Текст книги "Круглые кубики"

Глава 23
Скелеты в шкафу и уроки французского

Прошло очень много лет, а у меня до сих пор стоит перед глазами маленький Мыкола, его худенькие руки, его полугримаска-полуухмылка и эти проклятые кубики на полу. Судьба Кольки – это мой личный крест, который я, наверное, буду нести до конца дней, мой скелет в шкафу, о котором я буду помнить всегда.

Через полгода в сводке происшествий за сутки репортер отдела криминальной хроники нашел коротенькое упоминание про неопознанный труп ребенка-инвалида без признаков насильственной смерти. Труп нашли у станции метро «Бауманская». Ребенок был бомжом. Слепым бомжом.

Я не знаю, зачем ребята из криминального отдела показали мне эту информацию. Журналисты вообще циники до мозга костей. Думаю, они даже не поняли, насколько меня может ранить это знание.

Прорыдала тогда весь вечер, потом напилась как сапожник и поклялась уйти из журналистики, раз я не в состоянии творить добро и хоть как-то менять мир к лучшему. Через некоторое время мы действительно уехали в Германию и с репортерским ремеслом было покончено.

Неправда, что только у врачей есть свое маленькое кладбище. Оно есть у каждого из нас. Периодически мы приходим туда, подкрашиваем оградки серебряной краской, ставим стакан с водкой, накрытый краюхой хлеба, и поминаем наших усопших. Поминаем по-настоящему, искренне и от души.

Мальчик Мыкола так и остался на моем маленьком кладбище. И простить себе это я не смогу.

Но, к счастью, наша реальность великолепна именно своей полосатостью. За черным, как ни крути, идет белое. И я с гордостью могу сказать, что в активе у меня есть несколько если не спасенных, то во всяком случае подлатанных жизней, несколько судеб, которые благодаря мне и при моем участии удалось выровнять.

Было это много позже, уже в Германии, вскоре после того, как мы с партнерами открыли собственную юридическую практику. Разумеется, я сама ни за что на свете не решилась бы открыть свою контору. Страшно, муторно, да просто сложно, наконец. Иностранке, с неидеальным немецким, в чужой стране… Мрак.

После окончания университета я некоторое время поработала по найму, но очень быстро поняла, что непокорный мой нрав с трудом приживается в строгих корпоративных структурах, что соблюдение иерархии для меня равносильно ношению «пояса верности» – если очень надо, то нацеплю на себя сбрую и даже буду носить. Но и согрешить при случае не откажусь. Не благодаря, а вопреки.

И тут на моем пути встретилась Мелисса. Мы столкнулись в суде во время одного процесса, обменялись визитками, чуть позже созвонились, встретились, и все завертелось. За то, что мне хватило духа уйти с насиженного места и решиться затеять что-то свое, нужно благодарить именно ее – коллегу и партнершу, ставшую впоследствии близкой подругой.

Мелисса уговорила меня в уйти на вольные хлеба и открыть вместе с ней и ее коллегой Кевином адвокатское бюро. С Кевином они работали много лет в одной юридической консалтинговой компании, знали друг друга как облупленные и одновременно решили уйти из фирмы и основать свое дело.

Для полной гармонии им не хватало третьего. В бизнесе, как это ни банально звучит, «соображать на троих» поначалу намного надежней, чем вдвоем. Не говоря уже о том, чтобы решиться на такой ответственный шаг в одиночку. Они искали молодого юриста, имеющего опыт работы с семейным правом. Тут им и подвернулась я – рвущаяся в бой идеалистка, не готовая быть винтиком в корпоративной машине. Мы провели с Мелиссой и Кевином несколько часов за обсуждением текущих дел, и решение было принято.

Мелисса была юристом экстра-класса и при этом очень экстравагантной, эпатажной женщиной. Как в ней уживались эти две ипостаси – одному богу известно.

Я даже не буду ее описывать. Расскажу только один эпизод из ее жизни, и все станет понятно.

Мелисса попала в классическую ситуацию, десятки раз встречающуюся в литературных и прочих произведениях самого разного пошиба. Эдакий компот, лихо замешанный на страсти, банальности и пошлости, с которым хоть раз в жизни в той или иной степени сталкивалась добрая половина половозрелых особей обоих полов.

Вернулась Мелисса из командировки на сутки раньше обещанного срока, открыла дверь своим ключом, разделась, сбросила шпильки, переобулась в домашние тапочки с кисточками, сняла пиджак от костюма и пошла наверх, в спальню. И нет бы ей, растяпе, обратить внимание на то, что у гаража мужнина машина стоит – в совершенно неурочное время. Но нет, она ничего не заметила. Поднимается она в спальню, приоткрывает дверь, а там…

Я совершенно напрасно делаю эффектную паузу, ибо там, в спальне, ничего из ряда вон выходящего не происходило. Ничего такого, о чем бы потом написали в газетах. Там не было ни ежегодного сборища мормонов, ни сатанинского шабаша, ни летающих тарелок, ничего выдающегося. Там был всего лишь ее тогдашний муж – вполне еще молодой, перспективный преподаватель французской литературы. Со студенточкой. В неглиже, уж простите. И они там… в общем, не в шахматы играли.

Мелисса сначала ойкнула – девочка совсем молоденькая, чуть за двадцать (а ей самой к тому моменту уже перевалило хорошо за тридцать), стройненькая и внешне очень распутная. Есть такие женщины, к которым лучше всего подходит определение «порченая». Такой сексапил, который ослепляет и заставляет мужчину превращаться в самца. Что не есть плохо само по себе. Если бы не маленькая деталь – дело происходило на самой что ни на есть Мелиссиной кровати, с законным супругом.

Так вот, охнула и остолбенела Мелисса всего лишь на секунду.

– Ой, Брайан, – мгновенно взяла себя в руки обманутая жена, – а что ж ты не предупредил, что у нас сегодня гости? Я ж с самолета, в доме нет ничего. Нехорошо как-то. Ну ладно, вы не отвлекайтесь, занимайтесь своим делом. А как закончите – выходите. Я пока сварганю чего-нибудь на скорую руку. Чай будем пить.

И, не дав ошалевшему супругу и его перепугавшейся, забившейся под одеяло пассии вставить ни одного слова, Мелисса аккуратно прикрыла за собой дверь.

Спустилась вниз. Вдохнула-выдохнула, досчитала до десяти. Заперла входную дверь своим ключом. Вытащила второй ключ из кармана супружеской куртки и убрала. И пошла на кухню, которая располагалась там же, на первом этаже. Кофе варить. Сварила кофе, вытащила печенье, накрыла на стол.

Тут и «группа в полосатых купальниках» сверху подтянулась. Он-то – голубь сизокрылый – попытался подружку свою побыстрее на улицу вытолкать. Но не тут-то было! Мелисса же юрист и хорошо знает уголовно-процессуальный кодекс и особенности поведения на месте преступления. Дверь была заперта. Потыркались-потыркались – делать нечего. Пошли в гостиную.

А тут уж и Мелисса подошла.

– Ой, ребят, вы уже, да? Слушай, милый, ты не знаешь, где у нас запасные ключи? Чего-то ни твоих, ни своих найти не могу. Ну ладно, кофейку попьем, а там – авось найдутся.

И, не давая ему опомниться, взяла под локоток оторопевшую девицу и потащила ее в кухню. Девочка, должно быть, дико перепугалась, а может, просто опыта не было. Не каждый день, в конце концов, тебя застают в постели с собственным преподавателем. И она покорно, как овца на заклание, пошла за Мелиссой.

Супружник, белее мела, зачем-то схватил девочкину сумку, висящую на вешалке, и потрусил за ними.

Пока Мелисса разливала кофе по чашкам, он, дурачок неумный, что-то бормотал, мол, «милая, прости, сам не знаю как… бес попутал… она пришла французским позаниматься… студентка моя, одна из лучших. Но вот не дается ей сочинение на заданную тему… пришла разобраться… вон и книжки все с собой, и тетрадки… а дальше – сам не знаю как…»

И действительно вытащил из сумочки тетрадки и текст какой-то французский. Дескать, все настоящее, всамделишное, все так и было, как я рассказываю.

– С французским проблемы? – Мелисса вкусно затянулась сигареткой и взяла в руки бумаги. А надо сказать, что она прекрасно говорила по-французски, потому что часть университетских лет провела в Сорбонне, а после некоторое время жила в Марселе.

– Ну, давай посмотрим. Так, что тут у нас?

Полистала тетрадку, снова охнула, как там, первый раз, в спальне.

– Брайан, да ты что, совсем из ума выжил на старости лет? А это у тебя какой род здесь стоит? А ты что пишешь? – это уже потерявшей дар речи незадачливой любовнице, с перепугу грызущей ногти на левой руке.

И снова – Брайану:

– Ну а ты-то куда смотришь, орел? Чего ты тут красной ручкой поначиркал? Оба хороши – слов нет… Да тут еще и грамматических ошибок вагон. Брайан, тебе от возбуждения мозги совсем вышибло, что ли? Слушайте, развлечения развлечениями, но сессия на носу, язык учить надо, а у Брайана, видимо, временное помешательство.

Муж с подружкой смотрели на нее во все глаза, но помалкивали.

– Так, кофе после. Ну-ка бери ручку… так, листочек вот… А нет, погоди, это не то… Это чек на покупку кольца… Так, безделица, каратов немного совсем. Но зато платина, работа тонкая. Мне тоже не нравится. Но Брайан настаивал, говорит: «Для тебя, любимая, все что угодно! Хочу тебе приятное сделать просто так, без повода». Ну как ему откажешь?.. Так… где же, где же… А, вот… нашла.

Мелисса сунула девочке листок бумаги.

– Садись. Будем диктант для начала писать. А потом попробуем разбор текста. Ну давай, не трать ни мое, ни свое время. Ты же домой хочешь попасть? Брайан, не стой как истукан. Иди наверх и принеси из моего кабинета словарь. Черт, тебя лицензии надо лишать за такое преподавание. Чему ты их учишь вообще? Это хорошо, случай помог – я увидела. А вот если нет? И как они у тебя потом экзамен будут сдавать? Не тебе, между прочим, а комиссии. Иди уже… Иди скорее. Да, и грамматику захвати мою старую. Чтоб наглядней было. Ваш учебник мне не нравится совсем.

Деморализованный самец тупо поплелся наверх, за словарями. Надо полагать, находился в шоке и не соображал, что делает.

Девочка была как под гипнозом. Мелиссина реакция на измену мужа, то, что ее не выпускают из дома, проклятый французский – все это не укладывалось ни в какие рамки, ни в какие нормы поведения. Это называется шоковая терапия.

После того как муж принес учебники, Мелисса полтора часа занималась с девицей французским. Девочка написала у нее диктант, потом они разбирали сочинение, правили текст. Мелисса мучила несчастную по полной, но была вежлива, доброжелательна, терпелива. Самое интересное, что девушка втянулась и даже задавала какие-то вопросы по материалу. Супруг только молча курил в углу и пил коньяк.

Наконец Мелиссе надоело.

– Так, смотри. Значит, к следующему разу сделай мне, пожалуйста, вот эти четыре упражнения. Слова выучи вот к этому тексту. И напиши, пожалуйста, сочинение на тему «Прагматизм и страсть. Как крутить любовь с женатым мужчиной и извлекать из этого максимум пользы». Три листа, не меньше. И постарайся писать распространенными предложениями. В четверг принесешь, чтобы мы еще успели подготовиться к семинару. Брайан, у тебя когда семинар? В пятницу? Ну вот. Мы все успеем. На тебе ключи. Оставишь потом на комоде у входной двери.

– Спасибо, – пискнула девочка, схватила сумочку, ключи, и через три минуты ее и след простыл.

– Брайан, я думаю, мы не сможем дальше жить вместе, – устало сказала Мелисса, подойдя вплотную к супругу, мрачно набиравшемуся коньяком. – Нельзя ТАК учить студентов. Они у тебя так никогда на языке не заговорят. Грамматика на нуле, ошибок куча. Стилистика текстов жуткая. Не могу… Ты их просто калечишь… А ведь тебе доверили преподавать. Собирайся и уходи.

Конец у этой истории закономерный – муж и в ногах валялся, и умолял, и просил – не простила. Разошлись. К моменту, когда мы познакомились, у Мелиссы давным-давно была другая семья. И даже ребенок родился. Девочка. Кстати, она с ней с самого рождения говорила по-французски. На будущее.

Вот такая женщина предложила мне стать ее партнером по бизнесу. Разумеется, эту историю я узнала много позже, когда мы познакомились поближе и даже подружились. А тогда я была просто очарована ее напором, энергией и совершенно потрясающей уверенностью в том, что у нас все получится.

Я думала совсем недолго. Через неделю уже уволилась, а через несколько месяцев мы открыли свою адвокатскую практику.

Глава 24
Девочки-няни и Лиза-Кунсткамера

Новое дело захватило меня полностью. Я пропадала в офисе с утра до вечера, по ночам читала специальную литературу и даже ездить на работу предпочитала в общественном транспорте, чтобы было время лишний раз полистать документы и изучить какие-то детали, на которые в течение дня может не хватить времени. Работали мы втроем, даже секретаря не нанимали, чтобы не тратить денег, и всю текущую, рутинную переписку вели тоже самостоятельно, по-братски разделив обязанности на троих.

В утренней электричке я и познакомилась с молоденькой украинкой, в судьбе которой мне посчастливилось принять участие более деятельное, чем в случае с несчастным Мыколой. Точнее, девушек было две, но впоследствии случай свел меня поближе только с одной из них.

Народу в поезде было немного, и я спокойно устроилась в уголке, открыла компьютер и углубилась в работу. В какой-то момент мне показалось, что за мной наблюдают. Знаете, бывает так, что ты просто чувствуешь на себе изучающий взгляд. Я подняла голову и увидела напротив, через ряд, двух девочек. Мордочки совершенно славянские, хорошенькие. Ну, косметики чуть больше чем надо. То есть не чуть, конечно. Смыть бы половину, а то и две трети, стереть все эти сиреневые разводы над глазами, «стрелки» километровые и розовую помаду, отливающую перламутром, оставить бы чистую молодую кожу – блеск бы был! Одеты они явно не по местным молодежным стандартам. Никаких тебе мешковатых свитеров, никаких свисающих с попы штанов цвета хаки, кроссовок – ничего такого, что принято носить в студенческой среде.

Вместо этого – юбки. Даже не юбки – юбочки, кусочек материала шириной в две ладони. Сверху – обтягивающие свитерки, короткие курточки «кислотных» цветов. Каблуки высоченные, ярко-малиновый лак. Описываю так подробно, потому что именно их инакость и бросалась в глаза. Не скажу, чтоб исключительно с хорошей стороны бросалась… Но девочки молодые, симпатичные, яркие. Вкуса бы побольше, юбки поэлегантней – и цены бы не было!

Сидели-сидели, поглядывали на меня, шептались. Где-то минут десять это все длилось. Я продолжала спокойно работать, не обращая на них внимания. Наконец, увидев, что мое «купе» освободилось, они пересели ко мне.

Одна из них спросила, говорю ли я по-русски.

– А в чем, собственно, дело? – отвечаю вполне приветливо. – Я могу вам чем-то помочь?

И тут меня в лоб огорошили вопросом:

– Ой, а вы не знаете каких-нибудь парней здесь, ну чтоб с ПМЖ, которым бы… которые бы… В общем, чтоб замуж выйти! А то мы всё на дискачах знакомились. На «русских». Но там только придурки обдолбанные. Им бы зажать где-нибудь в углу, потискать и все.

Говор девчонок был совершенно непередаваем. Оказалось, что они с Западной Украины, из глухого села. Приехали сюда как Au-Pair. Это программа, позволяющая молодым иностранцам жить в немецких-семьях в качестве нянь и помощниц по хозяйству. Девочки в стране уже давно, визы заканчиваются, и очень хочется остаться в Германии. И вот ищут хоть кого-нибудь. Не кого-нибудь абстрактно, а мужчину.

– Ой, ну может, у вас кто постарше есть, а? Ну лет так до сорока пяти. Мало ли? Может, какие-нибудь знакомые приличные?

– Какие сорок пять, – говорю, – вам же по двадцать!

И тут одна мне говорит:

– А вы бы хотели жить в хате с мамкой и четырьмя братьями без канализации и с двумя полатями на всех? А? Я в город сбежала, в техникум. Сама язык учила по ночам, чтоб сюда перебраться. Вот с подружкой через агентство нашли семьи здесь, в Германии. Я в дерьмо назад не вернусь! Вон вы какая! Холеная, красивая, кольца у вас, сумочка… Телефон ваш. Я знаю, сколько такой стоит.

Я пыталась было что-то возразить, но тут другая меня перебила:

– У вас же все уже есть, да? – С вызовом, граничащим с агрессией. Практически визжит: – Вы в поезде ездите, потому что надоело самой за рулем? Или шофер в отпуске, да? Или муженек к шоферу приревновал? Я тоже так хочу. И пусть этому козлу хоть семьдесят будет – я назад не вернусь!

Вторая девушка пнула соседку ногой, дернула за рукав, повернулась ко мне:

– Извините нас. Мы просто думали, может… если вдруг. Простите.

И вспугнутыми канарейками вспорхнули со своих мест, стали пробираться к выходу. А я осталась сидеть с пылающими щеками. Честно говоря, не нашлась что сказать…

Пришла в офис, рассказала обо всем Мелиссе. Мелисса, в отличие от меня, женщина очень хладнокровная, расчетливая. Она совершенно спокойно, не перебивая, выслушала мой патетический монолог о тяжелой судьбе украинских провинциалок и заявила:

– Я не очень поняла, Мишель, а чего ты так расчувствовалась? Девочки эти пристроят себя с тобой или без тебя. К мужику прилепиться – много ума не надо. Такие переедут тебя, как трактор, и глазом не моргнут. Они ж не учиться собираются здесь и не работать. Они мужика ищут!

– Почему ты так уверена?

– Потому что они тебе явно дали понять, что завидуют тому, что ты здесь живешь не на птичьих правах, что у тебя есть муж и стабильность.

– Да. Но я…

– Мишель, если завтра ты случайно найдешь одну из таких девиц в постели у своего мужа, не удивляйся… Ой, прости! Что-то я совсем. Прости, слушай, я не имела в виду вас с Михаэлем, просто такие девки устраиваются как могут и идут по трупам. Ну помнишь же мою историю… Там не няня была, студентка. Ради хороших оценок старалась, болезная. А, один черт…

Мелисса зябко поежилась, отвернулась.

Вот ведь как бывает. Столько лет прошло, у нее давным-давно другая семья, и все вроде бы хорошо, а забыть ничего не забыла.

– Помню, конечно. Но это не совсем то.

– Что значит не то? – Коллега начала накручивать на палец длинный локон. Крутанет – отпустит, крутанет – отпустит. Была у нее такая привычка, выражающая крайнюю степень раздражения. – Чем они отличаются от твоей, как ее, Лизы? Лизы, о которой ты рассказывала. Из Лондона. У нее еще кличка была такая странная. В Санкт-Петербурге музей такой есть еще… Ну как его?! Помоги мне, что ты молчишь?

– Лиза-Кунсткамера.

– Да! Чем они отличаются от этой Кунсткамеры? – Мелисса со всей силы хлопнула ладонью по столу Охнула. Потерла ушибленное место.

– Лиза – это другое дело. Лиза – из любви к искусству, как куртизанка, а эти – от безысходности.

– Не вижу разницы, – сухо завершила разговор Мелисса. Тема ей явно была неприятна.

Остаток дня мы к этой теме не возвращались. По дороге домой в тот день я обдумывала Мелиссины слова и размышляла о Лизе-Кунсткамере.

Прозвище свое экзотическое Лиза заслужила не просто так, а за дело. Как и короткое емкое «второе имя» – сучка.

Познакомились мы с Лизой в незапамятные времена. Впервые мы встретились в одном из небольших провинциальных английских городков, где она обучалась в местном университете. Там же, где и мой брат Витька, только на другом факультете.

Была Лиза совершенно непривлекательна. То есть совсем. Тоненькие как палочки ручки, тоненькие же, слегка кривоватые, непропорционально короткие по сравнению со всем остальным телом ножки и бесцветные, сизые какие-то волосы. Нет бы покрасить, ну хоть осветлить, что ли… Ко всему прочему Лиза шепелявила. Недостатки свои Лиза прекрасно знала и тут же, при первой встрече бойко сообщала:

– Ты не смотри, что я такая страшная и ноги кривые. Зато у меня душа большая и много красивых платочков.

Платочки были Лизиным фетишем. У нее их было, наверное, штук сто. Она умудрялась создавать из них невероятные аксессуары. То на шею затейливым бантом повяжет, то вокруг пояса пестрой ленточкой пропустит, то штанину одну перехватит. И было это настолько необычно, что, глядя на этот странный, эпатажный образ, человек через какое-то время совершенно забывал и о неинтересной внешности, и о прочих Лизиных особенностях.

Как-то вечером группа русскоговорящих ребят – а я как раз была у Вити в гостях – обсуждала, что можно интересного посмотреть в Питере. Народ про Петергоф, про Царское Село. А Лиза возьми да скажи: «А мне интересней всего Кунсткамера. Только там самые отъявленные уроды могут наслаждаться всеобщим и безоговорочным вниманием».

Тут уж прозвище прилипло как влитое. Ребята в кулуарах шептались, что это-де своего рода Лизино альтер эго, что, мол, неспроста оно все так вот, но Лизу эти досужие разговоры мало интересовали. Училась она средненько, а в свободное время предпочитала шляться по барахолкам и секонд-хендам в поисках новых платочков.

Второе свое имя – сучка – Лиза получила конкретно от меня. За дело получила, надо сказать. Подружка ее с мужчиной познакомилась – старше себя, интересным, плечистым и с деньгами. С небольшими, но все же. Каким-то банковским служащим был. Подружка была красавицей-барби, только в стиле 50-х годов. Талия «в рюмочку», высокая грудь, локоны льняные. Лиза со своей бесформенной сухощавой фигурой конкурировать с ней не могла никак.

И вроде бы дело даже к свадьбе шло. А тут Лиза возьми и предложи: «Давай проверим твоего ненаглядного. Спорим, в два счета тебе докажу, что гулящий он, кот чеширский». Подружка только хмыкнула, с сожалением окинула Лизу взглядом и с легкостью заключила пари.

Стоит ли говорить, что где-то через неделю подружка приехала вечерком к своему другу без звонка и застала того в объятиях Лизы?

Стоит ли говорить, что юноша тот был… как бы так… зафиксирован… одним из Лизиных новых платочков? Крепко так зафиксирован. Аж зубами скрежетал по версии свидетелей. От удовольствия ли или от злости – история умалчивает. Платочек тот – с клоунской мордочкой с аляповатым, кровавым ртом посередине – Лиза всего месяц назад купила на одном из пакистанских рыночков и очень им гордилась.

Сучка и есть. Чего ж. Подружка в слезах удалилась, обозвав Лизу по маме и всем прародителям, а Лиза триумфально напомнила о заключенном пари. Сучка, да. Помолвка была расторгнута, но оно и к лучшему.

Такая вот Лиза-Кунсткамера.

Вспомнила я эту самую Лизу и подумала, что в кои-то веки несогласна с Мелиссой. Потому что Лиза совершала свои выходки исключительно по внутреннему убеждению и из любви к искусству. Ну вот как люди, которые занимаются паркуром – прыгают по крышам всяким и по гаражам железным. Совершенно без всяких целей скачут, ломают ноги, руки, рвут связки и сухожилия. Но получают свою дозу адреналина и счастливы этим. И Лиза так же. Ради адреналина.

А девочки эти – совсем из других соображений. Совсем из других. Это не значит, что я их оправдываю. Никак нет. Но мне их стало жалко. Редкое чувство для женщины по отношению к другим женщинам. Зато честно.