Текст книги "РККА: роковые ошибки в строительстве армии. 1917-1937"

– недостаточно маскировали (29-я стрелковая дивизия БВО, сентябрь 1935 г., 40-я и 69-я стрелковые дивизии ОКДВА, август – октябрь 1936 г.; ряд частей ОКДВА, предположительно из состава 21-й, 35-й или 66-й стрелковых дивизий, май – июнь 1937 г.),

– специально демаскировали, насыпая под ними или перед ними белый песок (60-я и 70-й стрелковый полк 24-й стрелковой дивизии и другие стрелковые соединения КВО, первая половина 1937 г.), накладывая их на белые щиты (70-й полк, начало лета 1937 г.) или приподнимая выше обычного над землей (111-й и 156-й стрелковые полки соответственно 37-й и 52-й стрелковых дивизий БВО, май 1937 г.),

– увеличивали время показа движущейся мишени и уменьшали скорость ее движения (96-я и 72-й стрелковый полк 24-й стрелковой дивизии КВО, июнь – июль 1937 г.) …

Столь же часто (если не чаще) от бойца не требовали делать перед тем, как выстрелить, всего того, что пришлось бы делать в настоящем бою:

– перетаскивать и устанавливать пулемет на огневой позиции (в 39-й стрелковой дивизии ОКДВА в октябре 1936 г. его устанавливали там заранее),

– маскироваться и, если надо, окапываться на огневом рубеже (109-й стрелковый полк 37-й стрелковой дивизии БВО, апрель 1935 г. – то есть уже после выхода приказа по округу № 03 от 6 января 1935 г., требовавшего «на рубеже огня на каждой стрельбе проходить тактические обязанности бойца: переползание, перебежка, наблюдение за противником с докладом, что вижу, маскировка […]»⁴⁶¹; 21-я стрелковая дивизия ОКДВА, май 1935 г.; 29-я стрелковая дивизия БВО, сентябрь 1935 г.; 2-я стрелковая дивизия БВО, июль 1936 г.; 69-я и 313-й стрелковый полк 105-й стрелковой дивизии ОКДВА, май – октябрь 1936 г.; 71-й и 287-й стрелковые полки соответственно 24-й и 96-й стрелковых дивизий КВО, май 1937 г.; в 70-м полку 24-й дивизии в начале лета 1937 г. окоп для стреляющего отрывали заранее, а подручные средства маскировки – кусты – разрешали не искать на месте, а притаскивать на огневой рубеж с собой),

– самостоятельно искать цели (куда стрелять, подсказывали стоявшие рядом командиры; в феврале 1936 г. «склонность» «помогать бойцу в производстве выстрела на огневом рубеже» была заметна даже в лучшем в КВО 132-м стрелковом полку 44-й стрелковой дивизии, в мае «чрезмерная опека бойцов со стороны командного состава» при стрельбе была выявлена во всех пяти проверенных тогда в ОКДВА учебных батальонах – принадлежавших к пяти разным дивизиям⁴⁶², – в октябре ее обнаружили во всех трех учбатах 39-й стрелковой дивизии ОКДВА, а бойцам 1-го батальона 70-го стрелкового полка 24-й стрелковой дивизии – объявленного после этого одним из двух лучших батальонов КВО! – местонахождение целей осенью 1936 г. сообщали еще перед стрельбой),

– самостоятельно определять дистанцию до цели (в 1-м батальоне 70-го полка перед инспекторской стрельбой осенью 1936 г. бойцам ее сообщали заранее),

– уточнять в ходе стрельбы наводку (пулеметчикам 72-го полка 24-й дивизии в середине июля 1937 г. не сбивали, как того требовал курс стрельб, установку целика и поворотного механизма, а в 96-й дивизии в июне разрешали – чтобы отдача не так сильно сбивала наводку – стрелять из пулемета не автоматическим, а одиночным огнем!),

– заменять вышедшие из строя детали оружия (в 71-м полку 24-й дивизии в мае 1937 г. запчасти на огневой рубеж даже не приносили или приносили только для проформы – с неснятой заводской смазкой, то есть непригодными к использованию) …

Наконец, бойца не заставляли стрелять в сложных условиях: при задымлении, в противогазе (39-я стрелковая дивизия ОКДВА, октябрь 1936 г.), на незнакомой местности, на пересеченной местности, при сильном боковом ветре (Приморская группа ОКДВА, май 1936 г.). В 71-м полку 24-й и 287-м – 96-й дивизии КВО бойцов к маю 1937 г. почти не тренировали в стрельбе на большие дистанции, а в 20-м стрелковом корпусе ОКДВА в первой половине 1937 г. учили гранатометанию на «облегченных болванках» («и оценка делалась с послаблением»)⁴⁶³.

Упрощение задач огневой подготовки практиковали и в танковых войсках.

Японский майор Суми, закончив в июне 1936 г. стажировку в 3-м танковом полку МВО, отметил, что «мишени, как правило, чрезвычайно отчетливо видны и что в результате обучения танкистов в условиях, далеких от боевой действительности, приходится сильно сомневаться в положительных результатах стрельбы в действительном бою»⁴⁶⁴.

В Приморской группе ОКДВА в начале 1936 г. танкисты зачастую стреляли лишь с ровных площадок, причем танки при этом вели только лучшие механики-водители – умевшие остановить машину там и тогда, где и когда это было нужно стреляющему, чтобы произвести прицельный выстрел. Стреляющих там не тренировали не только в поиске целей, но и в горизонтальной наводке оружия: местонахождение цели сообщалось заранее, и танк трогался с места, уже повернув башню на нужный угол!

«При организации тактических учений со стрельбой боевым патроном у командного состава не наблюдается стремления поставить экипажи в условия, приближенные к боевым», – констатировала комиссия врид начальника 1-го отделения 1-го отдела АБТУ РККА майора В.П. Пуганова, проверявшая с 29 июня по 4 июля 1937 г. 1-ю тяжелую танковую бригаду БВО (занижение требований к стреляющим в которой фиксировали еще и в июле 36-го)⁴⁶⁵. «Целые годы послаблений, облегчения» в огневой подготовке были к лету 37-го за спиной и у танкистов 45-го механизированного корпуса КВО⁴⁶⁶; весной 37-го курс стрельб упрощали и в 23-й мехбригаде ОКДВА…

Механиков-водителей – игнорируя необходимость тренировок на реальной местности – долго учили ездить почти исключительно на танкодромах. «Танкодромы нас и загубили, – признавался 10 декабря 1935 г. на Военном совете при наркоме обороны командующий ОКДВА В.К. Блюхер. – […] В прошлом году мы погибли на маленьких, узеньких пересеченных долинах и низинах», да и в 1935-м 90 % вышедших на сентябрьские маневры танков 2-й механизированной бригады застряли на заливных лугах… На то, что танкисты обучаются вождению только на танкодромах и «чересчур мало работают на настоящей местности», сетовал и выступивший перед Блюхером заместитель комвойсками ЛВО комкор В.М. Примаков. В его округе (где, кстати, дислоцировался один из четырех советских мехкорпусов) незнакомство «мехводителей» с реальной местностью доходило до того, что в целом ряде случаев они, по аналогии с покрытым травой танкодромом, расценивали яркую зелень луга как признак не топкого, а, наоборот, удобного для езды места, смело направляли туда танк – и, естественно, застревали⁴⁶⁷…

С лета 1936 г. в ОКДВА подготовку механиков-водителей стали выносить на реальную местность, но в апреле 37-го новый командир одной из двух мехбригад этой армии (2-й) констатировал, что «тактическая подготовка не в духе указаний Блюхера: занятий на местности проводится очень мало»⁴⁶⁸. В КВО «танкодромный уклон» в обучении вождению господствовал вплоть до начала чистки РККА. Служивший в 4-й мехбригаде БВО и прославившийся в Испании майор П.М. Арман еще на собрании актива Наркомата обороны 13–15 марта 1937 г. призывал «не бояться выводить танк в поле», так как «на одном танкодроме мы механика не подготовим»⁴⁶⁹…

В Приморской группе ОКДВА в начале 1936 г. – как выявили проверившие ее танковые части начальник АБТУ РККА командарм 2-го ранга И.А. Халепский и командующий группой командарм 2-го ранга И.Ф. Федько – ездить учили не только исключительно на танкодромах, но и… лишь по прямой (о том, что там не практиковали «нарушения нормальной работы того или иного агрегата или оборудования с целью обучения быстрому нахождению и устранению неисправностей»⁴⁷⁰, после этого можно даже не упоминать…).

Танкисты БВО к 1937 г. тактические задачи отрабатывали, «ползая по штатным буграм», «на знакомом месте» (ведь, «если выведешь на незнакомое место, то люди очень часто теряются в ориентировке»!)⁴⁷¹. В отдельном танковом батальоне 100-й стрелковой дивизии КВО в 1936/37 учебном году такие сложные темы, как действия танков в лесу, в болотистой местности, в условиях задымления, вообще исключили из планов боевой подготовки, а в 45-м механизированном корпусе того же округа – как выявила в марте 1937 г. инструкторская группа полковника Л.А. Книжникова из АБТУ РККА – занижали вообще все требования к обучаемым.

Японский майор Суми указал на еще одно послабление в требованиях к механикам-водителям: «Ввиду недостатков обучения вождению танков внутри оборонительной полосы […] можно полагать», что в бою советские танки «не смогут показать достаточной эффективности»⁴⁷².

В артиллерии стремление «делать «как легче» приводило к тем же упрощениям в огневой подготовке, что и в пехоте (только в артиллерии стреляющими были не бойцы, а командиры и младшие командиры). Вот, например, КВО:

– в 100-й стрелковой дивизии практиковали «увеличение мишеней во время артстрельб»,

– командир 1-го дивизиона 60-го артиллерийского полка 60-й стрелковой дивизии давал командирам батарей гораздо больше, чем в боевых условиях, времени на подготовку данных для стрельбы (заранее сообщая им места привязки их наблюдательных пунктов и огневых позиций и разрешая командирам вычислительных отделений заранее же вычислить координаты этих точек);

– командирам полковых батарей 70-го стрелкового полка 24-й стрелковой дивизии в начале июня 1937 г. облегчали стрельбу шрапнелью (разрешая стрелять ею на удар, словно осколочно-фугасным или бронебойным снарядом) – «чтобы дать баллы, а не подготовить бойцов и командиров к войне»⁴⁷³…

В ОКДВА, указывалось в отчете штаба этой армии от 18 мая 1937 г., «сложные условия тренировки избегаются вопреки требованиям всех приказов (плохое наблюдение, крестящий веер, отрыв одного снаряда и т. п.), вследствие чего и особые виды боя (горно-таежная местность, болота, зимние условия, форсирование) также не доработаны. Стрелковые упражнения курса стрельб проходят в легких условиях»⁴⁷⁴. И упрощения эти стали допускать отнюдь не перед самым началом чистки РККА месяцы: документы обеих дивизий ОКДВА, чья повседневная жизнь нам известна лучше всего (21-й и 40-й), упоминают о них и раньше. О том, что артстрельбы проводятся в упрощенной обстановке, на партсобрании 21-го артиллерийского полка 21-й дивизии говорили еще 13 августа 1936 г.; о том, что «в некоторых» полковых батареях «допускаются элементы упрощенчества» в стрелково-артиллерийской подготовке командиров орудий, «не выполняются полностью все требования наставления по огневой подготовке артиллерии», писалось еще в приказе по 40-й дивизии № 069 от 20 июля 1935 г.⁴⁷⁵

Бойцам-связистам командиры также ленились прививать все те навыки, которых потребовались бы в настоящем бою. Так, летом 1936 г. даже в двух «ударных» дивизиях КВО и БВО – 2-й и 44-й стрелковых – их не тренировали в беге, переползании и преодолении препятствий с телефоном и катушкой телефонного кабеля, а также с рацией 6-ПК.

«Мы считаем, что японцы несколько тверже соломы», – напомнил 26 мая 1937 г. на 3-й партконференции ОКДВА заместитель командующего Особой Дальневосточной комкор М.В. Сангурский⁴⁷⁶. Однако в 32-й, 35-й и 69-й стрелковых дивизиях и в 6-м Хабаровском отдельном стрелковом полку все равно не желали заводить жесткие чучела из каната или прутьев и обучать штыковому бою продолжали на мягких соломенных…

Командиры-танкисты БВО, стремясь «делать как легче», не желали тренироваться в наблюдении из танка и еще в январе – марте 1937 г. обучением механиков-водителей вождению руководили, находясь вне танка – стоя на броне (в 4-й механизированной бригаде) или сидя верхом на башне (в 10-й механизированной).

Недисциплинированность комсостава, не желавшего усложнять себе жизнь усложнением боевой подготовки, была, безусловно, и одной из причин «основного противоречия предрепрессионной» РККА» – противоречия между передовой военной теорией и качеством реализации теоретических разработок на практике.

Так, в первые дни 1937 года такой действительно передовой военный деятель, как комвойсками БВО И.П. Уборевич, вынужден был констатировать в приказе по округу, что так и «не начата проработка с комсоставом по-новому ПВО, ПТО, ПХО [противовоздушной, противотанковой и противохимической обороны. – А.С.], самоокапывания, как это выявлено на маневрах БВО 1936 г. Одним словом, установки наркома и наши опыты 1936 г. в должной степени до лейтенантов и комвзводов не доведены»⁴⁷⁷. Специалисты из УБП РККА, готовившие приказы наркома о боевой подготовке на следующий год, учитывали все требования современной войны – но в такой важнейшей стратегической группировке Красной Армии, как КВО, эти приказы не читали даже многие работники штабов корпусов! (Вряд ли 15-й стрелковый корпус, на партсобрании штаба которого 22 декабря 1936 г. был оглашен такой факт, представлял собой исключение среди других – от которых протоколов партсобраний не сохранилось). А в 115-м стрелковом полку 39-й стрелковой дивизии ОКДВА приказа наркома обороны № 0106 от 3 ноября 1936 г. – дававшего подробные указания по боевой подготовке на 37-й – еще к апрелю этого 37-го не знало 80 % комначсостава!⁴⁷⁸

Помимо упрощения содержания боевой подготовки, стремление комначсостава и младшего комсостава «делать «как легче» проявлялось в малой его требовательности к качеству отработки бойцами учебных задач.

Экономя свои усилия, обучающие, во-первых, мирились с тем, что боец или курсант учебного подразделения так что-то и не усвоил, не требовали от него исправлять допущенные ошибки – а то и вообще не проверяли усвоение.

В ОКДВА, например, отсутствие «желания» «подмечать все недочеты» обучаемых и «устранять их» еще в начале 1937-го отличало по меньшей мере весь младший комсостав. Ведь составители отчета штаба армии от 18 мая 1937 г. надеялись «воспитать» такое желание только в будущих младших командирах, в тех, кто еще только учился в полковых школах⁴⁷⁹. Впрочем (как выявилось в конце апреля 37-го на сборе начальников полковых школ), «отсутствием требовательности и настойчивости» в устранении недочетов обучаемых в ОКДВА страдали и учителя младших командиров⁴⁸⁰…

В «предрепрессионном» КВО снисходительность к ошибкам обучаемых проявляли даже в «ударных» 24-й и 44-й и приграничных 45-й и 96-й стрелковых дивизиях. Вот лишь факты, попавшие в приказы по 17-му стрелковому корпусу (в который входили 24-я и 96-я) за первую половину 1937 г.:

– младшие командиры 24-го артиллерийского полка 24-й дивизии занятия «проводят слабо, не указывают на ошибки, не поправляют бойцов» (приказ № 01 от 4 января);

– учет усвоения на занятиях с младшим комсоставом в этом и 17-м корпусном артиллерийском полках не ведется (№ 035 от 2 июня);

– в 96-й дивизии на стрелковых занятиях «наблюдается бесконтрольность», «руководители занятий не замечают ошибок, мало исправляют […] недостаточно требовательны» (№ 040 от 13 июня)⁴⁸¹…

Когда в феврале 1936-го, проверив физподготовку одного из отделений 2-й стрелковой роты 71-го стрелкового полка 24-й дивизии, помполит 17-го корпуса дивизионный комиссар И.В. Сафронов «объявил отделению, что результаты их работы неудовлетворительные, буквально все были ошеломлены. До этого их хвалили…»⁴⁸². На занятиях никто не указывал этим бойцам на то, что в каждом упражнении они делают по две-три ошибки, а пять упражнений на турнике выполнять вообще не умеют… А вот факты, упомянутые в приказах по 44-й дивизии за 1936 год:

– на стрелковых занятиях в 132-м стрелковом полку у младшего комсостава «отсутствует требовательность» при отработке бойцами подготовительных упражнений (приказ № 033 от 10 февраля);

– мобилизационное учение в 130-м стрелковом и 44-м артиллерийском полках и отдельной зенитно-пулеметной роте дивизии показало, что «отсутствует контроль за готовностью бойца со стороны мл[адшего] к[оманди]ра» (№ 052 от 11 марта);

– в 44-м отдельном батальоне связи и в отдельных ротах связи 130-го и 132-го стрелковых полков младший комсостав «мало требует при повторении показанного приема» (№ 073 от 3 июля);

– на занятиях со старослужащими в дивизии не стремятся ликвидировать пробелы в их выучке (№ 0308 от 17 декабря).

А приказ № 016 от 25 января 1936 г. констатировал, что в отдельном разведывательном дивизионе «тщательная поверка знаний бойцов и курсантов [учебных взводов. – А.С.] за первую ступень [обучения. – А.С.] не предусмотрена» вовсе⁴⁸³… То, что «младший командир недостаточно работает над устранением ошибок бойца», в августе 36-го отмечали и в штабе 45-й дивизии⁴⁸⁴.

То же самое видим мы и в частях 23-го стрелкового корпуса – чья повседневная жизнь, благодаря сохранности документации, известна нам лучше, чем жизнь других войск БВО. Проверив 14–24 декабря 1936 г. боевую подготовку 155-го и 156-го стрелковых и 52-го артиллерийского полков 52-й стрелковой дивизии, комкор-23 К.П. Подлас убедился, что комсостав не исправляет ошибок бойцов; по свидетельству комполка-154, так же было тогда и в четвертом полку 52-й – 154-м стрелковом.

К чему приводила снисходительность к плохому усвоению, видно, например, из итогов физподготовки бойцов ОКДВА за декабрь 1936 – март 1937 г. «[…] Много занятий, много трудов, – докладывал 26 марта 1937 г. В.К. Блюхеру начальник штаба этой армии С.Н. Богомягков, – а результаты никчемные», так как нетребовательные командиры не исправляют ошибки в выполнении упражнений⁴⁸⁵.

Во-вторых, от бойцов и курсантов учебных подразделений сплошь и рядом не требовали тщательно отрабатывать все «мелочи», все детали упражнений и приемов.

«Невнимание к «мелочам» в обучении и отладке оружия, – подытоживал приказ по Приморской группе ОКДВА № 0517 от 15 ноября 1935 г., – послужило основной причиной топтания на одном месте в овладении 1-ми двумя задачами КС [курса стрельб. – А.С.] в течение почти целого года»⁴⁸⁶. А между тем подобное «невнимание» – и не только в стрелковой подготовке – сохранялось в ОКДВА вплоть до начала массовых репрессий. Ведь составители отчета штаба этой армии от 18 мая 1937 г. надеялись «воспитать» «желание и умение» «работать над мелкими, но важными вопросами, от которых в конечном счете зависит боевой успех с наименьшими потерями [выделено мной. – А.С.]» только у новой генерации младших командиров – у тех, кто еще только учился в полковых школах⁴⁸⁷. Значит, на отшлифовку «мелочей» тогда все еще не обращал внимания ни младший комсостав, ни обучавший и инструктировавший его средний и старший. Это подтверждает и обобщавшая результаты майских и июньских проверок справка «Состояние боевой подготовки войск ОКДВА к 15 июля 1937 г.»: в тактической подготовке «глубокой, осмысленной проработки деталей […] у бойца не отрабатывается. Тактическая подготовка проходит поверхностно»; в огневой тоже налицо «отсутствие кропотливой и углубленной работы с каждым бойцом»⁴⁸⁸…

От «предрепрессионных» КВО и БВО достаточного количества источников не сохранилось, но показательно, что в первом из этих округов тщательной отработки деталей от бойца не требовали даже в «ударной» 44-й стрелковой дивизии. На стрелковых занятиях в 132-м стрелковом полку, значится в приказе по дивизии № 033 от 10 февраля 1936 г., отсутствует «тщательность отработки подготовительных упражнений»; на занятиях физподготовкой в 130-м и 132-м полках, констатирует приказ № 073 от 3 июля 1936 г., уделяется мало внимания «чистоте отделки» упражнений⁴⁸⁹… То же самое мы видим и в той части БВО, чья боевая подготовка в «предрепрессионный» период освещена источниками лучше всего – в 109-м стрелковом полку 37-й стрелковой дивизии. «Занятия по стрелковой подготовке с кр[асноармей] цами поверхностные – не отрабатываются детали с каждым бойцом в отдельности, – говорится про 109-й в приказе по 23-му стрелковому корпусу № 04 от 15 января 1937 г. – […] В тактической подготовке также не отрабатываются детали – обязанности бойца при наступлении, в обороне и т. д.»⁴⁹⁰.

В-третьих, от бойца и курсанта учебного подразделения в «предрепрессионной» РККА не требовали доводить свои действия до автоматизма – не заставляя его систематически тренироваться в выполнении упражнений и приемов.

Характерным явлением было, в частности, пренебрежение стрелковым тренажом, то есть тренировкой в обращении со стрелковым оружием. В КВО в январе 1936 г. «систематической повседневной тренировки» не проводили здесь даже в лучшем в округе 132-м стрелковом полку «ударной» 44-й стрелковой дивизии. Как мы уже видели, «целые годы» «заброшенности» стрелкового тренажа характеризовали и «предрепрессионную» историю главной ударной силы КВО – 45-го механизированного корпуса, – а в отдельном танковом батальоне 24-й стрелковой дивизии того же округа зимой 1937 г. не проводили не только стрелковую, но и ежедневную тренировку в наблюдении из танка.

В единственном корпусе БВО, от которого сохранилась документация за «предрепрессионный» период (23-м стрелковом), задача «обеспечить непрерывность стрелковой подготовки» и «в приемах работы у оружия, путем регулярной тренировки, добиться полного автоматизма» была (как видно из приказа по корпусу № 014 от 19 ноября 1936 г.) не решена еще и к концу 36-го⁴⁹¹. Показателен пример одного из шести стрелковых полков этого корпуса – 109-го. Из-за нетребовательности комсостава, отмечал в своем приказе № 44 от 20 апреля 1935 г. командир этой части М.А. Сиряченко, «автоматизма при обращении с винтовкой по производству приемов не достигнуто»; то же самое обнаружил и комкор-23 комдив К.П. Подлас, проверивший полк 3–5 января 1937 г.: «В подготовке станковых пулеметчиков не добиваются автоматизма в работе […]»⁴⁹².

В июле 1936 г. проверявшая 16-й стрелковый корпус БВО комиссия замначальника УБП РККА комкора Л.Я. Угрюмова зафиксировала «отсутствие ежедневного стрелкового тренажа» и в «ударной» 2-й стрелковой дивизии⁴⁹³…

«Отсутствие систематической стрелковой тренировки» фиксируют и документы обеих стрелковых дивизий ОКДВА, чью боевую подготовку источники освещают лучше всего (21-й и 40-й) – относящийся к марту 1937 г. доклад военкома 63-го стрелкового полка 21-й дивизии батальонного комиссара А.М. Плотникова и приказ по 40-й дивизии № 062 от 1 июля 1935 г.⁴⁹⁴ В 1936-м отсутствие систематического стрелкового тренажа вскрывалось в ОКДВА при проверках и 101-го стрелкового полка 34-й стрелковой дивизии Приамурской группы (в мае), и учебного батальона 76-го полка 26-й дивизии Приморской группы (14 июня), и 6-го Хабаровского отдельного стрелкового полка Приамурской (19 июля) …

Стремление «делать «как легче» сплошь и рядом приводило и к тому, что комсостав вообще срывал занятия боевой подготовкой.

Правда, как мы увидим в следующем разделе этой главы, во многих случаях это делали неизбежным материальные условия, в которых жила Красная Армия – вынужденная сама обеспечивать себя многим из того, в чем испытывала повседневную необходимость. В этих условиях командир не мог не направлять личный состав – срывая его при этом с учебы – на всевозможные хозяйственные и строительные работы: прежде, чем учить подразделение, часть и т. д., его надо было накормить, дать ему крышу над головой и создать материально-техническую базу учебы. Однако списывать все срывы на эту объективную необходимость нельзя. «Ясно также, – докладывал, проинспектировав в октябре 1936 г. 59-ю стрелковую дивизию ОКДВА, комбриг К.Д. Голубев из УБП РККА, – что во многих случаях сельскохозяйственные работы являются ширмой, за которой прикрывается [так в документе. – А.С.] плохая организация и растрата времени, которое при лучшей организации могло бы быть использовано для учебы»⁴⁹⁵. Но «растрата времени» – это проявление недисциплинированности командира.

Что к срывам занятий боевой подготовкой очень часто приводило разгильдяйство комначсостава – об этом свидетельствовал и командир 1-го стрелкового корпуса ЛВО комдив В.Н. Курдюмов. «Наши достижения, – указывал он 2 февраля 1936 г. в циркулярном письме высшему и старшему комсоставу корпуса, – непрочны еще и потому, что они организационно не закрепляются.

Да они и не могут закрепляться, так как достигаются не путем систематической работы, а путем штурма. Кончается штурм – начинается реакция, то есть расслабление и физическое и моральное. Поэтому достигнутое в октябре превращается в недостаток в январе. […]

Мы не спим, не едим, а штурмуем, особенно последние дни перед смотром. А в остальное время года темпы нашей работы явно недостаточны. И вот это обстоятельство вынуждает нас раскачиваться весной и штурмовать летом. […]

Настойчивы ли мы в выполнении зимнего плана боевой подготовки? Конечно, нет. Во-первых, потому, что наивно рассчитываем, что мы имеем впереди лето и то, что не успеем пройти зимой, пройдем летом [еще в начале 1937 г. так считали и в 12-й стрелковой дивизии ОКДВА. – А.С.]. Во-вторых, в конце зимнего периода не бывает смотров. […]

Ну, и получается так, что всю зиму по огню мы сидим на первой задаче. Боевых стрельб не проводим. По тактике мусолим всю зиму первую задачу на марш, ну, и, в крайнем случае, займемся еще и обороной»⁴⁹⁶.

Работники 2-го отдела Штаба РККА, инспектировавшие весной 1935 г. 5-й механизированный корпус МВО, прямо указали, что имевшие там место срывы занятий были вызваны неудовлетворительным состоянием дисциплины.

Наконец, могли ли только из-за строительных и хозяйственных работ срываться командирские занятия? Ведь на них должно было отводиться время, свободное от обучения бойцов и младших командиров (а значит, и от руководства проводимыми вместо этого обучения работами). А между тем командирские занятия в «предрепрессионной» РККА срывались едва ли не чаще, чем занятия с бойцами. В протоколах партсобраний обеих парторганизаций КВО, от которых сохранилось сравнительно много этих исключительно откровенных документов за «предрепрессионный» период (штаба 45-й стрелковой дивизии и 2-го стрелкового батальона 135-й стрелково-пулеметной бригады), мы немедленно находим сообщения о том, что учеба комсостава срывается (45-я дивизия, июль 1936 г.), что «имеются случаи срыва командиров с занятий, а также и самих занятий» (2-й батальон 135-й бригады, январь 1937 г.) и т. п.⁴⁹⁷… В 135-м стрелковом полку 45-й дивизии с мая 1936 г. по март 1937-го командирская учеба проводилась всего четыре раза! Срывы командирской учебы фиксируют и приказы «предрепрессионных» лет по 23-му стрелковому корпусу – единственному в БВО, от которого они сохранились…

В ОКДВА в 1936 г. систематически не занимались ни со штабами батальонов, дивизионов и полков, ни с командирами взводов и рот (в результате, констатировали в штабе армии в конце года, командирская подготовка «дала невысокий результат») ⁴⁹⁸. Командование частей и соединений и тут кивало на строительство и хозработы – которыми действительно занималось тогда большинство личного состава ОКДВА, – но ведь ничего не изменилось и после резкого сокращения в конце 36-го объемов строительства! На отчетно-выборных партсобраниях и партконференциях, прошедших в соединениях ОКДВА в апреле 1937 г., о командирской подготовке говорили одно и то же:

– командирская учеба срывается (партсобрание штаба 26-й стрелковой дивизии);

– срыв командирских занятий – «обычное явление» (партконференция 23-й механизированной бригады);

– «начсостав привык к этим срывам и не верит, будет ли занятие или нет» (партсобрание штаба и управления 21-й стрелковой дивизии);

– командирской учебой комсостав не занимается (партконференция 39-й стрелковой дивизии)⁴⁹⁹…

При этом начальник 1-й части штаба 21-й дивизии капитан Щербаков прямо указал, что в срывах занятий со штабистами виноват начальник штаба (а не хозяйственные заботы. – А.С.).

Словом, по меньшей мере часть тех случаев срыва занятий боевой подготовкой, о которых сообщают «предрепрессионные» документы УБП РККА и трех самых крупных военных округов, следует отнести на счет недисциплинированности комсостава. А случаев таких было очень много.

«В учебных планах систематические срывы», – констатировал начальник 2-го отдела Штаба РККА А.И. Седякин после инспектирования отделом ряда соединений МВО, ЛВО, УВО, БВО, СКВО и СибВО весной 1935 г.; о том же читаем мы и в единственных сохранившихся от той весны материалах инспектирования войск ОКДВА: в 21-й стрелковой дивизии планы боевой подготовки «полностью не выдерживаются, есть срывы в занятиях»⁵⁰⁰.

К осени, правда, ситуация выправилась: на полях доклада от 19 сентября 1935 г. об итогах инспектирования 43-й стрелковой дивизии БВО, против слов: «Как правило, занятия велись строго по намеченному плану, срывы занятий были весьма редки», заместитель А.И. Седякина С.Н. Богомягков пометил: «Это – одно из заметных достижений в 35 году. Всюду!» Помполит 17-го стрелкового корпуса КВО И.В. Сафронов, сообщая 11 февраля 1936 г. об итогах проверки им 24-й и 58-й стрелковых дивизий, тоже отметил, что «план, как правило, уважать научились»⁵⁰¹.

Однако затем это уважение вновь было потеряно. Уже 4 апреля 1936 г., докладывая о боевой подготовке «ударной» 2-й стрелковой дивизии БВО, старший инспектор ПУ РККА дивизионный комиссар Я.Г. Индриксон указал, что «целиком планы не выполняются, много еще срывов по всевозможным причинам». В докладе замнаркома обороны М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» говорилось уже о «постоянных изменениях расписания учебного дня и систематическом недовыполнении учебных часов по специальности» во всей пехоте Красной Армии, а приказ наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г. назвал частые срывы учебных планов явлением, «общим для всех родов войск» РККА⁵⁰².

«Основой боевой подготовки должен стать твердый учебный план части, ненарушимость и выполнение которого обязательны для всех командных инстанций и лиц», – жестко потребовал приказ № 00105, а конкретизировавший его установки и вышедший в тот же день приказ № 0106 уточнил: «Категорически воспрещается кому бы то ни было изменять или нарушать учебный план полка (отдельной части)»⁵⁰³. Но и эти документы постигла судьба многих грозных приказов наркома: их (а также приказы и распоряжения, отдававшиеся на их основе командующими войсками округов) не выполняли!

Если командиры не будут следить за срывами занятий, предупреждал на совещании комсостава ОКДВА 9 ноября 1936 г. В.К. Блюхер, «я не остановлюсь перед самыми суровыми мерами»; ему вторил в приказе № 0630 от 23 ноября врид командующего Приморской группой ОКДВА комдив А.Ф. Балакирев: «Решительно прекратить срывы учебных планов частей, категорически запретить всем без исключения командным инстанциям и лицам срывать основу учебного плана части – ротные (батарейные, эскадронные и т. д.) расписания»⁵⁰⁴. Но 27 марта 1937 г. помощник начальника 2-го отдела штаба ОКДВА майор В. Нестеров констатировал все то же «полное отсутствие дисциплинированности среди целого ряда лиц командного и начальствующего состава» («все считают, что приказы и уставы пишутся для всех, но только не для них») и, соответственно, «плохую организованность учебы на всех ступенях командования и штабов» – со срывами занятий, ломкой расписания и т. п.⁵⁰⁵ О том же говорилось и в направленном в мае 1937 г. командующему Примгруппой, командирам корпусов и начальникам родов войск и служб ОКДВА письме В.К. Блюхера: нарушая приказ № 00105, высший комсостав срывает подчас планы боевой подготовки частей, а средний и старший допускает невыполнение ротных расписаний занятий…