Текст книги "Церковное искусство как пространственно-изобразительный комплекс"

Рубеж веков – это время успехов архитектурной реставрации. Следует упомянуть А. А. Покрышкина, А. В. Щусева, В. В. Суслова и Г. И. Котова, успешно реставрировавших древнерусские храмы. Многие архитекторы являются и исследователями древнерусского зодчества, совершают поездки и создают обмеры построек, в том числе деревянных, ныне уже утраченных. (В. В. Суслов [145], А. М. Павлинов.)

Эпоха поисков национального направления отразилась, как мы видим, и на живописи, однако не только столичной. Так, трудами автора чудотворной Валаамской иконы Божией Матери иеромонаха Алипия, учившегося в Академии художеств [267], в Валаамской мастерской созданы образы, сочетающие канонические и академические традиции. Продолжали писаться иконы [217] в таких центрах, как Палех, Мстера, Холуй, при этом в основном сохранялась стилистика, унаследованная от XVII столетия. На рубеже веков получила развитие реставрация икон, сначала более коммерческая, а затем и научная [246]. Во многом сохранению иконописных традиций способствовали коллекционеры, особенно старообрядцы. Благодаря успехам реставрационного дела в начале ХХ столетия произошло «открытие» для русского общества древнерусских икон. Фактически возрождается каноническое иконописание. Пример целостного решения архитектурно-художественных задач в одном комплексе, вплоть до предметов малых форм, – Феодоровский городок в Царском селе, создававшийся под непосредственным наблюдением Государя.

И все это было прервано революциями 1917 г.

Проблемы ХХ века с новой силой обозначились в 1917 г. Традиции национального направления в храмостроительстве продолжались в эмиграции. Как правило, речь идет об использовании приемов «неорусского стиля»: Успенский храм на русском кладбище под Парижем в Сен-Женевьев де Буа по проекту А. А. Бенуа, Троицкий в Джорданвилле по проекту Р. Н. Верховского, брюссельский собор («храм-памятник») Н. И. Исцеленова и финские работы И. Н. Кудрявцева – Ильинский кладбищенский храм в Хельсинки и собор Нововалаамского монастыря, как и множество русских церквей в разных странах [132: с. 343–346]. Продолжался и заграничный опыт формирования современной иконописи, основанной на традиции [188: с. 233–249]. Следует вспомнить имена Д. С. Стеллецкого [213], монахини Марии (Скобцовой), инока Григория (Круга), Л. А. Успенского, одновременно теоретика иконы, – во Франции, Е. Красносельского – в Польше, архимандрита Киприана (Пыжова) в Зарубежной Церкви в Америке. Для Европы характерно новаторство (элементы модерна в образах, в том числе, в шитье, монахини Марии, некоторый экспрессионизм живописи инока Григория); для американской ветви – больший консерватизм, особенно в Зарубежной Церкви.

В России и в советское время, на фоне разрушения безбожной властью храмов и уничтожения других святынь, теплилась память о традиции церковного искусства. Достаточно вспомнить писавшуюся много лет картину П. Д. Корина «Русь уходящая», хранившуюся в последующее время вместе с многочисленными эскизами в музее-квартире художника в Москве. Здесь как бы в едином священнодействии представлены портретно выдающиеся церковные деятели переломного пред– и послереволюционного времени, священнослужители, монашествующие и миряне, многие из которых стали новомучениками. Многое сделано руками советских реставраторов для обретения новой жизни древними иконами и храмовыми росписями. Регулярное иконописное дело было возобновлено в пятидесятые годы монахиней Иулианией (Соколовой), трудившейся в Москве и в Троице-Сергиевой лавре [189]. Ею не только освоены и переданы современникам традиционные приемы иконописи, но и дан импульс для творческого отношения к иконографическим поискам (варианты композиции ее образа Всех Святых, в земле Российской просиявших). Новый подъем начинается в связи с тысячелетием Крещения Руси, то есть с 1988 г., он охватывает конец столетия и рубеж веков. При Духовных учебных заведениях Русской Православной Церкви создаются иконописные школы; в разных мастерских, в том числе монастырских, возрождается церковное шитье. Среди продолжателей иконописного дела в последние десятилетия ХХ столетия следует назвать архимандрита Зинона (Теодора) с его иконами для крипты собора Данилова монастыря в Москве, впоследствии предпочитавшего византийскую стилистику. Некоторое время он подвизался во Псково-Печерском монастыре и во Пскове. Среди московских иконописцев стоит упомянуть А. Лавданского, А. Соколова, Н. Алдошину, среди петербургских мастеров – Н. и Н. Богдановых, Г. Гашева, В. Михайленко, С. Голубева, В. Жданову, А. Стальнова, И. Кусова (последние четверо преподают в Иконописной школе при С.-Петербургских Духовных Академии и Семинарии), мастерскую церковно-исторической живописи профессора А. К. Крылова в Академии художеств, Д. Мироненко с его мастерской при Александро-Невской лавре и многих других [193]. Есть мастера во Пскове, в Ярославле, Екатеринбурге и других центрах.

Труднее дело обстоит с возрождением храмостроительства. Интерес к проектированию современных храмов также возник вскоре после тех изменений, которые произошли во взаимоотношениях Церкви и государства в 1988 году в связи с празднованием Тысячелетия Крещения Руси. Объявленный тогда в Москве конкурс на проект храма в Царицыно имел отклик даже в возникновении аналогичных тем среди дипломных работ студентов. Архитекторы все чаще за последнее десятилетие оказывали внимание данной тематике, так как постепенно стали складываться условия для реального строительства церквей. В настоящее время существует множество проектов для разных мест России, Украины и Белоруссии, из которых некоторые осуществлены или находятся в процессе реализации. Можно назвать имена московских архитекторов: М. Ю. Кеслера и А. Н. Оболенского [142], руководителей группы «Арххрам» (см. гл. VII), работы С. Я. Кузнецова, автора книги «Православие и архитектура» [128], А. Т. Полянского (автора проекта храма св. Георгия на Поклонной горе), петербуржцев В. Е. Залевскую (Благовещенская церковь на Пискаревском проспекте), а также Б. П. Богдановича, Д. А. Бутырина, М. П. Копкова и многих других. Большинство проектов сориентировано на современное осмысление «русского стиля», и даже чаще «неорусского», и реже – других стилевых явлений XIX – начала XX вв. Традиция восстанавливается от той точки, где была прервана.

И все-таки пока еще процесс возрождения церковных искусств находится на начальной стадии, хотя и дает уже некоторые добрые всходы. Есть надежда, что сама жизнь Церкви выкристаллизирует из себя те грани служения ее верных чад, которые относятся к областям зодчества и изобразительного искусства, для их звучания во всей полноте.

Часть вторая
Церковная археология как основа наук о церковном искусстве

Глава I
Исследовательская составляющая науки об искусстве и зодчестве Церкви

Историография с именами выдающихся ученых позволяет обозначить вехи исследовательской стороны в деле храмостроительства и изобразительного искусства Церкви, а также в целом – в изучении материальных следов ее культуры. Интерес к древностям существовал у христиан всегда как выражение живого Предания, но, конечно, не сразу он обрел научный характер. В средние века это и действия при обретении мощей, и реконструктивные работы в области храмостроительства (повторное возведение в XV в. московскими мастерами Георгиевского собора в Юрьеве Польском) и живописи (работы преподобного Андрея Рублева и Даниила Черного в Успенском соборе Владимира). На западе в период Возрождения – это забота о римских раннехристианских святынях. Например, великий живописец Рафаэль выполнял и особое служение главного археолога Рима. Важной вехой стало открытие катакомб в XVI в. и начало их кропотливого исследования, которое положено трудами Антонио Бозио. Изучение сохранившихся архитектурных и художественных памятников Древней Церкви сформировало научную дисциплину «христианская археология». Наиболее выдающимся исследователем римских христианских древностей в XIX в. был Джованни-Баттиста де Росси. Христианская археология – вполне живая наука со своими регулярными съездами ученых и постоянным интересом к проблематике в основном западноевропейской материальной культуры позднеантичного и раннесредневекового времени [261–263].

В XIX в. начали формироваться и такие отрасли науки, как реставрация (работы Э. Виолле ле Дюка, известного теоретика архитектуры, по реставрации собора Парижской Богоматери, завершение недостроенного в Средние века Кельнского собора), а также искусствоведение – как история и теория искусства (Г. Вельфлин).

В православном мире сформировалась несколько отличная отрасль научного знания – «церковная археология», фактически ставшая историей христианского искусства (архитектуры, живописи, скульптуры, а также малых форм), представленной в вещественных памятниках. В этом огромная заслуга русских ученых XIX–XX вв. После длительного донаучного периода, включавшего в XVII в. исследования Десятинной церкви киевским митрополитом Петром Могилой или внимание к отеческим толкованиям храма, собранным в книге «Скрижаль» [29], характерное для Никоновского времени в Москве, формирование археологии начинается в XVIII–XIX вв. Научные путешествия XVIII в., систематические исследования древностей А. Н. Олениным на рубеже веков, раскопки фундаментов Десятинной церкви К. А. Лохвицким в 20-е гг. XIX в. – это некоторые этапы сложения будущей науки. Научный характер церковно-археологические изыскания приобретают в начале XIX столетия. Первое имя, которое следует назвать в связи с этим – митрополит Евгений (Болховитинов, 1767–1837 гг.), известный и как церковный историк (он же и организатор вышеназванных киевских раскопок). Кафедры, последовательно занимаемые им (Старая Русса, Псков, Киев), становились хорошим поводом для изучения местных святынь [259]. Исследователь, можно сказать, опередил свое время в методе рассмотрения памятников древности по принципу «от общего к частному» – от расположения храмов и монастырей к их архитектуре и затем к святыням, в них находящимся. Другое имя – епископ Порфирий (Успенский, 1804–1885 гг.), путешественник по Ближнему Востоку и коллекционер, открывший в Екатерининском монастыре на Синае как ценнейшие рукописи, так и ранневизантийские энкаустические иконы. Ряд петербургских и московских профессоров Духовных Академий, занимавшихся историко-церковными и литургическими вопросами, касались и тематики, связанной с памятниками церковных древностей, – это Е. Е. Голубинский [116], А. А. Катанский, И. Д. Мансветов, более систематично – Н. Ф. Красносельцев [75], А. П. Голубцов [38], а также архиепископ Макарий (Миролюбов). Особое место среди этих ученых принадлежит Николаю Васильевичу Покровскому (1848–1917 гг.), около полувека прослужившему в С.-Петербургской Духовной Академии [49, 135, 206–209, 255–258].

Родившись в семье священника Костромской епархии, окончив Костромскую семинарию и С.-Петербургскую Академию, Н. В. Покровский до конца жизни оказался связанным с Петербургом и его Духовными школами. Он и ученый, и педагог, и общественный деятель, и создатель двух музеев – Новгородского на основе коллекции Софийской ризницы и Церковно-археологического при С.-Петербургской Духовной Академии. Покровский в то же время – директор Императорского Археологического института. Для его научной деятельности большое значение имело и знакомство с западноевропейскими исследователями, его поездки, в том числе в Рим, и общение с Дж. – Б. де Росси. Из трех его диссертаций две посвящены таким церковно-археологическим темам, как «Происхождение базилики» [135] (с идеей «частной базилики» как ранней стадии формирования этого типа храма) и «Евангелие в памятниках иконографии, преимущественно византийских и русских» [206]. В преподавании Покровский добивается более благоприятного положения церковно-археологической дисциплины, о чем он писал в статье «Желательная постановка церковной археологии в Духовных Академиях» [255]. Им увеличен объем курса, с включением в него памятников по XVII в. – дохристианских, раннехристианских, византийских, русских и западных. С 1911 г. его трудами в Академии существует отдельная кафедра церковной археологии (прежде была кафедра церковной археологии и литургики). Изданная в 1916 г. книга Покровского «Церковная археология в связи с историей христианского искусства» стала первым семинарским учебником по данной дисциплине. Для Академии учебник он так и не создал, но его лекции для студентов, в факсимильном виде хранящиеся в академической библиотеке, свидетельствуют о кропотливой работе, передающей, в частности, характер различных музейных собраний, предполагающей более аналитический, чем на уровне семинарии, подход к предмету. Н. В. Покровский впервые ввел практику использования на лекциях проекционного фонаря для точного визуального знакомства студентов с памятниками. Жизненный путь ученого завершился вместе со старой Россией, он отошел в мир иной сразу после получения вести об отречении Государя.

Ряд светских исследователей имели предметом своих научных интересов церковное зодчество и изобразительное искусство. В работе Т. А. Славиной «Исследователи русского зодчества», изданной в 1973 г. [259], представлена многообразная картина историко-архитектурных изысканий дореволюционного времени. Можно вспомнить имена В. А. Прохорова, И. Е. Забелина, Г. Ф. Солнцева, И. М. Снегирева, М. В. Красовского, Н. В. Султанова, В. В. Суслова и многих других; в области изобразительного искусства и рукописей – коллекционера и исследователя Н. П. Лихачева, в области малых форм – эрмитажного хранителя Я. И. Смирнова. Нельзя не назвать имя живописца и дипломата князя Г. Г. Гагарина, который на посту вице-президента Императорской Академии художеств создал при ее музее церковно-археологическую коллекцию и стоял у истоков первой пробы создания в Академии иконописного отделения. Одной из центральных фигур среди светских ученых XIX в. является граф Алексей Сергеевич Уваров (1824–1884 гг.) [90]. По его инициативе в 1846 г. организовано Императорское Русское археологическое общество, в 1864 г. – Московское Археологическое общество. Аналогично формируются общества в разных городах – в Тифлисе, Казани, Пскове, Киеве. Наряду с Императорской Археологической комиссией, Техническо-строительным управлением Святейшего Синода и Министерством внутренних дел, эти общества приобретают роль государственно-общественного института охраны памятников [243]. С 1867 по 1915 гг. издается основанный А. С. Уваровым журнал «Древности». С 1869 г. проводятся раз в три года археологические съезды¹¹. Осуществляются практические исследования и археологические раскопки (А. С. Уваров, Н. Е. Бранденбург, священник Алексей Виноградов, впоследствии А. А. Спицын). Большое значение имели работы в Херсонесе («Уваровская» базилика, где предположительно крестился св. Владимир), в первой столице Руси – Старой Ладоге, исследовавшейся Бранденбургом. Среди тематики съездов русская тема и тема русско-славянских отношений приобретают особое звучание. Выше упоминались уже исследователи-реставраторы В. В. Суслов, Н. В. Султанов, Г. И. Котов, П. П. Покрышкин. Успешными были работы: в Новгороде – Софийский собор, церковь Спаса на Нередице (В. В. Суслов), во Владимире Волынском – Успенский собор (Г. И. Котов) и другие. Первые шаги делались в реставрации древнерусской живописи – работы начала ХХ в. мастерской В. П. Гурьянова (первое раскрытие рублевской иконы Пресвятой Троицы), М. И. Чирикова, Е. И. Брягина [246: гл. 3]. Изучаются технические приемы древнерусской иконы.

Нельзя не назвать также таких выдающихся русских ученых, как Федор Иванович Буслаев (1818–1897 гг.), создатель «комплексного сравнительно-исторического метода» [178], и его великий ученик Никодим Павлович Кондаков (1844–1925 гг.), считающийся основателем «Иконографического метода» [126, 190–192]. Изданная в 1985 г. работа И. Л. Кызласовой «История изучения византийского и древнерусского искусства в России» [253] прекрасно раскрывает их биографии и научные труды. Окончив Московский университет, Н. П. Кондаков в семидесятые годы трудится в Новороссийском университете в Одессе, в восьмидесятые – в С.-Петербургском университете с параллельным преподаванием на Высших женских курсах и работой в Эрмитаже, оставшаяся часть его жизни связана с Прагой, где он жил после революции. Предметом научных интересов ученого всегда было византийское искусство, а вместе с тем последовательно – раннехристианское, древнерусское и славянское в его связи с византийским. Кондакову свойственно комплексное архитектурно-художественное изучение памятников. Его огромной заслугой также стало изучение иконографии Божией Матери и Спасителя в историческом развитии, что отразилось соответственно в двух монографических трудах [190, 192]. Это как бы продолжение той донаучной систематизаторской работы, которую в XVI в. на Афоне и в XVII в. в России проводили составители иконописных подлинников, – работы, которую вел и учитель Кондакова Ф. И. Буслаев. Методика иконографических исследований – то есть изучение и систематизация типов и их вариантов в их историческом развитии – по сей день остается актуальным достоянием российской науки. Многие ученые, как жившие в России, так и впоследствии за рубежом, были его коллегами или последователями. Это и Д. В. Айналов [172], и А. Н. Грабар [160, 260, 261], и Л. А. Успенский [91]. В Праге после смерти Н. П. Кондакова действовал Seminarium Kondakovianum, собиравший в свои ряды лучших искусствоведов и историков архитектуры.

Среди начинаний российской науки важное место занимает создание Русского Археологического института в Константинополе (1894–1895 гг.), возглавлявшегося Ф. И. Успенским и активно работавшего до Первой мировой войны [247]. Это было первое заграничное российское научное учреждение. Его сотрудниками проводились экспедиции в различные ближневосточные регионы и археологические раскопки, в том числе с целью уточнения исторической топографии Константинополя. Складывались благоприятные условия для, увы, не получившей дальнейшего развития организации двух филиалов института – Анийского (по имени средневековой армянской столицы Ани) и Иерусалимского. Началу археологических исследований на Святой Земле также способствовало наличие в Палестине таких организационных структур, как Русская Духовная Миссия в Иерусалиме, обретавшая с середины XIX свои владения трудами ее начальника архимандрита Антонина (Капустина) и к концу века окрепшая, а также Императорское Православное Палестинское общество под началом Великого князя Сергея Александровича. В работе константинопольского института принимали участие выдающиеся ученые, такие как Н. П. Кондаков, и перспективы развития этого учреждения выглядели весьма оптимистично, но война и революция пресекли все начинания. Археологические коллекции института только частично смогли быть отправлены в Петербург, где и хранятся в Библиотеке Академии наук. Другая их часть попала в Оттоманский музей, а третья разошлась с волной русской эмиграции по западным странам. Официально институт закрыт в 1920 г.

В самой России в предреволюционное время создавались все новые и новые, в основном общественные, организации, ставившие своей целью изучение и охрану архитектурно-художественных памятников. Одной из идей стала необходимость их регистрации как начала охранной деятельности. В целом следует заметить, что система охраны памятников фактически уже существовала в дореволюционной России [243].

После революции 1917 г. за пределами России во Франции работал Андрей Николаевич Грабар (1896–1990 гг.), труды которого в основном написаны и изданы на французском языке [260, 261]. Важным является его исследование о раннехристианской и ранневизантийской архитектуре и иконографии «Martyrium» [160], работы по византийской живописи с развитием того иконографического подхода, который был свойственен Н. П. Кондакову и всей российской археологической науке дореволюционного времени. Продолжатель его дела Леонид Александрович Успенский (1902–1987 гг.) стал наиболее авторитетным автором главным образом в области богословия иконы. Особо известна его книга «Богословие иконы православной Церкви» [91], есть также ряд других трудов. Профессор Сергиевского института в Париже протоиерей Николай Озолин [82, 101, 205] – достойный продолжатель трудов своего учителя Л. А. Успенского. Среди наиболее значительных западных авторов в ХХ столетии должны быть также названы: как богослов – кардинал Кристоф фон Шенборн [102]; среди исследователей раннехристианского и византийского искусства и архитектуры – Г. Милле, Ш. Диль, Р. Краутхаймер [161–165], О. Демус [228], К. Манго, Т. Метьюз [167], К. Онаш [54]; из собственно специалистов по христианской археологии – Ф. – В. Дайхман [52], П. Сен-Рок; из искусствоведов западноевропейской тематики – Э. Панофский [169, 170, 230]; среди греческих ученых – А. Орландос, Г. и М. Сотириу; в области искусства Балканских стран – Н. Мавродинов, С. Радойчич, B. Джурич [186]; в сфере кавказской тематики – И. Орбели, В. Арутюнян, C. Мнацаканян, Т. Тороманян, Ш. Амиранашвили, Н. и Г. Чубинашвили [150] и другие исследователи. Впрочем, последняя группа относится к советским историкам архитектуры и искусства, а это особая тема. Помимо упомянутых съездов по христианской археологии, периодически проходят византологические конгрессы.

В послереволюционное время в России под натиском атеистического режима на три десятилетия были закрыты Духовные школы, не было возможности открыто заниматься церковной наукой. Вопреки этому больших успехов достигло искусствоведение и другие сферы научной и практической деятельности, ставшие приемниками целостной дореволюционной церковно-археологической науки. Речь идет о работе искусствоведов разной тематики, историков архитектуры и градостроительства, реставраторов памятников архитектуры, живописи и так называемого декоративно-прикладного искусства, а также археологов в светском значении этого слова. Археология в таком смысле есть историческая дисциплина, связанная с изучением материальной культуры тех или иных периодов и регионов, со своими исследовательскими методами, подразумевающими организацию экспедиций, натурное изучение памятников и проведение на них археологических раскопок, как правило – памятников архитектуры, культурного слоя, жилищ и погребений. Многообразие названных сфер требовало от исследователей христианских архитектурно-художественных памятников непременного соприкосновения с соседними сферами, а также элементарных богословских и церковно-исторических знаний. Однако при господствующем атеизме это было своего рода подвигом. Так или иначе, но все разделившиеся сферы имели своих подвижников, и многие исследования, совершенные в советское время, de facto внесены и в копилку церковной науки. Искусствоведение этой поры создало и усовершенствовало то, что называется стилистическим анализом памятников церковного искусства. Этому способствовали успехи научной реставрации. Так, например, более ясно теперь стала выглядеть общая картина развития региональных иконописных школ Древней Руси. В дореволюционное время стилистический анализ был еще недостаточно развит. Хотя надо понимать, что полнота научного взгляда предполагает синтез иконографического и стилистического исследования, а в атеистическое время он, как правило, «хромал». Для переходного момента 20-х гг. весьма интересна уникальная фигура священника Павла Флоренского [93–95], религиозного философа и искусствоведа, стремившегося сохранить целостность своих исследований, свойственную старой российской науке. Среди имен наиболее выдающихся советских искусствоведов следует назвать Игоря Эммануиловича Грабаря (1871–1960 гг.), основоположника современных принципов реставрации памятников древнерусского искусства, наиболее авторитетного автора и редактора ведущих искусствоведческих и историко-архитектурных трудов [40, 117], и Виктора Никитича Лазарева (1897–1976 гг.), в меру внешних возможностей продолжившего прежние исследования в области византийской и древнерусской живописи [195, 196]. Имена искусствоведов М. В. Алпатова [173, 174], Г. И. Вздорнова [181], реставраторов Г. И. Чирикова, продолжавшего свою дореволюционную деятельность (в 1918 г. им обнаружены иконы «Звенигородского чина» и начаты работы по реставрации Владимирской иконы Божией Матери), Ю. А. Олсуфьева, А. И. Анисимова, а в конце ХХ в. – А. Н. Овчинникова [81], С. И. Голубева [182], Ю. Г. Боброва [177, 246] – продолжают этот список. В области истории архитектуры это М. А. Ильин, А. И. Некрасов [134], Н. И. Брунов [113], позднее – А. Л. Якобсон [157, 158], А. И. Комеч [123–125], Г. К. Вагнер [67, 68], в истории градостроительства – Л. М. Тверской, А. В. Бунин, Т. Ф. Саваренская, Г. В. Алферова [105], в архитектурной археологии – Н. Н. Воронин [115], М. К. Каргер, А. Н. Кирпичников, П. А. Раппопорт [138, 139], С. А. Беляев [108], О. М. Иоаннисян [120] и В. А. Булкин, в архитектурной реставрации – П. Д. Барановский, позднее – Ю. П. Спегальский [144], М. И. Мильчик [133], Г. М. Штендер [154, 155], С. С. Подъяпольский, в области искусства малых форм – академик Б. А. Рыбаков [236], древнерусских тканей – Н. А. Маясова [235], и многие другие. Многие исследователи более поздних поколений, например, А. М. Лидов в области искусствоведения [76, 131], А. Л. Баталов [243, 244], И. Л. Бусева-Давыдова как историки архитектуры и градостроительства [112], археолог Л. А. Беляев [244, 245], активно возвращают российскую науку не просто к церковной тематике, но к комплексному подходу, столь характерному для старой церковной археологии.