Текст книги "РККА: роковые ошибки в строительстве армии. 1917-1937"

Так, в проверенных 26 мая 1937 г. подразделениях пулеметного батальона того же 154-го стрелкового полка 52-й стрелковой дивизии БВО никто из проводивших занятия младших командиров «не дал ясных ответов, чем они занимаются»³³². Не исключено, что занимались они тем же, чем их коллеги из 92-й стрелковой дивизии ОКДВА. «Младший командир, – констатировал в конце апреля 1937 г. на дивпартконференции командир этого соединения комбриг Л.М. Гавро, – на занятиях изо дня в день говорит об одном и том же и каждый раз старается охватить все дисциплины и все то, что знает сам и чему его учили в школах и в части, и сразу всему научить старается бойца, а поэтому занятие проходит неинтересно и на низком уровне»³³³. Последний вывод представляется слишком мягким: описанная ситуация находится просто за гранью здравого смысла.

Бессмыслица часто получалась и в тех случаях, когда командиры рот и батальонов не копировали примерный план, а пытались планировать боевую подготовку самостоятельно. Упоминаний о низком качестве, а то и полной безграмотности расписаний занятий в материалах проверок частей и соединений «предрепрессионных» КВО, БВО и ОКДВА лишь немногим меньше, чем указаний на отсутствие в расписаниях четких формулировок целей и задач занятий. Безграмотность ротных расписаний отмечалась даже в упомянутых нами выше ударных соединениях передовых БВО и КВО – в батальонах 4-й мехбригады в марте 1935 г., в объявленном осенью 1936 г. лучшим в КВО 1-м батальоне 132-го стрелкового полка 44-й стрелковой дивизии (в мае 1936-го это признал сам комбат-1 капитан К.П. Трощий), во 2-м стрелково-пулеметном батальоне 135-й стрелково-пулеметной бригады в мае – июне 1937-го…

На типичность этого явленияи для ОКДВА в январе 1937 г. указал сам начальник штаба этой последней С.Н. Богомягков. Изданный чуть ранее, 15 декабря 1936 г., приказ В.К. Блюхера № 0658 тоже констатировал, что, за исключением первых батальонов полков 21-й, 39-й и 66-й стрелковых дивизий и одного пулеметного батальона в 92-й стрелковой, ротные и батарейные расписания занятий во всей ОКДВА по своему объему и содержанию нереальны, что встречается среди них и откровенная бессмыслица.

Примером такой бессмыслицы может служить расписание занятий на неделю, составленное в середине июня 1937 г. командиром 5-й стрелковой роты 288-го стрелкового полка 96-й стрелковой дивизии КВО. За шесть дней комроты, игнорируя и глубину и последовательность изучения тем, собирался отработать действия одиночного бойца и в наступлении, и в обороне, и в разведке, и в охранении, и в ближнем бою! В 33-й стрелковой дивизии БВО в июле 1936 г. чрезмерное нагромождение учебных целей допускали даже в плане одного занятия, а в 3-й механизированной бригаде того же округа в начале 1937 г. еще и совершенно произвольно, без всякой логики и последовательности, чередовали темы в планах огневой подготовки). «Планирование боевой подготовки крайне низкое», – признал в мае 1937 г., на 1-й партконференции Приморской группы ОКДВА, даже полковник И.В. Заикин – командир 62-го стрелкового полка 21-й стрелковой дивизии (в которой, как мы видели, положение было лучше, чем в большинстве других³³⁴.

В сообщении приказа В.К. Блюхера № 0658 о том, что командиры батальонов утверждают даже явно бессмысленные планы, представленные им ротными, можно усмотреть свидетельство как безразличного отношения комбатов к службе (именно такой вывод делает приказ), так и их собственной безграмотности в вопросах планирования боевой учебы. Командир 92-й стрелковой дивизии ОКДВА комбриг Л.М. Гавро, выступая в конце апреля 1937 г., на дивпартконференции, на эту безграмотность указал прямо; тогда же о плохом планировании боевой учебы в батальонах говорили и в 4-й мехбригаде БВО, а летом 1936 г. планирование «хромало здорово» и в учебном дивизионе 21-го артполка 21-й стрелковой дивизии ОКДВА³³⁵.

Что эта безграмотность в «предрепрессионной» РККА встречалась отнюдь не только на ротном уровне, видно и из нагромождения учебных целей на зимних отрядных учениях 1937 года в ОКДВА, и из вскрытой в начале 1936 г. проверяющими нереальности плана боевой подготовки 111-го артиллерийского полка РГК (ЛВО), и из заявления командира 33-й стрелковой дивизии БВО комбрига Ф.А. Толкачева на партсобрании в его 99-м стрелковом полку 28 ноября 1935 г.: «План занятий в полку – белиберда»³³⁶…

Безграмотность планирования чаще всего выражалась в неумении обеспечить систематичность в изучении дисциплин.

Особенно это касалось огневой подготовки. Даже комвойсками передового КВО командарм 1-го ранга И.Э. Якир вынужден был разразиться в своем приказе № 050 от 27 марта 1936 г. резкой тирадой: «Я требую от всех командиров частей такого планирования огневой подготовки, которое обеспечивало бы равномерный темп, высокое качество и рост огневой подготовки, чтобы нигде не было нужды прибегать к «штурмовщине» в середине или в конце летнего периода перед инспекторскими смотрами»³³⁷. Однако в 51-й стрелковой дивизии еще и месяц спустя продолжали заниматься огневой подготовкой бессистемно, периодами. В итоге многие хорошие стрелки успели дисквалифицироваться и первую задачу курса стрельб той весной 51-я из всех видов оружия выполнила на «неуд»… В отдельном танковом батальоне 24-й стрелковой дивизии из-за порочного планирования в течение всей зимы 1937-го вообще не стреляли…

Отсутствие системы в огневой подготовке фиксируют и документы того единственного из «предрепрессионных» корпусов БВО (23-го стрелкового), от которого они сохранились, и документы обеих стрелковых дивизий ОКДВА, с которыми (ввиду участия их в пограничных конфликтах) мы ознакомились подробнее, чем с другими – 40-й (где «отсутствие систематической стрелковой тренировки» отмечали в июне 1935 г.) и 21-й (где «системы и методичности» не было еще и зимой 1937-го)³³⁸…

То же и у танкистов ОКДВА. «Стреляем с большими перерывами, отстреляли задачу и два м[еся]ца не стреляем», – отмечал 19 апреля 1937 г. на бригадной партконференции командир 2-й механизированной бригады полковник В.Г. Бурков. «Начинается март месяц, и у нас огневая горячка, а результаты от этой горячки плохие», – вторил ему неделю спустя на аналогичном мероприятии, командир роты 1-го танкового батальона 23-й механизированной бригады старший лейтенант Мажников³³⁹.

Согласно планам, составлявшимся зимой 1937 г. командирами рот 21-й стрелковой дивизии ОКДВА, непоследовательно, «рывками, большими кусками, с большими перерывами» должно было проходить изучение не только огневого дела, но и других дисциплин³⁴⁰ (понятно, что твердого усвоения при такой учебе ожидать не приходилось). Можно полагать, что так же было и во многих других соединениях: просто повседневная жизнь 21-й (благодаря сохранности большего количества разнообразных источников) известна нам лучше всего. Бессистемной была и техническая подготовка танкистов, проводившаяся весной 1935 г. в частях 45-го механизированного корпуса УВО.

Еще одним типичным пороком планирования боевой подготовки было неумение грамотно спланировать ход конкретного занятия.

Надо «особенно следить, – предупреждал, например, в своем изданном в первые дни января 1937 г. приказе комвойсками БВО И.П. Уборевич, – чтобы 8-ми часовой учебный день не превращался бы в 2½ – 3 часа учебы, остальное уходу, хождению, ожиданию и прочую [так в документе. – А.С.] нашу неорганизованность»³⁴¹. В самом деле, летом 1936 г. «бесконечные хождения» в учебное время были характерны даже для такого ударного соединения БВО, как 1-я тяжелая танковая бригада (в учебе там вообще было «много бесплановости»), а в 4-й механизированной планирование хода занятия хромало и после выхода процитированного выше приказа. «Теряешь много времени и гоняешь напрасно материальную часть», – подытоживал 21 апреля 1937 г. на партсобрании один из лейтенантов разведроты этой бригады³³⁴…

То же и в КВО. В 1-м батальоне 130-го и 2-м батальоне 132-го стрелковых полков 44-й стрелковой дивизии в конце июня 1936 г. бойцы после прихода на стрельбище по 40–60 минут ждали начала занятия, а само занятие строилось так, что, по словам проверявших из штаба 8-го стрелкового корпуса, «бойцы буквально пролеживают в течение 3-х часов на животах, не спеша щелкая затворами»³⁴³. В проверенной 20–23 июня 1937 г. штабом 17-го стрелкового корпуса 96-й стрелковой дивизии на это «щелкание затворами или бесцельное стояние в ожидании очереди поверки прицеливания младшим командиром» и т. п. уходило 15–20 % времени, отведенного на огневую подготовку, а в 45-й стрелковой летом 1936 г. – до 35–40 %³⁴⁴.

Бывало, что те или иные темы в план боевой подготовки вообще не включали. Так, проверяя в октябре 1936 г. артвооружение 59-й стрелковой дивизии, артиллерийский отдел Приморской группы ОКДВА обнаружил, что в пулеметных подразделениях учебных батальонов не предусмотрены занятия по осмотру оружия и подготовке его к стрельбе. В 313-м стрелковом полку 105-й стрелковой дивизии ОКДВА зимой 1936/37 гг. из плана выбросили штыковой бой – хотя подразделения полка входили тогда в состав частей поддержки пограничников и со дня на день могли вступить в бой с японцами, которые постоянно стремились довести дело до удара в штыки. Многие из убитых и раненых в конфликтах той зимы пограничников и красноармейцев были поражены именно штыком…

Вторым методическим пороком комсостава и младшего комсостава «предрепрессионной» РККА была склонность к нарушению принципа последовательности обучения («от простого – к сложному»). Часто практиковали «перепрыгивание» через одну, а то и несколько учебных задач и начинали отрабатывать с бойцами и подразделениями сложные, не отработав подготавливающие к их выполнению простые.

В огневой подготовке это вообще было повсеместным явлением. Так, бойцов сплошь и рядом выводили на стрельбище, не изучив предварительно с ними теорию стрелкового дела – не объяснив, например, когда и зачем надо выносить точку прицеливания влево или вправо от цели (в 1-м батальоне 109-го стрелкового полка 37-й стрелковой дивизии – осенью, кстати, объявленном лучшим батальоном БВО! – так было еще и к лету 1937 г.). В результате стрелявшие могли и точно ставить прицел, и точно подводить мушку, и плавно нажимать на спуск – но, если дул боковой ветер или если цель двигалась, все их усилия сводились на нет. Их снова выводили на стрельбище – но теорию опять не объясняли…

«Этот вид подготовки, – подытожил 22 декабря 1936 г. начальник штаба 15-го стрелкового корпуса этого округа полковник П.И. Ляпин, – раньше базировался на количестве патронов, сейчас нужно вложить фундамент – теорию»³⁴⁵.

Осуществленная в начале февраля 1936-го проверка боевой подготовки 132-го стрелкового полка 44-й стрелковой дивизии показала, что теорию при обучении стрельбе игнорируют даже в нем – считавшемся тогда лучшим в КВО. В ОКДВА «пренебрежение в [так в документе. – А.С.] изучении теоретических основ стрельбы» выявили во всех пяти батальонах, проверенных в начале мая 1936 г. в 1-й Тихоокеанской, 21-й, 26-й, 32-й и 40-й стрелковых дивизиях (из состава 3-го Верхнеудинского, 61-го, 78-го, 95-го и 120-го стрелковых полков)³⁴⁶. А ведь все они были учебными – учить в которых должны были образцово! Тому, что в начале 1936-го теорию стрелкового дела бойцам не давали и в 1-й колхозной стрелковой дивизии, удивляться уже не приходится; в 66-й стрелковой дивизии (бывшей 2-й колхозной) так было еще и год спустя. У нас, отмечал в конце апреля 1937 г. начальник штаба 66-й полковник А.С. Ксенофонтов, «есть отдельные роты, израсходовавшие 12 000 патрон, а в результате поверки имеем «0»³⁴⁷; такой результат можно было получить лишь при условии игнорирования «фундамента» огневой подготовки – теории стрелкового дела…

Не были исключением и командиры-танкисты. Так, в ОКДВА они весь 1935 год никак не могли увязать отработку стрелковых упражнений с изучением баллистики танкового оружия, а в 1-й тяжелой танковой бригаде БВО (где теорией огневого дела при обучении бойцов пренебрегали с момента сформирования) это часто не умели обеспечить даже и в конце июня 1937-го. Так же обстояли тогда дела и в 22-й механизированной бригаде КВО (ее проверяли уже после начала чистки РККА, в конце августа 1937 г., но теория должна была проходиться еще в зимний период обучения).

Бойцов, далее, торопились вывести на стрельбище, не отработав с ними подготовительные упражнения, обеспечивавшие твердое владение техникой заряжания, изготовки к стрельбе, прикладки, прицеливания и спуска. Не имея твердых навыков всего этого, боец не только не мог попасть в цель, но и не имел возможности отслеживать появление и перемещение целей. Ведь все его внимание оказывалось сосредоточено на том, чтобы правильно зарядить оружие, правильно принять положение для стрельбы и т. п. – на том, что должно было выполняться им автоматически.

Если судить по замечаниям проверяющих, то отработку подготовительных упражнений командиры и младшие командиры игнорировали еще чаще, чем ознакомление бойцов с теорией стрелкового дела. Так, в Приморской группе ОКДВА в 1935 г. «основные требования курса стрельб в отношении последовательности отработки подготовительных упражнений» из-за «недооценки значения элементарной техники владения оружием» (то есть из-за элементарной методической неграмотности. – А.С.) «не выполнялись» повсеместно³⁴⁸. В результате бойцы почти весь учебный год не могли выполнить первые две задачи курса стрельб… Согласно отчету штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г., еще и тогда во многих стрелковых дивизиях этой армии – 21-й, 35-й, 40-й, 59-й, 66-й, 69-й – комсостав не понимал значения тщательной отработки техники изготовки к стрельбе. В 61-м стрелковом полку 21-й при отработке второй задачи курса стрельб вообще «перепрыгнули» через подготовительные упражнения, а в 40-й эти упражнения «обошли» во всем курсе огневой подготовки³⁴⁹… Последние перед началом чистки РККА проверки частей и соединений ОКДВА (май – начало июня 1937 г.) тоже показали, что «у значительного числа командиров при проработке задач курса стрельб есть тенденция к форсированному подходу к зачетному упражнению в ущерб качеству отработки подготовительных упражнений. Вследствие этого основные практические навыки при стрельбе из оружия красноармейцами усваиваются нетвердо, поверхностно»³⁵⁰.

В танковых частях «предрепрессионной» ОКДВА тоже спешили провести стрельбу боевым патроном без подготовительных упражнений – «без надлежащей тренировки на приборах и оружии без стрельбы»³⁵¹.

Распространенность пренебрежения подготовительными упражнениями в КВО видна уже из того, что оно бытовало там и в отстающей территориальной 7-й стрелковой дивизии и в «ударной» кадровой 44-й. «Перед стрельбой никакой подготовки не проводится, часто идут на стрельбище для того, чтоб только отстреляться, а не выполнить упражнение», – жаловался 22 марта 1935 г. на заседании бюро ВЛКСМ 19-го Нежинского стрелкового полка 7-й дивизии комсомолец Годына³⁵². В 132-м стрелковом полку 44-й дивизии отрабатывать подготовительные упражнения не требовали и в феврале 1936-го, а в 288-м стрелковом полку 96-й дивизии этим пренебрегали и в начале июня 1937-го…

Что до БВО, то показательно, что в единственном стрелковом полку этого округа, от которого остался комплект приказов за «предрепрессионные» годы (109-м полку 37-й стрелковой дивизии) подготовительные упражнения игнорировали и в августе 35-го, и весной 37-го (в первом случае это показала проверка 3-й пулеметной роты, а во втором – осуществленная 9 июля 1937 г. проверка того самого 1-го батальона, который три месяца спустя был признан лучшим батальоном округа…). В том танковом соединении «предрепрессионного» БВО, которое источники освещают лучше других – 4-й механизированной бригаде – «перепрыгивание» через задачи в процессе огневой подготовки также отмечалось и в марте 35-го, и весной 37-го (когда там не упражнялись в заряжании и наводке танковой пушки на тренажерах)…

В тактической подготовке игнорирование принципа последовательности обучения выражалось в переходе к сколачиванию более крупных подразделений до завершения сколачивания мелких – а то и до завершения подготовки одиночного бойца!

О распространенности такой практики в КВО и БВО говорит уже то, что ее фиксируют документы двух из трех «предрепрессионных» стрелковых дивизий и механизированных бригад этих округов, от которых документация сохранилась в относительно большом объеме (таковы 44-я и 45-я дивизии КВО и 4-я мехбригада БВО). «Берут сразу взвод или роту и без одиночной и экипажной подготовки прорабатывали сразу взвод или роту», – констатировал в своем докладе к бригадному партсобранию 21 апреля 1937 г. политотдел 4-й мехбригады³⁵³. «Недоработка в одиночной выучке, при переходе к сколачиванию отделений, взводов, рот и батальонов, – будет все время нас тянуть назад», – предупреждал в своем приказе № 0308 от 17 декабря 1936 г. командующий 44-й стрелковой дивизией полковник С.М. Кондрусев³⁵⁴; значит, через одиночную подготовку норовили «перепрыгивать» и в этой «ударной» дивизии.

Еще в начале 1937 г. то же самое творилось и в другом ударном соединении КВО – 4-й тяжелой танковой бригаде. Еще не сколотив экипаж танка Т-28, там начинали сколачивать роту и даже батальон.

От ОКДВА таких документов сохранилось гораздо больше. «В ряде частей, – читаем мы в приказании командующего ее Приморской группой И.Ф. Федько № 04 от 8 января 1936 г., – обнаружен форсированный переход к сколачиванию подразделений. Пренебрегают элементарными понятиями методики и, не научив одиночного бойца, начинают учить отделение и взвод»³⁵⁵. «Основным видом боевой подготовки зимнего периода» была одиночная – но следующей зимой вместо нее в ОКДВА опять стали сколачивать подразделения (и не отделения и взводы, а батальоны) и даже части! Так, в 12-й стрелковой дивизии 60 % времени, положенного по плану на сколачивание подразделений, отвели на батальонные и полковые учения, а почти все оставшееся – на ротные (но опять-таки не взводные). Боевые стрельбы батальонов там также провели, не натренировав в этом ни отделения, ни взводы…

Правда, делалось это с тем, чтобы выполнить требование командования ОКДВА о быстрейшем сколачивании подразделений и частей: оно было необходимо для проведения запланированных на март дивизионных и корпусных учений. Однако отступление от «элементарных понятий методики» оставалось отступлением; стремление повысить боеготовности армии «шло за счет одиночной подготовки»³⁵⁶, и боеспособность наспех натасканных подразделений и частей все равно не могла быть поэтому высокой. Прошедшие полковые и дивизионные учения, признал в марте 1937 г. начштаба ОКДВА С.Н. Богомягков, «в основном научили (и неплохо) много ходить (по дорогам, целиной), но мало и плохо драться»³⁵⁷…

Впрочем, хорош был и средний и старший комсостав. Это по его вине в ряде соединений ОКДВА «тенденции к скорейшему переходу к слаживанию подразделений в ущерб одиночной подготовке бойца» той зимой 1937 г. стали доходить уже до откровенного идиотизма. К примеру, в 39-м артиллерийском полку 39-й стрелковой дивизии огневые взводы и батареи сколачивали, не только не сколотив орудийные расчеты, но и не научив ничему одиночного бойца! «В результате орудийный расчет, за исключением наводчиков, не имеет самых элементарных и необходимейших знаний для работы у орудий. Случайное выбытие наводчика в этом случае делает небоеспособным все орудие»³⁵⁸.

Источники упоминают и о других формах игнорирования принципа последовательности обучения в тактической подготовке.

Так, в ОКДВА той же зимой 1936/37 гг. комсостав «перепрыгивал» и через необходимость предварять практические, полевые занятия сообщением бойцу теоретических сведений о его обязанностях в бою и в полевой службе вообще – «забывал» знакомить бойцов с соответствующими положениями уставов. В 21-й стрелковой дивизии этой армии весной 1937 г. не отрабатывали перед тактическими занятиями отдельные элементы действий бойца в ближнем бою, а в 3-й механизированной бригаде БВО нарушали последовательность отработки тактических тем.

Часто точно так же проводили и физическую подготовку. Так, в ОКДВА зимой и весной 1937 г., в 24-м, 44-м и 96-м артполках (соответственно 24-й, 44-й и 96-й стрелковых дивизий) и 17-м корпусном артполку КВО (в 44-м – в январе 1936 г., а в остальных – в мае 1937 г.), в 154-м стрелковом полку 52-й стрелковой дивизии БВО в декабре 1936 г. и в 3-м стрелковом полку 1-й стрелковой дивизии МВО в марте 1937 г. вместо последовательной отработки элементов упражнения бойцов сразу заставляли выполнять его в целом («хватаются за все, а не отрабатывают по элементам, ничего не проработано, всего понемногу и плохо»³⁵⁹).

Принцип последовательности обучения нарушался и при подготовке механиков-водителей танков. Тренировка в вождении не предварялась в должном объеме изучением теории вождения и материальной части танка. «Имеются случаи, – отмечал в политдонесении от 25 мая 1936 г. начальник политотдела 5-й механизированной бригады БВО дивизионный комиссар А.Г. Дракохруст, – когда при обучении мехводителей в частях идет погоня, чтобы наездить больше моточасов, и мало обращается внимания на техническую учебу». В итоге механик-водитель 1-го танкового батальона Урбан, имея целых 210 часов наезда, все-таки попал, преодолевая препятствие, в аварию, которая «могла не быть, если бы Урбан знал теорию вождения»³⁶⁰… Строить дом с крыши начинали тогда и в танковых частях ОКДВА. «Оценка качества механика-водителя, – констатировалось в приказе командующего Приморской группой ОКДВА И.Ф. Федько № 00144 от 23 марта 1936 г., – производится главным образом по количеству наезженных часов, несмотря на недостаточную подготовку техническую (неумение быстро находить и устранять неисправности в полевых условиях, [осуществлять. – А.С.] предупреждение неисправностей»³⁶¹.

Следующий методический порок, характерный для комсостава и младшего комсостава «предрепрессионной» РККА, заключался в пренебрежении индивидуальным обучением бойца.

Он проявлялся прежде всего в огневой подготовке – когда правила обращения с оружием разъясняли не каждому бойцу в отдельности, а сразу целой группе и не указывали стрелявшему на его индивидуальные ошибки, чтобы он мог их исправить. Так, в отдельном саперном батальоне 52-й стрелковой дивизии БВО в ноябре 1936 г. лейтенант Архипенко объяснял устройство винтовки сразу 24 бойцам, а в полковой школе 62-го стрелкового полка 21-й стрелковой дивизии ОКДВА весной 1937 г. правила заряжания винтовки средний командир растолковывал сразу шеренге из 30 человек… «Факт шереножного обучения изготовке к заряжанию» был зафиксирован и при проверке в начале февраля 1936 г. лучшего в КВО (!) 132-го стрелкового полка 44-й стрелковой дивизии, а в приказе командующего 44-й полковника С.М. Кондрусева № 0308 от 17 декабря 1936 г. о «недопущении шеренг при обучении» предупреждался комсостав уже всей этой элитной дивизии!³⁶²

В 40-й стрелковой дивизии ОКДВА зимой 1937 г. командиры не утруждали себя поиском и устранением причин, по которым боец не сумел выполнить зачетное стрелковое упражнение, а просто заставляли его отстреляться еще раз. В 61-м стрелковом полку той же 21-й дивизии пренебрежение индивидуальными занятиями с каждым стрелком доходило до того, что на стрельбу там выводились совершенно неподготовленные бойцы…

Прочитав в сентябре 1935 г. в докладе об итогах инспектирования 43-й стрелковой дивизии БВО, что там надо улучшить методику огневой подготовки, «всячески поощряя индивидуальный подход при обучении к одиночному бойцу», замначальника 2-го отдела Штаба РККА С.Н. Богомягков отметил, что этот и другие поставленные в докладе «важнейшие вопросы касаются всей армии»³⁶³. И действительно, в том же БВО отсутствие индивидуального подхода при обучении стрелковому делу отмечалось в пяти из восьми (2-й, 27-й, 29-й, 33-й, 37-й, 43-й, 52-й и 81-й), а в КВО – в двух из пяти (24-й, 44-й, 45-й, 51-й и 96-й) стрелковых дивизий, по которым сохранились материалы проверок боевой подготовки за 1935 – первую половину 1937 г. В БВО, кроме 43-й и (см. выше) 52-й, это были 37-я (в 109-м стрелковом полку которой в начале января 1937 г. младшие командиры не отрабатывали «с каждым бойцом в отдельности» приемы обращения с оружием), 33-я и даже «ударная» 2-я (комиссия УБП РККА в июле 1936 г. не только зафиксировала во 2-й и 33-й «полное отсутствие индивидуального учета» успехов и ошибок бойцов, но и сочла это одной из двух причин неудовлетворительности огневой выучки 2-й дивизии). А в КВО, кроме 44-й (см. выше), – 45-я (начальник штаба которой полковник А.И. Кудряшев деликатно отметил 13 августа 1936 г., что в частях «недостаточно поставлена индивидуальная подготовка бойца» по огневому делу).

Уже в августе 1937 г. обнаружилось, что «отсутствие индивидуального обучения» огневому делу еще до начала массовых репрессий отличало в КВО и 22-ю механизированную бригаду³⁶⁴.

ОКДВА «отсутствием кропотливой и углубленной работы с каждым бойцом» при обучении стрельбе отличалась еще и в мае – июне 1937 г. – когда этот порок был зафиксирован во всех проверенных тогда штабом армии соединениях³⁶⁵.

По крайней мере, в ОКДВА (как выявила проверявшая в марте 1936 г. танковые части ее Приморской группы комиссия командующего группой И.Ф. Федько и начальника АБТУ РККА командарма 2-го ранга И.А. Халепского), дифференцированного, с учетом индивидуальных особенностей каждого обучаемого, подхода не проявляли и при обучении вождению танка. Вполне возможно, что этим пороком страдала там и тактическая подготовка – а также и специальная подготовка артиллерии, инженерных войск и войск связи. Ведь, критикуя в справке «Общие условия и анализ боевой подготовки войск ОКДВА за ноябрь 1936 – апрель 1937 г.» (от 18 мая 1937 г.; не путать с подписанным им в тот же день отчетом штаба за тот же период) практиковавшиеся в армии В.К. Блюхера «массовые методы обучения», врид начальника 2-го отдела штаба ОКДВА комдив Б.К. Колчигин отнюдь не оговорил, что имеет в виду только огневую подготовку³⁶⁶.

Не сделал такой оговорки и старший лейтенант Е.А. Дортгольц из 62-го стрелкового полка 21-й стрелковой дивизии; на полковом партсобрании 9 мая 1937 г. он заявил буквально следующее: причина всех (sic! – А.С.) многочисленных провалов в боевой подготовке полка заключается в том, что «мы индивидуально с каждым бойцом не работаем. Надо индивидуально учить и знать недостатки каждого»³⁶⁷…

То, что отсутствие индивидуального подхода при обучении отнюдь не ограничивалось огневой (а также, как будет показано ниже, строевой) подготовкой, можно вывести и из формулировки приказа командира 44-й стрелковой дивизии КВО Д.Т. Козлова № 10 от 17 января 1936 г.: «В одиночной подготовке бойцов еще преобладает групповое обучение»³⁶⁸. Вид подготовки, как видим, снова не конкретизирован.

Но самым, по-видимому, характерным проявлением методической немощи комсостава и младшего комсостава «предрепрессионной» РККА было несоблюдение принципа наглядности обучения («учить показом, а не рассказом»), лекционно-теоретический уклон в обучении.

Источники, освещающие ход боевой подготовки в трех самых крупных военных округах, сообщают здесь одно и то же; вот, например, выдержки из указаний командующего Приморской группы ОКДВА И.Ф. Федько.

«Во всех проводимых занятиях, – значится в его приказании № 04 от 8 января 1936 г., – очень много ненужной словесности. [Учебные. – А.С.] приборы, экспонаты целиком не используются. Живой показ зачастую отсутствует […]».

Необходимо, указывал Федько командирам соединений и отдельных частей Примгруппы 5 октября 1936 г., добиться «выработки хорошо теоретически и практически подготовленных младших командиров, могущих учить подчиненных не рассказом, а образцовым показом».

«Общепризнанный метод личного показа далеко еще не является ведущим методом во всей системе боевой подготовки», – значится и в приказе Федько № 0658 от 15 декабря 1936 г.³⁶⁹ А в январе 1937-го вывод об отсутствии в частях «живого практического урока», о подмене его читками, лекциями и разговорами сделал и начальник штаба ОКДВА С.Н. Богомягков³⁷⁰.

О том же свидетельствуют и документы соединений этой армии.

«Главным недочетом является еще низкое качество занятий, – указывалось, например, в политдонесении начальника политотдела 40-й стрелковой дивизии дивизионного комиссара К.Г. Руденко от 10 марта 1937 г., – до сего времени в системе многих командиров преобладает «разговор» вместо практического показа»³⁷¹… «Сильно сказывается недостаточная методическая подготовка командного и начальствующего состава, – докладывал 31 декабря 1936 г. врид начальника политотдела 23-й механизированной бригады полковой комиссар В. Резепов, – на занятиях много словесности и мало показа […]»³⁷². Документы 21-й стрелковой дивизии пестрят жалобами на недостаточное использование учебных пособий (то есть на нарушение все того же принципа наглядности обучения) …

От «предрепрессионных» КВО и БВО приказов, анализирующих ход боевой подготовки войск округа, не сохранилось, но в тех их соединениях, которые весной 1935 г. проинспектировал 2-й отдел Штаба РККА, было зафиксировано то же самое: «Словесность имеет еще большое место во многих частях»³⁷³. Правда, в скобках после этой фразы указаны части лишь трех соединений – 8-й стрелковой дивизии БВО и 80-й и 96-й – УВО (80-я после разделения УВО на КВО и ХВО оказалась в составе ХВО). Однако, например, из приказов по 44-й стрелковой дивизии – которой в этом перечне нет – видно, что даже год спустя «словесность» цвела пышным цветом и там…

Частые жалобы на лекционно-теоретический уклон в обучении мы находим и в документах всех стрелковых соединений КВО и БВО, от которых остались комплекты приказов или протоколов партсобраний за «предрепрессионный» период.

В КВО это 17-й стрелковый корпус (приказы по которому еще и в мае и начале июня 1937 г. фиксировали «словесность» и в 70-м стрелковом и 24-м артиллерийских полках «ударной» (!) 24-й стрелковой дивизии, и в 96-й стрелковой дивизии, и в 17-м корпусном артиллерийском полку), 45-я стрелковая дивизия (где в 1936-м упорно не использовали учебные приборы), и даже «ударная» 44-я стрелковая!

«Очень много словесного пояснения и мало практической тренировки», – значится в приказе комдива-44 Д.Т. Козлова № 10 от 17 января 1936 г. В 44-м отдельном саперном батальоне, 44-м отдельном батальоне связи и в ротах связи 130-го и 132-го стрелковых полков личный показ при инструктаже младшего комсостава недостаточно или вовсе не применялся и в конце июня 1936-го, а в ряде этих же и других частей – и в декабре. «Методически уроки продумываются недостаточно – преобладает рассказ, – отмечалось в приказе по 44-й дивизии № 0308 от 17 декабря 1936 г., – наглядные и учебные пособия младшим комсоставом используются недостаточно (132 с[трелковый] п[олк]); в преподавании уставов преобладает словесность и читка (44 а[ртиллерийский] п[олк])»; инструктаж младшего комсостава «в большинстве случаев» тоже проводится «рассказом, а не показом»³⁷⁴…