Текст книги "Полночная страсть"

Глава 20

Пальцы Антонии впились в скользкую от пота спину Николаса. Твердые бугры мышц дрожали от напряжения. Пригвожденная к постели, Антония с необычайной остротой чувствовала тяжесть его мощного тела, жар его восставшей плоти. Рейнло неподвижно застыл, словно нечаянное признание Антонии обратило его в камень.

Потом внезапно он пришел в движение. Его яростные выпады наполнили душу Антонии смесью ужаса и восторга. Кровать жалобно заскрипела. Два сплетенных тела стали единым целым. Подхваченные волнами бушующего пламени, они погрузились в жерло огненного вулкана. Неистовство Николаса пробудило в Антонии дикую, безудержную страсть. Она трепетала словно натянутая струна, ее ногти глубоко вонзились в плечи Рейнло. Казалось, с каждым его движением полыхающий в ней пожар разгорается все сильнее.

Наконец неодолимая могучая сила оторвала ее от земли и вознесла к небесам, объятым огнем. Дрожащая, задыхающаяся, Антония замерла, чувствуя, как жадные языки пламени лижут ее плоть.

Казалось, мгновения блаженства длились целую вечность. По телу Антонии пробегали волны дрожи, перед глазами сверкали ослепительные вспышки. Она закрыла глаза, отдавая себя во власть яростной стихии.

Сквозь наплывающий туман наслаждения она почувствовала, как дрогнуло тело Николаса. Глухо застонав, он запрокинул голову, жилы на его шее вздулись. Антония ощутила, как внутри ее разливается его горячая влага.

Новая огненная лавина увлекла ее за собой, а в следующий миг Николас тяжело обрушился на Антонию, придавив ее к кровати. Она замерла, скованная блаженной истомой, по щекам катились слезы.

Пережив такое, сможет ли она жить без Николаса?

Рейнло уткнулся лицом Антонии в плечо. Его окутывал запах страсти, пряный аромат телесных соков. Кровь клокотала в нем. Бешеные удары сердца отдавались в ушах грохотом. Забытье наплывало волнами.

Никогда в жизни Николас не испытывал подобного блаженства.

Он все еще бродил среди звезд, затерянный странник в бесконечных мирах Вселенной. Рейнло всегда считал себя знатоком в искусстве любви, человеком, знающим все о чувственных наслаждениях. Как жестоко он ошибался. Черт возьми, до этой ночи он и понятия не имел, что такое истинное блаженство.

Наконец сквозь путаницу обрывочных мыслей пробилась одна: должно быть, он совсем раздавил Антонию. Она была высокой и сильной, под стать рослому могучему мужчине, и все же Рейнло весил изрядно. Он неохотно приподнялся, хотя их тесное объятие доставляло ему несказанное удовольствие.

– Нет, – сонно запротестовала Антония, стоило ему пошевелиться.

Ее ладони принялись мерными круговыми движениями гладить его спину. И с каждым завершенным кругом у Рейнло замирало сердце. Антония обладала магической властью над ним. Даже теперь, когда бушующий пожар желания угас, обратившись в тлеющие угли, легчайшее ее прикосновение отзывалось дрожью в его теле.

– Мне лучше подвинуться. – Рейнло замер, наслаждаясь медленными ленивыми движениями ее рук. Будь он котом, он бы замурлыкал.

– Нет, еще нет.

Николас со вздохом подчинился. Ему не хотелось нарушать связавшую их молчаливую близость, подобную легкой зыби океана.

Он знал, что поддается самообману, столь же далекому от реальности, как и грезы курильщика опиума. Но доводы рассудка оказались бессильны. Тихая радость захватила все его существо. Он лежал рядом с женщиной, которую так долго желал. С женщиной, отдавшейся ему безоглядно. Необычайно остро он ощущал ее пьянящую близость. Аромат ее кожи, ее белокурых волос кружил ему голову.

Время и пространство расплывались в золотистой дымке. На Рейнло накатывала приятная дремота.

С трудом повернув отяжелевшую голову, он приник губами к шее Антонии. Несколько долгих мгновений он молчал, удерживаясь на грани сна и яви, потом заставил себя заговорить:

– Я был неосторожен.

Руки Антонии замерли, она тяжело перевела дыхание. Из-за тяжести тела Николаса или из-за его слов?

После короткого молчания ее ладони вновь заскользили по его спине.

– С этим мы ничего не можем поделать. – Ее голос звучал на удивление ровно.

Нахмурившись, Рейнло зарылся лицом в ее мягкие волосы, пахнущие лавандой. В словах Антонии слышалась непривычная покорность судьбе. Он должен был видеть ее лицо.

Николас неохотно откатился в сторону. Разомкнув объятия, он ощутил, как мучительно сжалось сердце. Счастье оказалось слишком быстротечным. Он и не знал, что покидать благословенный рай будет так нестерпимо горько.

Приподнявшись на локте, он подпер ладонью подбородок.

– В Суррее я обещал, что не оставлю тебя с ребенком.

Чуть вздрогнув, Антония откинула голову на подушки и отвела со лба непослушные пряди. Взгляд ее казался печальным и строгим.

– Мы оба забыли об осторожности.

Рейнло недоверчиво прищурился. Спокойствие Антонии озадачило его. Он ожидал от нее вспышки ярости, обиды. Проклятие, как он мог быть таким беспечным?! Его душил гнев на себя самого.

– Но могут быть последствия, – мягко возразил он.

На лицо Антонии набежала тень.

– Я… С Джонни я не забеременела, – нерешительно произнесла она.

Имя Бентона словно проложило между ними грозную пропасть, ощетинившуюся пиками скал.

Рейнло хотелось что-то сказать, но на языке у него вертелся гневный вопрос: «Как могла женщина, подобная Антонии, потерять голову из-за болвана вроде Бентона?»

В комнате повисло тягостное молчание.

Наконец Антония заговорила:

– Возможно, я бесплодна.

Он промолчал, хотя желудок его свело в тугой ком от бессильной ярости. В голове теснилось множество вопросов. Наконец молчание стало невыносимым, как невыносимо было лежать рядом с Антонией, не касаясь ее. Николас сжал ее руку, и тотчас в нем пробудился голодный зверь, ощеривший клыки.

Рейнло перевел дыхание и задал вопрос, терзавший его с той минуты, когда он понял, что Антония не девственница.

– Расскажешь мне о Бентоне?

Антония страшилась этого мгновения, хотя и знала, что оно неизбежно настанет. Ее захлестнула горечь давней обиды. Всякий раз, вспоминая ошибки юности, она чувствовала, как сердце сжимается от стыда, словно в груди распускает кольца клубок ядовитых змей. Эта ночь, полная бесконечного блаженства, должна была навсегда запечатлеться в ее памяти. К чему омрачать ее признаниями вины?

Печальная история ее жизни была надежно спрятана в тайниках ее души. Антония никогда не говорила о том, что случилось десять лет назад. И меньше всего ей хотелось поверять свои секреты самому отъявленному распутнику Англии.

Она приготовилась дать Николасу отпор, заявить, что не обязана ничего ему объяснять, ведь ее прошлое нисколько его не касается. Повеса, погрязший в разврате, не вправе требовать от своей любовницы отчета о ее былых связях.

Антония открыла рот, чтобы осадить Николаса, но у нее вырвались совсем иные слова.

– Джонни учился в Оксфорде вместе с моим братом. Он приехал к нам в дом погостить, когда мне едва исполнилось семнадцать.

– Бентон тотчас распознал в тебе красавицу, верно? – В голосе Николаса слышался гнев.

– Разумеется, он льстил мне, – произнесла она тоном, лишенным всякого выражения.

Николас отнял руку, и Антонию охватило чувство потери.

Рейнло снова повернулся на бок и обратился в слух. В уголках его губ залегли горькие складки.

– Готов поспорить: этот мерзавец накропал столько сонетов, что их с лихвой хватило бы, чтобы обклеить здание парламента.

Антония невесело усмехнулась.

– И Королевский павильон в Брайтоне в придачу.

Эта робкая шутка не смягчила выражение лица Николаса.

– Хотя Бентон и глупец, но вкус у него отменный. Ты бесценная жемчужина. Мне странно лишь, что такая женщина, как ты, могла увлечься этим жалким хнычущим сосунком.

«Бесценная жемчужина»? Антония поспешила скрыть удивление. Но ей не удалось утаить свои чувства, когда губы Николаса коснулись ее губ. Этот быстрый поцелуй каким-то непостижимым образом пробудил в ней доверие. Она понимала: это нелепо, ведь Николас едва ли мог считаться образчиком морали, – но ей невыносимо было думать, что Рейнло презирает ее за связь с Джонни.

Ее пальцы вцепились в простыню, по телу прокатилась жаркая волна желания. Антония чувствовала себя беспомощной перед Николасом, но стоило ли этому удивляться? Какая женщина смогла бы устоять перед блестящим красавцем маркизом? И все же с каждым мгновением Антонию все больше захватывала опасная страсть к мужчине, скрывавшемуся за маской неотразимого сердцееда и светского баловня. Этот непредсказуемый, нежный, насмешливый мужчина был бесконечно одинок, хотя, возможно, и не догадывался о том. А может быть, Антония лишь обманывала себя?

Ласковый поцелуй Николаса помог ей продолжить тягостную исповедь. Она задумалась, перебирая в памяти горькие воспоминания.

– Появление в доме такого красивого молодого человека глубоко взволновало меня. Прежде моя скучная уединенная жизнь не отличалась разнообразием. Джонни был первым мужчиной, обратившим на меня внимание.

– Бентон всегда слыл покорителем женских сердец. – Глаза Николаса сузились, полыхнув гневным черным огнем. – Ты, конечно же, воображаешь, будто все еще любишь этого подлеца.

В резком голосе Рейнло звучало негодование. И убежденность.

Глава 21

– Что за вздор. – На мгновение Антония оцепенела от гнева и дрожащими руками натянула на грудь простыню.

Николас смерил ее недоверчивым взглядом.

– Наверное, тогда ты думала, что любишь его.

– Тогда я поддалась безумию, – безжизненным голосом произнесла она.

– Так в этом твое оправдание?

Вновь наступила гнетущая тишина. Николас лежал рядом с Антонией, не сводя с нее взгляда, в его неподвижной позе сквозили гнев и досада. Будь на его месте другой мужчина, Антония решила бы, что он ревнует, но подозревать маркиза Рейнло в собственнических чувствах было бы смешно. Жалкая мисс Смит ничего для него не значила.

Призвав на помощь остатки мужества, она без всякой убежденности сказала себе, что сможет признаться в давних прегрешениях. Закусив губу, Антония опустила глаза. Пальцы ее нервно комкали и разглаживали простыню. Прерывисто вздохнув, она заставила себя продолжить:

– Я скучала, меня терзало любопытство; хотелось узнать больше о мире, который, как я опасалось, мне никогда не удастся увидеть. Джонни показался мне божеством, спустившимся с небес в ответ на мои молитвы. Смешно, не правда ли, учитывая, что он в действительности собой представляет? Я искренне верила, что мужчина, исписывающий стихами целые тетради, должен обладать возвышенной душой. – В голосе Антонии звучали горечь и презрение к себе.

– Ты была романтичной.

Антония вздрогнула как от удара, хотя в словах Николаса не было осуждения.

– В конечном счете из меня выбили эту дурь.

– Могу себе представить, как обхаживал тебя этот подонок.

Антония вцепилась в простыню.

– Разумеется. Ведь ты такой же повеса, как и он.

Рейнло гневно оскалил зубы.

– Однако едва ли кому-то вздумается вообразить, что у меня возвышенная душа.

Еще недавно Антония согласилась бы с этими словами, но последние несколько дней заставили ее усомниться, верно ли она судила о Николасе.

Возможно, в нем было больше рыцарства и благородства, чем ему казалось.

– Я была легковерной дурочкой, – с сожалением произнесла Антония. – Я думала, что вернусь с победой после романтического приключения, став женой и вдохновенной музой молодого литературного гения.

– И все же я не понимаю, почему Бентон не женился на тебе.

Николас взял ее за руку. Антония знала: он хотел ее утешить, хотя и ответил бы злой насмешкой на слова благодарности. Лицо его потемнело от гнева, но в мягком прикосновении сквозила нежность.

– Десять лет назад Джон Бентон и сам был почти мальчишкой, хотя это нисколько его не оправдывает. И я не сказал бы, что с годами он превратился в исчадие ада. – Николас осекся и с усилием добавил: – В дьявола вроде меня.

И вновь глупое сердце Антонии зашептало, что он лишь очерняет себя.

– Да, Джонни не был порочным негодяем. Он был самовлюбленным безвольным глупцом, убежденным, что весь мир должен лежать у его ног только потому, что Господь одарил его красотой.

Антония помолчала. Даже после стольких лет ей было мучительно больно вспоминать дни своего позора и унижения. Пальцы Николаса ободряюще сжали ее руку. Антония заговорила глухим безжизненным голосом.

– Джонни не женился на мне, потому что сохранил еще крупицы чести. Он уже был женат.

Николас резко выпрямился, с силой сдавив ладонь Антонии.

– Вот дьявольщина, я понятия не имел.

– Об этом никто не знал. – Антония передернула плечами, стараясь придать голосу равнодушие, но Николас видел, как горько ей признаваться в своем легковерии. – Перед поступлением в Оксфорд он обзавелся содержанкой, актрисой. Она родила ему ребенка. Не представляю, как этой женщине удалось женить его на себе. Должно быть, она прибегла к угрозам. Джонни никогда не отличался храбростью и дрожал за свою репутацию. – Антония облизнула пересохшие губы. Воспоминания о лживых обещаниях Бентона и о собственной глупости вызывали у нее жгучее желание спрятаться, забиться в темный угол. – Не знаю, что случилось с ребенком. Джонни уверял, что сам ничего не слышал о нем.

Николас издал глухое рычание. Выпустив руку Антонии, он резко откатился в сторону и вскочил с кровати. Несмотря на подавленность и стыд, Антония почувствовала невольное восхищение, заметив, что он не испытывает смущения или неловкости от своей наготы. В движениях великолепного тела Рейнло сквозила величавая грация дикого зверя.

Он уверенно направился к изящному комоду красного дерева. Антония с волнением разглядела у него на спине кровавые борозды, оставленные ее ногтями. Десять долгих лет страсть оставалась для нее под запретом. Но к добру или к худу, с Николасом она вновь открыла для себя неодолимую силу желания. И пережитое блаженство было столь ошеломляющим, что Антония не испытывала сожаления.

– Когда ты узнала правду? – Стараясь сдержать бушевавшую в нем ярость, Рейнло взял с подноса графин с кларетом.

Антония выше натянула простыню, говоря себе, что выдержит это испытание. У нее достанет сил закончить свою горькую историю, как бы ни было больно.

– Месяц спустя мой отец выследил нас. Мы жили в Виченце. В убогой нищете. – Антония содрогнулась, вспоминая давнее унижение. Сквозь туманную пелену перед глазами она увидела, как Николас наполняет вином бокалы. Прерывисто вздохнув, она заставила себя продолжить рассказ. – Я так и не увидела ни Рима в сиянии луны, ни Неаполитанского залива. Джонни не приходило в голову, что нужно раздобыть денег, прежде чем бежать из Лондона с сестрой своего лучшего друга.

– Ничтожный болван. – Губы Николаса гневно сжались в тонкую линию. В черных глазах читалось бесконечное сострадание.

– Джонни был еще больше меня разочарован крушением своих романтических грез. – Антония вновь попыталась придать голосу нотку язвительности, но, как и прежде, безуспешно – в ее напускном равнодушии чувствовалась фальшь. – Я всегда была практичной – во всяком случае, мне удалось выстоять, когда пришлось жить на очень скромные деньги в чужой стране. Мне повезло, что Джонни не пустил меня по рукам и не продал какому-нибудь сластолюбцу, предложившему хорошую цену. Хотя так вполне могло бы случиться, если бы мой отец не выплатил все наши долги.

Встав возле кровати, Николас поднес к губам бокал. Антония подняла взгляд на Рейнло. На его щеке дергался мускул, черные глаза казались бездонными.

– Отец хотел тебя вернуть?

У Антонии вырвался горький смешок.

– Так кто из нас двоих романтик? Нет, он обозвал меня грязной шлюхой и заявил, что я для него умерла. – Произнести эти слова оказалось мучительно больно, словно с Антонии бритвой срезали кожу. – Родственникам и соседям действительно сказали, что я умерла. Отец объявил, что я подхватила смертельную лихорадку, путешествуя по Франции вместе с кузиной. Отрекшись от дочери, он сообщил мне, что мой великолепный любовник женат.

– Этот негодяй клянется, что все еще любит тебя, – презрительно бросил Николас. – Он явился к вам домой, но твой брат сказал ему, что ты мертва.

Антония давно убедилась в слабости и безволии Бентона, поэтому слова Рейнло не вызвали у нее ни удивления, ни гнева. Разрушить ее жизнь, а через десять лет разыгрывать безутешную скорбь – как это похоже на Джонни.

– Ему нравится изображать страдальца, упиваться трагедией, – сурово произнесла Антония. Ее жалость к Джонни сменилась презрением. – Ни один мужчина не обошелся бы так с женщиной, которую любит, как Джонни поступил со мной.

– Но ты все еще его любишь?

Странно; Антония не подозревала, что Рейнло способен задумываться о любви. Глядя ему в глаза, она заговорила с твердой уверенностью:

– Я не люблю Джонни Бентона. Я не любила его и десять лет назад, хоть и убедила себя, что люблю. То, что я принимала за любовь, было лишь игрой в великую страсть. – Голос Антонии упал до шепота, теперь в нем слышалась глухая ненависть к себе. – Я совершила глупость, сбежав с Джонни. Уже через пару дней я поняла свою ошибку. Но подобные ошибки невозможно исправить.

Николас нахмурился.

– Ты была совсем юной.

– Но достаточно взрослой, чтобы быть осмотрительнее, – резко возразила Антония. – По крайней мере моему отцу удалось избежать скандала. Он сохранил в тайне историю моего безумства. За десять лет до меня не дошло ни единой сплетни. Впрочем, едва ли отцу потребовалось много усилий, чтобы уничтожить слухи. Кроме родственников и соседей, почти никто не знал о моем существовании. В школу я не ходила, ко мне приглашали гувернанток. Я никогда не выезжала в Лондон. Боже милостивый, я ни разу не бывала нигде дальше Ньюкасла.

Николас окинул Антонию изучающим взглядом.

– Неудивительно, что ты задыхалась от скуки. Жестоко держать умную, страстную, полную жизни девушку вдали от мира словно парию.

– Твои передовые взгляды делают тебе честь, – не без язвительности заметила Антония.

И все же Николас снова сумел ее удивить. Подумать только, этот закоренелый распутник выступал в защиту женских прав.

– Я рос в окружении целого полчища сестер. Мне хорошо известно, что может случиться с женщиной, которая не нашла себе достойного занятия. Будь у вашего отца хоть капля здравомыслия, он понял бы, что такой необыкновенной, яркой девушке, как ты, нужна сцена пошире.

Сердце Антонии взволнованно замерло. Николас вновь пытался оправдать ее безрассудство. Вдобавок он назвал ее необыкновенной.

– Спасибо.

Мимолетным нежным движением он коснулся ее щеки. Антонию пронзила дрожь.

– Ну что ты, дорогая. – В первый раз Николас назвал ее дорогой на балу у Мерриуэдеров, когда спас от случайной встречи с Джонни. Даже теперь воспоминание об этом заставляло ее трепетать от желания. Смущенная, Антония не находила слов. Но прежде чем она нашлась с ответом, Рейнло продолжил: – Раз никто не знал о твоем бегстве, почему же отец не вернул тебя домой?

– Потому что я ослушалась его и должна была за это поплатиться, – с горечью произнесла Антония. Она с усилием сглотнула подступивший к горлу ком. Даже десять лет спустя боль изгнания казалась нестерпимо острой. – Мой отец не желал видеть дочь своенравной потаскухой.

– И он оставил тебя на милость Бентона? – ужаснулся Николас.

Антония безучастно пожала плечами, хотя мучительные воспоминания о том страшном дне, когда лорд Эйвсон ворвался в их жалкую комнатку в Виченце, преследовали ее словно навязчивый кошмар. Полный решимости запретить дочери приближаться к родительскому дому, отец предпринял утомительное путешествие по Италии, чтобы лично объявить ей свою волю. Он пожелал избавить Антонию от иллюзий, что когда-нибудь смягчится и примет ее в Блейдон-Парке. Он сильно недооценил догадливость своей дочери. Стоило ему войти и обратиться к ней с презрением, будто она грязь у него под ногами, как Антония тотчас поняла: ее проступок навсегда уничтожил всякую связь между ними. А известие о тайном браке Джонни прозвучало финальным ударом колокола в погребальном звоне ее «великого приключения».

До конца своих дней ей не забыть брезгливого отвращения на лице отца, когда тот оглядел их запущенное, убогое жилище. Лорд Эйвсон застал дочь полуодетой. Антония пыталась починить одну из рубашек Джонни, чтобы тот смог показаться в ней на улице. Время близилось к полудню, но Бентон все еще валялся в постели, на смятых несвежих простынях.

– Отец дал мне немного денег, запретив искать встреч с кем-либо из моей прошлой жизни. Он сказал… – Антония судорожно сглотнула, чувствуя едкую горечь во рту. – Он сказал, что собственной рукой застрелит меня, если я попытаюсь приблизиться к дому.

Николас опустился на кровать и взял Антонию за руку. На лице его застыло сочувствие.

– А твоя мать? Твой брат? Неужели они оказались столь же неумолимы?

– Оскорбив гордость отца, я сожгла за собой мосты. Семья отвернулась от меня. – Антония печально улыбнулась, сжав руку Николаса. Как ни смешно, его прикосновение смягчило давнюю боль. – Не знаю, что бы со мной стало, если б не Годфри Демарест.

Внезапно в воздухе повисло молчание, тяжелое, враждебное. Взамен нежности и сочувствия на лице Николаса промелькнуло незнакомое выражение, от которого Антонию обдало холодом. Казалось, глаза его вспыхнули ненавистью.

«Должно быть, это просто игра воображения», – подумала Антония и продолжила свой печальный рассказ.

– Без покровительства Джонни я не могла оставаться в Италии. Мне пришлось вернуться в Англию.

– Этот ублюдок Бентон мог бы позаботиться о твоей безопасности.

– Отец пригрозил уничтожить Джонни, если тот осмелится вновь ступить на английскую землю.

– Это его не оправдывает. Я бы с радостью сам пристрелил этого мерзкого червя.

Антония давно забыла, что значит иметь защитника.

– Спасибо, – прошептала она.

Николас недоуменно нахмурился.

– За что?

От волнения у Антонии сдавило горло. Слова дружеского участия согревали ее израненную душу. Но, признаваясь, как важно для нее сочувствие Николаса, она слишком откровенно показывала свою слабость и уязвимость.

– За то… что выслушал меня. За то, что не сказал, будто я сама во всем виновата и заслуженно несу наказание. За то, что принял мою сторону.

– Невелика заслуга, – угрюмо проронил Рейнло и, схватив Антонию за руку, прижался губами к ее ладони.

– Случившееся уже не поправишь, слишком поздно, – с горечью произнесла она, чувствуя, как от краткого касания его губ по телу растекается тепло. – Отец умер, так и не взглянув на меня.

– Разве теперь ты не можешь вернуться к родным?

Антония покачала головой.

– Я обещала, что не переступлю порог родительского дома. Я обесчестила семью, известно об этом в свете или нет. Мама умерла вскоре после моего побега. Брат унаследовал имение. Едва ли он примет меня, ведь возвращение блудной сестры способно бросить тень на его незапятнанное имя. Как он объяснит мое многолетнее отсутствие? Неожиданное появление той, которую считали умершей, вызовет слишком много вопросов.

– Всему можно найти объяснение, – резко возразил Николас. – Возможно, твой брат даже не знает, что ты жива.

– Думаешь, я не говорила себе об этом? Не мечтала снова увидеть брата? Но моему легкомыслию нет прощения. И одиночество – цена, которую мне предстоит заплатить. – Антония вскинула голову, борясь с подступающими слезами. – У Демарестов я обрела дом. К счастью, мистер Демарест узнал меня на пакетботе, следовавшем из Кале в Дувр, и тотчас пришел мне на помощь. Я обязана ему жизнью.

По чистой случайности Антония оказалась на одном судне со своим троюродным братом, возвращавшимся из очередного набега на парижский полусвет. Хотя они встречались лишь время от времени, Годфри сразу ее узнал. Хиллиарды всегда обладали заметной внешностью.

Антония не обольщалась надеждой, что за добротой Демареста скрывается нечто большее, нежели минутный порыв, но за великодушие отплатила кузену долгими годами преданной службы, выполняя обязанности экономки и компаньонки юной Кассандры. Бесконечные сумасбродные выходки Годфри, неизменно вызывавшие у Антонии досаду, показывали, что кузен не придает значения ее бесчестью. Демаресту ничего не стоило предложить ей убежище, вдобавок ему нравилось играть роль благородного спасителя.

И все же он действительно спас Антонию, оказавшуюся в опасном, безнадежном положении. Она знала, что до конца своих дней не забудет его доброты.

Николас опустил глаза, его густые ресницы отбросили тень на скулы. Пальцы его сжали руку Антонии, и на эту мимолетную ласку тело ее отозвалось волной дрожи. Лицо Рейнло казалось непроницаемым. О чем он задумался?

В его неподвижности Антонии чудился скрытый гнев. Возможно, его переполняла обида за нее, только и всего?

Антония ждала, что Николас станет осыпать проклятиями Джонни и ее отца, хотя всегда винила одну лишь себя в том, что выпало на ее долю. Она совершила грех и понесла заслуженное наказание. Счастье, что с ней не случилось худшего. Нищета и лишения, быть может, вынудили бы ее торговать собой. При мысли об этом Антония подавила невольную дрожь. После Италии у нее не осталось никаких надежд. Ее юность закончилась во время долгого изматывающего путешествия на родину. Именно тогда Антония необычайно остро осознала свою слабость и беспомощность.

Но горький опыт не уберег ее от новой страсти. Забыв о здравомыслии, она поддалась чарам повесы с прекрасным лицом. Охваченная отчаянием, Антония стиснула руку Николаса, словно спасительный канат в бурном море.

Рейнло поднял голову и с нежностью посмотрел на Антонию.

– Спасибо, что доверилась мне. – Он снова поцеловал ее, и у Антонии защемило сердце от неизъяснимой нежности.

Она закрыла глаза, но предательские слезы обожгли веки.

Поцелуй Николаса заставил ее сердце раскрыться подобно цветку.

Антония знала: после этой ночи пьянящие поцелуи Рейнло останутся в прошлом, – но мысль о том, что ей никогда больше не придется лежать в его объятиях, приводила ее в отчаяние. Она будет тосковать по его поцелуям, с грустью вспоминая его прикосновения, его голос, шутки, смех. И обжигающий жар его тела.

Без Николаса до конца своих дней она будет чувствовать себя опустошенной.

Именно его Антония ждала всю свою жизнь.

Обвив руками шею Николаса, она страстно поцеловала его.

Когда чуть позже они с усилием оторвались друг от друга, оба тяжело дышали.

– Заставь меня забыть обо всем, кроме тебя, – прошептала Антония, почти касаясь губами губ Николаса. Казалось, ее теплое дыхание – продолжение поцелуя. Она закрыла глаза, отдаваясь во власть страсти. Ее переполняло чувство более сильное, чем желание. Чувство, похожее на нерасторжимую связь истинной любви.

– Обещаю, – сказал Николас и сорвал с нее простыню.