Текст книги "РККА: роковые ошибки в строительстве армии. 1917-1937"

«Недостаточность» строевой выправки курсантов Бакинской пехотной, о которой Казанский доложил в марте 32-го, апрельский проект приказа РВС СССР тоже оценил резче – как «крайне слабую» строевую выучку. В самом деле, Казанский писал о «мешковатости, вялости, сутуловатости», о том, что на занятиях «курсант встает и садится вяло, держится сутуло, стоит вразвалку и т. д.», о рваных грязных шинелях, об отсутствии у большинства крючков и пуговиц²²⁰…

Констатировав 10 июля 1932 г., что «безукоризненной внешней опрятности, личной строевой выправки» «у большинства» курсантов Объединенной военной школы имени ВЦИК и Московских пехотной, артиллерийской и военно-инженерной «еще нет», а строевая выучка в целом «далека от образцовой», Казанский и сам уточнил эти расплывчатые оценки – указав, что в пехотной и артиллерийской строевая подготовка неудовлетворительна и что повсюду курсанты недостаточно отработали даже строевую стойку («посадка головы и состояние корпуса недоработаны»), поворачиваются нечетко, на марше идут неуставным шагом, при выполнении ружейных приемов двигают не только руками, но и корпусом²²¹…

Неудовлетворительной признали в феврале 1932 г. и строевую подготовку Ленинградской объединенной школы связи.

Однозначную картину рисуют и материалы по бронетанковым школам.

«[…] Продолжает чувствоваться строевая невыдержанность и мешковатость», – отмечала комиссия РВС СССР, обследовавшая 5—11 мая 1932 г. старейшую из них – Орловскую. Даже у выпускников, указывалось в акте инспектирования Саратовской бронетанковой от 27 июня 1932 г., нет ни строевой выправки, ни твердо выработанного строевого шага, ни отчетливости в движениях, ни должной заправки обмундирования; налицо вялость, неповоротливость, медлительность…»

О том, что в Нижегородской бронетанковой «неясно выраженной строевой выправкой», «вялостью и мешковатостью» отличаются не только курсанты, но даже и младшие командиры, 4 октября 1932 г. вынуждено было доложить «наверх» даже командование этой школы (а тем, кто видел нижегородских курсантов на сентябрьских маневрах 3-го стрелкового корпуса МВО, бросилась в глаза еще и их «неопрятность и небрежность во внешнем виде»).

«Общим основным недостатком в строевой подготовке является малоудовлетворительная одиночная выучка курсантов […]», – признало 25 сентября 1932 г. командование Ульяновской бронетанковой; откровенным было и командование Орловской: «Нет отшлифовки одиночной [строевой. – А.С.] подготовки курсанта».

«Внешний воинский вид», добавляла составленная в УВУЗ ГУ РККА справка о состоянии бронетанковых школ в 1932 г., тоже «недостаточно удовлетворителен»²²²…

В Белорусской объединенной военной школе в августе 1932-го взору начальника боевой подготовки сухопутных сил РККА А.И. Седякина предстала и вовсе непотребная картина: «резко бросается в глаза слабая строевая выправка у курсантов»; «за малыми исключениями», все ходят «в грязном запущенном обмундировании», которое «почти все лето не стиралось» и на груди, животе, коленях и внутренней стороне воротника «дошло до цвета нефти»; «почти у всех без исключения грязные заношенные портянки, в носках заношенные до цвета нефти»; «отличить по внешнему виду и поведению» как рядового курсанта, так даже и младшего командира от красноармейца «невозможно»²²³…

В 1933-м, утверждал в своем докладе об итогах боевой подготовки сухопутных военных школ в 1932/33 учебном году Б.М. Фельдман, положение было выправлено, и военные школы – благодаря повышению требовательности к строевой подготовке и сделанному в ней упору на тщательную отработку всех мелочей – в строевом отношении вообще стали образцовыми (курсант, отмечалось в другом варианте этого доклада, стал также «чист, опрятен, следит за собой»). При этом начальник ГУ и ВУЗ РККА ссылался на отзывы командиров линейных частей, единодушно отмечавших отличную строевую выучку и подтянутость стажировавшихся у них летом 33-го курсантов (врид начальника УВУЗ ГУ РККА С.А. Смирнов уточнил 31 декабря, что отзывы говорят о «хорошей» строевой выучке) ²²⁴. Так, командир 43-й стрелковой дивизии БВО В.Д. Соколовский писал, что «личная примерность в строевом деле курсантами усвоена основательно», а командир 6-го стрелкового полка 2-й стрелковой дивизии БВО сообщал, что отличную строевую выправку стажеров приходилось ставить в пример «некоторым средним командирам кадра»²²⁵…

Однако сохранившиеся от 33-го материалы инспектирования и другие источники, характеризующие состояние конкретных военных школ, картины «образцовости» отнюдь не рисуют. Правда, в Закавказской пехотной (бывшей объединенной) школе, по оценке инспектировавшего ее 16–22 августа 1933 г. помощника начальника 1-го сектора УВУЗ ГУ РККА И.Р. Салитана, выправка, подтянутость и внешний вид и впрямь были «отработаны отлично». Но вот в Московской пехотной (как значилось в ее политхарактеристике за октябрь 1932 – март 1933 гг.) курсанты по выправке и по строевой выучке в целом «не отличались от хорошей кр[асноармей] ской части»; во Владивостокской пехотной (согласно докладу обследовавшего ее начальника 2-го сектора УВУЗ ГУ РККА В.Ф. Малышкина от 11 декабря 1933 г.) строевая подготовка находилась на невысоком уровне, а политхарактеристика Белорусской объединенной военной за зимний период 1932/33 учебного года констатировала, что «внешний вид в строю» у курсантов «неудовлетворительный»²²⁶. Строевую выучку курсантов Среднеазиатской объединенной военной, Омской пехотной и Томской артиллерийской школ Е.С. Казанский в июле 33-го тоже оценил как неудовлетворительную; по внешнему же виду, отметил он, тамошние курсанты «во много раз хуже своих командиров», внешний вид которых «неудовлетворителен»… «Совершенно слаба» была тогда строевая выучка и в Севастопольской школе зенитной артиллерии²²⁷.

По-видимому, командиры частей – чьи отзывы, как уже отмечалось, выглядели в том году явными отписками – решили не портить курсантам характеристик и здесь…

Гораздо больше доказательств можно привести в пользу того, что заметное улучшение строевой выучки и внешнего вида советских курсантов произошло в следующем, 1934 г. При этом можно даже не ссылаться на сохранившиеся от него акты сентябрьских инспекторских смотров – отмечающие «хорошую» (в одном случае – «достаточную») строевую выучку либо выправку курсантов Школы червонных старшин, Киевской, Белорусской и Татаро-Башкирской объединенных и Московской, Омской, Бакинской, Закавказской и Орджоникидзевской пехотных, «бодрый» вид будущих «червоних старшiн» и «опрятность в одежде» киевских курсантов (еще 5 сохранившихся актов уровень строевой выучки и внешний вид не оценивают) ²²⁸. Как мы уже отмечали, к плановому смотру в школах могли натаскать (чтобы предъявить потом инспектирующим) только некоторых курсантов. Но о резком улучшении «подтянутости и выправки» курсантов Школы червонных старшин говорил и заслуживающий, как мы видели, доверия отзыв комдива-23 М.Ф. Лукина. Нельзя не обратить внимания и на совсем иное, нежели в 1932–1933 гг., соотношение положительных и отрицательных характеристик в тех материалах инспектирования военных школ за 1934 год, в которых уделено внимание интересующему нас сейчас вопросу. Положительные там даны уже в половине случаев:

– «строевая подготовка хорошая», «курсант подтянут, выправлен по-строевому», «чист, опрятен, подстрижен и обрит» (Татаро-Башкирская объединенная военная школа, январь 1934 г.);

– строевая подготовка хорошая, но вне поля зрения командира курсанты иногда держатся не по-строевому (1-я и 2-я Ленинградские артиллерийские школы и артиллерийское отделение Ленинградской пехотной, конец марта – начало апреля 1934 г.);

– «весь личный состав опрятно одет», «следит за собой» (Томская артиллерийская школа, конец марта – начало апреля 1934 г.);

– строевая подготовка хорошая, «курсанты высматривают [так в документе. – А.С.] опрятными» (Среднеазиатская объединенная военная школа, апрель – начало мая 1934 г.);

– строевая подготовка хорошая, остались только «мелкие недоделки в выправке и подходе к начальнику»; «качество строя и строевой подготовки почти не ухудшаются при отсутствии своего начальства» (Одесская артиллерийская школа, август 1934 г.) ²²⁹.

Другое дело, что не меньше было в этих материалах (а также в докладах инспекторов из ПУ РККА) и отрицательных характеристик:

– курсант «чист, опрятен, следит за собой», но строевая выучка только удовлетворительная: даже у 2-го курса «еще много мешковатости», а 1-й вообще слабо отработан в строевом отношении (Рязанская пехотная школа, конец января – начало февраля 1934 г.);

– в Бакинской пехотной школе «строевая подготовка неудовлетворительна», а в Закавказской пехотной «едва удовлетворительна»; в вопросах личной гигиены и опрятности «делаются только первые шаги» (март 1934 г.);

– выправки у курсантов нет, строевая подготовка вообще находится на низком уровне, «внешний вид курсантов некультурный» (выступления на совещании комначсостава Орловской бронетанковой школы 13 марта 1934 г.);

– рабочее обмундирование у курсантов грязное (Объединенная военная школа имени ВЦИК, июнь 1934 г.);

– летние портянки у курсантов не стирались с августа, воротнички грязные (Омская пехотная школа, ноябрь 1934 г.);

– «внешний вид курсантов в учебное время неопрятен», обмундирование грязное (Саратовская бронетанковая школа, конец ноября 1934 г.);

– значительная часть курсантов не знает правильной строевой стойки (Московская пехотная школа, 27 ноября 1934 г.) ²³⁰.

Кроме того, акты проведенных 31 августа – 4 сентября 1934 г. инспекторских смотров боевой подготовки 1-й и 2-й Ленинградских артиллерийских школ отметили нерегулярное бритье курсантов и наличие у части их грязных воротничков.

Да и «хорошая», по определению цитировавшихся выше документов, строевая выучка на деле могла быть скорее удовлетворительной – и уж во всяком случае не была достаточной для будущих командиров, которые должны были обладать не «хорошей», а образцовой строевой выучкой. Это ясно видно на примере Среднеазиатской объединенной военной школы – которую в 34-м проверяли трижды. Комиссия САВО, работавшая там весь апрель и начало мая, так прямо и указала: строевая выучка хороша, но «для школы» «недостаточна». Что это означало конкретно, видно из июльского доклада помощника начальника 1-го сектора УВУЗ РККА С.С. Гулевича: оказавшись вне поля зрения командира, курсант строевой вид теряет. А проверявшая Среднеазиатскую 16–20 сентября комиссия члена РВС САВО Г.Г. Ястребова фактически дезавуировала и саму (выставленную также и ею) оценку «хорошо»: «Следует отметить, что налицо еще недостаточная строевая выправка, подтянутость, нет еще четкого, образцового внешнего вида, четких поворотов, повторения приказаний и т. д.»²³¹…

О том, что уровень строевой выучки курсантов в 34-м мог (и то в лучшем случае) считаться хорошим лишь для бойцов, свидетельствует и годовой отчет УВО от 17 октября 1934 г. Даже в нем – подчас прямо выдумывавшим успехи – признавалось, что, хоть строевая выучка курсантов военных школ округа и хорошая, «постоянной (а не только в строю) выправки» «от всей курсантской массы» еще только предстоит добиться²³²…

Кроме того, успехи в привитии советским курсантам строевого вида, достигнутые в 1934 г., оказались весьма непрочными. В течение следующего, 1935-го, из 15 военных школ, строевую выучку или внешний вид курсантов которых в 1934 г. оценивали на «хорошо», по крайней мере, 6 (и в том числе 3 из 6, получивших эту оценку не на плановом инспекторском смотру, а при инспектировании работниками УВУЗ РККА или и на смотру и при инспектировании) «съехали» на «тройки» и «двойки». Вот что докладывали о них инспектирующие в 35-м:

– у курсантов неопрятное обмундирование, встречаются и нечищеные сапоги, подтянутость «недостаточная», нет выправки; вообще, строевая выучка «для школы неудовлетворительная»: «школа в этом малым отличается от обычной строевой красноармейской части, нет четкости и выправленности, красоты приемов и выполнения [команд. – А.С.]» (Татаро-Башкирская объединенная военная школа, январь 1935 г.);

– «внешний вид курсанта остается неудовлетворительным: обмундирование грязное и затасканное, курсант не подтянут, много еще неряшливости, большое количество курсантов ходит в грязных сапогах, часто можно встретить небритых»; отсутствует выправка, в строю идут не в ногу (там же, конец июля – начало августа 1935 г.);

– «внешне курсант подтянут недостаточно» (1-я Ленинградская артиллерийская школа, конец января – начало февраля 1935 г.);

– «строевая подготовка курсантов недостаточная» (Белорусская объединенная военная школа, март 1935 г.);

– «курсанты мешковаты, неповоротливы, не имеют должной выправки, элементы одиночной выучки усвоены слабо» (Московская пехотная школа, июль 1935 г.);

– строевая подготовка неудовлетворительная, «курсант зачастую грязен» (Томская артиллерийская школа, июль 1935 г.);

– даже младший командир «недостаточно четок в строевом отношении», обмундирование у курсантов грязное, сапоги нечищеные (Омская пехотная школа, июль 1935 г.; в нее, правда, в том году влили курсантов упраздненной Владивостокской) ²³³.

Не лучше обстояли дела и в некоторых других освещаемых источниками 1935 года школах – в том числе и в ежегодно натаскивавшейся для парадов на Красной площади Объединенной военной имени ВЦИК. Ружейные приемы у кремлевских курсантов, констатировал в сентябре 1935 г. командир корпуса ВУЗ МВО И.А. Томашевич, не отшлифованы, сомкнутый строй отработан настолько плохо, что на смотру курсантский батальон равнялся семь минут и все-таки равнение было неудовлетворительное. «Строевая подготовка только удовлетворительная, – значилось в приказе по корпусу ВУЗ ЛВО об итогах проверки 25 декабря 1935 – 5 января 1936 г. Ленинградской артиллерийско-технической школы. – Даже у курсантов 3 курса нет действительно отчеканенной выправки и четкости движений», «много курсантов небритых», «встречаются курсанты в рваных гимнастерках»²³⁴. В Орловской бронетанковой, указывал в своем годовом отчете от 7 ноября 1935 г. военком школы А.И. Александров, «не добились еще образцовой выправки курсанта»²³⁵ (значит, в действительности выправка, скорее всего, была просто слабой) …

В то же время как минимум 4 из 15 школ, оцененных в 1934 г. в строевом отношении на «хорошо», удержались на этом уровне и в 35-м (а то и поднялись выше):

– «курсанты опрятны, подтянуты», «строевая подготовка, несомненно, улучшилась, курсанты подтянуты» (Школа червонных старшин, март 1935 г.);

– строевая подготовка отличная (там же, сентябрь 1935 г.);

– «строевая подготовка лучшая из всех школ» (Орджоникидзевская пехотная, апрель 1935 г.);

– строевая подготовка улучшилась и близка к хорошей (Среднеазиатская объединенная военная, сентябрь 1935 г.);

– количество случаев появления курсантов небритыми и с грязными воротничками резко уменьшилось (Одесская артиллерийская, апрель 1935 г.)²³⁶.

Улучшилась, похоже, ситуация и в Рязанской пехотной – строевую выучку курсантов которой командир корпуса ВУЗ МВО И.А. Томашевич в начале сентября 1935 г. признал уже не удовлетворительной, а хорошей²³⁷.

Конечно, «хорошей» эта строевая выучка по-прежнему была лишь для бойцов, но не для командиров. Характеризуя 28 апреля 1935 г. ту же «лучшую из всех школ» Орджоникидзевскую, Е.С. Казанский отметил, что и в ней не все курсанты отработали детали одиночной строевой подготовки, а относительно Школы червонных старшин указал, что строевая выучка в ней улучшилась, «но в целом не прочно привита, все еще не та, что нам нужна» («дисциплина строя еще не отчеканена», большинство дежурных и дневальных не умеет не только подходить к начальнику или старшему с докладом, но даже и правильно прикладывать руку к головному убору при отдании чести)²³⁸. «Ни в одной школе», подчеркивал Казанский в докладе начальнику Штаба РККА А.И. Егорову от 15 мая 1935 г., у курсантов все еще «не вошло в привычку бритье»²³⁹…

И все-таки среди материалов инспектирования военных школ стало больше таких, в которых отмечалась лишь «недостаточная образцовость» строевой выучки или внешнего вида курсантов. Кроме упомянутых выше, таковы относящиеся к зиме или весне замечания по Севастопольской школе зенитной артиллерии («внешний вид курсантов недостаточно образцовый, подтянуты недостаточно») и Московской артиллерийской («недостаточно образцово поставлена строевая подготовка курсантов») ²⁴⁰.

Примерно такую же картину, что и в 1934–1935 гг. (примерно равное количество «двоек» и «троек», с одной стороны, и «троек с плюсом», «четверок» и «пятерок», с другой), рисуют и источники, характеризующие строевую выучку и внешний вид советских курсантов в 1936 г. (в отличие от предыдущих лет, значительную часть их составляют документы выпускных комиссий, а материалы инспектирования добыты не УВУЗ РККА, а военными округами и Автобронетанковым управлением РККА (АБТУ РККА)). Вот одна половина характеристик:

– строевой вид, подтянутость, четкость исполнения приказаний – хорошие, курсанты «внешне подтянуты и опрятны» (Томская артиллерийская школа, январь 1936 г.);

– равнение, выправка – удовлетворительные, повороты, перестроения, подход к начальнику – четкие (Горьковская бронетанковая школа, февраль – начало марта 1936 г.);

– курсанты внешне подтянуты, старших приветствуют четко (Омская пехотная школа, апрель 1936 г.);

– курсанты подтянуты (Томская артиллерийская школа, октябрь 1936 г.);

– строевая выучка курсантов отличная (2-я Киевская имени С.С. Каменева (бывшая Киевская объединенная военная) и Сумская артиллерийские школы, октябрь 1936 г.) ²⁴¹.

Из доклада присутствовавшего на выпускных испытаниях начальника 8-го отдела штаба КВО полковника С.А. Попова начальнику АБТУ РККА от 3 июля 1936 г. явствует (см. ниже), что неплохую строевую выучку продемонстрировали и выпущенные в июне курсанты Саратовской бронетанковой.

Однако приличный строевой вид, явленный глазам выпускных комиссий, все еще часто исчезал, как только курсант оказывался вне строя или вне поля зрения начальника. «К сожалению, – писал С.А. Попов, – в повседневной жизни показанная выправка, четкость, шаг не практикуются [выделено мной. – А.С.]»²⁴². Хватало и отрицательных характеристик:

– строевая стойка, равнение, повороты кругом, движение – плохи (1-я Ленинградская артиллерийская школа, апрель 1936 г.);

– «строевая подготовка курсантов только посредственна: они медлительны, при движении смотрят под ноги, поворот головы при равнении и приветствиях усвоен слабо» и др. (2-я Ленинградская артиллерийская школа, май 1936 г.);

– доклады не всегда четкие, «внешний вид курсантов оставляет желать еще лучшего»: руки часто грязные (Горьковская бронетанковая школа, июнь 1936 г.);

– «недостаточно отработана» одиночная строевая подготовка, строи отработаны нечетко (Горьковская, Ульяновская и Саратовская бронетанковые школы, годовой отчет ПриВО от 4 октября 1936 г.);

– «по строевой подготовке» курсантам «требуется решительная подтяжка»: пока что их отличает «напряжение состояние тела в движении, несоблюдение интервалов и дистанций при построениях»; «подход курсанта к начальнику и доклад не вполне отработан» (Татаро-Башкирская пехотная школа, декабрь 1936 г.)²⁴³.

Первая половина 1937 г. – насколько можно судить по сохранившимся материалам инспектирования военных школ/училищ – изменений не принесла: из 6 освещаемых этими материалами школ/училищ 5 в строевом отношении остались на том же неудовлетворительном, а 1 – на том же «хорошем-удовлетворительном» уровне, что и в 35-м – 36-м:

– одиночная строевая выучка курсантов не на высоте: повороты, равнение, выход из строя, ружейные приемы выполняются нечетко, а некоторыми «и совсем плохо»; «многие курсанты не умеют подойти к начальнику, доложить», на утренний осмотр являются «в нечищеных сапогах, небритые, с грязными воротничками, с оторванными пуговицами» (Московская пехотная школа, конец января 1937 г.);

– «в одиночной подготовке курсантов много недоработок»: «в строю равняются плохо, ружейные приемы выполняются нечетко и несноровисто», «повороты на месте, на ходу, подход и отход к [так в документе. – А.С.] начальнику, приветствие на ходу» – все это «еще далеко от требуемого уровня» (Объединенная военная школа имени ВЦИК, начало февраля 1937 г.);

– «строевая подготовка в школе заставляет желать лучшего»: «курсанты мешковаты, часто чересчур натянуты и напряжены», «движение в строю» «не отработано еще», «нет во всех исполнениях легкости, стройности и красивости» (Татаро-Башкирская пехотная школа, конец февраля 1937 г.);

– «внешняя выправка неудовлетворительная», «курсанты выглядят вялыми, измученными, плохо заправленными и без воротничков»; «обмундирование курсантов грязное», а у некоторых и рваное (Минское военное училище, 27 мая – 5 июня 1937 г.);

– «внешний вид курсантов мешковатый», «за собой курсанты не всегда следят, часто не пострижены как следует, небриты, грязь под ногтями и т. п.» (Омское пехотное училище, май 1937 г. На выпускных испытаниях 36-го омские курсанты выглядели подтянутыми, но впечатления, произведенные ими в 1935-м и начале 1937 г. на инспектирующих, убеждают, что это как раз тот случай, когда выказываемые на экзаменах «выправка и четкость» «в повседневной жизни не практиковались» – и что в начале 1937-го омичи показали свой реальный уровень)²⁴⁴.

Рязанская пехотная школа (с 16 марта – училище), как и в 1934–1935 гг., продолжала балансировать на грани между хорошей и удовлетворительной оценками. В начале февраля 1937 г. командир корпуса ВУЗ МВО комдив С.О. Белый нашел, что одиночная строевая подготовка рязанских курсантов не на должной высоте: «в строю равнение плохое, шаг медленный, повороты нечеткие, ходят курсанты как связанные, докладывают не по-уставному». Но в апреле даже въедливый помощник начальника 1-го отдела УВУЗ РККА майор А.Г. Самохин – беспощадно раскритиковавший минских курсантов – счел, что рязанские «вполне опрятно одеты, имеют хорошую выправку, подтянуты»²⁴⁵.

Таким образом, несмотря на наметившееся в 1934 г. некоторое повышение требований к дисциплине (проявившееся прежде всего в строевой подготовке и почти не коснувшееся внутреннего порядка и субординации), дисциплинированность советских курсантов и к моменту начала чистки РККА могла считаться в целом удовлетворительной (и то с натяжкой) лишь для бойцов срочной службы, а для командиров все еще была неудовлетворительна. Максимум, чего удалось добиться в 1934–1936 гг. (и то не везде), это заставить курсанта быть более или менее опрятным и держаться по-строевому и соблюдать внешнюю дисциплину в присутствии начальников. О привитии же настоящей, внутренней дисциплины – индикаторами которой служат постоянное сохранение строевой выправки и четкости в движениях (а значит, и собранности) и постоянное же соблюдение субординации – не было и речи. Для этого дисциплинарная практика советских военных школ была все еще слишком либеральной.

Больше того, материалы по ряду школ указывают на происшедшее на рубеже 1936 и 1937 гг. (по неясным причинам, но за целых полгода до начала массовых репрессий) ухудшение дисциплины – отбросившее ее на уровень 1931–1932 гг., когда она вообще находилась, по существу, в состоянии разложения.

Следствием дисциплинарного «либерализма» военных школ стало наполнение «предрепрессионной» РККА охарактеризованными нами в предыдущей главе слабо дисциплинированными командирами, командирами, которые (как отмечалось, например, в подготовленном в сентябре 1932 г. проекте приказа по военно-учебным заведениям) «далеко не являются образцом дисциплинированности, аккуратности, исполнительности, настойчивости и четкости в своей командирской работе» и даже «в опрятности»²⁴⁶.

Такие командиры, естественно, не могли дисциплинировать и бойцов и младший комсостав.

Во-первых, не будучи «подтянуты» сами, они не могли придавать этой задаче должного значения. А во-вторых, они и подготовленные ими младшие командиры просто не знали, как это делается. Их личный опыт не раскрыл перед ними дисциплинирующего эффекта таких вещей, как строевая подготовка (особенно одиночная) и твердый внутренний порядок в части, то есть неустанная повседневная требовательность во всех мелочах службы и быта. Если, напоминал 14 апреля 1934 г. помощник начальника 1-го сектора УВУЗ ГУ РККА С.С. Гулевич, «мелочи в поведении курсанта зачастую ускальзывают от внимания начальствующего состава», если «курсант не всегда поправляется начальствующим составом», он «тем самым недостаточно воспитывается и подготавливается в этом отношении к роли командира»²⁴⁷…

Вот свидетельства документов того из трех подробно исследуемых нами военных округов, от которого документов сохранилось больше всего – ОКДВА. «Целый ряд командиров и лиц начсостава, – отмечал 26 марта 1937 г. начальник штаба этой армии комкор С.Н. Богомягков, – не уяснил еще себе, что без хорошего внутреннего порядка не может быть хороших результатов боевой подготовки»²⁴⁸. При инспектировании в октябре 1936 г. 12-й и 69-й стрелковых дивизий комиссии Богомягкова бросилось в глаза, что не только младший комсостав, но даже и командиры взводов и рот «неясно себе представляют и не умеют разъяснить красноармейцам значения строевой подготовки в условиях насыщения нашей армии и армии возможного пр[отивни] ка боевой техникой» – из-за чего «при внешне неплохой постановке строевой подготовки» основы этой последней, основы «дисциплинированности строя и внимания в строю [выделено мной. – А.С.] – недостаточны». Во 2-й механизированной бригаде еще и в апреле 1937 г. «существовала вредная «теория», что со специальной [то есть технической. – А.С.] части» хорошей строевой выправки «требовать нельзя»²⁴⁹…

В итоге, придя в войска, выпускники военных школ обычно не проявляли должной требовательности к строевой выправке подчиненных, к их внешнему виду, к соблюдению внутреннего порядка, не «подтягивали» бойца на каждом шагу, вырабатывая привычку подчиняться воле начальника, – словом, не проявляли должной требовательности к дисциплине бойца и младшего командира. Так же вел себя и воспитанный ими младший комсостав. Вот свидетельства случайной подборки источников:

– «анализ цифр в применении взысканий, накладываемых командным составом, показывает, что младший командир не предъявляет еще должной требовательности к бойцу» (отчет политуправления Забайкальского военного округа за 1935 г.);

– налицо «совершенно недостаточное воспитание младших командиров, особенно в привитии им навыков использования дисциплинарной практики» (то есть в требовательности к дисциплине бойца; доклад начальника политотдела 7-й стрелковой дивизии КВО бригадного комиссара А.М. Подзюнского от 26 января 1936 г.);

– в 284-м стрелковом полку зимой 1935/36 гг. – когда там был зафиксирован 151 дисциплинарный проступок, в том числе 61, непосредственно влияющий на боеспособность части, – «значительная часть» младших командиров «первое время» «вместо четко отданного приказания вели «разговор» (доклад начальника политотдела 95-й стрелковой дивизии КВО бригадного комиссара В.Г. Рунге от 28 февраля 1936 г.);

– «система повседневной требовательности и внимания к «мелочам», поведению красноармейца в частях отсутствует» (доклад заместителя командующего ОКДВА комбрига Э.Я. Магона от 26 марта 1937 г. о состоянии боевой подготовки в 31-й кавалерийской и 103-м стрелковом полку 35-й стрелковой дивизии);

– «слабость дисциплины во многом вызывается и низкой требовательностью всех звеньев командиров», как «оглядкой на старших начальников», так и «чрезвычайно низкой поверкой исполнения, несвоевременным контролем» (то есть нежеланием следить за дисциплиной. – А.С.); налицо, в частности, «весьма слабое участие младшего ком[андного] состава и командиров взводов в укреплении дисциплины и в использовании принадлежащих им дисциплинарных прав» (доклад инструкторской группы АБТУ РККА об итогах работы в 3-й механизированной бригаде БВО 21–27 апреля 1937 г.) ²⁵⁰.

Комсостав не только не проявлял требовательность сам, но и не давал ее проявлять другим. Так, в 1935 г. помощник командира взвода 4-го отдельного стрелкового полка Уральского военного округа (УрВО) Абдулин, добиваясь образцовой дисциплины строя, трижды строил и распускал взвод, прежде чем повести его на ужин. При четвертой подаче им команды «становись» 18 бойцов не выполнили ее – но пострадали не они, а Абдулин! Требовательного помкомвзвода разжаловали в красноармейцы, а командира его роты «за допущение такого факта» арестовали на трое суток²⁵¹… После этого отнюдь не приходится удивляться сделанному 8 декабря 1935 г. (и приведенному нами в предыдущей главе) горькому признанию комвойсками УрВО И.И. Гарькавого: войскам округа еще только предстоит «привить строевую выправку, твердый внутренний порядок и дисциплину». Становится также понятным упоминание об «оглядке на старших начальников», содержащееся (см. выше) в докладе об инспектировании 3-й мехбригады БВО; по-видимому, одергивание требовательных к дисциплине командиров было в порядке вещей не только в УрВО и не только в 1935-м.

Результаты видны, например, из годового отчета политуправления БВО от 21 октября 1935 г. – констатировавшего «по-прежнему значительное количество дисциплинарных проступков по мотомехчастям и авиачастям, где еще недостаточна работа по военному воспитанию со стороны командиров»²⁵²…

Ситуация усугублялась тем, что выпускники военных школ плохо владели и методикой строевой подготовки: невнимание «дорепрессионного» советского военного образования к привитию командиру навыков обучения войск проявилось и здесь.

Правда, в отличие от тактики и огневого дела, методике проведения строевых занятий советских курсантов начали обучать еще в 20-е гг. – но большого значения этому не придавали. Согласно проекту доклада Б.М. Фельдмана пленуму РВС СССР об итогах боевой подготовки военных школ РККА за 1931/32 учебный год, как инструкторы строевой подготовки советские курсанты в том году вообще не готовились!²⁵³ В Ленинградской пехотной школе в феврале 1932 г. большинство и командиров и курсантов не умели даже подавать применяющиеся на строевых занятиях уставные команды.

В 1932/33 учебном году, утверждал в соответствующем докладе Фельдман, этот перекос выправили – и сумели привить всем курсантам 2-го и 3-го курсов хорошие методические навыки в области строевой подготовки. Однако даже командир 19-го стрелкового полка 7-й стрелковой дивизии УВО В.В. Панюхов – чей отзыв о стажировавшихся у него в июне 1933 г. курсантах мы уже приводили как образец лакировки действительности – указал, как мы видели, на необходимость давать в школах «больше инструкторских и методических навыков по всем видам боевой подготовки [выделено мной. – А.С.]».