Текст книги "Круглые кубики"

И подарила я его мужу на день рождения вкупе со всеми остальными подарками, и стоял он у нас на полке, глаз радовал. До того самого утра, когда нужно было собираться на экзамен.

Ночью мой воспаленный мозг, утомившийся от совместной подготовки к экзамену, выдал некий сигнал. Сон приснился. Будто бы надо моему супругу взять с собой на экзамен жирафа. И к нему впридачу мандарин, кусочек черного хлеба и два розовых листочка из тех, которые приклеивают на компьютер, когда хотят оставить кому-то записку. И тогда все получится.

Разбудила я утром мужа, отправила завтракать. А сама задумалась, как бы воплотить мой сон в реальность.

Пока супруг наводил марафет, взяла жирафа, цитрусовое, краюху черного хлеба и стала укладывать в его портфель. За этим занятием он меня и поймал. Даже узел на галстуке ослабил с перепугу и поинтересовался, что на это сказал бы доктор Хауз? Возможно, имеет смысл для начала исключить волчанку и аутоимунные заболевания, а потом назначить антибиотики широкого спектра?

– Так и так, – говорю, – дорогой, было мне видение. Вот это вот длинношеее животное нужно взять с собой. Да не одно, а со товарищи. И тогда все получится, и экзамен будет наш. И не сопротивляйся. Я ж тебе не предлагаю пятачок в колготки положить и под пятку. Ты и колготок не носишь. А жираф – самое то. В яблочко. Вот и мандаринка к нему…

– Хорошо, – легко согласился Миша-Михаэль, видимо, прокручивая в голове, каким образом можно эффектно использовать мое поведение во время экзамена – при рассказе об очередном расстройстве психики. В качестве наглядного примера, так сказать. «Вот, кстати, в подтверждение моей теории могу привести недавний случай из практики. Пациентка замужем, образованная, юрист по профессии…»

У моего мужа есть великолепное качество. Он со мной никогда не спорит. Если что-то не так, то просто делает по-своему и все. Вот и в тот раз Миша покладисто взял портфель с жирафом и, поцеловав меня на прощание, уехал сдаваться.

Пришел на экзамен. Все шло замечательно, муж отвечал на вопросы, приводил какие-то примеры. Экзекуция уже подходила к концу. Позади были сорок пять минут мучений. Оставалась формальность. В какой-то момент его попросили предоставить документы. Те самые, которые я готовила предыдущей ночью. Миша открыл портфель, а из него торчит… голова жирафа. Он же здоровый, жираф-то. Сантиметров тридцать, наверное. Лежа ему было неудобно, и я его поставила.

– Ой, какая красота! А что это у вас? – заприметил животное один из экзаменаторов. – Можно посмотреть?

Ну не откажешь же.

– Да, конечно, – смутился доктор Михаэль и потянул жирафа за голову. Он же не видел, что к его задней ноге я привязала маленький пакетик, в котором лежали мандаринка, хлеб и два листочка… Мысль взять пакетик пришла мне в голову в последний момент. Хлеб оставлял крошки в портфеле.

– Это талисман на счастье. – И супруг полностью вытащил животное на свет божий.

Когда увидел пакетик, было уже поздно. Жираф оказался в руках оппонентов.

– Какая красота! – зацокали языками солидные мужи. – А это что ж такое?

– А это… ему покушать. Экзамен долгий… ну и записать там чего, если нужно. На листочке.

Экзамен на соискание высшей степени… в психиатрии и психотерапии… Солидный мужчина «за сорок» в дорогом галстуке и идеально начищенных ботинках. Ученые люди, протокол, истории болезней на столе. Жираф. А это ему покушать. И заметки сделать, если что. Память у него плохая, у жирафа. Записывать все нужно, а то забывает.

Преподаватели понимающе переглянулись.

– Это у нас в России примета такая. Психиатрическая. Говорят, помогает, – проблеял белый как полотно доктор Михаэль.

– Определенно, – хмыкнул старенький профессор, ведущий протокол. – Время вышло. Документы мы посмотрим. Подождите, пожалуйста, решения комиссии в коридоре.

Я даже знать не хочу, какими словами поминал меня мой благоверный во время нервного ожидания.

– Поздравляю, доктор, – вышел в коридор председатель комиссии, – вы блестяще сдали экзамен. И… спасибо за поднятое настроение. Давно мы так не смеялись.

Муж сухо поблагодарил профессора, забрал документы, крутанул трясущимися руками ключ зажигания и с визгом рванул домой.

– Мишка, ну что?! – Я выскочила в коридор и кинулась ему на шею. – Сдал? Ну не молчи ты, бестолочь! Сдал или нет? Помог жираф?

– Мика, ты… ты… – Муж не находил правильных слов. – Тебе, тебя… убить мало! Ледорубиком, ей-богу. Чокнутая. Чокнутая и есть. Хотя какой еще должна быть жена у психиатра? Сдал, дорогая. Конечно, сдал. Если б не жираф. Одна надежда на него была. Не подвел, длинношеий.

Глава 18
Ночь на тумбочке и Жуня с палочкой

Когда меня спрашивают, легко ли жить с психиатром, я, честно говоря, теряюсь. Дело в том, что мы с самого начала, с первых дней нашей совместной жизни договорились, что не будем приносить работу домой. И если с моей основной работой на тот момент все было совершенно понятно – швабры да горшки, половые тряпки да пивные кружки, то супруг уже тогда делал первые шаги в медицине. А это означает те самые пресловутые ночные дежурства, дикий стресс, усталость, отсутствие свободного времени и – как ни крути – желание поделиться с близким человеком проблемами, накопившимися за день на работе. А на работе – дурка.

Я долго привыкала к тому, что мой муж – психиатр. К тому, что далеко не все у них там так радужно и весело, как это звучит в анекдотах. К тому, что среди пациентов бывают и наркоманы, и психически больные преступники, а в их числе и убийцы, и насильники. Бывают и просто симулянты.

Истории, происходящие в недрах психиатрических больниц, порой иначе как сюром и назвать нельзя. Однажды мой муж провел ночь дежурства, на тумбочке. Работал он в тот момент в клинике, где часть отделений – закрытые. Закрытое психиатрическое отделение – это двойные двери, которые всегда заперты. Посещение больных возможно только в строго определенное время. Пациентам категорически запрещено покидать территорию отделения.

Комната отдыха дежурного врача в той больнице находилась за пределами отделения, но перед второй, наружной дверью. Ключи от дверей – только у персонала. Больница огромная, и дежурят одновременно два доктора, которые делят между собой «сферы влияния». Таковы были исходные данные.

Теперь смотрите. Время полчетвертого утра. Муж, провозившись до двух с тяжелым пациентом, наконец добрел до койки и свалился. Обычно врачи ложатся отдохнуть, не раздеваясь, чтобы можно было в любой момент вскочить. Но ночь была жаркая, и… короче, разделся доктор и улегся. Только задремал – слышит, кто-то пытается открыть дверь. Да не просто открыть, а ключами. Звякают ключи, человек тычет в замок то один, то другой. Дверь очень толстая. Голоса «по ту сторону» различить трудно. Ночь. Закрытое отделение. Психиатрия. Связка ключей. Сопение.

А в комнате, надо сказать, все было оборудовано для достойного врачебного отдыха. Кроме одного – по непонятным причинам отсутствовал стул. Вместо него прямо у двери стояла высокая тумбочка. И вот Михаэль спросонья вскочил и в одном, я извиняюсь, исподнем уселся на эту тумбочку.

И, уже сидя на ней верхом, вежливо поинтересовался, кто там? И то правда, кто там может быть, в психиатрии… За дверью молчание. Человек по ту сторону не реагировал и продолжал судорожно подбирать ключ.

Доктор Миша сообразил, что встречать незваных гостей в одних трусах – не комильфо, даже если дело происходит в дурке. А вдруг там женщина? Психически больная женщина? А вдруг нападение? А, не дай бог, и то и другое? Преступница – женщина! И совершенно неизвестно, что может ей прийти в голову. И в какой последовательности. Нужно одеться.

Доктор натянул джинсы и попытался самостоятельно открыть дверь. Не тут-то было. Замок заклинило. С обратной стороны кто-то продолжал упрямо тыркаться в дверь. Поняв, что ситуацию не изменить и смерть нужно встречать с открытым забралом, мой муж уютно уселся на тумбочку и решил ждать. Что-то же должно произойти. Как там в той поговорке? Или ишак сдохнет, или… А, забыла сказать. Свет в комнате был погашен. Муж спросонья так и не сообразил включить его.

Прошло некоторое время, и несчастному с той стороны наконец удалось отпереть дверь.

Она распахнулась. На пороге стоял второй дежурный доктор. Через плечо у него было перекинуто полотенце. Мужчина явно шел спать. К себе в дежурку. В коридоре тоже стоял полумрак. В комнате же, где находился Миша, было совсем темно.

Второй эскулап был сильно близорук. Все, что он смог разглядеть в первый момент, – это силуэт человека, сидящего на тумбочке.

Крик, который стоял в комнате, охрана услышала через две двери. Отомкнув все запоры, охранники с улицы прибежали в злополучную «дежурку» и застали двух сцепившихся в мертвой хватке врачей, выясняющих, кто же спровоцировал безумие.

– Ты, Михаэль, поставь себя на мое место, – горячился постфактум второй дежурный врач, доктор Мартин. – Ты идешь в свою комнату. Ты намаялся, у тебя за спиной несколько часов напряженной работы. Ты берешь чистое полотенце и направляешься к себе, мечтая только о том, чтобы принять душ и упасть замертво. До утра.

– Ну и шел бы себе, крот близорукий, – беззлобно буркнул Мишка. – Ко мне-то зачем ломиться?

– …Ты надеешься упасть замертво до утра. Или до следующего сигнала бипера, – никак не реагируя на реплику оппонента, продолжал Мартин. – Долго не можешь открыть дверь – у тебя в связке до хрена ключей – от всех отделений, от ординаторских. Наконец ты справляешься с проклятой дверью, отпираешь ее и видишь в своей комнате… привидение в одних джинсах, с голым торсом и лохматой головой, сидящее на тумбочке и истошно орущее на твоем родном немецком языке с восточноевропейским акцентом: «Ты чего, совсем охренел?! Твоя комната – этажом выше!»

– Ты что-нибудь про 3-ю улицу Строителей слышал? – устало парировал доктор Миша, который в запарке так и не удосужился надеть майку. – «Иронию судьбы» не смотрел, конечно? Погоди, я тебе сейчас перескажу в двух словах, и тебе тоже станет хорошо. Ну если не хорошо, то, по крайней мере, весело.

Однако весело бывает не только моему супругу. Дело в том, что русскоязычных психиатров в наших краях в принципе не очень много. А наши люди за границей, разумеется, хотят лечиться у «своих» и на русском языке.

Уж какими правдами и неправдами некоторые пациенты узнают домашний номер доктора – сказать не могу. Но только многие не видят ничего зазорного в том, чтобы позвонить домой и попробовать назначить встречу с врачом в приватном порядке. Иногда в телефонной книге находят меня и звонят на мои рабочие телефоны. Фамилия-то у нас одна. И не беда, что я юрист и никакого отношения не имею к медицине. На безрыбье, как говорится…

Однажды вечером у нас дома раздался звонок. Я только-только приняла ванну с ароматическими маслами и находилась в самом благодушном настроении. Занялась маникюром.

– Здравствуйте! Я могу поговорить с доктором?

Приятный мужской голос, относительно молодой.

– Добрый вечер! А его нет. Представьтесь, пожалуйста. Я ему передам, что вы звонили.

Не потерять бы потом эту бумажку. Я всегда все очень аккуратно записываю, а потом не менее аккуратно теряю.

– Нет-нет. Мне нужна личная встреча. Консультация. Как можно скорее, – настаивал мужчина.

Черт, ноготь смазала! Да что ж за напасть такая. Стоит вечером остаться дома одной и устроить себе именины сердца со свечами, шампанским и легким романчиком в мягкой обложке, как кому-то срочно нужна личная встреча.

– Хорошо, я передам обязательно. Всего хорошего.

Я воспитанная девушка. Я очень воспитанная девушка. Нет, не так. Я взрослая воспитанная женщина.

– Ой, девушка, постойте! – Мужчина совершенно не собирался заканчивать разговор. – Меня зовут Антон. А вы тоже врач? Может быть, вы мне поможете? Давайте я вам расскажу. Сил моих больше нет. Дело в том, что она совсем сошла с ума. Окончательно…

Я таки невоспитанная женщина.

– Подождите, – сказала я уже более раздраженно, – я не врач и в общем-то не имею никакого права не то что консультировать, но даже и слушать о ваших медицинских проблемах. Я вам дам рабочий телефон, позвоните завтра с утра в клинику, назначьте время, скажите, что вы хотите на прием к доктору такому-то.

– Да нет же! – Человек меня совершенно не слушал. Накипело, наболело, «бутыль опустела и тянет поговорить». – Понимаете, я не знаю, как нам дальше быть. Она отказывается есть. Только пьет. Она не хочет выходить на улицу, выскочит на десять минут и бегом назад. Она отказывается общаться со мной и с моей мамой…

Понятно. Какая-то дама с горя или от скуки в иммиграции начала попивать. Еще и свекровь, наверное, пилит ее бесконечно. Сынулю любимого стерва увела! «Да если б он знал, во что ты, дрянь такая, здесь превратишься, он бы в жизни тебя не вывез! Посмотри, задницу отъела. Дома не убрано, пыль по углам катается. Мой сын не заслужил такого отношения».

Тут кто хочешь запьет. Депрессия у женщины началась. Аппетит пропал. Дама – потенциальная клиентка моего супруга, вне всяких сомнений. Но его нет дома! А я не врач, и помочь мужу этой несчастной никак не могу. И пилочка как назло еще куда-то делась. Не вечер, а катастрофа.

– И главное, – продолжал меж тем заботливый маменькин сынок Антон. – Она отказывается играть! А это очень плохой признак. Уж я-то знаю. Сколько лет вместе прожили.

Во мне проснулся охотничий азарт. Интересно, во что они там играют? Ролевые игры? Школьница и престарелый учитель? Школьница небось под японочку одета. Юбочка клетчатая, трусики белые снизу выглядывают, гольфы черные, ножки кривенькие.

Мечта педофила. А мама-то, мама? Мама какую роль исполняет? Злой супруги перезрелого ловеласа? Убила бы извращенцев, ей-богу.

А может, медсестра и пациент? Она в не застегивающемся на мощной груди халатике на голое тело, в кружевных чулках на подвязках и со шприцем. Он – с приспущенными штанами на волосатой пятой точке. А мама-то, мама? Маму здесь куда девать?

Шалуны.

И чем в данном случае может помочь мой доктор? В «Диснейленд» свозить для смены обстановки или четвертым в преферанс? Он, она, мама и мой муж. Пульку расписать на ночь глядя.

– Что она, простите, отказывается делать? – вспоминаю, как именно Миша разговаривает с такими незваными пациентами. – Играть? Будьте любезны, назначьте завтра время в клинике. Записывайте телефон.

– Ни в мячик, ни за палкой бегать! Ничего не хочет. А раньше так любила ведь. Мама с ней, бывало, выйдет на полтора часа и потом приходит домой вся взмыленная. Жуня ее уматывала напрочь. А теперь все. Лежит. И пьет. Много пьет. Думаю, это очень тревожный сигнал.

До меня медленно начало доходить, что картишками не отделаешься. Наступил ступор, плавно переходящий в истерику. Но человек Антон, не давая мне вставить ни слова, продолжал делиться наболевшим:

– Мы уже были у врача, но он ничего не смог найти. И знакомые дали ваш телефон.

– Простите, – я все еще пыталась держать себя в руках, но получалось плохо. Попросила человека секунду подождать, отскочила от телефона, чтобы подавить приступ хохота, глотнула воды.

Так, досчитать до десяти и, главное, не гоготать! Это непрофессионально в конце концов.

– Антон, у вас проблемы с собакой? Я правильно вас поняла? Мой муж лечит людей. Вам к ветеринару надо.

Дальше последовала фраза, после которой я таки выронила телефон.

– У ветеринаров мы были всяких-разных. Никто органических причин не нашел. Сказали – дело в психике. Мы с мамой подумали, что нужен психиатр. Я слышал, с собаками тоже проводится терапия. Даже передача была по RTL. Главное, найти хорошего врача.

– А русскоязычный-то психиатр вам зачем? – сделала я последнюю попытку вернуть Антона в нашу реальность.

– Так мы дома только по-русски разговариваем. Мы с мамой подумали, что врач должен быть русским. А о вашем муже очень хорошие отзывы. Я навел справки. Так я позвоню попозже? Не отказывайте, пожалуйста!

Позже, когда Мишка вернулся, я вручила ему телефон.

– Милый, если тебя интересует необычный клинический случай, то могу подкинуть. По этому номеру живут Антон с мамой и их Жуня с палочкой. Я даже и не знаю, кто из них пациент.

Глава 19
Ловец мыслей. Лечи подобное подобным

И если история с Жуней закончилась в целом вполне мирно – Жунин хозяин Антон перезвонил наутро в клинику, и Михаэль объяснил ему совершенно спокойно некоторые особенности зоопсихологии, то бывали случаи действительно из ряда вон выходящие.

Мы тысячу раз договаривались, что я не буду вступать в дискуссии с теми, кто позволяет себе звонить по домашнему телефону в отсутствие мужа и требовать консультации. И я тысячу раз обещала вежливо отправлять их в клинику.

И все равно не в коня корм.

– Здравствуйте! Можно доктора?

– Добрый день. Дело в том, что вы звоните на мой рабочий телефон. Доктора здесь нет. И потом, он не принимает частным образом. Позвоните в клинику, назначьте встречу. Кстати, откуда у вас этот телефон?

– Девушка, не морочьте мне голову! Мне сказали, здесь можно побеседовать о моем психическом состоянии. Вы кто? – Голос такой странный немного, обгоняющий сам себя. Его хозяин не поспевает за собственной мыслью, спотыкается на гласных, но всякий раз поднимается и упорно идет дальше.

– Я – его жена. А вы, видимо, его пациент. Будущий, как я понимаю. Еще раз повторяю вам, мой муж не ведет практики на дому. Позвоните в одну из клиник, назначьте…

Это вообще неслыханное хамство. Я сидела в своем офисе, у меня через пятнадцать минут начиналось совещание, коллеги бегали вокруг с папками, конец квартала и дел по горло. А тут очередной страждущий. Да еще такой настырный.

– Нет!

Такой натуральный крик, полный отчаяния и ненависти одновременно. Я аж отпрыгнула от трубки.

– У меня есть предложение к вам и к вашему мужу. Скорее даже к вам. Предложение, которое вам просто необходимо – в сложившейся ситуации. У вас просто нет выбора. Нет выбора у вас совсем. Помочь вам, учитывая обстоятельства, могу только я. Только я могу вам помочь. А вы поможете мне.

Он повторял каждое предложение по нескольку раз, меняя лишь порядок слов. У вас нет выбора. Выбора нет у вас. Могу только я. Только я…

Сомнительное акустическое удовольствие, прямо скажем. Сомнительное и жутковатое.

– Я не собираюсь принимать от вас никаких предложений. А для облегчения вашего психического состояния нужно обратиться к любому психиатру.

В дверь тихонько поскреблась секретарша Лиза:

– Мишель, все собрались. Ждем только вас. Вы кофе будете? Я печенье только что купила. Из муки грубого помола. Некалорийное совсем. 5 % жира всего. Честно-честно.

Лиза заботится о нас всех как ответственная воспитательница детского сада. Она знает, что у Андреаса гастрит и ему ни в коем случае нельзя полуфабрикаты. Поэтому тщательно следит за тем, чтобы в обеденный перерыв Андреас брал в кафе на первом этаже что-нибудь горячее. Она в курсе, что у Сюзанны болит горло и у нее с собой специально для этого припасены мятные леденцы.

Она знает, что я вечно сижу на диете. И что если предстоит какой-то тяжелый разговор, то я определенно начну грызть все, что лежит на столе. Поэтому печенье для меня – некалорийное. Девочке двадцать три года. Даже не верится. Не Лиза, а ангел. Лиза – ангел. Ангел – Лиза. Тьфу ты, привязалось…

– Спасибо, Лиза, я бегу уже. Через минуту буду.

Надо сворачивать этот безумный разговор.

– Вы меня даже не выслушали. Меня вообще никогда не слушают. Понимаете, я изобретатель. Но это не главное. То есть это тоже главное, но не совсем. Я знаю, что вы ищете праксис. Что вы хотите приобрести праксис, я хотел сказать. И что просто так вот открыть праксис невозможно.

Темп его речи ускоряется, вот уже и целые слоги проглатываются, словно человек стремится во что бы то ни стало донести до меня важную информацию, пока я не повесила трубку.

– Нужно покупать. Алло, вы меня слышите? Нужно покупать! А вариантов у вас нет. Нет вариантов у вас. То есть не у кого купить. Вот, я все знаю. И еще знаю, что разговаривать об этом… ну, о торге… нужно с вами. Вот, я все знаю. Все знаю я. И даже знаю, какая вы. Вот.

Меня прошиб холодный пот. Этот человек явно следил за нашей жизнью. Мы действительно подумывали о том, чтобы рано или поздно открыть мужу частную практику. Но объявлений нигде не давали и никому об этом не говорили. Ни одной живой душе.

И о том, с какими сложностями это сопряжено, люди, далекие от медицины, ничего не знают. Этот «больной» знал.

– Прежде чем вы положите трубку, а я не впервые сталкиваюсь с таким некрасивым поведением, я вам коротко изложу суть. Во-первых, я изобретатель. Знаете, вот есть ловец снов. Знаете, да? А я изобрел ловца мыслей. Это такая штучка, тоже с перышками, но там еще электромагнитные волны. Пока, к сожалению, он ловит только женские мысли, но прибор еще нужно усовершенствовать. Вы поможете мне, а я вам. Я добуду вам праксис, а вы… Вы меня слушаете?

При попытке вызвать в воображении электромагнитные волны, нежно опутанные перышками, которые должны ловить женские мысли, меня начало трясти в конвульсиях. Умом понимая, что нельзя смеяться и нужно как можно быстрее положить трубку, я зачем-то набрала в легкие побольше воздуха. Как трубач.

Но трубач из меня хреновый. И воздух вывалился наружу гнусным фальцетным ржанием. Так, наверное, смеются черти в преисподней, когда вместо обещанных по КЗОТУ двух выходных их заставляют во внеурочное время помешивать варево в котлах.

– Я вас слушаю. А почему такой половой шовинизм? Почему именно женские мысли? – постаралась я структурировать научную мысль будущего нобелевского лауреата.

– Прибор еще в стадии тестирования. Я пытался обращаться в организации для регистрации патента, но ответа пока не получил. Наверное, еще сырой проект. Но! И это важно. Он работает на расстоянии. Вот смотрите, мимо вас сейчас проходит женщина. Хотите я вам скажу, о чем она думает?

– Не нужно, – я уже вошла во вкус. Мне даже понравилось. – У меня свой ловец мыслей. Пиратская версия. Он, конечно, не столь мощный, как ваш, но все же… Тут одна-единственная женщина, которую я из окна вижу. И мысли ее читаются моим прибором совершенно однозначно. Она думает, что 280 евро – это хамство. Даже за замшу и удобную колодку, но хамство и обдираловка. В Милан надо слетать на пасхальные каникулы, там такие же туфли можно купить в полтора раза дешевле. Как ваш ловец? Мы совпадаем?

– Конечно, – жизнерадостно ответил человек, – я же вам говорю, что все получается. Нужно просто тестировать больше. Поэтому мы будем практиковать вместе. Вот вы уже и согласились, я вижу. Теперь, собственно, вторая часть, главная!

В дверь снова постучалась Лиза. Да я уже и сама поняла, что пора заканчивать. Он совершенно безобиден, но это не повод вступать в длительную дискуссию. Нужно вежливо поблагодарить его за заботу о нашем несуществующем праксисе и порекомендовать ему обратиться к психиатру.

Но не тут-то было.

– Я знаю, где добыть праксис. Где помещение добыть, знаю я. Подо мной находится небольшая парикмахерская. Вот туда-то мы и въедем. Разумеется, вы должны мне половину дохода от праксиса. А о ловце мыслей мы подумаем. Но, сами понимаете, бизнес есть бизнес. Патент я, разумеется, оформлю на себя. Вы согласны?

– Абсолютно! А при чем здесь парикмахерская?

Даю себе слово, что это мой последний вопрос. Просто ход мыслей интересен. Вот про парикмахерскую мне расскажет – и все. Замшевыми туфлями клянусь. Потом он пойдет дальше ловить мысли, а я – ловить сбежавших клиентов. Кому нужен адвокат, не являющийся на совещания и не соблюдающий сроки?

– Все просто. Э-ле-мен-тар-но, – чеканит он слова. – Я их залил. Случайно. Залил сильно. Ну, воду открыл и забыл закрыть. И ушел тестировать прибор.

Пришел через пару часов. Нет, вру, к вечеру уже. Ну ничего, страховка все оплатила. Но!

Я слышал, как хозяйка через пару месяцев говорила какой-то женщине: «Meine Gute! Es ist unmoglich. Ich brauche endlich einen Psychiater»[6]6
  О, боже! Это невозможно. Мне тут в конце концов психиатр потребуется! (Нем.)


[Закрыть]. У меня еще тогда родилась мысль… Не могу, когда люди страдают. Такая милая женщина… Понимаете? Но тогда мысль еще не оформилась. Не оформилась тогда еще она. А потом я узнал о вас и вот. Придумал!

– Что же?

– Я их снова залью! Но уже специально. Второго ремонта она не выдержит. И они съедут. А мы въедем туда. И все! Так просто. Понимаете?

Мика, у тебя железная выдержка. Мика – хорошая девочка. Мика – умница. Мика выдержала рынок, бандитские разборки 90-х, эмиграцию, швабру и горшки и даже учебу на юридическом. И это Мика выдержит. Мика постарается. Она даже не икает больше и не втягивает трубно воздух, как слон, которого забыли напоить.

Я старалась вести себя дипломатично. Вспомнила о «возлюби ближнего своего», о толерантности, о сострадании и смирении.

– Ничего не получится. Мне не хочется вас огорчать, но лучше уж я сразу скажу вам правду. Ей, хозяйке парикмахерской, нужен психиатр там. На работе. А если она съедет, кто ж ее лечить будет? Надо вам еще подумать над проектом.

– Да? Вообще-то вы правы. Ну ничего. Она будет к нам приходить лечиться. Это все ерунда. Но я в доле! Это условие!

– Само собой, – успокоила я его. – Вы в доле. Но вы же умный человек. Сами же объясняли, как все непросто с этим проклятым праксисом. Дело же не в помещении. Нам нужно разрешение, бумаги всякие, да? Это не так легко и потребует времени. И если мы устроим рейдерский захват одной отдельно взятой парикмахерской, это вряд ли приблизит нас к заветной цели по легализации праксиса, а вас – к возможности тестировать ловца мыслей. Вы согласны?

– Конечно. Буду думать дальше. Но я в доле?

– Безусловно. Звоните вечерком, мой муж с вами поговорит. Обсудит детали.

– Как приятно иметь дело с умной женщиной! С умной женщиной приятно как! Всего доброго! До вечера!

Вечером, когда я рассказала Мишке о разговоре, он сказал мне, что знает этого изобретателя. Там, в принципе, ничего сложного, но вмешиваться в лечение он не может, ибо это неэтично. Лечащий врач, который ведет ученого последнее время, должен лишь несколько изменить схему приема медикаментов, и все будет хорошо. Он будет тих и покладист, будет и дальше мирно изобретать прочие ловушки.

И еще муж похвалил меня за терпение и профессионализм.