Текст книги "Анжелика и король"

– Да, я занимаюсь торговлей, однако гораздо менее значительной, чем то, о чем вы говорите, господин министр. Чем я могу быть вам полезна? – степенно ответила она.

– Пока не знаю, сударыня. Смотрите сами. Я обнаружил ваше имя в списках акционеров Ост-Индской компании. Мое внимание привлекло то, чего я раньше не знал: что вы знатного происхождения. Вы являете собой особый случай, а когда мне сказали, что вы процветаете, я подумал, что вы могли бы просветить меня относительно некоторых неизвестных мне подробностей, касающихся этой компании…

– Господин министр, вам не хуже моего известно, что эта компания, так же как дублирующая ее компания Ста Акционеров, пятью акциями которой я тоже владела, торговала с Америкой, а теперь они не стоят ни су!

– Я говорю вам не о стоимости акций, которые нынче и правда не котируются, а о ваших реальных прибылях, которые вы должны были извлечь из торговли, когда другие теряли деньги.

– Единственная моя реальная прибыль заключалась в том, что я усвоила, чего не следует делать, и я очень дорого заплатила за эту науку. Потому что делами управляли воры. Они рассчитывали на чудотворные барыши, тогда как успех дела в дальних краях – это всегда результат труда.

Лицо Кольбера, изборожденное морщинами, прочерченными бессонными ночами, осветилось неким подобием улыбки. Она коснулась его глаз, но губы остались по-прежнему крепко сжатыми.

– То, что вы мне говорите, в некотором смысле напоминает мой собственный девиз: «Труд может все».

– «Именно желание придает удовольствие всему, что предстоит сделать, – на одном дыхании продекламировала Анжелика, подняв указательный палец, – и прилежание доставляет радость».

Теперь улыбка осветила все угрюмое лицо министра, так что оно стало почти приветливым.

– Вам известна даже фраза из моего доклада относительно оной отдаленной компании, – удивленно и с волнением произнес он. – Интересно, много ли есть среди уважаемых акционеров компании людей, давших себе труд прочесть мои слова.

– Мне было интересно знать, что думает об этом власть, которую вы представляете. Дело само по себе было жизнеспособно и логично.

– Следовательно, вы полагаете, что подобное предприятие может и должно работать? – заинтересовался министр.

Однако он сразу успокоился и бесцветным голосом перечислил тайные авуары мадам дю Плесси-Бельер, она же мадам Моран:

– Единоличное владение оборудованным двенадцатью пушками шестисоттонным судном «Святой Иоанн Креститель», который доставляет вам с Мартиники и Сан-Доминго какао, перец, пряности и древесину ценных пород…

– Совершенно точно, – подтвердила Анжелика. – Надо было развивать мою торговлю шоколадом.

– Капитаном у вас на нем корсар Гинан.

– Верно.

– Когда вы принимали его на службу, было ли вам известно, что он подчинялся господину Фуке, в настоящее время находящемуся в тюрьме? Вы, мадам, не задумывались о том, сколь опасно подобное поведение, или это вам Фуке посоветовал?

– Я не имела случая беседовать с господином Фуке, – сказала Анжелика.

Она чувствовала себя очень неспокойно. Кольбер всегда действовал как непримиримый враг Фуке и тайно плел коварные сети, в которые тот в конце концов и попался.

– А ваше судно? Вы отправляете его в Америку. Почему не в Индию? – сухо поинтересовался Кольбер.

– В Индию? Я думала об этом. Однако французское судно не смогло бы действовать в одиночку, а на покупку нескольких кораблей у меня нет средств.

– Однако ваш корабль беспрепятственно преодолевает путь до Америки?

– В этом направлении можно не опасаться берберских корсаров. Из-за них судно не имеет никаких шансов обогнуть острова Зеленого Мыса, и если его не задержат по дороге из Франции, это непременно случится на обратном пути.

– Тогда как же этого удается избежать невероятно процветающим голландским и английским компаниям?

– Они следуют караваном, выходят из Гааги или Ливерпуля настоящей флотилией – от двадцати до тридцати крупнотоннажных судов. К тому же не совершают больше двух походов в год.

– А почему же французы не последуют их примеру?

– Господин министр, уж если вы этого не знаете, откуда же знать мне? Может, дело в характере? Или в деньгах? Могу ли я в одиночку позволить себе содержать персональную флотилию? К тому же для французских судов потребовался бы еще промежуточный порт стоянки на полпути в Восточную Индию.

– К примеру, остров Дофина?

– К примеру, остров Дофина, но только при условии, что управлять этим предприятием будут не военные, а главное, и не наша знать.

– Тогда кто же?

– Да попросту те, кто привык осваивать новые территории, торговать и считать, я хочу сказать, купцы, – уверенно ответила Анжелика и неожиданно рассмеялась.

– Сударыня, мы говорим о серьезных вещах! – возмутился задетый за живое Кольбер.

– Простите, я вдруг представила себе, как благородный господин маркиз де Лавальер высаживается на пустынный берег и видит бегущую к нему толпу совершенно нагих дикарей. Половину он тут же перебил бы, а вторую взял в рабство.

– Рабы являются необходимым и доходным товаром.

– Не отрицаю. Но когда речь идет о том, чтобы устроить прилавки и открыть филиал в какой-нибудь новой стране, такой метод неприемлем. Это еще мягко сказано, хотя вполне объясняет неудачи французских походов и тот факт, что поселившихся в тех местах французов периодически истребляют.

Господин Кольбер бросил на нее взгляд, в котором можно было прочесть восхищение.

– Черт побери, я и подумать не мог… – Он поскреб плохо выбритый подбородок. – За десять минут я узнал больше, чем за десятки бессонных ночей, проведенных над бесполезными докладами.

– Господин министр, мое мнение следует взвесить. Я слушаю нарекания торговцев и мореплавателей, но…

– Их словами не следует пренебрегать. Благодарю вас, сударыня. Буду очень признателен, если вы соблаговолите подождать меня полчаса в передней.

– Сколько угодно, господин министр…

Она вернулась в переднюю, где от злорадствующего маркиза де Лавальера узнала, что ею интересовался Лувуа, но, не найдя, отправился обедать.

Анжелика сдержала приступ досады. Она рассчитывала на Лувуа. Она так ждала разговора с молодым военным министром, чтобы добиться должности при дворе, а теперь, из-за непредвиденной встречи с Кольбером, который завел разговор о морской торговле, она упустила свой шанс. Однако время подгоняло. Какая еще нелепая идея могла вызреть в голове Филиппа? Если Анжелика будет слишком открыто сопротивляться мужу, он вполне может снова запереть ее. Мужья имели абсолютную власть над женами. Ей необходимо укорениться при дворе, пока не поздно…

От ярости Анжелике хотелось затопать ногами, к тому же отчаяние ее еще удвоилось, когда придворным объявили, что его величество перенес аудиенцию на завтра и все могут быть свободны.

На пороге к ней подошел секретарь господина Кольбера:

– Не соизволит ли госпожа маркиза последовать за мной? Вас ожидают.

Помещение, куда привели Анжелику, отличалось прекрасными пропорциями, но было не таким просторным, как гостиные. Пугающе огромным ей показался лишь очень высокий потолок, украшенный живописным плафоном с пейзажем, где на фоне голубого неба среди белых облаков высился Олимп. Окна закрывали темно-синие шелковые занавеси, затканные золотыми и серебряными лилиями. Таким же шелком были обиты кресла с высокими спинками и три стоящих вдоль стены табурета. Деревянные панели, как во всех помещениях Версаля, были декорированы инкрустациями из искусственного мрамора в виде плодов, виноградных лоз и гирлянд. Все это великолепие сверкало новым сусальным золотом, тщательно нанесенным на каждую деталь, листик за листиком. Сочетание золота с темно-синим шелком придавало всему ансамблю отпечаток строгости и великолепия.

Комната была создана мужчиной для мужчины. Это Анжелика сразу отметила.

Господин Кольбер стоял к ней спиной. В глубине комнаты был расположен стол со столешницей из цельного куска черного мрамора на львиных лапах золоченой бронзы. У стола сидел король.

Пораженная, Анжелика замерла на месте.

– А вот и агент моей разведки, – обернувшись, сказал министр. – Прошу вас, сударыня, подойдите поближе и извольте поделиться с его величеством вашим опытом… скажем, опытом арматора… расскажите об Ост-Индской компании. Это под особым углом осветит аспекты проблемы.

Людовик XIV поднялся навстречу Анжелике с галантностью, которой он удостаивал каждую женщину, даже самого скромного положения. Осознав, что в растерянности даже не сделала придворный реверанс, она, проклиная в душе господина Кольбера, присела в глубоком поклоне.

– Мне известно, что вы не имеете обыкновения шутить, господин Кольбер, – произнес король, – но я не предполагал, что агент разведки, глашатай судовладельцев, о котором вы говорили мне, предстанет в образе одной из дам нашего двора.

– И тем не менее госпожа дю Плесси-Бельер является влиятельным акционером компании. В намерении вести торговлю в Индии она снарядила судно, но вынуждена была отказаться от своей затеи, обратив свои усилия на Америку. И сейчас она изложит вам причины такого решения.

Анжелика размышляла, как ей себя повести. Король терпеливо ждал. Его карие глаза рассматривали молодую женщину. Она успела прочесть в них ту отличающую большинство поступков Людовика XIV кропотливую и осмотрительную мудрость, столь поразительную для двадцатисемилетнего государя, которую пока мало кто из его министров успел разглядеть. На губах короля появилась тень улыбки, и он приветливо спросил:

– Отчего вы смущаетесь?

– Мне известно, что ваше величество не любит своеобразных репутаций. Полагаю, это как раз мой случай: быть одной из дам, принятых при дворе, и заниматься судоходством… Вот я и опасаюсь, что…

– Можете говорить откровенно, не боясь вызвать мое раздражение. Судоходство или что-то другое, вот увидите, при дворе чего только нет, так что я уже ничему не удивляюсь. Если господин Кольбер полагает, что ваши сведения помогут нам прояснить ситуацию, то говорите же, сударыня, и пусть вас заботит лишь возможность послужить интересам королевства.

Он не предложил Анжелике присесть, отметив таким образом, что принимает ее как одного из своих соратников, каковые, вне зависимости от возраста и достоинства, никогда не должны были сидеть в его присутствии, если только он специально не предлагал им.

Ей пришлось объяснить королю, почему, несмотря на прибыль, которую она рассчитывала получить, снарядив судно, она отказалась торговать с Восточной Индией: из-за опасности нападения бороздящих океан от Португалии до берегов Африки берберских пиратов, чьим единственным промыслом был грабеж одиноких судов. Не преувеличивает ли она ущерб, наносимый пиратами? Ведь многие французские корабли отваживаются на одиночное плавание и со славой возвращаются из долгого путешествия через мыс Доброй Надежды. Анжелика заметила, что речь идет не о торговых судах, а о корсарах, рассчитывающих на быстроходность своего корабля, чтобы избежать встречи с берберами, которые плавают с почти пустыми трюмами, довольствуясь только торговлей золотом, жемчугом и драгоценными камнями. А груженное товарами крупнотоннажное судно не способно уйти от юрких алжирских или марокканских галер. Они окружают его, словно муравьи – навозного жука. Пушки зачастую стреляют слишком далеко. Экипажу остается лишь рассчитывать на победу в рукопашной во время абордажа. Так было дважды с ее судном «Святой Иоанн Креститель», которое благодаря матросам сумело избежать разграбления. Но не кровопролитного боя. Один произошел в открытом море в виду Гасконского залива, другой – на стоянке у острова Горе. Было убито и ранено много членов экипажа. И она отказалась от этой затеи.

Король задумчиво слушал.

– Значит, все дело в эскорте?

– Отчасти, сир. Англичане и голландцы выходят в море группами, в сопровождении военных судов. Так им удается поддерживать свою торговлю.

– Я не очень-то жалую этих торговцев соленой селедкой, однако было бы глупо не перенять у наших врагов их методы, коли они хороши. Организуйте это, Кольбер. Крупные караваны больших торговых судов под охраной военных кораблей.

Некоторое время король с министром обсуждали детали нового проекта, затем государь, неожиданно повернувшись к Анжелике, поинтересовался, почему она скептически относится к этой идее. Ей пришлось признаться, что она считает коллективные походы противными французскому духу. Каждому хочется вести свое дело по-своему. Кое-кто из арматоров согласился бы выйти в море вместе, а у других не найдется денег, чтобы оснастить судно. Анжелика уже делала попытки найти единомышленников для формирования серьезного конвоя, но ей это никогда не удавалось.

Рука Людовика XIV легла на стол, и он тяжело оперся на нее.

– На сей раз они станут действовать по приказу короля, – произнес он.

Анжелика смотрела на эту руку, в которой уже ощущалась сила монаршей воли. Прошло уже больше часа, как они разговаривали в кабинете, и ей казалось, что король не отпустит ее, что она открыла ему не все тайны своего удачного – или неудачного – опыта судовладелицы. Он обладал даром задавать вопросы, заставлять собеседника подвести итог. Каковы другие причины провала похода к Восточной Индии? Продолжительность пути, отсутствие французского порта для стоянки… Он об этом уже подумал. Неужели она не слышала, что два года тому назад им была отправлена экспедиция для подтверждения владения островом Дофина? Да, она знает, но никто особенно на эту экспедицию не рассчитывал, потому что она была обречена на провал.

Король вздрогнул и стиснул зубы.

– И откуда же это вам известно? Я только что принимал посланника господина де Монтверга, главы экспедиции. Его помощник несколько дней назад высадился в Бордо… Утром он прибыл в Версаль с приказом не общаться с кем бы то ни было до встречи со мной. Отложив все важные дела, я принял его, и он только что вышел из моего кабинета. Неужели он позволил себе болтать?

Пришлось сказать все. О том, что мореплаватели уже давно были в курсе сложностей, с которыми столкнулась экспедиция на остров Дофина. Что несколько судов взяли на борт больных цингой или раненных в боях с дикарями… Так что арматоры оказались осведомлены быстрее, чем король, благодаря связям между судами разных стран, перевозившими почту… Почему экспедиция была обречена на провал, будучи только военной, хотя следовало бы привлечь купцов, и так далее…

Анжелика уверенно говорила о морских делах, потому что, как у каждого обладающего живым воображением человека, перед ее глазами сразу возникали точные образы. А пристальное внимание короля придавало ей сил.

На пороге этого кабинета умолкали фривольные сплетни, нескончаемая болтовня придворных, и, пока снаружи шумел праздник, в нем решалась судьба мира. Так работал король, способный уединиться здесь от всех и вся, чтобы каждую минуту идти к одной-единственной цели.

Только когда он поднялся, Анжелика почувствовала, как она устала, как проголодалась, и осознала, что только что она, как со старинным другом, два часа проговорила с королем. Кольбер откланялся. Анжелика собиралась последовать за ним, но Людовик удержал ее:

– Извольте остаться, сударыня.

Обойдя стол, король приблизился к своей собеседнице. Он был спокоен, любезен. Он собрался что-то сказать, но передумал. Взгляд государя блуждал по обращенному к нему лицу молодой женщины и внезапно под внешней привлекательностью как будто обнаружил то, чего никогда бы не стал искать в нем: душу, мысль, личность.

Тихо и задумчиво он спросил:

– Придете ли вы завтра на мою охоту?

– Сир, имею твердое намерение быть.

– Я поговорю с маркизом дю Плесси, чтобы он поддержал ваши добрые намерения.

– Сир, благодарю вас.

В комнате установилось молчание. Анжелика не поняла, почему неожиданно ее сердце дважды гулко стукнуло. Она почувствовала, что краснеет.

Между тем в кабинете появился королевский постельничий герцог де Шаро:

– Будет ли его величество присутствовать на большом ужине или желает, чтобы ему подали отдельно?

– Раз уж большой ужин предусмотрен, не станем разочаровывать бездельников, совершивших путешествие в Версаль, чтобы участвовать в нем, – ответил король. – Идемте к столу.

Анжелика сделала реверанс и повторила его на пороге кабинета.

Его величество спросил:

– Мне кажется, у вас есть сыновья? Сколько им лет? Могут ли они служить при дворе?

– Сир, они еще слишком юны: одному семь, другому девять лет.

– Ровесники дофина. Он скоро выйдет из-под женской опеки и будет передан гувернеру. Мне бы хотелось заодно обеспечить мальчика товарищами, которые могли бы разделить его игры и помочь немного встряхнуться. Представьте нам своих детей.

Под завистливыми взглядами собравшихся придворных Анжелика в третий раз присела в реверансе.

Глава VIII

Близился королевский ужин.

Целая армия слуг под командованием своих предводителей накрыла стол и расставила стулья согласно этикету. После тщательного осмотра зала распорядитель открыл двери для жаждущих присутствовать при трапезе его величества придворных. Они разместились в заранее оговоренном порядке, а в передней и коридорах теснилась публика, которой будет дано разрешение пройти вдоль королевского стола.

Людовик XIV остановился в дверном проеме и в ответ на реверансы присутствующих слегка наклонил голову. Затем он с улыбкой вошел в зал и занял место за столом.

Месье, его брат, тут же поспешил с глубоким поклоном подать ему салфетку.

Стоя за спиной государя, главный камергер крепко стиснул свою салфетку, а взгляд его красноречиво свидетельствовал, что он никому, даже принцу крови, не позволит отобрать ее.

В передней гвардейцы призывали присутствующих освободить проход – по коридору, напоминая церковную процессию, шла свита.

Гвардеец при полном параде возглавлял шествие слуг, которые несли на плечах огромную раку, покрытую тканью с золотым и серебряным шитьем. За ними следовал мажордом с жезлом, распорядитель зала, дворянин-хлебодар, офицеры, секретари и буфетчики.

В раке находилось блюдо короля.

Перед королевским столом медленно проходила публика. Парижские мещане и мещанки, мелкие служащие, ремесленники, рабочие, женщины из народа. Каждый старался запечатлеть образ вкушающего ужин короля Франции, ослепительное сверкание хрусталя и золотой посуды.

Король говорил мало, но от его взгляда ничто не могло укрыться. Анжелика не раз замечала, как он слегка приподнимался, чтобы поприветствовать какую-нибудь входящую придворную даму, при виде которой камергер спешно приказывал принести еще один табурет. Другим дамам, напротив, не полагалось ни приветствия, ни табурета. Этих дам, «не сидячих», было большинство. Анжелика входила в их число и уже ног под собой не чуяла от долгого стояния.

Госпожа де Шуази шепнула ей:

– Я слышала, что король давеча говорил вам про ваших сыновей. Голубушка, вам повезло! Даже не сомневайтесь! Ваши сыновья далеко пойдут, если таким образом вы приучите их знаться только с достойными людьми. Они с детства привыкнут галантно вести себя и на всю жизнь сохранят манеры, которые помогут им преуспеть при дворе. Вот, например, мой сын-аббат. Я с самого раннего детства пощряла это направление. Ему еще нет двадцати, а он уже сумел устроить так, что скоро получит епископский сан.

Но сейчас Анжелику гораздо меньше заботило будущее Флоримона и Кантора, нежели возможность перекусить, да к тому устроившись поудобнее.

Она постаралась как можно незаметнее покинуть пиршественный зал и неожиданно наткнулась на общество дам, усевшихся за игорными столиками. Лакеи проносили блюда со съестным, и красавицы, не отрывая взглядов от карт, поклевывали из них.

Какая-то высокая полная дама встала из-за стола, подошла к Анжелике и расцеловала ее в обе щеки. Это была Великая Мадемуазель, старшая дочь брата Людовика XIII.

– Всегда рада вас видеть, красавица. Мне кажется, вы игнорируете двор. Последние месяцы меня это очень удивляло, но я не осмеливалась спросить короля. Вы же знаете, мои разговоры с ним всегда плохо начинаются и никогда не заканчиваются ничем хорошим. Несмотря на то, что он мой кузен и мы невероятно привязаны друг к другу. И вот наконец вы здесь. Вы кого-то ищете?

– Да простит мне ваше высочество, я ищу, куда присесть.

Добрая принцесса озабоченно огляделась:

– Здесь для вас это совершенно невозможно, потому что среди нас Мадам.

– К тому же, ваше высочество, мне известно, что мой титул не позволяет мне сидеть в вашем присутствии.

– Тут вы ошибаетесь. Вы знатная дама, а я всего лишь внучка Франции по дедушке, Генриху Четвертому. Так что у вас есть право сидеть при мне на полу и даже на табурете, что я с удовольствием и предложила бы вам, дружочек. Но в присутствии Мадам, супруги Месье, это невозможно, совершенно невозможно.

– Понимаю. – Анжелика вздохнула.

– Однако знаете что, – продолжала Великая Мадемуазель, – сыграйте с нами. Нам нужна партнерша. Нас только что покинула вконец разорившаяся госпожа д’Артиньи.

– Как же я могу играть, не присев?

– Но вы можете сесть! – с раздражением воскликнула другая дама. – Идите сюда. Идите же.

И она потянула Анжелику поклониться Мадам, которая, с картами в одной руке и крылышком дичи в другой, послала ей рассеянную улыбку.

Однако не успела Анжелика занять место за карточным столом, как ее решительно схватила за руку госпожа де Монтеспан:

– Сейчас самое время представить вас королеве. Поспешим.

Госпожа дю Плесси пробормотала присутствующим свои извинения и быстрыми шагами последовала за подругой.

– Атенаис, – попросила она на ходу, – просветите меня относительно «права табурета». Мне самой не разобраться. Когда, почему, при каких обстоятельствах и обладая каким титулом придворная дама имеет право опустить свой зад на сиденье?

– Почти никогда. Ни в присутствии короля, ни в присутствии королевы, разве что она принадлежит к королевской семье. Впрочем, есть разного рода правила и исключения. Ах уж это право табурета! Со времен двора старинных кельтских королей добиться получения этой привилегии – мечта каждого, а главное, каждой. Мне думается, что в те времена такое право касалось только мужчин. Традиция сохранилась при французском дворе и распространилась на женщин. Табурет представляет собой знак очень высокого чина или очень большой милости. Им пользуются лица, принадлежащие к дому королевы или короля. Но бывают и отдельные исключения.

– Какие?

– Например, игра. Если вы участвуете в игре, то можете сидеть даже в присутствии монархов. Если занимаетесь вышиванием, тоже. По меньшей мере, надо держать в руках нечто похожее на рукоделие. Есть притворщицы, которые просто-напросто крутят в пальцах бант. В конце концов, как вы понимаете, есть множество способов все уладить…

Вокруг королевы суетились камеристки, которые одевали и причесывали ее к вечернему празднеству. Перед ней на туалетном столике были расставлены шкатулки с драгоценностями. Мария-Терезия поочередно примеряла золотые и серебряные колье с бриллиантами, браслеты, диадемы. Надела крупные грушевидные серьги с бриллиантами невиданного размера – говорили, будто они доставлены из Индии.

Присев бессчетное количество раз в глубоком реверансе и поцеловав королеве руку, Анжелика встала в сторонке. Она вспоминала, как впервые увидела инфанту в день ее бракосочетания с королем в Сен-Жан-де-Люз. Где светлые, почти бесцветные шелковистые волосы с подложенными для пышности накладками? Где тяжелые испанские юбки, поддерживаемые, согласно свято хранимой традиции, старомодными фижмами в форме обруча? Теперь государыня была одета на французский манер, что совсем не шло к ее дородной фигуре. Ее лицо, прежде такое нежное, с бело-розовой кожей, тщательно оберегаемое в тени мадридского дворца, покрылось пятнами и прожилками. У нее часто краснел нос. Можно было только удивляться, как, оказавшись в столь невыгодном положении, бедняжка сохранила естественное величие. Несмотря на благочестие и недалекий ум, она обладала веселым нравом. Испанский характер проявлялся в приступах бешеной ревности и страсти, которую она питала к королю. Она любила придворные увеселения и сплетни и наивно радовалась малейшему проявлению внимания со стороны короля.

Перехватив взгляд Анжелики, королева коснулась пальчиком бриллиантового ожерелья, сверкающего на ее груди.

– Смотреть следует сюда… а не сюда, – закончила она, слабо улыбнувшись, и указала на свое лицо.

В углу карлики резвились с любимыми собачками королевы. Баркароль заговорщицки подмигнул Анжелике.

Затем все отправились прогуляться по саду – погода да и время благоприятствовали этому. Факельное шествие вызвало большой переполох при дворе, все бросились переодеваться.

Анжелика воспользовалась комнатой, отведенной фрейлинам королевы. Госпожа де Монтеспан укоризненно заметила подруге, что ее украшения слишком неприметны для нынешнего вечера. Послать за другими в Париж, в особняк на улице Ботрейи, не оставалось времени. К Анжелике незамедлительно были направлены два придворных ломбардских ювелира, готовые в обмен на скромное вознаграждение уступить ей на несколько часов великолепные драгоценности. Целая кипа документов гарантировала, что августейшие клиенты не сбегут неизвестно куда, прихватив с собой взятые напрокат украшения.

Анжелика подписала бумаги и, освободившись от «скромной» суммы в двести ливров (!) – на эти деньги она могла бы купить себе по меньшей мере два драгоценных браслета, – спустилась в большую галерею на первом этаже, где был устроен театр.

Король уже занял свое кресло. Строгости этикета не оставили ни одного свободного места. Анжелике пришлось довольствоваться доносящимися до нее взрывами смеха зрителей из первых рядов.

– Что вы думаете об уроке, преподнесенном нам господином Мольером? – произнес у нее над ухом чей-то голос. – Не правда ли, очень поучительно?

Голос был таким приветливым, что, увидев Филиппа, Анжелика решила, что ей пригрезилось. Он возник перед ней как привидение, в расшитом серебром парадном туалете из розового атласа. Только он со своим великолепным цветом лица и светлыми усами мог, не боясь показаться смешным, позволить себе подобный наряд. Маркиз улыбался; Анжелике стоило труда держаться естественно.

– Разумеется, урок господина Мольера презабавнейший, однако вынуждена признаться, что со своего места я мало что поняла.

– Очень жаль. Позвольте мне помочь вам подойти поближе.

Обняв жену за талию, он увлек ее за собой. Зрители охотно расступались перед ними. Всем известная благосклонность короля к Филиппу придавала придворным любезности. К тому же маршальское звание обеспечивало маркизу дополнительные права, например въезжать в карете прямо во двор Лувра или сидеть в присутствии короля. Однако на Анжелику привилегии мужа не распространялись.

Они легко нашли себе место справа от сцены. Пришлось стоять, зато слышно было превосходно.

– Мы нашли удачное место, – сказал Филипп. – Отсюда мы можем видеть спектакль, а нас видит король. Великолепно.

Он по-прежнему обвивал рукой талию Анжелики. К тому же склонился к ней, так что она ощутила щекой шелковистое прикосновение его волос.

– Вам необходимо прижиматься ко мне? – вполголоса сухо поинтересовалась она, по здравом размышлении рассудив, что к новому поведению мужа следует относиться с подозрением.

– Совершенно необходимо. Своими злобными выходками вы ловко втянули в игру короля. А я не хочу, чтобы его величество сомневался в моих добрых намерениях. Желания короля – закон.

– Ах вот оно что. – Анжелика взглянула на него.

– Да, именно так… И продолжайте смотреть на меня. Пусть никто не сомневается, что господин и госпожа дю Плесси-Бельер помирились.

– Это столь важно?

– Желание короля.

– О! Вы…

– Стойте смирно.

Анжелика ощутила, как его рука железной хваткой еще сильнее сжала ее талию, хотя голос оставался спокойным.

– Чудовище, вы меня задушите!

– Ничто не доставило бы мне большего удовольствия. Терпение; как знать, может, так и случится. Однако сейчас не место и не время… Глядите, а вот и Арнольф, сейчас он заставит Агнесу читать одиннадцать правил супружества. Прошу вас, мадам, прислушайтесь.

Разыгрываемая пьеса еще не была представлена парижской публике. Король первым видел ее. На сцене Арнольф, вступая в законный брак, нес своей молодой жене какую-то нескончаемую тарабарщину:

 
В кармане у меня и руководство есть,
Где жен обязанность изложена исправно.
Не знаю автора, но, верно, малый славный.
Вот собеседник вам на каждый день и час.
Теперь читайте вслух – я буду слушать вас[3]3
  Здесь и далее перев. Вас. Гиппиуса.


[Закрыть].
 

Роль Арнольфа исполнял сам Мольер. Его одухотворенное лицо преобразилось, передавая мелкие подозрения недалекого мещанина. Жена комедианта, Арманда Бежар, тоже была прекрасна в образе Агнесы, юной и якобы простодушной и глуповатой красавицы. Бойко и послушно она читала:

 
Жене, что по закону, честно
На ложе мужнее идет,
Должно быть хорошо известно,
Каков бы ни был обиход,
Что муж, ее беря, лишь для себя берет.
 

Арнольф отвечал:

 
Я после объясню вам этих слов значенье.
Пока читайте сплошь, не прерывая чтенья.
 

Прелестница продолжала:

 
Благоразумная жена
И платье надевать должна,
Какое только муж захочет.
Красива ли жена – оценит муж один,
И что одобрил господин…
 

Анжелика рассеянно слушала. Комедия нравилась ей, но близость Филиппа настораживала.

«Ах, если бы он искренне обнимал меня, – думала она, – без злых воспоминаний о наших размолвках…»

Ей хотелось повернуться к нему и сказать: «Филипп, давай прекратим вести себя как сварливые, неуживчивые дети… Я чувствую, что между нами есть многое, что позволило бы нам понять друг друга, а возможно, и полюбить. И я надеюсь. Ведь ты был моим старшим кузеном, я тобой восхищалась, о тебе я мечтала в детстве».

Она украдкой поглядывала на него, удивленная, что ее волнение не передается его великолепному телу, столь мужественному, несмотря на жеманный наряд. Напрасно в придворных кругах распускали ужасные сплетни о маркизе дю Плесси: он не был ни жалким типом, ни лотарингским проходимцем. Рядом с ней стоял бог Марс – бог войны, суровый, неумолимый и холодный, как мраморная статуя.

Где, под какой маской скрывалось живое тепло этого человека, казалось бы лишенного обычных человеческих реакций? Анжелике казалось, что она для него всего лишь деревянная кукла; обидно.

В своей нравоучительной комедии «Школа жен» господин Мольер думал только об обычных мужчинах, таких как все, мещанах или дворянах, которые выходят из себя, когда их обманывают, становятся посмешищем ради пары прекрасных глаз и бледнеют, если хорошенькая женщина чересчур томно приникает к ним. Но к такому, как Филипп дю Плесси, психология великого комедиографа неприложима. Как к нему подобраться?