Текст книги "Идет розыск (журнальный вариант)"

– Феня – кличка его? – спросил Игорь.

– Ага.

– А суббота у нас завтра, так?

– Так. Мне идти или как? Охота взглянуть.

– Не боишься?

– Я его бил, – нахмурился Зарубин. – Под нарами у.меня сидел.

– Выходит, он тебя бояться должен?

– Посчитался, – коротко ответил Зарубин и невольно пощупал бок.

– Нож? – спросил Игорь.

– Напильник.

– Опасно.

– Ничего. Я живучий.

– Простил ты его все-таки? Под конец дружками вышли?

– Вроде того.

– А Марину, получается, ты у него увел?

– Я за нее заступился.

Игорь чувствовал: в сложный узел завязаны их отношения; это лишь на первый взгляд заурядный треугольник. Любовь и смерть шли здесь рядом.

– Ну, так чего, идти или нет? – спросил Зарубин сердито и нетерпеливо. – Или не доверяешь? Тогда прямо говори.

– Пойди, Иван, пойди, – согласился Игорь. – На всякий случай посмотрим, что такое он тебе скажет. Место знакомое?

– Знакомое.

– Ну, а мы подготовим встречу. Марина ничего не знает?

– Нечего ей знать. И Игорь заспешил в управление. Однако он и предположить не мог, что задумал на этот раз Смоляков.

В тот же день в Москве, в кабинете Цветкова, состоялся неприятный разговор.

Цветков вызвал к себе Усольцева.

С нехорошим предчувствием шел Виктор Усольцев в кабинет начальника отдела. Успокаивала только мысль, что главный его враг, этот чертов Откаленко, уехал в командировку.

Когда Усольцев зашел в кабинет Цветкова, то сразу увидел Лосева, сидевшего в стороне, на диване. Длинная его фигура в сером костюме и светлые волосы четко выделялись на темной обивке дивана, это почему-то бросилось Усольцеву в глаза сейчас.

Он остановился на пороге.

– Заходите, Усольцев, – сухо пригласил его Цветков.

Обращение на «вы» ничего хорошего не сулило. Виктор молча сел на стул возле стопа и неуверенно посмотрел на мрачного Цветкова, перебиравшего на столе карандаши.

– Так вот, – сказал Цветков, сдвигая карандаши в сторону. – Должен сказать, что вы плохо начали свою работу у нас. Не неумело, это бы я вам еще простил, а плохо, – подчеркнул он, – С самого плохого начали и самого в наших условиях опасного – с обмана. Вот это мы, Усольцев, не прощаем. И это вы знали.

– Я не обманывал, я…

– Погодите, – приподнял руку Цветков. – Я не кончил. Вы провалили задание с Коменковым, вы не получили у него никаких сведений о Шанине, которого он, оказывается, хорошо знает. Ладно. Это может случиться с новичком. Совсем неопытным новичком, каковым вы и являетесь. Потому что Коменков – это пустой орех, его расколоть ничего не стоило. Но, вместо того чтобы честно доложить о неудаче, вы заявили, что задание выполнили, что Коменков о Шанине ничего не знает. Этим вы ввели нас в заблуждение и нанесли прямой вред делу. Такое прощать мы не имеем права. И не прощаем, Усольцев. Вот это первый пункт. Он вам ясен? Виктор сокрушенно кивнул головой.

– Но мало этого, – хмуро продолжал между тем Цветков, не глядя на Усольцева. – Вы не только ничего не узнали. Вы умудрились вселить в Коменкова уверенность, что он приобрел в МУРе ценного дружка, который его в любой момент выручит, стоит только позвонить ему по телефону. И Коменков стал вести себя после встречи с вами еще увереннее и наглее. Стал хвастать направо и налево этой связью и порочить тем МУР, всех нас, – с нарастающей досадой проговорил Цветков. – Всех! Как же вы посмели так поступить? Вы опозорили людей, которые годы честно здесь работают.

Усольцев еще ниже опустил голову и продолжал молчать.

Замолчал и Цветков.

Согнувшись, сидел на своем диване Лосев и смотрел на Усольцева.

– Что скажешь, Лосев? – спросил Цветков, не поворачивая головы.

– Я согласен с вами, Федор Кузьмич, – твердо ответил Виталий. – Сначала я думал, что это можно еще поправить. Но теперь…

– Сейчас уже поздно, считаешь?

– Сейчас?.. – Виталий подумал. – Сейчас опасно иметь его рядом, я считаю. Доверие кончилось.

– Так. Но тут и твоя вина. Согласен?

– Согласен.

– И тебе урок… – Тоже согласен.

– И всем нам, – как всегда, справедливо разделил вину Цветков.

В кабинете на миг воцарилась тишина.

– Что скажете, Усольцев? – спросил Цветков. Виктор, поборов себя, коротко ответил, не отрывая глаз от пола:

– Я не буду оправдываться. Виноват… Во всем… Только я не хотел этого…

– Не хотел, – с горечью повторил Цветков. – Но сделал. Выходит, понимал, что это плохо, и все же так поступил, Гм… Это еще хуже. Что ж, – вздохнул он, – будем решать, будем решать…

И вот тут Усольцев разозлился. Ему показалось, что Цветков просто поймал его на слове и тем самым несправедливо усугубил его вину. И он сказал с вызовом:

– А решать будете не вы, а руководство. И оно отнесется объективнее.

– Вот как? – удивился Цветков. – Значит, вы хотите остаться у нас? – Он словно пропустил мимо ушей упрек в необъективности. – Вы считаете это возможным и даже рациональным?

– Да, считаю. Мне, молодому специалисту, не было оказано помощи со стороны товарища Лосева. Вы сами это сказали.

– М-да. Выходит, ничего он не понял, – как бы про себя сказал Цветков и посмотрел на Усольцева. – Ладно. Обещаю вполне объективное рассмотрение вашего дела. А пока отстраняю вас от работы.

– А я возражаю.

– Ну-ну. Тут уж разрешите мне командовать. А что касается Лосева, он получит за вас выговор. Слышишь, Лосев?

– Так точно.

– Вот и все, Усольцев. Можете быть свободны. Виктор поднялся и, не попрощавшись, вышел из кабинета. Когда за ним закрылась дверь, Цветков спросил:

– Ну, что скажешь?

– Я уже все сказал, Федор Кузьмич, – сокрушенно ответил Лосев.

– Да-а. Рано он к нам попал, вот что. Ошибка это… Что Албанян-то, на вернулся еще?

– Пока нет. В Лялюшках моих сидит.

– Лялюшки… Линия сбыта у них – не только Лялюшки, учти. Куда они, к примеру, пряжу дели?

– Надо того усатенького найти, который ее получал.

– Кто его видел?

– Вера Хрисанова видела. Да вообще вся их бухгалтерия.

– И никто ничего интересного в нем не подметил?

– Ничего. Кроме усов, правда.

– Дались тебе его усы… – улыбнулся Цветков.

– А вы знаете, Федор Кузьмич, – вдруг оживился Виталий, – Лена говорила, что эта ее Липа-бывший гример и кому-то она усы делала. Надо бы поинтересоваться.

– Вот и поинтересуйся. И еще раз поинтересуйся Глинским. Есть у него путь к Льву Константиновичу или нет? Осторожненько побеседуй, по-нашему. А официально его завтра Виктор Анатольевич будет допрашивать.

– Выздоровел наш следователь?

– Вроде бы. Сегодня звонил. Ну, ты давай, работай.

Лосев вернулся к себе в комнату, удобно расположился за столом, вытянув свои длинные ноги в проход, чуть не до стола Откаленко, и задумчиво посмотрел на телефон, потом, вздохнув, протянул к нему руку. И в тот же миг телефон внезапно зазвонил сам, так что Виталий невольно вздрогнул и поспешно снял трубку.

– Лосев. Слушаю.

– Виталий Павлович, к вам арестованный Глинский просится, – доложил дежурный внутренней тюрьмы. – Привести?

– Как он там себя ведет?

– Нервно, – усмехнулся дежурный. – Ночью два раза контролера вызывал. На сокамерников жаловался. Так когда его к вам доставить?

– Вот сейчас и доставляйте.

– Слушаюсь.

Виталий повесил трубку. «Весьма кстати», – подумал он.

Глинского привели через несколько минут. Выглядел он неважно. Недавно еще холеное, крепкое лицо казалось желтым и морщинистым, под глазами легли синие тени, а в черных глазах появилось какое-то затравленное выражение, губы нервно подергивались. От былой его самоуверенности и наглости не осталось и следа. Костюм был помят, от рубашки отлетели пуговицы, и видна была несвежая голубая майка. На ботинках шнурков не было, и Глинский шаркал подошвами по полу.

Вошел он, однако, быстро и тут же без сил повалился на стул.

– Вы что… что со мной делаете?.. – захлебываясь, проговорил он. – Вы что, садисты, палачи, убийцы?.. Вы что, не понимаю…

– Спокойно, Глинский, – прервал его Лосев. – Ничего мы с вами не делаем. Просто вага распрекрасная жизнь, которой вы так гордились, поворачивается к вам другой своей стороной. Только и всего.

– А я протестую! Ясно вам? И требую… – Глинский . секунду помедлил. – Одиночку! У. меня сил больше нет там находиться с этими подонками!

– Вам, конечно, другие подонки больше по вкусу? – усмехнулся Лосев. – Что поделаешь. Вы сами выбрали такую жизнь. Вы мне это, помнится, очень хорошо все обосновали. «

– Ладно, ладно, – нервно махнул рукой Глинский. – Мне, знаете ли, сейчас не до шуток. Я понимаю, ничего даром не делается. Даже здесь.

– Что вы хотите сказать? Вам не нравится роль главаря?

– Да никакой я не главарь, мотете вы это понять или нет?! И то, что вы мне тогда приписали, ложь, ложь и ложь! Ну, скажите, похож я на главаря?.

– Вы сейчас вообще мало на что похожи, – поморщился Лосев. – Но раньше…

– И раньше не был похож! Долго я вам буду это объяснять?!

– Вы пока вообще еще ничего не объяснили. Крик, знаете, не объяснение, – спокойно возразил Лосев, – И что значит «ничего даром не делается»? Пока это хоть объясните.

– Очень просто… Очень просто… – лихорадочно заспешил Глинский. – Я вам кое-что сообщу. Вы понимаете? А вы мне устройте одиночку. Обязательно! Иначе я сойду с ума! Будете тогда отвечать. Сойду, сойду, вот увидите…

На глазах у Глинского выступили слезы. Вид у него был жалкий и мерзкий. Громко всхлипнув, он полез за платком.

– Ну-ну, Глинский, нельзя же так распускаться, – сказал Лосев, – Ваши бы дамы на вас посмотрели. Что вы хотели мне сообщить, говорите?

– Будет… – Глинский трубно высморкался и вытер глаза. – Будет… одиночка?..

– Постараюсь.

– Я вам почему-то верю. – Глинский спрятал грязный платок в карман и немного успокоился. – Так вот. У меня дома, признаюсь вам, лежит готовая доверенность. В левом ящике стола, на дне, под бумагами.

– Мы ее не нашли.

– Ах, так? Значит, я ее уже передал. Все В голове перепуталось, все!

– Что за доверенность вы изготовили?

– От кондитерской фабрики. Она под Москвой находится.

– Это та, где работает Рая?

– Вот-вот.

– А где следует лимонную кислоту получать?

– На заводе. В Борске.

– Когда?

– Ну, это надо делать быстро. По крайней мере Лев так делает.

– Кто же поедет, как по-вашему?

– Не знаю, не знаю. Это не моя область. Я все сказал. И я… Вы… – Глинский снова заволновался. – Я больше туда не вернусь… Вы обещали… Ну, я вас умоляю., – У него снова выступили на глазах слезы. – Я из окна выброшусь!…

– Опять слезы… – брезгливо сказал Виталий. – Я же обещал вас перевести. Кстати, как же все-таки ухватить Льва Константиновича, если главарь он, как вы говорите? Вы, кажется, не хотите быть христосиком, так ведь? Глинский злобно взглянул на Лосева.

– Нинку берите. Стерву эту толстозадую. … Когда Глинского увели, Виталий собрал со стола бумаги, запер сейф и отправился к Цветкову.

Подробно доложив о состоявшемся разговоре, он сказал:

– Нам надо тоже быстро действовать, Федор Кузьмич. Пока что они опережают нас на два дня.

– Да, – кивнул Цветков. – Немедленно надо действовать. Поэтому сегодня лети в Борек. Я сейчас туда позвоню. – Он повернулся к расписанию, висевшему у него за спиной, и начал вести сверху вниз карандашом. – Б… б… Борек. Через два часа семнадцать минут. – Он взглянул на часы. – Успеваешь. Домой позвони.

Федор Кузьмич был не по годам динамичен, когда того требовала обстановка. И молодые сотрудники иногда еле успевали за его стремительными решениями.

– Жди теперь их там, – недовольно пробурчал Виталий.

– Дождешься. Чует мое сердце, чего-то ты там дождешься.

Под вечер Откаленко решил еще раз побывать в санатории.

Весь день он занимался подготовкой к завтрашней встрече со Смоляковым в кафе «Золотой маяк», Вместе с Рощиным погулял в парке. Они внимательно изучили само кафе, все подходы к нему, пригляделись к работавшим там официанткам. Под нехитрым предлогом заглянули даже на кухню и в подсобки.

Все излазив, осмотрев и оценив, Игорь и Рощин вернулись в управление и уже вместе с Саачуком принялись обсуждать план предстоящей операции. Долго решали, где расставить людей, какие выбрать сигналы, как маскироваться, в какой момент и кому брать Смолякова, как вывести из операции Зарубина. Следовало при этом иметь в виду, что Смоляков опытен, озлоблен и наверняка вооружен, что ему терять нечего и он, не раздумывая, пустит в ход любое оружие. А ведь встреча произойдет днем, в людном месте. Поэтому надо было как можно дальше увести Смолякова от кафе, очевидно, уже после встречи с Зарубиным. Сама схватка должна произойти мгновенно, и тут же надо было исчезнуть с места происшествия, чтобы не потревожить, не испугать окружающих людей, не породить в городе лишние разговоры и слухи. Словом, задач и забот оказалось немало.

Но под вечер Откаленко обнаружил, что больше делать ему нечего и занять себя тоже нечем. Тревога, однако, не покидала его, надвигающийся вечер таил, казалось, какие-то неведомые и опасные сюрпризы. Игорь не находил себе места. Вот тогда-то он и решил еще раз побывать в санатории и повидать Зарубина.

Однако Ивана в обычном месте не оказалось. Откаленко направился к нему домой. Зарубины жили в длинном белом трехэтажном доме обслуживающего персонала по другую сторону обширного и красивого парка.

Дверь открыла совсем юная стройная женщина. Темные густые волосы были тщательно уложены. На оживленном круглом личике красок было, на взгляд Игоря, куда больше, чем следовало. Это, конечно, была Марина, тут Игорь не сомневался. Она казалась веселой, оживленной, подведенные глаза блестели, на щеках возникли две милые ямочки.

Игорь, поздоровавшись, попросил Ивана.

– А его, знаете, нет, – проникновенным тоном, точно сообщая что-то загадочное, и интересное, сказала Марина. – Он ушел.

– Куда же ом ушел? – спросил Игорь,

– Я не знаю. Только… я тоже ухожу.

– На вечер, наверное?

– Да, – улыбнулась Марина. – Танцы будут. А вы здесь живете? – Она тоже проявила к нему интерес. – У нас в санатории?

– Нет. Просто дружок Ивана, проведать заглянул.

Марина изменилась в лице. Удивительно, как оно вдруг мгновенно потухло, а глаза уже смотрели испуганно и подозрительно.

– Что, давний дружок, да? – почти враждебно спросила она.

– Да нет, совсем недавний, – успокоил ее Игорь. – Он вам не говорил про меня? Меня Игорь зовут.

И, как всегда, его скупая короткая улыбка на суровом лице вызвала доверие. Марина снова преобразилась, снова заблестели глаза, появились ямочки на щеках.

– Нет, не говорил. – Она покрутила головой и лукаво добавила: – Я бы запомнила.

Это почему-то не понравилось Игорю. Он сдержанно спросил;

– Может быть, я вас провожу на эти самые танцы, если разрешите?

– Очень приятно. Я только кофту возьму. Она сдернула с вешалки кофточку и, выйдя на площадку, заперла за собой дверь. Потом побежала вниз по лестнице, дробно стуча высокими каблучками. Откаленко устремился за ней.

В парке Марина вскоре свернула с главной кипарисовой аллеи на боковую. Здесь было и вовсе тихо и безлюдно, сплошной стеной стояли густые клены, между ними попадались скамейки.

– Здесь к клубу идти ближе, – объяснила Марина и в который уж раз оглянулась.

– Чего вы боитесь, Марина? – напрямик спросил Игорь, шагая рядом. – Старых дружков Ивана?

– А вам не все равно, кого я боюсь? – насмешливо спросила Марина, бросив на Игоря взгляд через плечо.

– Я не люблю, когда люди чего-то боятся, – ответил Игорь.

– Ой, как бы я хотела ничего не бояться, – вздохнула Марина и метнула испуганный взгляд на Игоря, словно проговорилась, и, явно стремясь перевести разговор на другое, беззаботным тоном спросила: – А вы танцевать останетесь?

– Нет, – покачал головой Игорь. – Мне Иван нужен.

– А зачем?

– Мужские секреты, Мариночка, – усмехнулся Игорь. – Не могу сказать.

– Ой, неправда, неправда! Вы совсем не похожи на Ваниных дружков.

– А вы кого-нибудь из них знали?

– Я?.. Одного. Только он…

– Что «только он»? – напористо переспросил Игорь.

– Приехать сюда не посмеет, вот что, – раздраженно выпалила Марина и неожиданно добавила: – Я так думаю…

– Почему же вы так думаете?

– Он знает, что я его никогда в жизни не приму.

– Откуда же он знает это?

– А он мне писал. Вот так. – Марина с вызовом вздернула вверх подбородок. – Только я эти письма рвала и ни словечка не отвечала. И Ване не показывала. И вы не говорите. А то он переживать будет. Не скажете?

– На скажу. Значит, этот человек вас не забыл?

– Лучше бы он меня забыл. Я, знаете, как его боюсь?! – Она с жалобной доверчивостью посмотрела на Игоря. – Господи, чего это я вам все рассказываю, не понимаю.

– А мне все про себя рассказывают, – пошутил Игорь.

– Как на исповеди, да? Вы, наверное, поп переодетый? – Марина как-то облегченно рассмеялась.

– А вы у Ивана спросите, кто я.

– И сказать, что вы меня провожали, да? – с обычным своим лукавством спросила Марина. – Не побоитесь? Он очень сильный.

– И очень вас любит?

– Очень, – убежденно ответила Марина, глядя себе под

ноги. – Ведь он хороший. У него в жизни было только одно…-она запнулась, – одно нехорошее дело. Но он больше никогда так не поступит, он мне поклялся. А то… а то он меня потеряет.

– Я тоже думаю, что он больше никогда так не поступит, – скачал Игорь.

– Вот. Поэтому я его люблю. На всю жизнь.

– Ну, тогда расскажите ему, что я вас проводил, – усмехнулся Игорь. – Авось, оправдаюсь. Вон, кажется, ваш клуб.

Они свернули еще на какую-то аллею, и в конце ее показалось большое, ярко освещенное здание. Возле него толпились люди.

Не доходя до клуба, Игорь простился.

– Приходите к нам, – сказала Марина, улыбаясь. – Вы мне понравились,

– Приду.

Она помахала ему рукой.

Утро началось лихорадочно. Откаленко и Рощин инструктировали, расставляли, проверяли людей, отрабатывали сигнализацию, определяли пункты нахождения машин, маршруты подвижных постов. Все были напряжены и сосредоточены. Опасный преступник шел в сети, и каждый просчет туг мог обернуться новой жертвой.

Зарубин был взят под плотное прикрытие с момента выхода из санатория. Вышил Иван через главные ворота, был он в новом сером костюме, в белой рубашке с расстегнутым воротом и в кепке, беспечно сдвинутой на затылок. Вообще вид у Ивана был спокойный, как будто он даже был чем-то доволен. Шагал широко, бодро насвистывая и жмурясь от солнца.

Тем временем в кафе и вокруг него ничего подозрительного отмечено не было. Смоляков пока не появлялся. Впрочем, так рано его и не ждали.

Зарубин пришел туда минут за пять до назначенного срока и занял столик на открытой веранде, в глубине ее, возле небольшой эстрады, где по вечерам играл джаз. Он заказал бутылку пива и, откинувшись на спинку стула, принялся лениво наблюдать за окружающими.

Вообще вел себя Иван в высшей степени спокойно, и Игорь отметил про себя, что это не игра, а вполне естественное спокойствие, основанное на чувстве превосходства и некоей самоуверенности. Это Игорю не понравилось, Зарубин противника явно недооценивал, что могло в коночном счете привести к неприятностям.

Так прошло десять минут. Смоляков не появлялся, теперь уже опаздывая. Впрочем, это вполне соответствовало его осторожным повадкам. Такого следовало ожидать, но Откаленко почему-то начал слегка нервничать,

– Все нет, – почти равнодушно сказал он сидящему рядом с ним на скамье Рощину, и, пожалуй, разве что Лосев мог бы уловить скрытое в его тоне беспокойство.

– Они задерживаются, – иронически ответил Рощин. – Они, небось, изучают обстановку, прежде чем подойти. Ясное дело.

– Откуда, интересно, он ее изучает? Все как будто перекрыто, – тем же чуть напряженным тоном заметил Игорь.

Прошло еще десять минут. И с каждой минутой нарастало досадливое и недоуменное нетерпение.

Кругом спокойно гуляли, весело переговаривались, отдыхали на скамьях люди, много людей, шумно носились и играли ребятишки-словом, парк жил своей обычной курортной, пестрой и веселой жизнью под неумолчный гул морского прибоя.

Прошло уже двадцать две минуты сверх назначенного срока, когда к Зарубину подошел какой-то парень. Нет, это был не Смоляков. Парень что-то сказал, Зарубин кивнул в ответ, и парень исчез.

Выяснилось; парень передал Зарубину, что Смоляков задерживается, будет через полчаса и просит его обождать.

Это обстоятельство встревожило Откаленко. То была интуиция, рожденная опытом и природным даром сыска. В такой опасной ситуации надо понять и объяснить каждую мелочь. Смоляков задерживается – почему? Зачем ему надо продержать Ивана здесь, в парке, чуть не час? Разве изменится что-нибудь за это время? А что если… Тут новая мысль обожгла Откаленко. И он все тем же ровным голосом спросил сидевшего рядом Рощина:

– Сколько наших осталось около санатория?

– Один, У главного входа. А что? – насторожился тот.

– Ты оставайся за старшего. Я возьму резервную машину и мигом обернусь,

– Давай, – немедленно согласился Рощин. Теперь в тоне Игоря и он уловил напряжение. – Там Воловик Андрей, – добавил он. – Боровичок такой в коричневом костюме.

Игорь, кивнув, поднялся со скамьи.

Через минуту оперативная машина уже неслась по улицам, нетерпеливо сигналя на перекрестках, и инспектора ГАИ, как и во всех городах, быстро и властно расчищали ей путь.

Спустя несколько минут машина затормозила возле главного входа в санаторий. Здесь в нее подсел Андрей Воловик, после чего снова взревел мотор, и машина стремительно проскочила в ворота, мимо растерявшегося вахтера, и помчалась по главной кипарисовой аллее, по которой проезд машин был вообще-то запрещен, к белевшему вдали длинному трехэтажному зданию.

Машина еще не успела затормозить, как Откаленко увидел на балконе третьего этажа маленькую женскую фигурку в белых брючках и развевающейся розовой блузке. Женщина двумя руками держала балконную дверь, которую, видно, рвали изнутри. Она почему-то не кричала, только изо всех сил держала дверь.

Игорь выскочил из машины и крикнул Воловику:

– Быстро на третий этаж! Десятая квартира! Ломай дверь, если надо!

Плотная фигура Андрея Воловика метнулась к подъезду.

Игорь оглядел фасад. Вверх от балкона к балкону тянулась решетчатая стенка, местами увитая виноградом. Игорь кинулся к балкону первого этажа – это была как бы маленькая терраска у самой земли – и, не раздумывая, стал карабкаться вверх. Легкая металлическая решетка раскачивалась и прогибалась под его тяжестью.

– Марина, держи дверь! – крикнул Игорь. – Держи! Я сейчас!, Он добрался уже до второго этаже. Теперь было слышно, как тяжело дышит и всхлипывает Марина. И Игорь, цепляясь за прутья решетки, задыхаясь, повторял;

– Держи!… Держи!… Я сейчас!… Вот наконец и третий этаж. Игорь ухватился за ограду балкона.

В этот момент Марина не выдержала и выпустила ручку двери. Игорь увидел, как на балкон метнулся какой-то человек. И тут же ощутил сильный удар а лицо, от которого чуть не разжал руки. Удар на миг ослепил Игоря. А человек тут же кинулся на Марину. Но вдруг где-то в глубине квартиры раздался грохот и треск ломаемого дерева. Человек на балконе невольно оглянулся. Этого было достаточно, чтобы Игорь успел перевалиться через балконную ограду и схватить его за руку, в которой заметил нож. Это был Смоляков, Игорь узнал его сразу, угадал даже раньше, чем разглядел.

Игорь четко провел захват руки, со звоном выпал нож, и Смоляков, вскрикнув от резкой острой боли, повалился на пол. Игорь упал на него, не отпуская руки, не замечая, что его собственное лицо в крови, не чувствуя ее солоноватого вкуса на губах.

И тут на балконе появился Воловик, задыхающийся, обсыпанный штукатуркой, пиджак у него был разорван.

Смолякова связали.

– Фу-у…, – отдуваясь, произнес Воловик. – Спасибо строителям. Двери при желании можно высадить плечом.

Марина прибежала с мокрым полотенцем и, вытирая Игорю лицо, взволнованно говорила, то и дело косясь на лежавшего на полу Смолякова:

– Ой, миленькие мои, спасибо… Ой, Игорек… Он все-таки приехал, видишь?.. Проклятый!… Проклятый!…

– Ничего, – тяжело дыша, ответил Игорь. – Он теперь опять уедет… Далеко… Будь спокойна…

Виталий Лосев летел в Борек не впервые, но каждый раз он не переставал восхищаться бескрайними лесами, среди которых лежал город. Всеми оттенками зеленого цвета, от почти черного до светло-зеленого, переливались, как море, густые бескрайние леса под крылом самолета. А бесчисленные голубые озерки казались каплями с какой-то гигантской кисти, которую пронесли над лесами, а потом провели ею по нескончаемому зеленому ковру, и появилась широкая полноводная река, на которой и стоял Борек.

В аэропорту Виталия встречали двое: Володя Жаткин и незнакомый полноватый лейтенант. Худой, быстрый Жаткин в зеленой поролоновой курточке и сдвинутой на затылок кепке, из-под которой выбивались светлые вихры волос, с блестящими, голубыми глазами казался совсем мальчишкой. Но Виталий знал, что это опытный оперативный работник. Однажды Лосев видел глубокий шрам на плече у Володи, заработанный в ходе сложной операции здесь, в Борске, на вокзале, несколько лет назад. Вообще Володя прошел, как он выражался, «школу Лобанова» —по имени бывшего их начальника уголовного розыска, старого муровца, который теперь был уже генералом и начальником областного управления.

– Ну, с приездом, с приездом, – весело и торопливо сказал Володя, тряся руку Виталия. – Звонил твой шеф, предупредил. – И удивленно спросил: – Чего это ты-даже без портфеля?

– Да Кузьмич по-быстрому вытурил, – улыбнулся Лосев. – Домой заехать даже не дал. Вечером пришлют, со следующим рейсом.

– Понятно. Наши дела, – засмеялся Жаткин, – Ладно. Встретим и портфель. А пока поехали. По дороге поговорим. Да, знакомься, лейтенант Солодовников, Костя, короче говоря.

Втроем они вышли из здания аэропорта и на площади разыскали ждавшую их машину.

– Значит, так, – деловито начал Володя, когда они уселись и машина начала выруливать из густого скопища других машин. – Завод этот мы обнаружили. Тихий такой заводик, никаких серьезных дел там сроду не возникало.

– И сейчас, бог даст, не будет, – подал голос с переднего сиденья молчаливый полноватый Солодовников. – Он же объект покушения, этот завод. Так ведь?

– Именно что, – с ударением произнес Лосев, незаметно для себя повторяя Цветкова. – Завод оградить надо. Вы суть дела знаете уже?

– Только суть и знаем, – ответил Жаткин. – Не мешало бы детали узнать.

– Мы их пока и сами не все знаем, детали эти, – досадливо ответил Виталий. – Известно только, что кем-то в бухгалтерию завода будет предъявлена фальшивая доверенность вместе с краденым паспортом. По ним попытаются получить несколько тонн лимонной кислоты. А каждая тонна стоит, между прочим, чуть не пятнадцать тысяч рубликов. Улавливаете?

– И это еще по госцене, – многозначительно заметил Жаткин.

– Именно что, – повторил Лосев.

– А на какую фамилию доверенность и паспорт? – снова спросил Жаткин. – Шеф твой почему-то не сообщил.

– Сам не знает, вот в чем дело. Арестованный не помнит, хотя сам эту доверенность изготовил. Правда, у него потом много волнений было, – усмехнулся Лосев, – Только помнит, что фамилия та на «А»: не то Антонов, не то Антипин или что-то вроде этого. На заводе ни с кем еще не говорили?

– Нет, тебя ждали. Деталей-то мы не знаем,

– Эх, – подосадовал Виталий. – А надо было бы поговорить. Может, эти деятели уже все провернуть успели. Давай сейчас прямо на завод и поехали.

– Поехали, – согласился Жаткин и наклонился и водителю: – Миша, слыхал? Прямо на завод давай.

– Это куда, Владимир Борисович, на Нижнее шоссе? -спросил тот.

– Да нет, в городе. Белинского, двадцать шесть, На Нижнем у них филиал, Машина все еще летела по лесному шоссе. Километр за километром сплошной стеной стояли темные еловые леса. И только ближе к городу стали попадаться маленькие, а затем и большие поселки.

Постепенно надвинулся город. Вскоре уже машина двигалась по шумным, суетливым улицам, то и дело задерживаясь на перекрестках.

Наконец подъехали к заводу. По местному времени была половина пятого, рабочий день близился к концу.

По широкому двору прошли к небольшому зданию заводоуправления.

В бухгалтерии пожилая женщина сухо сказала:

– Из Московской области никто за кислотой к нам не прибывал.

Но тут вмешалась бойкая девица, сидевшая за соседним столом. С любопытством оглядев приезжих, она довольно бесцеремонно объявила:

– И нет, Пелагея Ивановна, кто-то приезжал. К Сергею Прокофьевичу заходили.

– О, господи, – раздраженно ответила пожилая бухгалтерша. – Но мы-то ведь ничего не оформляли на выдачу.

– А кто такой Сергей Прокофьевич? – поинтересовался Жаткин.

Девица стрельнула в его сторону подведенными глазками и, кокетливо поправляя двумя руками пышные волосы, ответила;

– Замдиректора по сбыту. Очень симпатичный, молодой, совсем недавно у нас. К сожалению, только женатый. – Она хихикнула.

– Ты бы помолчала, Люба, – строго сказала ей пожилая бухгалтерша. – Вечно ты со своими замечаниями.

– А что такое? Товарищам, может быть, это пригодится.

– Верно, – улыбнулся Виталий. – Нам все может пригодиться. А почему вы, Люба, решили, что приехали из Московской области?

– Я по двору шла, а они как раз приехали, – обрадованно затараторила Люба. – Номер на машине московский. Я в этом разбираюсь. Мы недавно «Запорожец» купили, я теперь на все номера смотрю… А он еще спросил так, знаете, любезно; «А как, девушка, пройти к вашему замдиректора?»

– Кто «он»?

– Ну, кто приехал. Молодой такой, светленький, в очках, с усиками.

– Давно это было?

– Час назад.

Виталий бросил укоризненный взгляд на Жаткина.

– Так пойдем быстрее к Сергею Прокофьевичу! – торопливо воскликнул тот, скрывая смущение, – Они ведь еще ничего не получили,

– Значит, вы им ничего не отпускали? – еще раз на всякий случай уточнил Виталий, обращаясь и пожилой бухгалтерше.

– Да нет, я же вам сказала.

– Ну, извините. Как пройти к вашему замдиректора? Люба быстро поднялась со своего места.

– Пойдемте, провожу. Мне как раз к нему надо.

– Люба, – предостерегающе произнесла пожилая бухгалтерша.

– А что такого? Мне же надо. Он просил зайти.

– Он два часа назад просил зайти.

– Вот я и пойду, – своенравно ответила Люба. Она быстро направилась к двери. Лосев и Жаткин двинулись вслед за ней. Поднявшись на второй этаж, они зашли в небольшую приемную. У двери кабинета, на которой красовалась табличка «С. П. Бузин», Лосев мягко сказал:

– Вам, Люба, придется подождать здесь. Девушка сделала .недовольную гримаску, но возражать не решилась.

Лосев приоткрыл дверь кабинета:;

– Разрешите, Сергей Прокофьевич?., И, не дожидаясь ответа, они с Жаткиным зашли в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.

За большим письменным столом сидел, полный, но довольно молодой еще человек в белой сорочке с расстегнутым воротничком. Узел полосатого галстука был приспущен на грудь, пиджак висел на спинке кресла. Сергею Прокофьевичу почему-то было невыносимо жарко: на его широком лбу проступила испарина. На столе, среди разложенных бумаг, стояла недопитая бутылка «Боржоми».