Текст книги "Полночная страсть"

– Когда Касси покинет дом, ты не сможешь остаться. Это было бы нарушением приличий. – Голос Годфри звучал непривычно угрюмо.

Антония поставила бокал на столик между креслами. Ее рука так сильно дрожала, что бренди расплескался.

– Ты прав. – Она вздернула подбородок, превозмогая головокружение и слабость. Хватит ли у нее сил вынести еще и это испытание? – Я глубоко ценю все, что ты для меня сделал, а воспитание Касси всегда доставляло мне огромную радость. Ты дашь мне рекомендации, чтобы я могла подыскать себе другое место? – Другое место в незнакомой семье, где, возможно, с ней станут обращаться как с прислугой? Боже, сумеет ли она это выдержать?

Казалось, Демарест не заметил, какую боль причинили кузине его слова.

– Если тебе этого хочется.

Антония недоуменно нахмурилась.

– Я не вижу иного выхода.

Демарест заговорил тихим проникновенным голосом:

– А если я попрошу тебя стать моей женой?

Глава 30

Смущенная, растерянная, Антония поднялась к себе в спальню. Последние дни выдались бурными и принесли слишком много потрясений. Предложение мистера Демареста ошеломило ее. Удивление и недоверие боролись в ее душе. Казалось, на нее обрушился свирепый ураган, сметая все на своем пути. У нее возникло странное ощущение расщепленности, Антония словно наблюдала за собой со стороны, и в бесконечной череде женщин, похожих на нее как две капли воды, не узнавала себя.

Неприметная компаньонка. Страстная любовница. Женщина, отвергнувшая предложение Джонни. Отважная воительница, вырвавшая Касси из рук похитителя и угрожавшая Рейнло пистолетом. Отыщет ли она среди великого множества отражений будущую жену Годфри Демареста?

Чувствуя мертвящую тяжесть в груди, Антония опустилась на табурет перед туалетным столиком. Тело мучительно ныло, будто она проскакала сотню миль в жестокую бурю. Антония посмотрела в зеркало. Лицо ее казалось бледным, лишь на скулах пламенели пятна лихорадочного румянца. В темных от тревоги глазах застыла печаль.

Трудно поверить, но за последние несколько дней трое мужчин сделали ей предложение. А она даже не помышляла о замужестве, считая, что брак не для нее.

Конечно, предложение кузена было единственным заслуживающим внимания. Изумленная Антония молча выслушала объяснения Демареста. По сути дела, ничего не изменится, уверял Годфри. Антония будет по-прежнему управлять делами поместья. Только теперь она займет то положение в обществе, которого лишилась, сбежав из дома с Бентоном. Наконец-то она обретет покой и вернет себе всеобщее уважение.

Задумал ли Демарест сделать Антонию Хиллиард своей женой с самого начала, повстречавшись с ней на корабле, плывущем из Франции? Едва ли. Антония знала по собственному опыту, что кузен редко оглядывается назад и не размышляет о последствиях своих поступков. Трагическая история Элоизы Чаллонер служила тому подтверждением. Демарест предпочитал жить в свое удовольствие. Антония не сомневалась: его вполне устраивало, что кузина продолжит вести дела поместья.

Но устраивало ли это ее саму?

Демарест и не думал притворяться, что оставит свои привычки завзятого повесы, однако он упомянул о детях, рождению которых был бы рад. Так он деликатно давал понять, что готов разделить с Антонией ложе, если она того пожелает, но не будет настаивать на исполнении ею супружеских обязанностей.

Пальцы Антонии яростно вцепились в столик красного дерева подобно когтям хищной птицы. Ей хотелось иметь детей, семью, собственный дом взамен временного пристанища, обретенного благодаря чьей-то милости. Готова ли она ради всего этого мириться с изменами мужа? Готова ли закрыть глаза на вероломство кузена, погубившего Элоизу Чаллонер? Готова ли делить постель с Годфри Демарестом? Антония закрыла глаза, пытаясь прогнать воспоминания о небывалом блаженстве, подаренном Рейнло. Но, вспомнив наслаждение, она тотчас вспомнила и предательство. Грудь ее пронзило болью, по телу пробежала дрожь. Антонии захотелось спрятаться, стать невидимой.

Нет, она должна изгнать Рейнло из мыслей, из памяти, из сердца. Забыть страсть, ложь, греховный соблазн и пьянящий восторг. Забыть клокочущую ярость. Пора прислушаться к голосу рассудка, а не сердца. Сердце оказалось плохим советчиком.

Возможно, у них с Годфри Демарестом еще есть надежда на счастье. Антония хорошо знала кузена, его сильные и слабые стороны. Несмотря на присущие ему лень и эгоизм, в душе Годфри был неплохим человеком, когда давал себе труд прислушаться к голосу совести.

Ни Демарест, ни Антония не ожидали друг от друга великой страсти. Баском-Хейли давно стал для Антонии домом, а Касси она любила нежно, как сестру, и легко справилась бы с ролью матери.

Вдобавок разве у Антонии был иной выход, кроме как принять предложение Демареста?

Многие сказали бы, что ей несказанно повезло, ведь у нее появилась надежда занять достойное место в обществе, невзирая на бесчестье, которое она сама на себя навлекла. Строгие моралисты с презрением указали бы, что таким, как она, впору гнить в сточной канаве. А ее ожидала обеспеченная жизнь в браке с богатым человеком.

Оставалось лишь протянуть руку и взять то, что судьба преподнесла на блюде…

* * *

Мистер Демарест не выказал удивления, когда после завтрака Антония попросила его уделить ей немного времени. Должно быть, он понимал: если кузина лишится места компаньонки, выбор у нее невелик.

Как только Антония вошла в библиотеку, Демарест поднялся из-за стола и направился ей навстречу. Предложив руку кузине, он повел ее в комнату, но в его учтивых манерах неуловимо сквозило что-то собственническое. Демарест определенно ждал, что Антония ответит согласием на его предложение.

Несмотря на чудовищную усталость, Антония ни на минуту не сомкнула глаз. Она лежала без сна, опустошенная, словно высохшая ореховая скорлупа, и смотрела невидящим взглядом, как над Лондоном восходит солнце. На мгновение она задумалась, где встречает рассвет Рейнло, но тотчас безжалостно подавила любопытство. Антония не искала утешения в слезах. Всю ночь она пыталась не думать о вероломном любовнике, но боль в сердце и пылающая желанием плоть напоминали ей о роковой ошибке. Она вновь доверилась недостойному человеку.

Антония не плакала. Слезы не могли смягчить терзавшую ее агонию. Она выплакала океан слез, расставшись с Джонни. Но предательство Рейнло оказалось жестокой, нестерпимой пыткой.

Если она решила выйти замуж за Демареста, то не лучше ли думать о нем? Но вновь и вновь вместо приятного улыбающегося лица Годфри Антония видела перед собой лицо мужчины, который не задумываясь погубил бы ее, если бы она позволила. Ее преследовал образ Рейнло, его горящие глаза. Но все в этом человеке оказалось фальшью. Даже воспоминания о нем. То, что Антония принимала за нежность и страсть, обернулось ложью и коварством, Рейнло лишь играл ее чувствами.

Антония сознавала это, и все же стереть его из памяти было дьявольски трудно. Ничего, она справится. Сколь бы долгим и мучительным ни было ожидание. Какие бы муки ей ни пришлось вынести, пока не придет благословенное бесчувствие.

Взяв Антонию под руку, мистер Демарест подвел ее к креслу, в котором она сидела накануне вечером.

– Нынче утром ты прекрасно выглядишь, моя дорогая.

Антония закусила губу, сдерживая горький смешок. Выглядела она ужасно.

На ее бледном изможденном лице читались следы бессонницы и тревоги. Утром, мельком взглянув в зеркало, она увидела тусклые, затуманенные печалью глаза. Вдобавок в висках пульсировала боль, словно голову сдавили тисками.

Антония и Демарест опустились в кресла. Хотя Антония сама просила кузена о встрече, она не решилась первой заговорить о предложении. Никогда прежде в беседах с Годфри она не испытывала неловкости, но теперь не знала, как прервать гнетущее молчание. Антония надеялась, что в будущем ей не придется тяготиться обществом кузена. Хотя, конечно, став его женой, большую часть времени она управляла бы поместьем в Сомерсете одна, чем она и занималась последние десять лет.

По иронии судьбы человек, за которого она собиралась выйти замуж, во многом походил на ее первого возлюбленного. Как и Джонни, Демарест не был воплощением зла и порока. Слабый и самовлюбленный, он предпочитал не задумываться о последствиях своих поступков. Возможно, Демарест заслуживал ее презрения, но не ненависти. Он был всего лишь избалованным ребенком, совсем как Джонни.

– Ты обдумала мое предложение? – прервал наконец молчание Годфри.

Антония сложила руки на коленях и опустила глаза. Как ни странно, пальцы ее не дрожали. Антония знала, как обошелся Демарест с Элоизой, и все же сделала свой выбор. Единственно возможный выбор. Отныне ей предстояло жить с этим.

– Конечно.

Должно быть, Годфри почувствовал ее нерешительность, потому что голос его стал мягче, проникновеннее. С той же мягкостью кузен заговорил с ней, обнаружив ее на корабле, плывущем из Франции. Антония тотчас вспомнила, сколь многим обязана Демаресту, каким бы великим грешником тот ни был.

– Я понимаю, что мое предложение не назовешь романтичным.

Антония улыбнулась, стараясь не встречаться глазами с Годфри.

– Мы с тобой уже не в том возрасте, чтобы увлекаться романтикой.

И в то же мгновение ее захлестнула волна воспоминаний об упоительной ночи в объятиях Рейнло, словно предательница память вздумала ее наказать. Силясь прогнать непрошеные видения в небытие, где им и надлежало оставаться, Антония испустила прерывистый вздох, похожий на рыдание. Ледяная броня ее спокойствия дала трещину. Оставалось лишь стиснуть зубы и терпеть. Иного выхода не было.

Она почувствовала на себе изучающий взгляд Демареста.

– Так ты приняла решение?

Антония так сильно сцепила руки, что пальцы побелели. Она пыталась заговорить, но не могла произнести ни слова.

«Смелее, Антония, смелее».

Вскинув голову, она посмотрела в глаза мужчине, которого не любила. Мужчине, предложившему ей надежное будущее. Подобно Рейнло или Джонни Бентону Годфри совершал низкие, отвратительные проступки, но Антония видела от него только добро. Ей следовало презирать Демареста за исковерканную жизнь Элоизы, но Антония так отчаянно нуждалась в крыше над головой, что не могла позволить себе излишнюю щепетильность.

Антония взволнованно перевела дыхание.

– Годфри…

Послышалось деликатное царапанье в дверь, и в комнате появился дворецкий с карточкой на подносе.

– Лорд Эйвсон желает вас видеть, сэр.

Резко отдернув руку, Демарест повернул голову.

– Черт возьми, Имз. Я же просил, чтобы меня не беспокоили. Меня нет ни для кого. – Он неожиданно нахмурился. – Как ты сказал?

Лорд Эйвсон…

Антония вцепилась в подлокотники кресла, сердце ее бешено заколотилось о ребра. В отличие от Демареста она тотчас узнала имя гостя.

Ее брат здесь.

Ни одного слова за десять лет. А теперь явился без предупреждения. После бурных событий последних дней Антония не находила в себе сил предстать перед Генри. Его приход стал последней каплей. Антонии показалось, что она разбилась вдребезги, разлетелась на множество осколков, словно хрупкое стекло.

Дворецкий не заметил, что его слова произвели действие взорвавшегося снаряда.

– Лорд Эйвсон, сэр. Я знаю, вы просили, чтобы вас не беспокоили, но его сиятельство проявил настойчивость.

Антония с усилием поднялась, ноги ее дрожали. Она похолодела от ужаса. Ей оставалось лишь бежать, немедленно бежать.

– Он не должен меня видеть.

– Дорогая, ты в моем доме. Тебе нечего бояться. – Лицо Демареста выражало неподдельное сочувствие, и Антонии захотелось ответить согласием на его предложение. Но прежде чем она успела заговорить, Годфри повернулся к невозмутимому дворецкому: – Пригласи его войти, Имз.

– Да, сэр. – Слуга с поклоном удалился.

Мучительный стыд сдавил горло Антонии. Прошлое вновь навалилось на нее, отшвырнув на десять лет назад. Она вновь ощутила себя униженной семнадцатилетней девчонкой, которую отец обвинил в распутстве.

– Я не могу…

– Можешь. – Демарест схватил ее за локоть, чтобы удержать.

– Отпусти меня, пожалуйста. – Антония попыталась вырваться, но было поздно. В дверях показался брат. В изумленном недоверчивом взгляде Эйвсона ей почудилось отвращение.

– Антония…

Казалось, Генри потрясен не меньше сестры. Антония с мольбой посмотрела на Годфри, хотя тот не мог избавить ее от этой горькой встречи.

Призвав на помощь все свое мужество, она тяжело вздохнула и высвободилась из рук Демареста. Вчера она угрожала пистолетом своему любовнику. Разумеется, ей хватит храбрости встретиться лицом к лицу с братом, как бы ни хотела сбежать испуганная девчонка, прячущаяся внутри ее. Пусть Годфри Демарест не самый сильный мужчина во всей Англии, но он не позволит Генри выбросить ее на улицу, назвав грязной шлюхой.

– Лорд Эйвсон. – Она присела в реверансе, а затем выпрямилась, дерзко вздернув подбородок.

Генри неподвижно застыл в дверях. Белое как мел лицо его казалось нарисованной маской.

– Антония…

Он даже не взглянул на Демареста. Его взгляд не отрывался от лица сестры. Антония с ужасом заметила, что в голубых глазах Генри, в точности таких же, как те, что она каждый день видела в зеркале, блестят слезы.

Ее охватило смущение, напускная храбрость исчезла. Она ожидала упреков, брани, презрения, но не слез.

– Генри? – с запинкой произнесла она, усомнившись вдруг, что поступила правильно, избрав сухой официальный тон.

Сознавая всю унизительность своего положения и терзаясь стыдом, она с жадностью разглядывала брата. Как она скучала по нему все эти десять лет! В детстве Антония нередко страдала от одиночества, но всегда восхищалась братом.

Даже после долгой разлуки Генри показался ей до боли знакомым. Он был двадцатилетним долговязым юношей, когда Антония сбежала из дома. Прошедшие же годы превратили его в мужчину. Высокий светловолосый красавец, как и все Хиллиарды, он походил на молодого викинга. Генри был точной копией отца. Это невольное сравнение заставило Антонию содрогнуться, по спине ее пробежал холодок.

И все же отец никогда не казался таким уязвимым, таким сокрушенным. Даже когда навсегда изгнал дочь из своей жизни.

– Отец… сказал мне, что ты умерла, – хрипло произнес Генри. – Боже милостивый, я ему поверил!

– Я не умерла, – непослушными губами прошептала Антония.

Антония вгляделась в лицо Генри, ожидая увидеть заслуженное презрение, отвращение. В Виченце отец твердо заявил, что ни мать, ни брат не желают иметь с ней ничего общего.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Демарест, стоявший у нее за спиной.

Антония испуганно вздрогнула. Она успела забыть о его существовании.

Генри растерянно моргнул, словно тоже забыл обо всем, едва увидев сестру, которая так давно исчезла из его жизни. Будто зачарованный он не сводил глаз с Антонии.

– Джон Бентон написал мне, что встретил в Лондоне мою сестру. Я пустился в путь немедленно, как только получил письмо.

Антония только сейчас заметила, что брат выглядит усталым, а платье его покрыто пылью. Под глазами Генри залегли темные круги, на щеках и подбородке пробивалась щетина, волосы в беспорядке падали на лоб. Потрясенная встречей с братом, Антония не сразу обратила внимание на эти мелочи.

– Но как ты узнал, что я здесь?

Неужели Джонни выследил ее после столкновения в парке? Нет, это невозможно. Рейнло остановил бы его. Бентон мог лишь заметить, в какую сторону она направилась, адреса он не знал.

И снова Джонни Бентон совершил подлость. Она умоляла его держать в тайне их встречу. Ей впору было прийти в ярость, но после предательства Рейнло и неожиданного появления Генри очередная низкая выходка ее бывшего возлюбленного едва ли имела значение.

– Я не знал. – Генри казался ошеломленным. – Я надеялся, что Годфри поможет мне разыскать тебя. Я давно растерял связи с большинством лондонских знакомых, а Годфри дружен с половиной города. Он всегда был желанным гостем во всех домах. Мне подумалось, что лучше всего будет обратиться к нему.

– Все эти годы Антония была со мной. С тех самых пор как ваш отец, этот тупой осел, вышвырнул ее на улицу без гроша в кармане, – вмешался Демарест.

Ни Антония, ни Генри не обратили на него внимания. Они неотрывно смотрели друг на друга, словно примеривались, чтобы сделать первый шаг к странному, мучительному сближению.

– Почему тебе вздумалось отыскать меня? – Антония настороженно замерла, горечь придала ее голосу резкость. – Хочешь заставить меня поклясться, что леди Антония Хиллиард останется мертва? Десять лет назад я обещала отцу, что не стану снова искать встреч с тобой или с мамой.

Генри побледнел, лицо его болезненно исказилось.

– Я не виню тебя за ненависть ко мне. Мне очень жаль. Прости меня.

Простить?

Антония вздрогнула как от удара. Генри не за что было извиняться перед ней. Не его вина, что она сбежала с Джонни.

Она смутно ощущала на себе встревоженный взгляд Годфри Демареста. Оглушенная, лишившаяся дара речи, она неотрывно смотрела на брата. Антония отчаянно пыталась понять, что нужно от нее Генри. Долгие годы она жила в горькой уверенности, что брат не желает ее видеть. Теперь она уже не знала, что и думать.

Молчание сестры встревожило Генри.

– Я надеюсь, ты все-таки сумеешь простить меня за то, что я поверил словам отца, когда тот объявил нам о твоей смерти от лихорадки в Италии. Мне следовало догадаться, что здесь кроется ложь. Слишком удобным для отца был бы подобный исход. Я ведь ученый, черт возьми. Я привык сомневаться в очевидном, ничего не принимая на веру.

Антония ожидала, что брат обольет ее презрением, осыплет злыми насмешками, но в голосе его не было ненависти – только лишь горькое сожаление и печаль. Словно он тосковал по сестре долгие годы, как тосковала по нему она.

Антония жадно всмотрелась в лицо Генри. Он сильно походил на покойного графа Эйвсона, но в глазах его светилась доброта, а в очертании губ не было отцовской суровости и непримиримого осуждения. Поборов смятение, Антония разглядела в выражении лица брата бесконечное изумление, боль и вину. Она не увидела ни негодования, ни злобы.

Антонию одолели сомнения: неужели все эти годы она неверно судила о Генри, безропотно приняв безжалостный приговор отца? Возможно, ей следовало набраться храбрости и написать брату после смерти старого графа? Ей страстно хотелось это сделать, разделить с братом скорбь о смерти родителей.

Антония сложила руки на груди, силясь сдержать дрожь.

– Генри, я была уверена, что ты ненавидишь меня, – надломленным голосом проговорила она.

– Конечно же, нет. – Генри робко шагнул к сестре, и Антония увидела, что он тоже дрожит. Глубокое волнение придало его голосу грубоватую хрипоту. – Все эти десять лет я не переставал оплакивать тебя. Я проклинал себя за случившееся. Ведь это я привел Бентона в наш дом. Если бы я знал, что задумал этот негодяй, то отстегал бы его хлыстом и вышвырнул за ворота, не позволив даже приблизиться к тебе. – Генри нерешительно коснулся руки Антонии, словно боялся, что она, подобно волшебному видению, вознесется в воздух облачком дыма и исчезнет. Лицо его исказилось, голос сорвался до шепота. – Я не могу передать, как я счастлив видеть тебя живой.

Антония вздрогнула от прикосновения брата, но не пошевелилась, не отшатнулась. После долгих лет разлуки с Генри это неожиданное признание казалось нереальным, невозможным.

– Правда?

– Ну разумеется. – Генри рассмеялся, и в его смехе Антония с удивлением услышала неподдельную радость. Он повторил уверенно и твердо: – Конечно!

Антония растерянно моргнула, пытаясь сдержать слезы. Неужели это не сон? Она давно оставила мечту примириться с семьей. Раздумывая о будущем, она и представить себе не могла, что брат разыщет ее и дарует прощение.

– В самом деле? – недоверчиво переспросила она.

– Да.

Генри улыбнулся так широко, что теперь Антония не могла усомниться в его искренности. Эта до горечи знакомая улыбка сделала его моложе, несмотря на усталость. На мгновение Антония вновь увидела перед собой не взрослого мужчину, а мальчишку, с которым вместе росла.

Она не могла бы сказать, кто первым раскрыл объятия, просто в следующее мгновение они уже стояли, крепко обняв друг друга. И хотя Антония твердила себе, что выплакала все слезы, из груди ее вырвались рыдания. Пережитые страхи, горечь и сожаление, а теперь и это неожиданное благословение сломили броню, которой она себя окружила. Десять лет она чувствовала себя отверженной, страдая от безысходного одиночества, а теперь узнала, что все эти годы брат не переставал любить ее.

– Я по-прежнему не могу поверить, – отстранившись, произнесла она сдавленным голосом. Антония смущенно вытерла глаза, но слезы все текли по ее щекам, не желая останавливаться.

– Я тоже. – Обняв Антонию за плечи, Генри повернулся к Демаресту, который отступил к окну, чтобы не мешать встрече брата с сестрой. – Благодарю, что предоставил ей кров. Но почему, ради всего святого, ты не сказал мне, что Антония у тебя? Не могу понять.

– Я дал слово держать это в тайне. – На губах Демареста мелькнула улыбка. – Ваш отец, простите меня за прямоту, был твердолобым педантом. Я знал, что он никогда не смягчится.

– Отец так и не раскрыл правду, даже на смертном одре, – гневно бросил Генри, крепче прижимая к себе сестру. – Слава Богу, у мерзавца Бентона вдруг проснулась совесть: он написал мне, что Антония жива. Когда я прочитал письмо, меня охватил ужас. Страшно представить, что пришлось вынести моей сестре без поддержки семьи.

– Но семья поддержала ее, – возразил Демарест с ноткой высокомерия в голосе.

– И я всегда буду благодарна тебе за это, – поспешно проговорила Антония, не в силах избавиться от мысли, что с Элоизой Чаллонер, чья трагедия напоминала ее собственную, судьба обошлась более жестоко.

Антония не могла угадать настроение кузена. Казалось, он искренне рад за нее, но в движениях его сквозила настороженность. Должно быть, он понял, что появление Генри означает перемену в жизни Антонии, а возможно, и в его собственной. По крайней мере теперь кузина не скоро даст ему ответ.

Демарест подошел к буфету и наполнил бокалы бренди.

– Еще довольно рано, но всем нам не повредит глоток спиртного.

Антония дрожащей рукой взяла бокал. Много лет назад она задавила в себе последнюю надежду на примирение с семьей. Было слишком поздно просить прощения у матери. А отец никогда не простил бы ее. Но теперь Господь послал ей брата. И брат не питал к ней ненависти.

Голова у нее кружилась, колени подгибались.

Генри повернул к себе сестру:

– Я хочу, чтобы ты вернулась домой.

Антония недоверчиво нахмурилась. Может, она ослышалась?

– Ты уверен? Может вспыхнуть скандал, которого отец так хотел избежать.

И все же, несмотря на сомнения, в душе ей отчаянно хотелось вернуться в Блейдон-Парк. В родные, любимые места. Вернуться к жизни леди Антонии Хиллиард. К жизни без маски, без лжи и притворства.

Эта новая жизнь помогла бы ей вновь обрести силы после предательства Рейнло. Жестокий обман и вероломство маркиза больно ранили ее. Даже чудесное появление Генри не могло смягчить эту боль.

Бегство в Блейдон-Парк давало ей хрупкую надежду на исцеление. Мысль о доме всегда манила ее, как тихая музыка теплым летним вечером. Антония замерла, не в силах поверить своему счастью. Волна благодарности затопила ее, к глазам подступили слезы.

– Если разгорится скандал, мы это выдержим. – Генри допил бренди. Казалось, пересуды нисколько его не волнуют. – Я нашел наконец свою сестру. И я не откажусь от нее.

– А если Джонни начнет распускать слухи?

– Сомневаюсь, – заметил Демарест. – Может, Бентон и болван, но даже он должен сообразить, что та давняя история не делает ему чести.

– Пусть себе болтает, – равнодушно пожал плечами Генри. – Бентон не вправе диктовать мне, как себя вести. Это ничтожество не заставит меня изменить решение.

Антония неожиданно поняла, что Генри в самом деле изменился, стал сильнее. В отличие от сестры, сызмальства умевшей настоять на своем и не раз открыто бросавшей вызов родителям, ее старший брат никогда не был бунтарем. Увлеченный наукой, далекий от мирских соблазнов, он превыше всего ценил покой и предпочитал проводить свои дни в уютной тишине библиотеки. Но за минувшие десять лет Генри научился бороться и добиваться желаемого. Он поднял бокал в безмолвном приветствии, на лице его читалась непреклонная решимость.

Антония пыталась почерпнуть мужество в его уверенности, однако горестные события последних дней сломили ее. Она прошла сквозь бурю страсти, ярости, опасности и горечи. Теперь перед ней открывалась новая жизнь. Или, возможно, возвращение к старой жизни, утраченной, как ей казалось, навсегда.

Антония не испытывала радости: слишком велико было ее смятение, – но благодарность к брату согревала ей сердце. Впервые за долгие годы она вправе была сама решать свою судьбу. Ей едва верилось, что это не сон, что она вновь обрела семью. Возможно, возвращение домой, в Нортумберленд, под именем Антонии Хиллиард поможет ей сложить воедино хрупкие осколки разбитого сердца.