Текст книги "По Америке с русской красавицей"

«Сегодня мы не на параде…»

Я проснулся чуть свет, принял душ и сварил кофе. В голове крутилась песня времен развитого социализма: «Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути. В коммунистической бригаде с нами Ленин впереди…» Я посмотрел последний выпуск новостей, позвонил Рите, спросил, готова ли она.

– Ты уже проснулся? – Рита не захотела пожелать мне доброго утра, значит, настроение у нее – не очень. – А я уж решила тебя будить. Ладно, спускайся. Только живо.

В холле я увидел Риту. На ней были очень короткие красные шорты, белая майка без рукавов с изображением радуги, символа людей нетрадиционной сексуальной ориентации. На запястьях браслеты из цветного пластика, на шее несколько ниточек блестящих разноцветных бус, на носу темные очки в розовой оправе.

Наряд дополняла бейсболка с эмблемой все той же радуги. И где она только успела с утра пораньше раздобыть эти трофеи. Рита смотрит на меня и качает головой, словно хочет сказать: ты безнадежен. Да, одет я скромно: летние брюки и простая однотонная майка без рисунка.

Мы выходим из отеля и попадаем в плотный поток пешеходов, которые двигаются в одном направлении. На углу улицы стоит парень, почти голый, на бедрах – две тонкие нитки, на них держится полупрозрачный фиговый листик. Он сует в руки прохожих буклеты с рекламой массажных салонов. Рядом с парнем смуглая красотка в купальнике бикини раздает рекламу магазина интимных товаров. Выбирая тихие переулки, я веду свою спутницу к месту, где назначена встреча с Карлом. И на ходу делюсь некоторыми наблюдениями.

Чикагский Парад гордости один из крупнейших в Америке, ежегодно он собирает около 350 тысяч участников. Надо сразу сказать, что подавляющее большинство этих людей, 90 процентов, даже больше, – это люди с традиционной сексуальной ориентацией. Парад для них – это просто хохма, веселое развлечение, где можно посмеяться, весело провести время, – не более того. Прошли времена, во всяком случае, в крупных городах, когда людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией избивали в темных переулках, когда им плевали в след и ругали последними словами. Теперь отношение к этим вещам – не восторженное, но терпимое.

В юности я жил на Проспекте Мира в Москве и ежегодно был свидетелем того, как проходили демонстрации в честь Первого мая (кстати, не все теперь помнят о том, что Первомай пришел в Россию из Чикаго). Праздничные колонны трудящихся формировались по производственному принципу. Каждое более или менее крупное предприятие или организация по разнорядке направляло на демонстрацию определенное число участников.

Вдоль основных магистралей столицы, вдоль окрестных улиц собирались люди, выстраивались в колонны. С оркестрами, транспарантами, знаменами трудовой славы, передвижными платформами, украшенными флажками, искусственными цветами, портретами вождей коммунизма, лидеров советского и мирового рабочего движения, космонавтов. Поток трудящихся двигался в сторону центра Москвы, чтобы пройти по Красной площади. Праздничное убранство демонстраций, – а это дорогое удовольствие, – финансировали за счет городского бюджета, организаций участников и профсоюзов.

Точно так теперь обстоит дело с Парадом гордости. Средства на его проведение выделяет город, местные частные и муниципальные предприятия, организации, профсоюзы. Есть и официальные спонсоры: нефтяники, компании, выпускающие газировку и пиво. Они нанимают музыкантов, танцоров, циркачей, культуристов, известных спортсменов. Приглашают гостей из-за границы.

Город обеспечивает порядок и охрану мероприятия, ставит бессчетное множество биотуалетов и убирает улицы, когда парад заканчивается. Строгая организация и контроль городских властей чувствуется на каждом шагу. Уже с рассветом вдоль тротуаров появляются железные турникеты, вдоль которых выстраиваются зрители. За два часа до начала перекрывают движение по маршруту, где пройдет парад.

– Сегодня мы не на параде, – напеваю я. – Мы к коммунизму на пути. В коммунистической бригаде с нами Ленин впереди…

Мы с Ритой прогулялись по окрестным улицам, уже полным людей, свернули к тому месту, где договорились встретиться с Карлом. Вокруг нас формируют колонны. Как и на первомайскую демонстрацию, людей делегируют по производственному принципу. Такая-то организация, банк или универмаг, выставляет столько-то сотрудников, чаще всего людей с традиционной или нетрадиционной – не имеет значения – сексуальной ориентацией, выдает им праздничную амуницию, искусственные цветы, шарики. Чтобы колона выглядела представительно, украшают передвижные платформы, нанимают симпатичных танцовщиц.

Вокруг шумно, репетируют музыканты, движутся толпы туристов. Мы находим то место, возле турникетов, где нас ждет Карл. Он пришел сюда заранее, чтобы нам достались места в первом ряду, притащил три раздвижных походных стула и сумку-холодильник с газировкой, пивом и бутербродами. Вокруг нас уже полно зрителей, туристов и горожан, мест в первом рядом давно не осталось.

– Я пришел сюда только ради вас, – Карл обращается к Рите. – Андрей сказал, что вы очаровательная женщина. Да, да… Более чем очаровательная.

– Только ради одной меня? – Рита польщена.

– Вообще-то приличные люди на такие мероприятия не ходят. Но вы туристка, вам интересно. Я все понимаю.

Карлу около пятидесяти, он невысок ростом, широк в плечах. Карл клерк в одной скучной конторе, трастовом фонде, он помогает размещать деньги вкладчиков в наиболее прибыльных активах. Он много работает, целыми днями сидит в помещении и редко бывает на воздухе, поэтому его лицо бледное, а глаза грустные.

Лет пять назад он расстался с женой, с той поры превратился в законченного меланхолика. Карл усаживает нас на стульчики, затевает с Ритой светскую беседу на общие темы, но разговор сворачивает к Параду гордости и отношению американцев к секс меньшинствам.

– Я этого не одобряю, – Карл развалился на своем стуле, положил ноги на турникет. – Всех этих либеральных послаблений… Когда разрешили однополые браки, я был возмущен. До глубины души. Одно дело личные отношения, другое дело – брак.

– Если вам не нравятся эти парни и девушки, – просто не думайте о них, – советует Рита. – И сразу станет легче. Отрицательные эмоции сокращают человеческую жизнь. А эти люди совсем не опасны. Ну, насколько я знаю. Вы мне верите?

Карл не успевает ответить. Молодые люди, наши соседи справа, спрашивают, откуда мы.

– Русские? – удивленно вскидывает брови симпатичная девушка. – Тогда у меня для вас кое-что есть. Именно для вас.

Она достает из необъятной сумки пластиковую двухлитровую бутылку водки, уже початую, бумажные стаканчики и пакет чипсов на закуску, предлагает выпить за знакомство. Полицейский, стоящий неподалеку, за ограждением, смотрит на нас и отходит в сторону. Сегодня людям позволено то, что в другие дни строго запрещено.

Девушку зовут Сара, она студентка «Труман колледжа», пришла сюда вместе с друзьями весело провести время, выпить и посмеяться. Карла приходится уговаривать, он человек строгих взглядов, не привык с кем попало пить водку, да еще по утрам. Под нашим натиском он смягчается, выпивает стаканчик.

– Так и знал, что меня втянут в какую-нибудь историю, – говорит Карл и закуривает, хотя последний раз курил пару лет назад.

* * *

Ровно в девять по мостовой проехал строй полицейских на лошадях. Открывал парад мэр города Рам Эмануэль, известный американский политик, бывший глава администрации Барака Обамы. Одетый в светлые брюки и голубую рубашку с закатанными по локоть рукавами он идет посередине мостовой, помахивая рукой, приветствует публику. Мэр известен в народе как «воинствующий демократ», человек справедливый, но резкий, несдержанный на язык, за что ему не раз доставалось в прессе.

Эмануэль сворачивает к турникетам, останавливается, чтобы пожать руки горожан и туристов. Я успеваю сделать фотографию мэра с расстояния двух шагов, протягиваю руку, пожатие Эмануэля крепкое. Он с интересом смотрит на Риту, спрашивает, за какую партию она голосует. Рита что-то отвечает, но у мэра не остается времени, чтобы услышать ответ. Он спешит дальше, останавливается, пожимает протянутые руки, что-то говорит, коротко отвечает на вопросы…

Сегодня мэра окружает четыре телохранителя, плотные высокие парни в темных костюмах. Наверное, они неплохо вооружены, владеют приемами рукопашного боя, но защитить своего босса от вооруженного психопата эти парни вряд ли смогут, у психов, прячущих за пазухой автоматический пистолет, всегда есть преимущество первого хода…

Отдадим должное Эмануэлю, – чтобы просто так разгуливать среди тысяч людей, пожимая им руки, – надо быть мужественным человеком. Как я заметил, его телохранители под пиджаками носят бронежилеты, а он – нет. Но риск – составная часть публичной политики. Впервые я увидел мэра Чикаго на таком же параде три года назад. Его сопровождали все те же четыре охранника. Тогда мэр пришел вместе с женой, старшим сыном, дочерью и собачкой.

Открывать публике личную жизнь, семейные отношения – тоже составная часть здешней политики. Избиратель не отдаст свой голос человеку, если не узнает, что происходит в его семье, сколько зарабатывает кандидат и как распоряжается деньгами, где учатся дети, чем в свободное время занимается жена, сколько денег семья кандидата ежегодно жертвует на благотворительные нужды и так далее. Избирателю важны любые нюансы, а мелочей здесь бывает.

У политика нет, не может быть тайн от избирателя, если уж вступил на эту стезю, придется жить в доме со стеклянными стенами, вывернуть наизнанку и выставить на всеобщее обозрение свою личную жизнь, а также жизнь своих близких. Без этого между избирателем и политиком не может быть доверия. А без доверия – никуда…

– Господи, везде эти политиканы, – вздыхает Карл. – Никуда от них не денешься.

* * *

Парад гордости – это как раз то событие, где на протяжении двух-трех часов можно увидеть, пожать руки и переброситься словом со многими большими начальниками. Как я заметил, мэры городов и местные политики кроме Парадов гордости любят открывать собачьи парады, которые проходят по всей Америке весной, в марте и апреле. Горожане выходят на парады со своими четвероногими питомцами, одевая их в немыслимые костюмы. И сами не отстают, – маскарадные костюмы шьют, как правило, дома, а не покупают, – есть, на что посмотреть, есть над чем посмеяться.

В тот день мне удалось коротко переговорить с одним из сенаторов от штата Иллинойс и двумя членами Палаты представителей. Политики от народа не бегают, наоборот, пользуются любой возможностью для встречи с избирателями.

Выборы в Палату представителей (нижнюю палату Парламента, по-нашему Думу), проходят каждые два года. Согласно закону, чтобы баллотироваться в Палату представителей, человек должен вместе с семьей жить в данном округе постоянно, должен платить там налоги. Нельзя, чтобы какая-то звезда Голливуда, известный певец, спортсмен или политик, не живущий в данном городе или районе, представлял его интересы в Вашингтоне.

– Дешевый старый трюк, – ворчит Карл, провожая мэра взглядом. Карл убежденный сторонник республиканкой партии, а республиканцы в Иллинойсе серьезных побед давно не одерживали. – Парад гордости – это просто возможность покрасоваться на людях. Набрать перед выборами несколько очков. Правду говорят, что в России политики бегают от гомосексуалистов, задрав штаны?

– Все наоборот, – смеется Рита. – Гомосексуалисты бегают от политиков.

Я сижу на своем стуле, пью воду и смотрю, как мимо проходят праздничные колонны. За мэром следует одна из киношных знаменитостей (намерено опускаю имя), известная своими нетрадиционными пристрастиями. Женщина в сверкающей короне сидит в открытом белом «кадиллаке», посылая воздушные поцелуи своим поклонникам.

Я воодушевлен и пытаюсь петь:

– Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути…

Одна из первых – колонна блюстителей закона с нетрадиционной сексуальной ориентации. Мужчина в полицейской форме с разноцветными бусами и гирляндами цветов на шеях смущенно держат друг друга за руки. Один из полицейских часто снимает фуражку, протирает лоб, покрытый бисеринками пота, бумажной салфеткой. Видимо, новичок, ему неловко попадать в перекрестье любопытных взглядов.

Даже местное отделение ФБР отрядило на парад несколько сотрудников. Видимо, это не оперативники, а технические работники. В фирменных куртках с логотипом ФБР и темных очках они тоже выглядят немного смущенными и растерянными. Есть здесь и женщины, они почему-то чувствуют себя более раскованными, улыбаются и смеются.

– Господи, даже полицейских притащили, – брезгливо морщится Карл.

– А полицейские – не люди? – возмущается Рита.

– Люди, но… Зачем открыто демонстрировать половую распущенность?

– Сексуальная ориентация – это не падение нравов. Это всего-навсего неправильный набор хромосом, которые достаются человеку при рождении. В любой стране люди нетрадиционной ориентации составляют примерно 2–7 процентов населения.

– И что из этого? – бледное лицо Карла наливается красками жизни, он успел опрокинуть уже третий стаканчик водки. – Какая мне разница?

– Они стали такими не потому, что вели разнузданную извращенную половую жизнь. Они родились такими. И что особенного в том, что они хотят чувствовать себя полноценными гражданами, а не общественными изгоями?

– Но у меня почему-то нормальная ориентация. И у вас тоже…

– Как знать…

Рита загадочно улыбается. Карл злится и смотрит куда-то в сторону. Студенты подносят ему стаканчик водки, Карл смягчается.

* * *

Далее следуют колоны работников городских коммунальных служб, по-нашему, водоканала, энергетиков и так далее. За ними профсоюзы учителей и преподавателей вузов, студенты, школьники на роликовых коньках. На высокой платформе мимо проезжает хоккейная команда «Чикаго блек хоукс» в полном составе, следом – знаменитые на всю Америку телевизионные ведущие канала NBC…

Народу пребывает, на тротуарах становится тесновато, но мы на своих стульях чувствуем себя неплохо. Карл, махнув очередную порцию водки, о чем-то возбужденно разговаривает с Ритой, его лицо цветом напоминает помидор средней спелости. Шум, музыка, свист. Окна домов распахнуты настежь, люди сидят на подоконниках, свесив ноги вниз. Они жуют жареную кукурузу, пьют пиво. Рядом со мной сверху падает чей-то ботинок. Никто никого не слушает, а если и слушает – не слышит.

– И все-таки я настаиваю, – кричит Карл, за уличным шумом я едва различаю его голос. – Мы должны многое обсудить. У нас есть много общих… Ну, тем для разговора. Мы посидим в одном очень хорошем ресторане. Французская кухня.

– Но сегодня вечером я занята, – Рита не хочет идти на свидание с Карлом, но и обидеть его своим отказом тоже не хочет. – У меня дела. Я не могу их отложить.

– Какие могут быть дела у туристки? Я настаиваю… Нам есть о чем поговорить… Настаиваю…

– Сегодня мы не на параде, – бормочу я. – Мы к коммунизму на пути…

* * *

По мостовой один за другим следуют духовые оркестры, танцевальные группы. Высокий статный мужчина, вылитый Джорж Клуни, везет инвалидное кресло, в котором сидит убеленная сединами степенная женщина в белом чепчике. Двумя руками она держит цветной баннер, на котором написано: «Я счастлива, что мой сын – гомосексуалист».

Одна за другой движутся колонны людей, прибывших из других стран: Бразилия, Чили, Аргентина… Танцы, латиноамериканская народная музыка. Кажется, асфальт мелко вибрирует, а уши заложило от громкой музыки. Следом – шеренги гостей из других штатов и городов. Читаю транспаранты: «Мы, еврейские гомосексуалисты из Феникса, поддерживаем наших друзей из Чикаго», «Лесбиянки Чикаго, вас любят подруги из Нью-Йорка».

Мимо движется муляж танка в натуральную величину, облепленный розовыми цветочками. Идут бейсболисты, идут футболисты… Седые старики несут плакат: «Президент, верни наши войска на родину. Ветераны войны во Вьетнаме». На мотоциклах проезжает группа из пятидесяти лесбиянок, одетых в костюмы ведьм.

А вот и российская делегация, тридцать человек – все молодые парни, девушек нет, в одинаковых фиолетовых майках с надписью на спине «Санкт-Петербург. Из России с любовью». Никто из русских не улыбается, чувствуется какая-то скованность, настороженность. Словно парни ждут, что из-за турникетов вырвутся бритоголовые молодчики и полезут на них с кулаками.

– Я настаиваю, – кричит Карл, теперь, получив отказ от Риты, он нацелился на одну из студенток, угощавших его водкой. – Нам есть, о чем поговорить… Слушайте… Слушайте…

Солнце вошло в зенит и палит нещадно. Карл сидит на своем стуле, смотрит, как молодая девчонка, остановившись перед ним, исполняет танец живота. Кажется, ему нравится.

Ни на одном массовом мероприятии в Америке я не видел столько симпатичных девчонок, как здесь. Кажется, их свозят сюда автобусами из предместий, окрестных городов и штатов, – так их много. Какие-то люди суют мне в руки сувениры и листовки: скоро муниципальные выборы. От шума, музыки, обилия народа слегка кружится голова. Карл дремлет, сцепив руки на груди. Во сне он улыбается.

Рита потерялась где-то в толпе, в человеческой круговерти. Море людей, толчея… Это просто сумасшествие. Я, не совсем трезвый, плетусь к гостинице, напевая под нос:

– Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути…

Не валить!!!

Другой собеседник житель Чикаго, выходец из Питера, экономист по образованию, ныне совладелец фирмы по продаже недвижимости, весьма успешный человек Игорь Носов. Он тоже миллионер, симпатичный и очень обаятельный парень. Женат, двое детей.

С Игорем мы встретились у него в конторе. Крошечный кабинет отделен от общего зала тонкой перегородкой. На тумбочке у стены пыхтит кофеварка. Обстановка спартанская: недорогой стол, шкаф с папками, шаткий столик для посетителей, истертое половое покрытие.

Впрочем, судить о человеке по его одежке, автомобилю, на котором он ездит, или обстановке кабинета – не стоит. Хорошо одеваются мелкие клерки, которые желают пустить начальству пыль в глаза. А кабинеты очень обеспеченных господ, дорогих адвокатов или именитых врачей, часто обставлены убогой обшарпанной мебелью, вышедшей из моды двадцать лет назад.

Я решил записать будущий разговор в блокнот, а вопросов не задавать, за меня это сделает Рита. В ней развит дух противоречия: если кого-то ругают, она будет защищать. И наоборот. Пусть она ведет разговор, у нее получится. Игорь, как и наш первый собеседник, категоричен в своих суждениях. Он настроился на долгий обстоятельный разговор, даже залез в интернет и приготовил несколько цифр.

Игорь украдкой поглядывает на Риту, кажется, стараясь понять, что есть женская красота: щедрый дар природы или долгая и кропотливая работа пластических хирургов экстра класса. Ритина красота – дар природы. Игорь это понял и украдкой вздохнул.

– Начнем со статистики, – он открыл компьютер. – Итак…

– Статистике я не верю, – отрезала Рита. – Это средняя температура по больнице. Если объединить доходы ста тысяч нищих стариков и одного русского олигарха, выйдет, что старики купаются в роскоши. И в Америке примерно та же картина.

– Хорошо, – кивнул Игорь. – Тогда маленькое лирическое отступление. Введение в тему. Итак, колбаса и булки в Америке не растут на деревьях. Это надо знать всем эмигрантам. За кусок колбасы надо поработать…

– Слушай, давай на этом закончим лирическое вступление о колбасе, – перебила Рита. – И перейдем сразу к делу?

Игорь выглядит немного растерянным и обиженным. Он рассчитывал прочитать часовую лекцию на тему «Легенды и мифы Америки», а лекция не нужна. Он быстро справился с собой, красивым женщинам приходится прощать еще и не такие вольности.

– Ну, к делу. Валить из России нет никакого смысла. Вот несколько причин, чтобы остаться. Оплата труда в России приближается к оплате труда в Европе. Еще пять-шесть лет – разницы почти не будет. Уезжающие из России должны понимать: в чужой стране они перестают быть гражданами первого сорта, переходят из высшей лиги во второй или третий дивизион. Скажем, в России человек был врачом. К его советам прислушивались люди, к нему в очереди стояли. На что он может претендовать здесь?

– Никто из эмигрантов не рассчитывает на должность министра финансов, – возражает Рита. – Не ждет, что к самолету подгонят черную машину с мигалкой, а ему в руки сунут портфель с деловыми бумагами и чековой книжкой.

– Тем лучше. Надо оставаться реалистом. Для начала бывшему врачу придется выносить горшки за стариками где-нибудь в доме престарелых. Даже для того, чтобы получить место санитара или сиделки, надо учиться, сдавать экзамены, получать лицензию. Это в России директор предприятия может привести в замы своего друга, а на собрании сослуживцам сказать, дескать, вот это Вася, я его хорошо знаю, он работал в парикмахерской, а теперь он будет управляющим строительным трестом. Здесь такого не бывает. Даже за место санитара бывшему врачу придется бороться. И эту должность он получит не сразу. Обучение платное, займет года два.

– Но игра стоит свеч.

– Сомневаюсь. Да, в России участковый врач получает немного. Но все равно – он человек первого сорта. Он царь и бог для больных. А здесь он кто? Какой-то санитар. Его мнение никого, кроме жены, не интересует. Честно говоря, и жену не интересует. Он технический работник без права голоса. Я знаю много хороших врачей, которые трудятся лаборантами или сиделками. И тем счастливы. Другие купили обратный билет на родину. Конечно, есть шанс пересдать экзамен на врача. Теоретический шанс. Но стоит ли менять синицу в клетке на журавля в небе? – вот вопрос.

– Люди, приезжающие сюда, готовы работать, – говорит Рита. – Трудиться много и упорно.

– Производительность труда в России в разы ниже американской. Работать так, как работают здесь, русские не умеют. Их никто этому не научил. Я сто раз видел в России, как один работяга копает яму, а еще трое стоят в сторонке и курят. Здесь такого не может быть. Когда человеку за тридцать, тем более за сорок или пятьдесят, переучиваться трудно.

– В России слишком дорогое жилье, – возражает Рита. – И оно растет в цене. Молодым семьям тяжело.

– Жилье растет в цене – и этому надо радоваться. Большинство людей, в том числе молодые семьи, живут не в чистом поле, не по вокзалам ночуют. Люди живут в квартирах, их жилье дорожает. Зачем избавляться от акций, которые завтра вырастут в цене? Рост стоимости жилья – еще одна причина, чтобы остаться.

– Какая главная проблема Америки? Раздутый военный бюджет?

– Военный бюджет – это всего лишь около пяти-шести процентов всего бюджета. Это ерунда. Кроме того, военные расходы стимулируют общий рост экономики, смежные сферы, высокие технологии. Многие вещи, которыми пользуются сейчас люди, – интернет, мобильная связь, навигаторы, многое другое, без чего нельзя представить быт, – в прошлом военные разработки. Львиная доля здешнего бюджета – социальные расходы, более шестидесяти процентов. Нельзя столько тратить на сирых, нищих, бедных, больных, детей, сирот, многодетных матерей, беженцев, на помощь афроамериканцам, на помощь другим национальным меньшинствам… Но тот президент, кто отщипнет небольшой кусок этого жирного пирога, – выкопает себе могилу. Потому что социальные расходы – это священная корова, которую трогать нельзя. Это не понравится многим избирателям. Государство тратит слишком много, а тратить меньше – пока не получится.

– Эта проблема единственная?

– Одна из основных. Другая проблема – неумеренное потребление. Американцев – примерно три процента от населения земли. Но здесь находится 30 процентов автомобильного парка мира, эти три процента съедают двадцать пять процентов производимого на земле мяса. И так почти по всем группам товаров. Зайдите в магазин одежды, не в Нью-Йорке, где покупатели в основном иностранцы, а на Среднем Западе. Идет какая-нибудь распродажа, а распродажи здесь не кончаются, входит домохозяйка и покупает товары корзинами. Мужчин там почти нет. Им ходить по магазинам неинтересно. Приходит супруга. Сразу берет пару костюмов, две пары ботинок, полдюжины рубашек… Большинство этих вещей никогда не будет сношено. С продуктами та же картина. Поэтому треть купленных продовольственных товаров оказывается на помойке. Надо жить по средствам.

– Почему такое происходит?

– Не в последнюю очередь благодаря рекламе. У меня где-то пятьдесят пар обуви, я даже точно не знаю, сколько у меня ботинок, костюмов, пальто и каких именно. Но вот открыл журнал, листаю. Смотрю: хорошие ботинки. Надо купить. А вот новое половое покрытие. Понравилось, покупаю, хотя старое еще приличное. Банки выдают кредиты, дешевые. Торговые сети предоставляют покупателям кредитные карты: только покупай. Рекламой забито радио, телевидение, интернет. Тебе шепчут на ухо, тебе кричат: покупай, парень, покупай: дома, квартиры, матрасы, заграничные поездки, круизы на океанских лайнерах, моторные лодки, телевизионные программы, акции, страховки… Покупай. Экономика устроена так, что она работает на этом подогреве. Она растет тогда, когда растет спрос и продажи. Если растет экономика – люди живут лучше. И народ покупает, покупает… Хотя все уже есть. А затем экономика перегревается, начинается кризис. Цены обваливаются. И что в сухом остатке кроме долгов? Надо учить людей жить скромнее. Надо чаще вспоминать кризис 2008-го года. А учат мотовству, пустым тратам денег. Вот это проблема, ее надо решить. Но никто не знает, как это сделать. Даже нобелевские лауреаты по экономике.

– Но и Россия идет по этому же пути. Разве нет?

– Россия пока слишком бедная, чтобы сорить деньгами. Средний класс – узкая прослойка населения. В Росси много тратят те, кто деньги сделал из воздуха, на биржевых спекуляциях, воровстве и перепродаже государственной собственности. В Америке первые лица часто подают пример скромной жизни. У американского президента две резиденции: Кэмп-Дэвид и Белый дом. Он носит часы за двести долларов. Многие миллиардеры, известные на весь мир, живут весьма скромно. Вспомните Уоррена Баффета. Впрочем, и это не панацея. Но у России есть время поучиться на чужих ошибках. Еще можно воспитать в людях принцип разумной достаточности. Российская рыночная экономика – молодая. Многие ее недостатки – это болезни роста.

– Говорят, что американская демократия – это красивая бумажка, внутри которой пустота.

– В Америке есть реальные выборы всех ветвей власти. А пока есть выборы – демократия существует. Выборы всех ветвей власти – это стержень демократии.

– Может ли какой-то штат отделиться от Америки и стать самостоятельным государством?

– По закону в штате должен быть проведен референдум. Если 75 % населения выскажутся за отделение от Америки, значит, штат отделится. Почему бы и нет? Например, если отделится Иллинойс, он займет 6-е место среди экономически развитых стран, потеснив Францию.

– Зачем нужна демократия?

– Демократия – это приток свежей крови. Постоянное обновление, лучший способ борьбы с коррупцией. Чтобы не было застоя, нужна демократия. Каждый губернатор, судья, законодатель, мэр знает: его могут переизбрать, он зависимое лицо, он занимает свою должность до первого прокола.

– И были случаи, когда…

– Полно. Мэр Детройта израсходовал бюджетные деньги, небольшую сумму, не по назначению. Ему дали двадцать восемь лет тюрьмы без права досрочного освобождения. Мэр Чикаго получил четырнадцать лет тюрьмы за то, что якобы попытался за взятку провести своего человека в Сенат. Его предшественник получил шесть лет тюрьмы за то, что подписывал водительские удостоверения, которые водители тяжелых грузовиков получали за взятку полицейским. Да, он не знал, что документы липовые. Но по закону должен был знать. Обязанность мэра за все отвечать и все знать. У чиновников, судей и законодателей есть только одна привилегия, – но зато какая, – служить народу.

– Но давайте о русских в Америке. Какие опасности и бытовые неудобства подстерегают новых переселенцев?

– Как правило, все плохо знают американский разговорный язык. Даже если плотно изучали английский на родине. Один знакомый решил сделать ремонт (здесь стены красят, обои сохранилась в основном в старых домах). Пришел моляр, развел краску. Русский стоит возле него, смотрит. Моляр, заметив такой интерес, спрашивает: «Может быть, вы сами хотите покрасить?» Тот неправильно понял и отвечает: «Конечно, хочу». «Ага… Тогда подпишите здесь», – моляр оставил краску и ушел. И мой друг месяц красил свою квартиру. К этому же бедолаге постучался человек, в руке – какие-то листки бумаги. И спрашивает: «Вы ведь жалеете бедных людей? Хотите им помогать?» Русский, конечно же, хочет помочь бедным, почему бы и нет. «Тогда подпишите здесь», – говорит бродяга. Русский подписывает. Оказалось, он подмахнул обязательство ежемесячно в течение двух лет платить тому бомжу по двести долларов. Договор есть договор, подпись на месте. И дешевле заплатить, чем нанять адвоката на заведомо проигрышное дело. Стал платить, что поделаешь… Это он еще легко отделался. Затем ему продали тайм-шер, сервис за двадцать пять тысяч долларов, который задаром не нужен… Таким случаям несть числа.

– Это мелочи, – парирует Рита.

– Из мелочей состоит жизнь. Но есть дела и посерьезнее. Скажем, приехал человек. Нужна работа. Ему предлагают: сиди с чужими детьми: десять долларов час. Наш человек, особенно если он нелегал, деньгами не избалован, – доволен. Почти сотня в день наличными. А работодатель не объясняет, что американцы тоже согласны работать за десятку, но… Американец потребует медицинскую страховку. Плюс – очень важно – отчисления в пенсионный фонд. То есть ему платят десять долларов, а еще восемь переводят в пенсионный фонд, – итого восемнадцать. Плюс медицинская страховка – еще пять сотен в месяц. А вы работаете только за десять долларов наличными, уже что-то скопили, но тут заболели… Все ваши накопления ушли на врачей. А когда подойдет пенсия, выяснится, что пенсионный счет пустой. Государство что-то подкинет на бедность, так называемую пенсию по старости, всего долларов 500–700. На это не проживешь.

– Какие еще неприятные сюрпризы ждут новых эмигрантов?

– Один знакомый выиграл гринкарту. Приехал с семьей. Надо как-то жить. Заплатил три тысячи долларов, окончил курсы водителей грузовиков. Язык неважный. Куда ему идти? В русскую компанию, к своим, – земляки помогут. Ему положили жалование в два с половиной раза ниже того, что получал бы на его месте американец, нет медицинской страховки, никаких пенсионных отчислений. Совсем ничего. Этот друг попал в серьезную аварию, получил травмы. В американской компании ему заплатили бы миллион долларов наличными за увечья. А земляки показали шиш. Лечение за свой счет. Никаких выплат за травмы. Хорошо, что город заплатил за лечение. Несколько месяцев он сидит в арендованной квартире. Долечивается. Деньги кончились. Жена пашет день и ночь, чтобы свести концы с концами. Хоть собирай чемоданы – и обратно. Так соотечественники помогают соотечественникам. Хороший совет: не суйтесь в фирмы, хозяева которых выходцы из бывшего СССР. Себе дороже.