердолик, который на ярком свету из коричневого становится насыщенно-красным, будто бы наливается кровью. С сертификатом, само собой. Любая подлинная реликвия должна иметь свой «паспорт».

Дядя Миша так обрадовался подарку, что чуть кончик носа себе не отхватил. Тут же прицепил к ковру, служившему фоном для коллекции новый крюк, повесил на него ханджар и сказал, что наконец-то коллекция начала обретать завершенность. «Тебе двуручного рыцарского меча не хватает, – пошутил отец. – По центру вписался бы идеально». «Не меча, а панцербрехера, которым рыцари доспехи пробивали», поправил дядя Миша. Кирилл несколько раз повторил мудреное название про себя, чтобы запомнить – чай, не последний раз благодарим. Во время одной из своих прогулок он заглянул в антикварный салон на улице Баранова, чтобы навести предварительные справки. Очень удачно нарвался на владельца, который, как выяснилось, тоже коллекционировал холодное оружие. Тот сказал, что «гарантированно настоящий» панцербрехер стоит от восьмидесяти до ста тысяч рублей и предложил свои услуги по поиску. Цена была подъемной, так что Кирилл оставил свою визитку. Воображение рисовало, как в мае месяце, в день своего рождения, дядя Миша дрожащими от радости руками станет крепить к ковру очередной крюк… Дарить подарки хорошим людям так же приятно, как и получать их.

Все было хорошо… Но недаром же говорится, что хорошо долго не бывает. Только-только Кирилл успел привыкнуть к Калининграду и всему этому резкому виражу своей судьбы, как дядя Миша скоропостижно скончался в своем кабинете от острого трансмурального[7]7
  В быту трансмуральный инфаркт называется крупноочаговым.


[Закрыть] инфаркта миокарда. Какой-то идиотический журналист поспешил разродиться статьей относительно плачевного состояния отечественной медицины – в Кардиоцентре не смогли спасти своего главного врача! На самом же деле могли бы и непременно бы спасли, сложись обстоятельства иначе.

Но они сложились наиболее неблагоприятным образом. С четырнадцати до пятнадцати у Михаила Александровича был тихий час, период абсолютного отдыха, во время которого все телефоны отключались, приемная запиралась на ключ, а секретарша уходила пить чай к подругам из бухгалтерии. Никого эта «сиеста» не удивляла, ни сотрудников Кардиоцентра, ни вышестоящее начальство. Все понимали, что человек, работающий с восьми утра до позднего вечера имеет право на качественный отдых в середине дня, тем более что работа от этого не страдает. И вообще, главный врач – тоже человек и ему положен перерыв.

Закупорка правой коронарной артерии тромбом, оторвавшимся от одной из глубоких вен нижних конечностей, произошла в самом начале «сиесты» – Михаил Александрович даже не успел притронуться к брусничному чаю, с которого начинался его отдых. Когда через час в кабинет заглянула секретарша, спасать было уже некого. Как метко сказал булгаковский Воланд: «Человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!».

Фокус вышел скверный. Мало того, что передовое медицинское учреждение лишилось компетентного руководителя, так еще и у тех, кому он покровительствовал, возникли проблемы. Кирилл не стал исключением – новый главный врач, закрыл научно-практическую группу как неактуальную, а его самого перевел в консультативно-поликлиническое отделение. Хорошо еще, что из-за занятости не стал вдаваться в нюансы кирилловского анамнеза. А может и вдался, но большого значения им не придал – все мы не без греха.

На приеме заработок был совсем не тот, что раньше, но зато быстро набирался кардиологический опыт и, в принципе, было невозможно облажаться по-крупному, потому что у девяноста пяти процентов пациентов диагнозы установлены давно и проверены временем. Да и с теми, кто обратился впервые, тоже не было проблем – назначай обследование по установленному перечню, а затем покажи пациента заведующей отделением, которая все разложит по полочкам.

Заведующая Марина Григорьевна, одинокая старая грымза, поначалу ежедневно донимала Кирилла нудными нотациями, но постепенно успокоилась и сверлила ему мозг не чаще, чем другим сотрудникам. Однако поглядывала настороженно – уж не на мое ли место метишь, красавчик с кандидатской диссертацией? Надо сказать, что Кирилл такого варианта не исключал, но для этого нужно было наладить отношения с новым главным врачом, а тот, сволочь этакая, никак не хотел идти на контакт. Придешь к нему с предложением по улучшению консультативной работы, так он даже не выслушает, буркнет: «это к Марине Григорьевне», да еще и рукой нетерпеливо махнет – вали отсюда, парень, я занят! Попробуешь поздравить с днем рождения бутылкой хорошего французского коньяка – не возьмет. Кирилл пробовал подкатиться к главному через его секретаршу, энергичную грудастую девушку с бесцветными рыбьими глазами, но та подношения принимала с благосклонной улыбкой, а на все просьбы и намеки отвечала: «Марат Светланович – человек сложный». Странное отчество, за которое нового начальника прозвали «Марусевичем», досталось ему от отца-болгарина. «Вот и ехал бы к себе в Болгарию! – в сердцах думал Кирилл, разглядывая на собраниях вытянутую лошадиную физиономию главного врача. – Что ты нас-то мучаешь?!».