Текст книги "Доктор Смерть"

Ире Кирилл всей правды рассказывать не стал. Изложил основную версию, согласно которой проприллин появился у Клубоцкой неизвестно откуда, и удивился тому, что она скрывала от него свою астму.

– Может и не скрывала, – сказала супруга. – Астма может и в сорокушник дебютировать. Она на приступы удушья не жаловалась?

– Ой, на что только она не жаловалась! – усмехнулся Кирилл. – На все подряд, разве что кроме отсутствия эрекции. Жаловалась, но как-то невнятно, да и проходило ее удушье само по себе. Ну какая это астма? Не смеши! К тому же и курила она, как паровоз, а астматики разве курят?

– Представь себе – да! – ответила Ира. – Некоторые бросить не могут, а другие уверены в том, что сигарета помогает предотвратить приступ. Один из моих пациентов трубку курил и убеждал меня в том, что она помогает лучше любого ингалятора.

Трижды Кирилла приглашала к себе следователь Анна Анатольевна, такая же высокая, как Клубоцкая, но не блондинка, а жгучая брюнетка с вызывающим макияжем, который скорее подходил представительнице самой древней профессии, а не государственной служащей довольно высокого ранга (Анна Анатольевна была подполковником). Встречи проходили по одной и той же схеме. Вы назначали гражданке Клубоцкой проприллин? Вы не знаете, кто бы мог ей его назначить? Что вы ей вообще назначали и с каким диагнозом она у вас наблюдалась? А вы точно не назначали гражданке Клубоцкой проприллин? Прочтите и распишитесь… Идиотизм повторения одного и того же Кириллу не досаждал. Он был готов повторить это хоть сотню раз, уж очень приятно было наблюдать за изменением выражения лица Анны Анатольевны, которая в очередной раз не могла подвести его под пункт «в» части второй двести тридцать восьмой статьи Уголовного кодекса (чур нас, чур!). А ведь преспокойно бы подвела, если бы обстоятельства сложились чуть иначе! Спасибо родителям, которые решили приехать в Москву именно в этот день и тем самым уберегли своего единственного сына от обвинения в оказании услуги, не отвечавшей требованиям безопасности и повлекшей за собой смерть человека. Вот тебе и спокойная работа в хорошем месте! Никогда не знаешь, где поскользнешься.

«Скорей бы защититься и уйти в клиническую фармакологию! – думал Кирилл. – Скорей бы…».

– Знаете, в чем разница между докторской колбасой и докторской диссертацией? – спросил его после очередного вопроса о сроках профессор Фартушный. – Колбаса делается быстро, но доставляет удовольствие всего один раз, в момент поедания. А подготовка диссертации – дело долгое, но зато и удовольствие от нее растягивается на всю дальнейшую жизнь. Наберитесь терпения! Всему свое время.

Кирилл понимал, что всему свое время, но хотелось поскорее стать «дважды доктором»[21]21
  «Дважды доктор» («доктор в квадрате») – жаргонное прозвище докторов медицинских наук.


[Закрыть] и уйти из болота практической медицины в дивный мир клинических исследований.

Глава тринадцатая. Побочное действие перемены мест

Хорошенько отметив окончание напряженной трудовой недели на рабочем месте, трое ассистентов кафедры внутренних болезней и кардиологии Университета демократического сотрудничества отправились по домам на одном такси, поскольку всем было по пути. Не успела машина отъехать от больничных ворот, как сзади в нее врезалась «королла», водитель которой разогнался на пустынной вечерней дороге до гиперзвуковой скорости и ожидаемо не справился с управлением. Таксист не пострадал, а вот его пассажирам повезло меньше. Сидевший впереди ткнулся коленом в панель, да так неудачно, что заработал трещину вертлужной впадины.[22]22
  Вертлужная впадина – полусферическая парная выемка тазовой кости, в которую помещается головка бедренной кости, образующая вместе со впадиной тазобедренный сустав.


[Закрыть] Один из сидевших сзади наделся ртом на прихваченной с собой горлышко бутылки и, вдобавок, машинально сжал зубы, да так сильно, что разгрыз стекло и получил множественные порезы губ и языка. Его соседа, который в момент удара доставал из внутреннего кармана куртки мобилу, швырнуло вперед и вбок, да так неудачно, что он получил перелом обеих костей правого предплечья.

На кафедре числилось семь ассистентов, одна из которых пребывала в декретном отпуске, что уже вносило некоторую напряженность в рабочий график ее коллег. После того, как из шести ассистентов в строю осталось только трое, возникла опасность срыва учебного процесса. Объединять группы на практических занятиях в принципе можно, но только в рамках одного и того же курса одного и того же факультета. Совместное занятие лечебников и стоматологов – это профанация, такая же, как и объединение шестикурсников с пятикурсниками. А на дворе – середина апреля и до летних каникул еще полтора месяца.

– Заведующий кафедрой просит вас помочь, – сказал Кириллу профессор Фартушный. – Очень трудно найти преподавателей посреди семестра, да еще и временных. А у вас есть опыт. Я прекрасно понимаю, что вы не обязаны, но лучше пойти навстречу. Вам же защита предстоит…

– Все, что нужно было для того, чтобы защититься, я сделал, – напомнил Кирилл.

– Но тем не менее, вам следует согласиться, – настаивал Фартушный. – Семен Валентинович не любит, когда ему отказывают, а от заведующего многое зависит.

– Ты что?! – удивилась супруга. – Отказываться нельзя и, вообще, это твой шанс! Если произведешь хорошее впечатление, тебя могут взять после защиты на кафедру.

– Мне бы хотелось к вам, – ответил Кирилл. – Клиническая фармакология как-то ближе.

– А вдруг не сложится? – прищурилась супруга. – Лучше иметь запасной аэродром. И вообще у Кабальского исследований проводится не меньше, чем у нас. Уважь его – и все у тебя будет. А Ростика попросишь перевести тебя во вторую смену. Ему однохренственно, когда ты на работу являешься, главное, чтобы насос работал! До часу позанимаешься со студентами, а к половины третьего будешь в клинике. На дорогу нужно минут сорок, так что еще и на то, чтобы спокойно пообедать время останется.

– Так-то оно так, – согласился Кирилл, – но я не готов пока еще преподавать кардиологию с терапией. Я же по основной специальности хирург…

– Главное, чтобы были степень и желание! – усмехнулась супруга. – Прочтешь накануне главу, обсудишь ее со студентами, покажешь профильного пациента и дашь парочку диагностических задач – вот и все! Начни – и втянешься! Все равно когда-нибудь придется начинать. А Кабальский запомнит, что ты его выручил в трудную минуту. Он – мужик памятливый, помнит и хорошее, и плохое.

Пораскинув мозгами, Кирилл признал, что супруга права. Не боги горшки обжигают, да и заведующего кафедрой надо уважить хотя бы для того, чтобы тот не ставил бы палки в колеса на защите. Опять же – новый опыт лучше получить в качестве временного сотрудника. Если что, то можно прямо сказать – отстаньте от меня, ведь я же выручить вас согласился!

Ростислав Германович, узнав о том, что Кирилла поставили перед фактом, сразу же согласился пойти навстречу и перевел его во вторую смену – без разницы, когда вы выходите на работу, лишь бы успевали объемы окучивать. Окучивать Кирилл мог бы и дома, если бы из клиники разрешалось уносить домой карты, но в этом отношении правила были строгими – по окончании работы карты полагалось сдавать в архив и за исполнением этого требования строго следили. Может, так оно и правильнее, ведь если разрешить выносить карты из клиники, то половины можно не досчитаться. Один забудет, другой потеряет, третий внезапно уволится… Нет уж, в архиве картам как-то спокойнее. И главному врачу тоже спокойнее, когда документация находится в надежном месте.

Как и полагалось новичку, Кирилл в первый день прихватил с собой двухкилограммовый тортик – надо же угостить коллег, хоть и временных. Коллеги оказались теми еще задаваками – все как один проигнорировали приглашение на прописное чаепитие и вообще демонстрировали по отношению к «временщику» холодное пренебрежение. «И хрен бы с вами, козлы столичные!», подумал Кирилл. Торт не пропал – Кирилл отдал его медсестрам отделения неотложной кардиологии, чем сразу же завоевал их приязнь. А дружить с медсестрами в некотором смысле выгоднее, чем с врачами, ведь они тебе и нужного пациента подготовят к осмотру, и нужной информацией поделятся, и твоих студентов терроризировать не будут…

Если с медсестрами отношения сложились сразу же, то с заведующим отделением неотложной кардиологии Сибицким они так же сразу испортились, причем – по пустяковому поводу. Временный ассистент Антипов позволил себе показать студентам только что поступившего пациента до того, как его осмотрел заведующий отделением. Услышал, как одна медсестра сказал другой, что у новичка из пятой палаты ноги, как тумбы, и повел группу, изучавшую принципы лечения сердечной недостаточности, к «хара̀ктерному» пациенту. А заведующий усмотрел в этом покушение на свой авторитет – лезут некоторые поперед батьки в пекло! Усмотрел и начал мстить, причем мстил изощренно. Придирками не донимал, на то, что от антиповских студентов покоя нет главному врачу не жаловался, а зашел с другого фланга – приглашал Кирилла на совместные осмотры самых непонятных в смысле диагноза пациентов и всячески пытался выставить его дураком на глазах у студентов, без которых Кирилл обычно в палаты не ходил. Действовал по хитровански, с выподвывертом. Историю болезни в руки не давал, зачитывал оттуда то, что считал нужным, причем таким образом, чтобы направить мысли Кирилла по кривой дорожке. А потом – сокрушительный залп из всех орудий! Нет, Кирилл Мартынович, это не митральный стеноз, а следствие первичной легочной гипертензии…

Не на такого напал, злобный буратина! Кирилл выслушивал ехидное уточнение и оборачивался к студентам – видите, как сложен диагностический поиск? Никогда нельзя идти на поводу у первого впечатления, нужно всячески стараться опровергнуть свои доводы и принимать только то, что отвергнуть не удалось. Михаил Максимович сейчас нам это наглядно продемонстрировал, за что ему огромное спасибо. Буратина зло щурил поросячьи глазки (он весь вообще был какой-то свиноподобный, заплывший жиром) и натянуто улыбался – да, именно так! Но в его взгляде явственно читалось: «Ну, погоди! Будет и на моей улице праздник!».

– Это в порядке вещей, – сказала супруга, когда Кирилл поведал ей о происках завотделением. – Классовая борьба между практиками и научными работниками. Неужели для тебя это новость?

– Не новость, – ответил Кирилл. – Но зачем же так грубо и прямолинейно? Мы же интеллигентные люди…

Супруга иронически хмыкнула и напомнила, что вождь мирового пролетариата Ульянов-Ленин считал интеллигенцию г…ом. И неспроста!

В принципе, поставить зарвавшегося дурака на место большого труда не составляло. Эту несложную науку Кирилл освоил давно, еще в Калининграде после смерти дяди Миши. Оппоненту нужно предложить выбор между худым миром и доброй ссорой и, заодно, напомнить, что угол падения равен углу отражения. Если ты будешь продолжать докапываться до меня по поводу и без, то я с таким же усердием начну докапываться до тебя и время покажет, кому от этого взаимного копания будет хуже. Но в данном случае овчинка не стоила выделки, потому что Кириллу предстояло работать на кафедре всего-ничего, до наступления лета. При таких раскладах не стоило обострять отношения. Люди же не сами по себе, особенно те, кто при должностях. Каждый входит в какую-нибудь группировку. Затронешь одного – против тебя ополчатся все, а тебе, между прочим, скоро предстоит защищаться. Поэтому самой разумной будет сдержанная линия поведения – парируй выпады оппонента, но сам на него не нападай.

– Чувствую, что Михаил Максимович приготовил нам очередную каверзную головоломку! – объявлял студентам Кирилл на входе в палату. – Не торопитесь и не доверяйтесь первому впечатлению. Семь раз отмерьте, а потом уже выставляйте диагноз.

При такой преамбуле коварство Сибицкого теряло свой смысл и превращаясь в учебную заготовку для студентов, но он все равно упорно гнул свою линию, не терял надежды уесть Кирилла публично. Если бы Сибицкий был умнее, то не действовал бы столь однотипно, а так у Кирилла уже выработалось что-то вроде рефлекторного отрицания. Если Михаил Максимович подводит к тому, что у пациента миокардит, то нужно думать о ишемической кардиомиопатии, а если он, к примеру, вдохновенно вещает о сердечной недостаточности, то нужно подумать о том, что отеки могут иметь почечную природу. Короче говоря, вы нам козырного короля, а мы вам тузом по сусалам!

Происки буратины принесли Кириллу двойную выгоду. Во-первых, он существенно подтянул свои познания в кардиологии, которые на фоне работы на «насосной станции» заметно сузились. Что не используется постоянно, то быстро забывается, это аксиома. Во-вторых, совместные осмотры нравились студентам, а хороший преподаватель непременно должен пользоваться популярностью у своих учеников, особенно в наше сетевое время, когда студенты активно обмениваются мнениями о преподах в сети, а те, кому нужно, мониторят их впечатления. Все хорошо, но…

Но для полного счастья Кириллу нужно было хотя бы раз за время своего временного ассистентства уесть бяку-заведующего, поймать его на неверной диагностике, воспарить соколом над этим чванным, надутым индюком… Легко сказать, но трудно сделать. Индюк тоже не лыком шит, не по семь, а по десять раз отмеряет, прежде чем отрежет, перестраховщик хренов! Да и опыта ему не занимать. Однако, ошибки случаются у всех. Даже мама, на что уж гениальный диагност и перфекционистка в квадрате, примерно раз в полгода ошибалась с диагнозом. Приходила домой чернее тучи, часто вздыхала и качала головой: «ну как я могла дать маху?!».

Наиболее благоприятным днем для возмездия был понедельник. За двое суток набирается много новых пациентов и накапливается много проблем, требующих руководящего внимания. А в полдень главный врач проводит административное совещание, до которого надо постараться разобраться со всеми делами, потому что оно может затянуться надолго… И, разумеется, следовало искать огрехи у тех, кто попал на больничную койку с чем-то новым, выявленным впервые в жизни, ведь у «хроников» со стажем диагнозы давным-давно выверены. Идеально, если заведующий отделением диагностирует миокардит, а на самом деле у пациента окажется свежий инфаркт… В таком случае репримандами от начмеда дело не закончится, особенно если родственники напишут жалобу в департамент. А они обязательно напишут, если их немного «завести»… И никто не упрекнет ассистента Антипова в том, что он сводит личные счеты. Помилуйте! Какие счеты?! Речь идет о жизни человека! Короче говоря, если уж ловить на жареном, то так, чтобы на всю округу пахло!

На ловца, как известно, и зверь бежит, а тот, кто ищет приключений на свою голову, непременно их найдет. Сказано же в Писании, что «всякий просящий получает, и ищущий находит».[23]23
  Мф., 7:8.


[Закрыть]

Пациент Товцев поступил в отделение в понедельник, в половине седьмого утра, когда дежурство переходит в фазу «еще немного, еще чуть-чуть». Усталому дежурному врачу уже не до того, чтобы заморачиваться с диагностикой – скоро придут врачи отделения, им и карты в руки. «Скорая» выставила перикардит?[24]24
  Перикардитом называется воспалительное поражение перикарда, наружной соединительнотканной оболочки сердца.


[Закрыть] Врач приемного отделения согласился с этим диагнозом? Вот и хорошо, лежи, папаша, жди лечащего врача.

Изначально Кирилл, услышавший на пятиминутке о том, что в отделение поступил семидесятитрехлетний мужчина с перикардитом, повел студентов к Товцеву не для того, чтобы «уесть» заведующего отделением, а для того, чтобы дать им возможность выслушать шум трения перикарда, характерный для этого заболевания. Симптом довольно редкий, как и сам перикардит, пусть люди послушают. Самому Кириллу в процессе обучения этого шума так и не довелось услышать из-за отсутствия «профильных» пациентов. Преподаватель ограничился имитацией – потер друг о друга два кусочка кожи, специально припасенных для этой цели. Слышите, как скрипит? Примерно так же «скрипит» воспаленный перикард.

Однако, при осмотре пациента, у Кирилла, наскоро освежившего тему в памяти перед занятием, начали появляться вопросы. Прежде всего, у деда отсутствовал такой воспалительному процессу симптом, как повышение температуры. И содержание лейкоцитов в крови, взятой для срочного исследования при поступлении, тоже было нормальным. Что же касается шума трения перикарда, то на фоне множественных легочных хрипов, неизбежных у курильщика с пятидесятилетним стажем, он был едва слышен, причем только в положении сидя с наклоном корпуса вперед. Да и был ли шум? Врачи нередко выслушивают у пациентов то отсутствующее, которое собираются выслушать, потому что сила убеждения очень велика.

Вглядевшись в кардиограмму пациента, Кирилл отправил одного из студентов за палатным врачом (завотделением был на административном совещании), а сам, тем временем, начал выяснять, как развивалось заболевание. Товцеву явно нравилось, что к нему проявляют столько внимания, и потому рассказывал он охотно и обстоятельно.

– Поплохело мне вчера, доктор, в середине дня. Здесь… – рука со вздувшимися венами легла на середину груди, – начало давить…

– Давить или болеть? Уточните пожалуйста.

– Сначала вроде как давило, а потом начало болеть. Все сильнее и сильнее… Я принял таблетку кардивастина и прилег. Вроде полегчало. Не так, чтобы совсем уж отпустило, но полегчало. И дышать стало полегче… А как встал, снова почувствовал себя хуже. Но нужно было встать, очень. Я чай петрушечный пью, а он же мочегонный…

– Что мы видим? – спросил Кирилл у студентов.

– Уменьшение боли в покое и увеличение при физической нагрузке, – нестройным хором ответило несколько человек.

– На фоне ишемической болезни сердца, обратите внимание! – Кирилл многозначительно поднял вверх указательный палец.

– Ишемия у меня с девяносто третьего года, – вставил Товцев. – Как закодировался, так и начало прихватывать… Водка, она же расширяет сосуды…

– Ненадолго расширяет, – строго сказал Кирилл. – А после надолго сужает. Ваше кодирование, Иван Петрович, никак не связано с развитием ишемической болезни.

– Вам, ученым людям, виднее, – покладисто сказал Товцев. – Может и не связано. Но как с бутылкой раздружился, так сразу и сердце шалить начало…

Палатный врач заставил прождать себя минут семь и всячески демонстрировал недовольство тем, что его отвлекли от дел – и взглядом, и всем выражением лица, и тоном голоса.

– Простите за беспокойство, – вежливо сказал Кирилл в ответ на грубое «чего надо?», – но мне нужно кое-что с вами обсудить. Давайте выйдем в коридор, чтобы не утомлять людей своим присутствием…

В коридоре он сунул грубияну под нос кардиограмму Товцева и спросил:

– Вам не кажется, коллега, что здесь инфаркт?

– При перикардите тоже наблюдается смещение сегмента «эс-тэ» выше изолинии, – ответил коллега. – Вам бы положено это знать.

– Я знаю, – так же вежливо ответил Кирилл. – И еще я знаю, что при перикардите подъем сегмента «эс-тэ» наблюдается практически во всех отведениях, поскольку изменения миокарда носят диффузный характер, а не очаговый, как при инфаркте. А здесь мы имеем…

– Михаил Максимович согласен с диагнозом перикардита! – перебил коллега.

– Все могут ошибаться, даже заведующий отделением, – Кирилл позволил себе сдержанную ироничную усмешку. – Но кардиограмма скорее говорит о переднебоковом инфаркте, чем о перикардите. Шума трения мне выслушать не удалось…

– Надо было посадить его!

– И сажали, и вперед наклоняли, и поддерживали, чтобы не упал, но шума трения так и не услышали, – Кирилл сокрушенно развел руками, в одной из которых была история болезни Товцева, а в другой – снятая в приемном отделении кардиограмма. И еще позволю себе обратить ваше внимание на отсутствие повышения температуры и практически нормальное количество лейкоцитов…

– Когда Михаил Максимович вернется…

– А вы уверены, что до его возвращения со Товцевым ничего не случится? – спросил Кирилл, сменив тон на строгий и требовательный. – Откуда такая уверенность? Пациент должен находиться в блоке,[25]25
  То есть в блоке кардиореанимации (блоке интенсивной терапии для тяжелых кардиологических больных).


[Закрыть] а не в отделении! И исправить эту ошибку нужно прямо сейчас! Когда Михаил Максимович вернется с собрания, он скажет вам спасибо за то, что вы не стали терять время.

– Долбаная жизнь! – прочувственно констатировал коллега и пошел оформлять перевод.

– А здесь точно инфаркт, Кирилл Мартынович? – спросила одна из студенток.

Кирилл был твердо уверен в этом, но внутренний голос посоветовал ему избегать категоричности. Больных с перикардитом он прежде не видел, главу в учебнике прочел впопыхах, что называется «по диагонали», так что лучше подождать и посмотреть, как будут развиваться события.

– Стопроцентной уверенности у меня нет, – ответил он. – Надо понаблюдать, сделать «эхо», оценить динамику на ЭКГ, но все это должно делаться в блоке. Пациенты переводятся в отделение только тогда, когда отсутствие острой коронарной патологии[26]26
  То есть острого инфаркта миокарда.


[Закрыть] не вызывает сомнений. И вообще запомните золотое правило – врач должен всегда исходить из худшего и учитывать все возможные варианты. Никогда нельзя упираться в один-единственный диагноз, каким бы правильным он вам ни казался…

Иногда ошибка приносит больше пользы, чем правильное решение. Если бы диагноз острого инфаркта миокарда подтвердился, то заведующий отделением сильно бы не пострадал. Да – ошибся, но с кем не бывает? К тому же ошибся не один – «скорая» и врач приемного покоя выставляли идентичный диагноз, а чем больше коллег ошибается, тем добросовестнее выглядит ошибка. Уже и не ошибкой выглядит, а заблуждением. Последствия тоже имеют значение при избрании карательных санкций. Если ошибку вовремя успели исправить, не доводя до фатальных последствий, то можно считать, что ее никогда не было. Максимум, что могло грозить Михаилу Максимовичу в данном случае, так это устное замечание от начмеда – внимательнее нужно быть, товарищ заведующий! Но у Товцева на в самом деле наличествовал перикардит и в блоке кардиореанимации делать ему было нечего. Узнав о случившемся в его отсутствие переводе, Михаил Максимович велел вернуть пациента обратно, благо еще даже постель перестелить не успели, и отправился высказывать ассистенту Антипову свое праведное негодование.

Кириллу повезло вдвойне – как раз в этот момент в отделение явилась главная медсестра, любившая неожиданные контрольные визиты. Так что самому жаловаться на заведующего отделением не пришлось, главная медсестра все рассказала в административном корпусе, да еще и приукрасила, небось, потому что у нее с Михаилом Максимовичем были свои давние счеты. Впрочем, и без приукрашивания вышло бы хорошо.

– Что вы себе позволяете?! – орал Михаил Максимович, выпучив глаза. – Какой, на х…й, инфаркт?! Там типичный перикардит! Какие, на х…й, боли при физической нагрузке?! У него интенсивность боли меняется при изменении положения тела! На левом боку или на животе он вообще не может лежать! На сегмент «эс-тэ» вы внимание обратили, а на отсутствие зубца «ку» – нет?! Что вы суетесь туда, куда не следует?! Температура нормальная?! Лейкоцитоза нет?! Так он же старый! У него все реакции ослаблены из-за возраста!..

Студенты, как раз собиравшиеся уходить, наблюдали эту дикую сцену, разинув от удивления рты. Собравшиеся поодаль пациенты тоже репетировали немую сцену из гоголевского «Ревизора». Кирилл дал оппоненту возможность выпустить весь накопившийся пар, а, когда тот умолк, чтобы отдышаться, спокойно сказал:

– Простите, Михаил Максимович, но ваше поведение кажется мне неподобающим. Здесь находятся женщины, мои ученики, ваши пациенты, наши коллеги, а вы при всех выражаетесь матом. И кто вам дал право так кричать? И где? В больнице! В отделении, где находятся люди с больным сердцем! И которым вы, пока что, руководите.

– Не устраивайте мне тут театра! – громче прежнего рявкнул Михаил Максимович. – Будут меня всякие идиоты учить!

Топнув ногой, он развернулся и ушел в свой кабинет. Хлопок закрывающейся двери прозвучал, как пушечный выстрел.

– Что это было? – спросила староста группы, умная, некрасивая и не по возрасту строгая.

– Я прошу у вас прощения за то, что вам пришлось увидеть, – сказал Кирилл. – Бывает. Нервы могут сдать у каждого. У Михаила Максимовича очень тяжелая и ответственная работа. Поймите его, и простите…

Краем глаза посмотрел в висевшее над умывальником зеркало – не появился ли вдруг над головой нимб? Нимба не было, но и без него вся эта ситуация сильно забавляла. И еще сильнее радовала. Наверное, то же самое испытывают люди, сорвавшие джек-пот в лотерею.

Возможно, главный врач ограничился бы выговором, но пациенты написали коллективное письмо в департамент здравоохранения, в котором рассказали не только о неподобающем поведении заведующего отделением, но и о том, насколько неблагоприятно отразился безобразный скандал на их состоянии – у одних давление подскочило, у других приступ стенокардии случился, многие ночью без снотворного заснуть не смогли, а один человек (тот самый, из-за которого был скандал) даже умер. На самом деле смерть пациента Товцева не следовало напрямую связывать со скандалом, потому что в момент руководящего буйства он еще находился в блоке. Скорее всего, смерть стала следствием стресса, вызванного переводами в реанимацию и обратно. «Побочное действие перемены мест», как определил про себя Кирилл. На вскрытии тела диагноз перикардита подтвердился, а вот свежих инфарктных очагов патологоанатом в сердечной мышце не нашел.

На коллективные жалобы департамент реагирует с особой решительностью. Михаила Максимовича сняли с заведования, после чего его в больнице больше не видели – мало кому хочется оставаться на рядовых должностях там, где когда-то выпало счастье руководить. Начмед на пятиминутке принесла Кириллу извинения от имени больничной администрации и в сто пятидесятый, наверное, раз строго напомнила врачам, что все «потенциально инфарктное» госпитализируется только через блок. Лучше перестраховаться, чем недосмотреть. Кирилл Мартынович абсолютно правильно настоял на том, чтобы Товцева перевели в блок. Сразу видно умного человека и грамотного врача.

Умному человеку и грамотному врачу очень нравилось, когда его хвалили, в особенности публично. Кто там из великих психологов сказал, что жизнь человека есть вечное стремление к одобрению со стороны окружающих?