Текст книги "Анжелика и король"

Теперь следовало поторапливаться. Она находилась на полпути между Версалем и Парижем. Поразмыслив, она рассудила, что направиться прямо в Версаль было бы безумием. Могла ли она предстать перед королем и его двором в полосатой юбчонке какой-то девки-молочницы?!

Лучше было вернуться в Париж, к своим нарядам и карете, и, срезав путь через лес, поскорей присоединиться к королевской охоте.

Анжелика шла быстро, но ей казалось, будто она совсем не продвигается. Босые ноги натыкались на острые камни. Стоило ей надеть огромные башмаки, она оступалась и теряла их. Молоко плескалось, подушка соскальзывала с головы.

Наконец с ней поравнялась колымага жестянщика, ехавшего в Париж. Она махнула ему:

– Не подвезете ли меня, дружок?

– Охотно, красавица. За поцелуй доставлю вас прямо к Нотр-Дам.

– На это можете не рассчитывать. Поцелуи я берегу для своего суженого. Зато для ваших деток дам вам этот кувшин молока.

– По рукам! Вот ведь удача! Залезайте, девица столь же прекрасная, сколь и премудрая.

Лошадка бежала резво. К десяти часам они уже были в Париже. Жестянщик доставил ее до самой набережной. Анжелика, словно эльф, упорхнула к своему особняку, где швейцар едва не лишился чувств, увидев госпожу, одетую в крестьянские лохмотья.

С раннего утра прислуга судачила о тайнах этого жилища. К ужасу от исчезновения хозяйки примешалось удивление при виде огромного верзилы, спесивого и наглого лакея господина дю Плесси-Бельера, явившегося, чтобы реквизировать в особняке Ботрейи всех лошадей и кареты.

– Всех моих лошадей! Все мои кареты! – в оцепенении повторяла Анжелика.

– Да, сударыня, – подтвердил мажордом Роже.

Он не поднимал глаз: видеть госпожу в черном лифе и белом чепце ему было так же неловко, как если бы она стояла перед ним совершенно нагая.

Анжелика мужественно отнеслась к произошедшему:

– Ну что же! Обращусь за помощью к друзьям. Жавотта, Тереза, поторапливайтесь! Мне нужна ванна. Подготовьте мой охотничий костюм. И пусть мне соберут в дорогу провизию и бутылку хорошего вина.

От чистого звона часов, отбивающих полдень, она вздрогнула.

«Бог знает, какое оправдание Филипп изобретет на этот раз, чтобы объяснить его величеству мое отсутствие! Что я приняла слабительное и теперь лежу в постели, мучимая приступами тошноты… Он на все способен, скотина! А теперь неужели, лишившись лошадей и кареты, я прибуду только к заходу солнца! Проклятый Филипп!»

Глава II

– Проклятый Филипп! – твердила Анжелика.

Вцепившись в дверцу кареты, она беспокойно смотрела на ухабистую дорогу, по которой враскачку двигалась убогая карета.

Лес становился гуще. Корни гигантских дубов вылезали из грязи, словно толстые зеленые змеи, и сплетались прямо посреди дороги. Но разве можно назвать дорогой грязную канаву, уже перепаханную недавним проездом несчетных экипажей и всадников?

– Мы никогда не доберемся, – простонала молодая женщина, повернувшись к сидящей возле нее Филониде де Паражон.

Быстрым движением веера старая жеманница поправила на голове съехавший от постоянной тряски парик и весело ответила:

– Не теряйте рассудок, милочка. Все всегда куда-нибудь добираются.

– Все зависит от того, в каком экипаже и за сколько времени, – возразила Анжелика, нервы которой были на пределе. – А когда целью путешествия является присоединиться к королевской охоте, а в ней следовало бы участвовать вот уже шесть часов, и когда рискуешь прийти туда пешком, чтобы услышать, как трубят отбой, есть от чего впасть в ярость. Если король заметил мое отсутствие, он никогда не простит мне очередной неучтивости…

Сильный удар, сопровождающийся ужасным треском, буквально столкнул обеих дам.

– Черт бы побрал вашу старую колымагу! – воскликнула Анжелика. – Бочка из-под селедки и то прочнее! Только и годится что на растопку!

На сей раз мадемуазель де Паражон оскорбилась:

– Пожалуй, я соглашусь с вами, что мой передвижной кабинет не обладает достоинствами великолепных карет, имеющихся в ваших конюшнях. Однако мне представляется, что нынче утром вы были очень рады получить его в свое распоряжение, поскольку господин дю Плесси-Бельер, ваш супруг, счел разумным и очень забавным приказать увести всех ваших лошадей в одному ему известное тайное место…

Анжелика снова вздохнула.

Где же ее личный экипаж с прошитой золотом амарантовой упряжью и красной шелковой бахромой? А ведь она так радовалась, что сможет наконец участвовать в королевской охоте в лесах Версаля!

Она представила, как приезжает к месту сбора почетных гостей в карете, запряженной шестью вороными, с тремя лакеями в новых сине-желтых ливреях, с кучером и форейтором в красных кожаных сапогах и фетровых шляпах с перьями. Присутствующие стали бы перешептываться: «Чей это столь великолепный экипаж?» – «Он принадлежит маркизе дю Плесси-Бельер. Знаете, той самой, что… Она не часто выезжает. Муж прячет ее. Редкий ревнивец… Впрочем, кажется, король о ней справлялся…»

Она с превеликим тщанием подготовилась к решающему дню. Она твердо решила, что больше не позволит отстранить себя. Стоит ей сделать первый шаг ко двору, она сделает и другой, и напрасно Филипп будет стараться оттеснить ее. Анжелика привлечет к себе внимание красотой, изяществом, своеобразием. Она утвердится при дворе, зацепится, внедрится, подобно всем остальным, бездельникам и честолюбцам. К черту робость и скромность!

Прикрывшись веером, мадемуазель де Паражон насмешливо прыснула:

– Не будучи великой предсказательницей, могу угадать ваши мысли. Узнаю боевой настрой. Какую крепость вы готовитесь взять штурмом? Уж не самого ли короля? Или, быть может, собственного мужа?

Анжелика передернула плечами:

– Короля? Он всем обеспечен и хорошо защищен. Законная супруга – королева, признанная любовница – мадемуазель де Лавальер, а сколько у него их еще… Что же до моего мужа, то почему вы вообразили, что меня может интересовать укрепление, которое уже сдалось? Подобает ли – если использовать одно из ваших выражений, – чтобы, подписав брачный контракт, супруги продолжали интересоваться друг другом? Крайнее мещанство!

Старая дева хихикнула:

– А вот я нахожу, что милейший маркиз тем не менее проявляет интерес к вам, да к тому же прелюбопытнейшим способом. – Она сластолюбиво провела языком по сухим губам. – Расскажите еще, моя дорогая. Это самая забавная история из всех, что мне довелось слышать. Неужели? Нынче утром, когда вы уже собрались двинуться в сторону Версаля, у вас в стойлах не осталось ни одной лошади? И исчезла половина ваших слуг? Должно быть, господин маркиз дю Плесси выказал великодушие по отношению к вашим людям. И вы ничего не заподозрили? Ничего не слышали? А ведь в свое время, дорогуша, вы слыли такой хитрой бестией!

Очередной толчок сотряс экипаж. Сидящую на неудобной откидной скамеечке напротив Анжелики горничную Жавотту так тряхнуло, что она почти завалилась на свою госпожу и смяла бант из золотого полотна, которым маркиза прикрепила к своему поясу хлыст. Прекрасный бант превратился в тряпку, и Анжелика в сердцах отвесила горничной пощечину. Та, захныкав, вновь уселась на свое место. Анжелика охотно продолжила бы раздачу, энергично приложив ладонь к густо залепленному свинцовыми белилами лицу Филониды де Паражон. Она догадывалась, что ее злоключения доставляют той огромное удовольствие. Однако именно к старой жеманнице, соседке и почти свидетельнице своих неприятностей, она обратилась в растерянности – после неслыханного фортеля Филиппа у нее не было иного выхода, как позаимствовать экипаж приятельницы. Мадам де Севинье была в провинции. Ее бы, разумеется, выручила Нинон де Ланкло, но репутация великой куртизанки отдалила ее от двора, а принадлежащий ей экипаж мог быть узнан. Что же касается прочих парижских знакомств Анжелики, эти дамы сегодня либо тоже находились в Версале, либо же их туда не пригласили, и тогда от них не стоило ждать ничего, кроме ревнивой озлобленности. Оставалась мадемуазель де Паражон.

Но изнывающей от нетерпения Анжелике пришлось ждать, пока страшно взволнованная старая дева нацепит свои самые лучшие и давно вышедшие из моды смехотворные наряды; пока служанка распутает свалявшиеся пряди ее парадного парика, пока кучеру почистят ливрею, наведут блеск на давно облезший лак дрянной кареты.

И вот наконец они выехали на дорогу. Но что это была за дорога!

– Вот ведь дорога! Ах, что за дорога! – простонала Анжелика, в очередной раз пытаясь среди образующих тесный коридор деревьев разглядеть опушку.

– Не стоит изводить себя, – назидательно промолвила мадемуазель де Паражон. – Вы так ничего не добьетесь, разве что испортите цвет лица. А это совсем ни к чему. Дорога как дорога. Сердиться следует разве что на короля, ему как будто доставляет удовольствие, чтобы мы барахтались в этой грязи. Я слышала, прежде здесь иногда гнали быков из Нормандии, поэтому дорогу назвали Бычьей. Наш покойный король Людовик Тринадцатый охотился в здешних местах, однако ему и в голову не приходило тащить сюда весь цвет своего двора. Людовик Благочестивый[1]1
  Короля Людовика XIII называли Справедливым, а не Благочестивым или Целомудренным. Людовик XIII (1601–1643) Справедливый – король Франции и Наварры Вероятно, старая дева путает Juste (справедливый) и Chaste (благочестивый). (Здесь и далее, кроме специально помеч. случаев, примеч. перев.)


[Закрыть] был человеком разумным, простым и здравомыслящим.

Ее рассуждения были прерваны треском, за которым последовали чудовищные толчки. Экипаж накренился, потом раздался оглушительный скрежет, у кареты отвалилось колесо, и все три незадачливые путешественницы попадали друг на друга.

Оказавшись в самом низу, поскольку сидела как раз на стороне слетевшего колеса, Анжелика с тоской думала о своем прелестном наряде наездницы, на который теперь обрушились обе ее спутницы: и мадемуазель де Паражон, и Жавотта. Впрочем, особенно шевелиться, чтобы выбраться, она не отважилась, потому что окно кареты разбилось, а Анжелике только и не хватало порезаться и перепачкать наряд кровью!

Открылась другая дверца, показалась хитроватая физиономия лакея Флипо.

– Не ушиблись, маркиза? – запыхавшись, спросил он.

Анжелика была не в том состоянии, чтобы напоминать ему о хороших манерах.

– А старушка Бастилия как? Держится?

– Держится, – весело отвечала ему Филонида, которой очень нравились приключения. – Дай руку, негодник, и помоги мне выбраться отсюда.

Флипо поднатужился и вытащил ее. Очень скоро, благодаря помощи кучера, которому удалось успокоить и распрячь лошадей, обе женщины и девчонка-горничная уже стояли на грязной дороге.

Все обошлись без единой царапины.

Однако положение их оставалось плачевным.

Анжелика предпочла не разражаться проклятиями. Гневом делу не поможешь. Теперь все пропало! Ей не только не удастся сегодня принять участие в королевской охоте: она НИКОГДА не сможет вернуться ко двору! Король не простит очередного проявления ее пренебрежения. Может быть, следует написать ему или броситься к его ногам? Попросить вмешаться мадам де Монтеспан или маркиза де Лозена? На какую же причину ей сослаться? Поломка кареты? Разумеется, это правда, однако правда, похожая на нелепый предлог. На поломку кареты всегда жалуются, чтобы оправдать неловкое опоздание.

Присев на пень, она погрузилась в столь горестные размышления, что не заметила приближения небольшой группы всадников.

– А вот и люди, – вполголоса пробормотал Флипо.

Наступила тишина, слышно было лишь, как шлепают по грязи копыта лошадей. И тут мадемуазель де Паражон прошептала:

– Боже милосердный! Бандиты! Мы погибли!

Глава III

Анжелика подняла голову. На темной пустынной дороге эти высокие худые мужчины с обветренными лицами и темными глазами и впрямь не вызывали особого доверия. Черные усы и бородки вышли из моды вот уже несколько лет назад, такие теперь непривычно видеть в Иль-де-Франс. Поблекшая форма со следами выцветшей или оборванной вышивки. Вылинявшие шляпы украшали поредевшие перья. Плечи незнакомцев были прикрыты драными плащами. Однако почти у всех были сабли. Двое господ, возглавлявших маленький отряд, держали богато украшенные, хотя прорванные и продырявленные знамена. Знамена, которые явно познали опаляющее дыхание ветра сражений.

Несколько пеших, с копьями и мушкетами, равнодушно миновали опрокинутую карету. Однако первый всадник, должно быть командир, остановился перед двумя дамами и их слугами:

– Го-о-споди! Милые дамы, похоже, покровительствующий путникам бог Меркурий коварно покинул вас?

В отличие от своих товарищей, он был довольно крепкого телосложения. Впрочем, свободные складки его камзола наводили на мысль о том, что в прежние времена всадник отличался большей дородностью. Он приподнял шляпу, и дамы увидели молодое обветренное лицо.

Певучий выговор незнакомца не оставлял никаких сомнений в его происхождении. Анжелика любезно улыбнулась и приветливо ответила:

– Сударь, да вы, верно, гасконец!

– От вас ничего не скрыть, о прекраснейшая из нимф здешних лесов! Чем мы можем быть вам полезны?

Всадник склонился к Анжелике, чтобы получше разглядеть ее, и молодой женщине показалось, что он вздрогнул. Внезапно она осознала, что прежде уже где-то встречала этого человека. Но где?.. Она подумает об этом позже. Сейчас важно другое.

– Сударь, вы можете оказать нам огромную услугу. Мы направлялись на королевскую охоту, но наш экипаж сломался. Не может быть и речи о том, чтобы быстро починить эту старую карету. Но если бы кто-нибудь из вас посадил к себе на коня меня, а другие – мою спутницу и горничную и доставили бы нас к Карфур-де-Беф, мы были бы вам очень признательны!

– Карфур-де-Беф? Мы и сами держим путь туда! Все чертовски удачно складывается!

Не больше четверти часа понадобилось всадникам, чтобы доставить дам, которых они посадили на коней позади себя, до назначенного места.

На опушке леса у подножия холма Фос-Репоз было полно экипажей и верховых лошадей. В ожидании возвращения господ кучера и лакеи играли в кости или выпивали на скромном лесном постоялом дворе, никогда прежде не видывавшем такой прибыли. Среди них Анжелика приметила своего конюшего. Спрыгнув на землю, она крикнула:

– Жанику, приведи мне Цереру!

Слуга со всех ног бросился к стойлам.

Спустя несколько секунд Анжелика уже была в седле. Выбравшись из сутолоки, она пришпорила кобылу и помчалась к лесу.

Церера была стройная, изящная лошадка блестящей золотистой масти, за которое и получила свое имя, данное ей в честь богини лета. Анжелика любила ее за роскошную красоту, она не имела обыкновения дружески привязываться к животным, потому что у нее и без того хватало забот. Но Церера была такой послушной, что Анжелика с большим удовольствием ездила на ней верхом. Сойдя с тропы, всадница пустила лошадь по склону к вершине холма. Кобыла споткнулась в высоком ковре из сухих листьев, потом выровнялась и быстро преодолела подъем. На вершине деревья по-прежнему скрывали горизонт. Анжелика ничего не могла разглядеть. Молодая женщина прислушалась. Откуда-то с востока до нее донесся отдаленный лай, потом звук охотничьего рога; его хором подхватили другие рога. Услышав «водный мотив», означающий, что олень вошел в воду, Анжелика улыбнулась: охота еще не закончилась.

– Церера, красавица, давай поспешим. Быть может, нам удастся избежать позора.

Она пустила лошадь галопом по гребню холма, пробираясь через чащу дикого леса, почти непроходимого с давних времен, изредка посещаемого одинокими охотниками и браконьерами с арбалетами на плече или бандитами, ищущими убежища в чаще деревьев с узловатыми ветками и густой листвой. Людовик XIII и молодой Людовик XIV вырвали помнящие друидов старые дубы из их векового сна. Дыхание блистательного двора проникало сквозь неподвижный туман, и аромат женских духов смешивался с тяжеловатым запахом грибов и прелых листьев.

Собачий лай приближался. Должно быть, загнанному оленю удалось переплыть реку. Он не признавал себя побежденным и продолжал свой бег, преследуемый по пятам сворой собак. Он двигался в сторону Анжелики. Наездница слегка натянула поводья, лошадь перешла на шаг, а потом встала. Глухой перестук копыт был все ближе. Анжелика выбралась из чащи. Над ее головой листва постепенно расступалась, позволяя увидеть поблескивание болотца в низине. Вокруг плотной стеной стоял лес, но вдали можно было разглядеть небо, обложенное продолговатыми темными тучами, среди которых медленно садилось бледное солнце. Наступающие сумерки смягчали туманный пейзаж, поглощали синие и зеленые оттенки, которыми лето щедро раскрасило деревья. Сбегая с холма, ручейки сохраняли свою прохладу и свежесть в долине.

Вдруг послышался дружный собачий лай. На лесной опушке замаячила коричневая масса. Это был олень, совсем молодое животное с едва начавшими ветвиться рогами. Под его копытами из болотца брызнули фонтаны воды. Несущаяся за ним свора собак казалась бело-рыжей рекой. Потом из зарослей показалась лошадь с наездницей в красном камзоле. Почти тут же со всех сторон появились всадники и стали спускаться по травянистому склону. В одно мгновение нежная буколическая картинка долины сменилась жестокой сумятицей, где упорный собачий лай смешивался с конским ржанием, улюлюканьем охотников и раскатистыми звуками рогов, давших сигнал к расправе. На мрачном фоне леса разноцветными тучами расползались группы вельмож и знатных дам в богатых одеждах, на которых переливались в последних лучах заходящего солнца вышивки, перевязи и плюмажи.

Тем временем олень последним усилием сумел прорвать роковой круг. Воспользовавшись проходом, он бросился под спасительный покров зарослей. Раздались возгласы разочарования. Увязшие в болотце собаки приготовились к новой погоне.

Анжелика тихонько тронула поводья и тоже принялась спускаться. Момент показался ей подходящим, чтобы смешаться с толпой.

– Не стоит продолжать преследование, – произнес чей-то голос у нее за спиной. – У животного уже не осталось сил. А если поскачете через низину, то только забрызгаетесь с ног до головы. Поверьте мне, прекрасная незнакомка, и оставайтесь лучше здесь. Готов поспорить, что слуги воспользуются этой заминкой, чтобы взять собак на сворку. Тут-то мы и предстанем перед королем!..

Анжелика обернулась. Она не была знакома с этим дворянином, так внезапно возникшим в нескольких шагах от нее. Под пышным напудренным париком она разглядела приятное лицо. Одет он был весьма изысканно. В знак приветствия незнакомец приподнял украшенную белоснежными перьями шляпу.

– Пусть разразит меня гром, сударыня, если я когда-либо прежде имел случай видеть вас. Это невозможно, потому что я не смог бы забыть ваше лицо.

– Случай? Быть может, при дворе?

– При дворе? – с возмущением запротестовал незнакомец. – Но я живу там, сударыня. Я там живу. Вы не могли незамеченной пройти перед моими глазами. Не пытайтесь обмануть меня, сударыня. Вы никогда не бывали при дворе.

– Бывала, сударь… – И после короткой паузы Анжелика добавила: – Однажды…

Он рассмеялся:

– Однажды? Как мило! – Он размышлял, нахмурив светлые брови. – И когда же? На последнем балу? Нет… не припомню… Более того, это невероятно, но могу поспорить, что вас не было сегодня утром во время сбора в Фос-Репоз.

– Кажется, вы всех здесь знаете…

– Всех? Верно! У меня на то есть все возможности, а мне известно, что следует помнить о людях, чтобы они помнили о вас. Этому принципу я стараюсь следовать с ранней юности. У меня непревзойденная память!

– Ну что же, тогда не соблаговолите ли вы стать моим проводником в этом столь мало знакомом мне обществе? Будете называть мне имена. Например, мне было бы любопытно узнать, кто та наездница в красном, которая следовала сразу за собаками. Она великолепно держится в седле. Не каждый мужчина мог бы скакать с такой скоростью.

– Вы попали в самую точку, – со смехом отвечал Анжелике ее собеседник. – Это мадемуазель де Лавальер.

– Фаворитка?

– Ну да. Фаворитка, – с самодовольным видом, смысл которого Анжелика в тот момент не смогла уяснить, подтвердил он.

– Не думала, что она такая опытная охотница.

– Она родилась на коне. Еще в детстве ездила без седла на самых горячих лошадях. Носилась во весь опор. Так решительно…

Анжелика с удивлением посмотрела на всадника:

– Кажется, вы очень близко знакомы с мадемуазель де Лавальер.

– Она моя сестра.

– О… – задохнувшись от волнения, пробормотала Анжелика, – вы…

– Маркиз де Лавальер к вашим услугам, прекрасная незнакомка.

Он снял шляпу, насмешливо пощекотав ей нос кончиком своего белого плюмажа.

Несколько раздосадованная, она отстранилась и пустила свою лошадь по склону в низину. Там стоял густой туман, скрывавший заводи. Маркиз де Лавальер следовал за ней.

– Видите, я же вам говорил! – воскликнул он. – Вот, неподалеку трубят отбой. Охота окончена. Господин дю Плесси-Бельер, должно быть, уже взялся за свой большой нож и аккуратно вскрыл оленю горло. Случалось ли вам когда-нибудь видеть этого господина при исполнении его высочайших обязанностей главного ловчего?.. Это зрелище достойно внимания. Господин главный ловчий столь хорош собой, столь изящен и столь надушен, что кажется, он не способен воспользоваться перочинным ножиком… Как бы не так! Он управляется с тесаком, будто вырос на бойне в обществе мясников.

– Филипп еще в молодости прославился тем, что в одиночку охотился на волков в лесах Нейля, – с наивной гордостью сообщила Анжелика. – Местные прозвали его Волкодавом.

– Теперь мой черед сказать, что вы, похоже, на удивление близко знакомы с маркизом дю Плесси.

– Он мой муж.

– О святой Юбер, покровитель охоты! Вот ведь занятно!

Он рассмеялся. Смеялся он от души, не без удовольствия и не без корысти. Жизнерадостный придворный везде уместен. Должно быть, он репетировал свой смех с таким же тщанием, как актер «Бургундского отеля», главного французского театра.

Однако он быстро умолк и обеспокоенно переспросил:

– Ваш муж? Так вы маркиза дю Плесси-Бельер? О, я о вас слышал. Вы не… бога ради, уж не впали ли вы в немилость у короля?

Он почти со страхом смотрел на нее.

– Ах, вот и его величество! – внезапно воскликнул он.

И, покинув ее, поскакал к выезжающему на опушку небольшому отряду всадников. Среди придворных Анжелика сразу узнала короля.

Его скромный наряд отличался от костюмов других вельмож. Людовик XIV любил удобную одежду. Говорили, будто, надев по необходимости парадный туалет, король после церемонии немедленно освобождался от него. А уж для охоты он тем более отказывался от стесняющих движения кружев и побрякушек. В тот день на короле был коричневый суконный охотничий костюм с очень скромной золотой отделкой по краю петель и карманов. Высокие охотничьи сапоги черной броней закрывали его ноги до самого паха. Он выглядел одетым скромнее мелкопоместного дворянина.

Но по манерам его невозможно было ни с кем спутать. Величавость движений, каковым он умел придать необыкновенное изящество, достоинство и спокойствие в любых обстоятельствах, придавала ему поистине царственный вид.

В руке он держал легкий деревянный жезл с кабаньим копытом на конце. Этот жезл, торжественно преподнесенный ему главным ловчим в начале охоты, предназначался всего лишь для того, чтобы раздвигать ветки, которые могли бы преградить путь монарху. Кроме того, на протяжении веков он представлял собой почетный знак и играл заметную роль в ритуале псовой охоты.

Подле короля гарцевала амазонка в красном камзоле. Возбужденное скачкой, неприметное и не отличающееся особой красотой лицо фаворитки порозовело. Анжелика разглядела в ее чертах недолговечное очарование, отозвавшееся в ее душе какой-то тайной жалостью. Анжелика не стала особенно задумываться о природе этого чувства, однако ей показалось, что даже на вершине придворных почестей мадемуазель де Лавальер все же нелегко противостоять дворцовым интригам. В ее свите Анжелика приметила принца Конде, мадам де Монтеспан, Лозена, Лувуа, Бриенна, Юмьера, мадам дю Рур и де Монтозье, принцессу д’Арманьяк, герцога Энгиенского, чуть в отдалении Мадам – восхитительную принцессу Генриетту и, разумеется, Месье – брата короля со своим неразлучным фаворитом шевалье де Лорреном. И разумеется, многих других, не столь узнаваемых, однако они все как один были отмечены печатью пышной роскоши, богатства и ненасытной жадности.

Король с нетерпением всматривался в ведущую из леса тропку. По ней шагом ехали два всадника. Один из них был Филипп дю Плесси-Бельер, тоже с небольшим легким позолоченным жезлом, оканчивающимся копытцем козы. После охоты его одежда и парик пришли в едва заметный беспорядок.

При виде красоты мужа сердце Анжелики сжалось от гнева и сожаления. Какой будет его реакция, когда он, несколько часов назад оставивший супругу задыхающейся в застенках монастыря, заметит ее среди приглашенных? Анжелика решительно дернула поводья. Она достаточно хорошо знала Филиппа, чтобы не опасаться: в присутствии короля он вряд ли позволит себе какую-либо выходку. А что потом?..

Филипп придерживал белоснежного скакуна, чтобы не опережать своего спутника.

Старик с загорелым лицом и седым пушком бородки на старинный манер не торопился. Похоже, несмотря на очевидное нетерпение короля, он даже нарочито медлил, вдобавок напустив на себя сердитый вид.

– Старик де Сальнов полагает, что его величество слишком долго заставлял его спешить, – произнес кто-то совсем рядом с Анжеликой. – Он сетовал, что в прежние времена, при Людовике Тринадцатом, не принято было приглашать на охоту столько никчемных «ветреников», которые топчутся под ногами и своим присутствием лишь задерживают охоту.

На самом деле господин де Сальнов был главным ловчим покойного короля. И обучал ныне здравствующего монарха основам своего захватывающего искусства. А теперь сердился на ученика, что тот не чтит традиционных установлений. Превратить охоту в придворное развлечение! Черт побери! Король Людовик XIII не окружал себя юбками, когда им овладевало желание поохотиться в окрестных лесах. Господин де Сальнов никогда не упускал случая напомнить об этом своему ученику. Старик все еще не осознал, что Людовик XIV уже не тот толстощекий мальчуган, которого он когда-то впервые подсадил на лошадь. Король же – из учтивости и привязанности – держал старого отцовского слугу на прежней должности. Настоящим главным ловчим, хотя и нетитулованным, был Филипп дю Плесси. Что он и доказал, когда, приблизившись к королю, передал маркизу де Сальнову почетный знак – жезл с копытцем козы.

Сальнов принял его и, согласно церемониалу, получил из рук короля жезл с кабаньим копытом, переданный им монарху утром.

Охота закончилась. И тут король отрывисто спросил:

– Сальнов, собаки утомились?

Старый маркиз все не мог отдышаться. Его усталость не была притворной. Все, кто принимал активное участие в охоте, – придворные, доезжачие и слуги – валились с ног.

– Собаки? – Сальнов пожал плечами. – Пожалуй, что да.

– А лошади?

– Думаю, они тоже.

– И все это ради двух безрогих оленей. – Король раздраженно окинул взглядом свиту.

Анжелике показалось, будто этот непроницаемый взгляд, в котором ничего невозможно было прочесть, скользнул по ней и король ее узнал. Она едва заметно отступила.

– Ну что же, – продолжал король, – будем охотиться в среду.

Наступило напряженное и словно бы ошеломленное молчание. Кое-кто из дам забеспокоился, смогут ли они уже послезавтра вновь сесть в седло.

Повысив голос, король повторил:

– Будем охотиться послезавтра, вы слышите, Сальнов? И нам понадобится олень с ветвистыми рогами. Чтобы отростков было не меньше десяти!

– Да, сир, я понял с первого раза, – отвечал старый маркиз.

Он низко поклонился и отъехал в сторону, бормоча себе под нос, но так, чтобы приглашенные на охоту могли расслышать:

– Поразительно то, что я всегда слышу вопрос, не устали ли собаки и лошади, но никогда – не утомлены ли люди…

– Господин де Сальнов! – окликнул его Людовик XIV. И когда главный ловчий вновь приблизился, громко, чтобы все слышали, произнес: – Вам следовало бы знать, что мои охотники никогда не устают. По крайней мере, они так говорят.

Сальнов еще раз поклонился.

Король пустился в путь, за ним двинулась пестрая толпа придворных, которым оставалось лишь изо всех сил стараться прямо держаться в седле.

Поравнявшись с Анжеликой, король приостановился.

Уставившись на нее тяжелым, непроницаемым взглядом, он, казалось, не видел ее. Анжелика не опустила головы. Мысленно она твердила себе, что никогда не знала страха и что сегодня самообладание тоже ей не изменит. Взглянув на короля, она улыбнулась ему самым естественным образом. Монарх дернулся, словно его укусила пчела, щеки его залились румянцем.

– Но… вы ведь… мадам дю Плесси-Бельер? – надменно поинтересовался он.

– Ваше величество столь добры, что вспомнили меня?

– Полноте, мы помним о вас, а вот вы о нас – нет, – ответил Людовик XIV, призывая в свидетели подобного легкомыслия и неблагодарности всю свою свиту. – Поправились ли вы?

– Благодарю вас, ваше величество, однако здоровье мое всегда было отменным.

– Тогда как же могло случиться, что вы трижды отклонили наши приглашения?

– Сир, простите меня, но мне ни разу не передавали их.

– Вы удивляете меня, сударыня. Я сам лично сообщил господину дю Плесси о моем желании видеть вас на придворных празднествах. Неужели он мог оказаться столь беспечен, чтобы забыть о моей просьбе?

– Сир, быть может, мой супруг рассудил, что место молодой женщины в ее жилище, за домашними делами, а не в светских увеселениях и придворных забавах.

Тут же вслед за королевской все украшенные плюмажами шляпы повернулись к Филиппу, который в этот момент окаменел на своем белоснежном скакуне и превратился в статую, олицетворяющую бессильную ярость.

Король не совсем понял, что произошло. Однако он отличался остроумием и владел умением тактично выходить из затруднительных положений. Он рассмеялся:

– Ха-ха-ха, маркиз! Да разве такое возможно! Неужели столь сильна ваша ревность, что вы не остановитесь ни перед чем, чтобы скрыть от наших глаз принадлежащее вам сокровище? Поверьте, в своей скупости вы зашли чересчур далеко! На сей раз прощаю, но приказываю вам радоваться успехам мадам дю Плесси. Что же касается вас, сударыня, то не стану толкать вас на путь супружеского неповиновения, поощряя ваше успешное появление здесь. Однако ваше стремление к независимости мне нравится. А посему без колебаний примите участие в том, что вы называете придворными забавами. Я лично гарантирую, что господин дю Плесси не упрекнет вас.

В знак усерднейшего повиновения Филипп снял шляпу и, держа ее в отведенной в сторону руке, низко поклонился королю.

Теперь Анжелика видела вокруг себя лишь натянутые улыбки на лицах, несколькими секундами ранее выражавших только любопытство и жадное стремление поскорее разорвать ее на части.

– Примите мои поздравления! – сказала ей мадам де Монтеспан. – У вас дар ставить себя в невероятные положения, но вы также блестяще владеете искусством великолепно выпутываться из них. Недавняя сцена напомнила мне проделки бродячих фокусников на Новом мосту. Сперва мне показалось, что стоит королю приказать, и вся свора кинется на вас. Мгновением позже у вас был такой вид, будто вы отчаявшаяся жертва, преодолевшая тысячи препятствий и вырвавшаяся из стен узилища, чтобы любой ценой принять приглашение его величества.