Текст книги "Божественный яд"

– И это все? – строго спросил Александр Васильевич, выдергивая лист из каретки. – За пять часов пристрастного допроса?

– Стараемся, господин полковник, – отрапортовал Дукальский.

– А результаты? – сдерживая бешенство, сказал Герасимов.

– Молчит, – Дукальский сокрушенно вздохнул.

– На любой вопрос она отвечала бранью и пела польские песни, – не смея взглянуть начальнику в глаза, доложил фон Котен.

– Прекрасно, господа. – Герасимов скомкал листок и бросил на пол. – Не смогли разговорить слабую женщину! Хороши, нечего сказать!

– Прикажете применить особые средства? – Дукальский отбросил в угол камеры грушу с песком.

Полковник подошел к арестованной и посмотрел ей в лицо.

Александру Васильевичу пришла на ум интересная мысль: госпожи Валевской на самом деле не существует! Она не имеет вида на жительство в столице, и вообще здесь никогда не появлялась. Значит, ему не надо сообщать прокурору про арест и объяснять, кто она такая и почему потребовалось задержание. А госпожа Ланская вполне может бесследно исчезнуть. Пусть сыскная полиция ищет. Что же касается агента Озириса, то, стоит уничтожить личное дело в сейфе, – агент просто перестанет существовать. Нигде, ни в одном докладе его имя не упоминалось. А строка в расходной ведомости перейдет другому агенту. Выпускать из камеры в таком виде Валевску невозможно. Она должна заговорить. И замолчать окончательно.

– Делайте что хотите, но к утру у меня должен быть подписанный ее рукой подробный протокол допроса! Вам ясно? Подробный! – Герасимов стукнул в дверь.

Охранник немедленно отпер, выпуская полковника. Дукальский открыл ящик стола и вытащил металлическую коробочку со шприцем.

– Миша, зажми-ка ей левую руку! – сказал он напарнику.

14

Управление Калинкинского завода располагалось в недавно перестроенном здании на Эстляндской улице. У ворот Ванзарова и Джуранского встретила непривычная тишина и пустота. Лишь один сотрудник компании дежурил у входа, дожидаясь господ из сыскной полиции. Он сильно продрог и с радостью проводил приехавших к кабинету председателя правления.

Эдуард Егорович Эбсворт, дородный господин с роскошными седыми усами и маленькой бородкой, радушно поздоровался с гостями. Ему было по-мальчишески интересно принимать настоящих сыщиков.

– Ну-с, господа, чем могу быть полезен? – Эбсворт обладал приятным, сочным баском хлебосольного барина и шутника. – А то, изволите видеть, наши сегодня решили побастовать. Так сказать, в знак солидарности! И ведь, что характерно, еще вчера все были довольны и зарплатой, и работой! Пролетарии – большие затейники, доложу вам!

Ванзаров понял, что господин любит пообщаться, и резко перешел к делу.

– У нас есть основания предполагать, что на вашем заводе будет предпринята попытка крупной диверсии, – заявил он официальным тоном.

– Что предпринято? Господа, я не ослышался?

– Опасность далеко не шуточная! – Ванзаров посмотрел прямо в глаза весельчаку. Мрачное спокойствие Джуранского добавило к словам сыщика особую основательность.

– Это что же, революционеры ручную бомбу в солодовый бак бросят? – Эбсворт отказывался верить такой новости.

– Если вас интересуют детали, это будет отравление. Массовое отравление пива. Может быть, даже сегодня.

Эбсворт схватил колокольчик, отчаянно позвонил и приказал вбежавшему секретарю немедленно вызвать директора завода.

Не прошло и минуты, как в кабинете появился гладкий и дородный господин, который представился Иваном Ромуальдовичем Малецким.

– Вот, господин директор, господа из сыскной полиции сообщают, что сегодня или завтра у нас планируют диверсию! – Эбсворт погладил ухоженную бородку. – У них есть данные, что некие лица хотят отравить наше пиво. Кстати, не знаете, какой сорт выбрали злоумышленники: «Баварское», «Пильзенское», «Столовое» или «Портер»?

Господин председатель все еще пытался шутить.

– А почему таким серьезным преступлением занимается сыскная полиция, а не жандармы или Охранное отделение? – вдруг спросил Малецкий.

– Мы расследуем убийство, которое привело нас к возможным исполнителям этой акции! – Ванзаров говорил жестко и уверенно.

– Вот что, господа, я вам скажу! Может быть, где-то такое и возможно, но только не на нашем заводе! – возмущенно ответил Малецкий. – У нас, извольте знать, порядок и дисциплина! Мы не какое-нибудь затрапезное товарищество Дурдина! Мы – «Калинкин»! Лучший пивной завод России! Самый крупный, самый современный! И хочу сказать, что у нас есть заводская полиция, которая неусыпно несет вахту! К тому же ни сегодня, ни завтра на заводе никого не будет. Забастовка-с! Вот так!

– Ну-с, господа, – Эдуард Егорович сложил лапки на круглом пузике, – что скажете?

– Я прошу выслушать наше мнение приватно, – сказал Ванзаров, не глядя на Малецкого.

– У меня нет тайн от Ивана Ромуальдовича! – заявил Эбсворт патетическим тоном.

– Как скажете, – Ванзаров медленно вздохнул, – дело касается Роберта Эдуардовича…

Сыщик замолчал, дав возможность председателю осмыслить услышанное. Он не хотел, чтобы о деле с младшим Эбсвортом знал такой неприятный тип, как Малецкий.

Эбсворт помрачнел.

– Извините, Иван Ромуальдович, что вас побеспокоил, – заискивающе сказал он. – Вы свободны! Езжайте домой, отдохните, все равно у нас до понедельника нечем заняться.

Малецкий недобро глянул на Ванзарова и, ни с кем не прощаясь, вышел из кабинета.

– Обиделся, вот досада! – пробормотал Эбсворт и тут же посмотрел на Ванзарова. – Что вы хотите сообщить мне о сыне?

– Скажите, Эдуард Егорович, ваш сын знаком с производством? Он бывает в цехах?

– Ну, разумеется! – Эбсворт удивился наивному вопросу сыщика. – Он мой наследник. Я ввожу его в курс дела. Роберт полностью освоил рецептуру, знает весь технологический цикл, прекрасно разбирается в финансах. Сейчас заканчивает коммерческое училище… Господа, может, наконец объяснитесь?

Ванзаров и Джуранский переглянулись.

– Еще один вопрос… У вас нет его фотографии?

– Конечно есть! – Эбсворт повернул одну из богатых фотографических рамок, стоящих на столе. – Вот, это мой дорогой мальчик, мой Роберт!

На салонной фотографии стройный юноша, лет двадцати, в идеально приталенном костюме, с модной стрижкой и усиками, элегантно опирался рукой на колонну из папье-маше. Обычный снимок дорогого фотоателье.

– Это тот, из номера! – склонившись к сыщику, шепнул Джуранский. – И заколка на галстуке – та же!

– Мне тяжело это говорить… – продолжил Ванзаров. – Но ваш сын, скорее всего именно тот человек, который бросит отраву в чаны с пивом.

Председатель откинулся на спинку кресла и добродушно улыбнулся.

– Господа, это невозможно! – спокойно сказал он. – Мой сын второй день болеет и не выходит из дому. Доктора прописали ему постельный режим минимум на неделю.

– А доктора уже нашли причину болезни? – спросил сыщик.

– Пока нет, но мы вызвали лучших специалистов!

– Он не может есть, пьет только чистую воду маленькими глотками, сильно ослабел и ни один врач не может понять, чем он болен… – печально проговорил Родион Георгиевич.

– Да… А откуда вам это известно? – тревожно спросил Эбсворт.

– Видимо, мы действительно ошиблись! – Ванзаров поклонился и вышел.

Он не мог сказать всей правды и торопился сделать то, что еще было в его силах.

8 ЯНВАРЯ, СУББОТА, ДЕНЬ САТУРНА

1

К пяти утра, после тринадцати часов бесконечного допроса, жандармские ротмистры Дукальский и фон Котен выбились из сил. Они испробовали все, что было в арсенале Охранного отделения. И даже особый препарат, который официально не существовал и применялся в исключительных случаях, чтобы развязать язык особо упрямым подследственным. Но проклятая полька молчала.

Скоро она перестала ощущать боль. Валевска впала в глухой обморок.

Жандармы вынуждены были признать свое поражение. Девушку отволокли в соседнюю камеру и бросили на солому.

Хелена очнулась около восьми утра.

Она разглядела дверь камеры, доползла к ней на четвереньках и ударила локтем раза три.

Охранник Баландин быстро прибежал на стук и открыл окошечко.

– Чего надо? – грубо прикрикнул он.

– Солдатик, мне бы яблочка, – прохрипела Хелена.

– Да тебе, видать, мозги отбили! – охранник ухмыльнулся. – Баланду через час получишь!

– Я заплачу, – прошептала она. – Сбегай на улицу, может, лотошник пройдет.

– И сколько дашь? – с издевкой спросил тюремщик.

Хелена подтянула ногу, сняла ботинок и вытащила из-под стельки свернутую сотенную бумажку.

– Вот! – она показала купюру. – Отдам, как принесешь…

Сто рублей – двухмесячное жалованье жандармского унтер-офицера!

Баландин запер окошечко камеры, проверил все остальные двери и выбежал на набережную Мойки.

На его удачу, невдалеке прохаживался низенький мужичок в драном зипуне с лотком яблок Баландин крикнул его. Торговец рысцой подбежал к важному покупателю и выбрал три самых спелых яблочка, запросив гривенник. Баландин сунул ему пятак и быстро исчез за массивными дверями Охранного отделения.

2

Через час, когда в подвал спустился сменщик, он обнаружил на полу бездыханное тело унтера Баландина. Рядом валялось недоеденное яблоко. Еще одно, целое, откатилось в угол дежурного помещения. Жандарм поднял тревогу.

Все арестанты оказались на месте.

И лишь в одной камере обнаружили мертвое тело женщины.

Вызванный эксперт без труда установил: яблоки пропитаны раствором цианистого калия.

Получив вместо протокола допроса срочное донесение о кончине арестованной, Герасимов растерялся.

Полковник испугался не призрака агента Озириса, который будет пугать его по ночам. Нутром ищейки Александр Васильевич почуял беду.

На столицу империи надвигалась катастрофа, которую начальник Охранного отделения бессилен был остановить.

3

Перебинтованный и еле стоящий на ногах Курочкин рвался в бой, но Ванзаров запретил ему даже думать о работе. С такой раной он в любую минуту мог потерять сознание. Из больницы Филимона отправили на извозчике под опеку любящей невесты и будущей тещи.

На филерский пост у дома Эбсвортов Родион Георгиевич агентов выбрал лично. Из-за недостатка людей, занятых в обеспечении порядка особого положения, Филиппов разрешил взять только четырех человек: две смены по двое.

Филеры взяли под контроль особняк пивного магната в Волховском переулке в шестом часу вечера 7 января. Они видели, как вернулся домой сам Эдуард Егорович Эбсворт, как в восьмом часу приехал вызванный врач и через полчаса покинул особняк.

Всю ночь филеры не смыкали глаз. Ванзаров попросил их обратить особое внимание на случайных и ничем не примечательных субъектов, которые могли вертеться около особняка. Но у парадного подъезда не задержался ни один прохожий.

В семь утра из дома вышли две кухарки с огромными корзинами и вернулись с покупками к девяти. В выходной день господа, очевидно, вставали поздно.

В одиннадцать к дому подъехал личный экипаж главы семьи. Эдуард Эбсворт в сопровождении супруги отбыл на дневную прогулку.

В полдень из дверей особняка вышел молодой человек в роскошном пальто на бобровом меху в сопровождении слуги. Ричард выглядел неважно, но передвигался без посторонней помощи. Слуга сбегал за извозчиком. Эбсворт-младший уселся в сани и отправился на Невский проспект. Филеры последовали за ним.

Ричард остановился у здания «Сан-Ремо», посмотрел на окна второго этажа и приказал трогать дальше. Он поехал на Васильевский остров и долго кружил по Большому проспекту и линиям. В конце концов он остановился на Третьей линии возле дома, где проживал профессор Серебряков. После этого сани отправились на Седьмую линию, и там Ричард тоже не вышел, а лишь наблюдал за угловым домом.

Около двух часов он подъехал к ресторану «Медведь» и попросил извозчика ждать. Один из филеров последовал за Робертом в зал. Ни с кем не встретившись, Эбсворт-младший полчаса посидел за столом, заказав легкий обед, но так к нему и не притронулся, оставил большие чаевые и вышел из ресторана.

Примерно в три часа пополудни Роберт подъехал к Англиканской церкви, вылез из саней, направился к воротам храма, но вдруг остановился и, резко повернувшись, пошел обратно. Он приказал отправляться домой.

В четыре часа Эбсворт-младший вернулся к фамильному особняку. Он пробыл в доме до восьми часов вечера.

В восемь пятнадцать он показался вновь, прошел на соседнюю улицу и только здесь остановил случайного извозчика.

Без четверти девять молодой человек подъехал к кварталу, ограниченному Рижским проспектом, Курляндской и Эстляндской улицами, – именно там располагались здания завода «Калинкин». Эбсворт приказал извозчику медленно ехать по кругу. И примерно в половине десятого вечера сани остановились у ворот солодовни на Эстляндской.

Выполняя приказ Ванзарова, один из агентов соскочил с пролетки и побежал в ближайшее управление Третьего участка Нарвской части срочно телефонировать в сыскную полицию.

4

Ванзаров весь день безвылазно просидел в кабинете.

Родион Георгиевич переписал отчеты и справки по всем залежавшимся делам, перечитал все скопившиеся газеты, несчетное число раз смотрел в окно и даже раза три телефонировал домой. Софья Петровна еще не полностью оправилась от потрясений последних двух дней.

К сожалению, за тот подвиг, который мадам Ванзарова совершила, пойдя на встречу с беспощадной Валевской, она не могла быть удостоена медали от Департамента полиции. Ведь, по официальной версии, преступницу задержал Джуранский. Но Ванзаров все-таки решил преподнести ей награду в виде колечка с бриллиантом. Поэтому некоторое время он изучал каталоги ювелиров.

Каждые полчаса в кабинет сыщика заглядывал озабоченный Джуранский. Ванзаров только пожимал плечами.

Последнее донесение от филеров поступило в четыре часа. С тех пор не было никаких новостей. Телефонный аппарат молчал.

В кабинете пришлось зажечь свечи. Из-за всеобщей забастовки в городе было отключено электричество. Петербург погрузился в первобытную тьму. Не работали театры, рестораны и магазины. Остановилось движение конок. Встали поезда на железнодорожных вокзалах. По улицам торопливо пробегали одинокие пешеходы. В воздухе витало предчувствие чего-то тягостного и тревожного. Но телефонные станции работали исправно.

Ванзаров сидел в кресле и бесцельно смотрел на входную дверь.

Когда настенные часы пробили четверть десятого, сыщик услышал в пустом коридоре приближающиеся шаги. В это время на этаже остались только Ванзаров и Джуранский. Родион Георгиевич невольно напрягся.

Дверь кабинета распахнулась.

– Ага! – громогласно крикнул Лебедев. – Сумерничаете!

– Как обстановка в городе? – устало спросил Ванзаров.

– Прекрасная! – Лебедев распахнул шубу, поставил чемоданчик и с грохотом уселся за приставным столиком. – Извозчики берут втридорога. Говорят, иначе нельзя: народ бастует, а мы что, хуже?! Завтра рабочие собираются идти к Зимнему дворцу, бить челобитную.

– Нам приказано проявлять бдительность, – Ванзаров отодвинул подсвечник на письменном столе поближе к эксперту.

– Вот так, значит! – Лебедев хохотнул. – Ну, им виднее. Да! Все хотел спросить, зачем вы у себя держите эту рожу страшную?

Эксперт показал на бюст Сократа. Уродливая улыбка грека казалась во мраке загадочно живой.

– Это, изволите знать, основатель метода допросов обвиняемого и выяснения истины в уголовном сыске, – без тени улыбки сказал Ванзаров.

– Кто? Сократ?! Он ведь развращал вольнодумными идеями афинскую молодежь, за что и был приговорен к выпиванию кубка цикуты!

– А заодно создал метод простых вопросов, ведущих к истине!

– И каким же образом?

– Сократ учил обнаруживать истину, задавая вопросы. Истина всегда находится прямо перед глазами. Просто мы не умеем ее вовремя увидеть. Кстати, имя «Сократ» происходит от двух слов: sozo – «спасать» и kratos – «сила». Таким образом, мы получаем: «спасающая сила». То есть сыскная полиция в чистом виде. Не так ли?

Лебедев хмыкнул.

– А вот у нас, бедных экспертов-криминалистов, нет такого досточтимого покровителя. Все приходится делать самим. Я тут изобрел новое средство, которое должно помогать при наркотическом отравлении сомой.

Эксперт придвинул к себе чемоданчик и вытащил прозрачный пузырек, наполовину заполненный серым порошком.

– Можете передать Брауну, должно помочь, – уже серьезно закончил он.

– Дэнис Браун вчера скончался, – тихо проговорил Ванзаров.

– Какая жалость! – Лебедев сокрушенно покачал головой и спрятал пузырек обратно. – В таком случае, у меня для вас еще одна новость.

– Надеюсь, хорошая?

Лебедев полез в карман пиджака за блокнотом.

– Я сделал запрос в Медицинский департамент о случаях рождения гермафродитов за последние двадцать пять лет… – криминалист водил пальцем по записям, – то есть по возрасту, которому могла соответствовать Мария Ланге…

– И что? – зевнул Ванзаров.

– Если помните, я говорил, что она принадлежит к так называемому полному ложному двунастию. Подобная аномалия встречается крайне редко. Так вот, за весь запрошенный период, если точнее – за последние двадцать пять лет, был зафиксирован только один подобный случай.

– Кто она? – спросил Ванзаров, мигом проснувшись.

– Не она, а он – Тихон Надеждин, 1875 года рождения.

– Позвольте, но почему – «он»?!

– Дело в том, что Тихон родился в тюремной больнице, на этапе у ссыльно-каторжной. Доктор, который принимал роды, был малограмотным и записал рожденного как мальчика. И лишь при повторном осмотре в возрасте пяти лет, выяснилась ошибка, но документы переделывать не стали! Вы представляете, до чего дошла наша бюрократия! – Лебедев торжествующе улыбался.

– Так, значит, Мария Ланге на самом деле…

– Да! Она – Тихон Надеждин! – эксперт хлопнул в ладоши. – Поэтому ее невозможно было найти по адресному столу! Нет никакой Марии Ланге! В женском платье ходил Тихон Надеждин! Вот так-то!

Ванзаров попытался мгновенно проанализировать ситуацию. Значит, убитая женщина имела паспорт мужчины и поэтому…

– А кто ее родители? – спросил сыщик.

– Отец – неизвестен. Как правило, безродным детям дают фамилию от имени матери… – Лебедев вновь глянул в свои записи, – а мать, некая Кабазева Надежда Константиновна. Проходила по делу «Народной воли», была членом террористической группы студентов «Свобода или смерть!», отличалась крайней жестокостью. Убила офицера Третьего отделения и покушалась на жизнь московского генерал-губернатора. Получила бессрочную каторгу. Пыталась покончить с собой из-за того, что охранник дал ей пощечину. Революционная кличка – Баска. Бежала с каторги в тысяча девятисотом году. До сих пор не поймана.

– Как ее имя? – спросил Ванзаров дрогнувшим голосом.

– Надежда… А что?

– Так что ж вы раньше молчали! – в отчаянии крикнул Родион Георгиевич.

– А что ж вы раньше не слушали! – закричал в ответ Аполлон Григорьевич. – Я вам со вчерашнего дня пытаюсь рассказать!

Задрожали звоночки телефона. Ванзаров схватил рожок.

– Слушаю! – опять крикнул он. – Так… так… понял… выезжаем немедленно… не упускайте его!

Сыщик бросил слуховую трубочку на крюк и выскочил из-за стола.

– Аполлон Григорьевич, мне понадобится ваша помощь! Скорее! Не отставайте! – на ходу кричал Ванзаров, срывая с вешалки пальто и выскакивая в коридор.

5

Джуранский нетерпеливо подгонял возницу. По пустым улицам дежурная пролетка неслась с бешеной скоростью. Но ротмистру и этого казалось мало. Он постоянно хлопал по спине городового, сидевшего на козлах, и кричал, чтобы скакали шибче. Мечислав Николаевич так загорелся охотничьим азартом, что сам готов был взяться за вожжи.

От Офицерской до Эстляндской они домчались за десять минут. Еще подъезжая к солодовне, сыщик заметил одинокую фигуру, машущую руками. Не дожидаясь, когда пролетка остановится, филер побежал навстречу и прыгнул на подножку.

– Пять минут как вошел внутрь! – выпалил он. – Напарник пошел было за ним, но сторож ворота запер.

Теперь Ванзаров разглядел второго филера, сливающегося с заводской стеной.

– Ротмистр, вперед! – приказал Ванзаров.

Джуранский прыгнул в темноту, подскочил к воротам и стал дубасить по ним кулаком со всей своей нерастраченной силой.

– Кто там озорует? – послышался грозный голос сторожа. – Щас полицию кликну!

– Открывай немедленно! Сыскная полиция! – заорал ротмистр на всю улицу.

За воротами торопливо лязгнула щеколда.

Пожилой сторож с масляным фонариком – таким пользуются путейцы, – в накинутом на плечи тулупчике, перепуганно озирал ночных посетителей.

– Чего изволите, вашбродь? – он поднял фонарик, чтобы лучше видеть лица пяти мужчин в штатском.

– Куда пошел Роберт Эбсворт? – резко спросил Ванзаров.

– А его их благородия нам не докладывают. Сказали, есть надобность. Разве ж я не пропущу сынка хозяина! Взял у меня керосинку и пошел. А вам чаво надобно? – Сторож, хоть и выказывал почтительный страх, не сдвинулся с порога, заслоняя вход.

– Где бродильный цех? – Ванзаров начал злиться.

– Тама вон! – неопределенно махнул рукой сторож.

– Показывай дорогу! Быстро! – Джуранский выхватил у него фонарь.

6

Мутный лучик света бежал впереди. Старик вел по такой узкой и темной лестнице, что Родиону Георгиевичу то и дело приходилось опасливо хвататься за перила. Филеры и Лебедев со своим чемоданчиком не отставали ни на шаг. Джуранский нетерпеливо подталкивал сторожа.

Лестница внезапно кончилась – сыщик увидел огромное темное помещение.

– Пришли, извольте! – буркнул сторож.

– Смотрите! – прошептал Ванзаров, придвинувшись к Джуранскому.

Где-то там, вдалеке, виднелся слабый огонек керосиновой лампы. Пятнышко света медленно поднялось на высоту поднятой руки и, опустившись на уровне груди человека среднего роста, замерло.

– Быстрее, он сейчас начнет! – крикнул Ванзаров.

Джуранский бросился на огонек. За ним ринулись двое филеров.

– Стоять! Полиция! – рявкнул во все кавалерийское горло ротмистр. Эхо троекратно усилило крик.

Родион Георгиевич видел, как фонарик помощника быстро приближается к керосинке, выхватывая из темноты круглые бока бродильных емкостей.

Роберт стоял у полного чана, который завтра должен был пойти на розлив. Он уже открыл смотровое окошечко в крышке и приготовился совершить то, что ему повелел посланник великого бога Сомы. Юноша был счастлив, что сможет услужить светлому божеству. И хотя тело Роберта била дрожь, он улыбался и шептал молитву:

– Пусть придут радость и свет, о всеблагой Сома! Пусть будет счастье и мир, о мудрый Сома! Пусть утрутся слезы и отныне пребудет только смех, о светлый Сома! Приди к нам и напои нас напитком богов, о Сома!

Роберт поднял над открытым чаном хрустальный сосуд, который вручил посланник бога Сомы. Посланник приказал капнуть по пять капель в каждый чан. Последние два дня Роберт сильно страдал от непонятной болезни, но посланник заранее предупредил: бог Сома очищает душу нового почитателя от скверны. Роберт должен терпеливо принять эту муку. И тогда он заслужит очищение. Посланник сказал, что лишь сегодня утром можно взять из хрустального флакона каплю в стакан молока с медом и выпить. Бог Сома пошлет прощение и облегчение. Так и случилось. Но к вечеру Роберт почувствовал новый приступ болезни. Он решил, что бог Сома не обидится, если в его честь выпить еще одну зеленую каплю с молоком и медом. Перед уходом из дома Роберт так и сделал. И сейчас ему было хорошо. Рядом с ним был бог Сома. И Сома был в нем.

Роберт закончил молитву. Он слышал какие-то крики и шум, но решил, что это бог Сома радуется. Эбсворт поднес руку к прямоугольному отверстию чана и медленно наклонил хрустальный флакон.

Но Джуранский успел раньше.

Ротмистр с чудовищной силой сдавил запястье Эбсворта. Он медленно притянул к себе онемевшие пальцы, сжимавшие открытый флакон, и выхватил склянку. Подоспевшие филеры скрутили Роберта.

Когда Ванзаров подбежал к задержанному, мальчишка блаженно улыбался. Он не понимал, что произошло, и видел лишь посланцев бога Сомы. Ротмистр опасливо протянул Лебедеву открытый флакончик Родион Георгиевич сразу почувствовал знакомый запах – тот самый, что пропитал квартиру профессора Серебрякова.

– Слава Богу! – прошептал он.

– Господин Эбсворт, куда вы дели пробку? – тревожно спросил Лебедев.

Но Роберт в ответ лишь пьяно улыбался.

Джуранский хлопнул по карманам его пальто, нашел хрустальную затычку и передал Лебедеву. Эксперт с особой тщательностью закупорил флакон.

– Ну, теперь мы все узнаем! – с довольным видом прошептал он.

Ванзаров приблизился к Роберту.

– Кто приказал вам вылить сому? – спросил сыщик.

– Великий Сома! – юноша беззаботно улыбнулся. – Его посланник передал мне волю моего бога.

– Где посланник? – строго спросил Ванзаров.

– Он везде и нигде! Он здесь и далеко! Он велик, как Сома! – Роберт закрыл глаза. – У него теплый, ласковый голос.

Ванзаров вытащил мятую фотографию и поднес ее к лицу Эбсворта. Один из филеров услужливо держал лампу.

– Здесь есть посланник?

Роберт сощурил глаза, присмотрелся и вдруг радостно охнул.

– Я вижу у тебя жрицу великого посланника Сомы! Она прекрасна! Я так люблю ее! Ольга, куда ты пропала! Я везде искал тебя! Почему ты скрываешься от меня?

Родион Георгиевич понял, что Эбсворт говорит о Валевской. Значит, сыщик правильно понял угрозу Хелены. Вот какой сюрприз она приготовила! Остается узнать, кто ей помогал.

Лебедев приложил ладонь ко лбу Эбсворта.

– Понятно, у нас жар! – пробормотал эксперт.

– Скажи, где живет посланник, мне нужно его найти! – Ванзаров спрятал фотографию.

– Иди к нему! Он тебя примет! Бог Сома примет всех! – Роберт счастливо засмеялся.

– Как мне его найти?

– Он сам к тебе придет!

– Что вы делали на Третьей лини Васильевского острова в доме №*? – спросил Ванзаров.

– Я ездил к посланнику! – Роберт вздохнул. – Но он не захотел меня видеть.

– Так ведь это же дом… – начал удивленный Лебедев, но Ванзаров его остановил.

– Когда вы были там последний раз?

– Два дня назад! Меня привезла туда моя любимая Ольга, великая жрица! Как она прекрасна! – Роберт покачал головой, как будто слышал сладостный мотив. – Она представила меня посланнику! Посланник показал мне бога Сому! И Сома вошел в меня! Он в моем сердце!

– Посланник – женщина? – быстро спросил Ванзаров.

– У него серебряная борода и прекрасные волосы…

– Роберт, скажите мне, посланник глухонемой? – крикнул сыщик.

– У него прекрасный, медоточивый голос…

– Как его зовут? – Ванзаров схватил Эбсворта за лацканы пальто и тряхнул.

– Его зовут… Посланник Сомы! – Роберт улыбнулся.

– Аполлон Григорьевич, у вас есть прекрасный шанс испробовать ваше новое лекарство! – Ванзаров повернулся к эксперту и приказал филерам: – Доставите господина в участок. Когда придет в себя, вызовите отца. Ротмистр, за мной!

Ванзаров двинулся, чтобы уйти, но Лебедев поймал его за рукав.

– Вы куда? – подозрительно спросил он.

– Поедем брать посланника! Пора передать привет богу Соме от сыскной полиции!

– Я с вами! – Аполлон Григорьевич торопливо открыл чемоданчик и сунул одному из филеров пузырек с серым порошком. – Размешаете чайную ложку на стакан теплой воды и дайте арестованному. Ясно?! Проверю лично!

Эксперт подхватил чемоданчик и побежал за удаляющимся пятном масляного фонарика.

7

На Васильевском острове, как и везде в городе, не горели фонари, а в окнах домов гуляли тени от зажженных свечей.

Полицейская пролетка остановилась за подворотней дома Серебрякова. Джуранский соскочил первым и помог слезть Лебедеву. Ванзаров вытащил из кармашка часы. Кажется, стрелки показывали четверть двенадцатого.

Скрипнули ворота. Из подворотни появился невысокий, худощавый мужчина. Он повернул налево, но, заметив пролетку, на которой вместо извозчика сидел городовой, резко пошел в другую сторону.

Ротмистр среагировал мгновенно.

– Стой! Стрелять буду! Полиция! – крикнул он.

Мужчина дернулся, явно решив спастись бегством, но быстро оглянулся, увидел нацеленный в его сторону револьвер и замер, подняв высоко руки. К счастью, он не знал, что в такой темноте Мечислав Николаевич промазал бы и в слона.

– Нэ нада стрэлят, гаспада! – крикнул он с сильным кавказским акцентом. – Я ничэго нэ сдэлал!

– Идите сюда! – позвал ротмистр. – И не вздумайте бежать!

– Зачэм бэжать! – так и держа руки над головой, горец стал медленно приближаться.

Ванзаров, спрыгнув с подножки, заметил, что у неизвестного мужчины левая рука немного короче другой.

Джуранский вынул из пролетки масляный фонарь, предусмотрительно одолженный у сторожа пивного завода, чиркнул спичкой и направил слабенький лучик прямо в лицо подошедшего. Мужчина зажмурился.

Родион Георгиевич увидел типичный восточный нос, густую черную бородку и чистый, высокий лоб. Из-под новенькой фуражки-московки выбивались черные кудри. Незнакомец был одет в теплую тужурку, черные брюки, по-рабочему заправленные в сапоги, а на плече держал лямку вещевого мешка.

– Кто таков? – строго спросил Джуранский, наставив фонарик.

– Студэнт. Приехал в сталицу из Тифлиса. К знакомым!

Ванзаров подумал, что для студента паренек староват. По виду ему можно дать не меньше двадцати пяти лет.

– Документы имеются? – ротмистр явно не доверял словам ночного гостя.

– Канэшно! – горец засунул правую руку за пазуху, вытащил зеленую книжечку паспорта и протянул господам полицейским.

В документе значилось: Виссарионов Иван Иванов, мещанин из Тифлиса двадцати двух лет отроду. Родион Георгиевич полистал странички. Все записи и печати выглядели настоящими.

– Опустите руки, – Ванзаров протянул паспорт владельцу. – У кого были в этом доме?

– Трэтий этаж, квартира сэмь, Макарови, старие друзя! Привез им бурдюк кахэтинского! Киндзмариули! Вах!

Ванзаров принюхался, но на морозе не уловил запаха вина от грузинского красавца. Он подумал, что надо бы досмотреть вещевой мешок, но решил не тратить на случайного встречного время. Мало ли почему человек шарахнулся! Ночь, темно, а тут трое мужчин. Испугался, провинциал-горец. Вид у него мирный. Фамилия Виссарионов вроде не была в розыске.

– Где остановились? – на всякий случай спросил Родион Георгиевич.

– На Сэрдобольской! Тоже у друзэй! Им второй бурдюк привез!

– Будьте осторожны, в городе неспокойно, – посоветовал Ванзаров.

– Спасибо, уважаэмие! – грузин поднес ладошку к козырьку фуражки, повернулся и пружинистым шагом удалился в темноту.

– Ишь какой, сын гор! – с легкой завистью проговорил Лебедев. – Красавец писаный, а рука, видать, сухая!

8

Дворник опять оставил ворота незапертыми на ночь. Во дворе царили темень и тишина.

По щиколотку в снегу, Ванзаров направился к дворницкой. Он дернул массивную рукоятку. Визгнув, дверь открылась.

По шатким ступенькам Родион Георгиевич спустился в жарко натопленное полуподвальное помещение. Следом шел Джуранский с фонариком. В слабом лучике света обнаружилась лежанка, на которой, широко раскинув руки, валялся Степан. Сыщик нагнулся над телом и ощутил чудовищный перегар. Ротмистр поводил фонариком по комнате. Кроме жалкой мебели, Ванзаров разглядел огромный деревенский сундук, поставленный у стенки, который наверняка принадлежал кухарке профессора.