Текст книги "Комбат. Олимпийский характер"

Первым делом они притормозили у ограды с надписью «Красная, 5».

Ворота почему-то были распахнуты настежь. Они въехали в освещенный одиноким, но довольно мощным фонарем двор. Пышкин приглушил мотор, и они, натянув маски, вышли из машины.

Кругом не было ни души. Раньше, очевидно, здесь были бараки или склады. Но теперь усилиями стройотрядовцев остались одни руины. Оглядываясь и держа под прицелом практически всю территорию, Пышкин и Комбат подошли к тоже распахнутой настежь, ведущей в подвал железной двери. На двери все еще висел замок с вставленным в него ключом.

Подвал освещала тусклая лампочка.

Спустившись вниз, Комбат с Пышкиным поняли, что еще недавно здесь кто-то был. У брошенных на пол матов был вмонтирован железный штырь, на котором висели наручники. Один был открыт. Похоже, здесь, надев на руку наручник, кого-то держали в заложниках. Перевернутая бутылка минералки и невылитое ведро для справления надобностей свидетельствовали о том, что заложники еще недавно были здесь.

– Ну вот, кажется, мы опоздали! – сказал Пышкин. – Похоже, ее действительно здесь держали.

– Да, похоже на то… – произнес Комбат и, повернувшись к Пышкину, проговорил: – Нам надо было ехать за тем джипом! Ее недавно увезли отсюда. Ты номер запомнил?

– Да, – кивнул Пышкин, – и джипа, и мотоцикла.

– Я тоже, – кивнул Комбат.

– Ну что ж, тогда по коням! – крикнул Пышкин, а Комбат стал внимательно осматривать стены в надежде найти еще одно послание от Сойкиной.

Однако выйти они не успели. Кто-то захлопнул железную дверь и повернул ключ в замке.

– Эй, кто там! – закричал Пышкин. – Откройте немедленно! Милиция!

Но с другой стороны никто не подал даже голоса.

Глава 8

Анджей Кравчинский после разговора с Пышкиным засуетился. Ему совсем не понравилось то, что Пышкин вдруг заинтересовался делами. Ведь еще вчера Пышкин говорил всем, что страшно устал и собирался слетать на недельку в Арабские Эмираты. Это было как нельзя кстати. Кравчинский был уверен, что успеет за это время замаскировать все финансовые бреши, о которых Пышкину знать было необязательно. Тем более что наклевывалось очень выгодное предложение от местных.

Обычно Пышкин отдыхал два раза в год дней по десять. Летом в самый разгар курортного сезона улетал куда-нибудь на север – в Норвегию или Финляндию порыбачить. А зимой на рождественские каникулы – в экзотические страны или на Тихоокеанские острова. Но теперь Пышкин решил сделать себе незапланированный отдых. А в октябре лучше всего, тут он прав, отправиться в Эмираты. Все дела на время своего отсутствия он должен был, как обычно, переложить на Кравчинского, само собой ничего не проверяя.

И вдруг Пышкин проявил интерес к тому, чем обычно занимался Кравчинский. Это Кравчинскому совсем не нравилось. Проверять, да еще перед отъездом на отдых, все дела было не в характере Пышкина. Значит, Пышкину о чем-то рассказали, донесли.

Да, он, Кравчинский, вел двойную, а то и тройную игру. И так сложилась у него жизнь, что двойную игру ему приходилось вести, сколько он себя помнит.

С самого детства Анджей, который вырос без отца, знал, что помощи ему ждать неоткуда. Мать-учительница по ночам шила на старенькой машинке платья и костюмы клиентам, но денег все равно не хватало. Но своим товарищам Анджей рассказывал, что его отец засекреченный агент, выполняет тайное задание где-то в Москве и от него зависит, сохранит или нет Польша независимость. А когда пришло время выбирать профессию, Анджей сказал, что пойдет по стопам отца и тоже станет разведчиком. На самом деле он шел в армию не для того, чтобы стать разведчиком, а просто потому, что там вкусно кормили и было где спать. Дома у него не было не только своей кровати, но даже своего угла. В комнате, где жили мать и больная бабушка, Анджей на ночь расставлял, а утром опять убирал раскладушку.

Анджей пошел в армию, а потом поступил в одно из военных училищ, и никто не удивился. Но вот когда после смерти бабушки и матери Анджей круто изменил свою жизнь, бросил армию и пошел учиться на экономиста, знакомые и родственники были в шоке. Анджей же проявил просто чудеса выдержки. По вечерам он работал охранником в одном из ночных клубов, а утром шел на занятия и при этом очень неплохо учился.

Первый свой бизнес, автомастерскую, он купил на деньги, вырученные от продажи комнаты, в которой они жили с мамой и бабушкой. А уже через два года он выкупил всю квартиру и расселил родственников так, как каждый из них мечтал. Отлично отремонтированная квартира его юности и сейчас находилась в его собственности.

Но сам он, для всех неожиданно продав автомастерскую, в которую вложил столько денег, перебрался в Москву, а потом в Сочи.

Внешне это выглядело вполне понятно. Самые дальновидные и изворотливые бизнесмены всего мира стремились вложить деньги в олимпийские объекты, которые вот-вот начнут приносить просто бешеные дивиденды. Но когда он еще только собирался участвовать в торгах, компетентные органы отметили, что Кравчинский – довольно темная лошадка. Бывший военный, резко продал очень прибыльное дело – автомастерскую. И кто знает, с каким заданием он приехал на территорию России.

И Пышкина, с которым Кравчинский теперь вместе вел все дела, предупредили, что его компаньон может оказаться совсем не тем, за кого себя выдает.

Кравчинский сразу почувствовал, что Пышкин тоже отставной военный, и вел себя сверхосторожно. Настолько осторожно, что Пышкин очень быстро уверился в том, что его польский компаньон абсолютно неопасен, и доверил ему вести все дела.

Так Кравчинский получил доступ и к информации, и к финансам.

Он действительно приехал из Польши не только в качестве бизнесмена. Но первое время его никакими заданиями не нагружали. Главным было иметь доступ к строительству олимпийских объектов, внедриться и зарекомендовать себя в бизнес-кругах. Единственное, что время от времени приходилось делать Кравчинскому, так это подробно информировать о ходе строительства и о тех слабых местах, которые выявляют в олимпийских объектах различные комиссии.

Информацию он набирал на компьютере и, перегнав на флэшку, передавал одной из девушек-агентов, с которыми встречался в ночном клубе. Он был мужчина свободный, поэтому это выглядело вполне естественно. Если у центра были какие-то дополнительные вопросы, их ему передавали тоже через девушек.

Но Кравчинский занимался этими донесениями постольку-поскольку и практически не придавал им особого значения. Его больше интересовал бизнес. То есть та выгода, которую можно было получить на строительстве, занимаясь различными махинациями. Например, в финансовом отчете значился самый дорогой, высококачественный материал. На олимпийских объектах только такой и должен был быть. А с организацией-поставщиком оговаривалось, что поставляют они материал подешевле, который, кстати, никто особо и не брал. Банк, который финансировал строительство, перечислял деньги на дорогой материал, а Кравчинский оплачивал дешевый. Остаток делился между ним и фирмой-поставщиком. Так было уже построено два небольших отеля. Конечно, легче было проводить такие махинации на первом этапе строительства, но Кравчинский наловчился заменять на дешевые даже отделочные материалы. Приемная комиссия могла что-то заподозрить. Но Кравчинский умел договариваться с людьми. Очевидно, местное начальство наблюдало за ним и оценило его изворотливость. Потому что вскоре ему последовало весьма оригинальное предложение.

Это произошло после того, как они с Пышкиным выкупили довольно приличный участок улицы Красной, где за облупленными кирпичными оградами стояли старые бараки, складские помещения и еще какие-то напрашивающиеся на разрушение или капитальный ремонт, что было бы гораздо дороже, строения. Пышкин планировал построить там современный, не меньше четырех звезд отель «Сочи Ньюс» с развлекательным центром. Территория была, как сразу оценил Кравчинский, довольно приличная. И он даже предложил архитектору, который занимался проектированием, придумать что-то наподобие парка Гуэль в Барселоне. Архитектор загорелся, возомнив себя едва ли не великим Гауди, а Кравчинский, который бывал в Барселоне, сразу представил, сколько разных дорогих материалов можно под это дело выписать. В общем, планов было громадье. Кравчинский договорился, чтобы на лето именно им выделили стройотрядовцев, чтобы рушить старые строения; раздав солидные взятки, договорился с местным начальством о расселении тех, кто еще проживал в старых бараках, которые по их планам подлежали сносу.

И тут к нему в офис пришел один из местных начальников внутренних органов, майор Мацаберидзе, энергичный черноусый крепыш, которого Кравчинский теперь давно уже называл просто Гариком. Он, с первого взгляда оценив способности Кравчинского, разглядел в нем человека, способного видеть выгоду и использовать все шансы для того, чтобы получить сверхприбыль. И рассказал о секретном экспериментальном комплексе для производства крепких алкогольных напитков, а конкретнее – водки.

– Эту лабораторию раньше военные или КГБ курировали, – проговорил Гарик, понизив голос, – потом какие-то банкиры финансировали, а теперь, я слышал, на снос ее хотят. Так я думаю, может, лучше ее оставить. Олимпиада же впереди.

Кравчинский действительно всегда нюхом чуял выгоду. И тут все понял с полуслова и только спросил:

– А кто эксперименты там проводит? Раз лаборатория экспериментальная…

– Да ты не волнуйся. Там все на Москве завязано. Тут только чтобы ты не трогал их. Ну а потом, если захочешь, деньги можешь вложить. Чтобы прибыль иметь. Но теперь главное – не трогай!

Кравчинский все понял. План парка Гуэль сказал переделать. А при случае предложил банку «Русский оптималь», который финансировал почти все их строительные проекты, купить этот экспериментальный заводик. Но не успели они завершить эту сделку, как местные опять засуетились. У них вроде как у самих деньги откуда-то взялись, и они сами этот заводик выкупить захотели. А Варкин, директор банка «Русский оптималь», тоже уперся рогом. Его люди просчитали, сколько будет прибыли с одного этого заводика, пока в Сочи идет олимпийское строительство, и у него, как говорится, реально снесло крышу. Он сказал, что готов вкладывать деньги в любые эксперименты только при условии, что водка будет поступать в один фирменный московский магазин в открытую продажу. И название у водки было брендовое «Моя Московская».

А местные через Гарика тоже стояли на своем, мол, как правильно развиваться заводику, знают они и только они.

Спор так и повис в воздухе, пока недавно по НТВ в программе ЧП не передали о том, что в Москве целая свадьба отравилась водкой «Моя Московская», которая якобы производилась в Сочи. То есть вот-вот жди проверки.

И Кравчинский решил идти ва-банк. Он рассчитывал, что Пышкин улетит в Эмираты, а он быстро обтяпает с Гариком сделку и сбудет заводик с рук. Тем более Гарик очень настойчиво намекал на то, что местные покупатели работают под прикрытием Москвы.

В прошлом году, тоже во время отпуска Пышкина, Кравчинский сдал один из участков в аренду местным. Но при условии, что как только начнется строительство, они оттуда ретируются.

А тот участок, где, как ему сказали, был заводик-лаборатория, он просто не трогал. И как-то руки не доходили даже поинтересоваться, как там все устроено. Водку в красивых, в виде терема, сувенирных бутылках ему несколько раз передавали как презент. Водка была качественная, мягкая на вкус. Пышкина он в финансовые тонкости особо не посвящал и о своих взаимоотношениях с местными не распространялся. И если он действительно сейчас начнет вникать во все тонкости, ничего хорошего не жди.

Здесь, в Сочи, Кравчинский долгое время жил на съемной квартире. И только недавно, когда он начал вплотную работать с банком «Русский оптималь», Варкин купил ему небольшой домик, сказав, что выкупить он сможет его, когда получится. Домик был расположен в тихом зеленом районе, к нему примыкал небольшой садик. Единственное, что пока не совсем удовлетворяло или, скорее, совсем не удовлетворяло Кравчинского, – это отсутствие надежной ограды и видеонаблюдения. Два ярких фонаря, которые освещали двор, только усугубляли чувство незащищенности. Особенно теперь, осенью, когда темнело рано, сумерки и гуляющие под ветром в саду тени деревьев нагоняли на Кравчинского нешуточный страх. Охранники ночевали в небольшом домике у ворот. Просить их остаться на ночь в доме Кравчинский не решался. Гордость не позволяла признаться, что ему тревожно и попросту страшно.

И теперь, хотя было уже достаточно поздно, Кравчинский, взяв себе бутылку хорошего армянского коньяка и лимон со свежемолотым кофе и сахаром, сидел в большой комнате в кресле у камина и обдумывал, как можно будет завтра обвести вокруг пальца Пышкина и поскорее выпроводить его в Эмираты. Окна были плотно зашторены. Но вдруг одна из фрамуг резко распахнулась. Кравчинский вздрогнул, прислушался и решил, что это ветер. Он поднялся, подошел к окну и уже протянул руку, чтобы закрыть его. Но руку его ухватили, скрутили и в комнату через окно вскочили три здоровых парня в кожанках и с пистолетами. Были они все славянской наружности и, как вскоре понял Кравчинский, не местные.

– Пане, пане, – зацокотал, как только чуть пришел в себя, Кравчинский, – я польский подданный. Это будет международный скандал.

– Скандал уже есть! И сейчас еще будет! – сказал тот, что крутил ему руку.

– Никого нет, все чисто, Бык, – проговорил один из тех двоих, что осматривали дом.

– Наверху хорошо посмотрели? – спросил Бык.

– Да нет никого! – уверенно сказал тот, что был наверху. – Охранники здесь только те, которых мы в сторожке приговорили.

– Ну, тогда ладно, – сказал Бык чуть спокойнее, связывая Кравчинскому руки.

– Пане, пане, больно… – взмолился, побледнев, Кравчинский.

– Будет еще больнее, падла, если не скажешь, кто, где и зачем!

– Пане, я вас не понимаю… – испуганно проговорил Кравчинский.

– Счас поймешь! – крикнул Бык, толкая Кравчинского в кресло. – Паленая водка – твоих рук дело?

– Пане, пане, не бейте, – взмолился Кравчинский, – я здесь ни при чем.

– А кто при чем? – продолжал наступать Бык. – Из Сочи партия поступила, из-за которой столько москвичей полегло и директора «Русского оптималя» арестовали. Если не ты, то кто тогда? Местные, что ли?

– Я не знаю. Ей-богу, не знаю. Мы же еще только дела принимали. Мы еще ничего отравить не могли. Давайте вместе разберемся… – проговорил Кравчинский, с ужасом думая о том, что местные тоже от него не отстанут, потому что настроились выкупить этот заводик в ближайшее время.

– Нам некогда разбираться, что к чему, – сказал Бык, – поехали на завод, может, там какая зацепка будет. Нам четко, слышь ты, четко надо представить обвиняемого. А ты это будешь, или лаборант, рабочий какой, нам без разницы. Нам надо, чтоб Варкина выпустили.

– Так вы, как говорится, стрелочника ищете? – спросил Кравчинский.

– Пусть стрелочника. Нам без разницы. Главное, чтобы кто вину на себя взял. Сказал, что засланный агент. Хоть шахидов, хоть «Аль-Каиды»… Лишь бы от Варкина отстали.

– Ну, я на шахида вроде как не похож… – проговорил Кравчинский.

– Тебе тоже легенду придумать можно. Ты ж поляк. А вы, поляки, русских ох как не любите!

– Так мы договоримся! – не на шутку испугавшись, проговорил Кравчинский и предложил: – Давайте лучше действительно поедем и посмотрим, как там производство налажено.

– Будто ты не знаешь! – скривился Бык. – Небось слинять хочешь!

– Да какой резон мне линять! – проговорил Кравчинский. – Я ж знаю, что вы все равно меня достанете!

– Правильно мыслишь! – сказал Бык. – Если там никого не найдем, тебя за стрелочника возьмем.

Он взглянул на парней в кожанках.

– Ну так что, погнали на Красную, 5, как написано в накладной? – спросил Бык.

– Погнали.

– Может, вы мне руки развяжете? – попросил Кравчинский. – Я же все равно никуда не убегу.

– Кто тебя знает… – сказал Бык, подталкивая Кравчинского к выходу.

Они вышли на улицу, где возле самого входа стоял серебряный джип. Кравчинского один из бандитов усадил на заднее сиденье. Бык сел рядом с водителем.

Через некоторое время, изрядно попетляв между заборами, они были на улице Красной. Сначала джип затормозил у ограды, на которой было написано «Красная, 5». Но Кравчинский сказал:

– Если вы на завод хотите, то он рядом, там, где видеонаблюдение.

Самое удивительное, ворота, ведущие к заводу, были распахнуты настежь. Из труб, которые выходили из некоторых окон, тянулся пар. В воздухе стоял густой запах дрожжей. Но света нигде в окнах не было. И вокруг – ни души.

– Эй, есть тут кто-нибудь?! – крикнул Бык.

Но в ответ никто не отозвался.

– Странно… – пожал плечами Кравчинский.

– Что странно?!

– Странно, куда все подевались.

– А где они живут? Может, спать пошли? – продолжал наступать Бык.

– Да там в глубине домик есть. Но у них охрана. И кто-нибудь же дежурить должен был остаться! – проговорил Кравчинский, не скрывая тревоги.

Двое парней в кожанках, которые приехали вместе с Быком, побежали к домику, дверь которого тоже была распахнута настежь.

Через несколько минут они, удивленные, вернулись:

– Никого.

И уже вместе они направились к строениям, в которых располагались цеха или лаборатории.

Войдя в первое здание, Бык попытался найти выключатель. Но, несколько раз щелкнув им, свет включить он так и не смог.

– Фонарика ни у кого нет? – спросил он у своих парней.

– Нет, – покачали те головами.

– Тогда джип сюда подгоните, фарами посветите.

Когда один из ребят подогнал джип и посветил фарами, Бык, Кравчинский, у которого все еще были связаны руки, и второй парень пришли в ужас.

Между рядами столов, на которых стояли какие-то аппараты с булькающей жидкостью, на полу лежали в разных позах мужчины и женщины в белых халатах. Сразу было не понять, спят они или уже мертвы. Следов крови нигде не было.

– Что это с ними?! – в ужасе спросил Бык.

– Газ! Это они каким-то газом отравились! – в ужасе вскрикнул Кравчинский, пытаясь уткнуться носом в майку. Связанные руки не давали ему возможности заткнуть нос.

Кто-то из парней схватил валявшийся на полу респиратор. Бык просто заткнул нос. Но было уже поздно. Через пару минут они все тоже осели на пол.

Джип с включенными фарами так и остался стоять у входа в лабораторию.

Глава 9

Приняв душ и укладываясь спать в свежую, чистую постель, Ангелина Сойкина вновь и вновь прокручивала в памяти все, что произошло с ней за последние несколько часов. Событий было так много, что казалось, прошло не меньше чем несколько дней. А ведь всего несколько часов назад она находилась в сыром полутемном подвале и больше всего боялась нашествия крыс.

Как только она закрывала глаза, ее буквально захлестывали кадры из каких-то американских боевиков, где на спящего узника со всех сторон наползают полчища крыс, которые начинают отгрызать ему пальцы на ногах, руках, уши, нос… И даже закричать этот мощный по комплекции мужчина не в силах. Что уж говорить о ней, слабой девушке. Ангелине почему-то казалось, что крысы наиболее активны ночью. И она приучила себя к мысли, что ночью лучше не спать, а бодрствовать. Поэтому, поджав ноги по-турецки, она уселась на маты и начала смотреть по сторонам, ожидая, из какого угла может начаться нашествие крыс.

Одна рука у нее была в наручнике, но вторая-то свободна. И Ангелина решила, что единственным оружием ее в этом случае может быть ведро с ее собственными испражнениями, которое можно вылить на наступающих крыс. Но крыс ни видно, ни слышно не было. И тогда, чтобы не думать о них, Ангелина начала прислушиваться к тому, что происходит за стенами подвала.

Сначала извне ничего не было слышно, кроме далекой, очень далекой музыки. Потом вдруг послышались крики и «тра-та-та-та! тра-та-та!», как обычно кричат мальчишки, играя в войнушку. Потом вдруг все неожиданно стихло. А через некоторое время послышался шум машины и мотоцикла.

Машина затормозила, и тут же дверь распахнулась настежь. На пороге стоял один из местных, с усами. Он подошел к ней и спросил:

– Ну как ты тут, птичка? Не обижают тебя?

Он достал из кармана ключ и отстегнул наручник. Но рука у Ангелины настолько затекла, что она не сразу вынула руку из браслета. И сказать она ничего не успела. Сзади на усатого напал мотоциклист в шлеме. Он ударил усатого по голове и крикнул Ангелине:

– Беги! Скорее!

Ангелина стремглав выскочила на улицу и, не задумываясь, вскочила в джип и завела мотор. Машина выехала из ворот.

Куда ехать, Ангелина не знала. В отеле ее явно будут искать.

Да и Сочи не такой большой город. В некурортное время в нем вряд ли можно потеряться так, чтобы не нашли.

Выехав на дорогу, Ангелина направилась в горы. А через пару километров, понимая, что машину, скорее всего, будут искать или уже ищут, притормозила и, выскочив из кабины, пошла дальше пешком.

Самым главным для нее сейчас было переждать какое-то время, чтобы потом выйти на связь с Борисом Рублевым, который уже наверняка приехал в Сочи и тоже ее разыскивает. Он обязательно появится на Красной, 5. И даже, возможно, уже появился. Вполне возможно, что человек в мотоциклетном шлеме тоже был послан Борисом Рублевым.

Только она про него подумала, как сзади послышался шум мотора и ее догнал тот самый мотоциклист.

Он притормозил, слез с мотоцикла и покачал головой:

– Ну, кто же так убегает! Если уж взяли машину, то чего из нее выскакивать?

– А если они уже ее ищут?! – сказала Ангелина. – Без машины, мне кажется, надежней!

– Может, вы и правы, – сказал мужчина, серьезно о чем-то раздумывая.

– Вас Борис прислал? – спросила Ангелина с надеждой.

– Какой именно? – перестраховался мотоциклист, которым был, как можно догадаться, Рожкин.

– Рублев, Борис Рублев, ведь это он вас послал меня спасти… – уверенно сказала Ангелина.

– Не совсем. Но я так понимаю, вы и есть Ангелина Сойкина, корреспондент какой-то там московской газеты…

– Допустим, – сказала Ангелина.

– Вам угрожает опасность, – предупредил Рожкин, – и в Сочи вам возвращаться пока что не стоит.

– И что же мне делать?! – спросила Ангелина. – И где сейчас Борис Рублев? Мне с ним обязательно нужно встретиться.

– Но чтобы вам встретиться, элементарно вам нужно где-то переночевать.

– Но в гостиницу мне нельзя.

– Да, я это знаю.

– И куда мне?

– Сейчас подумаем… – сказал Рожкин и, заметив вдалеке огонек, предложил:

– Пойдемте в тот дом, я попрошу, чтобы вы некоторое время там пожили, а как только я найду Комбата…

– Кого?! – не поняла Ангелина.

– Ну, Бориса Рублева… я его так называю. Так вот, я привезу его сюда.

– А вы кто?

– Сейчас не время знакомиться! – строго сказал Рожкин и предложил: – Садитесь на мотоцикл, я вас подвезу. Так будет скорее.

– С удовольствием! – неожиданно весело ответила Ангелина.

И, натянув еще один шлем, уселась сзади и ухватилась за спину Рожкина.

Минут через пятнадцать они притормозили у небольшого аккуратного домика вполне европейского типа.

Забор был невысокий, можно сказать, декоративный. Но кодовый замок и видеонаблюдение свидетельствовали о том, что хозяева домика – люди зажиточные и, очевидно, боятся не только за свою жизнь. Можно было предположить, что в доме есть и охранники. Отважиться жить вот так на отшибе, в горах, сможет не каждый. Но то, что дом был современный, добротный и его пока что никто не поджег, свидетельствовало о том, что живет в нем человек не только богатый, но и уважаемый. Но в любом случае выбора у них не было.

Рожкин позвонил, не снимая шлема. Ему не очень-то хотелось показывать свое лицо. Ведь по существу он сбежал. И чем он занимался все это время, знать никому не обязательно. Ангелина же сразу стянула шлем.

– И вы тоже снимите шлем! – суровым мужским голосом отозвался домофон.

– Простите, но я не буду к вам заходить, – сказал Рожкин. – Здесь девушка заблудилась. Ей переночевать негде. Может, оставите ее на ночь? А я завтра приеду и ее заберу.

– А она кто? – спросил домофон.

– Я не знаю, – сказал Рожкин, делая вид, что видит Ангелину впервые в жизни.

– Хорошо, пусть войдет, – послышался другой, более мягкий мужской голос.

– Я вас заберу. Постараюсь завтра. Но до моего приезда никуда сами не уезжайте! – предупредил Рожкин Ангелину.

– А если Рублев появится? – спросила Ангелина.

– С Рублевым можно, – улыбнулся Рожкин.

Но улыбка у него была тревожной и напряженной. Он понимал, что оставляет девушку в горах, у совсем ему незнакомых людей. Но другого выхода не было. Ведь ему еще предстояло вернуться и как-то объяснить свое исчезновение с шашлыков. Хотя он нисколько не жалел, что уехал вслед за Гариком. Как бы дальше ни развивались события, Ангелину он спас. А объяснить, как и куда он отправился, учитывая, что все думают, что он был пьян до беспамятства, можно будет по ходу. Главное, что Ангелина сейчас в относительной безопасности. И при благоприятном стечении обстоятельств он сможет сообщить об этом Рублеву.

– Вы за меня не волнуйтесь, – ободряюще улыбнулась Ангелина, – я же журналистка. Как-нибудь выкручусь.

– Вы журналистка?! – в голосе того, кто пригласил ее в дом, очевидно хозяина, слышалась нескрываемая радость.

Рожкин дождался, когда Ангелина войдет, и, оседлав своего железного коня, рванул туда, где его, как он думал, обыскалось местное милицейское начальство.

Когда Ангелина переступила порог дома, откуда-то сверху послышался приятный мужской баритон:

– Приветствую вас! Вы находитесь в гостях у выдающегося российского ученого, доктора биологических наук, профессора Геннадия Петровича Ивьева. Проходите, располагайтесь, будьте как дома.

После этого послышались нежные птичьи голоса, шум листвы, все звуки летнего леса. Поскольку на улице был довольно прохладный ветреный октябрьский вечер, такое волшебство просто завораживало.

Ангелина даже закрыла глаза, чтобы ощутить всю прелесть местной природы летом. Ей показалось, что она слышит даже тонкие и чуть терпкие ароматы местных растений. Ощущение было необычным, но очень приятным.

Раскрыв глаза, Ангелина, озираясь, проговорила:

– Здравствуйте.

Но в комнате никого не было.

Комната представляла собой кухню-гостиную. На покрашенных в темно-фиолетовый цвет стенах через определенные промежутки были прибиты необработанные, с корой по кромке, доски из натурального дерева. На потолке висела лампа, стилизованная под старинный фонарь. У стены стоял длинный деревянный, из мореного дуба, стол и две скамьи. В доме было тепло и уютно. Хотя и чувствовалось, что здесь, очевидно, не хватает женских рук. Уют был строгим, мужским. Никаких салфеточек, скатертей, вазочек и цветочков. Но на стене красовались оленьи рога, а стоящее у стены под ними кресло-качалка было застелено медвежьей шкурой.

Наверх вела довольно крутая лестница, по обе стороны которой было двое плотно закрытых деревянных дверей. Только Ангелина подумала, куда ей направиться, в одну из дверей или подняться на второй этаж, как сверху уже не в записи, а вживую раздался знакомый мужской баритон:

– Добрый вечер!

Ангелина вскинула голову и увидела пожилого седого мужчину в элегантном костюме-тройке, белой рубашке и галстуке-бабочке. Девушка никак не ожидала здесь, в глуши, встретить так празднично одетого человека.

– Добрый вечер! – кивнула она, с ужасом представляя себе, как смотрится в своих заношенных грязных джинсах и куртке, да еще несколько суток без душа.

– Проходите, располагайтесь, – проговорил мужчина и, кивнув, представился: – Доктор биологических наук, профессор Геннадий Петрович Ивьев.

– Очень приятно, – кивнула Ангелина, стараясь вести себя с ним достойно и строго.

– А вы, простите, сказали, что вы журналистка? – спросил профессор, пристально разглядывая девушку через очки.

– Да, – кивнула Ангелина.

– И какое издание представляет столь милое создание?

– Я специальный корреспондент одной из московских газет, – сказала Ангелина, решив не уточнять название своей газеты, – Ангелина Сойкина.

– О, в таком случае мне еще более приятно, – кивнул профессор и, наклонившись, поцеловал Ангелине руку. – Давненько, давненько ко мне не забредали представители центральной прессы. И что вас привело в наши края в такую некурортную пору? Хотя подождите. Я и так знаю. Вы, конечно же, приехали писать про олимпийские объекты. Как быстро и качественно возводятся здесь новые комфортабельные отели, развлекательные центры и, конечно же, спортивные сооружения…

Ангелина неопределенно кивнула.

– Или, может быть, вы хотите вскрыть недостатки? И показать, как наживаются на олимпийских стройках нечистые на руку чиновники?

Ангелина неопределенно пожала плечами.

– А, я, кажется, догадываюсь. Как и все женщины, вы просто приехали в Сочи в надежде, что что-нибудь интересненькое само приплывет к вам в руки…

– Скорее всего, так, – сказала Ангелина, которой совсем не хотелось сейчас вдаваться в подробности тех проблем, которые ее интересовали.

– Милочка моя, в таком случае я готов предложить весьма оригинальный поворот олимпийской темы! – вдруг загорелся профессор.

– Я с удовольствием, – кивнула Ангелина и попросила: – Только можно, я сначала приму душ. Мне обязательно нужно принять душ и, если возможно, переодеться во что-нибудь чистое.

– Да. Вид у вас такой, будто вас в заложницах несколько суток держали, – проговорил профессор, окидывая Ангелину чуть брезгливым взглядом.

– Что-то вроде того, – кивнула Ангелина и спросила: – У вас найдется, во что переодеться? И, может, постирать. Машина стиральная у вас есть?

– Там все в ванной, – кивнул профессор и, подумав, добавил: – Но вот переодеться только халат. Зато новый.

– Пусть хоть халат будет! – кивнула Ангелина.

– Завтра моя помощница по хозяйству придет. Она из местных. Она что-нибудь принесет. Или в магазин сходим, купите все, что нужно.

– Но у меня нет денег. Я попала в такую ситуацию, что у меня ни документов, ни денег.

– Ничего, считайте, что это в счет будущего гонорара.

Ангелина промолчала.

– Ахмед! – позвал профессор, и с лестницы спустился здоровый чернобородый мужчина, похоже, из местных. – Принеси гостье халат, у меня в шкафу, новый, махровый, и полотенце. Она душ принять хочет.

Ахмед молча кивнул и через минуту подал еще не распакованный ярко-красный махровый халат и такое же красное махровое полотенце.

– А где у вас душ? – спросила Ангелина.

– Ахмед, проводи, – сказал профессор, очевидно расстроенный тем, что Ангелина не сразу отправится слушать его лекцию, и добавил: – А я тем временем подберу интересные иллюстрации. Вы с телевидением сотрудничаете?

– Бывает, – неопределенно ответила Ангелина, которой поскорее хотелось стать под душ.