Текст книги "Слепой. Операция «Атлантический циклон»"

Глава 9

Олег Быстров работал в местной газете. Он специализировался на мелких разоблачительных статьях. Разоблачительных – следуя веяниям времени, а мелких, поскольку укусить серьезно у Олега и редактора газеты была кишка тонка. Для этого нужны деньги, солидная поддержка и личная храбрость. Ничем из этого джентльменского набора Быстров похвастаться не мог.

Время неумолимо близилось к полудню. Олег, уже минут сорок валявшийся в постели, наконец соизволил подняться. Голова, как говаривал тот же редактор, напоминала колокол Ивана Великого в первые дни своего существования. То есть он погудел немного и вскоре раскололся. Быстров переживал первую стадию. Башка гудела яростным набатом. И было полное ощущение, что вот-вот она расколется.

Вчера он выполнял задание газеты. А некоторые газетные задания имеют свойство незаметно перетекать в грандиозные пьянки. И голова безжалостно напоминала ему об этом, словно говоря:

– Вчера гудел ты, сегодня моя очередь.

Но Быстров не собирался подчиняться ее желаниям, так ведь можно с ума сойти от боли. Он заглотил таблетку «Пенталгина» и заварил себе кофе. Двойной удар по мозгу почти избавил Быстрова от страданий. Он даже сумел изобразить традиционное холостяцкое блюдо – яичницу, и затолкать ее в себя. Остатками кофе Олег запил сигарету. Никотин вызвал легкий приступ тошноты, но Быстров докурил почти до фильтра. Надо утолить никотиновый голод дома, в безопасной обстановке, и потом обходиться несколькими затяжками. Олег знал свой организм. Сегодня весь день сигареты будут вызывать тошноту, и будет неудобно, если ему станет плохо в редакции. Или на улице. Быстров задумался:

«А что мне, собственно, делать в редакции? Только себя мучить».

Но журналист кривил душой. Дело у него имелось, и очень серьезное. Связано оно было со вчерашним загулом, точнее, с тем, что ему предшествовало. Олег подрядился написать статью, скорее, даже заметку и обещал – кровь из носу – сегодня ее сдать. А редактор косо смотрел на людей, не умеющих держать слово.

Быстров заварил еще кофе и уселся за компьютер. Он торопился. В четыре ему надо явиться в редакцию с готовым материалом. К счастью, профессионализм одержал верх над похмельем, и уже в начале четвертого Олег вышел из дому. Еще двадцать минут заняла поездка по маршруту «дом – работа».

Редактор, имеющий обыкновение черкать любой материал, на этот раз обошелся без правок.

«Бодун – источник вдохновения», – подумалось Быстрову.

Он направился в секретариат, средоточие женской части сотрудников редакции. Как водится, в женском коллективе всегда находились темы для серьезного разговора. На этот раз обсуждалось то, что всему голова. Поскольку дамы вращались среди журналистов, людей, острых на язык и привыкших ко всему относиться критически, то и сами они впитали привычку разбавлять свои речи едкими замечаниями.

– Пусть тот хидрозадый урод, который норовит втюхать нам отечественный товар под патриотическим лозунгом «покупайте российское», сам им и пользуется. А я, хоть неделю меня уговаривайте, выбираю исключительно оптимальное сочетание цены и качества. Попробуйте этот китайский хлебушек. Я бы его целый день ела, да жалко фигуры. Разве его можно поменять на отечественные отруби?

– Зря ты, Лариса, так уж сильно хулишь – наш хлеб очень даже приличным бывает, – возразила одна из четверых находившихся в комнате женщин.

Две других ей тут же возразили:

– Лариса права. Мы поначалу взяли этот хлеб, поскольку он был на рубль дешевле.

– Точно, с нашими зарплатами каждую копейку экономишь.

– А теперь распробовали и будем его брать, даже если он подорожает в два раза.

– А он точно подорожает. Есть такая примета нового времени. Если какой-то товар исчезает, то его цена скоро увеличится.

– Его уже месяц трудно купить. Мы специально в обед бегаем в магазин, к вечеру его разметают. А ты, Анечка, попробуй, если не веришь. О, Олег! – оживились дамы, наконец-то соизволив заметить Быстрова. – Возьми и ты, дай оценку незаинтересованного человека.

Быстров успел проголодаться, после яичницы у него маковой росинки во рту не было. Он взял, попробовал. Хлеб, как хлеб. Да, вкусный, потому что свежий. Но ничего особо выдающегося Быстров не заметил, о чем и сообщил женщинам. Те хотели подвергнуть его осмеянию, но тут вмешалась Анечка, заметив:

– Хлеб хороший, но бывает лучше.

– Например, за сорок рублей, – сказала Лариса. – Некоторые могут позволить себе покупать дорогой хлеб, имея высокооплачиваемых мужей. А у нас таких мужей нет.

Она забыла добавить, что у обоих ее подружек мужей вообще не было.

Дискуссия грозила перерасти в банальную склоку, но Анечка, обладавшая, возможно благодаря высокооплачиваемому мужу, уравновешенным характером, уклонилась от перехода на личности. Она предложила Быстрову кофе, и тот, выпив четвертую за день кружку, ощутил вдруг прилив бодрости и даже некий трудовой подъем.

«А не прошвырнуться ли мне по магазинам, отыскать этот хлеб?» – подумал он.

Казалось бы, обычная мысль, но за ней крылась интуитивная догадка человека, привыкшего к тому, что большинство журналистских расследований начинается с мелочей.

Быстров наведался в десяток магазинов. Китайского хлеба уже нигде не было. Зато в одном из-за его отсутствия возник форменный скандал. Люди возмущались, что к их приходу с работы разбирают дешевый хлеб, и им приходится брать дорогой, хотя в магазине лежал хлеб по той же цене, что и китайский.

Быстров сначала подумал о том, отчего возник дефицит. Он уже привык жить по законам рынка, когда производитель старается заполнить прилавки товаром, имеющим спрос. Тем более, хлеб печется на месте, далеко везти его не надо. Вскоре он догадался:

– У китайцев хилые мощности, вот и причина дефицита.

А вскоре пришла другая мысль:

«Я ведь пробовал этот хлеб. Ничего особенного. А люди за него готовы удавиться. Поневоле вспоминаются байки насчет «Кока-колы». Будто американцы добавляли в газировку какое-то вещество, вызывающее привыкание. А с хлебушком, кажется, это происходит на самом деле. Косоглазые – еще те хитрецы, могут в конкурентной борьбе использовать любые приемы. Если заглянуть на пару лет в будущее, то вырисовывается жуткая картина. Весь хлебный рынок держат в руках китайцы. М-да, веселенькая перспективка. Надо только выяснить, как она согласуется с нашим законодательством. Помнится мне, в семнадцатом году большевики вместе с почтой, телеграфом и винными складами брали под контроль хлебозаводы, поскольку хлеб – продукт стратегического значения. Ладно, разберусь, а сейчас давай-ка, дуй домой, брат, и садись за комп».

Быстров ощутил творческий зуд, хорошо знакомый любому художнику, большому и маленькому. По дороге домой он уже мысленно набросал план будущей статьи. Не имея пока фактов, он решил написать сказку. Мол, в некотором царстве, некотором государстве жил-был хитрый хлебопек, знавший волшебное зелье, которым любого человека к своему хлебу привораживал. Но в этом самом царстве-государстве были суровые законы, и хлебопек мог лишиться головы за свои фокусы. Поэтому направился он в соседнее государство, где, как известно, суровость законов компенсируется необязательностью их исполнения. И начал там, будто крысолов на дудочку, заманивать доверчивого потребителя.

Быстров писал вдохновенно, к ужину статья-сказка была готова. Олег перечитал ее и довольно хмыкнул:

– Ай да я, ай да сукин сын! Осталось только уломать редактора. Но он должен согласиться, ведь я не упомянул в статье ни единой фамилии.

Семен Гущин был нахален и удачлив. Он выгодно женился, своевременно развелся и женился во второй раз еще более выгодно. Первая женитьба дала толчок карьере Гущина, вторая помогла сделать несколько больших шагов вверх по карьерной лестнице. При этом Семен легко забывал о своих моральных обязательствах, едва они становились помехой в жизни. Когда его второго тестя разбил паралич, Гущин для видимости наведывал больного, выражал сочувствие теще, но как только о тесте начали забывать, Семен отбросил все приличия. Жену он стал третировать, завел себе любовницу и не особенно скрывал это от супруги, поскольку та целиком и полностью зависела от мужа. Когда жена осмелилась намекнуть Семену на то, что знает о его неблаговидных делишках, он расхохотался ей в лицо:

– Думаешь, твой папаша ангел? Ага, щас, только крылья сдал в прачечную. Просто он трус и брал взятки лишь тогда, когда был абсолютно уверен в безопасности. Совковый менталитет, боязнь давным-давно исчезнувшего парткома. А я – человек нового времени, и подлянку чую, как матерый волк охотников. Меня голыми руками не возьмешь.

А никто и не собирался брать Семена, ни голыми руками, ни какими другими. Он же сам, напротив, брал охотно и много, чувствуя при этом какое-то унылое неудовлетворение. С его разрешения люди зарабатывали хорошие деньги, а он, поставив разрешительную визу и получив за это мзду, оставался в стороне от процесса их обогащения. Как-то это было неправильно, непродуманно. Чиновник при всем его могуществе был лишь приложением к казенной печати.

И тут судьба смилостивилась над Гущиным. Она дала ему шанс. Заметил его чиновник случайно. Он с высот своего Олимпа редко снисходил до посещения магазинов. Но однажды так вышло, что Гущин заскочил в супермаркет за бутылкой хорошего коньяка и оказался свидетелем перебранки между продавцом и несколькими покупателями, требовавшими китайского хлеба.

Эта история благополучно забылась бы, однако на следующий день секретарша Гущина отлучилась в неурочное время, а Семену, как назло, она срочно потребовалась. Гущин принялся отчитывать женщину, та сквозь слезы пробормотала в оправдание:

– Я только на пять минут выскочила за хлебом.

– Твои пять минут затянулись на полчаса.

– Там была очередь.

– Хлеб китайский? – вспомнив, спросил Гущин.

– Да. Вы о нем тоже знаете?

– Наслышан, – буркнул Семен.

Его разобрало любопытство. Что же это за такой китайский хлеб, который пользуется столь горячей народной любовью? Почему его так назвали? Неужели в самом деле привозят из Китая? Сомнительно. Хотя граница в ста километрах, транспортировка обойдется чересчур дорого: одна буханка занимает место нескольких коробок с мобильниками. Учитывая разницу в цене, навар с мобильников будет в сто раз больше. Так почему этот хлеб называют китайским?

Поскольку узнать точный ответ было проще пареной репы, Семен вызвал помощника. Всего одна сказанная Гущиным фраза, а уже через двадцать минут был готов ответ. Как все просто объяснялось! Хлеб назвали китайским, потому что делал его приехавший в город китаец. Тут Семен встрепенулся. А все ли у этого китайца в порядке с бумагами? Наверняка опытный бюрократ, каковым считал себя Гущин, найдет, к чему придраться. Как шакал издали чует запах падали, так и Семен чувствовал, что здесь ему будет чем поживиться. Возможно даже осуществится его давняя мечта и он станет, хотя и незаконно, законным владельцем выгодного бизнеса. Конечно, бизнес был не ахти. Гущин мечтал о нефтяной или газовой добыче, на худой конец рыболовецкой компании. А тут какая-то хлебопекарня. Но, как говорится, на безптичьи и рак соловей. Беспроигрышное дело, приносящее стабильный доход, тоже стоило усилий для его частичной прихватизации.

Гущин осторожно, чтобы не привлечь лишнего внимания, изучил все документы. Ну конечно, Ивакин подсуетился, кто же еще. Мелко плавает Алексей Григорьевич, боится решительных действий. Хотя как иначе с его-то смешной должностью.

В старой России всегда так было, бюрократы брали по чину. Кто борзыми щенками, а кто породистыми скакунами. Нынче эпоха отморозков. И касается это не только бандитов. Среди чиновников тоже встречаются индивидуумы, норовящие проглотить слишком большой кусок. К таким и свои относятся с недоверием, их время от времени подставляют, сдавая карательным органам. Получается двойная польза: бюрократы избавляют свое стадо от паршивых овец, а власть демонстрирует народу решительную борьбу с взяточничеством и коррупцией.

С хлебопеком по имени Шан Гунсунь Гущину все было ясно. Приплыл голубчик, настало время делиться прибылями. Семен не стал мудрить, накатал официальную бумагу, вызвав хлебопека в свой кабинет. Шан явился вместе с Янлином. Гущин хотел выставить нежелательного свидетеля за дверь, но тут выяснилась прискорбная вещь. Гунсунь понимал русскую речь через пень-колоду, а говорил хуже трехлетнего ребенка. Об этом Гущин почему-то не подумал. Обмозговав ситуацию, чиновник спросил у Гунсуня, указывая на Ю:

– Вы ему доверяете?

Янлин перевел.

– Как самому себе, – Шан лишь слегка покривил душой, поскольку Ю, если не считать членов семьи, был самым близким ему человеком.

– Тогда подождите в коридоре, я изложу наши претензии.

Шан уселся на стул. Внешне он хранил спокойствие, однако душу охватила тревога. Что нужно от него этому бюрократу, судя по большому личному кабинету, занимавшему важную должность? Хочет денег? Он их получит. А если он сумел обнаружить нарушения, допущенные при оформлении бумаг, и собирается прикрыть хлебозавод? С одной стороны, это хорошо. Гунсуня успела утомить чужая страна, и он рвался домой. Сю Нинь его бы не отпустил ни за какие коврижки, но он окажется бессилен, если этот важный чиновник прикажет закрыть завод. С другой стороны, Шан успел вкусить сладость большого успеха, почувствовать наркотическую магию бизнеса не просто успешного, а набирающего обороты с каждым днем, даже каждым часом. Конечно, булочник понимал, что тут дело нечисто. Гунсунь сравнивал вкус своего хлеба с большинством местных сортов. Иногда сравнение оказывалось не в пользу китайского товара. Значит, причина ажиотажа в травке, навязанной ему Сю Нинем, семена которой он в последнее время подмешивает к тесту. Но даже осознавая некую ущербность своего процветания, Гунсунь наслаждался им. И ему хотелось еще какое-то время мчаться на высоченном гребне волны под названием «успех». Именно поэтому он нервничал, замкнувшись в себе, и не замечал даже потрясающих ножек секретарши, несколько раз прошедшей мимо встревоженного китайца.

Наконец вышел Янлин.

– Серьезное дело? – спросил у него Шан.

– Очень серьезное.

– Ладно, едем, дома поговорим.

Рассказ помощника вызвал у Гунсуня растерянность. Он рассматривал только два варианта, а оказался третий. Шан отпустил Ю и принялся размышлять. Русский бюрократ хочет войти в дело, стать его компаньоном. И долю затребовал неслабую, тридцать процентов. Почти треть бизнеса за простое молчание. И еще, кто знает, возможно, претензии к Гунсуню легко улаживаются. Шан не был силен в российских законах, но такие подозрения у него возникли. Будь Гунсунь полновластным хозяином дела, он бы поторговался, уменьшил долю чиновника вдвое. Но все решали люди, стоящие за Сю Нинем. Шан связался со своим куратором. Ответ того был категоричен:

– Предложи ему двести тысяч долларов. Если откажется, ничего не делай.

Была среда. Поэтому Дмитрий Шевцов и его товарищи проявили умеренность, взяли только две бутылки крепленого вина на четверых. Расположились в глухом углу сквера, куда редко забирались полицейские. Наверное, уставали идти.

Обошлись без закуски. А что тут закусывать: в пересчете на водку меньше ста граммов на человека. С закусью вообще не почувствуешь хмеля, а так хоть чуточку в голову ударит.

Угол сквера облюбовали не только выпивохи. Несколько раз компания шугала субъектов, вознамерившихся справить здесь малую нужду. В промежутках разливали по пластиковым стаканчикам напиток мрачного темно-бордового цвета, выпивали, курили и вели неспешные разговоры.

По семейному положению компания делилась поровну, двое были женатыми, а двое холостяками. Женатики то завидовали холостякам, то подтрунивали над ними. Любая свобода, как медаль, имеет две стороны. Возможность знакомиться с разными женщинами, заводить ни к чему не обязывающие романы компенсировалась неустроенным бытом, необходимостью готовки, стирки, уборки квартиры. Впрочем, один из холостяков хорошо устроился. Жил он вместе с родителями и подруг заводил, имеющих собственное жилье. Но человеку свойственно везде находить недостатки.

– А если я надумаю жениться? Где нам жить? Подселяться к отцу с матерью в двухкомнатную квартиру? Ипотеку с нашими зарплатами мне не потянуть, – сетовал мужчина, живший вместе с родителями.

– Ничего, Витек, – утешил его Шевцов. – Ты у нас парень видный, найдешь себе бабу с квартирой.

– Дачей и машиной, – добавил второй холостяк.

Последний из компании разлил остатки вина.

Мужчины оприходовали напиток, закурили и неспешно двинулись к выходу из сквера.

Шевцов успел проголодаться и, едва войдя в дом, спросил:

– Ужин готов?

Жена оценила состояние мужа и, поняв, что он только слегка выпил, решила не заострять на этом внимание.

– Готов, только, наверное, остыл.

– Нормально, я его горячим чаем запью, – нашелся Дмитрий.

Раздевшись и умыв руки, он сел за стол. Из открытой женой сковородки донесся аппетитный запах тушеного мяса.

– Ох, сейчас поедим, – Шевцов потянулся за хлебом и разочарованно спросил:

– Че за фигня?

– Где? – не поняла жена.

– Хлеб какой-то странный.

– Нормальный хлеб, я раньше всегда такой покупала. Или ты успел забыть?

– Все я помню, рано делать из меня склеротика. Просто мне хочется китайского хлеба.

– Хочется – перехочется.

– Тебе трудно было его купить?

– Да, трудно, представь себе. Сегодня к моему приходу весь китайский хлеб разобрали.

– Вот козлы! – бросил в сердцах Дмитрий. – Развелось пенсионеров. Когда нормальные люди работают, они раскупают все лучшее.

– Между прочим, твои родители тоже пенсионеры, – напомнила жена.

– Только далеко живут. Иначе я бы их озадачил. Маман каждый день ходит по магазинам, пусть бы и для единственного сыночка расстаралась.

– Зачем тебе?

– Неужели трудно понять? Я хочу нормального хлеба!

– Ошибаешься, дорогой! Это я купила нормальный хлеб, а ты хочешь ненормального.

– Я сейчас замерзну, – неожиданно сказал Дмитрий.

– Почему? – удивилась жена.

– Пургу гонишь, вот почему. Когда это китайский хлеб успел стать ненормальным?

– С самого начала. Возьми почитай, – супруга принесла мужу газету и указала на статью.

– Фигня какая-то! Сказочник, блин! Хаме Крестьянин Андерсен. Коварный хлебопек решил подсадить на страшное зелье свою страну, но ему погрозили пальчиком, тогда он перебрался к соседям и хочет превратить их в зомби. Не хватает только доброго молодца, который прискачет на богатырском коне и мечом-кладенцом отчикает супостату голову, – сказал Шевцов, прочитав статью Быстрова. – Мог и поинтереснее историю выдумать.

– Напрасно ты усмехаешься. В статье изложены страшные факты.

– Какие факты, где ты их здесь увидела? Сплошные домыслы, написанные журналюгой с жуткого бодуна.

Дмитрий и не подозревал, насколько был близок к истине.

– Не суди по себе! Подумай, в какое время мы живем. Каждый думает только о себе и норовит любыми способами заработать побольше денег. Ему плевать, если его продукция гробит здоровье людей, они же для него чужие. Хорошо, если попадаются такие журналисты, они предупреждают нас об опасности.

– Золотые слова, им бы еще правильное применение.

– В смысле? – не поняла жена.

– Да в том смысле, что наши бизнесмены готовы ради прибыли на любые, даже самые мерзкие поступки. Когда увидели, что китаец способен их всех разорить, решили окунуть его в дерьмо по самую маковку. И журналюга, готовый за бабки сочинить любую мерзость, тут же нашелся. У нас теперь мода такая: искать у других недостатки, вместо того чтобы нормально работать. Ведь никто не стал улучшать вкус своего хлеба, искать резервы для уменьшения себестоимости. Нет, не русское это дело! Зачем грузить себя лишней работой, если можно сгнобить конкурента. У нас же везде так. Вспомни президента, решившего прокатиться на отечественном автомобиле. Ему же долго и упорно выбирали лучший экземпляр, а он все равно сломался.

– А разве он сломался?

– Вроде, журналисты так писали. Но дело в другом. Хреново люди работают. Как в том анекдоте. Срубил дерево, хотел сделать из него лодку.

Лодки не вышло, тогда он начал строгать кровать. Кровати тоже не получилось, он решил сделать табуретку. И с этим облом. В конце концов из большого дерева получилась зубочистка. Хорошая история, я ее часто вспоминаю, пользуясь какой-нибудь отечественной вещью.

– Значит, люди виноваты, а ты у нас белый и пушистый? – не выдержала жена.

– А что я?

– А то. Или все, что ты в своем цеху делаешь, сразу идет в Кремль для личного пользования первых лиц государства? Что-то я о таком не слыхала!

– Ты чего на меня взъелась? – возмутился Шевцов.

– Да ничего я не взъелась. Просто меня всегда забавляет одна вещь. Наш человек обожает критиковать отечественные товары. Жарко, эмоционально, с пеной у рта. И занимает при этом такую позицию, будто сам он мастер – золотые руки, а все остальные пьяницы, бездельники и растяпы. А если посмотреть на этого человека, когда он работает, то хочется смеяться. Или плакать.

– Ладно, хватит болтать. Лучше убери подальше свою газетенку.

– Значит, я тебя не убедила?

– В том, что китайский хлеб вреден для здоровья? Конечно, нет! Я тебе еще раз говорю, это заказная статейка, проплаченная местными хлебопеками. Только дураки в нее поверят, а нормальные люди будут покупать китайский хлеб, пока наша косорукая братия не соизволит взяться за работу. Почему я должен оплачивать их халтуру? Они делают свой хлеб, пусть сами его и жрут. А я буду с большим удовольствием есть китайский!