Текст книги "Божественный яд"

– Я так понимаю, исследовать овечью шкуру, которую мне дал Мечислав Николаевич, уже нет надобности? – сухо спросил Лебедев.

Ванзаров утвердительно кивнул.

– И дело закрыто?

Ванзаров опять молча кивнул.

– И что же мы будем делать? – Джуранский растерянно посмотрел на своего начальника.

– Как что?! Искать убийцу Марии Ланге! – заявил Ванзаров.

– Родион Георгиевич, а почему вы утаили, что вам телефонировали с угрозами? – с укоризной спросил Джуранский.

– А, мелочи! – махнул Ванзаров. – Думаю, просто пугали.

– Кстати, нашел я тут, в архиве, прелюбопытный документик по родившимся гермафродитами… – неторопливо начал Лебедев. – Так вот что интересно…

Досказать эксперт не успел. Телефон пронзительно звякнул.

«Только бы не Герасимов!» – мысленно взмолился Родион Георгиевич.

– У аппарата! – как можно спокойнее проговорил он в черную воронку амбушюра.

– Господин Ванзаров? – раздался в рожке степенный мужской голос.

– Да, слушаю. Кто говорит?

– Вас просят немедленно приехать на квартиру господина Брауна…

– Он скончался?! – тихо спросил сыщик.

– Благодарение Богу, нет! – солидно кашлянул позвонивший. – Однако у господина секретаря британского посольства есть для вас известия особой срочности!

15

Секретарь британского посольства снимал квартиру в добротном доме на Первой линии Васильевского острова. Дверь парадной открыл швейцар, спросил, к кому пришли, и, узнав, что к Брауну, назвал квартиру на третьем этаже.

Сыщик только раз успел нажать кнопку электрического звонка – дверь тут же распахнулась. Гостя встретил важный седой дворецкий с ухоженной бородкой.

– Это вы мне телефонировали? – спросил Ванзаров, раздевшись и подавая пальто.

– Так точно-с! – степенно кивнул дворецкий и добавил шепотом: – Господин секретарь лично велели-с.

– Ну так доложите: прибыл! – сказал Ванзаров достаточно громко.

Лакей приложил к губам указательный палец.

– Прошу вас, тише! – прошептал он. – Господин Браун недавно заснул, всю ночь его мучили боли, он даже не смог поехать на службу. Пожалуйте в гостиную. Вам велено передать письмо.

Родион Георгиевич несколько удивился такому обстоятельству и вслед за дворецким направился в светлую гостиную, обставленную новой парижской мебелью.

Шепотом лакей предложил гостю располагаться в кресле и спросил, не желает ли сударь чаю, виски или сигар. Ванзаров от всего отказался.

Дворецкий бесшумно удалился, предоставив гостю возможность осмотреться.

У хозяина оказался хороший и недешевый вкус.

Но в обстановке квартиры английского дипломата не чувствовалось вызывающей роскоши. Просто состоятельный человек со стабильным доходом. Однако вместо милых безделушек и пейзажиков, какими хозяйки любят украшать семейное гнездышко, на стенах красовались в рамках фотографии с боксерских рингов: бои с участием Брауна. Снимки покрывали стену плотным ковром и были похожи один на другой. Но одна фотография почему-то заинтересовала Родиона Георгиевича.

Судя по всему, это был снимок последней победы англичанина на декабрьском турнире – Браун в окружении поклонников.

Ванзаров вгляделся и с удивлением узнал в господине за спиной боксера… Серебрякова! Значит, профессор в редкие минуты отдыха посещал спортивные состязания. Как мило! На этом фото он улыбался. А Браун еще не знал, что снялся со своим невольным убийцей. Рядом с боксером стояла изящная дама, но лицо ее оказалось в тени широкополой шляпы.

Ванзаров окинул взглядом комнату, но не смог заметить семейной фотографии четы Браунов или портрета малолетнего сына, оставшегося в Англии.

Слуга вырос перед сыщиком тихо, как привидение, протянув серебряный поднос с незапечатанным письмом.

– Велели-с передать! – прошептал он и степенно удалился.

Сыщик взял чистый, ненадписанный конверт и вынул сложенный вдвое листик. У Брауна был бисерный, почти женский почерк Он старательно выводил русские буквы. Письмо оказалось довольно большим.

Ванзаров поерзал на твердой подушке нового кресла, устраиваясь поудобнее.

«Дорогой господин Ванзаров!

Приношу свои извинения за то, что не могу поговорить с Вами лично. Моя болезнь, вызванная сомой, к сожалению, прогрессирует с каждым часом. Последние дни мне очень помогало средство Вашего друга, доктора Лебедева, но и его лекарство перестает действовать. Конечно, я понимаю, что дни мои сочтены, но так хотелось бы донести миру мое открытие. Изучая книги и занимаясь боксом, я понял главную тайну христианства. Мне открылось, что тайна Грааля кроется в Марии Магдалине! Это величайшее открытие посетило меня вчера, во время приступа болезни. Скажу Вам больше! Она не просто Грааль, она… – впрочем, здесь я умолкаю…»

Прочитав подобное откровение, Ванзаров вздохнул. Бедный англичанин, кажется, совсем лишился рассудка. Если и дальше в письме будет такая же белиберда, значит, сыщик зря выбросил полтинник на извозчика.

«…Эту тайну я унесу с собой. Хотя, может быть, я оставлю наказ моему сыну, чтобы он продолжил дело отца по изучению христианских символов и разгадке Главной Тайны. Разве вам не интересно было бы ее узнать? Она ведь, так сказать, у вас в руках. Но теперь к делу, мой славный Ванзаров.

Сегодня утром мне телефонировал знакомый клерк из Петербургского частного коммерческого банка. Он сообщил, что в десять утра к ним в банк пришла некая особа и предъявила чек на всю сумму, хранящуюся на счете моего брата – Патрика Брауна. Клерк решил проверить чек лишь потому, что он является поклонником моего боксерского таланта. По его словам, чек настоящий, как и моя подпись. Дело в том, что мой брат Патрик заработал в России небольшой капитал, но по срочному делу был вынужден уехать в Англию. На мое имя он оставил полную доверенность управления счетом. Я попросил клерка задержать выдачу денег до завтрашнего утра. Ради нашей спортивной дружбы он согласился, хотя дама очень настаивала. Когда я спросил, как она выглядит, клерк не смог ее описать, потому что лицо дамы покрывала черная вуаль.

Теперь, дорогой мой Ванзаров, я должен Вам признаться. Во время нашего разговора я постеснялся упомянуть о том, что Елена Савская показала мне не только подписанное мной согласие работать на русскую разведку, но и чек из чековой книжки Патрика, в котором моей рукой была написана чудовищная сумма и поставлена личная подпись. Елена обещала, что применит этот чек только в том случае, если я ослушаюсь и не стану приводить к ней богатых мужчин. Или сообщу в русскую полицию.

Так как она не пришла на встречу в «Медведь» и, следовательно, не могла узнать о нашем разговоре, я решил, что как честная женщина она никогда не пойдет на такую низость. Но видимо, я ошибся. Елена исполнила свою угрозу. Умоляю Вас, господин Ванзаров, спасти мои деньги, не ради меня, а ради моего сына, который…»

Родион Георгиевич сунул письмо в карман пиджака и, чуть не сбив дворецкого, стремглав бросился в прихожую. Старик что-то кричал вслед, кажется требуя вернуть письмо, но Ванзаров слишком торопился.

16

Рядом с высокими куполами церкви петербургской Пересылочной тюрьмы, темневшей недалеко от Варшавского вокзала, остановились сани, из которых легко выпрыгнула стройная пассажирка. Она дала извозчику медяки и направилась к боковому входу в храм, через который ходили служки и священники. Лицо дамы покрывала глухая вуаль.

Дорога к служебному входу церкви, видимо, была ей хорошо знакома. Дама уверенно обходила рытвины и сугробы, ни разу не споткнулась и в полной темноте сразу нашла дверь. Она сбила снег с сапожек о каменный порог и два раза стукнула в дверь, подождала секунду и стукнула еще раз. Послышались осторожные шаги, выдаваемые скрипом половиц.

– Кто там? – настороженно спросил тихий мужской голос.

– Откройте, отец Георгий, это Ольга! – прошептала дама, почти касаясь губами дверной створки.

Замок щелкнул. В слабом отблеске комнатного света, пробившемся в открытый проем, появилась высокая фигура в рясе.

– Матушка, как хорошо, что пришла! Проходи скорее! – сказал приятным баритоном священник, пропуская мимо себя гостью.

Своим бархатным голосом отец Гапон умел завораживать паству. На еженедельных вечерах с чаем и конфетами, проводимых «Собранием русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга» в разных районах города, люди с упоением слушали речи молодого, красивого священника. Его глаза горели праведным огнем, слова несли надежду и веру, что беспросветной жизни в нищете и убогости скоро придет конец и настанет время нового мира. Сам Георгий Аполлонович происходил из малороссийской деревеньки, с грехом пополам окончил Полтавскую духовную семинарию и кое-как получил степень кандидата богословия в Духовной академии, но разговаривать с народом умел.

Дама прошла в маленькую натопленную комнатку, служившую Гапону столовой, местом отдыха и кабинетом при церкви, остановилась на пороге и трижды перекрестилась на большой киот с зажженными лампадами. Свет в комнате также исходил от тусклой керосиновой лампы на столе.

Дама поклонилась иконам в пояс, подняла вуаль и села за стол напротив мрачного господина в поношенном костюме.

– Что, Рутенберг, опять козни плетете? – спросила она язвительным тоном.

– Давно вас не видел, Ланская, и, признаться, не хотел видеть! Особенно сейчас! – с брезгливой миной процедил господин.

В комнату вошел Гапон. Хозяин комнатки потер озябшие руки и улыбнулся. Однако улыбка вышла натянутой.

– Как хорошо, друзья, будем пить чай втроем! – мягко проворковал Гапон, обводя взглядом гостей.

– Я, пожалуй, пойду… – Рутенберг смотрел в пол.

– Отчего же, Петр Моисеевич, голубчик? Мы не договорили… – удивился отец Георгий.

– Извини, при этой… особе разговора не будет. – Рутенберг поднялся. – Помни, что я сказал: или ты пойдешь впереди и поведешь за собой, или мы пойдем без тебя. Так что решайся. Увидимся завтра.

Рутенберг, не простившись с дамой, вышел в прихожую. Отец Георгий извинился перед гостьей и побежал запирать. Когда он вернулся, дама уже разлила чай.

– Как нехорошо, как глупо получилось! – с нескрываемой досадой сказал Гапон, покачивая головой. – Ведь он хороший, дельный товарищ, только вспыльчивый. А с тобой, Оленька, не ладит. Что вы не поделили?

– Да вот, не сошлись характерами! – Ланская усмехнулась и взяла чашку. – Пейте, пока не остыл.

Отец Георгий сел за стол, но отодвинул блюдце. Он погрустнел и уставился в невидимую точку.

– Как это некстати… – пробормотал священник.

– А вы, батюшка, что невеселы? Не виделись давненько, и не спросите, как у меня дела?

– Да, да, как дела? – механически пробормотал Гапон.

– Дела у меня, батюшка, идут лучше некуда! Получила большое наследство. Думаю отдать половину на ваши кружки и Общественные чайные… – Ланская поставила чашечку на стол. – А то как-то стыдно, отец Георгий, брать деньги на борьбу с самодержавием у Департамента полиции.

До Гапона не сразу дошел смысл слов гостьи. Но когда он вдруг осознал, что предлагает эта дама, он вздрогнул и посмотрел на нее широко раскрытыми глазами.

– Что ты сказала? – напряженно спросил он.

– Я теперь богатая наследница и могу предоставить вам тысяч двадцать на ближайшие нужды рабочего движения. А если дело пойдет успешно, можете рассчитывать еще на столько же, – спокойно ответила Ланская и положила на стол банковскую упаковку сторублевок. – Здесь тысяча, на первые дни. Остальное – на следующей неделе.

Отец Георгий по-бабьи всплеснул руками.

– Оленька! Провидение Господне привело меня к тебе! – от умиления в глазах священника блеснули слезы. – Ты не представляешь, что значит твой дар в такой момент! Это просто чудо! Спасибо, Господи!

Гапон вскочил со стула, повернулся к иконам, упал на колени и истово перекрестился. Ланская смотрела на проявление буйной радости отца Георгия без всяких эмоций.

Гапон встал с колен, деловито засунул пачку ассигнаций в маленький ящичек под крышкой стола и уселся на место. Он уже собрался выпить глоток чаю, но снова отставил чашку.

– Ты мой ангел-спаситель, Оленька! – прочувственным тоном заявил отец Георгий. – А то ведь господин Лопухин, директор Департамента, каждую копейку со скрежетом зубовным отдает. А господин градоначальник Фуллон и полушки не даст. А господин министр Святополк-Мирский вовсе со мной говорить отказался. То ли дело был Зубатов Сергей Васильевич! Он все понимал и денег не жалел. Такую махину с ним подняли!

– Да полно вам, отец Григорий! Такие пустяки!

– Нет, Оленька, не пустяки! Твоя помощь сейчас нужна рабочим!

– Что случилось, батюшка? – наивным тоном спросила Ланская.

– Да разве ты не знаешь? Такая каша заварилась! – Гапон тяжко вздохнул. – А все эти господа социал-революционеры воду мутят. Из такой ерунды Бог знает что сотворили.

– Я слышала, уволили четырех рабочих?

– Да какое! Уволили одного пьяницу, Сергунина, а он оказался из нашего «Собрания». За него заступились, выдвинули хозяину требования. Ну и пошло-поехало. К Путиловскому заводу другие присоединились. В общем, большая заваруха. И так это не вовремя! Что теперь государь подумает о моих стараниях?

– Революция не бывает по расписанию! – жестко сказала Ланская. – Она приходит тогда, когда у народа кончается терпение. И он сам берет то, что у него отняли.

Отец Георгий с удивлением посмотрел на красивую женщину.

– Ольга, я не узнаю тебя! – с тревогой сказал он. – Ты же никогда не призывала к насилию?! Или тоже примкнула к радикалам?

Ланская смутилась.

– Ну что вы, батюшка, время такое, все нервничают, вот и сама не заметила, как ляпнула глупость, простите! – она улыбнулась. – Да вы пейте, пейте…

Отец Георгий еще раз горестно вздохнул, взял чашку и отпил большой глоток.

Через минуту его чашка была пуста. Георгий уронил руки на стол. Его зрачки расширились, лоб покрылся испариной, тонкие пальцы мелко задрожали. Ланская внимательно посмотрела ему в глаза. Священник не отреагировал.

– Ты видишь? – сдержанно спросила дама.

– Да, я вижу прекрасный мир, удивительный мир! – Гапон говорил медленно и восторженно. – Как хорошо, как красиво! О, да тут все счастливы! Нет ни слез, ни горя, ни унижений!

– Тебя ведет великий бог радости и счастья! Ты видишь его?

– О да! Я вижу его! Он мчится на солнечной колеснице! Он так прекрасен!

– Ты исполнишь мою волю как свою!

– О да, Господи, я подчиняюсь гласу твоему!

– Ты поведешь народ к царю!

Гапон обмяк, накренился, его голова стукнулась о стол. От резкого удара он очнулся, вскочил и стал лихорадочно озираться вокруг.

– Что это? – тревожно спросил священник.

– Что, батюшка? – удивленно подняла брови Ланская.

– Мне показалось… – отец Георгий старался подобрать слова, – что Господь разговаривал со мной…

Он с напряженным вниманием смотрел на женщину, словно ожидая самого важного ответа в своей жизни.

– Вы, батюшка, вдруг замолчали, уставились куда-то, а потом принялись бормотать… – потупив глаза, пробормотала Ланская. – Я даже немного испугалась.

– Значит, правда! – Гапон сжал кулаки. – Это был глас Божий! Я ждал его и молился, а он пришел нежданно!

– Глас? – испуганно спросила Ланская.

– Повеление. Он сказал… – Гапон потер лоб, будто стараясь вспомнить, – я не помню слов, но теперь точно знаю, что мне делать!

Ланская молча наблюдала за священником, отодвинув недопитую чашку.

– Пришел день! – вдруг крикнул отец Георгий. – Пробил великий час! Мы обнищали! Нас угнетают! Обременяют непосильным трудом! Над нами надругаются! В нас не признают людей! К нам относятся как к рабам, которые должны терпеть горькую участь и молчать!

Гапон дрожал как в лихорадке. Его лицо пошло пунцовыми пятнами жара. Он вскочил с распростертыми руками и, глядя в потолок, осенил себя крестным знамением, на секунду замер и рухнул на стул.

– Это моя судьба! – проговорил он.

– Батюшка, о чем вы?

– Завтра… нет! В воскресенье… – Гапон смахнул ладонью горячий пот, – я поведу моих рабочих к царю. Мы пойдем к Зимнему дворцу. Я напишу Николаю письмо, он меня поймет и примет. Я попрошу его быть милостивым к своему народу и дать ему счастье, ради которого он и поставлен на земле. Царь добрый и мудрый, он все поймет и просит. А мои рабочие увидят, какой великодушный и заботливый помазанник Божий!

– А если вас не допустят? – тревожно спросила Ланская.

– Если царь примет наши условия, я выйду к народу и махну белым платком… – медленно проговорил Гапон. – И будет мир и согласие. А если он откажет, я выйду на площадь и махну красным. И будет бунт! И пусть будет то, что суждено!

17

Впервые за последние несколько дней Родион Георгиевич позволил себе немного расслабиться. Ловушка поставлена. Все должно получиться. Он даже позвонил Герасимову, чтобы сообщить хорошую новость: сыскная полиция напала на след Озириса.

Начальник Охранного отделения не выразил особой радости и лишь предупредил, что при задержании все сотрудники должны быть предельно осторожны. Ванзаров убедил Александра Васильевича, что преследование ведут самые опытные сотрудники. Не кривя душой, он имел в виду Курочкина и Джуранского, которые готовили завтрашнее дело с максимальной тщательностью. Герасимов не стал настаивать на участии «охранки» или жандармов и лишь напомнил, что арестованную, до приезда его людей, следует держать под неусыпным контролем.

После этого Ванзаров открыл телефонный справочник «Весь Петербург» за 1904 год и нашел телефон директора Сибирского торгового банка.

Когда господин Лунц услышал, по какому вопросу его тревожит сыскная полиция, он сослался на невозможность обсуждать такую деликатную тему по телефону и попросил приехать лично, после закрытия банка, часов в шесть. Ванзаров выехал немедленно.

В банке его уже ждали. Служащий Зандберг встретил сыщика в операционном зале и проводил в кабинет директора. Максим Львович оказался милейшим и радушным человеком. Он сразу предложил Ванзарову чаю с шустовским коньячком.

Несмотря на улыбки и реверансы директора, сыщик сухо повторил вопрос: не пропадало ли со счета господина Эдуарда Севиера, брата известного финансиста Роберта Севиера, крупной суммы? Директор Лунц, пряча глаза, объяснил, что преступным или небрежным образом со счета не ушло ни копейки. А вот по чеку на поручителя – действительно, несколько дней назад была выдана сумма в пятьдесят тысяч рублей. Скорее для очистки совести Ванзаров спросил, кто получил деньги. И, как ожидал, услышал невнятный ответ директора о даме в черной вуали. Но при этом Лунц заверил, что брат покойного Эдуарда Севиера не счел нужным проводить расследование или сообщать в полицию. То есть попросту замял дело.

18

Выйдя из банка и обнаружив, что на сегодня дел более не предвидится, Родион Георгиевич позволил себе оказаться дома на удивление рано, в восьмом часу. Еще в прихожей он ощутил аппетитный аромат.

– Что у нас на обед? – дружелюбно спросил глава семейства, передавая Глафире пальто.

– А то нам неведомо! – буркнула недовольная домоправительница, цепляя тяжелое пальто на крючок – Софья Петровна изволили готовить!

– Что, сама к плите встала?! – поразился Ванзаров.

– От этого Бог миловал! – кухарка оправила застиранный передник. – Они-с принесли специи какие-то и весь кулек бухнули. Небось так вкусно, что и в рот взять нельзя. Ничего, мы богатые, выбросим котел в помойку – другой сварим… Ступайте, хозяин, за стол. Она уже ждет. Обед праздничный называется! О Господи!

Глафира, не переставая бурчать, отправилась на кухню. Родион Георгиевич от души порадовался, что дорогая супруга начинает потихоньку вести хозяйство. Ведь как здорово – приготовила праздничный обед! А в честь чего? И тут сыщик вспомнил, что сегодня Крещение!

За празднично накрытым столом восседали нарядно одетая Софья Петровна и два ангелочка в кружевных платьицах. Судя по всему, ангелочки получили строжайшие нравоучения, как надо вести себя на торжественном обеде. Они не бросились навстречу отцу, а лишь нетерпеливо заерзали на стульях.

Ванзаров подошел к жене, галантно поцеловал ей ручку, поздравил с праздником, осторожно погладил Олю и Лёлю и степенно занял свое место во главе стола.

Софья Петровна оценила послушное поведение мужа.

– Родион Георгиевич, хотите вина? У нас сегодня к мясу выдержанный портвейн! – с улыбкой сказала супруга. – Мне в лавке посоветовали как лучший!

Родион Георгиевич сделал глоток мутно-желтой жидкости с явным запахом гнилой бочки и, как мог, изобразил блаженство. Он заставил себя выпить бокал и сообщил, что букет восхитителен. Софья Петровна благодарно улыбнулась.

Обед начался в строгих правилах лучших аристократических домов. Чтобы доставить радость жене, Ванзаров решил вытерпеть сегодня все.

Сердитая Глафира внесла в столовую дымящееся блюдо и бухнула угощение на стол.

– Родион Георгиевич, обратите внимание, сегодня у нас говядина по-бенгальски! – произнесла Софья Петровна, явно ожидая похвалы.

Ванзаров не обманул надежды супруги. Он разразился потоком комплиментов, искоса поглядывая на кухарку. Славословить жену Родиону Георгиевичу удавалось легко еще и потому, что от блюда исходил действительно вкусный дымок. По мясу были густо рассыпаны специи, создающие неповторимый аромат.

– Софьюшка, ваше блюдо достойно украшать царский стол! Говядина по-бенгальски – это потрясающе! Гениально! Поразительно!

Глафира с досады махнула полотенцем и вышла в коридор.

Счастливая Софья Петровна раскраснелась от удовольствия. А ведь это только начало! Она еще покажет кухарке, кто в доме хозяин!

Софья Петровна сама взяла тарелку мужа и выбрала самый большой кусок говядины. Следующие порции она положила в тарелки девочкам и лишь в последнюю очередь себе.

Родион Георгиевич осторожно ковырнул вилкой говядину. Пахнет неплохо, хотя необычно, но, кажется, протушилась достаточно.

Ванзаров был голоден, но не мог понять, что его удерживает от начала трапезы. Он покосился на дочек. Боясь капризничать за столом, близняшки надули губки и, сморщив носики, явно не желали есть необычное блюдо.

Софья Петровна подняла бокал.

– Предлагаю тост за праздник и наш чудесный семейный вечер!

Даже второй бокал «лучшего портвейна» не заставил Ванзарова прикоснуться к мясу. Родион Георгиевич отломил кусок булки и принялся его жевать. Между тем, Софья Петровна, взяв вилку и нож, стала отделять сочные волокна говядины.

Дверь гостиной открылась и на пороге возникла Глафира.

– Ваше, что-ли? – сказала она, показывая Ванзарову карточку. – В прихожей обронили.

Сыщик и не заметил, как фотография Серебрякова с его дамами выскочила из кармана пальто.

– Благодарю, Глафира, дайте сюда!

Софья Петровна заинтересовалась находкой.

– А что это за барышни? – спросила она шутливо-грозным тоном.

– Софьюшка, это служебное! – попытался слабо протестовать муж, но фотография уже оказалась у супруги.

– Ой, да это же Студзитская! – удивленно воскликнула Софья Петровна.

– Кто? – растерянно спросил сыщик. – Повтори, что ты сказала?

– Да вот же! – Софья Петровна указала пальчиком на одну из дам. – Елена Павловна Студзитская! Жена помощника начальника Ревельской сыскной полиции! Очаровательная женщина!

– Кто?! Какая Студзитская?! – крикнул Ванзаров, побагровев.

Это было немыслимо! Его жена знает не кого-нибудь, а саму Ольгу Ланскую! Как они познакомились?! Когда?! Где?! Зачем?! Что она сказала про полицию?.. В Ревеле нет сыскной полиции!

– Родион, ну что вы кричите! – примирительно произнесла Софья Петровна, поднося ко рту вилку с кусочком праздничного мяса. – Студзитская чудесная хозяйка! Она подарила мне смесь индийских пряностей для говядины по-бенгальски. Попробуйте, наконец!

Родион Георгиевич среагировал молниеносно. Он прыгнул животом на стол, круша все на своем пути, и ударом ладони выбил вилку из рук жены.

Дочки в ужасе замерли, видя, как отец, вымазанный в соусе, яростно сбрасывает на пол их тарелки.

19

Через час, когда Софью Петровну отпоили сердечными каплями и чаем с мятой, а зареванных близняшек Глафира уложила спать, срочно вызванный Лебедев закончил анализ говядины по-бенгальски.

Ванзаров снял испорченный костюм и, запахнувшись в любимый халат, устало горбился на узком диванчике в столовой.

– Ну что, Родион Георгиевич, – эксперт помахал колбой с розоватой жидкостью, – ничего из ряда вон выходящего я не обнаружил.

– Как прикажете вас понимать? – глухо спросил Ванзаров.

– Так и понимать – никакой сомы! Тривиальный мышьяк смешали с солью и перцем, чтобы отбить запах, и добавили безобидных пряностей. Для букета, так сказать! Кстати, у вас в доме курят?

– Нет, – жестко отрезал Ванзаров. – У меня дети чудом остались живы. Не хватало, чтобы они отравились вашими сигарильями.

Лебедеву осталось лишь тяжко вздохнуть.

– У вас слишком доверчивая жена, – сказал он, закупоривая пробирку пробкой и пряча в походный чемоданчик. – С вашей работой ей пристало быть более осмотрительной. Особенно в выборе знакомых.

Ванзаров вяло махнул рукой. Только сейчас он представил, что могло быть, если бы, каким-то чудом, из пальто не выпала фотография. Видимо, он делает правое дело, раз Господь не позволил свершиться убийству его семьи. Родион Георгиевич, хоть и был атеистом, твердо решил в воскресенье пойти в Казанский собор и поставить свечку. На всякий случай.

Сыщик услышал, как в гостиной резко звякнул телефонный аппарат. Звоночки не успели отбить и трех сигналов, как он схватил рожок.

– Ванзаров у аппарата!

– Что ты решил? – спросил знакомый голос.

Ванзаров ощутил в душе странное спокойствие.

– Я решил, что найду вас и вы ответите перед судом за смерть двух человек! – прошептал он в черную вазочку амбушюра.

– Ты подписал себе смертный приговор! – ответил голос.

20

Когда Ванзаров вернулся в гостиную, Лебедев, натянув резиновые перчатки, собирал разлетевшиеся по паркету кусочки мяса в кастрюлю, безропотно выданную Глафирой. Кухарка нашла в ведре для мусора вощенку от специй. Эксперт упаковал ее в бумажный мешочек, приказав притихшей Глафире тщательно вымыть с хлоркой пол в столовой и кухне.

Родион Георгиевич плюхнулся на диванчик.

– Опять? – спросил Лебедев, глянув на помрачневшее лицо коллеги.

– Опять… – тихо согласился Ванзаров.

– Угрожали?

– Как водится…

– Что обещали на этот раз? – заинтересовался Лебедев.

– Уведомили, что меня ждет смерть. Оказывается, я помешал богу Соме свершить правосудие. – Ванзаров печально вздохнул. – А еще было добавлено нечто необычное.

– Любопытно! – Лебедев содрал перчатки и устроился на краешке диванчика.

– Оказывается, нашему проклятому миру рабства и насилия осталось доживать считанные часы. Бог радости и счастья, лучезарный Сома, уже несет народу освобождение, а его мучителям возмездие.

– Кажется, мы это слышали… – задумчиво проговорил эксперт.

– Да, вы правы, Аполлон Григорьевич. Неизвестный почти слово в слово повторил восторженную речь профессора Серебрякова в пересказе покойной госпожи Уваровой, простите – Бронштейн! Только вот срок освобождения резко приблизился…

– А знаете, что, коллега… – Эксперт вдруг вскочил с диванчика. – Вам не кажется, что худшее из предположений доктора Цвета может сбыться?! Ящик Пандоры уже открыт, и…

Лебедев запнулся.

– Продолжайте, коллега, – печально попросил Ванзаров.

– …нас ожидает Армагеддон… или, по меньшей мере, Судный день! – без тени шутки закончил Лебедев.

– Возможно, вы правы. Бог Сома и впрямь решил нас наказать, – жестко ответил Ванзаров. – Но завтра мы еще посмотрим, удастся ли ему это сделать!