Текст книги "Курятник. Вторая часть продолжения романа «Сын Президента»"

– Я хочу есть, – сказал пусто Леша.

– Почему ты не в школе? – возмутилась Света, – и почему не умоешься, выглядишь как чушка! Грязнуля…

– Я не нашел ключи от квартиры, ты их куда-то убрала. Давай поиграем?

– Во что, – огрызнулась Багрицкая, – тебе в школу надо идти! Сейчас же одевайся.

– Нет, мы поиграем, – сказал Леша и наставил свой пистолет на Свету, – я бандит, я тебя похитил. Отдавай мне свои драгоценности!

– Леша! Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не наставлял на меня этот пистолет. Пусть даже игрушечный! С такими вещами не играются.

– Он не игрушечный, – прошипел Леша и Света заметила, как голос его изменился, стал более взрослым. Словно это говорил не сам мальчик, а кто-то за него, – и ты больше не сможешь меня обидеть. Момент истины наступил. За все свои прегрешения надо платить втридорога, Света. Прошлое беспощадно нагоняет тебя…

Ребенок быстрым хорошо натренированным движением руки снял пистолет с предохранителя и незамедлительно выстрелил. Светлана не успела отреагировать, так как не ожидала боевого выстрела в подобной ситуации. Пуля пробила лоб Багрицкой оставив по окружности вхождения отверстие. Кожа и волосы по касательной быстро опалились, а из раны выскочила струйка крови, забрызгав десять раз перестиранную простыню, бывшую в девичестве бежевой, сейчас пребывавшую в неестественно белоснежном состоянии цвета. Голова Светланы слегка качнулась, через мгновение с ее задней стороны от удара выскочил кусок черепной кости, и в стену ударила смесь из крови и мозга. Все-таки, в голове у тупой блондинки плавало хоть немного серого вещества. Возможно в нем рождались не самые умные мысли и этим приспособлением хозяйка пользовалась, не задумываясь о последствиях, но сейчас уже не было возможности, чтобы это сделать или исправить положение.

Струя из головы врезалась в стену и оставила на обоях огромный след с разводами. В воздухе некоторое время повис сладкий запах селитры. Стало тихо. Тело Светланы рухнуло навзничь на кровать, пружины интенсивно заскрипели под телом, постельное белье взмыло над ней легким текстильным облачком. Руки несколько мгновений дернулись в последней судороге. В следующий момент по комнате побежал запах свежей мочи, смешавшийся с уже присутствующим кошачьим духом.

Леша развернулся на месте, не поведя глазом. Прошел в свой угол, положил на письменный стол пистолет, снял ночную сорочку, оделся в школьную одежду… Посмотрелся в зеркало, поправил воротник рубашки, взял пистолет и положил его в ранец. Потом медленно прошуршал в ванную комнату, где умылся и отправился в прихожую, где осторожно обулся, одел легкую осеннюю курточку и быстро вышел, оставив входную дверь открытой настежь…

…Этим утром Андрея Ефремова стали посещать странные мысли с самого пробуждения. Каждый раз, когда он окидывал взглядом свою грязную конуру, которую было некогда убрать, то вспоминал, что в свое время Арсению не составляло особого труда содержать этот теремок в абсолютной чистоте. Уже почти месяц он обитал в этой дыре, поскольку ездить в город из Подосинок каждый день слишком долго и накладно. Кроме того, Ефремова начала утомлять его мама Инна Васильевна с ее длинными и пространными разговорами о необходимости женитьбы. Но новая работа на городской департамент строительства отнимала значительно больше сил и времени, и потому мысли о возможном браке убирались на задний план и быстро забывались. Тратить три минуты в час не удавалось, поток бумаг, ответственности и требований резко взмыл в воздух, подобно огромной ракете. Ефремов занимался документооборотом строительства детских садиков, вел отчетность, отвечал за соглашения с поставщиками и государственный контроль сдачи. Городская власть требовала срочного решения проблемы недостатка дошкольных учреждений и потому приходилось трудиться круглые сутки. Слабо привыкший к такому ударному труду Ефремов, регулярно брал больничные, чтобы позволить себе расслабиться, однако, походы в отель для утоления физиологических потребностей прекратились. Дело в том, что после известия о железнодорожной катастрофе Андрей впал в шоковое состояние и все его мужские способности сошли на нет. Каждый раз, пытаясь задуматься об интимных отношениях, он вспоминал Арсения, и уже ничего не могло получиться…

Новый курятник оказался почти копией предыдущего, с той разницей, что в нем царила странная и непрекращающаяся конкуренция между сотрудниками. Андрею, будучи начальником отдела, приходилось наблюдать множество эпизодов, когда его подчиненные пытались в открытую добиться его расположения в ущерб интересам кого-либо стороннего. В результате он оказывался в гуще страстей, в условиях которой каждый пытался утопить своего соседа и сорвать максимальный банк от случившегося.

Этим неприятно хорошим утром, придя на работу, Ефремов сразу заметил странное состояние коллег. Их обычной реакцией на его появление становилось нормальное для департамента явление для доклада шефу о произошедших событиях. А тут вся делегация доносчиков игнорировала Андрея, словно он и не приходил вовсе. Около одиннадцати в кабинет заглянула секретарша и сообщила:

– Вас к начальству вызывают. Новая руководитель департамента хочет познакомиться.

– А как же Кухарская? – ужаснулся Андрей.

– Мы сами в шоке, – ответила секретарша, – утром ее сняли и уже назначили новую. Говорят, очень толковая тетка. Поднимитесь к ней.

Ефремов задумался. Вот в чем была причина перемены поведения любимых сотрудников. Они заняли выжидательную позицию, чтобы понять, не слетит ли их начальник следом за своей фееричной покровительницей, которая покинула свое кресло даже не успев взвизгнуть словно поросенок в печи. Сомнительно, что после такого головокружительного падения Кухарская смогла бы куда-то устроиться.

Андрей вошел в лифт и посмотрел на свое безупречное отражение в зеркале. В принципе, сойдет. Он всегда нравился женщинам в возрасте своей чопорностью и серьезностью, так что и эта будет не исключением. Кроме того, он показал себя, как отличный сотрудник, его отдел никогда не получал по шапке на планерках. Чего бояться то?

В приемной было подозрительно тихо. Андрей постучал в дверь, на которой еще вчера висела табличка с фамилией Кухарской, и услышал:

– Входите, – голос был приятным, но в то же время ужасно знакомым. Где он мог его слышать? Он точно раньше слышал его. Что за наваждение?

Ефремов вошел в кабинет. Женщина сидела в кресле, лицом к окну и спиной в кабинет. Ее поначалу не было видно:

– Присаживайся, – сказала она. Это удивило Андрея. Впервые он сталкивался с начальницей, которая сразу переходила с подчиненным на «ты», еще даже не установив с ним зрительный контакт.

Момент поворота кресла длился немыслимо долго. Все это потому, что он тоже стал во многом ключевым в истории жизни Ефремова. Когда Андрей увидел сидевшую в кресле женщину, то чуть не упал в обморок. Сердце стало биться учащенно, в висках загремело, а пол под ногами стал раскачиваться.

– Ну здравствуй, дорогой зять, – сказала Ирина Иосифовна Савельева Ефремову, – или мне называть тебя невесткой? Что ты стушевался, присаживайся, чай не чужие люди. Садись, расскажи мне, как ты подчистую уничтожил своим предательством жизнь моего любимого единственного сына Арсения…

* * *

Минувшие месяцы стали в жизни Пашки одними из самых неприятных. Мать вернула сына на квартиру к бабушке и попросту забыла о нем. Старая женщина постоянно напоминала ребенку о том, сколько он успевает съесть и что ему следует катиться к матери. Только никто знал где она и не подозревал, что все это время Виолетта Игоревна пребывала за рубежом и проходила курс симптоматического лечения СПИДа. Но ее состояние постоянно ухудшалось, а денег на хоспис не оставалось.

За лето Пашка успел завалить оставшиеся экзамены, перед ним маячила вполне очевидная перспектива службы в вооруженных силах. Но старший брат успокаивал его:

– Не боись, мы тебя спрячем. А потом мамка купит тебе военный билет, как и мне. Поверь, у нее куча связей и знакомств, – а далее следовал весьма обстоятельный курс обучения жизни «по понятиям», что расходилось с воспитанием, заложенным Андреем и Арсением, но «это семья», ее нельзя критиковать, надо терпеть, брат особенный и так далее. А то, что он гонял по городу на дорогой машине без прав и страховки являясь при этом безработным, обсуждать было запрещено, так как брат у тебя один, это все семейные дела и так далее.

Пашка успокаивал себя мифическим военным билетом, а вечерами долго не мог уснуть. Он вспоминал Арсения, то как тяжело пережил известие о его гибели в ужасающей железнодорожной катастрофе. Когда ему сообщили, то Пашка впал в дикую истерику, на которую бабушка отреагировала сухо:

– Нашел по кому слезы проливать. Он тебе никто. Подумаешь, жили в одной квартире четыре года. Он ведь не за бесплатно это делал. Так что радуйся лучше. Бери пример с брата, вот как он за своим здоровьем следит, – тот действительно активно занимался в качалке, но бабушка не подозревала, что его восхищали качки-секьюрити одного криминального авторитета и он втайне мечтал сам оказаться в таком амплуа. Оттуда же и брались большие деньги в его кармане.

На новом старом месте взрослый ребенок, которого приучили к тому, что он еще маленький, оказался никому не нужен. Брат смотрел на него с нескрываемой иронией и обучал криминальным университетам, а бабушка и вовсе была индифферентна, лишь подсчитывала свои расходы на его кормление.

Очень скоро, с подачи ехидно наблюдавшего за этим брата, Пашка открыл для себя способ справиться с внутренней болью и переживаниями. Родной брат не стал особо жмотиться, и потому открыл для горячо любимого близкого родственника доступ к своей коллекции спиртного. Вскоре, спокойно засыпать после двух рюмок вискаря, стало для Пашки нормой. Он спокойно прикладывался к бутылке, даже не подозревая, что она покупается на деньги от продажи угнанных автомобилей.

Следующим этапом падения стали наркотики. Очень скоро Пашка выследил место, где в квартире брат прятал свои существенные запасы веселого порошка и травки. Поначалу он боялся крепкого коктейля и ограничивался косячком марихуаны. Но позднее это перестало помогать бороться с чувством вины и безысходности. Как раз в тот самый момент произошло обнаружение братом доступа Пашки к запасам. Тот рассудил, что если младший тоже попробует что-то серьезное, то от него не убудет. Ведь сам Игорь впервые вкатил себе, когда ему было семнадцать.

Первый месяц Пашка катался на амфетамине. В это время он стал замечать за собой полную потерю интереса к жизни. Практически перестал встречаться с Мариной, все время проводил в комнате за компьютером. И тут Игорь раздобыл где-то запас героина высочайшего качества:

– Смотри, – сказал он Пашке, – этого топлива нам с тобой хватит на месяц. Это просто идиллия будет!

Поскольку сам Павел уже давно жил где-то за пределами реальной жизни, то сообщение о топливе он воспринял как возможность продолжать жить внутри иллюзии. Совесть и воспоминания об Арсении его не посещали, мать не замечала метаморфоз с сыном, поскольку по-прежнему находилась вне зоны досягаемости, а бабушке было все это по барабану…

Тем роковым утром Пашка очнулся ранним утром в странном состоянии. Его неистово влекло к новой порции белого порошка, что оставался еще в приличном количестве. Решив не дожидаться Игоря, который, по обыкновению не ночевал дома, Павел сам занялся разведением зелья и вводом его через шприц.

Видимо, принятая доза оказалась чрезмерной. Эффект от героина отличался от всех предыдущих случаев и бил все рекорды аттрактивности. Пашка почувствовал себя большой и могучей птицей, на мощных крыльях которой хотел улететь в дальние края, где не будет людей. Только он, и свобода.

Полет. Пашка хотел летать. Наркотик пробуждал в нем странные и немного наивные фантазии. Позволь прекрасным крыльям вырасти у тебя за спиной и легким движением взмахнуть ими вверх, воспарить вперед, к небесам, совершенству.

Пашка вскочил на стол и осторожно прошествовал к подоконнику, дернул за рычаг и открыл окно. Свежий воздух ворвался в полутемное затхлое помещение. Вот она настоящая свобода, что влечет тебя своей бесконечностью и потрясающей красотой. Больше никто не скажет тебе, сколько ты съел и сколько это стоило. Прямо сейчас ты дашь себе настоящую, искреннюю возможность добывать необходимое пропитание самостоятельно. Вперед, огромная гордая красивая птица! Тебе подвластен свободный воздух.

Пашка оттолкнулся от подоконника, взмахнул крыльями, и только оказавшись в открытом пространстве понял, что не летит, а падает под действием своей силы тяжести. Человеку не дано стать птицей и улететь. Наркотическая эйфория обвалилась в кошмар. Картинка величия рассыпалась, превратившись в скоростное нисхождение. Из его рта вырвался предсмертный вопль, который обжег окрестные дома и пробежался по округе угрожающим и страшным эхом.

Раздался хлопок, который окончательно прервал его земной путь. Пашка упал из окна с шестнадцатого этажа…

Тело увезли в морг. Бабушка и Игорь не пожелали ехать в больницу. Туда примчалась обезумевшая от горя Виолетта, по столь трогательной причине быстро себя обнаружившая. Вскоре ей сообщили о причинах гибели сына:

– Он выпал из окна в состоянии наркотической эйфории…

Виолетта упала на скамейку и забилась в рыданиях. И тут раздался голос:

– Полагаю, вы довольны тем что случилось? – это была Таисия Николаевна Суворова, которая узнала о случившемся по своим каналам, – если бы вы не забрали его у Арсения, ничего бы этого не случилось.

Виолетта часто дышала и не могла собраться с силами и ответить:

– Четыре года о нем заботились, у Паши было все, о чем было только можно мечтать. И тут…

– Что тут? – нашла в себе силы Виолетта, – я узнала о том, что ваш Арсений был извращенцем… Он мог повлиять…

– Паша все знал! Что он мог сделать, если за столько лет ваш ребенок ни разу не проявил в себе развития гомосексуальности. Что за абсурд? Вы просто боялись огласки. Того, что все выплывет наружу и на вас будут показывать пальцем.

– Я не могла позволить…

– Поздно. Теперь-то, перед лицом случившейся трагедии, найдите в себе силы признать вину. То, что случилось целиком на вашей совести. Вы сами раскопали котлован, купили гроб и заказали оркестр, чтобы достойно похоронить своего сына.

И тут Виолетта сорвалась. Она упала на колени Суворовой и зарыдала:

– Да, это я виновата, – давила из себя Виолетта, – по моей вине он оказался рядом с братом. И я не смогу ее загладить ни перед ним, ни перед Арсением…

В этот день Таша отпросилась в детском доме на утро, чтобы решить проблемы домашнего характера, и потому приехала на работу только к обеду. В фойе ее уже поджидали нехорошие новости. Администратор сообщила ей:

– Звонила Таисия Николаевна и просила вас предупредить, что она в больнице.

– С ней что-то случилось? – испугалась Таша.

– Не с ней. Паша погиб…

Словно огромный снежный ком упал на Наталью и рассыпался в прах. Она только отошла от своего шока в связи со смертью Арсения. Как долго она бегала по опознаниям, пока не получила подтверждение, что его вагон был выжжен взрывом полностью и в нем никто не мог выжить, так как не осталось даже зубов… И вот теперь это. Таша не могла обвинить себя в том, что все так закончилось. Потому что во многом была лишь обычным зрителем этой истории. Но совесть все равно тихо канючила в сторонке, напоминая ей, что действуй ты поактивней, то может быть и кто-то из них остался в живых…

Таша примчалась в клинику сразу, как только получила сообщение. Суворова ждала ее в приемном покое, по ее лицу было видно, что она долго плакала:

– Как это случилось? – сразу спросила Таша и Суворова пересказала ей невеселую историю гибели Пашки.

– Он сидел на этой гадости уже около полутора месяцев. Брата арестовали, и он сознался. Выяснилось, что он торговал этой дрянью…

– Какой ужас, – только и смогла сказать Наталья.

– Я не оставлю на этом подонке живого места, – сказала Суворова с ожесточением, – этот Андрей Ефремов поплатится за свою подлость. Он один не несет никакой ответственности за цепь этих трагедий.

– Но ведь не он забрал ребенка у Арсения, – сказала Таша и на секунду задумалась, – а откуда вы знаете о роли Андрея в этой истории?

– А я, по-твоему, совсем круглая дура и ничего не замечаю? Полагаю, что это не самый лучший способ указать мне на собственную глупость. Разумеется, я все знала и достаточно давно…

– Но все-таки, почему вы хотите разделаться с Ефремовым, он же просто позвонил Виолетте и все ей рассказал.

– Вот именно, – ответила Суворова, – какого дьявола он втянул во все это Пашкину мать? За каким дьяволом рассказал ей всю правду? Чего этим хотел добиться? Оставить Арсения одного?

– Нет, – ответила Таша, – он пытался отделаться от любой ответственности. Хотя, она все равно его настигает, с того момента, как Арсений погиб в этой аварии…

– Ты себе представить не можешь, – сказала Таисия Николаевна, – каково мне от этой ситуации. Я не рискнула влезть в нее сразу, а стоило. Я бы ему устроила карьерный рост… А теперь у нас на руках уже два трупа, и все это прямое следствие безответственности этого типа. Не удивлюсь, если скоро будет третий. Пашкина мать сегодня выглядела очень плохо, я даже подумала, что она больна.

– Кстати, о Виолетте. Где она сейчас, – удивилась Таша.

– Уехала, – сказала Таисия Николаевна, – сказала, что у нее есть неотложное дело. Какой цинизм, не в состоянии отменить дела, когда тут такое происходит…

– В больном виде? Она не рассказала подробностей?

– Разумеется нет, – фыркнула недовольно Суворова, – может опять клиент нарисовался…

– Так вы и это знали?

– Конечно, – ответила Таисия Николаевна с загадочной улыбкой, – с моими то связями я могу узнать очень многое. Так что в данной ситуации я отлично понимаю, что мать-проститутка, которая побоялась огласки, забрала ребенка у пары двух геев. И самое страшное состоит в том, что общественное мнение будет на ее стороне в этой позорной ситуации. Пусть лучше о нем заботится бесстыжая мать, чем однополая пара. Какая же это мерзость… И в самом деле, куда ее могло понести в таком состоянии?…

Инна Васильевна Ефремова тоже с утра чувствовала, что этот день будет насыщен разными неприятностями. То ли странная погода, то ли навязчивая головная боль давали понять, что ничего хорошего от него не следует ждать.

Рутинное утро заведующего детским садиком не особо отличалось от других таких же одинаковых дней в череде календаря. К середине дня Инна Васильевна уже была достаточно вымотана, времени на обеденный перерыв катастрофически не хватало, поскольку за несколько дней накопилось некоторое количество важных документов, требовавших незамедлительного срочного рассмотрения. Когда же в ее скромном тесном кабинете появилась странная женщина среднего роста, с распущенными поседевшими волосами, уставшим взглядом и нервным расположением духа, то Ефремовой и в голову не могло прийти, что вот он, явился ее долгожданный палач, что возьмет ее душу и вывернет ее наизнанку. У Инны Васильевны внутри все похолодело. Она постаралась сдерживать себя, присела в свое кресло и стала слушать то, что говорила женщина:

– Инна Васильевна, здравствуйте. Я пришла поговорить с вами. Речь пойдет о вашем сыне Андрее, – сказала Виолетта и села на стул, не дожидаясь приглашения, – это очень важно, и вы выслушаете меня.

А цыпленок начал расти, обычных зернышек ему стало мало, из него должен был вырасти красавец-петух!

17. Личное

Мой самолет приземлился,

на темной стороне твоей души.

Те что жить во вчера не могут,

Опираются на сегодня.

А вчера уже не существует,

Они исчезли в морской буре.

А завтра не принесет ничего,

Кроме безнадежной надежды и безумия…

Current Music – Rona Nishliu – Suus

Жалюзи осторожно закрывали помещение от проникающих солнечных лучей. Белые металлические пластины мягко покачивались от легких порывов ветра, проникавших, через приоткрытое окно. Под потолком шуршал вентилятор. Прикрепленная к нему лампа дневного света покачивалась от вибрации. Циркулировавший по кабинету воздух плавно поднимал пыль и растворял ее в пространстве.

Ирина Иосифовна Ефремова всегда была человеком, скрывающим свои эмоции. Во многом была достаточно холодной и спокойной. Разозлить или довести до слез эту женщину было совершенно невозможно. Именно поэтому она смогла сделать успешную карьеру на ниве государственного управления. Правительство Озерска давно претендовало на нее как на специалиста, но Ирина Иосифовна до последнего сопротивлялась, предпочитая столице спокойную и тихую северную провинцию. Но, в конечном счете, принятый в государстве закон о ротации, предполагавший переезд чиновников с места на место, вынудил ее принять решение о переезде в Озерск из-за того, что нежелание оказаться в каком-нибудь захолустном центре субъекта, в котором всю службу придется строить с нуля, в конечном счете пересилило её.

– Андрей, – сказала Савельева, – таких хитрецов как вы я видела очень много и успела составить свое мнение на ваш счет. Не скрою, когда мой сын нас познакомил оно было несколько лучше, хотя меня и смущало ваше место работы…

– Но вы же сами работаете в этой среде, – изумился Ефремов, – и говорите такое…

– Я не заканчивала управленческий факультет, зато видела множество выпускников этого милого места. Я успела составить свое мнение о том, что на государственное управление идут тогда, когда на другие специальности большой конкурс или просто нужно получить диплом о высшем образовании, этот государственный фетиш, который уже давно не стоит тех страстей, что вокруг него разводят. Скажешь, я не права?

Андрей промолчал.

– Хорошо, тогда поговорим с тобой начистоту. Ты так боялся, что твой действующий начальник узнает, что ты гей? Это случилось, потому что им стала мать твоего бывшего мужа, которого ты свел в могилу своим предательством.

– Ирина Иосифовна, – возразил Ефремов, – я живой человек. Терпеть вашего сына все эти четыре года было достаточно тяжело, кроме того мать очень хочет, чтобы я завел семью…

– То есть ты не собираешься в принципе ей признаваться в том, кем являешься. Это похвально. Как и то, что ты собрался обзавестись настоящей семьей, детишками. А как же твои естественные потребности? Или как врал маме, так и жене будешь врать, а сам с мальчиками по гостиницам? А потом, когда эти мальчики успеют надоесть, найдешь других? Возможно с позиции нашей современной доктрины это нормально. Но у твоих жертв есть родители, друзья и родственники. А у моего сына было еще двести учеников в детском доме, и он никогда не позволял себе вольности раскрыть свою идентичность. Ни одной жалобы. Но появился ты, пожил в тихой гавани пять лет, а потом вдруг решил все бросить. Отлично зная, что мой сын не сможет пережить твой уход, ты все равно решил пойти на поводу у своего эго. Хотя, судя по всему, оно у тебя слишком неблагоразумное, раз позволяет вытворять подобные штучки.

– Это было мое обдуманное решение. Четко взвешенное и несколько раз проанализированное.

– Прекрасно, – сказала Ирина Иосифовна, – только теперь, как ты понимаешь, мы вряд ли сможем с тобой существовать в едином пространстве. Потому что ты можешь сколько угодно думать, что тебя обманывали, разводили на деньги и на жалость и так далее. Для меня эта картина более чем очевидна: ты цинично расправился с моим сыном, разрушил его жизнь и столкнул в пропасть, оставив умирать от тяжелого заболевания…

– Я не виноват в той аварии…

– Да ты у нас вообще ни в чем не виноват! Ты жертва со всех сторон. Подумаешь, уморил человека. Да какое там, он же придумал себе свою аневризму. Жаль, сгорел подчистую, вскрытие не сделаешь…

– Ирина Иосифовна, – Андрей старался говорить спокойно и выдержанно, – никаких юридических оснований обвинить меня в смерти вашего сына нет. Трудовой кодекс вы знаете лучше меня, потому понимаете, что уволить отсюда по собственной прихоти тоже не сможете…

– Да зачем он мне этот свод текстов для угнетения обездоленных и слабоумных?! Я понимаю, что вижу перед собой образец бесконечной безответственности, способный бросить одного дома своего приемного ребенка, попытавшись вернуть его матери-проститутке…

– Что? – Ефремов не смог сдержаться, он вскочил и выпучил глаза, – почему вы такое говорите?

– Ну мне то известно, что эта Виолетта работала проституткой, пока не получила от этого ремесла соответствующий подарок…

– Что вы хотите этим сказать?

– У Виолетты СПИД, ей осталось жить не больше полугода!

Андрей застыл как соляное изваяние и опустился на стул без сил. Выражение его лица было подавленным и шокированным.

– Теперь ты понял, кому вернул ребенка и какое будущее его ждет? Хотя бы поинтересовался куда он поступил? Да чего я спрашиваю. Разумеется, ты этого не делал. И не знаешь, что Пашку должны в армию забрать, так как он никуда не попал, после того как завалил экзамен, который должен был сдавать через день после твоего позорного бегства. Насчет трудового кодекса ты прав, но не забывай, что в нашем ведомстве все руководящие посты являются назначаемыми. Так что долго в ранге начальника отдела ты у меня не продержишься, изъяны в твоей работе я буду искать с огромным увеличительным стеклом, о всех премиях можешь забыть разом, переходишь работать на голый оклад. Сколько он там у нас? На электричку в мамашин Зажопинск доехать хватит?

– Я буду жаловаться, – внезапно взвизгнул Андрей и посмотрел на Ирину Иосифовну. Один глаз предательски дергался и косил.

– О да, и ты расскажешь всем, что злобная Савельева топит тебя, за то, что ты жил с его сыном? Устроишь массовый камингаут? Я в это не верю. Да и защитить тебя от меня, в сущности некому…

– Я пойду к мэру…

– Марат тебя не станет слушать в принципе. Арсений не особо распространялся на сей счет, он и из нашего города сбежал от этого. Ты вообще в курсе, что нынешний мэр Озерска – его крестный отец? А я училась вместе с Натальей Суляниной в школе и университете. Мы лучшие подруги с самого детства. Ну так как, пойдешь жаловаться, или мне сразу пойти к ним и поведать истинную историю гибели их крестника со всеми действующими лицами?

– Нет, – пусто сказал Андрей, – не надо.

– Так что решение о твоей профпригодности я буду принимать самостоятельно. Твой детский поступок только дает мне понять, что тебе в такой серьезной структуре как строительство делать нечего. В связи с этим, ты можешь идти на свое рабочее место. У тебя неделя на то, чтобы сочинить красивое заявление на увольнение. Потому что никакой государственной службы в этой стране тебе уже не добиться. Желаю удачи.

Сказав это Савельева указала Андрею на дверь и развернулась к компьютеру, в котором быстро начала что-то печатать и исправлять.

Да уж, это вам не Кухарская, – подумал Ефремов, – может быть сколько угодно обстоятельств, отводящих от меня обвинение в его смерти, но мать, которая знала всю правду изнутри всегда будет считать меня убийцей и ненавидеть…

Проснувшаяся в нем совесть напомнила, что попросить прощения уже не у кого, разве что следует забежать на кладбище, картинно упасть на могилу и начать есть еще не поросшую травой свежую землю. Вот только находится оно далеко, Ирина Иосифовна предпочла похоронить сына на Крайнем Севере, в той провинции, где она работала и жила ранее. Так что падать на землю и есть подмороженный лишайник в тех климатических условиях было бы крайне опрометчиво и опасно для респираторной системы.

Как только Андрей сел за свой компьютер, то неожиданно для себя открыл альбом фотографий, которые они с Арсением и Пашкой сделали во время последней зарубежной поездки. Счастливые лица, смотревшие с экрана, ужалили его, Ефремов не мог сдержать слез и заплакал как ребенок. Боль опустилась вниз и стала еще более сильной и неприятной. Как никогда Ефремов сейчас хотел вернуть все назад и не убегать из той квартиры, ставшей для него укромным гнездышком. Зачем он только слушал свою мать, Багрицкую, которые лили ему в уши те слова, что вызвали его поступок. Как теперь спастись? Куда идти и у кого попросить помощи и поддержки. Неужели выхода теперь нет, и судьба дает Андрею шанс понимания состояния, в котором был Арсений, когда собирался выброситься из окна.

Ефремов упал головой на клавиатуру, дыхание было частым и тяжелым. Больше всего в тот момент ему хотелось умереть и не думать ни о чем. Но вскоре, он вспомнил, что помимо личных дел существует работа. Поэтому Андрей сходил в туалет, где привел себя в порядок и нацепил свою обычную циничную физиономию, к которой давно привыкли коллеги…

Другим двум женщинам было сложно держать себя в рамках спокойствия. Виолетта четко понимала, что находится на грани, поэтому она хотела успеть рассказать Инне Васильевне все:

– Я знаю, что то, что сейчас я скажу, будет страшным и жестоким. Вы тоже мать, и нам свойственно оправдывать своих детей. Поэтому просто выслушайте меня. Инна Васильевна, вы знали о том, что ваш сын Андрей гомосексуалист?

– Что? – Ефремова вскочила со своего места с возмущенным выражением лица, – кто вам такое сказал?

– Он сам мне признался в этом, – ответила Виолетта, – когда сбегал от своего мужа к вам, быстро собирая вещи.

– Я ничего пока не понимаю, – замотала головой Инна Васильевна, – мой сын снимал квартиру один и у него истек срок аренды…

– Это ложь! Он пять лет прожил со своим Арсением. Четыре года они воспитывали моего сына Пашку вместе, а потом у Андрея вдруг появилось желание все разрушить. Он позвонил мне и сказал, что ребенок остается в квартире один, так как Арсений, он работал педагогом в детском доме, уехал со своими воспитанниками из города. Андрей сбежал из своей семьи как последний трус…

– Это нельзя назвать семьей, – все взвесив про себя, вступилась за сына Инна Васильевна, – он просто понял, что это не его, понял, что все это неестественно…

– Вы так говорите, потому что вами управляет материнский эгоизм. Всем нам хочется, чтобы наши дети были счастливыми и нормальными. Но так уже не будет! У Арсения было обнаружено заболевание, а потом он погиб в железнодорожной катастрофе, а мой сын… Я забрала его к матери… Мой сын пристрастился к наркотикам и сегодня утром выпал из окна в состоянии героиновой эйфории!

– Но в этом виноваты вы, а не мой сын!

– Ваш сын, – ответила Виолетта, – запустил этот механизм. Да, по закону его нельзя привлечь к ответственности. Но для всех нас он убийца. Который бросил двух самых родных людей, что у него были.

– Зачем вы тогда забрали своего сына, если понимали это?

– Я смогла осознать это только сегодня утром, – по лицу Виолетты покатились крупные слезы, она тяжело дышала, – когда приехала в морг… Да и мне то тоже в сущности осталось недолго…