Текст книги "Полночная страсть"

Глава 32

Антония приготовилась к расспросам, но, к счастью, Генри хранил молчание. Карета мчалась в густом потоке экипажей со скоростью, которая при иных обстоятельствах привела бы Антонию в ужас. Теперь же она едва замечала, как резво скачут лошади. Ей отчаянно хотелось увидеть Николаса, сказать, что она прощает его, вернуть ему желание жить.

Невидящим взором она смотрела в окно, на запруженные улицы. Перед глазами у нее мелькали картины одна страшнее другой: кровь, темнота, отчаяние.

Предчувствие невыносимой потери захлестнуло ее.

Вопреки всему, Антония надеялась, что слух о дуэли не подтвердится, но стоило карете подъехать к Гросвенор-сквер, как вспыхнувшая было надежда сменилась горькой обреченностью. Возле черной чугунной ограды, отделявшей дом от тротуара, толпились многочисленные зеваки. В толпе шептались о скорой кончине маркиза Рейнло.

Карета Антонии остановилась у ворот, и любопытных стало еще больше. Как ни удивительно, собравшиеся казались подавленными, едва ли не скорбящими.

Появление богатого экипажа, из которого вышла незнакомая пара, явно принадлежащая к высшим слоям общества, вызвало оживление в толпе. Антония опустила голову, надеясь, что шляпка хотя бы отчасти скроет ее заметную внешность. Молча взяв сестру под руку, будто желая вселить в нее уверенность, Генри решительно направился сквозь толпу к двум рослым лакеям, охранявшим пологую лестницу.

Антония не ожидала, что придется расталкивать любопытных и преодолевать заслон слуг, оберегающих покой хозяина от докучливых посетителей. Ей следовало догадаться, что рана Николаса привлечет к нему всеобщее внимание, а к его дому, тихому и уединенному во время ее предыдущего визита, стекутся толпы зевак.

Неожиданная поддержка Гарри оказалась как нельзя кстати. Антония ощутила прилив благодарности – ей вновь представился случай убедиться, что брат уже не тот робкий юноша, которым она его помнила. Мягкая властность Генри, свидетельствующая о привычке повелевать, заставила слуг почтительно расступиться. Граф с сестрой вошли в дом, даже не назвав своих имен.

Тяжелая дверь закрылась за ними. Оказавшись в мраморном холле, дрожащая Антония онемела от страха. Пустой полутемный холл казался зловещим склепом, а мраморные статуи вдоль стен напоминали надгробия.

Антония вспомнила ночь, проведенную в этом доме, и боль узнавания пронзила ей грудь. Здесь ей довелось пережить небывалую страсть. Она перевела дыхание, пытаясь унять сотрясавшую ее дрожь. Боже, как она была слепа! Ей давно следовало догадаться, что она безнадежно влюблена в этого повесу.

К ее удивлению, навстречу посетителям вышел лорд Торп. Антония ожидала увидеть слугу или надменного дворецкого, захлопнувшего перед ней дверь в день похищения Касси. Виконт всегда казался ей человеком благоразумным и рассудительным. Поначалу ее озадачило, что Торп с Рейнло друзья. Слишком долго она не желала видеть в Николасе не только лишь самовлюбленного охотника за удовольствиями.

Касси снабдила тетю дорожным платьем, поэтому Антония была одета элегантнее обычного. Едва ли Торп узнал бы в ней суровую компаньонку мисс Демарест, хотя Антония не раз встречала его на балах и наблюдала, как тот танцует или флиртует с дамами.

Торп тепло улыбнулся Генри.

– Лорд Эйвсон, я не видел вас целую вечность.

Генри снял шляпу и учтиво поклонился.

– Лорд Торп, похоже, мы с вами не встречались с тех пор, как покинули стены Оксфорда.

– Вы были настоящим анахоретом; странно, что вы меня помните.

Антония сдержала нетерпеливый вздох. К чему светские условности, когда в доме умирает Николас?

– Антония, позволь представить тебе лорда Торпа. – Генри повернулся к сестре: – Милорд, это моя сестра, леди Антония Хиллиард.

Повинуясь правилам вежливости, Антония сделала реверанс и протянула руку для поцелуя. Торп почтительно коснулся губами обтянутых перчаткой пальцев.

Было заметно, как виконт мучительно пытается припомнить, не встречался ли он раньше с леди Хиллиард. Антонию нисколько не заботило, узнает ли ее Торп, но ради брата она приняла равнодушный вид, словно перед ней стоял незнакомец.

– Чем я могу помочь вам? – осведомился Торп, когда все обычные в подобных случаях формальности были соблюдены.

– Я хотела бы… – взволнованно заговорила Антония, но ее перебил Генри.

– Моя сестра – давняя приятельница лорда Рейнло. Разумеется, до нее дошли слухи о дуэли. Мы пришли справиться о здоровье маркиза.

Антония с надеждой вгляделась в лицо Торпа, сердце ее отчаянно колотилось. Быть может, Николас каким-то чудом оправился от раны и слухам о том, что жизнь в нем едва теплится, не стоит верить. Открытое лицо виконта омрачилось, и грудь Антонии словно сковало ледяным панцирем.

– Пулю извлекли, однако маркиз так и не пришел в сознание. Я сожалею, но доктора не надеются на благополучный исход.

«Нет! О Господи, нет!» Антония пошатнулась, свет внезапно померк. Не может быть. Это неправда. Придя в себя, она прерывисто вздохнула и беспомощно сжала руку Генри. Стены комнаты медленно вращались.

– Простите, леди Антония. Я понятия не имел… – Торп нерешительно осекся.

– Я должна его видеть, – тихо сказала Антония. Она с трудом держалась на ногах, но сейчас ей нельзя было показывать слабость. Худшее ждало ее впереди.

– Доктора никого не пускают к нему. – Торп выступил вперед. На лице его читалось сожаление. – Если вы оставите адрес, я обещаю: вас известят.

Известят о смерти Николаса?

Окончание фразы, хоть и не произнесенное вслух, легко угадывалось. С глухим рыданием Антония оттолкнула виконта и бросилась к лестнице.

– Леди Антония, вы не можете… – крикнул Торп ей вслед.

– Оставьте ее, – вмешался Генри.

На мгновение обернувшись, Антония увидела, как Генри схватил Торпа за плечо. Бог знает почему, но брат помогал ей, и Антонии оставалось лишь благодарить его.

Задыхаясь скорее от страха, чем от бега, Антония распахнула дверь в спальню Николаса. За окном ярко светило солнце, но в комнате царила глубокая ночь. Тяжелые парчовые шторы не пропускали даже лучика света. На ночном столике тускло горела лампа, скупо освещая пугающе длинный ряд пузырьков и склянок. В камине пылал огонь. В густом неподвижном воздухе чувствовался удушливый запах свежей крови.

Осторожно, словно одно резкое движение могло стать причиной трагедии, Антония прокралась в комнату. Возле кровати Николаса сидел немолодой лысеющий мужчина. Обернувшись на звук открывшейся двери, он окинул Антонию обеспокоенным взглядом.

– Простите, мадам, но врачи его светлости не позволяют допускать к нему посетителей. – Мужчина поднялся.

«Должно быть, это дворецкий или камердинер, – решила Антония. – Что ж, тем лучше. От слуги легче избавиться, чем от напыщенного доктора».

– Вы можете оставить нас, – холодно произнесла она. – Я посижу с лордом Рейнло.

Слуга замер в нерешительности.

– Мадам, я…

На лице слуги читалась неподдельная тревога за Николаса. Голос Антонии смягчился:

– Обещаю позаботиться о лорде Рейнло. Я позову вас, как только замечу перемену в его состоянии.

Слуга поклонился:

– Я буду за дверью.

Антония облегченно перевела дыхание. Ей удалось выпроводить последнего стража Николаса. Голова у нее кружилась, колени подгибались. Трясущейся рукой она ухватилась за спинку стула.

– Спа… спасибо, – прошептала она.

– К вашим услугам, миледи. Меня зовут Моркомб, если вам потребуется помощь. Я камердинер его светлости.

Антония кивнула, подавленная тревогой и страхом. Моркомб тихо скрылся за дверью, но Антония этого не заметила. Ее взгляд не отрывался от Николаса, скрытого полумраком.

Он распростерся на спине. Простыня собралась складками у него на талии. Золотые волосы потемнели и слиплись от пота. Его обнаженный торс прикрывала широкая белая повязка. Руки безжизненно вытянулись вдоль туловища, неподвижные ладони распластались на матрасе.

Сердце Антонии тревожно замерло. Полумрак мешал ей разглядеть черты его лица. Она покачнулась на слабеющих ногах. У нее вырвалось сдавленное рыдание. Господи, неужели она опоздала…

С прерывистым вздохом Антония опустилась на колени рядом с постелью и коснулась пугающе неподвижной руки Николаса. Его кожа казалась холодной. Антония так сильно закусила губу, что ощутила вкус крови.

– Николас… – прошептала она, словно Рейнло просто спал. Она знала, что ее возлюбленный балансирует на грани жизни и смерти.

Антония сходила с ума от ужаса с той минуты, как услышала о дуэли. Но в этой тихой комнате, где Николас, окруженный невидимой броней, упрямо оставался вдали от нее, страх Антонии сменился горькой безнадежностью.

С глазами, полными слез, она прижалась лицом к его руке.

– Николас, о, Николас…

Подняв голову, Антония заглянула ему в лицо. Безучастное, лишенное всякого выражения, оно казалось незнакомым. Погруженный в забытье, Рейнло не мог ее слышать, но Антония отчаянно зашептала:

– Как ты мог совершить такое? Джонни не стоит и мгновения твоей жизни. Этот человек ничего для меня не значит. Я не раз твердила тебе об этом.

Ответом ей было молчание. И в гнетущей тишине спальни догадка забрезжила в ее голове. Антония вгляделась в строгое застывшее лицо Николаса, и внезапное озарение нахлынуло на нее леденящей волной.

Она поняла, зачем Рейнло бросил вызов Джонни. Причиной дуэли послужила вовсе не глупая ревность, как Антония решила вначале. Разумеется, Николас понимал, что бывший любовник ей давно безразличен. Рейнло знал ее лучше, чем кто бы то ни было, и не обманывался относительно ее чувств к Джонни. Он вызвал Бентона на поединок не для того, чтобы избавиться от соперника. Николас слишком умен, чтобы счесть Джонни серьезным противником в борьбе за благосклонность Антонии. Слишком умен, чтобы вообразить, будто после похищения Касси сможет вернуть себе даму сердца, застрелив мужчину, с которым та сбежала десять лет назад.

Смерть Джонни не сулила ему выгод.

Взгляд Антонии не отрывался от лица Николаса. Горькое сострадание захлестнуло ее. Сострадание к мужчине, похитившему Касси, чтобы отомстить за любимую сестру.

Отмщение – единственное, что он мог предложить в дар женщине, которую потерял навсегда.

Быть может, все прегрешения Николаса брали свое начало в донкихотском стремлении восстановить справедливость любой ценой? Тогда ее догадка верна и Рейнло бросил вызов Джонни, поддавшись отчаянному, безрассудному рыцарскому порыву?

Неужели дуэль была нелепой попыткой отомстить за ее поруганную честь?

– О, Николас… – прошептала Антония, ничего не видя от слез.

Этот поступок казался невероятно романтичным. Возможно, она ошиблась? Николас Чаллонер всегда был беспутным повесой. Пустым, ветреным ловеласом, равнодушным к страданиям других.

Однако Антония знала, что это не так. Возможно, Николас хотел, чтобы другие видели его таким, но, сойдясь ближе с этим неисправимым грешником, Антония сумела разглядеть в нем то, что оставалось скрытым от остальных.

Смутная догадка Антонии переросла в уверенность. Безнадежность и отчаяние толкнули Николаса на саморазрушение. Безрассудная дуэль, как и похищение Касси, явилась попыткой пожертвовать всем ради великой цели.

Николас пошел на это безумие во имя любви. Во имя любви…

Нет, это невозможно.

Николас не любил ее. Даже если, бросив вызов Джонни, показал, что Антония ему небезразлична, что его чувства серьезнее, чем ей представлялось.

Антония тщетно пыталась собрать воедино обрывки мыслей. О, сколь многого она не замечала, не принимала в расчет.

В конечном счете Николасу так и не удалось ни похитить Касси, ни застрелить Джонни, не так ли?

Антония давно поняла, что Рейнло хочет казаться более черствым и безжалостным, чем он есть на самом деле. Будь Николас и впрямь бесчувственным негодяем, как утверждает молва, он овладел бы Антонией в ночь, когда забрался к ней в спальню. А потом воспользовался бы ею, чтобы подобраться к Касси. Но он не сделал ни того, ни другого. Вспомнив ту ночную встречу, Антония почувствовала, как к горлу подступила горечь. Николас поступил тогда по-рыцарски благородно. Он вел беспутную жизнь и совершил немало безрассудств. Он задумал превратить Касси в орудие своей мести и ловко расставил сети, пытаясь поймать в них и ее племянницу, и ее саму. Но Николас так и не сумел исполнить роль злодея.

Антония не раз задумывалась, верно ли она судила о Рейнло. Так ли он порочен, как ей казалось. Теперь она поняла, что бессердечный вертопрах, сам того не желая, превратился в великодушного героя. И этого героя она полюбила, вопреки собственной воле, вопреки здравому смыслу, вопреки всему, что знала о нечестивце маркизе Рейнло.

Ее сердце оказалось мудрее рассудка.

Антония прерывисто вздохнула и в одно мгновение простила Николасу все его прегрешения, всю боль, которую он ей причинил. Она отчаянно надеялась, что сможет сказать ему об этом. Оставалось лишь молить Господа даровать ей эту милость.

– Николас, ты еще больший болван, чем я думала, – пробормотала Антония и, подняв вялую, безжизненную руку Рейнло, прижала ее к своей мокрой от слез щеке. Горло ее мучительно сжалось. Каждое слово давалось с трудом.

Молчание Николаса надрывало ей сердце. Возлюбленный не слышал ее. Как ей достучаться до его души, парящей далеко от этого мира? Ужасная мысль заставила Антонию содрогнуться. Неужели она опоздала? Что ж, она будет сидеть возле постели Николаса, пока он не испустит последний вздох.

Это казалось невыносимым. Антония склонила голову и зарыдала, исступленно целуя руку Николаса, словно ее губы могли вернуть его к жизни. Она не раздумывая отдала бы все оставшиеся годы жизни, лишь бы Николас открыл глаза.

– Не умирай. Пожалуйста, не умирай! Не покидай меня, – взмолилась она и порывисто добавила дрожащим от волнения голосом: – Я сделаю все, что ты захочешь. Я буду твоей любовницей. Пока тебе не надоест. Тайно или открыто, как ты пожелаешь. Я не могу жить без тебя. Ведь это ты вернул меня к жизни.

Она замолчала, шумно перевела дыхание и заговорила снова, зная, что Николас ее не слышит. Слова дарили ей утешение. Слова, которые она так и не успела произнести, пока яростно возводила преграды между собой и Николасом. Преграды, разрушившиеся в тот миг, когда Николас прикоснулся к ней.

«Пожалуйста, Господи, позволь ему жить, чтобы снова убедиться в ее любви».

В ее голосе звучала страсть:

– Ты победил. Победил давным-давно. Я сдаюсь, полностью, безоговорочно. Я буду во всем тебе послушна.

Опустившись на колени, Антония прижалась губами к губам Николаса. Он не ответил. Глухое отчаяние охватило ее. Николас всегда отвечал на ее поцелуи.

Безнадежность накрыла ее неодолимой темной волной, и тогда у Антонии вырвалось мучительное признание:

– Я люблю тебя, Николас. Я всегда буду любить тебя. Ты останешься в моем сердце навеки. – Ее голос упал до еле слышного шепота: – Благослови тебя Господь, мой дорогой. Да пребудет Он с тобой в жизни вечной.

Ответом ей было безмолвие.

Уткнувшись лицом Николасу в плечо, Антония заплакала, словно сердце ее разбилось на тысячу осколков.

Сознание постепенно возвращалось к Рейнло, а вместе с ним бурным потоком нахлынули чувства. Он ощутил на коже липкую влагу – слезы Антонии. Услышал ее рыдания. Ее пылающие губы касались его рук и лица.

Жестокая боль пронзила его бок, словно кто-то прижег плоть раскаленным докрасна железом. Николас медленно попытался пошевелить рукой. Движение разбередило рану, и у него вырвался мучительный стон.

Антония резко выпрямилась.

– Николас?

Антония вновь склонилась над ним. Легкое колыхание матраса вызвало новую вспышку боли. Тело словно проткнули копьем. Но Рейнло готов был вытерпеть любую муку, лишь бы Антония оставалась с ним.

Она произнесла сдавленным голосом:

– Я позову докторов.

Проклятие, Рейнло не желал видеть этих шарлатанов. Ему нужна была одна Антония. Больше всего на свете ему хотелось услышать вновь, что она его любит. Убедиться, что ее удивительное признание не было плодом его воспаленного воображения.

Слава Богу, Антония угадала его безмолвный протест и осталась.

Медленно, с усилием, словно пытаясь поднять одной рукой поваленный дуб, Рейнло открыл глаза. В полумраке комнаты он разглядел лицо Антонии. Мокрые щеки и опухшие от слез глаза. Никогда в жизни он не видел женщины прекраснее.

– П-п… – прошептал он, с трудом разлепив непослушные губы.

Антония не поняла его и поднялась, став для него невидимой. Николас был слишком слаб, чтобы повернуть голову ей вслед. Черт побери, его одолевало желание сжать Антонию в объятиях, но он не мог пошевелить даже мизинцем.

В углу комнаты звякнуло стекло, а затем, слава Всевышнему, вернулась Антония. Она мягко просунула ладонь ему под голову, и по губам его щекочущей струйкой потекла вода. Движение отозвалось жестокой болью в раненом боку. Стекающая с подбородка вода вызвала мучительное чувство унижения. Рейнло не хотел, чтобы Антония видела его таким.

– Николас, пожалуйста, не умирай, – надломленным голосом проговорила она, вытирая ему губы салфеткой.

– Как…

Глаза Антонии осветились чувством, похожим на любовь, и боль Рейнло немного утихла. Должно быть, эта женщина обладала волшебной силой.

– Мне пришлось сразиться с целым полчищем чудовищ, чтобы пробраться к тебе, дорогой.

– Не… – Николас замолчал, переводя дыхание. Рана тотчас напомнила о себе, ребра пронзила острая боль. – Умира…

– Если ты умрешь, я последую за тобой в царство теней. – В ее голосе слышалась непреклонная решимость, и Рейнло невольно вспомнил, как Антония угрожала ему пистолетом.

Неимоверным усилием Рейнло вновь заставил себя заговорить:

– Любишь?..

В тусклом свете лампы он заметил, как лицо Антонии покрылось краской смущения. Пылающие щеки придали ей особую прелесть.

– Я люблю тебя, Николас Чаллонер, – произнесла Антония уверенно и твердо, без тени колебания.

Охваченный глубоким волнением, Николас закрыл глаза.

Рука Антонии стиснула его пальцы.

– Николас, клянусь, если ты задумал умереть, я сама тебя пристрелю.

«О, моя любимая девочка!»

Лицо Рейнло исказилось тревогой.

– Прости… – сорвалось с его губ.

Антония крепче сжала его ладонь. Николас почувствовал, как в тело вливается жизненная мощь, делая его стократ сильнее.

– Я прощаю тебя за похищение Касси. И понимаю, почему ты это сделал. Конечно, ты сбился с пути, но еще не поздно все исправить.

Рейнло рассмеялся бы, если бы мог. Сбился с пути? Да, пожалуй, можно и так взглянуть на его прегрешения. Своими словами Антония обратила его безрассудную, опасную жажду мести в мелкий проступок.

– Ты решилась прийти…

Антония пожала плечами:

– Я не могла позволить тебе умереть.

– Нет. – Последовала долгая пауза. Боль все сильнее вгрызалась Рейнло в бок. – Я буду жить. – У Николаса кружилась голова, мутная пелена застилала глаза. Слова отняли у него последние силы. И все же он хрипло прошептал напоследок: – С тобой.

– Да!

Антония порывисто прижалась губами к его руке. Потом наклонилась и легко поцеловала Николаса в губы. Сердце его взволнованно замерло.

Оглушенный яростным ревом крови в ушах, Рейнло задумался, верно ли поняла Антония его слова. Возможно, она вообразила себе связь куда менее прочную, чем та, о которой он говорил.

Что ж, тем хуже для нее.

Рейнло знал: настанет время, когда Антония пожалеет, что так опрометчиво согласилась соединить с ним свою жизнь. Но он не собирался ее отпускать. Когда-то Антония могла ускользнуть от него, но упустила свой шанс.

Николас попытался собрать слабеющие силы. Он должен был сказать Антонии, что отныне ничто не заставит его расстаться с ней.

– Как… с женой.

Эта женщина укротила его. Теперь ей предстояло превратить беспутного повесу в почтенного женатого мужчину. Рейнло охватило нетерпение.

– Николас… – чуть слышно произнесла Антония, но не отняла руку. – Не давай обещаний, о которых ты, возможно, пожалеешь, когда придешь в себя.

Знала бы она, что в эту минуту его рассудок был ясен, как никогда. Бесшабашный маркиз Рейнло обрел наконец себя. Стараясь заглушить нестройную симфонию боли, он сжал руку Антонии. В действительности то было лишь слабое движение пальцев, но Николас вложил в этот жест всю свою страсть, всю решимость.

– Выходи за меня. – На лбу его выступил холодный пот. Рана горела так, словно сотня дьяволов пронзали его бок своими вилами. Перед глазами словно натянули серую пелену. Николас с усилием вгляделся в лицо Антонии.

Он считался храбрым человеком, но правда заключалась в том, что жизнь не имела для него особой ценности. Однако в это мгновение ему отчаянно хотелось жить, ибо впервые за много лет существование его наполнилось смыслом. Ему пришлось призвать на помощь все свое мужество, чтобы заговорить.

– Люблю… тебя. – Нарастающая боль била в цимбалы, в голове Николаса ревели трубы и гремели барабаны. – Будь… моей женой.

Подступала чернота, могучая, неумолимая, как морские волны. Он не мог противиться ее власти. Но прежде чем темнота поглотила его, он услышал голос Антонии. Сквозь бешеный рев крови в ушах, сквозь боль, раздиравшую его плоть.

– Да, Николас, я буду твоей женой!