Текст книги "Обезьяны в бизнесе. Как запускать проекты по лучшим стратегиям Кремниевой долины"

Аргирис настоял на том, чтобы присутствовать на разгребании этой мусорной кучи, несмотря на мое стремление оградить ребят от всей чуши по дележке денег. Сакка был уже внутри, точь-в-точь такой, каким его изображало массированное присутствие в медиа. Одетый в ковбойскую рубашку (весьма уместную для заведения), он сидел в одной из деревянных кабинок с жесткими спинками. Он привстал в знак приветствия и пожал нам руки. Мы втиснулись в узкую кабинку и начали деловой разговор.

Как и во время презентации YC, мы с Аргирисом в паре обрабатывали Сакку, повторяя уже прекрасно затверженную к этому моменту проповедь AdGrok. Через полчаса или даже меньше он объявил: «Я в игре!» – и встреча более-менее закончилась. Вот просто так.

Все сидящие в кабинке встали, Сакка бросился к двери, затем резко повернул направо и помчался по лестнице в мезонин. Мы же выходили неторопливо, контуженные изумлением от того, насколько все легко удалось. На пороге мы столкнулись с Соломоном Хайксом, основателем одного из проектов YC в нашем потоке[36]36
  Компания Соломона Хайкса, dotCloud, производила инструменты для управления компьютерной инфраструктурой. Со временем они трансформировались в Docker – новую парадигму развертывания систем и управления ими. Их флагманским продуктом станет побочный продукт с открытым кодом от внутреннего продукта, который был воспринят индустрией с внезапным (и, надо полагать, неожиданным) энтузиазмом – в то время как первоначальный продукт из YC шел еле-еле. К 2015 году продукт стал настолько успешным, что Docker достигли статуса «единорога», что означает, что стоимость компании превысила $1 миллиард. Docker стали одной из самых многообещающих компаний Кремниевой долины и несомненным чемпионом нашего потока YC. По пути, однако, во время одной из встрясок в рядах основателей они избавились от одного из сооснователей, Себастьена Паля. Даже в лучших стартапах случаются драмы.


[Закрыть]. Мы наскоро обменялись приветствиями, а потом несколько неуклюже сообщили, что приезжали пообщаться с Саккой. «Я тоже», – ответил Соломон и рванул вверх по лестнице в мезонин.

Это типичная черта подобных встреч: сталкиваться со своими соратниками по YC, направляясь на встречу с крупным инвестором или выходя с нее. Казалось, что все участвовали в вечеринке с блиц-свиданиями, которая охватила Область Залива целиком, заняв кафе и переговорные комнаты от Сан-Франциско до Менло-Парка. Все в спешке пытались найти ту точку соприкосновения, которая привела бы к следующей встрече (если это необходимо) или к выписыванию чека (если это возможно).

Для нас тогда это была победа, тем более что мы впервые участвовали в гонке по привлечению средств. Сакка был у нас в кармане, и в нашей таблице капитализации появилось позолоченное имя. Но требовалось привлечь еще большие горы денег, если мы хотели сделать все как следует.

Глава 10
Гора песка

ШЕЙЛОК:

 
Фунт мяса человеческого, мяса,
У человека взятого, дешевле
И худосочней мяса коз, овец,
Быков. Я предлагаю вам услугу.
Хотите – ладно. Нет – так до свиданья,
И за любовь мою прошу не мстить.
 

АНТОНИО:

 
Расписку эту, Шейлок, ты получишь.
 

Уильям Шекспир, «Венецианский купец»

СЕНТЯБРЬ 2010 ГОДА

ГОВОРЯ О ВЕНЕЦИАНЦАХ: ПОЧТИ ВСЕ, ЧТО НАМ ИЗВЕСТНО О СОВРЕМЕННОЙ банковской системе, зародилось в городах-государствах на севере Италии в эпоху Раннего и Высокого Ренессанса. В те времена банкирами были евреи, многие из них – сефардские эмигранты, бежавшие в 1492 году из Испании согласно изданному католическим престолом приказу об изгнании. Церковь запретила христианам заниматься ростовщичеством и тем самым обеспечила евреев непредвиденной лавиной доходов в форме монополии на кредитование, предопределенной религией. В противном случае их преследовали бы и притесняли, заставляли носить опознавательные знаки, запрещали владеть землей и заниматься большинством ремесел, а также выселили бы за пределы городских стен. К 1516 году евреи доказали свою исключительную полезность, и венецианские дожи рассмотрели возможность выдачи им резиденции на территории города. Им гарантировали право проживания в грязной, малопривлекательной части города под названием Гетто Нуово (гетто означает «плавильное производство», что относится к горам шлака, оставшимся от предыдущих обитателей района). Ночью евреи были заперты в своем гетто, а днем занимались ростовщичеством, и христиане приходили в эту поганую часть города, чтобы занять деньги.

Гетто современной Кремниевой долины – это Сэнд Хилл Роуд. Увы, ростовщики живут здесь не за запертыми воротами, как некогда в Венеции. Извилистый отрезок двухполосного асфальта, который вьется от Пало-Альто до Менло-Парк, – вот что из себя представляет этот маловыразительный пригородный пейзаж, кишащий подающими надежды предпринимателями с лэптопом в руке и хитрой презентацией на уме.

В Нью-Йорке шутят: Уолл-стрит начинается кладбищем, а заканчивается рекой. Сэнд Хилл Роуд в Кремниевой долине так же символично начинается торговым центром и заканчивается ускорителем частиц. Торговый центр называется «Стэнфордский» и представляет собой пригородный монумент престижному потреблению. Выстроен он на земле, которую прежде занимали виноградники сенатора Леланда Стэнфорда. После Второй мировой войны вплоть до технологического бума, с которого удалось получить такую жирную прибыль, Стэнфордский университет был учреждением средней руки с провисающим бюджетом, дыры в котором пытались залатать с помощью сдачи земли в аренду. Возведенный в итоге торговый центр гордо стоит возле прославленного учебного заведения долины и являет собой прекрасное напоминание о том, какие ценности положены в ее основу (не считая самого Стэнфорда со студентами и преподавателями).

Ускоритель частиц называется Стэнфордским центром линейных ускорителей, сокращенно SLAC. Так как венчурные капиталисты и состоятельные выпускники предпочитают вкладывать средства в Google, а не получать Нобелевские премии (а в SLAC добыли несколько таких премий), этот объект финансируется Министерством энергетики США. Тропа его ускоренных частиц ведет вдоль Сэнд Хилл Роуд, под федеральной трассой 280 и у подножия гор Санта-Круз, по которым проходит западная граница Силиконовой долины.

Наконец, там есть и высококлассный бордель, Роузвуд Сэнд Хилл. Этот комплекс, состоящий из дорогого ресторана и отеля, втиснут между SLAC и пересечением Сэнд Хилл с федеральной трассой 208. Четверговые ночи там известны как «ночи кугуаров»: немолодые одинокие женщины собираются там, чтобы поохотиться на состоятельных обитателей Сэнд Хилл, а молодые демонстративно находятся на дежурстве.

Так что, как видите, Сэнд Хилл полна всеми сортами жаждущих и продающихся, которые пытаются что-нибудь выклянчить у ребят на Audi R8. Я был всего лишь одним нахалом из множества.

Первой компанией венчурного капитала, с которой состоялась наша встреча в процессе поиска больших денег, стала Sequoia. Она была основана в 1972 году Доном Валентайном, который в свою очередь принадлежал к первому поколению компаний долины вроде Fairchild Semiconductor. Sequoia была лучшей из лучших, пределом мечтаний в мире венчурного капитала[37]37
  Fairchild Semiconductor занимает легендарное место в технологической истории США. Она была основана Уильямом Шокли, нобелевским лауреатом и изобретателем центрального артефакта нашей электронной эры – транзистора. Fairchild прославились тем, что наняли команду, а потом вызвали в ней вражду, эта команда впоследствии превратится в Intel. Шокли завершил свою карьеру, запутавшись в полемике о научном расизме и евгенике. Много внимания привлек тот факт, что он сдал свое семя в банк спермы признанных гениев и олимпийских атлетов. К смерти он пришел озлобленным, поломанным человеком с разрушенной репутацией, не поддерживающим контакты ни с семьей, ни с коллегами – дети узнали о его смерти из газетных некрологов. Не приезжай в Кремниевую долину в поисках здравого разума, дорогой читатель.


[Закрыть].

Эта встреча стала результатом первичной презентации Марку Демпстеру, маркетинговому партнеру Sequoia, который отвечал за связи с Y Combinator. YC провели «день Sequoia» в течение первых нескольких недель нашего потока, в соответствии с растущей популярностью акселератора среди крупных фирм венчурного капитала. За день до этого я напомнил ребятам, что нам предстояла презентация для крупнейшей фирмы венчурного капитала во всей долине и что мы не имели права напортачить в базе исходного кода. Ребята, будучи в своем репертуаре, не совсем поняли, что это значит, и изменили код так, что на моем лэптопе он не работал. Я обнаружил это ровно за минуту до моей встречи с Sequoia, увидев, что продукт AdGrok попросту не загружается на моем браузере. Гневный звонок MRM, вопль в трубку – и вот уже он как миленький высылает мне на мейл скриншот со своего лэптопа.

Презентация – в той степени, в которой мы можем называть мое умение преподнести товар – включала в себя много умных фраз и обильное размахивание руками (потому что больше нечем было размахивать). Но иногда куш удается сорвать и с двух двоек. Демпстер проникся нашей идеей и назначил более формальную презентационную встречу в Sequoia со своим венчурным партнером Брайаном Шрайером, который за год до этого провел первый серьезный раунд финансирования Dropbox.

Ребята наконец осознали, с чем имеют дело. Им захотелось съездить на презентацию и посмотреть, что из себя представляет великая Sequoia.

Это была плохая идея. В целом в процедуру по привлечению средств должен быть вовлечен один и только один человек: или гендиректор, или предназначенный для этой цели основатель с хорошо подвешенным языком. Сбор средств – это оперная драма, стилизованная под латиноамериканский сериал. Не надо устраивать шумиху по всей компании – любой ценой возьмите миссию по сбору средств на себя лично либо передайте ее кому-то другому (одному человеку!).

Sequoia уютно устроились в одном из типовых двухэтажных зданий из гладкого бетона с деревянной отделкой и открытым внутренним двориком, которыми были усыпаны ухоженные склоны вокруг Сэнд Хилл Роуд между Стэнфордом и I-280. Компания производила впечатление умеренной корпоративной эффективности, а сверхъестественно приятный климат Пало-Альто только добавлял ощущение блаженства. Без знания контекста можно было подумать, что это корпоративная штаб-квартира национальной страховой компании или учебное помещение высшей школы в умеренно зажиточном пригороде Лос-Анджелеса.

СОГЛАСНА ПРИНЦИПАМ КАПИТАЛИЗМА КРЕМНИЕВОЙ ДОЛИНЫ, ПРАВИЛ НЕТ, ЕСТЬ ТОЛЬКО ЗАКОНЫ.

Внутри, однако, декор был лощеным в калифорнийском минималистичном стиле: темные столы из твердых пород дерева, свеженатертые воском деревянные полы, контраст ничем не прикрытой стали и светлой ткани на стульях в переговорных и размещенные в углублениях галогеновые лампы. Эффект, который этим намеревались достигнуть, – уподобить помещение мостику на космическом корабле «Энтерпрайз» в фильме «Звездный путь: следующее поколение».

Сотрудницы на стойке регистрации были умопомрачительно горячими штучками. Как будто заблудились по дороге на Нью-Йоркскую неделю моды. Красавицы записали наши имена и проводили в переговорную. Только потом я обратил внимание на то, что висело на стенах.

Выставленными экспонатами, гвоздями программы, произведениями искусства в этом музее были помещенные в рамочку корпоративные логотипы и объявления об эмиссии ценных бумаг для раундов финансирования – и развешаны они были по всем стенам.

Этими низкокачественными пластинками из акрилового пластика в американской корпоративной жизни отмечались заключения сделок высокой важности. На Уолл-стрит ими ознаменованы синдицированные сделки с акциями или облигациями – например, IPO или эмиссия облигаций. Эти таблички с разной степенью серьезности или насмешки украшают собой рабочие столы многих инвестиционных банкиров. В Кремниевой долине – стране, где сарказм запрещен, – их воспринимают всерьез и увешивают ими стены сверхуспешных фирм венчурного капитала. Табличка, напоминавшая о начальном, $25-миллионном раунде финансирования Google, испускала лучи своего божественного благословения подобно лику Девы Марии Гваделупской в базилике Мехико. Каждая религия, для того чтобы ее почитали массы, нуждается в чудесах и историях об экзальтированных святых. Кульминацией чудес капитализма вместо святых реликвий становятся коды ценных бумаг на NASDAQ.

Apple, Atari, Google, Oracle, Yahoo! YouTube, Zappos, PayPal, Kayak, Instagram, Airbnb, Dropbox, LinkedIn – корпоративные лого обрамлены широкими рамками, образуя мини-Лувр победившего американского капитализма, музей бизнес-триумфа. Шагать парадом мимо такого пантеона было волнительно, и, судя по всему, мы должны были задуматься, достойны ли сравниться с этим наследием.

Горячая штучка со стойки регистрации усадила нас в переговорной, и мы начали ждать – нервно, в тишине, не понимая, на что рассчитывать. Вскоре появился Брайан: сияет, прекрасно выглядит, холеный – полный набор венчурного капиталиста. Беллармин (иезуитская школа для мальчиков, как и моя, в Сан-Хосе), Принстон, Morgan Stanley, Google, потом Sequoia. Он источал патрицианскую непринужденность, приправленную намеком на волчью смекалку предпринимателя – может, наигранную, а может, нет. Он выглядел именно так, как того требовал этикет от венчурных капиталистов самого высокого класса. Мы ознакомили его с тем, что на тот момент представляло собой продукт AdGrok (на этот раз презентационная версия работала), с нашей концепцией и возможностями. Он слушал внимательно, временами кивая и задавая релевантные вопросы. Будучи человеком, который занимался «онлайн-продажами и операциями» для Google, он схватывал суть маркетинговых проблем немедленно.

В итоге Sequoia решат в нас не инвестировать – якобы из-за вложений в Kenshoo, конкурирующую компанию из Израиля, которая занималась разработкой аналогичного маркетингового инструмента. В мейле от Sequoia было сказано, что они предпочитают оставлять «чистое пространство» вокруг своих компаний. Это одна из тех истин, которые являются вежливой разновидностью лжи. Как бы то ни было, Sequoia были старательно расторопны и вежливы в коммуникации и даже помогли нам по ходу дела с некоторыми полезными контактами. В венчурном капитале, как это часто случается в жизни в целом, в дураках остаются некомпетентные и неуверенные в себе. Умелые и успешные – не говоря уже о признанных лучшими в своей сфере – планируют свою игру на много ходов вперед. Никогда не знаешь, откуда появится следующий Airbnb.

Инвестиционные банкиры играют в гольф, трейдеры с Уолл-стрит – в сквош, а новое поколение венчурных капиталистов и предпринимателей из числа технологической элиты занимаются кайтбордингом. Эта смесь серфинга и катания на воздушном змее предполагает, что вы забираетесь на плавучий сноуборд, прикрепленный к воздушному змею в форме буквы U и длиной с крыло небольшого самолета. Он так и будет норовить унести вас в страну Нет-И-Никогда-Не-Будет. Как и большинство аристократических видов спорта, этот требует дорогостоящего оборудования и доступа к владениям для избранных. В нашем случае такими владениями часто является Крисси Филд – прибрежный комплекс в самом стремном районе Сан-Франциско, в Марине.

Когда я проплывал там на своем сорокафутовом катере, было ужасно трудно не поддаться соблазну заложить вираж и внедрится в узурпированные кайтбордистами воды, чтобы вытащить оттуда нескольких венчурных предпринимателей. Они катались зигзагами туда-обратно перед крупнейшей естественной аэродинамической трубой в Северной Америке, между яхтой и контейнерным судном. Время от времени один из них уставал или запутывался в тросах воздушного змея и находил себе убежище на буйке. Тогда проходящая мимо лодка спасала насквозь вымокшего представителя технологической элиты от того, чтобы он не утонул или не оказался съеден большой белой акулой, которые иногда подплывали к Золотым Воротам.

Естественно, одно из собраний элиты долины было посвящено исключительно кайтбордингу. Немолодой венчурный капиталист из Charles River Ventures по имени Билл Тай вместе с Суси Май, профи кайтбординга, организовали на Гавайях лагерь для кайтбордистов, остроумно названный «МайТай». Как и все, относящееся к долине, он сочетал в себе некий присущий хиппи трансцендентальный идеализм (организация поддерживала несколько благотворительных учреждений, занимающихся спасением океана), типичную американскую одержимость атлетикой и непримиримую суматоху предпринимательства.

В отличие от восточных яхт-клубов, доступ в которые давало либо право рождения, либо балансовая сводка, доступ в «МайТай» добывался сочетанием социального капитала, персонального бренда и/или неким трудноопределимым привкусом крутизны – он часто проявляет себя как то, что в индустрии принято называть «интеллектуальным лидерством». С учетом всего там происходящего, пока кто-нибудь будет принимать раздаваемую вами альтернативную валюту, вы продержитесь в долине еще один раунд. Я знал парочку присутствующих там, и это были типичнейшие вездесущие игроки долины, образцовые экземпляры этого тесно сплоченного мира: порхали туда-сюда, то отдавая, то получая венчурный капитал; основывая один стартап, консультируя второй или променивая один на другой.

Билл Тай из племени «МайТай» находился в поле нашего финансового зрения. В разгар разглагольствований на Демо-дне я заметил темноволосую фигуру на самом правом краю первого ряда. Я поступил как политик, который выбирает в толпе человека, вошедшего в транс, и обращается лично к нему с целью одновременно отшлифовать свое главное сообщение и сфокусироваться на его донесении до слушателей. Я взял его на прицел – он сам и его яростное ведение заметок послужили моей риторической опорой. Он оказался Джорджем Зачари, партнером Билла Тая по Charles River Ventures. Когда я подошел к нему в самом центре столпотворения после Демо-дня, он пригласил AdGrok провести у них презентацию. Мои ребята в сутолоке Демо-дня тоже сумели добиться приглашения от Билла, его партнера.

Я ринулся в презентацию. На тот момент этот процесс уже был похож на то, будто винтажную куклу потянули сзади за веревочку – монолог разворачивался свободно, ведь исполняли его уже в сотый раз. После того как я отбил атаку обычных вопросов, Билл Тай, сидя ровно напротив меня, сурово посмотрел мне в глаза.

– Но что, если Microsoft вмешаются и захотят купить вас за пятьдесят миллионов? Продадите?

Этот вопрос уничтожил проторенный сценарий в моей голове. При мысли о том, что Microsoft купили бы троих ребят и несколько строчек кода Ruby за сумму, равную пятерке с семью нулями наличными, я ощутил начальные позывы к хихиканью. Подавленное моим суперэго, оно проявило себя в виде ухмылки.

– Ну, Билл… Знаешь… Мы тут пытаемся выйти на огромный рынок… Ха!.. И решить проблему последней мили Google…

Проклятая ухмылка не сходила, как бы я ни старался, и хихиканье еле удерживалось под ее поверхностью – оно было водой, готовой вот-вот закипеть.

– На самом деле… Мы хотим добиться большего, чем получить пятьдесят миллионов… И потом, кто же хочет работать в Microsoft… Ха…

А вдруг кто-то из них из Microsoft? Черт.

Я не мог думать об их резюме и в то же время сдерживать хихиканье.

ОТВЕТ НЕВЕРНЫЙ, ПРИДУРОК.

По комнате пробежал холодок. Я помолотил бессвязный бред с неконтактной гримасой на лице и, в конце концов, сдался.

– Что ж, мы тут обычно принимаем решения быстро, так что ждите мейл к вечеру, – наконец произнес Зачари, и мы пожали друг другу руки на выходе.

E-mail, как и обещано, пришел вечером. Он был коротким и милым: «нет». Однако вопрос Тая о продаже оказался пророческим.

Когда я сошел со сцены Y Combinator в Демо-день, по наши души немедленно подошли два инвестора. Одним из них был уже упомянутый Крис Сакка, вторым – Бен Нарасин. Он механическим движением выскочил из скученных рядом инвесторов и потрусил ко мне, пока я спускался вниз со сцены. Стоя несколько неуклюже возле входа в YC, я изложил ему пространную версию нашей презентации. Он внимал ей с сосредоточенным вниманием, сопровождаемым импульсными стаккато вопросов – безошибочный знак искреннего интереса со стороны инвестора.

Нарасин был стройным и тонкокостным, с яркими голубыми глазами за белыми очками в круглой оправе и с волнистыми коротко стриженными волосами. Он носил рабочую униформу: застегнутая на все пуговицы рубашка, брюки белые или цвета хаки, ремень с ползунком (наподобие тех, что носят скауты) с маленькими якорями на нем и – непременно! – топсайдеры Sperry, синие, носков под ними нет. За все те месяцы, которые мы проведем вместе, я так и не увижу его ни в чем ином.

Судя по его энергичности и высокой скорости речи, можно было подумать, что у него нью-йоркские корни. На самом же деле он был с юга, из Атланты, и переехал в Бостон учиться в колледже. В Нью-Йорке он оказался уже позже благодаря своему интересу к моде. В конце девяностых, в начале первого интернет-бума, он стал основателем и главным акционером fashionmall.com – компании, которая делала электронные магазины для ритейлеров одежды высокого класса. Тогда само понятие онлайн-продаж было инновационным прорывом, наподобие общей теории относительности. Он вывел компанию на биржу как раз перед обвалом и положил в карман огромную сумму. После этого ушел в некое подобие отставки и примерил на себя образ жизни обеспеченного бонвивана с хорошим вкусом – стал писать о еде и вине.

Примерно тогда он выдвинулся на Запад и начал инвестировать в компании. Он был временно занят в фирме венчурного капитала TriplePoint Capital, где руководил «практическими методиками» в рамках нового для нее, но быстро растущего сегмента посевной стадии. По сравнению с остальными компаниями на небосклоне венчурного капитала TriplePoint была несколько странной: она предоставляла заемное финансирование (деньги, которые вы должны были вернуть фактически!) тем технологическим компаниям, которым требовались расходы на капиталовложение (например, на флотилию грузовиков). Нарасин только начинал втягиваться в игру вложений в акционерный капитал – ведь все крутые парни делают это, и балансовый отчет у нас есть, так почему бы нет? Нарасина наняли заниматься практическими вопросами посевного периода и искать тех, с кем можно было бы заключить сделки. После нашего первого спонтанного свидания в формате «венчурный капитал + предприниматель», после Демо-дня Нарасин попросил меня прийти, чтобы представить своему компаньону по инвестициям.

Пара слов об иерархии и названиях должностей в сфере венчурного капитала.

Есть несколько витиеватых титулов, которыми венчурные капиталисты украшают себя: компаньон, директор, аналитик, партнер, операционный партнер, управляющий партнер, генеральный партнер и так далее. Главное отличие заключается в стоимости финансирования, то есть финансового потенциала в фонде, чьи деньги фирма инвестирует.

С точки зрения предпринимателя, все это пустой шум. Что тогда имеет значение? То, сумеет ли это улыбающееся лицо перед тобой, этот человек в ослепительно белой рубашке, воротник которой виден поверх шерстяного наполовину застегнутого кардигана, презентовать и отстоять вашу сделку на встрече с партнерами в понедельник. Сумеет ли он согнать их в единое стадо и заставить согласиться на сделку. Все остальные сотрудники фирмы венчурного капитала – такие же аксессуары, как и горячие штучки за стойкой регистрации.

Чтобы раз и навсегда покончить с бла-бла-бла, спросите того, кто утверждает, что якобы имеет влияние: «Принадлежит ли вам право голоса при принятии решения?» Если он медлит или начинает сомневаться с отчужденным видом – вы общаетесь с лакеем (неважно, ведет ли он себя соответствующе или нет). Единственная польза от него – привести вас к человеку, у которого действительно есть власть. Все остальное – просто помои. Поэтому держитесь подальше от таких людей, если вам нужен нормальный чек от инвестора. В принципе (это канонический совет от YC), вообще не стоит соглашаться на встречу с кем-либо, кто не в состоянии честно ответить «да» на вышеупомянутый вопрос. Вы попусту потратите время.

Обратно к нашей драме.

Я уже успел неоднократно принять участие в повторяющихся шоу венчурного капитала Сэнд Хилл. И вот я подъехал на своем много повидавшем кабриолете BMW к очередному кластеру типичных двухэтажных офисных зданий и припарковался среди Toyota Prius, Porsche и Tesla.

Когда я вошел, моим глазам пришлось приспособиться к стильной темноте. Сотрудники на регистрации были совершенно не того модельного калибра, что в Sequoia – они больше походили на тех, что сидят в стоматологических клиниках. У меня не было достаточно знаний о мире венчурного капитала, чтобы понять, хороший это знак или плохой. Интерьер был по стандартам Сэнд Хилл темным: обилие черной мраморной плитки, серый ковер, черные столы неопределенной конструкции. Меня оставили одного в просторной переговорной, дожидаться компаньона Нарасина – возможно, именно здесь в понедельник проходило совещание партнеров. В целом здесь было не просто «нешумно», а близко к абсолютной тишине. Никакого гудения компьютеров или вентиляторов. Это одно из самых ошеломляющих свойств офисов венчурного капитала: даже в середине дня они так же тихи, как пустые музеи или библиотеки.

Вошел компаньон Нарасина: индиец, диплом MBA какой-то американской школы, стандартный начинающий венчурный капиталист. Судя по всему, у нас было несколько общих знакомых из профессиональной среды, которые замолвили доброе словечко. Это подчеркивает значимость создания сети контактов в Силиконовой долине. На Уолл-стрит профессиональная сеть контактов формируется более-менее там, где вы находитесь, выйдя из состоятельной утробы города Рай, штат Нью-Йорк. Тем самым вы берете след Андовера, Йеля, Голдмана пожизненно (ну или нет). В долине все более текучее и спонтанное. Любой жулик, который сумел поверхностно подружиться с калифорнийской номенклатурой и опубликовал в блоге несколько глубокомысленных постов, параллельно собирая эхо поддержки в соцсетях, так же принадлежит к элите, как и члены клуба выпускников Гарварда. Конечно, потерять это место так же легко, а элите Восточного побережья этого бояться не приходится. Слава и мощь Кремниевой долины как смазанный жиром шест: попробовать забраться может каждый, но от скольжения вниз не застрахован никто.

Вслед за этой поверхностной презентацией для партнера, а также после некоторых дополнительно приложенных усилий Нарасин согласился переправить информацию о нас на понедельничную встречу партнеров. Это было большое достижение. Понедельничная встреча партнеров задает ритм, под который пляшет весь технологический мир, заинтересованный в поддержке венчурного капитала. Эта встреча длится минимум четыре-пять часов, начинаясь в первой половине дня и заканчиваясь во второй, с перерывом на ланч. Там вершится бизнес венчурного партнерства. Партнеры, у которых может с равным успехом как быть место в совете директоров, так и не быть, докладывают новости об уже включенных в портфолио компаниях. Приглашенные предприниматели делают свои презентации – пожалуй, этот час самый важный в их жизни. Возможности новых сделок витают в воздухе. В нашем случае речь шла о небольшой сделке с компанией на посевной стадии, о сделке на копеечную сумму, и мне не было необходимости приходить на собрание сильных мира сего, чтобы сделать презентацию (к счастью).

Венчурные капиталисты обычно отвечают «да» немедленно, а «нет» сказать не торопятся – иногда не говорят ничего вообще. В случае теплого приема партнерами на понедельничной встрече мы получили бы звонок или мейл в тот же вечер. А если нет… что ж, нам напишут мейл где-нибудь в течение недели. Остается только ждать.