Текст книги "Рукопись Платона"
Автор книги: Андрей Воронин
Жанр: Исторические детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
– Да понял я, понял, – сквозь зубы процедил Хрунов. – Вот, значит, как обстоят дела!
– Чего это? – тупо спросил Ерема, который, в отличие от своего атамана, не понял, как именно обстоят дела.
– Не зря мы, брат, сюда пришли, – со странной интонацией проговорил Хрунов, неотрывно наблюдая за разворачивавшейся на крыльце сценой. – Я-то думал, что этот тип сам по себе орудует, а он, значит, тоже из рук княжны кормится! Что ж, так оно даже лучше. Путаницы поменьше, порядка побольше... А порядок, Ерема, первое дело.
Между тем вслед за человеком в пенсне на крыльцо вышла княжна. В тихом ночном воздухе их голоса разносились далеко, и притаившиеся за забором разбойники слышали каждое слово.
– Завтра же возобновлю раскопки, – блестя стеклами пенсне, обещал молодой человек. – Теперь, заручившись вашим полным одобрением, я не отступлю ни на шаг, пока не добьюсь желаемого результата.
– Только помните, Алексей Евграфович, что одобрение мое не распространяется на подземелья кремля, – с улыбкой сказала княжна, протягивая ему руку. – Оставьте сие опасное занятие другим, у вас же предостаточно иных дел.
– Непременно, – невпопад ответил молодой человек, целуя ей руку. – Как вы говорите, так я и поступлю. В самом деле, пусть в подвалах роются другие!
При этих словах Ерема и Хрунов понимающе переглянулись. Ошибиться в истолковании этого короткого обмена фразами было, как им казалось, невозможно. Хрунов скрипнул зубами, теребя рукоятку спрятанного под одеждой пистолета.
– Дьявол тебя забери, – прошептал он, адресуясь к княжне. – На что тебе такая прорва денег?
– Вы, барин, сами сказывали, что денег много не бывает, – встрял Ерема – как всегда, без спросу. – Помните, как давеча нам с Иваном объясняли: денег-де бывает или мало, или совсем мало.
– Заткнись, голова еловая, – зашипел на него Хрунов, – не мешай слушать!
– Если не хотите воспользоваться экипажем, я пошлю с вами кого-нибудь из слуг, – говорила в это время княжна. – Помилуйте, нельзя же идти одному, это опасно!
– Ах, оставьте, сударыня, – отвечал Берестов. – Не хватало еще, чтобы во время прогулки у меня над ухом сопел какой-то мужик, от которого, между нами говоря, в случае опасности не будет никакого проку. Поверьте, со мной ничего не случится! Что это вы придумали, будто мне грозит какая-то опасность? Единственная опасность, которая мне действительно угрожает, это неминуемая взбучка, каковую я получу от своего дядюшки по возвращении. Он очень щепетилен в вопросах этикета и будет зол на меня за то, что я так непозволительно у вас засиделся. А то еще, чего доброго, решит, что я действовал в соответствии с его мечтаниями и провел все это время, добиваясь вашей любви. Смешно, не правда ли?
– Право, вам виднее, – ответила княжна. – Мне трудно об этом судить, потому что до сего дня я ни разу не слышала, что ухаживать за мною – смешное занятие. Вот ухажеры частенько бывают смешны, но к делу своему они обыкновенно подходят с полной серьезностью.
Берестов звонко хлопнул себя по лбу.
– Ах, господи, что я такое говорю! – с отчаянием в голосе воскликнул он. – Вот уж, воистину, язык мой – враг мой. Клянусь вам, я совсем не то имел в виду.
– Подозреваю, что вы говорите правду, – со смехом сказала княжна. – Но полно нам с вами болтать. Коли не хотите брать провожатого, так ступайте скорее. А все-таки лучше бы вам поехать в коляске.
– Пустое, сударыня, – отмахнулся Берестов. – Через четверть часа я уже буду стоять в дядюшкиной гостиной и, понурив голову, слушать, как он меня распекает. Пожалуй, мне действительно пора идти, не то он лопнет от гнева. Прощайте, сударыня!
– Покойной ночи, сударь. Если откопаете что-нибудь любопытное, сообщите, пожалуйста, мне.
– Непременно, – пообещал Берестов уже со ступенек. – Сразу же!
С видимым сожалением сбежав с крыльца, он обернулся, но княжны наверху уже не было.
– Удивительная женщина, – пробормотал Берестов. – Ей-богу, так и подмывает послушаться дядюшкиного совета.
С этими словами он двинулся по скудно освещенной улице в сторону дома градоначальника. Хрунов и Ерема, выбравшись из укрытия, последовали за ним. Ерема шел с явной неохотой, не понимая, видимо, причины, из-за которой его заставляли посреди ночи слоняться по городу. Хрунов же, напротив, весь кипел от какого-то нездорового возбуждения, и его бородатый спутник нисколько не удивился, когда атаман, дернув за рукав, увлек его в темный переулок.
Здесь они побежали, прыгая через заборы, будоража собак и взрывая сапогами рыхлую землю огородов. Цепные псы заходились хриплым лаем, послышались недовольные голоса хозяев, которые пытались унять расходившихся собак. Вскоре весь этот гвалт остался позади, и разбойники, срезав изрядный крюк, снова выскочили на застроенную господскими особняками улицу в двух кварталах от дома градоначальника.
Из-за угла появился Берестов, двигавшийся неторопливой походкой человека, у которого хорошо на душе и которому ровным счетом некуда торопиться. Хрунов толкнул Ерему в грудь, и бородач, уже успевший сообразить, что к чему, послушно растворился в тени. Оставшись один, Хрунов одернул полы своей испачканной кирпичной пылью, землей и бог весть какой еще дрянью венгерки, поправил на голове картуз и двинулся навстречу Берестову, на ходу вынимая из кармана портсигар.
– Простите, милостивый государь, – заговорил он, поравнявшись с тем, кто, как ему представлялось, был его конкурентом в погоне за сокровищами Ивана Грозного. – Мне крайне неловко беспокоить вас в столь поздний час, но не найдется ли у вас огоньку? Представьте, какая получилась нелепость: вышел прогуляться, подышать воздухом, решил выкурить перед сном сигарку, а спичек-то и нет! Право, нелепость! И вот, как видите, приходится приставать посреди ночи к прохожим со всяким вздором! Еще раз простите великодушно.
– Пустяки, – сказал Берестов, подслеповато вглядываясь в лицо Хрунова сквозь блестящие круглые стекла. Его, вероятно, удивил странный наряд ночного незнакомца, более уместный на охоте, чем посреди спящего города, но он не подал виду. – Вот, прошу вас. И кстати, вы подали мне отличную идею. Не выкурить ли и мне сигару перед сном?
– Отменная мысль, – одобрительно заметил Хрупов, чиркая спичкой и поднося ее Берестову. – Что может быть лучше хорошей сигары, выкуренной в тишине и спокойствии теплой летней ночи? Не знаете? Так я вам отвечу. Лучше может быть только сигара, выкуренная в тишине и спокойствии летней ночи в компании приятного собеседника. Вы не находите?
– Пожалуй, – подумав, согласился Берестов и улыбнулся немного беспомощной улыбкой, свойственной обыкновенно добродушным и притом близоруким людям.
– В таком случае, позвольте рекомендоваться: отставной поручик Николай Иванович Храповицкий.
Берестов тоже представился. Раскурив сигары, они рука об руку двинулись вдоль улицы, болтая о пустяках. Умело направляя разговор, Хрунов в течение каких-нибудь десяти минут узнал всю подноготную Берестова: кто он таков, с чем его едят, зачем приехал в город и что делает подле стен кремля. Узнав, что Берестов слыхом не слыхал о библиотеке Ивана Грозного, а раскопки свои производит только из интереса к новой науке археологии, Хрунов мысленно усмехнулся, но после подумал, что это может оказаться правдой: студент не производил впечатления человека, который умеет лгать. Это был типичный книжный червь, место коему было на страницах романа. Хрунов знал, что людей подобных Берестову, при всей их неприспособленности к жизни и кажущейся карикатурности, как правило, используют в своих интересах все кому не лень. Узнав о производимых им раскопках, княжна Вязмитинова наверняка его использовала. Это был своего рода запасной вариант: поощряемый ею, студент и впрямь мог случайно наткнуться в земле на что-нибудь ценное.
За разговором они незаметно миновали дом градоначальника, поднялись по крутой немощеной улице и остановились на краю заросшего бурьяном пустыря, оставшегося на месте выгоревшего дотла и до сих пор не отстроенного квартала. Позади них подмаргивал редкими огоньками уснувший город, справа из зарослей сорной травы торчали покосившиеся и закопченные печные трубы, а впереди призрачно голубели в лунном сиянии стены и башни кремля.
– Не выкурить ли нам еще по одной? – будто бы невзначай предложил Хрунов, растирая в пыли окурок подошвой сапога. – Вид здесь отменный, но мне все время чудится, что от развалин тянет гарью.
– Правда? – удивился Берестов. – А я ничего не чувствую.
– И не должны чувствовать, – улыбнулся Хрунов. – Этот запах вот здесь. – Он постучал себя согнутым пальцем повыше виска. – Ведь вы, верно, не воевали? А я воевал и чуть было не отдал Богу душу прямо тут, едва ли не на этом самом месте. Представьте, я своими глазами видел, как все вокруг горело и рушилось. Огонь подбирался ко мне со всех сторон, а я не мог даже пошевелиться, отползти... Поганое это дело – умирать.
Рассказ Хрунова, действительно получившего тяжелую контузию в битве за Смоленск, был чистой правдой и оттого прозвучал вполне искренне.
– Отечество в долгу перед вами, – срывающимся голосом сказал Берестов первое, что пришло ему в голову.
– В самом деле? – равнодушно переспросил Хрунов, жуя кончик сигарки. – Да, пожалуй, что так. В таком случае я в опасности.
– Не понимаю, – развел руками Берестов. Толстая сигара торчала у него изо рта, придавая ему глупый и комический вид.
– Ну как же! – воскликнул Хрунов. – Ведь вы студент и должны понимать такие вещи, как никто. Кого мы более всего ненавидим? Своих кредиторов, не так ли? А коли отечество передо мною в долгу, так я получаюсь его кредитор, и, следовательно, оно не может испытывать ко мне ничего, кроме неприязни.
Берестов рассмеялся – слегка, впрочем, обескураженно.
– Что за странная фантазия, – сказал он. – У вас очень необычный склад ума.
– Не спорю, – согласился Хрунов. – Ума у меня действительно целый склад, и я использую его для того, чтобы взимать долги, не дожидаясь, пока в должниках моих проснется совесть.
– У вас много должников?
– Целое отечество, по вашим собственным словам.
Берестов снова засмеялся, на сей раз совсем уже неуверенно, и, вынув изо рта сигару, спрятал ее в карман.
– Я раздумал курить, – сказал он. – Пожалуй, мне пора восвояси, не то дядюшка совсем разнервничается и будет до самого утра бродить из комнаты в комнату, попивая коньяк.
– Ах да, ваш дядюшка! – воскликнул Хрунов. – Да, вы правы, не стоит попусту волновать старика. Боюсь, у него еще будет множество причин для волнения. Что ж, прощайте, Алексей Евграфович. Мне было чертовски приятно с вами познакомиться.
– Прощайте, – сказал Берестов и, поклонившись, двинулся обратно, к мигавшим в темноте городским огонькам.
Хрунов, глядя ему вслед, затянулся сигаркой и вдруг крикнул:
– Алексей Евграфович! Постойте! Я совсем забыл. У меня к вам еще один, совсем маленький, вопрос.
– Слушаю вас, – обернувшись, настороженно сказал Берестов. Казалось, он заподозрил что-то неладное, и Хрунов, забавляясь, подумал, с каким опозданием просыпается в людях спасительный инстинкт.
– Совсем забыл, – повторил поручик, подходя к Берестову и выпуская струйку дыма прямо в лицо луне. – Я хотел спросить, не известно ли вам, часом, что ищет в подземельях кремля княжна Вязмитинова?
Берестов вздрогнул, как от удара, и пристально вгляделся в освещенное полной луной лицо Хрунова.
– Мария Андреевна? А с чего вы взяли, что она там что-то ищет? И вообще, сударь, по какому праву вы о ней расспрашиваете?
– По праву кредитора, – усмехаясь, ответил Хрунов. – Княжна Мария Андреевна – один из моих самых давних и недобросовестных должников.
– Княжна должна вам деньги? – недоверчиво спросил Берестов. – Простите, сударь, но в это трудно поверить.
– Речь идет не о деньгах, – посасывая сигарку, пояснил Хрунов, – а о чем-то гораздо более ценном для человека благородного.
– Я не желаю продолжать этот разговор, – решительно заявил Берестов.
– Но вам придется его продолжить, – с насмешкой возразил Хрунов.
– Сомневаюсь. Мне кажется, вы враг княжне. Поэтому я сию минуту отправлюсь домой и, невзирая на поздний час, извещу о вашем появлении, во-первых, своего дядюшку, а во-вторых, княжну Марию Андреевну.
– Хорош защитничек, – прокомментировал это решение Хрунов. – Чуть что, сразу к дядюшке-градоначальнику с ябедой... Впрочем, воля ваша. Делайте что хотите, хоть тревогу в казармах объявляйте, мне-то что? Не понимаю, с чего вы так взъелись. Вам что, тяжело ответить на такой простой, невинный вопрос?
– Я не желаю с вами говорить, – стеклянным от волнения голосом ответил Берестов. – Вы мне решительно неприятны, и я жалею, что вступил в эту беседу. Но на вопрос ваш, если угодно, отвечу. Извольте: княжна Вязмитинова ничего не ищет в подземельях смоленского кремля и, насколько мне известно, не проявляет к ним ни малейшего интереса. Теперь вы довольны?
– Увы, – сказал Хрунов. – Вы же разумный человек, так скажите: были бы вы довольны на моем месте, получив подобный ответ? Ложь, Алексей Евграфович, способна разрушить даже самую крепкую дружбу.
– О какой дружбе вы говорите? Я вам не друг, да и вы мне никто. Просто посторонний человек, случайно встретившийся на улице...
– Случайно ли? Впрочем, это неважно. Вы совершенно правы, я вам никто. А теперь сами посудите: если ложь может превратить друга во врага, то в кого же она тогда способна превратить совершенно постороннего, как вы выразились, человека? Ведь я убить вас могу, Алексей Евграфович!
– Вы ищете сатисфакции? – надменно задрав кверху бородку, уточнил Берестов.
Его очки в лунном свете казались двумя серебристыми лужицами расплавленного металла. Он был худ, сутул и смешон в своем гневе, и Хрунов не отказал себе в удовольствии рассмеяться ему в лицо.
– Не будьте идиотом, – сказал он, – и не считайте идиотом меня. Когда я говорю, что хочу вас убить, то подразумеваю именно убийство, а не глупый фарс, именуемый дуэлью. Я не собираюсь давать вам шанс случайно прострелить мне голову, милейший Алексей Евграфович.
– Вы низкий, грязный человек! – таким тоном, будто только что совершил великое открытие, проговорил Берестов. – Вы негодяй!
– Быть может, вы и правы, – не стал спорить Хрунов, – но все это не дает ответа на поставленный мною вопрос: что ищет княжна Вязмитинова в подземелье?
– Я изобью вас в кровь, как последнюю собаку! – выкрикнул Берестов, бросаясь вперед.
Его самонадеянность позабавила Хрунова, но в следующее мгновение ситуация изменилась, потому что за спиной у студента бесшумно, как призрак, вырос Ерема. Что-то почувствовав, Берестов хотел обернуться, но было поздно: по-рысьи прыгнув ему на плечи, одноухий бородач обхватил его лицо своей грязной пятерней, задирая кверху подбородок. В лунном свете в последний раз остро сверкнуло свалившееся с переносицы Берестова пенсне, потом блеснул нож и послышался неприятный хлюпающий звук. Хрунов торопливо отскочил назад, спасая платье от хлынувшей из перерезанного горла крови.
– Ты что наделал, дубина?! – выкрикнул Хрунов и, не сдержавшись, со всего маху съездил Ереме в уцелевшее ухо, отлично понимая, что браниться и даже драться поздно: чертов бородатый упырь улучил-таки момент. – Ты что натворил, крокодил бородатый?! – продолжал он, пиная свалившегося рядом с мертвым студентом Ерему. – Тебе кто велел его резать? Я тебе велел?
– Так как же, барин, – прикрываясь руками, скулил Ерема, – как же иначе-то, кормилец? Ведь он же, басурман, прибить вас грозился!
– Ты дураком-то не прикидывайся, – остывая, сказал Хрунов и, вынув из кармана спички, раскурил потухшую сигарку. – Будто ты не видел, что я его мизинцем в бараний рог могу скрутить. Ну что за наказание! Ведь он же так ничего и не сказал! Тьфу! Угораздило меня связаться с идиотом! Вставай, дурак, чего разлегся? Теперь его закапывать надо.
– Возиться с ним, – невнятно пробормотал Ерема, садясь в пыли. Он сел, выплюнул скопившуюся во рту темную кровь, потрогал ухо и коротко зашипел от боли. – Затащить в подземелье да и бросить в каком склепе, всего и делов-то.
– Как знаешь, – сказал Хрунов, брезгливо переступая через кровавую лужу. – Сам напакостил, сам за собой и прибирай. Хоть с кашей его съешь, мне безразлично. А только к утру чтобы здесь и пятнышка не было, понял?
Ерема, кряхтя, поднялся с земли, взвалил на спину мертвое тело и побрел с ним в горку, к кремлю. Хрунов проводил его сердитым взглядом, покачал головой, вздохнул и легко зашагал в обратную сторону, в город, думая о том, что все не так уж плохо: в конце концов, Ерема, хоть и поспешил немного, сделал именно то, что собирался сделать сам атаман, – обрубил одно из многочисленных щупалец ненасытного спрута, который именовался княжной Вязмитиновой.
Когда его шаги затихли в отдалении, густые заросли бурьяна на пустыре раздвинулись и на дорогу, по-звериному пригибаясь, выбрался какой-то человек. Он немного постоял, вслушиваясь в ночь и глядя то направо, где скрылся Ерема со своей страшной ношей, то налево, куда ушел Хрунов. Похоже, незнакомец не мог решить, за кем ему пойти. Наконец решение было принято, и сгорбленная фигура крадучись двинулась в сторону кремля, поминутно оглядываясь и стараясь держаться в тени.
Глава 12
Герр Пауль Хесс даже не подозревал, до какой степени вымотался, производя свои раскопки, пока не добрался до дома княжны Вязмитиновой и не закрыл за собою дверь своей комнаты. В этот самый момент усталость навалилась на него, как сошедшая с гор снежная лавина, и у герра Пауля едва хватило сил на то, чтобы повернуть ключ в замке и добрести до кровати.
Кое-как пристроив на ночном столике зажженную свечу и сшибив при этом на пол пустой стакан и томик Платона, герр Пауль со стоном повалился на кровать, раскинув руки крестом и даже не сняв испачканных землею сапог. Впрочем, испачканы были не только его сапоги: скосив глаза, немец увидел на белой наволочке крупинки песка и комочки известкового раствора, насыпавшиеся с его волос. Герр Пауль с отвращением закрыл глаза и подумал, что прислуга наверняка доложит княжне о том, что ее постоялец явился на ночь глядя в таком виде, будто только что восстал из могилы. Увы, глаза почти сразу же пришлось открыть, потому что стоило только ему смежить веки, как перед его внутренним взором поплыли бесконечные темные коридоры, груды земли, узкие каменные норы и глухие кирпичные тупики. Он попытался наспех сочинить какую-нибудь басню для княжны, но вынужден был отказаться от этого намерения: любое усилие, в том числе и мысленное, вызывало у него тошноту и головную боль. Золотая лихорадка прошла, наступило похмелье, и в данную минуту эмиссар отцов-иезуитов мечтал только об одном: поскорее заснуть и до самого утра не видеть снов.
Приходила прислуга, стучала в запертую дверь и глупым деревенским голосом спрашивала, станет ли барин вечерять. Герр Пауль сначала не отзывался, а потом, не утерпев, послал ее к черту – правда, по-немецки, так как не желал наутро объясняться с княжной по поводу своей неспровоцированной грубости.
Впрочем, прислуга, хоть и не могла понять значения произнесенных немцем слов, правильно оценила интонацию, и больше герра Пауля в этот вечер не беспокоили. Он лежал, воспаленными глазами глядя на огонек оплывающей свечи и понемногу погружаясь в то странное полудремотное состояние, в котором сон невозможно отличить от яви. В этой полудреме ему привиделся царь Иван IV; грозный самодержец кричал на герра Пауля, на архаичном и оттого неудобопонятном русском языке вопрошая, почто он зарится на царскую казну и тщится подорвать устои святой православной веры. От самодержца разило козлом, он тряс перед лицом герра Пауля корявыми растопыренными пятернями и грозился вздернуть его на дыбу. Убоявшись мести государя, герр Пауль сделал над собой нечеловеческое усилие и проснулся.
За окном серел ранний предрассветный сумрак, в комнате было темно и пахло сгоревшей свечой. Где-то приглушенно, будто сквозь вату, тикали часы. Герр Пауль протянул руку и пошарил по крышке ночного столика, но не нашел ничего, кроме подсвечника и коробки спичек. Что-то стесняло его движения, и лишь теперь он вспомнил, что улегся спать в одежде. Вполголоса помянув черта, немец вынул часы из жилетного кармашка, зажег спичку и бросил взгляд на циферблат. Было начало четвертого, но спать уже не хотелось. Хесс поднялся с кровати, подошел к комоду, на ощупь достал из ящика новую свечу и, вернувшись к столу, зажег ее.
Предрассветные сумерки за окошком мигом превратились в непроглядную ночную тьму. Герр Пауль задернул тяжелую штору, отгородившись ею от подступающего дня, стащил наконец с ног тяжелые жаркие сапоги, уселся за стол и стал думать, как ему быть дальше. Задумчиво ероша остатки волос на голове, он запустил руку в карман сюртука, вынул оттуда какой-то небольшой предмет и, повертев его перед глазами, бросил на стол. Увесистый металлический диск с глухим звоном подпрыгнул на столешнице и лег на краю отбрасываемого свечой светового круга. Желтые отблески огня заплясали на его тусклой поверхности, украшенной полустертым барельефом в виде головы незнакомого герру Паулю бородатого мужчины. Немец побарабанил пальцами по скатерти, снова взял со стола тяжелую старинную монету, подбросил ее в воздух и поймал с рассеянной ловкостью мошенника. Монета с отчетливым шлепком впечаталась в подставленную им ладонь; короткие пухлые пальцы герра Пауля хищно сомкнулись, спрятав монету в кулаке. Монета вызывала странное ощущение: герр Пауль не раз держал в руках старинные предметы, однако кладов до сих пор не находил, и сейчас ему казалось, что зажатый в его ладони стертый золотой кругляшок много тяжелее, чем должен бы быть.
Герр Пауль нашел эту монету минувшим вечером под завалом, в прорытой им норе, – нашел совершенно случайно, отгребая назад разрыхленную лопатой землю. Накануне он слишком устал, чтобы оценить свою находку, но сейчас, когда он сидел в тишине спящего дома и смотрел в пустоту поверх пламени свечи, ему было ясно, что он на правильном пути.
Увы, путь этот был наглухо перегорожен обломками рухнувшего свода, убрать которые с дороги немец не мог. Он подумал, что мог бы попытаться найти обходной путь и подойти к завалу с обратной стороны, воспользовавшись каким-нибудь другим коридором. Но существовал ли он, этот коридор? Герр Пауль подозревал, что даже в таком случае потратил бы недели, а то и месяцы на то, чтобы его найти.
Но монета... Монета не могла далеко откатиться от расколотого сундука, да и Бертье на исповеди сказал, что клад накрыло обвалом раньше, чем он успел прикоснуться к золоту. Следовательно, библиотека Ивана Грозного или значительная ее часть была похоронена под спудом каменных обломков – там, под завалом, который стал непреодолимым препятствием для герра Пауля.
Пелена усталости, которая заволакивала мозг иезуита вечером, растаяла за несколько часов сна, и теперь, окончательно осознав, как близок он был к своей цели, герр Пауль едва не впал в отчаянье. Клад лежал в двух шагах от него, но добыть его не было никакой возможности. Разве что использовать порох, но тогда проще заранее объявить о своем намерении в газете – все равно на взрыв сбежится полгорода. К тому же Хесс искал не золото, а книгу – старинную рукописную книгу, и без того наверняка пребывающую в весьма плачевном состоянии. А книги и взрывы дурно сочетаются, тут уж либо одно, либо другое...
«Мне не нужно золото, плевать я на него хотел, но если найти несколько физически крепких подонков и пообещать им золото – все золото, сколько его там есть, – в обмен на стопку истлевших пергаментных листков, дело может выгореть. А подонков в этом городе – хоть пруд пруди...»
Приняв решение, герр Пауль немедля начал действовать. Первым делом он переоделся, скатав грязное платье в тугой ком и засунув его в самый дальний угол шкафа. Когда с этим было покончено, он кое-как стряхнул с пастельного белья землю, известку и кирпичную крошку. Белье осталось грязным, но теперь, по крайней мере, не создавалось впечатление, будто на кровати ночевал мешок с картошкой. Рассовав по карманам часы, бумажник и пистолет, герр Пауль взял под мышку наскоро протертые от пыли сапоги, на цыпочках подкрался к двери и выглянул в коридор.
Ему удалось уйти из дома, никого не потревожив. Перемахнув через невысокий забор и очутившись в боковом переулке, немец поднял голову и посмотрел на дом, который черной громадой возвышался на фоне жемчужно-серых предрассветных сумерек. Ни одно окно не светилось, и даже собаки молчали – не то спали, набегавшись за ночь по своим собачьим делам, не то уже успели привыкнуть к хозяйскому постояльцу.
Герр Пауль наклонился и подтянул голенища надетых впопыхах сапог, затем выпрямился, нахлобучил на плешь смешную старомодную треуголку, проверил, на месте ли пистолет, и быстро зашагал вдоль улицы. Проведенная им накануне рекогносцировка не прошла даром, и теперь иезуит точно знал, куда и зачем идет. Знал он и то, что с подобной прогулки можно запросто не вернуться, однако полагал, что Господь защитит своего слугу от всех напастей.
Через четверть часа он уже стучал в грязную и обшарпанную дверь какого-то полуподвала, в котором, судя по внешнему виду дома, непременно должна была храниться какая-нибудь дрянь. В каком-то смысле так оно и было, и, нетерпеливо барабаня в дверь костяшками пальцев, герр Пауль молил Бога, чтобы сия отчаянная вылазка не вышла ему боком.
На его стук никто не откликнулся. Снова помянув черта, герр Пауль ударил в дверь кулаком, а когда и это не помогло, повернулся к двери задом и принялся размеренно колотить в нее каблуком. На пятом или шестом ударе дверь неожиданно распахнулась, и герр Пауль непременно переломал бы себе половину костей, скатившись в подвал по крутой лестнице, если бы не успел крепко ухватиться за косяк.
Открывший дверь здоровенный мужик в мясницком фартуке на голое тело и с заспанной волосатой рожей даже не подумал поддержать потерявшего равновесие немца – напротив, он посторонился, предоставляя незваному гостю самостоятельно решать, падать ему или все-таки остаться на ногах. Герр Пауль выбрал второе и, снова поворотившись к двери лицом, попытался войти внутрь.
Мужик немедля заступил ему дорогу. От него исходил запах застарелого пота и еще какой-то гадости, но вином почему-то не пахло. Своротить с места эту гору потного мяса нечего было и думать, и герр Пауль, вежливо приподняв треуголку, приветственно помахал ею над своей блестящей лысиной.
– Вам чего, барин? – весьма непочтительно осведомился здоровяк, продолжая загораживать проход. – Дверью, что ли, ошиблись? Ступайте себе подобру-поздорову, нечего вам тут делать.
– Я сам решать, что делать, – от волнения путая слова, объявил герр Пауль. – Пропускать меня сию минуту, мне надо пить.
На тот случай, если верзила его не понял, он поднес руку ко рту и сделал вид, что опрокидывает в глотку стакан.
– Ты еще и нерусский, – с удивлением констатировал верзила. – Юродивый, что ли? Али смерти ищешь? Проходи мимо, барин, не пытай судьбу. Не блажи, болезный, не гневи Бога попусту. Ведь прирежут, как поросенка, и пикнуть не успеешь. Да и спят все давно, закрыто заведение.
Тогда герр Пауль достал из одного кармана серебряный рубль, а из другого пистолет и показал эти предметы своему несговорчивому собеседнику.
– Хочешь деньги – получишь деньги, – сказал он. – Хочешь пулю – получишь пулю. Выбирай, мужик, серебро или свинец?
Пистолет у герра Пауля был двуствольный, короткий, но преизрядного калибра. Некоторое время верзила играл с пистолетом в гляделки, а после пожал плечами, протянул могучую волосатую лапу и взял рубль.
– Как знаешь, барин, – сказал он, отступая от двери. – А только, ежели что, пеняй на себя. Рубль дал... Вот и видно, что юродивый. Да на рубль в любом кабаке до смерти опиться можно!
– Кабаки сейчас закрыты, – проходя в дверь, сообщил ему Хесс, – а мне надобно выпить сию минуту.
– Как знаешь, – повторил верзила, топая вслед за ним по крутой и неровной кирпичной лестнице. – Экий ты куражливый, хоть и нерусский!
Спуск по лестнице оказался весьма продолжительным, и примерно на середине его иезуит уловил волнами накатывавший снизу глухой многоголосый говор, напомнивший ему шум прибоя. Вместе со звуком появился и начал усиливаться запах – адская смесь табаку, прокисшей браги, кухонного чада, свечной копоти и десятков немытых тел. Герр Пауль подозревал, что ночная жизнь этого гнусного притона должна сильно отличаться от дневной, но того, что предстало его взору при входе в обеденную залу, он все-таки не ждал.
Просторная зала с низким сводчатым потолком, опиравшимся на толстые кирпичные колонны, была набита битком. Огни сальных свечей, масляных светильников и даже, как показалось немцу, смоляных факелов с трудом пробивались сквозь висевшее под потолком мутное облако дыма и испарений. Шум голосов и впрямь был похож на грохот прибоя – здесь можно было кричать во всю глотку и не услышать собственного голоса. За грубыми дощатыми столами пили, жрали, играли в кости, орали богохульные песни и лапали полуголых девок обросшие грязными бородами люди, от одного взгляда на которых вдоль позвоночника пробегал колючий озноб. Повсюду, куда ни глянь, видны были разинутые волосатые пасти с кривым частоколом гнилых зубов – орущие, храпящие, изрыгающие хулу, норовящие во что-нибудь вцепиться – то ли в кусок мяса, то ли в глотку ближнего. Сквозь прорехи истлевших лохмотьев сверкала потная плоть в серых разводах грязи – то коричневая, то мертвенно-бледная, то мужская, то женская.
Герр Пауль оглянулся, но бородатый Вергилий, в сопровождении которого он спустился в этот ад, уже куда-то исчез. С огромным трудом подавив в себе здоровое желание бежать отсюда без оглядки, немец задержал дыхание, как перед прыжком в воду, и храбро двинулся вперед. Он протискивался между столами, разгребая галдящую толпу, расталкивая, расплетая, перешагивая, а то и наступая на вытянутые руки и ноги, ибо иного способа передвижения здесь не существовало. Густой, как студень, смешанный запах скотобойни и помойки забивал ему ноздри, под ногами хрустели и чавкали разбросанные по полу объедки и битое стекло. На него никто не оглядывался, не показывал пальцем и вообще не пялился, однако краем глаза иезуит все время ловил на себе косые, заинтересованные взгляды. Наконец он высмотрел то, что искал, – свободное место за маленьким, всего на двоих, столиком в самом углу, более напоминавшим поставленную на попа винную бочку, каковой он при ближайшем рассмотрении и оказался.
За столиком уже сидел какой-то косматый оборванец – не столько, впрочем, сидел, сколько лежал, вытянув перед собой прямые, как палки, костлявые руки и уронив на залитые водкою доски темное лицо. Не видя иного выхода, герр Пауль подошел к нему, взял за шиворот и оттолкнул от стола, чтобы освободить себе место. Внутри у него все мелко дрожало от страха и отвращения, но внешне он держался уверенно и независимо – так, словно был завсегдатаем этой клоаки и ничего здесь не боялся.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.