Текст книги "Утраченная реликвия..."

Собственно, юридически гараж принадлежал вовсе не Юрию Алексеевичу Филатову, а некоему Ивану Ивановичу Иванову – человеку тихому, скромному и крайне незаметному, который выступал на передний план лишь в случае самой острой необходимости. Иван Иванович аккуратно платил взносы в кооператив, но появлялся здесь крайне редко и еще реже выезжал из гаража на своем укороченном тентованном джипе цвета хаки. Джип и гараж Иван Иванович приобрел одновременно, из чего следовало, что это был довольно состоятельный гражданин.

Машину, к слову, он купил у Юрия Филатова – купил, прямо скажем, за бесценок, но эта покупка все равно влетела ему в копеечку, потому что при нотариальном ее оформлении возникли кое-какие проблемы, уладить которые удалось лишь с помощью туго набитого кошелька Ивана Ивановича.

При всей своей незаметности Иван Иванович Иванов был весьма любопытной личностью. Он обладал внешностью, похожей на внешность Юрия Филатова как две капли воды. У него было то же лицо, фигура, размер обуви и даже отпечатки пальцев. Да что там отпечатки!

У них совпадали даже пломбы в зубах и шрамы на теле, не говоря уже о группе крови и прочих мелочах. Единственное, что отличало их друг от друга, это паспортные данные, и отличие это некогда обошлось Юрию Филатову (или, если угодно, Ивану Иванову) в кругленькую сумму.

Словом, Иван Иванович Иванов на деле являлся второй, запасной личностью Юрия Филатова, изобретенной и сконструированной им на всякий пожарный случай около года назад. То был довольно беспокойный период в жизни Юрия, и вокруг хватало людей, которые хотели сделать его еще более беспокойным, – хотели настолько, что Юрий пошел на немалые затраты, связанные с созданием Ивана Ивановича и оборудованием запасной норы – вот этого самого гаража. При случае здесь можно было пересидеть денек-другой, а при желании даже наладить более или менее постоянный быт – для этого в подвале гаража имелось все необходимое. Здесь же хранилась пластиковая кредитка на имя Ивана Иванова, некоторая сумма наличными, паспорт, водительское удостоверение и документы на машину – словом, все, что могло понадобиться этому одиозному типу на первое время. Среди предметов первой необходимости имелся также пистолет – добрый старый девятимиллиметровый «вальтер», практически безотказный, тщательно пристрелянный и с очень хорошим боем, а к нему две сотни патронов в прочном, герметично закрытом пластиковом пакете.

Выписавшись – или, вернее, сбежав из больницы при активном пособничестве доброго доктора Айболита, свято чтившего клятву Гиппократа, – Юрий не стал заходить домой. Еще в больничной палате, сидя на койке и нашаривая босыми ногами казенные тапочки, он твердо решил, что дома у него временно нет. Уж если ребята, напавшие на него в парке, знали о его контактах со Светловым, то можно было не сомневаться, что Юрий уже некоторое время находится под их пристальным наблюдением. Так что дома его наверняка ждала засада. В принципе, если бы его организм находился в рабочем состоянии, повстречаться с этими типами еще раз было бы заманчиво – по крайней мере, их не пришлось бы вычислять и разыскивать по всей Москве. Но упомянутый организм пребывал в полуразрушенном виде, и драться ему, организму, пока что было противопоказано.

Когда-то, «конструируя» личность Ивана Ивановича Иванова, Юрий рассчитывал именно на такое развитие событий, и поэтому домой ему заезжать было незачем.

Он добрался до Марьиной Рощи на такси, отдал водителю все, что осталось в бумажнике после расчета с добрым доктором, зашел в круглосуточную аптеку, а оттуда направился прямиком к гаражу, предварительно проглотив всухомятку четыре таблетки анальгина – самого сильного обезболивающего, которое ему смогли продать без рецепта.

В дежурном продовольственном магазине на углу он купил пачку сигарет и сразу почувствовал себя лучше: привыкнув к определенному сорту табака, Юрий не получил никакого удовольствия от той отравы, которой угощал его врач, а курить хотелось. Помимо сигарет, Юрий приобрел бутылку дешевого вина, колечко ливерной колбасы и рассовал это богатство по карманам куртки.

Ворота кооператива были закрыты и заперты изнутри на засов, но калитка, как обычно, стояла настежь.

Рослый лохматый кобель с дамским именем Жучка, учуяв чужого, торопливо выцарапался из своей комфортабельной, накрытой от дождя ржавым автомобильным капотом конуры, гавкнул пару раз, а потом узнал Юрия и подбежал здороваться, льстиво припадая к земле и заискивающе виляя пышным, увешанным прошлогодними сухими репьями хвостом.

– Лизоблюд ты, Жучка, – сказал ему Юрий, вынимая из кармана колбасу. – Шайтан бы на твоем месте лучше с голоду околел, чем взял еду из чужих рук. Фигня ты четвероногая, а не сторож.

Тем не менее колбасу он Жучке отдал, поскольку покупал ее специально для пса. И вообще, сравнивать Жучку с Шайтаном было глупо и бессмысленно – все равно что сопоставлять «Запорожца» и «БМВ».

Разобравшись с Жучкой, Юрий огляделся. В застекленной будке у ворот сторожа не было. Час был ранний, очистившееся от туч небо еще только-только начинало светлеть. Юрий посмотрел на свои разбитые часы и обнаружил, что они все-таки остановились. Потом из-за угла сторожки, прихрамывая, вышел Кузьмич. Юрий поприветствовал его и вручил презент – бутылку вина.

Кузьмич держался с Юрием не менее приветливо, чем Жучка, разве что хвостом не вилял и по земле не стелился. Морщинистая ладонь жадно сомкнулась на горлышке бутылки, утонувшие в густой сетке морщин блеклые глаза умиленно блеснули – старик, как и его пес, радовался подачке. «Фигня ты, Кузьмич, а не сторож», – подумал Юрий, но говорить этого вслух, конечно же, не стал.

– Вань, с рукой-то что? – заискивающе спросил Кузьмич, когда Юрий уже направился к своему гаражу.

– Да ерунда, – сказал Юрий через плечо, демонстрируя тем самым свое нежелание торчать у ворот и точить лясы с изнывающим от скуки сторожем. – Помогал приятелю на даче крышу крыть да и свалился.

– Ай-яй-яй, – сочувственно заохал сторож, но Юрий бесцеремонно оставил его реплику без внимания и быстро зашагал по ухабистой дороге, исчерченной следами рано покинувших свои стойла автомобилей.

Ключ от гаража, к счастью, не потерялся во время драки. Юрий повсюду носил его с собой. Это было не совсем удобно, зато давало ему дополнительную степень свободы: так он мог, не заезжая домой, в любой момент превратиться в Иванова.

Гараж встретил его запахами бензина и сухой штукатурки. В полумраке блеснули круглые фары стоявшего на яме джипа; Юрию показалось, что машина глядит на него с укоризной, и он приветственно похлопал ладонью по чистому и сухому, тупо обрубленному капоту.

– Привет, старичок. Скучаешь? Застоялся? Ну ничего, скоро мы с тобой прокатимся. Так прокатимся, что чертям тошно станет, ей-богу!

Он запер за собой дверь, включил в гараже свет, морщась от боли в избитом теле, пролез под передним бампером джипа и спустился в яму. Здесь тоже было сухо, светло и чисто; вдоль стен тянулись деревянные полки, заставленные пустыми и пыльными трехлитровыми банками, доставшимися Юрию в наследство от прежнего владельца гаража, а также иным ненужным хламом. В углу подвального помещения стояла бочка с бензином, поверх нее валялся небрежно брошенный обрезок резинового шланга; рядом с бочкой выстроились в ряд четыре канистры – рябые от ржавчины, мятые, они имели такой вид, словно ими начали пользоваться еще при царе Горохе.

Юрий аккуратно отставил канистры в сторонку и попытался перекантовать бочку, действуя одной рукой.

Пару раз рука соскальзывала с замасленного округлого железа, и бочка с глухим стуком становилась на место.

Юрий уже мысленно приготовился к тому, что ему придется задействовать поврежденную руку, но тут бочка наконец сдвинулась и отошла в сторону, открыв спрятанную под ней крышку люка.

Голова у него кружилась, к горлу опять подкатила тошнота, и хотелось немного постоять, отдышаться. Но Юрий не стал этого делать: там, внизу, можно было не только постоять, но и посидеть и даже полежать, нужно было только справиться со своей слабостью и пройти последний, совсем коротенький отрезок пути.

Он открыл люк и спустился вниз по отвесной железной лесенке, очутившись в небольшом помещении, облицованном сосновыми досками. Здесь была его потайная берлога, оборудованная кушеткой, столом, двумя стульями, шкафчиком с кое-какой одеждой, умывальником и даже телевизором. Заменявший антенну кусок медной проволоки был пропущен через вентиляционную трубу и выведен на крышу; это примитивное устройство позволяло Юрию с грехом пополам принимать целых четыре программы – так, по крайней мере, было, когда он включал телевизор в последний раз.

Неприкосновенный запас продуктов на полке не пострадал – кажется, даже мыши до сих пор не сумели отыскать дорогу в это подземелье. Есть Юрию не хотелось, он ограничился тем, что открыл и с удовольствием осушил бутылку минеральной воды. Сразу стало легче – по крайней мере, комом стоявшие в горле четыре таблетки анальгина провалились наконец в желудок и перестали досаждать Юрию. Он включил в сеть электрический камин, сел на кровать и без спешки выкурил сигарету, прислушиваясь к тому, как нехотя утихает боль в растревоженном плече. Камин загудел, от него почти сразу потянуло сухим нездоровым теплом; от этого монотонного гудения Юрия стало клонить в сон. Он с трудом открыл слипающиеся глаза, снял грязную, разорванную по шву куртку и выложил на стол пакет с ошейником, подумав при этом, что зря, наверное, носится с этим куском ремня как с писаной торбой. Память – она в голове или, если угодно, в сердце, а ошейник – это просто предмет, грозящий превратиться в фетиш.

Посередине комнаты стоял бетонированный колодец для отвода грунтовых вод, накрытый деревянной решеткой. Юрий присел, снял решетку, а потом лег на живот и, опустив руку в ледяную грязноватую воду, нащупал нишу в стенке. Там, в нише, лежала герметичная емкость, в которой хранилось оружие и документы на имя Иванова, а также ключ от джипа и деньги. Помнится, когда скандал вокруг бойцовского клуба окончательно улегся и от Юрия наконец отстали, вся эта детективная белиберда с подземными бункерами и тайниками стала казаться ему ненужной и глупой. Впрочем, к тому моменту оборудование убежища уже благополучно завершилось, и двойник Юрия, Иван Иванович Иванов, запертый в герметичной стеклянной емкости, лежал в бетонированной нише, скрытый от посторонних глаз полуметровой толщей мутной грунтовой воды.

«Вот и пригодился Иван Иваныч, – подумал Юрий, вытаскивая на свет покрытую скользким коричневым налетом емкость. – Иван Иваныч Иванов с утра ходит без штанов… Надевает штаны на ночь Иванов Иван Иваныч! Где я слышал эту чепуху? В каком-то фильме, что ли? Точно, в фильме! Был такой фильм – „Афоня“, с Куравлевым в главной роли. Очень он мне тогда не понравился, а дразнилка эта дурацкая почему-то запомнилась. Это когда они с Крамаровым по деревне на тракторе ехали…»

Как мог, одной рукой, он сполоснул емкость в колодце, смыл с нее скользкую дрянь и протер стекло насухо полой своей безнадежно загубленной куртки. Потом он ослабил зажимы, снял герметично прилегавшую крышку и вытряхнул содержимое емкости на стол. Завернутый в полиэтилен и плотно перемотанный скотчем пистолет глухо ударился о голую столешницу; пакет с патронами звякнул, как набитый золотыми монетами кошелек купца Калашникова. Юрий вспорол скотч, несколькими точными движениями разобрал пистолет и, взяв с полки кусок мягкой ветоши, принялся удалять лишнюю смазку с тускло поблескивающего вороненого железа. У него было предчувствие, что пистолет ему вот-вот понадобится; кроме того, чистка оружия всегда успокаивала его, помогала сосредоточиться.

Он уже заканчивал снаряжать обойму, когда наверху послышался гулкий металлический стук. Юрий прислушался. Стук повторился. Сомнений в природе этого звука просто не могло быть: кто-то, не жалея кулаков, барабанил в железную дверь гаража, просясь вовнутрь.

Филатов загнал в обойму последние два патрона, передернул затвор и засунул пистолет сзади за пояс брюк.

Все время, пока он выбирался наверх, стук в ворота не прекращался. Гость был настойчив и неутомим, он то барабанил просто так, безо всякой системы, то вдруг принимался стучать сериями, неумело имитируя морзянку. Ему пришло в голову, что это, наверное, сторож осилил принесенную им бутылку вина и явился за добавкой. А может, пить в одиночку показалось ему скучно, и он решил пригласить Юрия составить ему компанию? Как бы то ни было, но Юрий решил, что с введенной им же самим системой подачек пора кончать: толку от Кузьмича и его коллег в качестве охранников не было никакого, а досаждали они ему сильно. Для этих бойцов невидимого фронта получение мелких презентов от Ивана Ивановича Иванова стало привычным и даже обязательным. Попробуй только не сунуть им что-нибудь – обидятся насмерть, здороваться перестанут…

Он выключил наверху свет, отпер дверь и сразу же завел здоровую руку за спину, положив ладонь на рукоятку пистолета. Голова опять начинала трещать, нервы были на взводе, да и противник ему попался не из тех, с кем можно справиться между делом. Этот противник, черт бы его побрал, не привык сидеть в обороне, он все время наступал, заходил с флангов и с тыла, окружал, выслеживал, гнал и, похоже, имел намерение загнать Юрия Филатова насмерть. Поэтому, толкая носком ботинка прорезанную в гаражных воротах дверь, Юрий был готов, если понадобится, стрелять – прямо через порог, навскидку, в широкую ненавистную харю с тяжелой челюстью и жестким, по-военному коротким ежиком волос.

Нарисованный его воображением образ прожженного спецназовца, к счастью, нисколько не соответствовал действительности. Стоявший перед открывшейся дверью человек вид имел интеллигентный и несколько субтильный – словом, самый что ни на есть мирный. Более того, человек этот был Юрию хорошо знаком, и, увидев его, Филатов опешил: этому типу здесь было совершенно нечего делать.

– Здравствуйте, Иван Иванович! – с широкой торжествующей улыбкой провозгласил гость. – Насилу вас нашел! Это же надо, в какую даль вы забрались!

«Доволен, мерзавец, – подумал Юрий, убирая руку с пистолета. – Интересно, как он меня нашел?»

– Ты как меня нашел? – спросил он, загораживая собой дверь.

– Может быть, мы обсудим это внутри? – спросил гость.

– Вряд ли, – сказал Юрий. – Мы ничего не станем обсуждать. Сейчас я закрою дверь, и ты исчезнешь. Я что велел делать, а? Ты где должен быть?

– А ты не выступай, – огрызнулся Светлов. – Тоже мне, вождь и учитель! Указывать он мне будет, что делать и куда ехать! Ишь, раздулся весь от чувства собственной значимости, того и гляди лопнет! Какая муха тебя укусила? От кого ты прячешься? И, главное, от кого должен прятаться я?

– Уже ни от кого, – устало сказал Юрий и посторонился, давая Светлову войти. – Баран ты, Дима, и больше никто. Баран! Ты думаешь, я шутки с тобой шучу? Думаешь, выследил меня, и ты герой? Дурак ты после этого сопливый, понял? А если не понял, то поймешь в ближайшее время. Как только домой вернешься, так сразу и поймешь. Да ты туда и не вернешься. Ведь за тобой же, наверное, хвост длиной в километр.

Он запер дверь и включил свет. Дмитрий длинно присвистнул, увидев его подвешенную на перевязи руку.

Юрий повернулся к нему спиной, намереваясь спуститься в яму, и Светлов присвистнул еще длиннее, разглядев у него за поясом пистолет, а на затылке – толстую марлевую нашлепку, вдоль и поперек перекрещенную пластырем.

– Не свисти, – проворчал Юрий, – денег не будет.

Впрочем, мертвым деньги не нужны.

– У савана нет карманов, – замогильным голосом подтвердил Светлов, вслед за ним пролезая под бампером джипа и спускаясь вниз по шатким и неудобным деревянным ступенькам. – Только зря ты так раздухарился. Я, Юра, с тобой знаком не первый день и привык серьезно относиться к твоим предупреждениям. Лида с дочкой прямо сейчас едут поездом на Украину, к ее родственникам. И хвоста за мной никакого нет. Даже если какая-нибудь сволочь дежурила у подъезда, мы все равно ушли незаметно. У меня, знаешь, на первом этаже живет приятель, так что мы ушли по-английски, не прощаясь – через лоджию. А с вокзала я прямо сюда. Часа три в кустах на пустыре просидел и никого, кроме тебя не видел.

– И то хлеб, – буркнул Юрий. – И все-таки лучше бы тебе уехать вместе с семьей. Да и потом, родственники – это, знаешь, как-то… Это вычислить легко, понимаешь?

– Родственники дальние, – легкомысленно отмахнулся Светлов, с интересом оглядывая подземную берлогу Юрия, – так что вычислить их будет не просто.

И потом, я в этом деле очень рассчитываю на тебя.

Обычно ты не даешь своим противникам что-то вычислить, а вычисляешь их сам. Кстати, ты мне объяснишь, в чем дело?

– – Дело в том, что они вычислили меня первыми, – сказал Юрий, кивая на свою забинтованную руку. – А все остальное я тебе с удовольствием расскажу после того, как ты мне объяснишь, каким образом нашел это место.

Светлов пожал плечами и плюхнулся на кушетку, заставив шаткое сооружение испуганно крякнуть и заходить ходуном.

– А ты неплохо устроился, – сказал он, копаясь в сигаретной пачке. – Уютненько, со вкусом… Правда, немного похоже на казарму, но от бомбоубежища много требовать нельзя. Как нашел? Ну, Юрий Алексеевич, я думал, ты умнее…

– Ну конечно, – сказал Юрий с досадой, – нотариус! Вот она, профессиональная этика!

Светлов ухмыльнулся, а Юрий с некоторым облегчением перевел дух. В том, как легко, без напряжения Светлов отыскал его берлогу, было что-то мистическое, почти сверхъестественное. А ларчик, оказывается, открывался совсем просто: с нотариусом, который за определенную мзду помог Юрию продать самому себе свою собственную машину, а чуть позже оформил купчую на гараж, его свел именно Светлов. Какие-то они были не то друзья, не то одноклассники – мафия, словом.

– А я-то думал, это твое пресловутое журналистское чутье, – разочарованно произнес он. – Думал, с такими способностями ты мне враз объяснишь, кто убил Бондарева и пытался убить меня.

– Тебя пытались убить?

– А что, по мне не видно? – спросил Юрий и бросил на стол пистолет, который мешал ему сидеть. Светлов потянулся за этой игрушкой, и Юрию пришлось. дать ему по рукам.

– Видно, пожалуй, – сказал Дмитрий. – Неспроста же ты забился в эту нору и вооружился до зубов! Кстати, а где твоя собака? Этот, как его… Шайтан?

Тут его блуждающий по столу взгляд наткнулся на окровавленный ошейник в полиэтиленовом пакете. Светлов заметно вздрогнул и осторожно дотронулся до прозрачного пластика. Юрий отвернулся.

– Как это случилось? – негромко спросил Светлов.

Юрий рассказал ему, как все произошло. Рассказывая, он курил сигарету за сигаретой и все время смотрел в угол. Светлов слушал, хмуря густые брови и вертя в руках ошейник, который он зачем-то вынул из пакета. Юрий закончил говорить, посмотрел на него и удивленно поднял брови: Светлов задумчиво улыбался, разглядывая какую-то бумажку – судя по всему, обрывок газеты.

– Ты чего? – спросил Юрий. – Что с тобой?

– Чутье, говоришь? – продолжая странно улыбаться, сказал Дмитрий. – Чутье, оно же профессиональное любопытство… Объяснить, тебе, значит, чья это работа?

Легко! Уно моменто, как говорят наши коллеги на Сицилии. Посмотри-ка сюда!

Он сунул Юрию под нос длинный клок газетной бумаги. Кусок этот, похоже, был оторван от программы телепередач, а на полях были криво, второпях написаны шариковой ручкой какие-то слова. Слова были довольно странные – не то имена, не то клички, не то ответы на какой-нибудь кроссворд.

– Тимоха, – прочел Юрий, – Рыжий, Коробка, Серый, Тюлень, – Фантомас. Что это за абракадабра? Откуда это у тебя?

Светлов поднял над столом ошейник, и Инкассатор увидел расстегнутый накладной кармашек с клапаном на кнопке – тот самый кармашек, в который они, бывало, клали донесения и записки, посылая первого Шайтана к своим через простреливаемую снайперами зону.

Кармашек этот был настолько привычной деталью, Что Юрию даже в голову не пришло поинтересоваться, нет ли чего там внутри.

– А, чепуха, – сказал он устало, хотя слова «Фантомас» и «Рыжий» задели внутри него какую-то струнку, и теперь эта струнка, затихая, гудела и вибрировала где-то в районе диафрагмы. – Эта бумажка могла валяться в кармане давным-давно.

– Шерлок Холмс, – презрительно произнес Светлов, – Эркюль Пуаро… Ты читать умеешь? Смотри! – он ткнул пальцем в обрывок газетной строчки, видневшийся на краю записки. – Видишь? Этот фильм крутили как раз в день убийства. Я это точно помню, Лида очень хотела его посмотреть, буквально все уши прожужжала.

Юрий тряхнул головой, прогоняя дурноту, и сел ровнее.

– Получается, что Бондарь их увидел, когда они подъехали, – сказал он, – написал записку и сиганул в окно.

Выходит, он их знал, так, что ли?

– Ты это предполагал без всяких записок, – сказал Светлов. – Однако должен тебе заметить, что записка эта при всей ее ценности мало что дает. Можно предположить, что вот эти слова, – он постучал согнутым указательным пальцем по лежавшей на столе бумажке, – есть не что иное, как клички. Ну, вроде того, как ты называешь Бондарева Бондарем. Нам хочется, чтобы это было так, и мы поневоле склоняемся к мысли, что это так и есть, – дескать, а что же еще? Но эти слова могут означать все что угодно!

Филатов вытряхнул из пачки последнюю сигарету, смял пачку в кулаке и раздраженно швырнул ее под топчан. Дмитрий приподнял брови, но промолчал, не сделал замечания, хотя язык у него так и чесался.

– Скепсис – дело хорошее, – проворчал Инкассатор, раскуривая сигарету, – но меру тоже надо знать.

Ты можешь выдвинуть хотя бы одну разумную версию, которая объясняла бы, зачем Бондарю понадобилось прямо в день убийства писать какую-то белиберду на свежей программе телепередач, потом рвать газету и прятать этот кусок в карман на собачьем ошейнике? А? Не можешь? Ну, еще бы! Потому что тогда тебе придется делать какие-то фантастические предположения, и все только для того, чтобы опровергнуть очевидное. Этот кармашек, знаешь ли, не из тех, в которые складывают мусор, и, если Бондарь туда что-то спрятал, значит, он считал это важным.

Светлов поморщился, но спорить с доводами Филатова было сложно.

– Хорошо, – сказал он. – Допустим, ты прав. Давай свалим все в кучу и примем на вооружение твою версию.

Допустим, Бондарева убили его коллеги, и убили потому, что он видел что-то лишнее. Я бы сказал, что его могли убить за другое – за то, например, что это он пришил своего напарника и умыкнул икону…

Юрий сделал неопределенное движение, и Светлов поспешно добавил:

– Я же этого не говорю! И нечего на меня таращиться. Сколько раз ты ошибался в людях? Не хочешь говорить плохо о покойнике – не говори. Но сбрасывать такую возможность со счетов нельзя. Только отработав все версии до единой, мы можем найти икону.

– Черт возьми, – явно сдерживаясь из последних сил, сказал Филатов. – Сколько раз я должен повторять, что мне наплевать на икону! Меня интересуют только убийцы Бондарева, и предупреждаю тебя заранее: вкалывать на твой будущий сенсационный репортаж я не собираюсь. И вообще, Дима, – добавил он немного мягче, – лучше бы тебе на время убраться из города. Лида, наверное, волнуется, да и за дочку ты в ответе. Не имеешь ты теперь права рисковать, понял?

– Риск для журналиста не право, а обязанность, – торжественно провозгласил Светлов, но тут же бросил дурачиться и снова взял серьезный тон. – Ладно, допустим – допустим! – я тебя послушаюсь и уеду. Твои действия? Пойдешь одной рукой морды бить? Давай-давай. Только учти, что это не шпана подзаборная, а профессионалы. Даже если они тебя не грохнут втихаря, ни черта ты от них не узнаешь. Не скажут они тебе ничего, даже не надейся. И следить за ними у тебя кишка тонка – засекут в два счета и прихлопнут, как таракана, потому что они в этом деле мастера, а ты – никто.

Ну вот скажи, что ты станешь делать после моего отъезда? Пистолет – штука полезная, но он не все решает.

Антиквара, например, расстреляли из современного автомата с глушителем, так что твой сувенир времен второй мировой трудно воспринимать всерьез. Итак?..

– Чего ты привязался? – вяло огрызнулся Юрий, несколько сбитый с толку прокурорским тоном Светлова. – Какое тебе дело, что я стану делать? Ну вот, к примеру, Рыжий. Тот парень, что меня порезал, был рыжий, как подосиновик. По-твоему, этого мало для начала?

А этот Аверкин, кстати, вылитый Фантомас.

– Ну и что? То есть, ты, скорее всего, прав, и Бондарева действительно убрали его коллеги – знал, наверное, много, оттого и помер, – но что это тебе дает?

Ты когда-нибудь задумывался о том, сколько в Москве рыжих и лысых? Для суда твои догадки не аргумент, а подтвердить их ты не сможешь. Рыжего своего они просто спрячут подальше, а против Аверкина у тебя ничего нет и не будет. Поверь, он уже соорудил себе железное алиби, и ты его ничем не проймешь. Ну а если , попытаешься действовать привычными методами, тут тебе и каюк – грохнут на месте, и десяток свидетелей подтвердят, что ты напал первым. С оружием. Кстати, у них у всех имеются не только стволы, но и разрешения на ношение оружия, а у тебя – фига в кармане…

И не надо хмурить брови, я тебе дело говорю. Бросаться с кочергой на танк – это не героизм, а беспросветная глупость и дешевая рисовка. И даже, может быть, трусость. Видит человек, что справиться с танком не может – силенок маловато, да и ума не хватает, – а отступать некуда, вот он и кидается очертя голову прямиком под гусеницы…

– Да пошел ты, – вяло огрызнулся Юрий.

– Куда? – заинтересованно спросил Светлов.

– На вокзал! – взорвался Инкассатор. – На Украину, к родственникам! К чертям собачьим! Что ты прилип ко мне, как банный лист к заднице?! Как будто без тебя проблем мало…

Вопреки ожиданиям Юрия, Светлов нисколько не обиделся. То есть обиделся, наверное, – мальчик он был воспитанный, деликатный и к подобному обращению попросту не привык, – но виду не подал.

– Ты сейчас как старый кот, – сказал он спокойно, – который ищет какую-нибудь щель, чтобы забиться в нее и там подохнуть подальше от людских глаз. Но черт с тобой, это твое право. Скажи только, что ты намерен делать.

Филатов раздраженно дернул здоровым плечом. Думать ему сейчас было трудно, а двигаться – еще труднее. Хотелось лечь, закрыть глаза и погрузиться в забытье, а Светлов мешал, приставал со своими дурацкими вопросами.

«А Димочка-то прав, – подумал он, сдаваясь слабости и на минуту закрывая глаза. – Из меня сейчас боец – как из бутылки молоток. Действительно, все, что я могу сделать в данный момент, сводится к дурацкой попытке геройски погибнуть – без толку, без смысла, вот именно, как бык.,. Ну, и что теперь делать? Димочка только что об этом спрашивал. Надо бы ответить, а то невежливо получается».

– Что делать? – переспросил он для разгона. – Снять штаны и бегать… Надо выяснить, на самом ли деле перечисленные в записке типы работают в «Кирасе».

Ведь это легальное предприятие. Значит, где-то должны лежать их личные дела, трудовые книжки… Придется наведаться туда и пошарить по столам и сейфам, поискать совпадения фамилий с кличками, перечисленными в записке, и фотографий сотрудников ЧОПа с теми мордами, которые мне удалось запомнить в парке. Подозреваю, что совпадения найдутся, и притом довольно скоро.

Светлов скривился так, словно отведал жуткой кислятины.

– Стояла сырая и ненастная мартовская ночь, – замогильным голосом профессионального чтеца, участвующего в радиопостановке, затянул он. – Капли осевшего тумана дрожали на колючей проволоке ограждения и на вороненой стали автомата. Часовой поежился, плотнее запахнул дождевик и с тоской покосился на горевшее ровным желтым светом окно караульного помещения.

Он не заметил, как от стены ангара, выглядевшего сейчас глыбой мрака, отделилась какая-то темная фигура и, беззвучно перебежав открытое пространство, припала к земле, сразу же слившись с нею… Так, что ли? – оборвав себя на полуслове, спросил он другим, человеческим голосом. – Эх ты, реликт эпохи застоя… Проснись, Юра, двадцать первый век на дворе! Теперь все выглядит иначе, чем двадцать лет назад, когда ты только учился сворачивать людям шеи. Больше никто не хранит досье на своих сотрудников в папках с ботиночными тесемками, которые в случае какого-нибудь форс-мажора приходится жечь в сортире. Сегодня, Юра, информацию добывают и хранят совсем другими методами. Сейчас даже в магазинах компьютеры стоят. Слыхал про такого зверя?

– Компьютеры, говоришь? Ну, так это даже проще.

Не придется, по крайней мере, возиться с замками сейфов, – сказал Юрий с небрежной уверенностью, которой на самом деле не ощущал. Он был уверен, что сумеет найти на корпусе компьютера кнопку включения в сеть, но дальше этого его познания в области информационных технологий, увы, не простирались.

Его уверенный тон, кажется, не обманул Светлова.

Журналист презрительно фыркнул и постучал себя пальцем по лбу.

– Ох и чучело же ты, Юрий Алексеевич… Нет, в идее выкрасть из кабинета Аверкина компьютер, несомненно, есть что-то заманчивое. Но ведь ты, если даже доберешься до кабинета, непременно упрешь что-нибудь не то… Монитор, к примеру, упрешь, а дома включишь его в розетку и будешь ждать, когда он тебе человеческим голосом начнет выкладывать всю подноготную своего бывшего хозяина.

– А в ухо?.. – спросил Юрий.

– А не поможет, – ответил Светлов. – Слушай, чего ты кочевряжишься? Перед тобой стоит проблема, для решения которой у тебя не хватает квалификации… попросту говоря, не хватает элементарных знаний, которыми теперь обладает каждый третий школьник. В то же время прямо перед тобой сидит профессиональный охотник за информацией, и к тому же рвущийся тебе помочь. Я не вижу причин для отказа, кроме твоего ослиного упрямства. Он, видите ли, сделает все сам! Учти, я не дам тебе покончить с собой таким извращенным способом. Я, черт возьми, позвоню в ментовку, и тебя просто повяжут за незаконное хранение оружия и подделку документов! Так, по крайней мере, ты хоть жив останешься.

Юрий снова закрыл глаза. Голова у него опять разболелась, к горлу подкатила тошнота. «Сволочь, – подумал он о своем собеседнике, – на измор меня берет, пользуется моей слабостью. А может, он прав? Ничегошеньки я в этом не понимаю, а противник у меня и впрямь не тот, кого можно напугать кулаком или даже пистолетом…»

– Ладно, – не открывая глаз, сказал он. – Допустим, ты меня уболтал. Ну а что я скажу Лиде, если тебе ненароком вышибут мозги?