Текст книги "РККА: роковые ошибки в строительстве армии. 1917-1937"

«Внешний вид и опрятность, подтянутость некоторой части» комначсостава «все еще не отвечают предъявленным требованиям», – доносил в марте 1936 г. и начальник политотдела 96-й стрелковой дивизии полковой комиссар Н.А. Шляпин⁵⁹⁸…

А вот выдержки из документов второй (первой была 44-я) из двух дивизий «предрепрессионного» КВО, от которых они сохранились в сколько-нибудь значительном количестве – 45-й стрелковой. Руководитель стрельб лейтенант Середа, возмущался в своем приказе № 68 от 27 августа 1936 г. командир 134-го стрелкового полка, «без пояса, расстегнут» (соответственно, и на линии огня полный хаос). На общем собрании комначсостава частей 45-й дивизии, стоявших в Новоград-Волынске (27–28 марта 1937 г.), не преминули напомнить, что кто-то из лейтенантов 133-го стрелкового полка приходит на занятия с бойцами в расхристанном виде, о том же говорил там и начподив 45-й бригадный комиссар А.С. Павловский: «Безобразие, когда к[оманди] р в рваных брюках является к бойцам. Это позор»⁵⁹⁹…

Проинспектировав в марте 1935 г. 79-й и 80-й стрелковые полки 27-й стрелковой дивизии БВО, помощник начальника отдела боевой подготовки Инспекции пехоты РККА С.И. Шестаков отметил, что «внешний вид и выправка» командиров там «хорошие». Однако в приказе комвойсками БВО И.П. Уборевича № 0186 от 31 декабря 1936 г. констатировалось, что «не весь командный состав является примером опрятности для подчиненных»⁶⁰⁰.

И действительно, в 22-м стрелковом полку 8-й стрелковой дивизии – обследованном почти одновременно с 79-м и 80-м – командиры были «недостаточно подтянуты», а в 1-й тяжелой танковой бригаде в июле 1936 г. большинство комначсостава являлось на занятия с бойцами небритыми. Если в проинспектированных в октябре 1936 г. командиром 23-го стрелкового корпуса комдивом К.П. Подласом 111-м стрелковом и 37-м артиллерийском полках 37-й стрелковой дивизии командиры были «подтянуты и воинского вида не теряли», если в отдельном батальоне связи 52-й стрелковой дивизии того же корпуса в начале декабря 36-го комначсостав имел «приличный» внешний вид, то в проверенном тогда же 156-м стрелковом полку 52-й дивизии он был опрятен уже за отдельными исключениями и не обладал (по оценке уже командира полка) «должной строевой воинской выправкой». А в акте октябрьского инспекторского смотра боевой подготовки 110-го стрелкового полка 37-й дивизии значилось: «Внешний вид и подтянутость бойцов и командиров вне строя не на должной высоте. Командный состав неряшлив и не следит за собой». «Много рваного обмундирования, грязное, небритые, рваные сапоги и т. д.», – пометил в своем блокноте про командиров 110-го К.П. Подлас; «отшлифовки» в строевой подготовке нет, равнение «неважное», повороты «нечеткие»⁶⁰¹…

Проверка хода боевой подготовки той же части, осуществленная Подласом 20–22 февраля 1937 г., столь безобразной картины уже не выявила, но «строевая выправка» комсостава все еще «желала много лучшего», а среди командиров 109-го стрелкового полка той же дивизии (к внешнему виду которых в октябре претензий не было) в начале января комкор-23 уже обнаружил небритых. А 7—13 мая 1937 г., в ходе нового инспекторского смотра, Подлас убедился, что деградировали и командиры 111-го полка (а командиры 156-го не прогрессируют): «Командный состав еще не является образцом строевой выправки и подтянутости»⁶⁰²…

Обследовав в конце апреля 1937 г. 3-ю механизированную бригаду, инструкторская группа полковника Л.А. Книжникова из АБТУ РККА обнаружила, что «очень многие командиры» «нарушают форму одежды (без знаков различия, во френче с гимнастеркой [то есть в открытом френче, надетом не на сорочку с галстуком, а на… суконную гимнастерку. – А.С.] и т. д.) и неопрятны (небриты)». А политотдел 4-й мехбригады в те же дни констатировал, что «подтянутости внешнего вида» как бойцов, так и командиров нет⁶⁰³…

В ОКДВА командующий Приморской группой И.Ф. Федько, приняв 1 мая 1935 г. парад гарнизона города Ворошилов, отметил, что «у большинства» комсостава «по-прежнему» «отсутствует строевая выправка и твердый шаг», а также умение приветствовать начальника («неправильное прикладывание руки к головному убору») ⁶⁰⁴. Временно заменявшему Федько комдиву А.Ф. Балакиреву еще и 23 ноября 1936 г. пришлось потребовать «беспощадной борьбы со строевой распущенностью» всего личного состава, «особенно вне строя», потребовать «крепко воспитать» у комсостава «постоянную строевую готовность […] подтянутость и опрятность». Однако начштаба ОКДВА С.Н. Богомягков еще и 26 марта 1937 г. констатировал, что «внешний вид и подтянутость» командиров Особой Дальневосточной «неудовлетворительны», а В.К. Блюхер и в мае 1937-го вынужден был указать, что «часть командиров по внешнему виду – не образец»⁶⁰⁵.

Не были исключением и другие округа. Так, «строевая подготовка и внешний вид» комсостава прибывшего на Киевские маневры 1935 года 90-го стрелкового полка 30-й стрелковой дивизии ХВО «требовали усиленной работы», а помощник начальника отделения штаба 74-й стрелковой дивизии СКВО Крылов на известие о введении 22 сентября 1935 г. для комначсостава РККА персональных военных званий отреагировал тирадой: «Какие мы полковники, майоры, капитаны и т. д., когда ходим в рваном, грязном обмундировании и в латках? Один вид наш не позволяет быть нам в этом звании»⁶⁰⁶. (Крылов, правда, пенял на плохое вещевое снабжение, но кто мешал командирам обеспечить хотя бы починку порванного и стирку загрязнившегося обмундирования?) …

Младшие командиры в документах, характеризующих внешний вид военнослужащих, отдельной строкой, как правило, не выделяются; обычно речь идет лишь о «командирах» (или «начсоставе») и «бойцах». По-видимому, младший комсостав включался в число последних (выглядевших, как мы увидим ниже, не лучше, чем комначсостав). Однако заместитель начальника штаба КВО, обследовав в январе 1936 г. все ту же «ударную» 44-ю стрелковую дивизию, особо отметил, что у младшего комсостава «много рваного обмундирования», а в приказе по дивизии № 0308 от 17 декабря 1936 г. значилось, что «внешний вид у отд[ельных] младших комвзводов неряшлив, шинели грязные […] много небритых»⁶⁰⁷. Комиссия АБТУ РККА, обследовавшая в июле того же года 1-ю тяжелую танковую бригаду БВО, особо отметила, что у младшего комсостава «очень слаба выправка»; комдив М.А. Рейтер из УБП РККА, осмотрев в начале июня 1937 г. полковые школы 6-й стрелковой дивизии МВО, тоже нашел, что младшие командиры «не имеют требуемой строевой выправки». «Младший командир по своей […] строевой подготовке не являет собой образцового примера для бойца», – прямо указывалось и в справке «Состояние боевой подготовки войск ОКДВА к 15 июля 1937 г.» (обобщавшей итоги майских и июньских проверок) ⁶⁰⁸.

Известно также о распространенности в «предрепрессионной» РККА такого явления, как хождение младших командиров без… знаков различия. Так, в январе 1937 г. их (как, кстати, и белые подворотнички на гимнастерках) не носила часть младшего комсостава 109-го стрелкового и 37-го артиллерийского полков 37-й стрелковой дивизии БВО. А в отдельном саперном батальоне 21-й стрелковой дивизии ОКДВА в декабре 1936 г. младшие командиры ходили не только без треугольников на петлицах, но и без самих петлиц!

Неудивительно, что командиры и младшие командиры «предрепрессионной» РККА достаточно часто допускали и более серьезное внешнее проявление недисциплинированности – нарушение субординации.

Так, документы 23-го стрелкового корпуса БВО и его частей за конец 1936 г. зафиксировали не только затрапезный внешний вид и отсутствие строевой выправки у комсостава 110-го и 156-го стрелкового полков (см. выше), но и вошедшие у них в обычай пререкания с начальством, причем совсем не следившие за собой командиры 110-го оказались и более дерзкими! «Дисциплина не на должной высоте, – записал, инспектируя 16–19 октября 1936 г. 110-й полк, в своем блокноте комкор-23 К.П. Подлас. – Млад[шие] держатся со старшими фамильярно, распущенно, отставляет ногу, сидя принимает распоряжение, пререкания даже со стороны старших к[оманди]ров»⁶⁰⁹.

На маневрах СКВО в сентябре 1935 г. «широко распространенным явлением» были «пререкания младших со старшими»⁶¹⁰ – и неудивительно, если командиры 74-й стрелковой дивизии позволяли себе (см. выше) не следить даже за своим внешним видом…

«Командный состав не всегда является образцом четкости и исполнительности. Пререкания наблюдаются часто», – отметили и инструкторы из АБТУ РККА, побывав 15–17 марта 1937 г. в той самой 8-й механизированной бригаде, где комсостав не отличался (см. выше) строевой подтянутостью⁶¹¹. Зафиксированное ими тремя днями раньше отсутствие строевой выправки у комначсостава 4-й тяжелой танковой бригады вполне органично сочетается с отсутствием субординации, выказывавшимся командирами 4-го танкового полка (развернутого в 36-м в 4-ю бригаду) на Киевских маневрах 1935 года. «Нередки такие явления, – докладывал о них 13 сентября 1935 г. начальник политотдела 17-го стрелкового корпуса И.В. Сафронов, – когда получающий приказание вступает в пререкания»⁶¹².

На тех же маневрах оказалось, что большинство младших командиров 45-го артиллерийского полка не только не подшили к воротникам гимнастерок введенные в феврале 1935 г. белые подворотнички, но и не приветствуют комначсостав. А на общем собрании комначсостава частей 45-й стрелковой дивизии 27–28 марта 1937 г. отмечалось, что честь друг другу не отдают и командиры. При описанной выше расхристанности внешнего вида комсостава 45-й это было вполне естественно…

Неотдание командирами и младшими командирами чести начальникам и старшим по званию в «предрепрессионной» РККА вообще было распространенным явлением. Так, осенью 1935 г. отдание чести почти не практиковалось даже в Могилеве – где находились штабы и 33-й стрелковой дивизии, и 16-го стрелкового корпуса БВО. В «ударной» 2-й стрелковой дивизии того же округа младшие командиры поголовно не приветствовали комначсостав и в июле 36-го, а врид командующего Примгруппой ОКДВА А.Ф. Балакирев еще и 23 ноября 1936 г. вынужден был потребовать «воспитать», наконец, у комначсостава группы «воинскую вежливость⁶¹³.

На этом фоне не такими уж невероятными выглядят и случаи, когда несоблюдение командирами и младшими командирами субординации принимало и совсем безобразные формы —

– когда, например, в школе отдельного батальона связи 15-го стрелкового корпуса КВО летом 1936 г. командир отделения в присутствии бойцов спорил со своим командиром взвода,

– когда в 134-м стрелковом полку 45-й стрелковой дивизии КВО в мае 1937 г. «отделком» отказался выполнить приказание командира роты провести занятие с бойцами;

– когда в ночь на 10 марта 1935 г. четверо командиров рот (по другим данным, один комроты и один комвзвода) 81-го стрелкового Краснознаменного полка 27-й стрелковой дивизии БВО не выполнили четырехкратное приказание своего комбата (до этого в 81-м «был ряд случаев, когда» «неточно» выполнялись даже приказания комполка⁶¹⁴),

– когда в 24-м артполку «ударной» 24-й стрелковой дивизии КВО еще и в декабре 1936 г. были случаи и прямого неисполнения приказаний командира полка,

– когда младший командир отдельного саперного батальона 15-го стрелкового корпуса КВО заявил 26 или 27 августа 1936 г. помощнику командира корпуса по политической части дивизионному комиссару В.Ф. Коновалову: «А мне все равно, что Вы – помполит корпуса или кто другой»⁶¹⁵,

– когда 28 ноября 1935 г. комвзвода 119-го стрелкового полка 40-й стрелковой дивизии ОКДВА А.С. Григорьян при объявлении ему командиром батальона взыскания за самовольный уход с работы обрушил на комбата площадную брань и толкнул его…

На выучку войск влияла и дисциплина рядовых бойцов. И у них добросовестное изучение военного дела – не всегда легкое и интересное – должно было обеспечиваться привычкой подчинять свою волю воле закона и начальника. «Как мы будем вести себя, – справедливо говорилось 13 ноября 1935 г. на комсомольском собрании 19-го стрелкового полка 7-й стрелковой дивизии КВО, – так мы будем и технику изучать»⁶¹⁶.

А между тем в 1935 г. даже по официальным данным (приуменьшенным из-за борьбы за «часть без дисциплинарных взысканий») 58,6 %, а в 1936-м 47,7 % рядовых бойцов Красной Армии совершили дисциплинарные проступки⁶¹⁷. Мы располагаем также большим количеством общих оценок уровня дисциплины в конкретных подразделениях, частях и соединениях трех подробно исследуемых нами военных округов. Это прежде всего оценки дисциплинированности бойцов (большинство личного состава составляли именно они) – и почти все эти оценки низкие:

– в 4-м танковом полку «состояние воинской дисциплины находится не на должной высоте» (проект приказа политуправления УВО № 08/4 от 28 января 1935 г.);

– в 5-й механизированной бригаде БВО дисциплина «стоит невысоко» (докладная записка старшего инструктора ПУ РККА Э.М. Ханина от 5 марта 1935 г.);

– «по-прежнему значительное количество дисциплинарных проступков по мотомехчастям» (годовой отчет политуправления БВО от 21 октября 1935 г.);

– «дисциплина и порядок в гарнизоне стоят не на должной высоте» (выступление командира 16-го саперного батальона БВО С.И. Максимова на совещании начсостава частей Могилевского гарнизона 29 октября 1935 г.);

– «есть много случаев недисциплинированности» (выступление врид командира 21-го артиллерийского полка 21-й стрелковой дивизии ОКДВА М.Ф. Скородумова на партсобрании 14 декабря 1935 г.);

– состояние дисциплины «продолжает оставаться на уровне, не удовлетворяющем современные требования [так в документе. – А.С.]»; донесение начальника политотдела 96-й стрелковой дивизии КВО полкового комиссара Н.А. Шляпина; март 1936 г.);

– в полковой школе низка дисциплина (выступление на партсобрании 174-го стрелкового полка 58-й стрелковой дивизии КВО 11 апреля 1936 г.);

– «нужно обратить серьезное внимание на воинскую дисциплину, которая во многих частях хромает» (выступление заместителя начальника политуправления КВО корпусного комиссара Н.О. Орлова на совещании комначсостава соревнующихся батальонов 24-й и 44-й стрелковых дивизий 18 мая 1936 г.);

– необходимо наметить для каждой части практические мероприятия по укреплению дисциплины (приказ по Приморской группе ОКДВА № 00335 от 3 июля 1936 г.);

– в роте «большой упадок дисциплины»; «дисциплина в роте не на должном уровне»; на последнем учении дисциплина была «не на должной высоте»; «дисциплина в нашей роте за последнее время не на должной высоте» (выступления на комсомольских собраниях штабной роты отдельного батальона связи 15-го стрелкового корпуса КВО 27 июля и шестовой роты того же батальона 4 августа 1936 г.);

– «состояние дисциплины и внутренней службы еще желает много лучшего» (политдонесение помощника командира 5-го артиллерийского полка 5-й стрелковой дивизии БВО по политической части батальонного комиссара Б.И. Маслова, осень 1936 г.);

– проблемой «остается низкий уровень дисциплины, четкости в работе всего состава [учебного. – А.С.] батальона» (донесение начальника политотдела 4-й тяжелой танковой бригады КВО батальонного комиссара Н.В. Руденко от 4 февраля 1937 г.);

– в 1-й пулеметной роте 61-го стрелкового полка «слаба дисциплина» (выступление на красноармейской конференции 21-й стрелковой дивизии ОКДВА 27 февраля 1937 г.);

– в 110-м стрелковом полку 37-й стрелковой дивизии дисциплина «слабая» (приказ по 23-му стрелковому корпусу БВО № 013 от 28 февраля 1937 г.);

– «дисциплина у нас еще очень низка»; «много нужно драться, чтобы поднять ее на должный уровень» (выступления политрука 45-го артиллерийского полка 45-й стрелковой дивизии КВО Ляховича и командира 45-й дивизии комдива Г.М. Зусмановича на общем собрании комначсостава частей дивизии 27–28 марта 1937 г.);

– в частях много дисциплинарных проступков (донесение начальника политотдела 23-й мехбригады ОКДВА бригадного комиссара Л.М. Майзелиса от 28 марта 1937 г.);

– «с дисциплиной явно неудовлетворительно» (выступление командира 59-й стрелковой дивизии ОКДВА комбрига М.Д. Соломатина на дивпартконференции 21 апреля 1937 г.);

– налицо «слабость дисциплины» (доклад инструкторской группы АБТУ РККА об инспектировании 3-й механизированной бригады БВО в конце апреля 1937 г.);

– нужно резко поднять дисциплину и исполнительность всего личного состава (директива командующего ОКДВА командующему Приморской группой, командирам корпусов и начальникам родов войск и служб ОКДВА, май 1937 г.);

– «у нас неблагополучно в батальоне с дисциплиной»; налицо «расхлябанность и недисциплинированность» среди рядового и младшего командного состава (выступления на партсобраниях 2-го стрелкового батальона 135-й стрелково-пулеметной бригады КВО 26 мая и 8 июня 1937 г.);

– в полку много проступков, непосредственно влияющих на боеспособность (отчет бюро ВЛКСМ 131-го стрелкового полка 44-й стрелковой дивизии КВО за период с 20 января по 23 июня 1937 г.) ⁶¹⁸.

На эти 26 отрицательных оценок приходится лишь 3 положительные – причем все они относятся к 66-й (до 1 апреля 1936 г. – 2-я колхозная, а с 1 апреля по 1 июля 1936 г. – 2-я особая) стрелковой дивизии ОКДВА. Инспектировавшие ее 28 марта – 2 апреля 1936 г. помощники начальника 2-го отдела штаба ОКДВА В.В. Баланцев и Г.П. Панков отметили, что дисциплина там на высоком уровне, а помощник начальника 3-го отделения 1-го отдела того же штаба майор С.С. Зайковский, проверив 8—13 августа 1936 г. 196-й стрелковый полк и учебный батальон 198-го стрелкового, доложил, что в полку дисциплина на должной высоте, а в батальоне – хорошая⁶¹⁹. (Мы не учитываем заверения в хорошей дисциплине своих войск, содержащиеся в годовых отчетах ОКДВА и ее соединений: «цена им – грош».)

А войскам Уральского военного округа (УрВО), открытым текстом заявил 8 декабря 1935 г. на Военном совете при наркоме обороны командующий войсками УрВО комкор И.И. Гарькавый, еще только предстоит «привить строевую выправку, твердый внутренний порядок и дисциплину»!⁶²⁰

При этом непомерно большую долю проступков составляли те, которые непосредственно влияют на боеспособность части – неисполнение или неточное исполнение приказаний, самовольные отлучки из расположения части, пререкания с начальниками, оскорбления или грубость по отношению к ним, нарушения караульной службы (включая сон на посту и самовольный уход с поста) и небрежное отношение к оружию и технике. В 1935 г. они, по официальным данным, составили 36,7 % всех проступков, совершенных военнослужащими Красной Армии, а в 1936-м – 39,5 % (остальное приходилось на появление в пьяном виде, хулиганство, дебоши, драки, нарушения внутреннего порядка, неисправное несение службы суточного наряда, несоблюдение строевой выправки и личной опрятности)⁶²¹.

Это средние цифры, а, например, в приграничной 96-й стрелковой дивизии КВО проступки, непосредственно влияющие на боеспособность части, во второй половине 1935 г. составили 44,9 % от общего числа, а в такой важнейшей группировке РККА, как БВО, в первой половине 1935-го – 49,6 %⁶²². Еще хуже было в могущей со дня на день вступить в бой ОКДВА. Отметив 25 апреля 1936 г., что «весьма большое место во всех частях занимают такие проступки как неисполнение приказаний, самовольные отлучки, пререкания, грубость к начальникам, нарушение караульной службы, небрежное обращение с оружием, техникой», начальник политуправления Особой Дальневосточной армейский комиссар 2-го ранга Л.Н. Аронштам указал, что «в некоторых частях проступки, непосредственно влияющие на боеспособность части, составляют больше половины всех нарушений дисциплины», например, в 21-й стрелковой дивизии – 52 %, а в учебном (!) батальоне ее 62-го стрелкового полка – 100 %!⁶²³

Правда, приведенные цифры относятся ко всем военнослужащим – а не только к бойцам. Из цифр, приводившихся нами раньше, видно, что среди комначсостава процент нарушителей дисциплины был тогда на 3–5, а среди младшего комсостава – на 5—11 единиц больше, чем среди бойцов. Но комначсостав и младшие командиры составляли меньшинство военнослужащих. Поэтому среди бойцов процент проступков, непосредственно влияющих на боеспособность части, был, видимо, лишь ненамного (на несколько единиц) меньше, чем среди военнослужащих в целом.

Впрочем, сам по себе процент проступков, непосредственно влияющих на боеспособность части, еще не дает наглядного представления об уровне дисциплины красноармейцев «предрепрессионных» лет. Помочь составить такое представление может, например, тот факт, что только за первую половину 1936 г. – и только по сведениям, дошедшим до ПУ РККА – в Красной Армии произошло 8982 случая самовольного ухода часовых с поста и сна на посту (почти 50 случаев ежедневно!) ⁶²⁴. И это при том, что каждый такой случай есть событие экстраординарное: ведь несение караульной службы является выполнением боевой задачи! «Помню, как я был разочарован, – писал в 20-е гг. генерал от инфантерии П.Д. Ольховский, – когда […] узнал, что за оставление часовым своего поста в мирное время полагается что-то года два военной тюрьмы… «Только-то?» – подумал я, воспитанный в строгом понимании тяжелой ответственности часового! Мне представлялось, что за это чуть ли не смертная казнь…»⁶²⁵

Однако в РККА «строгого понимания тяжелой ответственности часового» не было даже в ее главных группировках. Согласно годовому отчету политуправления БВО от 21 октября 1935 г., за первую половину 35-го в округе было доложено о 861 случае сна на посту и 116 случаях ухода с поста⁶²⁶. Командир 109-го стрелкового полка 37-й стрелковой дивизии – единственной части БВО, от которой сохранилась документация за 1935 год – случаи сна на посту и в карауле в том году вынужден был отмечать в своих приказах дважды (27 января и 5 августа), а в 5-й механизированной бригаде за три квартала 1935 года часовые, по данным особистов, спали на посту или покидали пост 62 раза⁶²⁷, то есть в среднем раз в четыре дня… Без упоминаний о неоднократных случаях сна на посту не обошлось

– ни в единственном сохранившемся от «предрепрессионного» периода документе 154-го стрелкового полка 52-й стрелковой дивизии (приказе по полку № 08 от 2 января 1937 г.),

– ни в документах двух из трех танковых соединений БВО, от которых осталась какая-либо документация за «предрепрессионный» период (таковы подготовленный к 21 апреля 1937 г. доклад политотдела 4-й механизированной бригады и приказ по 10-й механизированной бригаде № 058 от 17 июня 1937 г.),

– ни в документах единственного такого же корпуса БВО – 23-го стрелкового (история, когда в ночь на 26 ноября 1936 г. в карауле от отдельного батальона связи 52-й дивизии спал не только часовой, но и все остальные караульные, не могла уже не попасть в приказ по корпусу) …

«За последнюю четверть 1936 года мы имеем по армии 445 случаев самовольного ухода и сна на посту», – подытоживал начальник штаба ОКДВА С.Н. Богомягков, при этом часть явно осталась неучтенной⁶²⁸. Особенно много таких нарушений было тогда в 26-й, 34-й и 105-й стрелковых дивизиях – последние две из которых стояли, между прочим, на самой границе с Маньчжоу-Го. В начале 1937 г. к ним добавилась и 21-я – многие подразделения которой тоже были выдвинуты к границе для оказания в случае перехода ее «японо-маньчжурами» помощи пограничникам. Только в ее 61-м стрелковом полку за первые четыре месяца 1936/37 учебного года было отмечено 16 случаев сна на посту и «целый ряд случаев оставления постов»⁶²⁹. Столь же разболтанными были и бойцы 63-го стрелкового – того самого, которому дважды довелось тогда вести настоящие бои с японцами. Только в марте 37-го в нем было зафиксировано несколько случаев ухода с поста, а многочисленные случаи сна на посту отмечались вплоть до начала чистки РККА. Известно, что на посту тогда спали и бойцы еще одного выдвинутого к самой границе подразделения – батальона 275-го стрелкового полка 92-й стрелковой дивизии.

А вот еще два случая, отмеченных весной 37-го в приграничных частях ОКДВА. Красноармеец 78-го пулеметного батальона Гродековского укрепрайона бросил пост, чтобы принять участие в затеянной караульными пьянке, а в 119-м стрелковом полку 40-й стрелковой дивизии красноармеец Шмырев, самовольно уходя с поста, бросил там ручной пулемет…

В приказах по 134-му стрелковому полку 45-й стрелковой дивизии КВО (единственному в округе, от которого сохранились приказы «предрепрессионных» лет) мы также натыкаемся на сообщения о том, что:

– 30 июля 1936 г. стоявший на посту боец снял поясной ремень, гимнастерку и… лег спать (в 1935-м так поступали и в 58-й стрелковой дивизии, а 23 февраля 1937 г. о подобном сообщал и начальник политотдела 15-й стрелковой),

– что в мае 1937-го произошло два случая, когда спали хоть и не часовые на посту, а караульные в караульном помещении, но зато в полном составе (в июле 1935-го такой же случай был отмечен в отдельном батальоне связи 58-й стрелковой дивизии) …

Документы КВО содержат также много упоминаний о нарушениях других обязанностей часового и караульного. Так, поверки несения караульной службы, осуществленные в округе в июле 1935 г., выявили, что в 8-й механизированной бригаде и 5-м Кавказском стрелковом полку 2-й Кавказской стрелковой дивизии часовые не только разговаривают с посторонними лицами, но и сообщают им сведения об охраняемом объекте, а в 4-м и 5-м Туркестанских стрелковых полках и отдельном танковом батальоне 2-й Туркестанской стрелковой дивизии, 46-м артиллерийском полку 46-й стрелковой дивизии и опять-таки в 5-м Кавказском стрелковом… свободно пропускают в расположение части всех желающих (в ночь с 15 на 16 февраля 1935 г. в том же был уличен и часовой, охранявший расположение 45-го артиллерийского полка). В ходе такой же поверки в январе 1936-го в разговор с посторонними часовые вступали и в 300-м стрелковом полку 100-й стрелковой дивизии и отдельном разведывательном дивизионе 2-й Кавказской стрелковой…

В «ударной» 44-й стрелковой – где 27–29 июня 1936 г. такую же поверку провело ее командование – смена часовых 130-го стрелкового полка из 4 человек, словно группа курортников, плелась на посты, растянувшись на 50 метров, а в 132-м стрелковом и 44-м артиллерийском полках часовые не только допустили проверяющих к охраняемому объекту, но и послушно отдали им свои винтовки! (Напомним, что часовой выполняет приказания только трех лиц – начальника караула, его помощника и своего разводящего).

Во второй «ударной» дивизии КВО – 24-й стрелковой – караул от 70-го стрелкового полка 10 марта 1937 г. похитил орден Красного Знамени с охраняемого им Почетного революционного Красного знамени дивизии…

Целый спектр нарушений правил караульной службы являют нам и те немногие документы, которые сохранились от частей и соединений «предрепрессионного» БВО. Вот, например, приказы по 109-му стрелковому полку 37-й стрелковой дивизии:

– сменившиеся с поста часовые идут в караульное помещение «не в строю, а как попало» (14 июля 1935 г.)⁶³⁰;

– часовые вступают в разговор с командиром полка, а караул не реагирует даже на пятикратный (!) вызов часовым помощи (15 сентября 1935 г.);

– часовой пропускает проверяющих (то есть лиц, которым он не подчинен) на охраняемый объект (15 февраля 1937 г.).

В приказах по 10-й механизированной бригаде и 22 апреля и 17 июня 1937 г. приходилось констатировать, что часовые (отставив винтовку в сторону)… читают книги. А караульные в апреле пропускали в караульное помещение всех желающих (так же было тогда и в 34-й стрелковой дивизии ОКДВА – где местные жители заходили в караульное помещение поболтать или побриться, – а в январе 1936 г. и в 44-м артполку 44-й стрелковой дивизии КВО). А в 4-й механизированной бригаде в начале 37-го выводные, то есть караульные, сопровождавшие вне камеры содержавшихся на гауптвахте, пьянствовали в сообществе тех, за кем надзирали…

То же и в других округах. «В очень многих случаях, – констатировалось в приказе наркома обороны № 0188 от 12 сентября 1935 г., – роль часового сводилась к исполнению обязанностей сторожа или швейцара, который дает справки, помогает проходить посетителям и ведет с ними разговоры»⁶³¹.

В 40-й стрелковой дивизии ОКДВА красноармеец Заслонов, будучи снят с поста за то, что нес на нем службу полусидя-полулежа, заявил начальнику караула: «Пусть медведь стоит, я стоять не буду»⁶³². Приказы по 40-й выходили тогда дней через десять после событий, которым они были посвящены, и, значит, этот описанный в приказе № 063 от 21 июня 1937 г. случай произошел еще до подорвавшего авторитет командиров сообщения о казни Тухачевского, Якира и Уборевича. В 59-й стрелковой дивизии той же армии часовые на посту сидели еще и весной 37-го…

Если случаев ухода с поста и сна на посту в ОКДВА за последние три месяца 1936 года было, по сведениям штаба армии, 445, то случаев неисполнения приказаний и пререканий с начальниками – 3662⁶³³. В январе и феврале 1937-го в одном только 21-м артполку 21-й стрелковой дивизии политотдел этой последней зафиксировал 13 случаев неисполнения приказаний и 38 случаев пререканий и оскорблений начальников. «Много случаев» «пререканий, переходящих в неисполнение приказаний», было выявлено и при проверке в начале июня политотделом 43-го стрелкового корпуса 63-го стрелкового полка той же дивизии⁶³⁴. «Мы имеем в частях неисполнение приказаний, пререкания», – признал 22 апреля 1937 г. на партконференции 21-й дивизии и представитель 61-го стрелкового; днем раньше на такой же конференции о «неисполнительности» вынужден был говорить и командир 59-й стрелковой дивизии комбриг М.Д. Соломатин⁶³⁵…

Что стояло за этими цифрами и словами – об этом можно судить по случаям, имевшим место в той же 21-й дивизии (чья повседневная жизнь известна нам лучше всего). В 63-м стрелковом полку 7 января 1936 г. красноармеец Попов отказался выполнить приказание командира отделения перезаправить койку, а когда плохо заправленное одеяло сдернул с койки командир взвода, Попов заявил: «Здесь не японская армия, чтобы над кр[асноармей] цами издеваться». А красноармеец 62-го стрелкового полка К.Я. Барышков в начале июня 1937 г. в ответ на приказание командира отделения отнести на склад ящик галет бросил: «Ленин таскал бревна, а ты – подумаешь, шишка, и сам отнесешь»⁶³⁶.

Бывало и хуже; так, в роте управления 23-й механизированной бригады в 1936 г. «все грани между бойцами и младшими командирами стирались. Красноармейцы посылали младших командиров матом»⁶³⁷. Красноармеец хозяйственной команды 26-го артиллерийского полка 26-й стрелковой дивизии Старенко материл уже и средний комсостав. Когда 19 апреля 1935 г. дежурный по 71-му кавалерийскому полку командир взвода Булатов не разрешил ему брать воду из колодца кавполка, он не только заявил: «Я тебе не подчиняюсь», но и «сопровождал это площадной руганью»; когда Булатов объявил, что арестовывает Старенко, тот вновь бросил среднему командиру: «Иди ты к такой матери!» – а когда кавалеристы стали оттаскивать Старенко от колодца, он замахнулся на взводного кирпичом и заорал: «Я тебе, мать твою… [отточие документа. – А.С.] башку проломлю»⁶³⁸…