Текст книги "Последний день лета"

Глава 7
День за два, как на войне

– Судя по всему, допрос сегодня не состоится, – сказал Богданов и, оглянувшись, приказал Усачеву: – Возьми у него биоматериал, собери одежду – и сразу в лабораторию.

– Сделаю, – пообещал криминалист. – Давай перенесем его в спальню.

Но тут вмешался Тягачев:

– Мы сами! Кирилл, помоги мне!

Они подступились к Гурову, подняли его и перетащили в соседнюю комнату.

– Теперь попрошу покинуть помещение, – распорядился Богданов.

– А мы и не собирались здесь оставаться, – рыкнул Тягачев и направился к выходу.

Ульяна и Кирилл пошли за ним.

В коридоре Денис Андреевич задержался:

– Идемте в директорский кабинет, нужно поговорить.

– Кабинет я отдал в распоряжение следователя, – сообщил Кирилл.

– Можно пойти ко мне, – предложила Ульяна.

Когда они вошли в номер, Надежда быстро собрала со стола колоду Таро.

– Не гадайте на любовь. Слышала песню? – подойдя, Тягачев похлопал ее по руке. – Оставь-ка нас, милая.

Она взглянула на Ульяну, и та кивнула.

– Иди.

– Я у себя. – Покинув комнату, Надежда прикрыла дверь.

Дождавшись, пока все рассядутся, Тягачев приглушенно заговорил:

– Итак, сразу к делу, без лирических отступлений. За неделю с гаком до юбилея и открытия пансионата мы имеем гроб с неопознанным телом и убийство акционера. – Он строго взглянул на Ульяну. – Вот тебе задание. Расследование по обоим делам держать под строжайшим контролем и ни в коем случае не допускать широкой огласки. Появится возможность развалить, не стесняйся.

– Как будем договариваться? Без генерала нам не обойтись, – проговорила она.

– Кому надо, я уже позвонил. Богданов сам тебе все расскажет.

– М-да… – протянул Кирилл. – Неужели убийца – Гуров?

– Это не имеет значения. – Тягачев заходил по комнате. – Ситуацию нужно спасать при любом раскладе.

– Вы правы, – поддержала его Ульяна. – Но действовать надо с умом.

– На меня особенно не рассчитывайте. Имейте в виду, что я в любой момент могу… – Он перевел взгляд на стол, где только что лежали карты Надежды, и продолжил: – Могу выпасть из колоды. Счет идет на месяцы, может быть, на недели.

– Конечно же, мы обо всем позаботимся. – Кирилл посмотрел на него с сочувствием. – Занимайтесь своим здоровьем.

– Делайте все, что нужно, и держите меня в курсе! – сказал Тягачев и вышел из номера.

– Жаль его… – обронила Ульяна.

– Старик держится молодцом. – Кирилл взял ее за руку. – Прости меня, сестра.

– За что?

– Хотел, чтобы ты отдохнула, дух перевела. А здесь такое.

– Никто не знал, что все так получится. – Ульяна встала из-за стола и направилась к двери. – Мне тоже нужно идти – встреча с Дюковым. Он только что вернулся из города. Чувствует себя виноватым.

– С чего это вдруг? Вчера я сам его отпустил.

– Скажи Надежде, что мы разошлись.

Проводив ее взглядом, Кирилл подошел к комнате Надежды и постучал.

– Можно?

Дверь отворилась, и Надежда вышла в гостиную.

– Так быстро? Закончили?

– Да, извини.

Надежда сморщила нос и с улыбкой взглянула на Кирилла:

– Она у тебя осталась…

– Не понял.

– Дурацкая привычка извиняться, не будучи виноватым.

– Ах это! – Кирилл покраснел и, переборов себя, взглянул ей в глаза. – Слышала про убийство?

– Мне страшно здесь оставаться. Завтра же уезжаю. – Надежда всхлипнула и закрыла лицо ладонями.

Он взял ее за руку:

– Часики… Те самые?

Она доверчиво посмотрела ему в глаза:

– Узнал?

– Я купил их с первой зарплаты.

– Давай сегодня поужинаем? – вдруг предложила Надежда и уточнила: – Вдвоем.

Кирилл отпустил ее руку и резко отпрянул.

– Нет. Не могу.

– Прости, – растерялась Надежда. – Ради бога, прости и забудь! Не знаю, что на меня нашло.

Он вышел в прихожую и перед тем, как уйти, кивнул на ее часы:

– Выбрось, они давно вышли из моды.

Ульяна подошла к барной стойке, за которой сидел Дюков.

Заметив ее, бармен предложил:

– Кофе?

– Американо, пожалуйста. – Она развернулась к Дюкову. – С Богдановым говорили?

Глотнув воды, он поперхнулся, и она похлопала его по спине.

– Ну-ну…

– Простите, Ульяна Сергеевна.

– За что?

– Виноват. В нужный момент не оказался на месте.

– Такое могло случиться когда угодно.

– Я осмотрел место преступления. Не понимаю, зачем Гурова полезла в фургон.

– Меня интересует другое…

– Что? – придвинувшись, Дюков навострил уши.

– Удавку видели? – спросила Ульяна.

– Криминалист показал.

– Тесемку оторвали от фартука. Его мы с Надеждой нашли в своем номере.

– Я не совсем понимаю…

– Не важно. Важно лишь то, что этот фартук я отдала горничной.

– Когда?

– Вчера перед обедом. Теперь нам нужно отыскать горничную и узнать, куда она дела фартук.

– В вашем крыле дежурила Соловьева. – Дюков достал телефон и, выбрав номер, нажал кнопку вызова.

– Звоните ей? – поинтересовалась Ульяна.

Он молча кивнул, но уже через мгновение убрал трубку от уха и разочарованно сообщил:

– Вне доступа.

– Где она живет?

– В деревне неподалеку. Но иногда в перерывах между сменами ездит к матери за сто пятьдесят километров. Там связи нет.

– Дичь какая-то, – проговорила Ульяна. – Связь, кажется, теперь есть везде.

– Поверьте мне, нет. Зачастую отсюда и сюда трудно дозвониться. Пансионат находится в низинке между холмами. Мобильники плохо берут.

– Нужен мощный ретранслятор. Почему до сих пор не поставили?

– Этим вопросом занимается Флеер.

– Вернемся к горничной… Когда у нее следующая смена?

– Соловьева работает сутки через двое. Сегодня утром она сменилась, вот и считайте.

Задумавшись, Ульяна спросила:

– А если нам самим к ней поехать?

– Поехать-то можно. – Дюков почесал в затылке и с сожалением в голосе закончил свою мысль: – Да знать бы куда.

– Это плохо.

– Кто б сомневался.

Ульяна строго посмотрела на Дюкова:

– Что делать с Соловьевой, подумаю. Вам нужно переговорить с персоналом о неразглашении информации. Сделать внушение: обо всем, что случилось в пансионате, – молчок. Вплоть до увольнения.

– Ясно.

– И уточните у Рудневой: есть ли в трудовых договорах пункт о конфиденциальности? Если нет – в срочном порядке оформить и подписать.

– Понял.

– На эту же тему побеседуйте с Подольским. Пусть сам решит, как донести наши требования до съемочной группы. Если потребуется, можете привлечь Флеера, у них хороший контакт.

– Будет сделано.

– Знаете, где сейчас Богданов? – поинтересовалась она.

Дюков по-военному отрапортовал:

– Видел его у коттеджей.

– Теперь приступайте к выполнению задач. По результатам докладывайте.

– Разрешите идти?

– Идите.

Бармен принес долгожданный кофе. Взглянув на часы (было семь), Ульяна вспомнила, что с утра ничего не ела.

– Можете соорудить бутерброд?

– С копченой колбасой подойдет? – осведомился бармен.

– Вполне.

За ее спиной раздался знакомый голос:

– Мне тоже сделайте. Два! – На табурет рядом с ней сел Богданов. – У нас мало времени.

– У нас – это у кого? – спросила Ульяна.

– А то вы не знаете, – ухмыльнулся ей в лицо следователь. – Есть приказ привлечь вас к расследованию. Так что не расслабляйтесь.

Чуть помолчав, Ульяна осведомилась:

– Вы капитан?

– Что с того?

– Я старше вас по званию и по должности. Так что попрошу не забываться.

– Так точно. – Богданов снял пиджак и расстегнул воротник рубашки. – Почему не отвечаете на звонки?

Ульяна проверила телефон и поджала губы:

– Вы не звонили.

– Звонил, – отчеканил он.

– Тогда дело в связи. Она здесь из рук вон плохая. Хотите что-то сообщить?

– Пожалуй, только одно: голыми руками вас не возьмешь. Раньше моему руководству звонил только Гуров. Теперь на следствие пытается влиять Тягачев.

– Обстоятельства его вынуждают.

Богданов неопределенно кивнул и отвлекся на бармена, который принес еду:

– Оставьте на подносе, мы разберемся. – Он по-хозяйски расставил тарелки на барной стойке. – Уполномочен сообщить, что отныне вы принимаете официальное участие в расследовании обоих дел.

– Я готова.

– Именно этого я и боюсь.

– Почему? – Ульяна удивленно уставилась на него.

– Могу предположить, что вам вменили в обязанность развалить оба дела, и, учитывая ваши компетенции, вы справитесь с этим без труда.

Не донеся до рта бутерброд, она положила его на тарелку и в упор взглянула на следователя:

– У меня есть свой кодекс чести.

– Мне известно, за что вас отстранили от работы.

Ульяна болезненно сморщила лицо и размеренно, делая недолгие паузы, объяснила:

– Отстранили только на время… Уголовное дело не заведено… И обвинения против меня до сих пор не выдвинуты.

– Нисколько не удивлен. С такими покровителями, как у вас, и в должности восстановят.

– Какой смысл в подобных разговорах?

– Никакого. Просто хотелось, чтобы вы знали, что я в курсе.

– Ну, сказали. И что? Теперь можем работать?

– Пожалуй.

Она провела ладонями по лицу, словно умылась, и заговорила другим, обыденным тоном:

– Кто-нибудь из следственной группы смотрел записи с видеокамер?

– Смотрят, – нехотя проронил Богданов.

– Людей вам хватает?

– Из района прислали подмогу – двух оперов и одного следователя.

– Что-нибудь нашли?

Вместо ответа Богданов посмотрел на часы, сунул в рот кусок бутерброда и слез с табурета.

– Идемте…

– Куда? – поинтересовалась Ульяна.

– В кабинет вашего брата. Сейчас туда придет Светлана Еремина, администратор съемочной группы, которая обнаружила труп.

Еремина поджидала их в коридоре. Втроем они вошли в кабинет и расположились вокруг стола.

Богданов снял пиджак и бросил его на соседний стул.

– Значит, так… Сейчас вы расскажете все как было, а потом мы запишем.

– С какого момента начинать? – спросила Еремина.

– С того момента, когда вы увидели Гурову.

– Убитую? – уточнила она.

– Живую. С этого начинайте.

– Примерно в половине двенадцатого я заглянула в гримваген…

– Прошу прощения, – вмешалась Ульяна. – Можно задать вопрос? Для чего вам нужен гримваген? Я бы не спрашивала, если бы вы снимали сериал: там актеры, костюмы, грим. Но здесь-то, по сути, рекламный ролик.

– В проекте заняты пять статистов – двое взрослых и трое детей. Они изображают отдыхающих.

– Ага… Теперь мне все ясно.

– Продолжайте, – распорядился Богданов.

Еремина снова заговорила:

– Я заглянула в гримваген и увидела, что в кресле сидит посторонняя…

– Видели ее со спины?

– Нет, зачем же. Когда я делала замечание, она сидела в кресле, развернувшись ко мне.

– Что именно вы ей сказали?

– Сначала спросила, что она делает в гримвагене.

– И что ответила Гурова?

– Ничего. Смотрела на меня как будто не понимает.

– А вы?

– Я сказала ей: уходите! Но в этот момент меня вызвали по рации на площадку, и я побежала туда.

– Стало быть, при вас Гурова не ушла?

– Даже не шелохнулась.

Чуть помолчав, Богданов снова спросил:

– Кроме Гуровой в гримвагене был кто-то еще?

– Водитель. Но он находился в кабине.

– Видели его?

– Нет. Шторки в кабине были задернуты. Значит, он спал.

– В фургоне рядом с Гуровой никого не заметили?

– Вроде нет. – Замешкавшись, Еремина покачала головой. – Она была одна.

– Когда вы зашли в гримваген, что она делала?

– Я не поняла…

– Может быть, говорила по телефону? Знаете, так бывает: человеку нужно поговорить, и он уединяется там, где его не слышат.

– Нет. По телефону она не говорила. Хотя…

– Что? – живо заинтересовалась Ульяна.

– Когда я заходила в гримваген, я слышала голоса. Но они могли доноситься с улицы.

– Теперь о том, когда вы обнаружили труп.

– Минут через двадцать, может, чуть меньше. Вошла, а эта особа как сидела, так и сидит, но только теперь спиной ко мне. Я глянула на ее отражение в зеркале и сразу все поняла.

– Что именно?

– Ну, то, что она убита. Это же видно.

– Как поступили дальше?

– Выбежала на улицу и быстро к Подольскому. Он сообщил администратору пансионата. Дальше вы знаете.

Богданов недовольно закряхтел и достал из кожаной папки бланк. Взглянув на Еремину, предупредил:

– Прежде чем начнем писать протокол, прошу сосредоточиться и вспомнить все, что вы могли упустить.

– Игорь Константинович, – неожиданно вмешалась Ульяна. – Можем ненадолго прерваться?

– Для чего? – спросил Богданов, и было видно, что он недоволен.

– Надо кое-что прояснить. – Она поднялась и направилась к двери. – Идите за мной!

Следователь нехотя поднялся, и Еремина пошла вслед за ним.

В вестибюле за столами в области лобби расположились несколько полицейских, которые проводили опрос – процесс утомительный, практически бесконечный. В отдалении толпились несколько десятков человек, среди которых были сотрудники пансионата и члены съемочной группы – все ожидали своей очереди, чтобы дать показания.

Людское многоголосье стихло, когда через вестибюль к двери поочередно проследовали Ульяна, Еремина и Богданов. Спустившись с крыльца, они подошли к фургону.

– Что дальше? – спросил следователь.

Ульяна поднялась по ступеням гримвагена и распорядилась:

– Светлана, повернитесь спиной и ждите, когда я вас позову. Потом войдите внутрь и остановитесь там, откуда вы говорили с погибшей.

Еремина отвернулась. Ульяна жестом предложила Богданову идти за ней. Через минуту из фургона раздался ее голос:

– Давайте!

Еремина поднялась в фургон, сделала шаг и замерла у двери. Ульяна сидела в кресле у гримерного столика, обернувшись лицом к ней.

– Что видите?

– Вас…

– Что еще?

– Кресло, столик, вешала с одеждой…

– Смотрите внимательно. От этого многое зависит.

– Да нет же здесь больше ничего! Зачем спрашивать?!

В тот же момент из-за одежной стойки вышел Богданов.

– Меня, стало быть, не заметили?

– Нет.

Ульяна посмотрела на следователя и вопросительно склонила голову:

– Ну? Теперь вам понятно?

– Можете идти, – сказал он Ереминой. – Ждите у кабинета. Я скоро приду. – И после того, как она ушла, продолжил, обращаясь к Ульяне: – Хотите сказать, что Гурова была не одна?

– Это же очевидно. Убийца прятался за одеждой.

– Я не скажу, что это для меня откровение, но думаю, так и было, – сказал Богданов и вышел на улицу.

Ульяна догнала его в тот момент, когда он стучал кулаком в дверь кабины. За стеклом отдернулась шторка и показалась усатая физиономия пятидесятилетнего толстяка.

– Чего еще?

– Выходи!

– Меня уже опросили!

– Давай-давай! Поживее!

Толстяк вывалился из кабины в шортах и тапочках.

– Ну?

– Вы слышите, когда кто-то заходит в фургон?

– Я не прислушиваюсь, мне за это не платят.

– Кто собственник транспортного средства?

– Я. – Водитель испуганно подобрался. – А что?

– Выходит, что в фургон может забраться кто угодно?

– За этим пусть следят арендаторы. Киношники то есть пусть за этим следят.

– В период с одиннадцати утра до двенадцати ничего не заметили?

– Меня уже спрашивали. Говорю вам, я спал.

Богданов расстроенно огляделся и снова остановил свой взгляд на водителе:

– Свободен… – Потом взглянул на Ульяну. – Сколько сейчас времени?

– Около девяти.

– Думаю, на сегодня закончили. Завтра в десять утра жду вас в кабинете.

– Что делать с Гуровым?

– С него и начнем. Разумеется, после того, как он проспится.

– Прошу прощения… – заметив Надежду, Ульяна сделала несколько шагов, после чего второпях попрощалась: – До свидания!

– До завтра. – Богданов проводил ее удивленным взглядом.

Она тем временем уже бежала наперерез Надежде, которая шагала с чемоданом к воротам пансионата.

– Стой!

Заметив подругу, Надежда прибавила шагу, но Ульяна ее настигла.

– Ты куда?!

– Домой! Подальше от этого страшного места!

– Подожди. Давай поговорим. – Ульяна забрала у нее чемодан. – Уже стемнело и сюда не ходят автобусы.

– Мне все равно. – Надежда заплакала и уткнулась в плечо подруги. – Уля… Кирилл не любит меня. Он больше не любит…

– Сам так сказал? – спросила Ульяна и, не получив ответа, вздохнула: – Идем в номер. Там поговорим.

Глава 8
Дело житейское

В директорском кабинете сидели двое: следователь Богданов и Александр Иванович Гуров. Дверь открылась, и они оба обернулись.

– Здравствуйте. – Ульяна вошла в кабинет и остановилась, определяя, куда лучше сесть. По другую сторону стола, напротив Гурова, – все равно что отречься от него. Рядом с ним – значит, не видеть его лица. Она села наискосок, чуть в стороне, как сделал бы сторонний наблюдатель, который не способен повлиять на ситуацию.

– Здравствуй, Ульяна. – Гуров хмуро кивнул, открыл бутылку с минеральной водой и выпил прямо из горла.

– Вы опоздали, – бесстрастно констатировал Богданов. Его глаза неотрывно глядели в сторону, а пальцы поигрывали карандашом.

– Простите.

– Начали без вас. Повторяться не будем, вникайте.

– При чем здесь Ульяна? – недовольно спросил Гуров. – Я бы не хотел…

Богданов его прервал:

– В свое время вы сами настаивали, чтобы она принимала участие в расследовании.

– Я говорил про гробы.

– Кроме вас есть еще Тягачев. Это его распоряжение.

Гуров склонил голову и горестно покачал головой:

– Просто не верится…

– Продолжим. – Следователь передвинул тяжелое пресс-папье и, словно желая сосредоточиться, взял со стола бронзовую птичку, покрутил ее в руках и посмотрел на Ульяну: – Это зачем здесь?

– Мой брат их собирает. – Она перевела взгляд на стеллаж с коллекцией птичьих фигурок. – Вон их сколько.

– Понятно. – Богданов выдержал паузу и наконец обратился к Гурову: – Итак, вчера в девять утра вы отправились к реке и находились там примерно до половины двенадцатого.

– Да.

– Зачем?

– Дурацкий вопрос.

– Отвечайте!

– У реки я дышал свежим воздухом.

– Два с половиной часа?

– Время летит быстро.

– Когда вернулись к главному корпусу, в фургон заходили?

– Я уже говорил: в фургон не заходил. Вернулся в номер и сразу лег спать.

– Не интересовались, где ваша жена?

– Зачем? – Гуров с иронией взглянул на Богданова. – Я был пьян.

– То есть…

– А то вы не знаете! Сначала выпил на берегу, а вернувшись в номер, догнался.

– Ага… Кто может подтвердить, что все это время вы провели у реки?

– Я никого не встретил.

– Это плохо.

– Да что уж хорошего. Все одно к одному, – крякнул Гуров.

Богданов записал несколько слов в протокол.

– Теперь поговорим о вашей ссоре с женой…

В ответ на эти слова, генерал с размаху стукнул кулаком по столу:

– Не было этого!

– Есть свидетели… – вкрадчиво проронил следователь.

– Александр Иванович… – начала Ульяна, но тот вгорячах ее оборвал:

– Не лезь! Твое дело помогать, а ты меня валишь!

И все же она закончила:

– Вам лучше сказать правду.

– Идите вы знаете куда! – Вскочив со стула, Гуров посмотрел на Ульяну: – Э-э-эх, Уля! И ты туда же! – Он бросился к двери и на пороге столкнулся с Рудневой.

Она протянула ему пакет:

– Александр Иванович, это вам.

– Дайте сюда! – Богданов сорвался с места и, перехватив пакет, прочитал вслух: – Адвокатская контора «Фейгин и сыновья». Посмотрим, что здесь… – Вспоров конверт, он вытащил документ и, пробежав глазами, присвистнул: – Ого! Ну, вот вам и мотив для убийства.

– Что там? – с тревогой осведомилась Ульяна.

– Документы на развод. Елена Петровна Гурова сообщает, что разводится с мужем, Гуровым Александром Ивановичем.

– Чушь! – Генерал выхватил у Богданова листы и сам их просмотрел. После чего повторил с меньшей уверенностью в голосе: – Чушь! Такого не может быть!

Следователь решительно забрал у него документы.

– С этого момента вы под домашним арестом. Прошу оставаться в номере. Слышите меня?

– Слышу, слышу, – понурившись, Гуров вышел в коридор, и Руднева, не заходя в кабинет, мягко прикрыла дверь.

– Не верю… – тихо проронила Ульяна.

– Чему именно? – Вернувшись на место, Богданов швырнул документы на стол.

– В развод…

– Дело житейское.

– Это не похоже на Елену Петровну.

– И чем же? – Богданов деловито собрал бумаги в стопку и сунул их в папку. – А?

– Она держалась за мужа и, как мне кажется, по-своему любила его.

– Все течет, все изменяется, любезная Ульяна Сергеевна. Вам ли не знать? – Услышав телефонный звонок, он взял со стола мобильник и приложил к уху: – Ну, говори? Погоди, запишу. – Нащупав рукой карандаш, следователь стал писать: – Пермяков Иван, восемьдесят пятого года рождения, ушел из дома в Зареченске в декабре девяносто седьмого. Кириенко Николай, восемьдесят первого… Нет, не годится, слишком взрослый. В ориентировке рост не указан? Сто восемьдесят? Нет! Точно не он! Кто еще пропал в районе в этот период? Софья Тыртычная родилась в семьдесят девятом, не вернулась домой в Старой Куще. Краснова Елена семьдесят пятого года рождения… Нет, не то! Это все за девяносто седьмой? Тогда спасибо.

– Ну что? – спросила Ульяна, когда он положил трубку.

– Четверо, но ни один не подходит. – Богданов заглянул в записи. – Пожалуй, только Пермяков Николай, но он пропал в декабре девяносто седьмого. А наши трупы захоронили в июле. Остальные трое слишком взрослые.

– Труп ребенка могли привезти из другого района, – предположила Ульяна.

– Согласен. Будем грести шире, но это займет много времени, а у нас его нет.

– Когда придет заключение судмедэксперта?

– Сегодня после обеда. – Богданов посмотрел на часы: – Сейчас уезжаю. Мне к двенадцати в управление.

– Вы в Зареченск?

– Я же сказал, в управление.

– Меня с собой прихватите?

– Едемте, но только по-быстрому. Буду ждать вас в машине.

– Через пять минут буду внизу!

Богданов направился к выходу.

Ульяна заскочила в свой номер за сумочкой. Надежда сидела на диване и со скучающим видом листала журнал.

– Ты куда? – поинтересовалась она.

– В Зареченск. К ужину вернусь. Дождись меня и не вздумай удрать!

Через минуту Ульяна сбежала с крыльца и села в машину к Богданову.

– Едем?

Он запустил двигатель, обогнул фонтан и направил автомобиль к воротам. Выехав с лесной дороги на трассу, спросил:

– Зачем вам в Зареченск?

– Есть одно дело…

Ощутив в ее голосе едва уловимое замешательство, Богданов усмехнулся:

– Конфиденциальное?

– Я бы сказала, личное.

– Ну-ну, не настаиваю.

Дальше до самого города они ехали молча. Ульяна назвала адрес, там он ее и высадил. Прощаясь, осведомился:

– Как собираетесь добираться обратно? До пансионата не близко.

– Есть варианты?

– Приходите в следственное управление. После обеда освобожусь и увезу вас в пансионат.

– Это удобно?

– Да будет вам. – Богданов захлопнул дверцу и тронул машину с места.

В глубине квартала Ульяна отыскала двухэтажное здание с вывеской медицинского учреждения, вошла внутрь и сообщила дежурной в регистратуре:

– Моя фамилия Железняк. Я на прием к Сорокину.

Та заглянула в компьютер.

– Ульяна Сергеевна?

– Да. Направлена из московской клиники в связи с временной сменой места жительства.

– Егор Ильич скоро освободится, пройдите к пятому кабинету.

– Спасибо.

Шагая по коридору, Ульяна хотела лишь одного: чтобы до самого визита к врачу, а также после него ей никого не встретить. Однако за поворотом коридора она увидела очередь из пациентов не самого благополучного вида. Табличка на ближайшей двери гласила, что в кабинете принимает нарколог.

– Боже, боже…

У пятой двери с надписью «Психотерапевт» не было никого. Как только Ульяна притронулась к ручке, дверь распахнулась, и на пороге появился весьма пожилой мужчина профессорской внешности.

– Ко мне?

– Если вы Сорокин, то к вам.

– Проходите. – Он отступил. – Ваша фамилия?

– Железняк. – Ульяна приблизилась к столу и села в кресло.

Сорокин сел на свое место и достал формуляр.

– Мне прислали ваши документы, и, должен заметить, я впечатлен. – Он поднял глаза и посмотрел на нее поверх очков. – Вы бескомпромиссная женщина.

– Вы врач, и ваше дело лечить.

– Этого я не отрицаю. – Сорокин встал, сделал несколько шагов и опустился в громоздкое кресло. – Попрошу прилечь на кушетку. Порядок вы знаете. Напомните, пожалуйста: сколько сеансов прошло в Москве?

– Шесть.

– Значит, у нас впереди четыре. – Он дождался, пока Ульяна расположится на кушетке. – Удобно?

– Вполне.

– Тогда начнем. Давайте вспомним о вашем детстве.

Ульяна быстро отреагировала.

– Мне незачем вспоминать, я помню все.

– Расслабьтесь, – по-отечески посоветовал врач. Он был невозмутим, но в его бесцветных глазах, за стеклами очков, мелькал насмешливый огонек. – Здесь не стреляют на скорость и поражение. Нечего торопиться. Вы родились в полной семье?

– Мать умерла, когда мне было семь лет.

– Тяжело перенесли ее смерть?

– Тогда я еще не понимала, что это навсегда и безвозвратно. Чувство потери пришло позднее, когда чуть-чуть повзрослела.

– Когда, не припомните?

– Где-то через год, может быть, через два.

– Кто занимался вашим воспитанием?

– Номинально – отец.

– Что значит «номинально»? – спросил Сорокин.

– Был слишком занят.

– Работой?

– Он был директором завода «Технопласт».

– Ах вот как! – Сорокин несколько оживился. – Я хорошо помню эту историю.

– А я не помню совсем, – жестко обрубила Ульяна.

– Не будем ее касаться. – Доктор миролюбиво улыбнулся. – Вы единственный ребенок в семье?

– У меня есть младший брат.

Сорокин беспокойно заерзал в кресле, как будто ему что-то мешало, и спустя мгновение заметил:

– У меня такое впечатление, что вы экономите на словах или куда-то спешите. В нашем распоряжении целый час, и мы обязаны употребить его в дело.

– Прошу учесть, что я здесь не по своей воле, – проговорила Ульяна. – Задавайте свои вопросы.

– Кто еще был рядом с вами после смерти матери?

– Бабушка со стороны отца. Но ее участие было фрагментарным. Она к тому времени вышла замуж.

– Ага… Бабушка это хорошо.

– Еще были няньки. – Ульяна раздраженно покачала головой, но это выглядело так, как будто она чесала о подушку затылок. – Давайте заканчивать с детством!

– Давайте, – согласился Сорокин. – Но сначала сделаем вывод: у вас было ординарное детство без каких-либо потрясений или чрезмерного вмешательства взрослых. – Умолкнув, он внимательно вгляделся в лицо пациентки. – Или нет?

Ульяна резко поднялась и, посидев на кушетке, снова легла.

– Нет. Это не так.

– Ага… – заинтересовался Сорокин. – Рассказывайте!

– В восемь лет меня похитили.

От удивления у Сорокина вытянулось лицо. Совладав с собой, он подобрал отвисшую челюсть.

– Как это случилось?

– Я вышла из школы, меня схватили, затолкали в машину и увезли.

– Та-а-ак… – Врач замолчал. Было видно, что он подбирает нужные слова. – У похитителей была конкретная цель? Или же…

Она поспешила заметить:

– Сексуального насилия не было. У отца в это время отжимали завод. Рейдерский захват не удался, и преступники решили действовать по-другому.

– Долго вас продержали взаперти?

– Около двух недель.

– Расскажите подробнее об этом периоде.

Ульяна закрыла глаза и заговорила тише и медленнее:

– Запомнила чью-то руку с вонючей тряпкой у моего лица. Еще – машину, светлый пикап. После того как меня закинули в салон, я потеряла сознание. Очнулась в комнате с зарешеченным окном. Оно выходило на огромное картофельное поле. Был сентябрь, но картошку почему-то не копали.

– Последнее замечание выпадает…

– Что?

– Вы были слишком малы, чтобы это знать.

– Про то, что в сентябре копают картошку? – не открывая глаз, Ульяна дернула плечиком. – Возможно, я слышала это от кого-то из взрослых.

– В том доме, где вас содержали?

– Вряд ли… Скорее всего когда меня расспрашивали после освобождения. Конечно же, я знала, как выглядит куст картошки, еще до похищения.

– С вами хорошо обращались? Вы кого-нибудь видели?

– В комнату приходила старуха, но она не говорила со мной. Просто забирала ночной горшок и приносила еду.

– Сами пробовали с ней заговаривать?

– Много раз. Спрашивала, когда меня отпустят домой, но она никогда не отвечала.

– Как вас освободили?

– Привезли на окраину Москвы и поставили у дороги… – Лицо Ульяны застыло в мучительной гримасе. – Послушайте… Еще ребенком я убедила себя, что похищения не было, и потом никогда ни с кем об этом не говорила.

– Вероятно, вы были умной девочкой, – сказал Сорокин. – Это наилучший способ сберечь свою психику. Или же вам кто-то посоветовал? С вами работал специалист?

– Не помню.

– Преступников отыскали?

– Их не нашли. – Ульяна встала с кушетки и посмотрела на часы: – В этом кабинете мучительно долго тянется время.

– Ну что ж… – Сорокин тоже поднялся и подошел к столу. – Для первого раза достаточно. Куда-нибудь спешите?

– Об этом вы меня уже спрашивали. – Она взяла сумочку и надела туфли. – Впрочем, и на этот вопрос я отвечу: мне нужно вернуться в пансионат.

– Ага! Я, кажется, догадался… Пансионат называется «Орион»?

– Да. Он принадлежит «Технопласту».

– Из чего следует, что ваш отец отстоял завод.

– Отстоял, но его уже год нет в живых.

– Прискорбно… – Сорокин выдержал подобающую паузу и продолжил: – А ведь я когда-то работал там.

– На заводе? – не сообразила Ульяна.

– Боже упаси! – взмахнул руками Сорокин. – Когда-то на месте пансионата стоял психоневрологический диспансер. Я лечил там больных целых пятнадцать лет.

Единственным желанием Ульяны было уйти, но она спросила:

– Когда следующий сеанс?

– Это в регистратуру, – сказал Сорокин и попрощался: – До встречи!