Текст книги "Канцлер империи"

Глава 30

В свое время, когда писался наш УК, я настоял, чтобы фальшивомонетчество рассматривалось как государственное преступление, то есть входило в пятьдесят восьмую статью. Готовившие кодекс юристы несколько удивились, почему это вдруг оно должно квалифицироваться именно так, но я объяснил, что этот вопрос к дискуссионным совершенно не относится. А нужно это мне было по очень простой причине: для того чтобы у попавшего к нам специалиста соответствующего профиля – разумеется, если он действительно специалист – выбор был всего между двумя вариантами его дальнейшей судьбы.

Или он отправляется в лагерь, и шансов дожить до конца как минимум десятилетнего срока у него не будет, потому как нормы были составлены из расчета работоспособности молодого и здорового человека, а всякий, кто их не в состоянии выполнить, лишает пайки не только себя, но и своих товарищей по бригаде. То есть остаток жизни будет проведен в условиях, на редкость далеких от комфорта, да и его продолжительность наверняка окажется весьма небольшой.

Или он опять же весь остаток жизни работает по специальности, но в максимально комфортных условиях, отлично питается, его посещают девочки… В общем, все, кроме свободы, – вот ее уже ни при каких условиях не будет.

Эта дилемма предлагалась всем подходящим пойманным. Поначалу двое выбрали лагерь, но мы были готовы к такому развитию событий, и там их ждала образцово-показательная жизнь: один даже сошел с ума, прежде чем отдать концы. Новости в уголовном мире расходятся быстро, и в дальнейшем выбор клиентов разнообразием не отличался.

Так что в полукилометре от дворца у меня уже давно имелся спецобъект, где лучшие специалисты начала двадцатого века с применением полиграфической техники начала века двадцать первого оттачивали свое мастерство в подделке любых документов, денег и прочего. И вот теперь я внимательно изучал результаты их последней работы.

Передо мной лежал паспорт на имя Бориса Иосифовича Фишмана. Он совпадал с оригиналом во всем, кроме фотографии и даты рождения, и я, как ни старался, не мог найти никаких отличий от настоящего. Разумеется, серьезной проверки этот документ не выдержит, но для проводника в поезде его более чем достаточно. Отложив паспорт, я взял другой, на имя Марии Александровны Островской – аналогично, придраться не к чему. Третий имел номера и имя одной моей клиентки, которой я когда-то продал скутер и не потерял договор купли-продажи, – тоже нормально.

Как я уже говорил, планировалось путешествие на Дальний Восток, а точнее – в Уссурийск. Ехать мы решили вместе с императором, хотелось Гоше посмотреть на Транссиб в другом мире – в своем он его уже видел. А две девочки с высшим допуском, то есть поставленные в известность о существовании другого мира и возможности перемещения туда, будут нашей охраной. Их задача – при возникновении внештатной ситуации любой ценой выиграть несколько секунд, необходимых нам для создания портала с последующей эвакуацией. Но путешествие должно было состояться не раньше чем через два месяца, так что я вздохнул и углубился в бумаги. Первой я взял вчерашнюю, где Танечка просила выдать санкцию на ликвидацию небольшой группы товарищей. Эти идиоты, промышлявшие сбором дани с низкопробных публичных домов, не нашли ничего лучше, как заявиться в только что открытый салон околомистической направленности, но с предоставлением соответствующих услуг. Думаю, не надо уточнять, кем было открыто это заведение. Ну не дебилы ли? Естественно, они были взяты, тщательно допрошены, то есть выжаты досуха, и теперь их дальнейшее существование представлялось Танечке бессмысленным.

Еще несколько лет назад, когда моя власть расширилась настолько, что я мог принимать не подлежащие обжалованию решения о чьей-либо жизни и смерти, я ввел для себя правило, которому с тех пор неуклонно следовал. Если обстановка позволяет, никогда не решать судьбу человека за один присест! Надо укоротить чью-то жизнь – сделать пометку в блокноте и отложить его как минимум на сутки. Потом вернуться к вопросу, еще раз все прикинуть… Вот я и читал бумагу про горемык-вымогателей по второму разу. И обратил внимание, что степень организованности данной преступной группы прописана там недостаточно глубоко. И теперь я задумался – как лучше поступить дальше? Можно – строго по, так сказать, букве инструкций, хотя в письменном виде они и не существовали, документов, регламентирующих разделение полномочий среди моих спецслужб, вообще не было. Тут я отошел от общепринятой практики, когда они делятся на внешние и внутренние. Каждая занималась разведкой, контрразведкой и выполняла функции политической полиции. Различия же были связаны, во-первых, со степенью секретности их существования. Шестой отдел, официально именующийся Комитетом охраны короны, размещался в своем здании с вывеской и значился в перечне государственных образований Российской империи, его сотрудники имели соответствующие чины и получали вполне легальное жалованье. Танечкина же служба официально значилась именно как Департамент охраны материнства и детства без каких-либо силовых функций, ДОМ-2 – это было уже народное творчество.

Методы работы обеих контор были схожими, но шестерка как-то более тяготела к силовым акциям, а ДОМ – к разного рода интригам. Внутренние же разработки ДОМом велись в основном по элите, а шестеркой – по простому народу, то есть до четвертого класса табели о рангах.

Так вот, исходя из сложившейся практики, это дело следовало передать Алафузову, и я размышлял, стоит ли небольшая недоработка Татьяны того, чтобы я ее так недвусмысленно обижал.

Нет, решил я чуть погодя, поступить лучше немножко не так. В санкции временно откажу, указав на недорасследованность некоторых моментов. А именно: насколько эти типы пригодны как объекты, например, акции устрашения всех прочих? И обязательно ли данная акция должна иметь вид ликвидации, ибо наверняка можно придумать и что-нибудь поэффективнее. Вроде бы такое дело более подходит шестому отделу, но раз уж ДОМ его начал…Одновременно запрошу у Алафузова доклад о состоянии организованной преступности в России. Татьяна, разумеется, все поймет правильно, а это значит, что в ближайшее время такой доклад будет и от нее. Вот тут я их и сравню, потому как проблема довольно интересная и, возможно, потребует более пристального внимания ввиду приближающейся большой войны.

Действительно, скоро я получил две бумаги. Та, что от Алафузова, была объемистее, содержала описания большего числа преступных группировок, каждое из которых кончалось списком: кого надо убрать, а кому достаточно просто переломать кости, чтобы группировка прекратила функционировать. Танечкин же документ рассматривал всего две крупнейшие банды Питера, но там обращалось внимание, что среди их рядовых членов много молодежи, которая клюнула на блатную романтику. И, значит, можно попробовать переориентировать ее на несколько более конструктивные вещи. И списки были не только на репрессии. Татьяна попыталась в общем виде решить задачу: как незаметно для рядовых членов поставить эти группировки под наш контроль, дабы в дальнейшем они изображали из себя санитаров леса, не допуская появления новых игроков на нашем поле. Ну и кое-какие кадры там можно будет черпать. Взять того же Котовского, который на момент вербовки был бандит бандитом, а сейчас окончил академию и является региональным координатором шестого отдела. Те же, кто по складу характера ни к какой конструктивной деятельности не пригоден в принципе, станут действующим резервом козлов отпущения. Ибо периодически возникает нужда в этих полезных животных. А тут они будут подготовлены заранее и станут ждать своего часа.

Далее Танечка писала, что в принципе можно свалить рассматриваемое дело и на шестой отдел, но с ее точки зрения это неоптимально. Потому как вербовка новых членов формирований идет с детского возраста, то есть ситуация прекрасно согласуется с обязанностями официального ДОМа, в котором нужно создать отдел профилактики подростковой преступности. А по сути он будет заниматься искоренением вообще любой организованной преступности в империи, потому как она является прямым конкурентом власти, в силу чего терпима быть не может.

В конце документа имелась вырезка из доклада станового пристава Петербургской стороны, где описывались художества так называемых «рощинцев», причем докладчик прямо писал, что эта банда терроризирует население, но тут же жаловался на недостаточно проработанную правовую базу для борьбы с ней! Блин, как будто за терроризм у нас мало дают, – вплоть до вышки, если не найдется смягчающих обстоятельств.

Так, подумал я, пора обязать полицию в случае обнаружения любых признаков организованной преступности ставить в известность шестой отдел, с Танечкиной службой он разделит клиентов уже в рабочем порядке. Если же в эту деятельность вовлечены лица моложе восемнадцати лет – непосредственно ДОМ. Для судов придется написать разъяснение про применимость статей о терроризме, пусть этим займется министр юстиции. А Танечке надо будет распечатать избранные места из «Республики ШКИД», чтобы она почитала на досуге, книжка-то хорошая.

В середине июля в Стрельне прошел второй этап гонок «Большой Георгиевский Приз», и я, естественно, выбрал время поболеть за испанского короля, занявшего в Берлине второе место. Здесь борьба тоже была напряженной, но Альфонс все-таки проигрывал Пуришкевичу на «чайке», однако за два круга до финиша у того чуть забарахлил мотор, и испанское величество неожиданно для зрителей, да и для себя тоже, заняло первое место. Третье досталось японцу на мотоцикле «АРН-Чемпион».

Третий и последний этап «Большого Приза» должен был состояться осенью в Токио.

После гонок Альфонс поехал к Гоше в Зимний, где в честь его приезда, а теперь и победы, должен был состояться праздничный обед, мы же с одним неприметным механиком из королевской свиты отправились в Гатчину. Механика звали дон Федя, и он испытывал вполне оправданный интерес к результатам недавно состоявшегося визита американского президента в Россию.

В самом конце девятнадцатого века Штаты спровоцировали конфликт с Испанией, потому как им очень хотелось Кубу, Филиппины и еще немножко по мелочи. Понятно, что раз захотелось, то они и взяли – ведь кто такие они и что такое какая-то там Испания? И теперь король Альфонс Тринадцатый поручил сообщить нам, что Испания может принять участие в грядущей войне на той стороне, против которой будут воевать Штаты. Но вообще-то донам хотелось бы обсудить некоторые предварительные условия…

– Дорогой дон Федя, – вздохнул я, – ведь ваша страна рассчитывает со временем стать полноправным членом Большой Четверки? Так давай я тебе малость приоткрою глаза на внутренние традиции этого межгосударственного союза. Понимаешь, тут совершенно не принято ставить какие-то условия. Если, например, Япония что-то хочет, то она просто сообщает остальным о своем интересе. А дальше мы все вместе обсуждаем, не обидит ли кого-то из членов выполнение этого пожелания, и если нет – опять же все вместе принимаем меры по реализации данного проекта. Так что если вы хотите действительно добиться результата, то имейте, пожалуйста, в виду только что сказанное.

– Жора, я просто неудачно выразился! – всплеснул руками испанец. – И мне только хотелось узнать, как ты представляешь себе будущее Кубы, разумеется, при благоприятном развитии событий.

То есть собеседник все отлично понял: Филиппины уже обещаны Японии, и этот вопрос лучше даже не поднимать во избежание ненужных сложностей.

– Возможно, нам придется организовать на Кубе несколько наших военных баз, и в этом случае мы совершенно не против любой власти, которая сможет обеспечить нормальный порядок на острове. То есть если Испания чувствует в себе силы на такое – тогда милости просим, мы будем только рады еще одному соратнику в борьбе и со своей стороны постараемся стать ему добрыми соседями. Однако до такой благостной картины еще дожить надо… Все-таки, согласись, Куба вам нужна существенно больше, чем нам, так что и основные усилия для ее отвоевывания у американцев должны приложить вы. Мы, конечно, поможем, это не вопрос, но именно только поможем. Однако как-то мне сомнительно, что даже с нашей помощью у вас одних это получится. А вот если вы с самого начала вступите в войну на стороне Четверки, не ожидая, пока Штаты тоже влезут в эту заварушку, то ведь и страны Четверки потом станут воевать за ваши интересы так же, как вы за нее.

– Я могу только обещать, что приложу максимум усилий для реализации именно этого сценария, – кивнул дон Федя. – Ты же понимаешь, что ответить согласием я не уполномочен. Да и у его величества будут определенные трудности…

– Вот это уже наша с тобой проблема, и никого еще в нее приплетать не надо. Я так понимаю, что основные проблемы у короля будут не с парламентом, а с армией? Больно уж сильно у вас генералы политикой увлеклись. А на примере России я тебе могу совершенно ответственно заявить: это чрезвычайно вредно для здоровья – настолько, что далеко не всякий организм выдержит. То есть помрет, болезный, тем более что ваши стажеры уже достигли определенных успехов. Но тут дело настолько важное, что я готов командировать и наших специалистов, причем высшего класса, у которых получаются не просто несчастные случаи, а прямо произведения искусства. А от нас с тобой требуются список клиентов и порядок их обслуживания. Тут ведь надо не только никого не упустить, но и не напихать туда лишних, так что подготовь свой вариант, а потом мы вместе пройдемся по нему с карандашиком.

– С этим понятно, – кивнул испанец, – а что мне говорить его величеству по поводу нашего участия в будущей войне, как оно тебе представляется?

– Ну в самом общем виде: вы объявляете войну Франции, сухопутная армия переходит в наступление, а флот не дает французам подвозить подкрепления из африканских колоний.

– Флот? – с некоторым сарказмом спросил дон Федя.

– Да, а чему ты удивляешься? Купить его, понятно, денег у вас не хватит, но это ведь и необязательно. Моряки-то найдутся? Вот и пусть едут служить в Россию и Черногорию, а с началом войны Испания просто возьмет эти корабли в аренду, например, или в лизинг, это мы потом с ее величеством Машей уточним. Потому что если у Испании заранее начнет появляться флот, так вам живо устроят веселую жизнь с целью показать, что тут вы неправы. А то, что мы у вас мореходов сманиваем – так оно дело житейское и большого интереса не вызовет.

Через три дня король и его свита двинулись в родные пенаты, а Гоша за ужином спросил меня:

– Слушай, ты правда уверен, что Испанию лучше иметь в союзниках, чем во врагах? Даже если они и полезут на Францию, то поверить, будто у них получится хоть что-то серьезное, мне почему-то трудно. Им ведь теперь еще помогать придется и техникой и финансами! А враг из них выйдет совсем никакой – по суше им до нас почти как до Пекина, флота нет…

– Недооцениваешь ты, величество, всей мощи стадного инстинкта у человечества. Вот скажи мне, зачем ты сразу по выходе из больницы в том мире, где тебя от туберкулеза лечили, поперся в «Макдоналдс»? Ведь знал же, чем там кормят. Потому что туда все медсестрички бегали, правильно? Так и здесь. Вот лежала себе эта Испания, никому и даром не нужная, как вдруг всемирный злодей Найденов что-то в ней нашел и уже начал закатывать рукава на загребущих лапах. Значит, надо не пожалеть сил и средств, чтобы вырвать у него эту добычу! Нам же остается только проследить, чтобы сил истратилось побольше, а средства пошли куда надо, то есть к Маше.

Глава 31

А на следующий день в Гатчину прибыло три новых самолета. Один из них был двухмоторным бронированным штурмовиком «Похухоль» – название намекало, что огонь из винтовочных калибров ему нанести вреда не сможет – и два гражданских самолета на базе «Выхухоли». Такая модель называлась «Пчелка», потому как была весьма похожа на соответствующий антоновский самолет нашего мира, только чуть поменьше и с движками на четверть мощнее. Эти аппараты должны были стать моим личным транспортом для неофициальных перемещений взамен выработавшей ресурс, да и морально устаревшей еще пару лет назад «Кошки». Вторая «Пчелка» была нужна для охраны.

Гоша, осмотрев штурмовик, горестно вздохнул:

– Опять я не уследил, а ты снова нахулиганил.

– Вовсе нет, это просто рационализация. Практика ведь показала, что названия из двух слов не приживаются, если не несут ярко выраженной эмоциональной окраски, вроде «Прощай, Родина» или «Голожопый Фердинанд». Вот я и решил сделать так, чтобы вся серия имела однословные названия, но при этом не только формализованные, но и эмоциональные. Серия называется «Хухоль», а конкретная модель определяется приставкой спереди, намекающей на ее особые свойства. Так что отвыкай ты от неаристократической привычки во всем искать похабщину. Часто бывает, что за непрезентабельным фасадом скрывается глубокий смысл.

– А как в твоей системе должен называться самолет для отпугивания противника – «Идинахухоль»? Вот ты и вспоминай это слово, прежде чем мне нотации читать. Ладно, что уж тут сделаешь – опоздал так опоздал, ты же наверняка эти названия успел внести в кучу документов. Но когда, наконец, мне «Кондор» на что-нибудь поприличнее заменят? Престиж ведь страдает, у англов уже появилось что-то похожее! Да знаю я, что летает оно так себе, но зато выглядит солидно.

– Весной будет. А пока, извини, новые моторы на штуки считаем, и все они идут на «Стрижи». Но Тринклер сейчас в Ярославле и обещает, что максимум к октябрю завод выйдет на проектную мощность.

Собственно, я только и ждал новых самолетов, чтобы слетать в Москву, а точнее – туда, где в нашем мире был город Железнодорожный, а в этом – усадьба Дмитрия Рябушинского Кучино и Электродинамический институт в ней.

Вообще-то я уже рассказывал, зачем он мне понадобился, но сейчас, пожалуй, можно это сделать и поподробней.

Итак, представьте себе замкнутый сверхпроводник в форме тощей буквы «о», положенной набок, – то есть два прямых участка и два закругления по бокам. Теперь поместим этот проводник в магнитное поле так, чтобы его плоскость была перпендикулярна силовым линиям. Запустим по нему ток, это уже частности, как именно, способы имеются. Что произойдет? На проводник начнет действовать выталкивающая сила, направленная по нормали наружу, результирующая которой будет равна нулю. То есть верхний прямой участок будет тянуть вверх, нижний – вниз, а закругления – в стороны, вся же система останется в равновесии. Теперь заэкранируем нижний прямой участок – пермаллоевым кожухом, например. Тогда та часть проводника, которая в экране, перестанет взаимодействовать с магнитным полем и тянуть систему вниз, а силы в стороны и вверх останутся. Значит, появится отличная от нуля результирующая, она же подъемная сила, причем привязанная к магнитному полю! А у Земли оно поднимается раз в двести выше верхней границы атмосферы. Все, эврика, летим в космос! Вот так примерно я и думал в восьмом классе, когда мне в голову стукнула эта идея. Но потом перешел в девятый, почитал соответствующую теорию и понял, что в космос лететь рановато, надо сначала подлечиться от неграмотности. Ибо такая хреновина действительно будет работать, но очень недолго – пока экран не насытится, а даже в самом лучшем случае ему на это потребуются сотые доли секунды. После чего экранирующее действие станет равно нулю, и система вернется в равновесие. Однако это сподвигло меня на более внимательное изучение законов переменного тока и резонансных явлений, после чего я понял, что при определенных условиях это таки может работать, но реализовывать свою задумку не стал, потому как потребные для этого средства порядков на пять превышали имеющиеся в моем распоряжении. И построил просто самолет, на котором потом летали мы с Борей… Но сейчас средства у меня имелись, и Рябушинский уже пятый год работал над этой проблемой. А неделю назад пришла шифрограмма, что он готов показать первые практические результаты.

В Кучино был небольшой аэродром, так как Дмитрий Павлович тоже имел личный авиапарк – «Кошку» и «Тузика», вот я и полетел сразу туда. Рябушинский встретил меня на летном поле, и по тому, с каким хитрым видом он предложил мне сначала пообедать, потом сходить в баню, потом еще что-то, я понял: показать очень даже есть чего. И предложил не издеваться над старшими по званию, возрасту и титулу, не томить и вести показывать.

Да, думал я ближе к вечеру, работа выходит на финишную прямую, и тут, пожалуй, надо будет у племянницы попросить миллионов двадцать пять дополнительно. Потому как первое, что показал мне Рябушинский, – это была сверхпроводящая катушка, работающая в жидком азоте, и через нее протекал ток плотностью в два с половиной килоампера на квадрат, тогда как для компенсации собственного веса было достаточно и четырехсот ампер. Второй экспонат представлял собой сверхпроводящий аналог тиристора, правда, пока всего на триста ампер. И, наконец, мне был продемонстрирован параллельный резонансный контур, индуктивность которого состояла из двух обмоток, коммутируемых теми самыми квазитиристорами. Причем так, что в каждой обмотке ток протекал только в одну сторону. На токе в двести ампер эта система имела затухание с постоянной времени в два с небольшим часа. Я начал прикидывать в уме, какая мощность потребуется магнитостату для висения на фиксированной высоте, если и при реальных токах затухание останется таким же, но Рябушинский сказал, что это он уже вычислил и получил порядка двухсот милливатт на килограмм общего веса конструкции. Причем из его теории следовало, что с ростом тока в контуре затухание будет падать. То есть все составляющие будущего магнитостата были готовы, оставалось довести их параметры до требуемых, собрать в реальную конструкцию и приступать к полетам. А это означало серьезные перемены в статусе усадьбы Кучино и всех населенных пунктов в радиусе примерно восьми километров, о чем я и сообщил Дмитрию Павловичу.

– Все ненужные будут выселены, – пояснил я свои планы, – а на их место приедет гораздо большее количество нужных.

Кстати, на месте города Железнодорожного тут имелся поселок Обираловка, причем название полностью соответствовало реальному положению дел. Так что с его переселением на берега Вилюя особых проблем я не видел – даже если забыть про институт Рябушинского, все равно такая топонимика более уместна за Уралом, нежели под Москвой.

– Здесь будет полностью закрытый город с охраняемым периметром, – продолжил я, – название которому вам еще предстоит придумать. Ну а еще я жду от вас список институтов и предприятий, необходимых для практического воплощения идеи магнитостата. И подумайте, нужно ли вам, кроме научной деятельности, еще и администрирование над всем этим немалым хозяйством? Наверное, лучше будет заиметь несколько замов, и если у вас есть кандидатуры, то представляйте их мне. Да, вам же еще потребуется официальное прикрытие – ведь по магнитостату будет запущена секретная государственная программа, и властная вертикаль в ней – это вы, над вами я, надо мной его величество. И все. Не возражаете, если в связи с этим вам будет присвоено звание генерального комиссара?

Генеральный – это у нас был не просто высший чин в комиссарской системе, он еще и не ограничивался трехлетним сроком. Пока таких комиссаров было всего два – Сталин и Фишман, но вообще-то, по моим прикидкам, в России их должно быть порядка десяти – пятнадцати. А пока к вечеру этого дня генеральных комиссаров стало уже три – Рябушинский не возражал.

Когда по возвращении в Питер за ужином я похвастался величествам достижениями Рябушинского, Маша захлопала в ладоши:

– Ура! Вот стоило только дяде Жоре на минутку отвлечься от пресекания и недопущения, как он тут же изобрел антиграв.

– Строго говоря, это магнитостат, – уточнил я, – хотя действительно…

– Какой еще магнитостат? Если оно висит в воздухе и при этом не вертит винтом и не машет крыльями, это антиграв, можешь посмотреть в любом фантастическом романе. Или дирижабль, если роман исторический, так что изволь соответствовать. Да и секретность твоя любимая от этого только выиграет, пусть англы с американами антигравитацию изобретают.

– Весело будет, если действительно изобретут, – усмехнулся Гоша.

– А разведка дядина на что, тем более что их у него уже целых три штуки? Пусть изобретают на здоровье, а денег на наши работы я дам. Только, дядь Жора, ты не перескромничал? Что-то я себе с трудом представляю космическую программу за двадцать пять миллионов рублей. Интересно, а телепорт ты скоро изобретешь? А то как замечательно было бы – сажаем десантников на антигравы и телепортируем куда надо… На такое и миллиарда не жалко.

– Помнится, ты, когда только познакомился с Рябушинским, не допустил его до аэродинамики из-за некоторого неприятия режима секретности, – вспомнил Гоша, – а теперь как быть?

– Так ведь у меня пять лет было, чтобы на конкретных примерах убедить человека в необходимости этого. Теперь он несколько изменил свои взгляды. Хотя сокрушался, что столь замечательные результаты нельзя будет опубликовать. Но я ему объяснил, что в этом закрытом городе будут и свои закрытые издания, где он сможет публиковаться хоть каждый день, а лет через двадцать пять после первого успешного полета можно будет кое-что малость и рассекретить. Кстати… – Я достал из папки и положил перед императором лист бумаги. – Подпиши, это твой указ о присвоении поселку Энску, то есть бывшему Кучино, статуса города имперского подчинения. Стой, а прочитать-то перед подписью? Опять потом начнешь нудеть, что я где-то допустил излишнюю экспрессивность в терминологии.

– Что, действительно допустил?

– Сейчас – нет, но в следующий раз обязательно допущу, авось и отвыкнешь подмахивать бумаги не читая.

– Вот тогда и прочту, а сейчас-то чего глаза портить? В общем, поздравляю, желаю новому городу всяческих успехов и так далее, копию сам в мой секретариат отошлешь. А кто там мэром будет?

– Не мэром, а генерал-губернатором – только демократии мне там и не хватало! Поищу кого-нибудь среди авиационных генералов – тот же Храбрецов, например, вроде должен справиться.

– Все-таки интересно, – задумчиво сказал император, – когда мы хоть в чем-то перегоним тот мир?

– На днях. По их времени, разумеется… И чего тут будет такого особенного? Да, синхрофазотрона и коллайдера у нас пока нет, так они и не для всяких исследований нужны, и уж тем более не для всякого изобретения. А больше никакой особой разницы-то и нет, точнее есть, но она в нашу пользу. Грубо говоря, ученым и изобретателям тут дают больше денег.

– Но зато их самих существенно меньше.

– Во-первых, со следующего года пойдет выпуск тех, кто начал учиться уже при тебе, и количество заметно возрастет. А во-вторых, у нас пока инженер – это действительно инженер, и задачи на уровне изобретений им приходится решать чуть ли не через одного. А в том мире попробуй заставь среднего выпускника чего-нибудь изобрести! Я бы не взялся. И потом, там большинство приличных специалистов обслуживают сферу потребления, а у нас – наоборот. Так что мы их догоним, но, как в анекдоте, обгонять пока не будем, чтобы перед ними голым задом не сверкать.

После ужина с двумя величествами я отправился к третьему, то есть к своей жене. Ну и дочке, понятно, которая пока всего лишь высочество – впрочем, как и я. Встречен я был восторженным воплем:

– Папа, мама разрешила мне мотоцикл!

– Да? – с сомнением поглядел на свою супругу я. – Действительно, похоже, что разрешила, уболтала ты ее, значит?

– Очень у нас дочь растет настойчивая, – вздохнула Мари. – Так что сделай ей, так уж и быть, как договорились.

Договаривались мы о том, что первый мотоцикл для Насти будет электрическим, со скоростью не более пятнадцати километров, чтобы его можно было догнать бегом. Ездить она на нем будет по внутреннему дворику Зимнего, ну а через пару недель возьмет с собой в Ливадию.

– Ладно, – сказал я, – послезавтра будет, и начинай учиться.

– А в Стрельну когда поедем?

– Что? – офигел я.

– Дядя Альфонс говорил, что там проводятся са… со… соревания! Кто быстрее приедет. В первый раз самым быстрым был ты, во второй – дядя Альфонс. А в третий буду я! А еще дядя Федя говорил, что это спорт для королей. Значит, проеду я быстрее всех и стану королевой! Как тетя Маша. И послезавтра – это когда? Если опять приедешь поздно, как сейчас, то день-то уже кончится, а так нечестно. Привози мотоцикл утром! А еще лучше – завтра вечером. Или в обед, тогда тебя тетя Нина покормит. Хотя у нее завтраки вкуснее получаются…