Текст книги "Охота на Эльфа"

Тут же и выяснилось, что «бюргера» нашего зовут на самом деле Педро, родом он из Аргентины и, соответственно, испанский – его родной. Вот теперь лексикон переговорщиков совпал полностью: ведь речь-то шла о терроризме и бизнесе.

Короче, за каких-нибудь пять минут стало ясно, что здесь на Терассенштрассе лишь оформляются заказы, а получение, доставка, оплата – все в другом месте.

Ну, и слава Богу!

Мы обрисовали задачу. Конкретизировали детали. Речь шла по-прежнему о взрыве большого офисного здания в центре Берлина в дневное время. Хотелось верить, что это все-таки не мерседесовский небоскреб, а что-нибудь более доступное. Связной пояснил нам, что конкретный объект будет назван руководством в другом месте и в другое время, а Петеру вообще не следует знать, что это и где это, но расчет количества взрывчатки, стандарта упаковок и систем взрывателей делался тем не менее для многоэтажного современного здания.

Наконец, была названа цена, изрядная, но вписавшаяся в пределы сметы, обозначенные связным. Хитрый Петер пытался намекнуть на аванс, но мы твердо заявили:

– Все деньги полностью в момент передачи товара.

Как я понял от связного, это была льгота, предоставлявшаяся давнему партнеру и солидному оптовику – КРП. Так что пусть нам этот «аргентинский бюргер» мозги не пудрит!

Договорились о сделке на следующий день к вечеру. Педро рекомендовал подъехать на машине средней грузоподъемности, трейлер был явно ни к чему. Но и легковушка – не то. Лучше всего микроавтобус или какой-нибудь мощный джип типа «ленд-крузера». Точное место и время он обещал передать утром официальному представителю или, если мы не возражаем кому-нибудь из нас на мобильник. Мы возражали: сотовые телефоны слишком легко прослушивались даже самой обыкновенной криминальной полицией. Петер оценил нашу осторожность, и в качестве дубль-варианта предложил Семнадцатого. Связь прежняя – без телефона. На том и расстались.

От Терассенштрассе до исторического центра доехали спокойно. Хвост, если и был, то в метро они нас точно потеряли. Мы проверялись дважды, расставаясь и вновь встречаясь с Филом.

А знаменитая Александерплатц меня разочаровала. Мне почему-то с детства представлялось, что это древняя, выложенная булыжником ратушная площадь со средневековыми домами и готическими шпилями храмов. А оказалось, что это скучное, очень современное место с большими универмагами и унылыми офисными зданиями. Кроме часов, показывающих время во всех странах мира, – никаких достопримечательностей.

Но нам-то, собственно, и не до них было. Хватило универмага с безликим названием «Кауфхоф» (нечто вроде «дома товаров», если по-нашему). Мы купили там две необъятных сумки из прочной синтетической ткани, какими пользуются челноки, и как бы невзначай свернули на третьем этаже в служебные помещения. Длинный коридор никем не охранялся – все-таки не военный объект, а вот сразу за искомой дверью, нас остановил парень в форме местной «секьюрити». Но наша русская фраза не удивила его, он ответил своей, не менее русской, и предложил пройти из маленького предбанника в помещение склада.

На складе не было никого. Но мы быстро сообразили, где там лежат вещи, оставленные для нас. Через плотный полиэтилен свертков проглядывала промасленная бумага, а грамотные скатки спецназовских комбезов только полный чайник мог перепутать, скажем, с туристической палаткой. Еще в двух пакетах острыми гранями топорщились патронные коробки. И туда же был подсунут конверт с деньгами – три тысячи дойч-марок на всех. Слезы! Но на карманные расходы, пожалуй, хватит. Оружие стоило существенно дороже.

«Как это лихо получается у нашего Управления! Интересно, родные пушки через границу волохали или какое-нибудь железо местного производства раздобыли? Тогда бы уж и взрывчатку заодно прислали, – продолжал я рассуждать автоматически. – Чего мы тут колбасимся, черт знает с каким отребьем общаемся?..»

И в тот же миг оборвал себя:

«Господи! Дожил. А то нам ЧГУ теракт заказывало! Но я, как видно, уже всерьез собрался взрывать центральный офис знаменитой автомобильной компании!»

Между прочим, мы очень скоро поняли, что Эльф не шутил, когда говорил про Москву и фирму «Мерседес». В Берлине этих роскошных машин на порядок меньше! Честное слово, в десять раз, если кто забыл, что такое порядок.

Ну, и мы как истинные граждане своей страны, не размениваясь на ерунду, взяли в ближайшем прокате именно «мерседес» – мощнейший со всеми прибамбасами двенадцатицилиндровый(!) джип рубленого дизайна. Он был квадратнее «лендровера» и своей аляповатостью напоминал раздувшийся от самодовольства «уазик», покрытый черным лаком. Фил уверял, что его знания английского вполне хватит для нехитрой операции взятия в аренду автомобиля. В крайнем случае, по уже сложившейся традиции перейдет на испанский. Но не пришлось. Дорогие машины брали покататься преимущественно русские, и там работал специальный человек, окончивший восточно-берлинскую школу еще при Хоннекере. В общем, у нас теперь была самая шикарная машина на весь Кройцберг. Но кто ж, скажите, с двумя сумками смертоносного железа и патронов по метро лазает?

Было очень здорово мчаться по знаменитой Унтер ден Линден мимо помпезных зданий самых разных эпох! И когда впереди замаячил красавец-рейхстаг со стеклянным куполом, только что отстроенный заново по уникальной технологии, а потом мы, почти не тормозя, проскочили Бранденбургские ворота и очутились на совсем еще недавно вражьей территории, я в полной мере ощутил себя советским солдатом, воином-освободителем. Честное слово, не шучу! Я даже начал напевать себе под нос:

– Едут, едут по Берлину наши казаки!

Фил улыбнулся. Похоже, думал о том же самом. И пока я рулил, он, как истинный казак, не удержался, полюбопытствовал, что за шашку выдали ему для грядущих боев.

Оружие оказалось все-таки местным, это были пистолеты-пулеметы МР5К девятого калибра фирмы «Хеклер унд Кох», легкие, скорострельные, ухватистые, не хуже наших «кедров», может быть, только чуточку похуже «каштанов». В общем, не зря их британские спецслужбы жалуют. И амуниция предлагалась германского производства – в общем-то, ладные, но слегка непривычные комбинезоны, плотнее и туже отечественной «Выдры», карманов и ремешков поменьше – не по горам лазить. Зато ботинки прекрасные, неправдоподобно легкие и пружинистые, ну, прямо как шиповки для прыгунов в высоту.

Выходит, тащить оружие через границу оказалось все-таки труднее, чем позаимствовать у немецких друзей. Дружба – фройндшафт!

3

А настоящая «дружба-фройндшафт», ждала нас в квартире на углу Ораниенштрассе. Мы застали Циркача вместе с Моникой на кухне. Нет, дверь они нам, конечно, вышли открыть. Но потом вернулись за стол, на котором красовалась вазочка с галетами, две чашки кофе и два коньячных фужера, по которым Моника расплескала бренди из пузатой бутылки. Бутыль была почти полной, то есть пили ребята чисто символически, но, с другой стороны, Циркач не отказался. А это говорило о многом.

Эх, Циркач, Циркач! Сколько дней прошло со смерти Марины? Два? Три? У некоторых народов годами траур соблюдают, да и у нас вроде принято хоть девять дней воздержаться. Впрочем, если ты на войне и каждый день может стать последним, не зазорным считается брать от жизни все. Только погибших не забывать никогда. А хоронить молча и быстро.

Неужели мы опять на войне?

Похоже, что так.

– Хочешь посмотреть, какая фотография висит у Моники над постелью? – спросил вдруг Циркач.

Я про себя решил, что это портрет Че или еще какого-нибудь бандита вроде Карлоса или Бен-Ладена. Но ничего не сказал и пошел смотреть.

Над постелью (кстати, не только по-прежнему не убранной, но и откровенно развороченной) висела большая цветная фотография деревенской некрашеной избы с изящными резными наличниками, витиеватыми балясинами крыльца и крышей, выложенной сереньким рубероидом. А на первом плане – цветущие вишни в палисаднике. В Турции таких домов определенно нет. Неужели в германских деревнях строят избушки «а ля рюс»? Оказалось, нет, это дом подружки по институту. Моника была у нее в гостях под Питером и просто влюбилась в русскую деревню.

Какие еще сюрпризы готовила нам эта странная псевдо-немка?

Ближайший не заставил себя ждать.

Сразу после ужина раздался звонок. Моника, коротко поговорив, несколько растерянно сообщила нам, что внизу ее ждет незнакомый человек.

– Давайте спустимся вместе, – предложила она.

– Зачем? – насторожился я. – И где именно он тебя ждет?

– В кнайпе.

– Где? – переспросил я.

– Я думала, что это слово не надо переводить, – пожала плечами Моника. – Ну, это такой пивной бар, но не совсем пивной, в общем… это кнайпе. Пойдемте.

– Ты чего-то боишься? – решил уточнить я.

– Я никогда ничего не боюсь, – ответила она с вызовом.

И это была правда. К сожалению. Вот так эти славные бесшабашные девицы и теряют ноги. А иногда и головы.

Моника меж тем продолжала:

– Я ему сказала, что я не одна. А он мне: «Приходи не одна». Как еще реагировать на такие слова?

– Разумно, – согласился Циркач, – пойдем все вместе.

Он говорил так, будто был среди нас старшим.

Но я не обиделся. Я согласился. Иначе Циркач все равно сказал бы, что не бросит ее одну. Чего уж там – по проблемам, касающимся Моники, Циркач теперь действительно старший. Борька у нас всегда старший по вопросам женского пола. Тут с ним конкурировать невозможно.

В кнайпе, располагавшемся в первом этаже нашего дома, справа от подъезда, было дымно и шумно, но как-то на удивление уютно. Моника мигом увидала компанию друзей и принялась выяснять, что за свинья устраивает дурацкие розыгрыши. Недоразумение объяснилось быстро и просто. Это подружки попросили незнакомого мужчину набрать ее номер – действительно шутка такая. «А что за мужчина?» – поинтересовалась Моника. «Да вон он – сидит один и грустит», – кивнули подружки в глубину зала. «Ничего, симпатичный», – констатировала Моника.

И весь этот диалог она перевела нам, подытожив:

– Представляете, какие хохмачи!

Она думала, что мы вместе с ней похихикаем. Но нам хихикать почти сразу расхотелось. Мы слишком хорошо знали одинокого мужчину в глубине зала.

Это был Юриуш Семецкий. Он же майор Платонов. Или Клаус Штайнер. Или Миньян. Короче, это был Эльф.

Секунд через десять, полностью оценив обстановку, Эльф кивнул нам, давая понять, что здесь можно не скрываться, сесть рядом и поговорить.

– Кто это? – мгновенно напрягшись, спросила Моника.

– Удивительная встреча, – сказал я. – Поистине мир тесен. Его зовут Юриуш. Мы познакомились пару лет назад в Польше. Давай-ка вместе к нему подойдем.

– А-а-а, – протянула она, – хорошо. Я присоединюсь к вам попозже. Ладно? Хочу посидеть с друзьями.

Разумеется, возражать мы не стали, да и Монику на удивление сразу и полностью удовлетворил мой ответ. То ли понравилась небрежность интонации, то ли успокоило упоминание Польши. Человек из России – это было бы хуже. И вообще, женщины имеют обыкновение доверять чувствам, а пытаться понять их логику – дохлый номер.

Мы прошли к столику Эльфа и заняли все три свободных стула. Эльф пил виски из квадратного стакана с толстенным донышком. Предложил и нам.

– Лучше пива, – сказал Циркач.

– Два, – уточнил Фил.

– А мне апельсинового сока, – добавил я. – Мы назвали вас именем Юриуш. Для Моники.

– Хорошо, – кивнул Эльф, и сделал заказ у подошедшего кельнера. – Я пришел, чтобы объяснить вам вашу действительную задачу.

– Постойте, – перебил я, – а наша встреча санкционирована КРП?

– Конечно, нет. Они вообще не догадываются, что я в Берлине. Для курдов я сейчас в Гамбурге.

– Вот как. А Моника?

– Она не станет ничего рассказывать. Я хорошо знаю, кто такая Моника, наводил о ней справки, и не однажды. Авантюристка. Ребенок великовозрастный. Революционерка. Шмальнуть в полисмена из револьвера – это ей запросто. Но информацию собирать – занятие не для нее, а донести на кого-то она просто физически не способна.

Он тоже взял себе пива и прихлебывал теперь по очереди, то из квадратного стакана, то из высокого узкого бокала с фирменным рисунком.

Я решил задать еще один вопрос:

– Вы знаете, что вчера и позавчера в Москве убили двух наших знакомых.

– Да, – кивнул Эльф.

– Это дело рук Мышкина? Или Павленко?

– Думаю, и не того и не другого. То есть я не возьмусь ответить, чьи именно люди были задействованы, – пояснил он. – Но я хорошо знаком с главной персоной, то есть с тем, кто заказывал эти убийства. Видите ли, Марина знала что-то лишнее о запланированной смерти Аникеева. А Виктор, как правило, знал многое из того, что знала Марина. Да тут еще так неудачно помог вам с квартирой – вот его и убрали от греха подальше.

– То есть этот человек убивает людей просто на всякий случай? – я решил уточнить, правильно ли понял.

– Ну да, – сказал Эльф. – А по другому еще никому не удавалось заметать следы.

– И этого человека зовут Навигатором, правильно? – теперь уже спрашивал Фил.

Эльф посмотрел на него долгим пристальным взглядом.

– Да, – произнес он, наконец. – Некоторые зовут его именно так.

– Тогда почему мы здесь? – возмутился Циркач. – Если Навигатор косит всех подряд в России? Сюда-то мы зачем приперлись?

– Навигатор сейчас тоже здесь, – пробормотал Эльф словно бы неохотно.

Видно, решил сворачивать эту тему и как будто уже сожалел о сказанном.

– Ё-моё! – не удержался я. – Вот это номер!

Захотелось немедленно подняться наверх под любым предлогом и позвонить в Москву. Может быть, это тот единственный недостающий штрих, который и поможет дяде Воше разгадать весь ребус? Но, во-первых, я тут же вспомнил, что Кулаков не велел без крайней необходимости выходить на связь и вообще просил докладывать только об исполнении. И, во-вторых, Эльф – это же не Моника Штраус. Случайно проговориться он никак не мог, и значит, все мои дальнейшие действия для него предсказуемы.

А вот я никогда в жизни не догадался бы о его следующей реплике.

– Слушайте, ну его к Аллаху, этого Навигатора! Хотите, расскажу вам, как я рванул на Запад?

Хотели мы, или нет – какое это имело значение? Важно, что он хотел рассказать нам что-то. Конечно, мы согласились слушать.

– Когда меня спрашивают, откуда я так хорошо знаю русский, – начал Эльф, – я обычно говорю: «Меня готовили в Лэнгли специально для России». И это правда. Но не вся. С семьдесят восьмого по восьмидесятый я учился в разведакадемии КГБ, повышал квалификацию «у Старшего брата» – мы это так называли. У меня была полная свобода передвижений по всему Советскому Союзу. И, понасмотревшись на «свинцовые мерзости русской жизни», я окончательно разочаровался в так называемом развитом социализме. А что творилось тогда у нас в Польше, напоминать, я думаю, не стоит. Короче, из меня готовили карателя для собственной страны. В Афганистан поехать и то честнее было.

И тут я попадаю в Киев и знакомлюсь там с потрясающей девушкой. Ради нее я готов был остаться офицером КГБ и даже стать гражданином СССР. Мы познакомились в январе, а уже в апреле я сделал ей предложение. Но у нее была своя довольна сложная и в первую очередь спортивная жизнь: тренировки, сборы, турниры. Постоянные разъезды. Она была не готова дать мне ответ. Но мы несколько раз встречались в разных городах, это было жутко романтично.

Советские люди в восьмидесятом все были задвинуты на спорте, бредили предстоящей Олимпиадой. В мире черт знает что творилось, а ваши соотечественники пели веселые песни, бегали, прыгали, плавали и радовались жизни, как школьники. В какой-то момент мне показалось, что, может быть, так и надо: жениться, воспитывать детей, работать, отдыхать, любить жизнь, любить спорт и не думать обо всякой ерунде вроде политики, религии, совести, не думать о добре и зле, быть выше этого… Любовь действительно выше.

Но любовь оказалась мимолетна. Московский праздник спорта стал для меня кошмаром. Я вынужден был отсутствовать недели две по работе. А когда вернулся, перед самым закрытием Олимпиады, она уже полюбила другого. Я и не представлял, что такое возможно. Она – по-моему, тоже. Она даже извинялась передо мной, соглашалась, что это безумие, но ничего не могла с собой поделать. На дьявольское обаяние ее нового партнера накладывался еще и романтический ореол вожделенной мечты каждого советского человека – выезда за рубеж. Спортсменка моя колесила до сих пор лишь по соцстранам, а тут перед ней, как сказочный принц, возник настоящий миллионер с Запада. В том же августе она уехала с ним в другую страну. Кстати, она клялась, она убеждала меня, что дело вовсе не в загранице и не в деньгах. Ей было очень важно, чтобы я поверил. И, в общем-то… Мне самому было приятнее думать, что на первом месте у нее любовь. Но скажите, ребята, кто из нас готов дать точное и исчерпывающее определение этому чувству. Откуда оно берется, из чего вырастает, по каким законам развивается?..

Ясно было одно: советская страница в моей биографии закрылась навсегда. Какая сила могла теперь удержать поляка Семецкого по восточную сторону железного занавеса? При первой же возможности я попросил политического убежища в Великобритании. Они наиболее охотно давали его сотрудникам просоветских спецслужб. А я был не худшим представителем своей профессии…

Эльф помолчал, потом попросил у Фила сигарету и закурил.

Жутко лирическую историю рассказал нам матерый шпион! К чему бы это? Или просто он уже выпил слишком много виски пополам с пивом?

– Вы были после этого женаты? – вежливо поинтересовался я.

– Нет, – сказал Эльф. – Я до сих пор люблю только ее.

– А этот человек, который двадцать лет назад увел вашу девушку, сегодня как-то замешан в нашем общем деле? – догадался Фил.

Эльф мрачно усмехнулся:

– Еще как замешан!

– Он финансирует курдов, – предположил Фил.

– Он финансирует все, – загадочно проговорил Эльф. И добавил еще загадочней: – Но мы с вами это дело прекратим.

– Ага, – сообразил я. – Вы собираетесь мстить ему, не взирая на срок давности. Да еще с нашей помощью.

– Это было бы слишком мелко, – согласился Эльф. – Все это не совсем так. Точнее, совсем не так…Боже, да разве он виноват, что Ника выбрала его?

Эльф впервые назвал имя своей любимой. Ведь он вообще не называл имен. И риторический вопрос повис в воздухе, как последняя звенящая нота торжественной мессы. Но он таки продолжил после паузы:

– Наш герой оказался виноват в другом. Совсем в другом. Тогда, в восьмидесятом, мне стало, разумеется, любопытно, кому же моя любимая предпочла меня. И я решил навести справки. Не мне вам объяснять, какую информацию может раздобыть профессионал. О, я узнал об этом человеке очень много интересного! Слишком много. Так много, что он захотел убить меня. Но не сумел. И мы стали почти друзьями. Почти. Если не считать, что я тоже хотел убить его.

– Прямо как Остап Бендер и Саша Корейко, – сказал Циркач.

– Похоже, – согласился Эльф. – Только между нами еще оказалась женщина. И я не стал убивать этого мерзавца лишь потому, что его любила Ника…

– Неужели это правда? – вырвалось у Циркача.

– Да, – сказал Эльф. – Вся моя жизнь соткана из лжи. Но это правда. Когда-нибудь я расскажу вам…

Он вдруг запнулся и проговорил уже совсем другим голосом:

– Ладно, ребята. Боюсь у нас мало времени. Слушайте главное. Завтра вы получите от них взрывчатку и точные указания места и времени. Думаю, теракт назначат на послезавтра, и задача, поставленная перед вами, будет практически невыполнимой. Но даже если вам покажется, что все это можно сделать, вы обязаны отказаться и переубедить заказчика под любым предлогом. Вы обязаны доказать им всем: взрыв следует устраивать в другом месте и в другое время. Вот собственно, и все. А после того, как я узнаю их рекомендации, я смогу назвать вам действительную цель. Мы встретимся здесь же завтра, ровно в полночь. Если все будет нормально. Вопросы есть?

Вопросов было едва ли не больше, чем слов, которые он успел нам сказать. Но времени, похоже, и впрямь оставалось мало. Эльф все так же внешне безмятежно прихлебывал виски и пиво, но во всех движениях его и во взгляде появилась еле заметная, но явная и с каждой секундой растущая напряженность.

– Вы ждете кого-то? – спросил я.

– Если честно, ни с кем, кроме вас встречаться я не собирался, но, к сожалению, незваные гости приближаются. Советую вам находиться в полной боевой готовности. Оружие есть?

– С собой нет, – ответил я. – Только наверху. Приказа не было.

– И слава Богу, – выдохнул Эльф. – Оружие будет как раз и ни к чему. Лучше всего просто как можно скорее и незаметнее унести ноги.

– Так может быть, прямо сейчас встать и уйти?

– Нет, – он помотал головой. – Во-первых, Моника и ее друзья. Видите, как у них там весело. Они вас не отпустят.

Моника и друзья после энной кружки пива (а пиво в кнайпе подавали не только в изысканных тонких бокалах, но и в кружках тоже) разгулялись будь здоров и уже пели хором.

– А если через другой выход? – предложил Фил.

– Боюсь, что и там нас ждут. И это уже во-вторых. Уйти не получится. Надо будет прорываться, что всегда легче делать, если уже началась стрельба.

Эльф выражался загадками. Я тяжко задумался над его последними словами. Фил тоже не спешил с очередным выводом. Циркач же оказался проще всех и спросил впрямую:

– Это ловушка?

– Возможно, – пожал плечами Семецкий. – Но не я ее для вас подстроил. Я просто повсюду таскаю за собой разного рода ловушки, хочу того или нет. Понимаете?

Я уже начал что-то понимать. И тут Эльф сказал:

– Давайте попробуем подойти к хозяину и спросить у него, как обстоит дело с третьим выходом. Через подвал. Раньше…

Хорошо, что в этот момент я смотрел на лицо Семецкого, и увидел, как оно изменилось. За секунду до начала событий. Поэтому еще успел обернуться и зафиксировать в дверях высокого человека в плаще и с тяжелым длинноствольным пистолетом в руках.

В такие моменты время зримо замедляет свой бег. Наверняка этот киллер вскидывал руку со всей стремительностью, на какую был способен, но мне-то казалось, что смертоносный ствол поднимается медленно-медленно, и я понял, что успеваю схватить тяжелый стакан с толстым донышком и безошибочно швырнуть его в голову вошедшего. Я так и поступил бы, но Эльф, перехватив глазами мой жест, шепнул:

– Не двигайтесь!

И выбросил вперед руку, словно стряхивал рукав пиджака с часов, перед тем как узнать время. А в следующее мгновение его сжатый кулак чуть-чуть наклонился, и из-под обшлага полыхнуло.

Выстрел показался безобразно громким в маленьком зальчике кнайпе с низкими деревянными потолками. Человек в дверях странно взмахнул руками и рухнул лицом вниз, со звоном сметая со стойки стаканы и опрокидывая стулья.

Началась паника, на фоне которой наименее приятно смотрелись фигуры полицейских в дверном проеме. Я уже сомневался, что в такой ситуации оптимально делать ноги, и как можно скорее. В конце концов, пока охотились не за нами, а у нас даже документы были в порядке. Зачем же привлекать к себе особое внимание? Ну, сидели вместе с этим человеком, беседовали. Ну и что? Мы знать его не знали раньше …

Но тут из-за соседнего столика грохнул еще один выстрел. Совершенно неожиданный даже для Эльфа, как я понял. Выстрел в сторону полицейских, но специально выше, чуть ли не в потолок, этакий хулиганский, провоцирующий выстрел. И оно сработало. Старший среди представителей власти заорал, как резаный. И хотя я по-прежнему не понимал ни слова по-немецки, было абсолютно ясно, что всем нам приказывают бросить оружие и лечь на пол. Для убедительности поверх голов было пущено несколько очередей из автоматов, так что даже щепки с потолка полетели.

Твою мать! Вот тебе и полиция! Германия – это же вам не Россия. Тут полицейские в мирное время по городу с автоматами не ходят. Тем более не палят из них в кнайпе, где полно народу. Кто же это? Какая спецслужба? Или все-таки бандиты переодетые? Во дела…

Зазвенели бутылки в баре, завизжали женщины. Ну, прямо кино! «Палп фикшн», честное слово.

А Эльф команду «Ложись!» выполнил своеобразно. С профессиональной мягкостью упал назад вместе со стулом, и пока летел, рявкнул нам:

– За мной! Быстро!

Мы попадали на пол, может, и не так изящно, но быстро и грамотно.

– Назад не смотреть! – прозвучала следующая команда.

После чего Эльф швырнул в сторону полицейских свето-шумовую гранату, и ослепительная вспышка высветила его фигуру, метнувшуюся к двери на кухню. Может быть, это действовал запредельно яркий свет, но зрелище получилось совершенно фантастическим: Эльф, словно птица, взмыл из под стола, размазался вдоль стены на доли секунды и тут же исчез, растаял в воздухе. Мы повторили, как смогли, этот маневр. И видно, смогли неплохо, да и граната оказалась не лишней: пули ударили в стену, когда нас уже не было в секторе обстрела.

Из кухни вели два выхода: во двор и в подвал. Хозяин стоял возле плиты, на которой что-то готовилось, и вид имел абсолютно невозмутимый. Можно было подумать, что в его заведении каждый день случаются подобные перестрелки. Дверь в подвал оказалась предупредительно открыта, и хозяин, истово кивая нам, повторял:

– Шнеллер! Шнеллер!

Это даже я понял. Немецкое слово «быстрее» знакомо у нас каждому с детства по всяким фильмам про фашистов.

Мы ринулись по лестнице вниз – Циркач впереди, за ним Фил, последним я. И только когда за моей спиною провернулся в замке ключ, я осознал, что Эльф остался наверху. Он ничего не сказал нам на прощание. Выходит, сохранялась наша договоренность о встрече завтра в полночь здесь же? Оригинально. О том, что Эльф заманил нас в ловушку, я и думать не стал. Если подвал закрытый, значит, просто предложено отсидеться, пока Семецкий будет уводить от нас полицию, как птица уводит хищников от гнезда. А если…

Оказалось именно второе. Из подвала имелся второй выход. По длинному коридору мы попали в соседнее здание. В пустой подземный гараж со следами строительных работ и с открытой на улицу дверью. Там было тихо, мы осторожно выглянули, и рванули вдоль неосвещенной стены до угла. На открытое пространство вышли спокойно. Увидели издалека полицейскую машину, синие сполохи мигалки зловеще метались по разрисованным стенам окрестных домов. Наш «мерседес» поблескивал в ночи, никем не тронутый. Но мы зашагали в сторону от дома и, только сделав пару больших кругов по ночным кварталам Кройцберга, на удивление тихим в столь поздний час, вернулись в исходную точку.

Можно было подумать, что весь криминал самого бандитского района Берлина собрался в эту ночь в нашем кнайпе, и потому в остальных местах царила удивительная, прямо-таки пасторальная тишина. (Это я однажды от Циркача такое слово узнал, а то еще решите, что я большой специалист по пасторалям). Впрочем, и у нашего дома уже все заканчивалось, если не сказать закончилось. Всех, кого надо увезли, кого надо допросили на месте, кого надо спугнули и разогнали куда подальше. Только один полицейский, теперь уже настоящий, бродил вдоль тротуара перед входом в кнайпе – видимо, в ожидании случайных ночных гостей, способных пролить дополнительный свет на произошедшее побоище. Но мы-то шли не в забегаловку, а в подъезд, и удостоились лишь вежливого вопроса, смысла которого не поняли. Фил отозвался солидно:

– Ихь фирштейн нихт. (Я не понимаю.)

И добавил фразу по-английски, мол, живем мы здесь. Полицейский благополучно отвалился. Красота! Вот бы у нас так!

Моника вернулась лишь под утро. Ее всю ночь продержали в участке по подозрению в причастности к беспорядкам. Наша знакомая была небезызвестной персоной для здешних властей, а к тому же хулиган, стрелявший в полицейских из почти игрушечного, как выяснилось, пневматического пистолета, оказался курдом. А о связях Моники Штраус с КРП наслышаны были не только мы.

В общем, Моника пришла злая на весь свет и прямо с порога спросила:

– Кто он, этот одинокий красивый мужчина?

Я думал ровно секунду.

– Профессор Вроцлавского университета. Историк.

– А-а-а, – протянула Моника. – Я знала одного такого профессора. Тоже, наверно, был историк. Он с двадцати метров, стреляя из пистолета в шестерку треф, укладывал шесть пуль точно в перекрестия, а пробки с пивных бутылок сдергивал без всяких приспособлений – ногтем большего пальца.

– Причем здесь пробки? – обалдел я.

– Не знаю, – сказала Моника. – Просто тот профессор преподавал в Академии Главного разведуправления вашего генштаба.

– У нас говорят короче – ГРУ, – уточнил Фил.

– Ну, значит, ГРУ, – согласилась Моника. – А этот откуда?

– А этот – из Вроцлавского университета, – повторил я упрямо.

– Ладно, – смирилась Моника, – давайте спать, хохмачи. Лично я жутко умоталась.

А за окном светало уже.

4

Треклятый официальный представитель КРП по имени Байрам, тот самый, что устраивал гостиницу Пиндрику со Шкипером, перезвонил нам аж в семь утра. Накануне Циркач договаривался с ним по поводу утра, но кто ж мог знать, что утро у курдов начинается так рано. Впрочем, не курды виноваты, это немцы все как ненормальные вскакивают часов в шесть и начинают перед работой наводить порядок в своих домах: пыль протирать, полы и окна мыть, надраивать латунные шарики на заборе и глянцевые морды садовых гномиков. Моника представляла счастливое исключение из этого национального правила. Так что мы со спокойной совестью спали бы еще часа два, а то и три. Не довелось.

– Мой человек заедет за вами на темно-зеленой «БМВ». Запишите номер.

Писать я не стал. Просто запомнил.

– Будьте внимательны, – продолжал Байрам. – По дороге он покажет вам нужный дом. А разговаривать с водителем бесполезно – он все равно по-русски ни слова не понимает.

– Хорошо, – сказал я.

Пришлось быстро все переиграть. Мы собирались ехать на своей машине, и под это дело Шкипер с Пиндриком взяли в прокате трепаный неприметный «фольксваген». Знать бы, что нас повезут, они могли следом и на «мерседесе» прокатиться. Но теперь, подумав, мы решили все-таки оставить в силе вариант с «фольксвагеном».

Минут через пятнадцать к дому подкатила довольно шикарная зеленая «бээмвуха». Номер совпал и мы, не обменявшись ни единой репликой, загрузились втроем назад. На правом переднем сидении расположился какой-то тип, очень смуглый и бородатый, который всю дорогу читал книжку на арабском языке. Возможно, это был Коран: бородач читал медленно, вдумчиво и даже что-то бормотал себе под нос. Деятель, звонивший нам по телефону, оказался прав: с такими попутчиками вряд ли можно поддерживать беседу. А по городу водитель откровенно крутил, даже я это заметил, хотя и путался в названиях улиц. Пока я отчетливо помнил и узнавал только одну, главную – Унтер ден Линден. Переводится это «под липами». Вот под этими самыми деревьями наш фанатичный мусульманин и оживился.