Текст книги "Слепой. Операция «Атлантический циклон»"

Глава 15

– Он же не христианин, какое может быть венчание? – объяснила Лариса бабке-соседке, поинтересовавшейся, когда молодые отправляются в церковь.

Бабка, за долгие годы соседства привыкшая к девушке и считавшая ее русским человеком, тут же воскликнула:

– Что же ты, деточка, выбрала себе нехристя? Разве мало вокруг нормальных парней?

– Не хотят они на мне жениться.

– Да что ты такое говоришь! Писаной красавице вроде тебя достаточно пальчиком шевельнуть, и молодые люди сразу упадут к твоим ногам.

– Если девушка хочет, чтобы мужчины падали к ее ногам, ей надо заняться боксом, – улыбнулась Лариса.

– А? – не поняла старушка.

– Шучу я. Извините, баба Зина, мне пока идти. Скоро жених приедет, а я еще не одета.

Янлин явился в точно назначенное время. Ю выглядел счастливо-смущенным. Он испытывал неловкость и от ситуации, и от своего вида. Молодой человек привык одеваться скромно, однако ради такого случая пошил костюм из самого дорогого материала у лучшего в городе мастера. Свидетелем у Янлина вызвался быть сам Гунсунь, к тому времени ставший до того известным среди местных жителей, что его узнала одна из сотрудниц Загса. Она не замедлила сообщить об этом своим коллегам, и те с любопытством разглядывали невзрачного китайца, послушно замершего справа и чуть позади жениха.

Обменявшись кольцами и поцелуями, брачующиеся в сопровождении родных и друзей отправились в зал шампанского, а оттуда поехали к памятнику покорителям Сибири, находившемуся за чертой города.

Раньше молодожены традиционно отправлялись к памятнику Ленину, но стараниями либеральной администрации его снесли. Ничего же другого, претендующего на место паломничества брачующихся, в городе не было.

Около памятника Ю взял Ларису на руки и долго держал, давая время всем желающим сделать фотографии. Погода стояла прохладная, а до начала застолья оставалось больше часа, и Гунсунь совершил удивительный жест, пригласив всех людей на короткую экскурсию по своему заводу. В результате гости попали в ресторан, когда все уже было накрыто.

Мать невесты еще с загса то и дело выносила мозг супругу:

– Ты хоть сегодня держи себя в руках. Я тебе сама дам бутылку, когда мы вернемся домой, лишь бы ты на людях вел себя по-человечески.

– Слово даю! Век мне водки не пить, если я его нарушу! – отвечал мужчина.

За столом он вспомнил о том, что когда-то считался одним из лучших ораторов факультета и произнес душевную речь, некоторых женщин растрогавшую до слез. Следующий тост отважился сказать Гунсунь. Поскольку большинство собравшихся являлись местными жителями, он начал говорить по-русски. Афоризмы китайских мудрецов, переведенные на другой язык, как назло, звучали двусмысленно и вызывали улыбки собравшихся. Жених деликатно указал своему хозяину на допущенную оплошность. Шан решил обойтись без народной мудрости и быстренько пожелал молодым счастья.

А тут и «горько» закричали. Китайцы, приехавшие вместе с Гунсунем и бывшие страшно далекими от русских обычаев, сначала ничего не поняли. Отчего это, когда русские начинают хором повторять одно и то же слово, молодые вдруг начинают целоваться. Но потом, когда им все объяснили, это им так понравилось, что они сами стали выкрикивать тонкими голосами:

– Гокьё, гокьё!

Объявили первый перерыв. Курящие выбежали на улицу, и один из них задумчиво выдохнул вместе с табачным дымом:

– Как-то похоже на обычную пьянку. Совсем забыли мы о народных традициях.

О том, что имелось в виду под традициями, стало ясно после второго перерыва, во время которого подружки начали шептаться с Ларисой. Та сначала возражала, но затем уступила под их напором. Когда перерыв закончился, Янлин обнаружил, что его молодая жена исчезла. Ю всерьез забеспокоился. Видя его огорченное лицо, мать Ларисы не выдержала и шепнула:

– Все нормально. Просто у нас есть розыгрыш, «похищение невесты» называется.

Тут и Янлин вспомнил, что в молодости слышал о такой свадебной забаве. Остальные же китайцы засуетились всерьез. Они забегали по ресторану, начали выспрашивать у служащих, не видели ли те подозрительных людей, уводящих Ларису. Официанты и повара все отрицали, хотя некоторые из них при этом едва сдерживали смех. Ведь они сами показали укромное место, где потом спрятали девушку.

А затем произошло то, что заставило гостей-китайцев поверить в загадочную душу русского человека. И даже не загадочную, а, скорее, малость чокнутую. Явился гонец с требованием выкупа за похищенную невесту. Наученный свежеиспеченной тещей, Янлин протянул ему бутылку водки. Гонец возмутился – слишком мало. Ю достал еще одну. Торг закончился на трех бутылках. Изумленные китайцы не могли понять, для чего похитителям водка, если ею заставлены все столы. Некоторых из них добрые русские просветили:

– Похмелиться утром.

Жители Поднебесной на время успокоились, но снова округлили глаза, подсчитав количество похитителей. Их было трое, не считая одной девушки.

– Три бутылки водки на трех человек?! Тогда на следующий день им снова потребуется опохмеляться!

А свадьба шла своим чередом. Молодые станцевали первый танец. Неумение Янлина компенсировалось изяществом и грацией Ларисы. Когда снова зазвучала музыка, на свободную площадку высыпало большинство собравшихся. Только Гунсунь остался за столом. Он плохо танцевал, особенно под европейскую музыку. В шуточных конкурсах он тоже не принимал участия, боясь унизить свое достоинство перед собственными рабочими. Остальные же резвились вовсю.

В этом смысле русская свадьба – весьма продуманное мероприятие с точки зрения жениха с невестой и их родителей. Ведь в конце происходит дележ свадебного пирога с раздачей подарков. Расходившиеся, порой изрядно выпившие гости охотно демонстрируют широту своей души, частенько присовокупляя к заранее приготовленному подарку изрядную денежную сумму. Недаром одно из самых увлекательных занятий первой брачной ночи – подсчет денег, лежащих в конвертах.

Впрочем, Ю с Ларисой это не касалось. Молодые наслаждались друг другом. Оба почти трезвые, они предавались безудержным ласкам. Только в начале присутствовала скованность, абсолютно естественная для людей, впервые занимающихся друг с другом любовью. Затем все пошло веселее, особенно когда позади осталась потеря девственности.

Неопытность Ларисы благодаря более умелому партнеру оказалась скорее пикантной добавкой, а не помехой в первой брачной ночи. Молодожены угомонились только под утро, а потом Лариса, как и положено образцовой жене, первой встала и отправилась готовить мужу завтрак. Благодаря вчерашнему пиршеству готовка состояла лишь в разогревании блюд. Слышала бы она слова Гунсуня насчет тесноты в их доме. Привыкшая к махоньким комнатушкам и восьмиметровой кухне, Лариса слегка терялась, бегая от плиты к холодильнику. Она привыкла, что в родительском доме все лежало рядом, достаточно было протянуть руку. В кухне Янлина запросто поместилась бы половина их малогабаритной квартиры. Наконец, все разогрев, Лариса заглянула в спальню. Слова «вставай, соня, завтрак проспишь» застыли у нее на губах. Ю проделывал комплекс странных упражнений, плавно двигая руками и ногами.

– Я быстро, счастье мое! – сказал он, заметив жену.

Но прервать занятия Янлину пришлось гораздо быстрее, чем ему хотелось бы. В дверь позвонили. На пороге стоял встревоженный Шан.

– Я не хотел тревожить вас ночью, жалко было портить ваш праздник. Решил прийти сейчас. У нас беда, деточка. Позови Ю, – сказал он и шмыгнул носом.

Началось все с визита к Шану Есаула. Случилось это за неделю до свадьбы Янлина. Ближайший помощник Витима вел себя так же нагло, как и его начальник. Зайдя к Гунсуню, он плюхнулся на стул и чиркнул зажигалкой, хотя знал, что булочник терпеть не может, когда в его присутствии курят. Шан проигнорировал откровенное хамство бандита и протянул ему деньги. Небрежно уронив пачку на стол, Есаул выпустил в сторону китайца струйку дыма:

– Значит, бабло. А насчет нашей доли в твоем бизнесе ты не думал?

– Я уже дал ответ и не в моих правилах каждый день менять решение.

– Напрасно. Здесь как раз тот случай, когда лучше передумать. Ты же плохо знаешь наших людей. У нас тут ребятки бойкие, лихие. Пока мы тебя защищали, они сидели тихо. Но теперь все изменится. Тем более, русский человек не шибко любит вашего брата. Мы терпим только китайцев, подметающих наши улицы и разгребающих наше дерьмо. А китаец – успешный бизнесмен – это типа красной тряпки для быка. Порвут на мелкие кусочки.

– Значит, вы отказываетесь мне покровительствовать? Тогда зачем я плачу? – Гунсунь потянулся к деньгам.

– Нет, ты не понял! Сейчас ты платишь нам за то, чтобы мы тебя не трогали. А защиту от плохих парней мы обеспечим, если войдем к тебе в долю. Как-то так.

– Но есть другой вариант. Я могу увеличить вашу сумму примерно на четверть.

– На четверть? – ухмыльнулся Есаул. – Че так мало? Ты же бабки гребешь лопатой. Без проблем можешь удвоить.

– Удвоить нет! Вы плохо разбираетесь в бизнесе. Если не расширяться, не вкладывать деньги, наступает застой, а потом и разорение.

– Ты мне здесь лекций не читай, а говори конкретно. Насчет доли твое последнее слово?

– Это мое дело, и я намерен заниматься им сам, без помощников.

– Ладно, мы дадим знать ребятишкам о твоем отказе, а затем перетрем тему снова. Мне почему-то кажется, что в следующий раз ты будешь сговорчивее, – Есаул ловко ухватил деньги и сунул в карман.

– Ну как вел себя косоглазый урод, снова отказал? – спросил Витим своего помощника.

– Ага, предложил вместо этого платить на четверть больше. Но я нутром чую… можно его расколоть на бабки покруче.

– Ты свое нутро засунь в одно место. Я хочу иметь долю в его хлебном бизнесе.

– Не понимаю, Витим, на фига тебе этот геморрой? Милое дельце – взял бабки и свалил в кусты. А с долей будут проблемы. Китаеза постоянно расширяется, того и глядишь выберется за пределы города. А там есть братва – не нам чета. Погорим с охраной, как два пальца об асфальт.

– Слушай, Есаул, тебе мозги для чего?

– У всех есть, и мне надо, – попытался отшутиться тот.

– А думать ими не пробовал? Хотя бы ради прикола? Ты врубись, если узкоглазый выйдет на другой уровень, он найдет себе нормальную легальную крышу. Вернее – она его сама найдет. И получим мы вместо бабок хрен с маком. А если заимеем легальную долю, нам будет постоянно капать доход. Поэтому китайца надо дожимать, и чем скорее, тем лучше. Мы ведь знаем только о его городских делах, а если он успел развернуться по области? Нам такой информации не добыть, значит, надо действовать, ломать его к чертовой матери. План у меня есть, ты давай, подработай детали.

Для показательной акции бандиты выбрали самое удачное время. Пока гости на свадьбе веселились и плясали, к воротам хлебозавода подъехал внедорожник. За десять минут до этого какой-то человек сумел перебраться через стену, набросив тяжелый ватник на вьющуюся поверх нее колючую проволоку. Спрыгнув со стены, мужчина натянул шапочку с прорезями для глаз и осторожно двинулся к будке около ворот. Там находилось два охранника. Один из них весело рассказывал другому:

– И ты прикинь, Витек уже разделся, собрался шмыгнуть в койку к этой телке, и вдруг, натурально, как в анекдоте, раскрывается дверь…

Тут, как по заказу, раскрылась дверь. Охранники дружно повернули головы на скрип и так же дружно подняли вверх руки, хотя их об этом еще не попросили. Они так отреагировали на человека с пистолетом в руке. Человек спросил с акцентом:

– Сколько всего охранников на заводе?

– Четверо.

– Где еще двое?

– В цеху. Недавно закончилась вторая смена, они делают обход.

– Обход, говоришь. Значит, в три смены больше не работаете?

– Не работаем, – подтвердили охранники.

– Я смотрю, вы тоже не работаете. Молодцы, хвалю! Особенно того, который здесь байки травит, вместо того, чтобы обходить территорию. Вам за это премию дадут… в смысле уволят. Но зато жить останетесь, если будете в точности исполнять мои указания. Кто тут у вас главный, открывай ворота. Только на правильную кнопку жми, если даванешь тревожную, я тебе мозги вышибу, – мужчина для убедительности вскинул оружие.

Охранник открыл ворота. Через них на территорию завода проскользнуло еще три человека. Один из них заскочил в дежурку:

– Так, двое есть. Где остальные?

– Шастают по цеху.

– Сколько их?

– Еще двое.

– Отлично, – мужчина достал из кармана прочный шпагат. – Вяжи этих, я присмотрю.

Когда охранники были связаны, мужчина выскочил из будки. Вместе с напарниками он направился к цеху.

Добросовестные охранники стали жертвами своего нерадения сослуживца. Осмотрев цех, они спокойно двинулись к выходу и были захвачены врасплох. У охранников забрали оружие, после чего заставили их притащить из внедорожника три двадцатилитровые канистры с бензином. Сами бандиты установили в цеху несколько подозрительных устройств.

– Блин, с каким удовольствием я бы оставил вас здесь поджариться до румяной корочки или натуральных углей – это как бы кому повезло. Но глупо на себя жмуров вешать. Поэтому топайте в машину. Нет, стойте, надо завязать вам глаза, – главарь нападавших бесцеремонно содрал шарф с шеи охранника и тщательно обвязал вокруг головы.

Восемь человек легко поместились во внедорожнике, который вскоре оказался за чертой города. Там бандиты высадили охранников, а сами устремились обратно. Они остановились в двух кварталах от завода. Там вдруг что-то несколько раз громыхнуло, и через минуту над цехом взвились языки пламени.

– Сработало! – обрадовался один из поджигателей.

– Дело сделано, – подтвердил главарь.

На следующий день городские средства массовой информации единодушно назвали пожар главным местным событием месяца, а то и года. Уже ранним утром полиция без колебаний назвала причиной происшествия умышленный поджог. Тут же нашлись сомневающиеся, утверждавшие, будто разбогатевший Гунсунь сунул кому надо бабки, чтобы нашли стрелочника, а на самом деле его фабрика находилась в запущенном состоянии и работала на износ. Поэтому очень странно, как это она не загорелась еще раньше!

Сомневающимся предъявили охранников, отвезенных поджигателями за город. Теперь все журналисты безоговорочно поверили в поджог. И почти все они сошлись на единственной версии: Гунсунь стал жертвой конкурентов. Только писали об этом совершенно по-разному. Диапазон высказываний был от сочувственного до откровенно злорадного и даже язвительного. Самый одиозный газетчик закончил свою заметку фразой «так вам и надо, китаёзы, руки прочь от русского хлеба»!

Когда Хунхой вернулся домой, его встретил искренне и бескорыстно любящий друг – шарпей по кличке Михалыч. К тому времени, когда Ай его купил, пес уже привык к своей дурацкой кличке, и китаец решил оставить все, как есть. И с каждым днем все больше убеждался, что правильно сделал. Михалыч, хотя и был китайцем по своему глубинному происхождению, характером напоминал русского мужичка. Был он ленив, горазд на мелкие пакости, но за своего хозяина стоял горой. Точнее – маленькой горушкой, поскольку едва достигал пятидесяти сантиметров в холке. Хунхой знал, что в древние времена шарпеи были настоящими боевыми собаками, ведь складки на морде, нынче считающиеся высшим пилотажем декоративности, раньше служили защитой от ранений. Источники утверждают, будто когда-то шарпеи весили до восьмидесяти килограммов и без особых затруднений могли загрызть человека.

Новая порода возникла на Западе, где шарпеев низвели до роли выставочных собачек. Однако бойцовые гены полностью вытравить не удалось, и Михалыч это регулярно демонстрировал, задираясь с другими псами и грозно рыча на людей, по его мнению представлявших угрозу для хозяина.

Ай надел собаке ошейник с поводком и отправился ее выгуливать. У дверей квартиры его посетила странная мысль. Раньше вожаки криминальных формирований о свободном выгуле своих псов могли только мечтать. Конкурент в два счета определил бы время и место тусовки противника, а киллер только порадовался бы выпавшей ему легкой работенке. Он же больше года выгуливает Михалыча и абсолютно спокоен за собственную безопасность.

Миновав консьержа, Хунхой вышел на улицу.

Свернув за угол дома, Ай прошел двести шагов и оказался в маленьком парке, облюбованном местными собачниками.

Удивительно, однако на этот раз Михалыч промолчал. Возможно, каким-то загадочным чутьем определил расовое и национальное тождество? И слегка насторожился, только когда человек с раскосыми глазами сказал Хунхою по-китайски:

– Идем с нами. И без резких движений, иначе мы убьем твою собаку.

«Вот я себе и напророчил, вспоминая у бурном прошлом времени», – подумал Ай, сворачивая туда, куда ему указал незнакомец.

Мысли о сопротивлении даже не приходили ему в голову. Хунхой умел постоять за себя, иначе вряд ли бы сумел возглавить криминальную команду. Но Ай, образно говоря, был Михалычем, способным до смерти запугать изнеженную болонку или шугануть кудлатую дворнягу. Мужчина же был питбультерьером, чья сила значительно превосходило силу Хунхоя. Скрытая мощь чувствовалась в каждом его движении, даже скупых жестах.

Кроме того Ай сразу догадался – если он будет подчиняться незнакомцу, ему ничего не угрожает. Хунхой зашагал к машине, держа на поводке Михалыча. Тот после минутной настороженности совершенно успокоился и вел себя так, будто каждая его прогулка завершается автомобильной поездкой.

Хунхоя усадили на переднее сиденье, сзади устроились еще два человека. Они подстраховывали незнакомца, хотя с точки зрения Ая в этом не было никакой необходимости. Тот сам являлся для себя лучшей страховкой.

Машина направилась в квартал, густо населенный выходцами из Поднебесной. Хунхой, догадывавшийся о причине своего пленения, подумал:

«Либо я поторопился с выводами, либо дело обстоит очень серьезно».

Скорее всего, его захват был связан с поджогом цеха. Гунсунь отреагировал на него пленением ближайшего союзника Витима. То есть Шан был хорошо осведомлен о делах своего противника. Хуже того, раз его везут в китайский район, следовательно на Гунсуня работает целая бригада. Ведь пару-тройку человек он мог разместить у себя, а вот большая команда, чтобы не вызвать подозрений, должна поселиться отдельно.

Вскоре опасения Хунхоя подтвердились. Его привезли в небольшую, весьма скромно обставленную квартиру. Там находился китаец с властными манерами человека, привыкшего распоряжаться чужими судьбами.

– Ты – Хунхой, а меня зови господин Пэн, – сказал он.

– Ясно, господин Пэн, – ответил Ай.

У него просто не было другого выбора.

– Твой дружок потерял всякое чувство меры. Он думает, будто ему все дозволено. Надеюсь, ты умнее и считаешь иначе, – сказал Пэн, внимательно глядя в лицо Аю.

– Я с самого начала пытался его отговорить, но он решил сделать по-своему.

Ай повел себя так, как ему подсказало здоровое чувство самосохранения. Незнакомцы, по всему судя, были хорошо информированы о делах Витима. И они представляли собой грозную силу. Они не боялись Витима, они не боялись Хунхоя. Если Ай вздумает запираться, его попросту уничтожат, предварительно добыв нужные сведения жестокими пытками. Впрочем, убивать его пока не собирались. Как догадался Ай, он был нужен в качестве посредника, человека, способного удержать Витима от опрометчивых действий.

Да, незнакомцы сильны, но плохо разбираются в психологии русских людей либо чрезмерно заносчивы. Хунхой прекрасно знал традиции своей родины. В Китае с его многовековой имперской историей начальник – царь и бог для подчиненного. Отчего же незнакомцы полагают, будто в России все иначе? Или они одержимы идеей расового превосходства и уверены, что китаец Ай способен навязать русаку Витиму свою точку зрения?

– Мы готовы забыть о поджоге завода, если Витим остановится. Делаем это не потому, что слабы, а желая избежать лишнего шума. К чему стрельба, убийства, внимание местной полиции? У каждого из нас свои дела, которые лучше делать в тишине и спокойствии. Но если Витим не угомонится, он сильно об этом пожалеет, – угрожающе закончил Пэн.

– Ясно, господин. Я все передам Витиму и кое-что добавлю от себя.

– От себя ты можешь добавить только одно. Пригрозишь уйти от Витима, если он продолжит с нами воевать, – Пэн явно относился к тем боссам, которые только в редких случаях разрешают проявлять инициативу зависящим от них людям. Он был вожаком, лично принимающим все решения.

– Может, оставить в заложниках твою собаку, ведь больше некого? – только когда на губах Пэна заиграло некое подобие улыбки, Хунхой сообразил, что господин шутит.

– Тем более, это наша, китайская порода. Она хорошо относится к соотечественникам, – решил подыграть ему Ай.

И ту же получил жесткий отлуп:

– Вот именно, собака китайской породы. Поэтому она безмерно предана своему хозяину и в его отсутствии способна даже умереть. Или твой пес воспитан иначе?

– Защищая меня, мой пес однажды бросился на ротвейлера, – Ай избегал называть кличку шарпея, опасаясь гневной вспышки Пэна.

Насчет ротвейлера он сказал правду, лишь запамятав уточнить, что ротвейлеру на тот момент едва исполнилось восемь месяцев.

– Видишь, какая замечательная собака! А ты ее хотел нам оставить, – несколько исказил истину Пэн. – Сейчас вас обоих отвезут домой. А с Витимом переговори как можно скорее и убеди его принять верное решение. Кстати, Гунсунь согласен платить ему на треть больше прежнего.