Текст книги "Лобовое столкновение"

Глава пятая

Поздним вечером на съемной квартире, когда с гулянки вернулись Килла и Рама, воцарилось некоторое оживление. Леха Килла, не умолкая, расписывал пережитые приключения. Кот сидел в углу на подстилке, подложив под спину подушки дивана, слушал трепотню Киллы и смолил сигареты, стараясь сдержать раздражение. Димон, позабыв о боли, слушал Киллу, приоткрыв рот.

– Короче, приезжаем к девчонке на хату, не к Лене, а к той, что постарше, Марине, – оживленно жестикулируя, рассказывал Килла. – Ничего такая, нормальная. Есть за что подержаться. Она с отцом живет в частном доме, в пригороде. Глушь такая, разве что волки не воют. Заваливаем в дом. Рама сразу говорит, что сюда приехал не пьянствовать и не трахаться, а время культурно провести. Я Маринке говорю: «Где у тебя водка?» А она мне: «У меня нет ни водки, ни вина. Здесь не шинок». А я в этой кафешке, ну где мы девок склеили, не добрал. Нужен хоть глоток водяры. «Ладно, – говорю. – А пиво у тебя есть?» «И пива нет», – отвечает. Ну, я разозлился, говорю: «Какого же хрена мы сюда приперлись?»

– Девки решили, что у нас бабла целый багажник, – вставил слово Рама. – Хотели на хвост сесть. А потом поняли, что мы тоже на нуле. Ну, короче, стали себя нормально вести. Ленка меня спрашивает, моя ли машина и сколько я за нее отдал. Говорю: «Если мне понравилась какая-то тачка, я не стану обзванивать салоны и выяснять, где ее можно подешевле купить. Я поступлю по-другому». Кажется, она ни хрена не поняла.

Килла мечтательно посмотрел в темное окно. От избытка впечатлений он не мог усидеть на месте, мерил шагами тесное пространство комнаты, останавливался и снова принимался ходить из угла в угол. Он говорил громко, почти кричал:

– А потом все нормально было, я даже про водку забыл. Мы заперлись в ее комнате. Кровать широкая, матрас мягкий, пружинит, как батут. Ты бабу немного придавишь, а она сама поднимается и тебя снизу толкает. Но дело не только в матрасе. Горячая девка.

Килла вытащил из кармана штанов темные женские колготки, расправил их, словно собирался натянуть на себя.

– Что-то вроде сувенира, – сказал он. – Ну, на память.

– Фетишист чертов, – сказал Ошпаренный, глядя на колготки. – Извращенец.

Килла, захваченный свежими воспоминаниями, не слушал.

– Господи, я даже не ожидал, что в провинции есть такие телки. За один рубль она научит мужика всему на свете. И еще сдачу даст. Под конец она так разошлась. Орала во все горло. Вон Рама все слышал, когда в соседней комнате сидел. Завелась на всю катушку, кричит так, что дом трясется; «Только в меня не кончай! Лешенька, только не кончай в меня!» Ясный хрен, залететь боится. Где тут аборт делать? А сделаешь, пожалуй, весь город узнает. На каждом углу станут пальцем показывать. Тут я вообще рассвирепел… Как услышал это: не кончай. Тоже завелся с пол-оборота: ну, лярва, держись за гланды. Просто зверь.

– Это точно, – поддакнул Рама. – Рычал ты, как подыхающий комар.

– О, господи, вот это женщина! – заорал Килла и, встав под лампочкой, потряс в воздухе колготками.

Крик был настолько громкий, что, кажется, его слышали на соседней улице. Кот, потерявший остатки терпения, подскочил со своей дерюги.

– Слушай, заткни свою хлеборезку. Все соседи решат, что здесь гомики поселились. Оргии среди ночи устраивают. Если так дальше пойдет, весь дом перетрахают.

– А чего такого? – вылупил глаза Килла. – У нас гомосексуализм законом не преследуется.

– Ничего такого. Орешь, как пидормон, которому засадили не член, а табуретку. От тебя все здешние станут шарахаться. В темное время ни один мужик с этим сексуальным террористом в подъезд не войдет. И хватит тут трясти колготками.

– Ладно, хрен с вам, – Килла сел на пол. – Кстати, мне Маринкин отец очень понравился, Семеныч. Тихий такой, без претензий мужик, сидит в своей комнате и даже не чирикает. Одно слово: глухой. То есть как пень. Инвалид производства, кузнецом на местном заводе работал, там и оглох. Слышит, если ему в самое ухо орать. Золотой человек. Вот он бы не стал меня затыкать.

– А что же Рама делал, пока ты в постели оттачивал мастерство? – спросил Димон.

– Натурально вел светские базары с Ленкой. Ему якобы трахаться в лом. Потом мы эту Ленку до дома довезли. Девчонка разочарована, скрыть этого не могла. Руки трясутся, на глазах слезы… Решила, что Раме нужно двойную порцию «виагры» вмазать. Иначе бесполезное дело. Его член на домкрате не поднимешь.

– Не бзди мхом, – сказал Рама. – У нее вообще месячные. Женское недомогание. Чего ей плакать-то? С какого горя?

Килла неожиданно сделался серьезным.

– Ладно, слышь, Кот, тут одна тема подсосалась, – сказал он. – Очень приличная. Для нас это выход.

– Да, Кот, эта самая Марина в фирме работает, которая компьютерами оптом торгует, – сказал Рама. – Она так набухалась еще там, в кафешке, что рассказала одну штуку. К концу недели у нее в конторе столько налика скапливается, ого. И всего один охранник, лох какой-то.

– И сколько денег там может быть? – Кот скорчил кислую рожу.

Очередная сумасшедшая идея Рамы ему сразу не понравилась.

– Ты сам подумай, контора компами торгует. К пятнице там сто пудов двадцатка мается.

– Да ладно тебе, замануха какая-то.

– Какая замануха? – не сдавался Рама. – Чего ты гонишь? Марина нажралась, как детектор лжи. У нее спрашиваешь любую херню, она в цвет отвечает. Короче, Кот, если делать, то сейчас. Завтра как раз пятница.

– У меня и маска есть.

Килла надел на голову женские колготки. Рама заржал. Кот, поднявшись с места, сорвал с Киллы колготки.

– Тебе бы только тир устроить, – сказал он.

– Да брось, Кот, – сказал Рама. – Кого там валить-то? Там одни лохи сидят. Мы их под плетки поставим. Они обосрутся, сами все отдадут.

– А чего вы так раздухарились? – Кот начал заводиться. – От какой-то шмары что-то услышали и совсем голову потеряли. А если вас примут, тогда что? Димон один здесь подыхать останется?

Рама поднялся на ноги, сделал пару шагов к Коту:

– Что значит «вас»? Я что-то не понял. Ты что же, соскакиваешь? – Рама криво усмехнулся. – А вот оно что… Теперь дошло. Ты своей даме звонил. У тебя там в Москве все в порядке. Тогда ясно.

Килла подумал, что сейчас ему самому до зарезу нужно кому-то позвонить. Задать несколько важных вопросов и получить правильные ответы. Но кому позвонить? Отчиму и матери? Они до позднего вечера пропадают на вещевом рынке, возят и продают тряпье. Да и что посоветует отчим, по жизни конченый сутяжник, смысл жизни которого в накопительстве. Мать слишком задергана бытом, повседневными заботами, чтобы думать собственной головой. От этих умного совета не жди. Вот если бы отцу на кордон тренькнуть. Но туда, в эту богом забытую глушь, не прозвонишься. Батя наверняка скажет: «Живи своим умом, сынок. Но если станет туго, возвращайся сюда. Я тебя всегда жду».

– Ты свое рыло в это не суй, – нахмурившись, крикнул Кот. – Кому я звонил, это мое личное. И вас это не касается. Понял?

– Ты меня на понял-понял не бери, – открытой ладонью Рама толкнул Кота в грудь. – Мы тебе конкретную тему предлагаем. Давай так: либо делаем, либо разбежимся.

Кот отвел руку Рамы, отступил на шаг и задумался. В этом мире столько дерьма, что рано или поздно, сколько ни старайся его обойти, все равно вляпаешься по самые уши. Если пацаны пойдут без него, пожалуй, дело кончится плохо.

– Заметь, не я это сказал: «разбегаемся», – ответил он. – Ты сказал. Ты.

– Ни хрена себе, ты меня подводишь, – взвился Рама, напирая грудью на Кота. – Да мне это говно вообще на хрен не нужно. Я сейчас в бумер прыгну и уеду. Доперло? Я тачку моментом сброшу.

Килла прыгал между Рамой и Киллой, боялся, как бы не завязалась драка. Вот вечно так: начинаешь с какой-нибудь хохмы, а потом дело доходит до мордобоя. И это кусалово на пустом месте возникло, когда и спорить было не о чем.

– Да ладно, пацаны, чего вы сцепились-то? – повторял Килла. – Ну, чего сцепились? Западло между своими такие базары вести.

Рама, решив, что спорить с Котом – только попусту время терять, отступил к двери, вопросительно посмотрел на Киллу.

– Ну, чего, ты со мной? Или с этими немощными остаешься?

– Эй, вы…

Все посмотрели на Димона, до сих пор хранившего молчание. Он вытянулся на диване. Спутанные засалившиеся волосы встали дыбом, ввалившиеся глаза горели тусклыми огоньками. Морда желтая, как старушечья пятка. Совсем доходной парень.

– Я смотрю, вы меня совсем со счетов скидываете, – Димон Ошпаренный, преодолевая боль, приподнялся на локте. – Я здесь не останусь. Я с вами пойду, по любому. С вами.

– Димон, ты останешься, – сказал Кот и встал лицом к Раме. – Короче так: делюгу делаем. И разбегаемся. Это мое слово.

* * *

Устроившись на кушетке, Ольшанский, прибавив звук, уставился в экран телевизора. За окном накрапывал дождь, вода скатывалась с крыши, попадала на жестяные желоба и стекала в пластиковую бочку, стоявшую на углу дома. Через стекло виднелись далекие огоньки города, расплывчатые, похожие на поминальные свечи. За окном одна тоска, по телеку крутят какую-то тягомотину: отгадай букву, назови слово. Развлечение для дебилов…

С кушетки хорошо просматривался коридор, освещенный яркой лампочкой. Справа и слева двери комнат, между ними на вытертом линолеуме лежит мужик лет пятидесяти в белой майке без рукавов, бумажных штанах и стоптанных черных ботинках с латками на носках. Майка порвана от горловины до пупа, лицо разбито так, будто по нему стучали не кулаками, а чугунным утюгом, а сам он барахтается в луже собственной крови, не понимая, что нужно делать. Не может врубиться, где находится.

В дальнем конце коридора у входной двери смолил сигарету Тик-Так. Он утомился, помыл руки и взял минутную передышку. Погасив об стену тлеющий кончик окурка, он подошел к человеку, лежавшему на полу. Наступил ногой на лицо, вдавил его затылком в красную лужу.

– Зубы у тебя свои? – спросил Тик-Так. Человек не ответил, кажется, он не слышал вопроса. – А бандаж для грыжи у тебя есть? Купи на всякий случай. Пригодится, когда кишки вылезут.

Человек замычал, стараясь руками оторвать ботинок от своего лица.

– Ну, чего ты выделываешься, как вошь на гребешке? – Тик-Так приподнял ногу и резко опустил ее, ударив мужчину каблуком в грудь. – Так больше нравится?

И снова стал давить на лицо, все сильнее, но подметка соскальзывала с мокрой кожи. Тик-Так не хотел услышать ответы, не хотел выудить из человека информацию, просто он маялся от безделья, не знал, как убить несколько свободных минут.

Ольшанский поднялся, вошел в спальню, ему наскучило наблюдать за Тик-Таком и его жалкой жертвой, не оказавшей сопротивления достойного мужчины. Здесь горел верхний свет и две лампы на тумбочках.

– Ну как у нас дела? – спросил Ольшанский Жору Шелеста, сидевшего на стуле у изголовья широкой кровати, накрытой пледом из искусственного меха. – Я смотрю, движется вяло.

– Ничего, сейчас Мариночка нам все расскажет до конца. Ну, продолжай, раз уж начала.

Жора протянул руку к девушке, сидевшей на кровати, погладил ее по гладкой коленке.

– Эти ребята, Килла и этот, как там его… Рама, они плохо себя вели, – сказал Шелест. – Натуральные жлобы. Даже не кинули девчонкам пару рваных. Но я-то другой человек, за хорошее поведение дам тебе пачку сигарет или презерватив. Он тебе обязательно пригодится. В следующий раз.

Шутка показалась удачной, Жора хохотнул. Марина плакала, ее лицо будто искусала стая оводов. Глаза запали, щеки распухли, сделались пунцовыми от слез и пощечин.

– Скажите этому длинному, чтобы он не трогал отца, – процедила она сквозь зубы. – Ведь до смерти забьет. У меня нет никого кроме отца. Он больной человек, инвалид.

– Этот инвалид здоровее нас вместе взятых.

Жора не заметил просьбы. Из коридора снова послышался крик Семеныча. Марина рванулась к двери, но Шелест усадил ее на место, влепив тяжелую пощечину.

– Так ты ему не поможешь. Рассказывай дальше…

Марина спрятала лицо в ладонях. Теперь Семеныч кричал тише.

– Ты ведь хорошая девочка, – Шелест вытащил сухой платок, вложил его в руку Марине. – Я никогда не угрожаю людям, просто рассказываю все, как есть. Если ты не захочешь нам помочь, мое доброе отношение кончится, деточка. Не уверен, что мне хочется делать тебе больно, но от моего желания ничего не зависит.

Жора Шелест вытащил опасную бритву, развернув ее, потрогал пальцем лезвие, покрытое ржавчиной крови.

– Упрямство – разновидность человеческой тупости. Будешь упрямой, я не смогу пообещать, что тебя похоронят такой же красивой, какая ты сейчас. С порезанной харей лежать в сосновом ящике… Это как-то… не фотогенично.

– Эти Рама и Килла расспрашивали, как все устроено в нашей фирме, – быстро заговорила Марина. – Я была немного датая. Поэтому сказала, что наличка собирается к пятнице. У нас небольшой сейф в кабинете заместителя директора. В нем все деньги. Клиенты забирают компьютеры на складе, оплачивают покупки в офисе. Килла сказал, что они подъедут к часу дня. За пять минут до этого я должна открыть дверь служебного входа.

– Ты ведь поняла, что они задумали, что затевают? – перебил Ольшанский. Он выглянул в коридор и крикнул: – Хватит там, осади!

– Поняла, – Марина убрала руки от лица. – Они хотят грабануть моего шефа Рамзана Галиева. И я буду очень рада, если у них все получится.

– Это почему же? – удивился Ольшанский. – Тебя в долю взяли? Два процента, не меньше?

– Ни копейки. Галиев два года назад приехал сюда с чемоданом грязного нала. Теперь у него сеть магазинов, асфальтовый завод, наша фирма и еще… Да не сосчитать, сколько он успел нахапать. И все мало. Если он встанет на свой бумажник, то увидит Московский Кремль. Вот сколько денег наворовал. А нам сует гроши, милостыню. Едва хватает на губную помаду. Знает, что в городе трудно найти работу. И еще грабли свои распускает. Черные любят блондинок, особенно бесплатных. Перевез сюда весь свой аул, весь выводок своих козлопасов. И они все прутся, прутся… Кажется, скоро шепотом, ночью, на кухне нельзя будет сказать, что ты русский. Это станет последним ругательством, самым грязным.

– Понимаю, – усмехнулся Ольшанский. – Логика, мягко говоря, женская. Ладно, что дальше?

– Ничего. Я должна открыть служебную дверь минут за десять до их появления. То есть в двенадцать пятьдесят. Вы убьете меня?

– Шутишь?

– А этих парней?

– Они крысы, последние подонки, – ответил Ольшанский. – Не забивай себе голову. Это как в суде: одна из сторон всегда проигрывает.

– Вы не убьете отца?

– Вот что, – Ольшанский шагнул вперед, взяв девушку за подбородок, приподнял ее голову, заглянул в голубые глаза. – Ты откроешь эту гребаную дверь на четверть часа раньше. В двенадцать тридцать пять. Чтобы ты ничего не забыла, мы заберем с собой Семеныча. Сделаешь все, как надо, он завтра вернется домой. Стукнешь ментам или будет другой проеб… Ну, тогда вряд ли найдешь отцову могилу. Жора, узнай у нее все детали, а мы пока посадим папочку в машину.

Через пять минут Тик-Так и Ольшанский вывели из дома Ивана Семеновича, держа его под руки. Мужик плохо ориентировался в пространстве, спотыкался и норовил ткнуться мордой в землю. У забора, где лежала пристреленная овчарка Грей, ноги у него совсем отказали. Его подтащили к джипу волоком и бросили на пол, между задними и передними сиденьями. Еще через полчаса вернулся Жора Шелест.

– Когда карта прет, не щелкай клювом. – Он надвинул козырек кепки-шестиклинки на глаза. – Завтра мы влегкую приберем этих парней. И отправимся домой. Лучшего места, чем эта сраная фирма, в городе не найдется. Тихая улица. Отдельно стоящий кирпичный дом. Все собираются в одно и то же время в одном и том же месте. Сказка.

– Ты всегда умел находить с лярвами общий язык, – сказал Тик-Так. – Ты ее случайно не…

– После того, как ее эти козлы конвертировали? – удивился Шелест. – От этой шлюхи получишь разве что мошоночную чесотку. В лучшем случае.

Глава шестая

Жора Шелест стоял под козырьком служебного входа фирмы «Аэлита», ожидая, когда щелкнет кодовый замок и можно будет войти в помещение. Двенадцать двадцать пять, еще десять минут в запасе. Шелест прикурил сигарету, глубоко затянулся.

Маленький дворик на задах двухэтажного кирпичного купеческого особняка, отгороженного от мира деревянным забором, был заставлен контейнерами с мусором, завален размокшими под дождем коробками из-под оргтехники. Пара сломанных скамеек, грязь пополам со снегом, черные лужи. Возле баков терся худой пес неопределенной масти. Потерявший надежду найти сытные объедки, он поглядывал на человека, ожидая подачки. Жора Шелест, переложив в левую руку шмотки, завернутые в газету, и покопавшись в карманах куртки, вытащил бутерброд, кусок сыра и ветчины между двумя ломтями хлеба.

– На, шелудивый, – сказал Жора. – Жри.

Развернув вощеную бумагу, он бросил угощение собаке, решив, что сегодня ему не судьба пообедать всухомятку. Через пару часов он завалится в лучший по здешним меркам кабак, закажет фирменное жаркое и холодное пиво. Пес ходил, как пришибленный, боком. Схватив бутерброд, он, поджав мокрый хвост, спрятался за помойными баками, словно боялся, что человек передумает, захочет отобрать еду.

За дверью, обитой листовым железом, послышались какие-то шорохи, человеческие голоса. Потом все звуки смолкли. Жора посмотрел на часы: ровно половина. Еще пять минут. И тут щелкнул замок. Жора услышал тихое цоканье женских каблучков. Это Марина, открыв служебную дверь, возвращалась на свое рабочее место. Жора потянул на себя ручку, обернулся назад, махнул рукой Тик-Таку, топтавшемуся у брошенного гаража на другой стороне двора. Подгребай, ждать больше нечего. Тик-Так пригладил ладонью волосы и пошел к офису, огибая глубокие лужи. Остановившись в шаге от Шелеста, Тик-Так вынул изо рта жевательную резинку и приклеил ее к стене.

– Не люблю мятную, – поморщился он.

– В зале у парадной двери один охранник и менеджер за конторкой, – сказал Жора. – С ними разберешься сразу.

Он открыл дверь, пропустив вперед Тик-Така, шагнул следом. Полутемный коридор с обшарпанными стенами оказался слишком узким, пришлось идти гуськом. Отсюда поднималась прямая лестница на второй этаж, по которой давно не ступала нога человека. Деревянные ступени покрыты слоем пыли. Посередине лестничного пролета оборудовали дверь, сваренную из арматурных прутьев и запертую на висячий замок. Спутники свернули за угол коридора. Слева – дверь в туалет, направо – бухгалтерия. Марина сказала, что в офисе «Аэлиты» всего девять сотрудников, включая охранника. Директор уехал на недельное совещание в Москву, иными словами, отдыхает с любовницей в Турции. Старший менеджер на больничном, кладовщица в отпуске по уходу за ребенком, уборщица приходит в контору лишь в начале восьмого вечера. Итак, на месте сейчас должно быть пять сотрудников.

Жора Шелест остановился перед дверью с табличкой «заместитель директора Рустам Искандеров». Тик-Так двинулся дальше, в торговый зал.

Жора костяшками пальцев деликатно постучал в дверь, не дожидаясь ответа, опустил ручку и переступил порог. Кабинет крошечный, меньше тюремной одиночки. За письменным столом, повесив пиджак на спинку кресла, сидел чернявый мужчина в белой сорочке и бордовом галстуке и листал порнографический журнал. Он поднял глаза на посетителя, стараясь понять, что нужно этому здоровенному мужику в их конторе. Ведь не компьютеры сюда пришел покупать этот мясник. Закрыв журнал, бросил на него тощую папку с бумагами.

– Вы ко мне? – тихо спросил Искандеров.

– Точно, – кивнул Шелест. – К вам меня направили.

– Кто именно направил? – насторожился Искандеров. – И по какому вопросу?

Жора Шелест положил сверток на стул у двери, сделал несколько шагов вперед, наклонился над столом, будто хотел сообщить заместителю директора деликатное известие, не предназначенное для посторонних ушей. Искандеров, не поднимаясь с кресла, выставил вперед левое ухо.

– Вот по такому вопросу, – ответил Шелест.

Именно в это левое ухо пришелся удар каменным кулаком сверху вниз, удар, который буквально вколотил Искандерова в кресло. В следующее мгновение Жора ударил наотмашь основанием кулака в лицо. В глазах Искандерова мир перевернулся с ног на голову, потолок поменялся местами с полом, и вся картина разлетелась в мелкие осколки. Показалось, он катится в утлой тележке по кривым изгибам американских горок. Тележка срывается с направляющих, Искандеров камнем летит вниз с высоты. Он мертвой хваткой вцепился в подлокотники кресла.

Жора еще ниже наклонился над столом, словно хотел поцеловать бизнесмена в лоб. Но вместо этого отвел назад согнутую руку. Локоть описал в воздухе полукруг и врезался в лицо хозяина кабинета. Искандеров перелетел через спинку кресла. Совершив немыслимый кульбит, перевернулся через голову, упав на пол, со всего маху врезался плечом в радиатор парового отопления. Кресло на колесиках откатилось в дальний угол.

Через пару минут Рустам с усилием разлепил веки, стараясь понять, жив он или уже того… Отошел. Искандеров выплюнул на рубашку пару собственных зубов, следом за ними зубной протез. Сквозь кровавую пелену, застилавшую глаза, он видел, что незнакомец бесцеремонно роется в ящиках его стола, что-то ищет, вываливая на пол бумаги.

Искандеров, не сдержавшись, застонал от боли. Шелест, бросив свое занятие, повернулся к бизнесмену.

– Где ключи от сейфа? – спросил он. – Ну же, тварь! На счет три я тебя кончаю. Раз…

– В кармане пиджака, – мертвеющими губами вымолвил Рустам. – Не убивайте меня.

– Было б надо, давно грохнул, – ответил Жора. – А так… Жопа об жопу – и разбежались.

Рустам снова застонал. Каждое движение причиняло страдания. Голова болела так, будто в висок вогнали десятидюймовый гвоздь и позабыли его вытащить. Жора вытащил из пиджака Искандерова мобильный телефон и, швырнув его на пол, раздавил каблуком ботинка. Затем достал связку ключей, шагнул к тумбе, на которой стоял небольшой сейф. Через минуту, вывалив на стол пачки банкнот, он стал снова рыться в столе, наконец наткнулся на темный пластиковый пакет. Побросал в него деньги, прикидывая про себя, сколько налика удалось взять. Часть денег в рублях, часть в гринах. Сто и пятидесятидолларовые купюры. На глазок выходило тысяч тридцать баксов или около того. Что ж, неплохая прибавка к гонорару, который заплатит Ольшанский.

– Вот так, приятель, – улыбнулся Жора.

Склонившись над бизнесменом, развел руки по сторонам и ладонями одновременно ударил по ушам. Искандеров снова полетел вниз с американских горок, кажется, он кого-то звал на помощь, но не слышал собственного голоса, не мог его слышать. После последнего удара по ушам у него лопнули барабанные перепонки.

Кошачьими шагами Тик-Так вошел в торговый зал, остановился в дверном проеме, оценивая обстановку. У двери на стуле пристроился охранник, крепкий мужик, одетый в темные штаны и серую рубашку. На рукаве шеврон со звериной мордой и надписью «охрана». На офицерском ремне дубинка и пистолетная кобура. Посетителей нет. Слева конторская стойка из белого пластика. Ближе к нему, повернув голову к компьютерному монитору, сидит Марина. Возле узкого окошка, выходящего на улицу, молодой человек в клетчатом пиджаке и галстуке, развалившись в кресле, болтает по телефону.

– У нас не розничная, а оптовая фирма, – щебетал менеджер, поправляя на носу очки в золоченой оправе. – А оптом считается товар, приобретенный на сумму в тысячу условных единиц и выше. Да… Нет… Простите, но не я устанавливаю эти правила. Да… Нет… Совершенно верно, оплачиваете товар у нас. Получаете на складе. Сожалею, но склад в другом районе.

Тик-Так сделал шаг вперед. Охранник, уловив какое-то движение со стороны служебной двери, поднялся со стула, настороженно глянул на долговязого незнакомца. Марина вжала голову в плечи, будто ждала удара молотком по темечку. Менеджер, ничего не замечая, продолжал телефонный треп.

– Гражданин, как вы сюда попали? – охранник свел брови.

– Спокойно, я из уголовного розыска, – ответил Тик-Так. – Где начальство?

Продвигаясь вдоль стеллажей, заставленных образцами оргтехники, он сократил дистанцию до трех метров. Запустив руку во внутренний карман куртки, вытащил красную корочку, раскрыл ее перед носом охранника. Менеджер тут же прекратил разговор, решив, что без его участия в конторе происходит нечто важное.

– Заместитель директора, кажется, у себя в кабинете, – смешался охранник. – Вы оттуда и пришли.

– Сейчас мы пригласим понятых, – голосом, поставленным еще на Колыме, в лагерной самодеятельности, объявил Тик-Так. – В их присутствии будет произведена выемка документов, а также печатей и штампов. Есть санкция арбитражного суда.

Тик-Так не стал утруждать себя выдумыванием очередных казенных фраз. Он просто захлопнул липовое удостоверение, сунул его в карман и провел прямой удар носком ботинка в голень. Охранник, ожидая от сотрудника уголовки чего угодно, но только не нападения, коротко вскрикнул от боли. И получил футбольный удар прямой в правое колено. Ноги подогнулись сами собой, поединок кончился, не успев начаться. Развернувшись корпусом и задрав левую ступню, Тик-Так нанес дуговой удар подъемом ноги по голове. И в следующее мгновение долбанул стоящего на коленях человека коленом в нижнюю челюсть.

Потом направил ствол на менеджера.

– Подними клешни, паскуда! – крикнул он. – Чтобы я их видел!

Марина сказала, что тревожной кнопкой сигнализации офис не оборудован. Но девчонка всего-навсего секретарь-референт, попка на телефоне, шестой номер, о кнопке она может ничего не знать, потому что по штату не положено.

– Вот так и держи, сука, над головой, – приказал Тик-Так. – Где ключ от парадной двери?

– Вот он, то есть они, – менеджер кивнул головой, не рискнув опустить руки, взять со стола ключи и положить их на стойку. – Два экземпляра.

– Хватит и одного. Возьми ключи и запри дверь. Если ломанешься на улицу, догоню и пришью. Все делай медленно.

Менеджер взял ключи, вышел из-за стойки. Лежавший на полу охранник застонал, стараясь перевернуться на бок. Тик-Так, не раздумывая ни секунды, нанес топчущий удар каблуком в печень лежавшего противника и второй удар, в лицо. Молодой человек, ставший свидетелем жестокой расправы, остановился на полпути и побледнел, как полотно.

– Ну, хрена ты ждешь? – спросил Тик-Так. – Пулю в зад захотел? Еще раз остановишься, и она твоя.

Менеджер прошел в предбанник за стеклянной загородкой, запер на ключ железную входную дверь, обитую утеплителем. Медленно, подняв руки над головой, вернулся обратно, встал у стойки, не зная, что делать дальше. Тик-Так убрал пистолет, шагнул к менеджеру, прикинув, что малый одного роста с ним, такой же долговязый, разве что в плечах чуть пошире.

– Зовут тебя как? – спросил Тик-Так.

– Сашей.

– Ты, вижу, спортом занимаешься? Это заметно.

– Боксом, – кивнул менеджер.

– Как успехи?

– Средние. Кандидат в мастера.

– Господи, чему же вас там учат тренеры? Нагадить в штаны, когда на тебя наставляют пушку. Это и есть бокс?

Тик-Так, протянув руку, снял с носа менеджера очки, надел их на себя, поправил дужки. Глянул в большое зеркало, укрепленное на стене за стойкой. Линзы слабые, но все окружающие предметы становятся немного расплывчатыми. Зато вид у Тик-Така умный, в этих очках он похож на ученого лоха с деньгами, которого хочется взять за вымя и выдоить до последнего рубля. Тик-Так отошел в сторону, скинув куртку, повесил ее на вешалку.

– Теперь клифт снимай, – приказал он. – Пиджак, мать твою, тупая жопа.

Менеджер скинул пиджак, Тик-Так натянул его на себя и снова глянул в зеркало. Клево, хоть манекеном иди работать. Стой целыми днями в витрине бутика и ни о чем плохом не вздыхай. Будут платить приличные деньги.

– Мой размерчик, – сказал Тик-Так и обратился к Марине: – Ты, овца, принеси ведро воды и тряпку. Надо пол протереть.

Тик-Так посмотрел на часы. Кот появится минут через десять. Протянув обе руки вперед, он правой кистью схватил менеджера за плечо, на кисть левой руки намотал его галстук. Дернул на себя. Менеджер, стараясь унять дрожь в коленях, неожиданно заплакал. Показалось, сейчас с ним сделают то, что на его глазах сделали с охранником. Изувечат. А потом кончат. Тик-Так потянул его вдоль стойки, как козла на веревочке, вывел из торгового зала и потащил за собой по коридору.

– У меня ребенок… четыре года, – прохрипел менеджер. – Пожалейте. У меня есть деньги, сбережения…

– Знаешь, что такое генетика? – спросил Тик-Так, волоча за собой Сашу. – Это очень строгая наука. И смысл ее в двух словах сводится вот к чему: от свиньи может родиться только свинья. Поэтому твой ребенок такое же дерьмо, как его отец. И никакими деньгами это дело, к сожалению, не поправишь.

Тик-Так затолкал менеджера в тесный кабинет бухгалтерии. В комнате уже командовал Жора Шелест. Он оборвал телефонные провода, разбил о стену чей-то мобильник, насмерть перепуганную женщину-бухгалтера заставил прижать лицо к столу, расставив руки по сторонам, и замереть в этой позе.

– Я не стану тебя трахать, – Шелест ласково погладил бухгалтершу по голове. – Не надейся на такие подарки. Для меня ты старовата. Но если двинешься с места, вернусь и попишу бритвой твою толстую морду.

Менеджера, мысленно попрощавшегося со всем, что его держало на этой земле, Тик-Так наскоро обыскал, поставил лицом к стеллажам, с пола до потолка заставленным папками с деловыми бумагами. И сказал:

– Ты вот что, боксер, пересчитай все скоросшиватели. Я хочу знать, сколько их тут. Стой и считай. Когда закончишь, начинай счет по второму кругу. И по третьему. Я вернусь и проверю. Врубился? Не дай бог ошибешься.

Жора Шелест уже скинул с себя верхнюю одежду, брюки и свитер. Развернув сверток, вытащил камуфляжные штаны и куртку с накладными карманами, начал переодеваться, второпях долго не мог попасть ногой в штанину.

* * *

Бумер подъехал к фирме «Аэлита» на пять минут раньше назначенного срока. Тормознув на противоположной стороне улицы, Димон Ошпаренный, сидевший за рулем, не заглушил двигатель. Те самые лишние пять минут просидели молча. Говорить было не о чем. План действий обсудили десять раз, обсосав каждую деталь.

Костян отправляется на разведку, он проверит заднюю дверь. Если Марина забыла или передумала ее открывать, зайдет в офис с парадного входа, прикинувшись шлангом, осмотрится, оценит обстановку. Главное, чтобы в замес не попали случайные люди, посетители или прохожие. Народ в офис валом не валил, в удачный день сюда заглядывает пять-шесть оптовых покупателей. Домишко маленький, стоит на отшибе, случайный человек за версту виден. Да и улица как повымерла. Протарахтит машина, пройдет редкий пешеход, и снова тишина.