Текст книги "Белая власть, казаки и крестьяне на Юге России. Противостояние и сотрудничество. 1918—1919"

Значительный массив немцев-волжан объективно оказывался весомой величиной при любых политических и военных расчетах. Колонии уже с весны 1918 г. оказались на положении «кулацких гнезд» и стали испытывать революционно-бандитский прессинг⁶⁷. В начале лета 1918 г. Камышинский совет силой подавлял выступления немцев-колонистов в Каменке, Панцире, Копенах, Усть-Золихе и других населенных пунктах⁶⁸.

В условиях господства местнических настроений реквизиционный натиск на богатые колонии летом 1918 г. усиливался, как со стороны местных совдепов, так и советских военных инстанций. Поздней весной – осенью 1918 г. разворачивалась деятельность Поволжского немецкого комиссариата, специального органа, созданного 29 мая 1918 г. Борьба за симпатии и лояльность колонистов происходила в максимально сложных условиях из-за быстрого ужесточения большевистской аграрной политики.

Колонистам скоро пришлось отвечать ударом на удар. В июне – июле 1918 г. отмечены выступления колонистов правого берега Волги против реквизиций уездными камышинскими властями. 3—12 июля прошли выступления на левом берегу, по тем же причинам, в северных колониях. Эти выступления удалось прекратить агитационными усилиями Поволжского комиссариата⁶⁹.

В июне – июле 1918 г. на основе флотилии РУЖД и красногвардейской дружины рабочих-железнодорожников (280 человек) был создан и действовал «карательный речной отряд, предназначенный подавлять крестьянские восстания в немецких колониях и прибрежных уездах Саратовской и Самарской губ. Отряд включал 7 судов различного класса, в том числе и „Саратовский ледокол“ (4 орудия, 12 пулеметов)»⁷⁰.

Саратовский пастор И.А. Шлейнинг подготовил доклад для агентурной части при штабе Главнокомандующего ВСЮР. Он был известным человеком, редактором выходившей в Саратове с лета 1917 г. «Саратовской немецкой народной газеты»⁷¹. Документ датирован 20 августа (2 сентября) 1919 г. и помечен Таганрогом. Данный факт говорит о том, что какая-то часть немцев избирала для себя путь на белый юг. В докладе дан краткий очерк бытия двух сотен самарских и саратовских немецких колоний и обрисовано их положение после революции. Пастор описывает появление немецких социалистов уже в начале революции. Вскоре открылись новые выборы по большевистским принципам, то есть «с обязательным устранением от власти всех порядочных людей». Уже летом 1918-го в некоторых колониях произошли большие восстания, кроваво подавленные. «Уже тогда колонисты все надежды возлагают на Юг. Приближение казаков осенью того же года дает повод к новому восстанию, при подавлении которого некоторые колонии почти совсем разрушены»⁷². Действительно, первыми летом поднялись колонисты и астраханские казаки, затем прошла волна возмущений в русских селах⁷³.

Некоторые подробности этих выступлений сохранены в народных, не всегда внятных, воспоминаниях. Так, после жестоких изъятий продовольствия в мае, в июле 1918 г. восстало до 32 колоний Камышинского уезда с центром в Келлере (Караульный Буерак). Имелись расчеты на поддержку казаков. Важным толчком послужило пастырское обращение епископа Алоизия Кесслера о неприятии коммунизма. Основные события, с убийством многих десятков местных советских работников были вызваны мобилизацией в РККА. Однако крестьяне разошлись собирать урожай, и вскоре последовали карательные акции. Попытка одной из групп восставших на захваченном поезде занять Камышин не удалась. Мариенфельд был сожжен. В то же время камышинские власти эвакуировались на пароходе⁷⁴, то есть слабовооруженные, но напористые массы повстанцев имели шансы захватить уездный центр. Очерк событий 1918 г. дает книга Айсфельдта⁷⁵.

В рамках только что выдержавшего тяжелейшее потрясение курса Совнаркома на сохранение Брестского мира 26 июля последовало предписание советам депутатов Самары и Саратова за подписью Ленина и трех наркомов. «С точки зрения общегосударственных интересов, всякие самочинные действия местных Советов по отношению к немцам колонистам могут привести к весьма печальным последствиям»,  – говорилось в документе. Всякие разногласия с Поволжским комиссариатом подлежали рассмотрению в Совнаркоме. А.А. Герман полагает, что создание автономии преследовало цель «более оперативно и гибко решать все проблемы немецких колоний, не только сузив возможности вмешательства для Германии, но и оградив население немецких сел от негативных последствий самоуправства со стороны местных губернских органов власти⁷⁶. Советская власть удачно для себя успела создать немецкую автономию, пока владела данными территориями. Своя автономия, несомненно, принималась большинством колонистов со знаком плюс, однако они отказывались солидаризироваться с курсом именно большевистского правительства. Практика продразверстки быстро развеяла имевшиеся иллюзии. Вскоре после череды возмущений последовала расплата главным ресурсом. Пресса сообщала: «Саратов, 24 августа. Все советы немецких колоний постановили весь „огромный излишек хлеба“ направить в Москву»⁷⁷. В 1921 г. камышинский колонист выступил в савинковской прессе. Он рассказал о чудовищных вещах, творившихся в Поволжье в 1920–1921 гг., но предварил этот рассказ упоминанием про хорошие урожаи 1918 и 1919 гг. Однако советская система привела к тому, что уже в 1919-м был недосев до 40 процентов. Колонист, вынужденный бросить хозяйство, с семьей из 9 человек, на свой страх и риск отправился в Польшу⁷⁸.

Антибольшевистские выступления немецких колонистов края продолжались. 1–2 января 1919 г. фиксировалось волнение колонистов в Камышинском уезде на почве мобилизации в Красную армию. На левом берегу Волги в это же время – с 3 по 7 января – происходило наиболее крупное вооруженное выступление немецких колонистов периода военного коммунизма. Это восстание в селе Привальном⁷⁹.

Германия могла реализовывать свои задачи проникновения вглубь России и противодействия Великобритании как с красными, так и с белыми союзниками. Большую проблему представляло возможное соединение с Народной армией и чехами. Последние находились уже в союзнической юрисдикции. Но можно полагать, что если бы белые совершили бросок на Саратов вместо Казани, то возобладал бы тот или иной вариант сотрудничества. Проблема заключалась в бешеной динамике развития событий и, соответственно, трудностях прогнозирования и планирования.

В разговоре генерала Л.М. Болховитинова (тогда на советской службе) с М.Д. Бонч-Бруевичем в начале августа 1918 г. прозвучало следующее рассуждение: «Ознакомившись с твоими соображениями о нежелательности, ввиду возможности немецкого наступления, дальнейших перебросок частей из Завесы на Урал и Волгу, нарком Троцкий просит передать тебе нижеследующее: 1) Совнарком и Берлин считают дальнейшее наступление немцев в ближайшее время [в] России маловероятным». Причины выставлялись вполне понятные: трудности на Западном фронте, революционная ситуация в Австрии, волнения на Украине⁸⁰. Германская империя сохранила курс на взаимодействие с большевиками, закрепленный Добавочным договором от 27 августа 1918 г.

Как раз в эти дни к границам Саратовской губернии вышли полки донского генерала А.П. Фицхелаурова. Начальник его штаба полковник В.К. Манакин положил начало формированию Русской народной армии, впоследствии Саратовского корпуса. Саратовское направление для Манакина было случайным. Главной была идея объединить вооруженную силу, мобилизационный аппарат и эффективное самоуправление. Идею одобрил атаман Краснов, хотя предоставить сколько-нибудь значительные ресурсы не мог. Да и у Манакина в руках было несколько добровольческих отрядов и практически отсутствовала собственно саратовская территория. В это время, в августе – сентябре, ярко проявилась «пограничная болезнь» донских казаков. Они не желали идти за административную границу Донской области, боясь спровоцировать большую и безнадежную для себя войну со всей Россией. «Трагедия казачества», оперируя нарочитыми терминами «русские красные» и «русские белые», подчеркивает, что донцы массово поднялись за освобождение собственной земли. На Царицын казаки отправились, понимая, что это большевистское гнездо будет угрозой донской территории. Однако победоносный и популярный генерал Фицхелауров не мог двинуть казачьи полки на Камышин. «Насколько казаки привыкли к мысли о необходимости взять Царицын, настолько же для них неясна и неожиданна задача взять Камышин»,  – телеграфировал генерал донскому атаману. В ответ Краснов прислал пространную телеграмму-обращение с объяснением задачи занять Царицын, Камышин, Балашов, Борисоглебск, Новохоперск, Таловую и Калач. Однако казаки по-прежнему отказывались идти за границы Области⁸¹.

В середине сентября 1918 г. ощутимым стало явное сокращение германского участия в стычках с большевиками на демаркационной линии, а затем и постепенный вывод кайзеровских войск с Дона и даже части Донбасса.

Это вызвало скорее позитивную реакцию на Дону, где с удовлетворением восприняли передачу части ранее оккупированных территорий под контроль атамана П.Н. Краснова. Донской атаман 15 (28) октября выпустил директиву управляющим военным и морским отделами. На октябрь (по новому стилю – до середины ноября) планировался переход к обороне на севере Донской области. Для этого к 23 октября (5 ноября) следовало укрепить линию Кантемировка – Богучар – Новохоперск – Поворино, к 14 (27) ноября продолжить эту линию до Волги вдоль границы Войска. Следом стоит распоряжение спустить на льготу мобилизованных казаков, по обстоятельствам – переписями по очереди, по округам или по очередности окопной службы.

«Принять деятельное участие в сформировании Южной армии так, чтобы она могла совсем сменить наши части и тогда на укрепленной позиции поставить Пограничную дивизию, опирающуюся на гарнизоны… Зимнюю оборону обосновать на броневых поездах… артиллерии и пулеметах, а также на сильной фортификации, дополненной фугасами, минами, бомбометами и т. п… Довести до совершенства воздушную разведку… военную агентуру и шпионаж по линиям Харьков – Курск – Воронеж, Козлов – Москва, Царицын – Камышин – Саратов»⁸².

Предлагалось «приступить к съемке и изданию планов и карт Воронежской и Саратовской губерний для снабжения Южной армии»⁸³, а также «отпечатать снова в количестве нескольких сот тысяч экземпляров воззвания Большого Войскового Круга и мои о целях борьбы с большевиками и широко распространять их путем разброски с аэропланов и посылки с контрразведчиками по Северу войска, также в смежных губерниях»⁸⁴.

А также: «…Приступить к формированию Южной армии, причем необходимо наблюдать, чтобы части этой армии формировать точно на основании штатов и непременно сейчас же снабдить всем необходимым и главное сапогами и теплою одеждою… Имейте неослабное наблюдение за снабжением Южной армии артиллерией и винтовками, за организацией арсеналов, патронных и снарядных складов, а также за снабжением их шанцевым инструментом… Считаю идеальным решением вопроса – создание Южной Армии в указанном приказом штатном составе к 1 (14) ноября. С наступлением декабрьской гололедки быстрое движение на Воронеж и Саратов и захват этих пунктов»⁸⁵.

Как видно, в этот момент П.Н. Краснов полагал возможным организовать регулярную самостоятельную вооруженную силу, которая двинется вперед, а Дон обеспечит свою северную границу надежной охраной. Реальность обстоятельств формирования соединений Южной армии оказалась далека от предположений. Особая Южная армия была создана накануне этой директивы, 30 сентября (13 октября), из трех корпусов. Саратовский корпус, набравший некоторую силу к середине ноября 1918 г., стоял на камышинском направлении, то есть на прямом направлении на Саратов вдоль Волги.

В ноябре донские части с некоторым участием местных добровольцев держали в плотной осаде Камышин, но взять его не смогли. Направление на Саратов не было приоритетным для донцов. Так начинавшееся саратовское начинание лишилось возможности получить уездный центр в качестве «столицы», причем в уезде, наполовину населенном немцами-колонистами.

В Саратовском корпусе присутствовали немцы-добровольцы, что доказывается приказами о зачислении в части⁸⁶. Возникла даже идея формировать отдельные сотни из колонистов при одном из полков⁸⁷, но следов этих подразделений нами не выявлено. В числе выборных от сел, которые были освобождены частями корпуса, встречается единственная немецкая фамилия – Гейнц. Можно полагать, что это представитель от немецких колоний наиболее южного, Иловлинского, округа – Обердорфа (Купцово) или Йозефсталя (Скрипалёво). Важно, что саратовское начинание понималось влиятельными колонистами как свое дело. Комкор В. Манакин напишет уже в 1919-м: «Немцы колонисты Саратовской губернии, собравшиеся в Ростове, пожертвовали на поддержание и развитие Саратовской организации в мое распоряжение 200 000 рублей»⁸⁸.

Крушение Германии и стойкость красного Царицына сместили планы донского атамана. Донской фронт растягивался, в бой пошли дивизии Молодой армии. Саратовскому корпусу выпадала теперь вспомогательная задача прикрытия операции на Царицын. Фактор германских колонистов переставал быть значимым.

Революция в Германии развернула ситуацию в обратную сторону. На чрезвычайном съезде Советов 9 ноября Троцкий говорил: «На юге нам грозит теперь объединение немецко-красновских банд с французско-деникинскими и алексеевскими». Нужно «врезаться клином» между двумя империализмами, занять Дон, Северный Кавказ до Каспия и Украину, принять их в «Советский дом»⁸⁹. Теперь немцы были – в пропагандистском поле – за красных. П.Н. Краснов и гетман И.И. Скоропадский превращались в незадачливых слуг двух господ, а англо-французские империалисты выглядели не как всесильные победители, а как ждущие расплаты хищники. Например, в тамбовских «Известиях» была помещена статья «Девятый вал». К русским пролетариям «пришел на помощь великий германский пролетариат, сильный своими знаниями, сильный наукою. Теперь уже не страшны штыки союзных империалистов. Теперь смешны угрозы капитала.

Россия, Германия, Австро-Венгрия и балканские страны образуют тесный союз пролетарских государств. Это будет страшная сила, пред которою дрогнет англо-французский империализм»⁹⁰. В красной картине мира роль несокрушимого союзника заняла та же Германия, теперь уже в образе «великого пролетариата». А. Дикий справедливо обратил внимание на точное понимание ситуации Троцким, который полагал необходимым «продвинуться» между отходящим немецким милитаризмом и надвигающимся англо-французским⁹¹. Однако союзники не появились. Опереточная поддержка белых участием младших офицеров союзных армий в банкетах и прогулками на миноносце в Азовском море вызвала волну разочарования и озлобления в военных и общественных кругах русского Юга. Немцы в качестве союзника и даже оккупанта выглядели не в пример основательнее и надежнее.

Истории Астраханской армии и Саратовского корпуса под эгидой донского атамана позволяют провести параллель с ситуацией в зоне влияния Комуча. Бросок В.О. Каппеля на Казань не позволил развить наступление на Саратов. Так же и в этом случае, неказачьи силы растаскивались на противоположные направления – астраханское и саратовское, юг и север. Если Комуч уверенно контролировал Самару и мог из этой точки выбирать направления развития движения, то аналогичная средняя точка на юге – Царицын – была в советских руках и так и не попала в руки донцам. При этом Астраханская армия была гротескно монархической и прогерманской, а саратовское начинание являлось крестьянско-демократическим и с германцами было связано сугубо номинально. Концентрация немногочисленных добровольческих кадров на одном направлении могла быть главным фактором успеха. Соблазну Казани соответствовал, в рамках данного сравнения, соблазн малореальной Астраханской казачье-калмыцкой государственности.

При победе Антанты массив колонистов неподалеку от фронта более не мог увидеть никаких альтернатив своей советской автономии, хотя колонисты сопротивлялись большевизму и разверстке, как и другие держатели хлеба. Летом 1918-го выступления астраханских казаков, колонистов и крестьян возникали по своим линиям солидарности, не слившись в общее движение. Сословные и национальные различия требовали более длительных коммуникаций. А именно такое развитие событий могло стать главной предпосылкой для взятия Саратова скромными силами Комуча.

Новый удар будет нанесен белыми уже летом 1919 г. с юга, силами Кавказской армии. Интересно, что генерал А.И. Андогский в июне 1919 г. был преисполнен самых радужных ожиданий, имея в виду в том числе объединение ВСЮР с наступающими петлюровцами. «Большевики вопиют о грозной опасности, нависшей над Харьковом, Воронежем и от Царицына над Саратовом»,  – писал он в июне 1919 г.⁹² Однако выход на Волгу и попытки переброситься в Заволжье дали только неоправданный расход сил. Реальное соединение с белым Восточным фронтом уже было невозможно. Далее Камышина продвинуться не удалось. Фактор колонистов в парадигме борьбы против «германо-большевизма» никак не выглядел союзным и перспективным. Саратов превратился лишь в географический пункт из «Московской директивы».

История Саратовского корпуса

Юг Саратовской губернии: села, отряды, восстания

Местнические настроения конца 1917–1918 гг. соответствовали раннему этапу революции, которая отдавала, освобождала, снимала ответственность. Советские и несоветские республики возникали усилиями сверху и снизу. Демобилизация старой армии давала жизнь новым вооруженным формированиям. Так, 2 января 1918 г. жители стали разоружать казачий батальон на ст. Себряково. Прибывший из Урюпина партизанский отряд Стеньки Разина и некая добровольческая команда со станции Арчеда водворили порядок⁹³. Разнуздывались страсти: 27 мая 1918 г. на станции Качалино был убит самосудом Ипполит Персидский из станицы Пичужинской, представитель разветвленной казачьей фамилии⁹⁴.

Дон изначально не признал власти совнаркома и обособился, став прибежищем первых поднявших оружие против большевиков. В то же время остро встал давний вопрос о казаках и иногородних. Программа «паритета» при А.М. Каледине провалилась, и уже после Большого восстания новый атаман П.Н. Краснов стал выстраивать сословную диктатуру, казачью государственность, открывая двери в казачье сословие тем неказакам, кто службой докажет преданность Дону. Это государственное строительство вызвало немало недоумений и насмешек, однако трудно не признать, что в административном и военно-административном отношении и даже в выстраивании правопорядка красновский Дон смог добиться удивительно многого.

В числе прочего возник вопрос о границах, дипломатических отношениях с соседями, статусе казаков как народа. Имперская корректность исчезла, и начались парадоксы. У красного казака Ф.К. Миронова единственная конная часть – дивизион имени К. Булавина. Один из противников Миронова Терентий Стариков – убежденный казакиец в эмиграции, много и комплиментарно писал о Кондратии Булавине в казачьей прессе. В 1917-м один из ударных батальонов носил имя Степана Разина – анафематствованного церковью разбойника, существовал и казачий партизанский отряд того же имени.

Официоз – «Донские ведомости» – уже в 1919 г. писал о нелепости проводить границу Области войска Донского в 20–25 километрах от Волги, лишая Область выхода на речной путь. Впоследствии, в казачьей прессе Зарубежья, вопросы о границах, о царском расказачивании, о соотношении Московии и Поля будут подниматься неоднократно. И. Буданов подробно исследовал исторические пределы Дона и получил такую картину. В XVI столетии южная граница Московского царства проходила по линии Алатырь – Темников – Кадом – Шацк – Ряжск – Данков – Епифань – Пронск – Михайлов – Дедилов – Новосиль – Мценск – Новгород-Северский – Рыльск – Путивль. Соответственно, далее находилось казачье Поле, земли казачьего присуда. По мнению автора, казаки владели правым берегом Волги с Камышином и простирали свои владения до Вольска⁹⁵.

Новая ситуация государственного распада создавала новые ощущения, страхи и надежды как в верхах, так и в низах казачества. Уже в 1918 г., с одной стороны, административная граница Области стала отделять свою землю от «России», с другой – быстро выявилась невозможность отсидеться за этой границей.

6(19) августа последовал приказ донского атамана № 1122: чтобы обеспечить мирную жизнь Дона, необходимо овладеть «главными очагами большевизма»: Царицыном, Дубовкой, Камышином, Балашовом, Борисоглебском, Новохоперском, Таловой, Калачом. Богучар к этому времени был уже взят. Царицын и Камышин «обвеяны славой казачьей вольницы», здесь гуляли наши атаманы. «Старая донская река Волга» прикроет станицы и хутора наши с востока до Астраханской границы, где встанут союзные астраханские казаки⁹⁶. Так объяснялась необходимость брать соседние города. Показателен парадокс: наши славные края, но ныне – очаги большевизма. Получалось, что надо взять эти самые очаги, чтобы надежнее защитить свои границы, но и «очаги»-то давно знакомы, это давние казачьи земли.

На низовом уровне выход в августе казачьих полков к Саратовской губернии вызвал знаменитую пограничную болезнь – категорическое нежелание казаков переходить границу из-за боязни втянуться в безнадежную войну с «Россией».

Донское командование уговорами и понуканиями приводило в порядок свои части, и параллельно от лица казаков писались воззвания к соседям-крестьянам с заверением, что идут не завоеватели, а добрые соседи и освободители. «Это мы обращаемся к вам, крестьяне, братья наши, мы, донские казаки, жители Хопра, Медведицы, Иловли, Чира, Донца, Сала и Тихого Дона» (воззвание «К народу русскому, православному»)⁹⁷. Обращение к «русским людям… Воронежской, Тамбовской и Саратовской губерний» за подписью «донские казаки» призывало бросать ряды насильников, ибо «идем к вам мы, трудовые казаки»⁹⁸.

Приволжские земли южнее Саратова – классический вольный край, заселявшийся с конца XVII в. Здесь оседали свободные поселенцы, сюда, на пожалованные земли, переводили своих крепостных из Центральной России дворяне, активно переселялись в XVIII столетии малороссы, сохраняя свой быт и говор. Со второй половины того же века появился и стал разрастаться значительный массив немецких колонистов. Оседали на удобных землях даже остатки пугачевцев, беглые из центральных уездов, ставили свои хутора волжские казаки. После массового переселения волжских казаков на Терек на сотни верст по территории Астраханской и Саратовской губерний оказались разбросаны станицы и хутора немногочисленного Астраханского казачьего войска.

Много селений, преимущественно малороссийских, было занято солевозным, «чумацким», промыслом. На этом многолетнем занятии – вывозке эльтонской соли, поднялись многие села по обоим берегам Волги, среди которых Покровская слобода – нынешний город-спутник Саратова Энгельс (название не дает забыть советскую Немреспублику) на левом берегу Волги.

Выразительные описания, нередко – с краткой историей, крупнейших селений юга Саратовской губернии читатель может найти в замечательном труде П.П. Семенова-Тян-Шанского и справочной книге саратовского краеведа А.Н. Минха⁹⁹. Об истории сел и событиях революционных лет, нередко с использованием местной фольклорной памяти, рассказывает современная краеведческая литература¹⁰⁰.

Многие села имели по несколько названий, русские наименования существовали у немецких сел. Так, имелись Нижняя и Верхняя Добринки немецкие, расположенные у Волги, и русские Нижняя и Верхняя Добринки на территории современного Жирновского района Волгоградской области. Разросшиеся слободы могли именоваться, по старой казачьей памяти, хуторами. Пригородное село Сестренки, например, было образовано разросшимися хуторами и состояло из четырех частей – Красавка, Белильцев, Ионов, Вихлянцев – Камышинской волости Камышинского уезда.

Нередко в селах бывало по два общества разного происхождения: бывшие крепостные и государственные, малороссы и великороссы, православные и староверы. Это создавало свои нюансы взаимоотношений и проявлений солидарности. Например, одно общество могло быть активнее другого в выступлении.

Крестьяне южных уездов Саратовской губернии поначалу были заняты земельными делами,  – здесь, как и по всей стране, осуществлялась аграрная революция. С революции начались земельные споры, села стали выделять активные группы. Столкновения начались очень рано. Близкая казачья граница провоцировала земельные аппетиты, напоминала о старых счетах и обидах. Например, в хуторе Гуров (после революции – станица Туровская) было около 100 иногородних. Все были ремесленниками – гончары, чеботари, портные, один держал даже паровую мельницу. В работники к казакам они не шли – шли саратовские соседи из Николаевки, Рыбинки¹⁰¹. Есть свидетельство о «войне» гуровцев против Клиновки, мужиков клиновских якобы вешали по всей деревне¹⁰². Публицист белой царицынской газеты уже летом 1919-го опубликовал юмореску с гротескной картиной общего побоища соседних деревень, когда «редкостный человек» – местный помещик – «пожертвовал» свою землю разным обществам и насмерть всех перессорил¹⁰³.

В печально знаменитой волне пьяных погромов осени 1917 г. в Саратовской губернии выделились Петровск и Камышин, в которых происходили многодневные погромы винных складов. В Камышине и заводской слободе Николаевской напротив города на левом берегу Волги погром шел 6 дней, бесчинствовал 243-й запасной полк. Горожане пытались устраивать домовую охрану, малоэффективную без оружия, по городу шла пальба, городская дума препиралась с военно-революционным комитетом по поводу прав и полномочий. «Саратовский листок» дал несколько репортажей об этих событиях. Вроде бы «солдаты-граждане» слободы Николаевской в конце концов потребовали местных большевиков или называвших себя таковыми в числе трех сотен человек удалиться. Посланец красного Саратова Моисей Венгеров с отрядом в 40 человек смог ночью захватить казармы, обезоружить перепившийся гарнизон и уничтожить остатки вина¹⁰⁴.

Исполком Камышинского уезда в 1918 г. решил отметить 9 января. Советчики решили, чтобы народу было побольше, отслужить молебен. Так и сделали. Потом гарнизон прошел по улицам. После этого планировали разогнать земскую управу. Вскоре ее просто заняли с оружием, предложив служащим работать с советчиками¹⁰⁵. Красная власть в городе отныне стала опорой для групп сельских радикалов всего уезда.

С мая 1918 г. заработала уездная ЧК На 6-м уездном съезде Советов она с гордостью отчитывалась и огласила список расстрелянных за контрреволюционное выступление в уезде. «Все главные представители» были взяты на учет: жили на барже, а днем работали по городу. Под гром аплодисментов сообщалось, что в числе заложников находится архиепископ. 20 арестованных за контрреволюционное выступление крестьян были освобождены в честь съезда, потому что виновность их – от темноты¹⁰⁶. Оперативная сводка Северного отряда Донской армии 12 (25) сентября 1918 г. подтверждала: арестованная интеллигенция в Камышине днем высылается на работы, ночью грузится на баржу, где принуждена выкачивать воду из-за ее дырявости. После ранения Ленина отношение к ней ухудшилось¹⁰⁷.

29 мая 1918 г. Камышин и уезд были объявлены на военном положении. 5–7 августа город был в состоянии эвакуации, ценности погрузили на пароход. Поспешно проводились «контрибуции», только товаров из магазинов и лавок было конфисковано на полтора миллиона рублей. С середины июля, отнюдь не гладко, шла мобилизация пяти возрастов¹⁰⁸. Призываемые прибыли в город из девяти волостей. Однако они не хотели идти через комиссию, а требовали принимать сразу, с выдачей обмундирования и оружия. Очевидно, это была идея Союза фронтовиков, который готовил восстание. В городе из 300 красногвардейцев оставалось около сотни, призываемые бесконтрольно болтались по городу, толпа фронтовиков напирала на комиссариат. Переломный момент наступил, когда красногвардейский взвод залпами в воздух разогнал напиравшую толпу. Последовал приказ допускать к военкому только делегации от волостей. Вскоре делегации и пошли с выражением покорности. Из призванных был сформирован 6-й Камышинский полк. В августе он выступил на фронт. Камышинские анархисты добивались права сформировать свою черную гвардию, от предложения большевиков служить в одной части отказались¹⁰⁹.

Небольшие большевистские отряды опирались на города, крепли на взаимной поддержке, советская власть более или менее контролировала железнодорожную сеть. Советский мемуарист упоминает бои с «белым казачеством» Ольховского района Пролейского, Балыклейского, Дубовского, Быковского, Водяновского отрядов красных партизан¹¹⁰, хотя район Ольховки отнюдь не казачий. Вблизи казачьего Дона любые противники автоматически записывались в казаки.

При принятии 29 мая 1918 г. постановления ВЦИК «О всеобщей воинской обязанности» председателям волостных советов и волвоенкомам предлагалось организовать отряды Красной армии на добровольческой основе. Такие отряды возникли в Красном Яре (В.Т. Ульченко), в Нижней Добринке (предволисполкома М.С. Мартемьянов), в Гусельской волости (недавний солдат С.Е. Караваев), в Таловке (В.Ф. Чуркин). Подобные формирования возникли в Бурлукской, Грязнухинской, Жирновской, Перещепновской, Котовской, Болотовской, Мокро-Ольховской волостях. Оружие частично изымалось на местах, частично получалось в Камышине и Саратове. Например, Болотовский совет получил из Камышина 150 винтовок Бердана из имевшихся в городе 900. Красногвардейские отряды формировались прежде всего в пунктах наиболее значительного сопротивления антибольшевистких сил. Так разгоралось вооруженное противоборство и копился материал для большой войны¹¹¹.

Рассмотрим историю нескольких активных отрядов, которым вскоре предстояло стать ядром новосформированных частей РККА.

Один из таких отрядов возник в апреле 1918 г. в селе Бурлук. КЕ. Закатимов объединил 200 человек. Видимо, отряд был волостным, то есть включал жителей не одного селения. В самом конце июня он отбил нападение казаков станицы Островской, с помощью отрядов военных комиссаров Красного Яра и Нижней Добринки (300 человек). 10 июля в Бурлук прибежал, переплыв Медведицу, военком Лопуховки. Он рассказал, что казаки схватили 40 сторонников советской власти и собираются их повесить или сжечь. В Гнилуше также разгоралась «война». Туда с сотней бойцов и направился Закатимов. Его отряд не раз выручал продотряды в хуторах Попки и Романов,  – уже на донской территории. Затем отряд был переброшен в район Красного Яра, вместе с другими частями держал здесь оборону. В начале августа 1918 г. последовала первая мобилизация в Красную армию. В Бурлуке доформировывался 1-й Камышинский полк. Лучшие из отряда влились в него. Здесь же сформирован эскадрон на базе конного отряда, приведенного казаком Иваном Колесовым (фигура в будущем весьма известная). Красногвардейский отряд И.Г. Харькова сражался с отрядом мятежников из Грязнухи и Тетеревятки, Харьков при этом погиб. Был еще партизанский отряд Бахарева из села Перещепное, о котором «хорошо не говорили». Крестьяне сами устроили ему засаду, в которой погиб сын предводителя. Похоже, эти «партизаны» промышляли откровенным грабежом.