Текст книги "Идет розыск (журнальный вариант)"

Лосев прислушался, пружинисто вскочил на ноги и тотчас понял, что произошло. И одновременно ему стало ясно, что в темноте Смолякова не догнать.

– Ушел? – хрипло спросил Пенкин.

– Ушел, – ответил Виталий. – Что с тобой, Гриша?

– Ножом… ударил…

– Залезай в машину. Можешь?

– Могу…

Виталий помог ему забраться на заднее сиденье, туда же затащил связанного Шанина и уже собрался сесть за руль, когда из дачи выбежал Вова.

– Ну как? – спросил он.

– Один тут, другой удрал, – ответил Виталий. – Ранил вот его и удрал, Ты скажи им так…

– Все пьяные,

– Ну, и хорошо. Ты потом им скажи, утром, что эти двое поссорились и уехали. Понял?

– А если…

– Второй теперь не вернется. Теперь его, гада, искать придется ой-ой где. А тебе спасибо.

– Где Лена?

– Сейчас мы ее прихватим. А мотоцикл через час заберут. Иди открой нам.

Вова побежал к воротам.

Выехав из поселка на шоссе, Лосев вскоре увидел пост ГАИ. Один из инспекторов, посмотрев его удостоверение, сказал:

– Тут ваши из МУРа попали в аварию. Пьяный водитель грузовой машины. Доставлены в МОСКВУ. Еще счастливо отделались. – И досадливо добавил. – Вот только операция сорвалась.

Ну-ну капитан, – ответил Лосев и крепко вытер ладонью лицо. – Операция продолжается.

Глава 6.
Первые удары

Около двенадцати часов на следующий день вся группа собралась у Цветкова. Были здесь и Откаленко с Шухминым. К счастью, они Отделались только ушибами во время аварии на шоссе. Удар грузовой машины получился скользящим, к тому же обе машины шли в одном направлении, и «Волга» оказалась снесенной в кювет. Сейчас у Игоря видна была лишь белая наклейка на щеке и небольшой синяк под глазом, у Шухмина такая же наклейка красовалась на лбу, но Петр заметно хромал.

– М-да… – недовольно процедил Цветков, оглядев обоих. – Хорошо еще отделались.

– Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, Федор Кузьмич, – бодро ответил Шухмин.

Лосев насмешливо прибавил:

– Потери налицо, а что ты, интересно, нашел нашел в том кювете?

– Тебе бы там поискать, – ответил Петр.

– Зачем? Я в это время вот что нашел. – Виталий, улыбнувшись, кивнул на сидевшую тут же Лену.

– Одного лейтенанта нашел, а другого чуть не потерял, – не остался в долгу Шухмин. И все сразу стали серьезными.

– Как он, узнал? – обращаясь к Лосеву, спросил Цветков.

– В госпитале, – вздохнул Виталий. – Ножевая рана. Серьезная, говорят. Но опасности нет. Сегодня меня к нему пустить обещали.

– М-да… – снова, еще недовольнее покачал головой Цветков. – Дорого платим. Потому что не все додумали, видимо.

Федор Кузьмич в таких случаях не искал виновных, а делил вину на всех, включая себя.

Лена, внешне вполне спокойная, время от времени украдкой поглядывала на угрюмо молчавшего Откаленко. Она уже знала, что произошло после ее исчезновения, и все остальное, с ней самой случившееся, отступило на второй план. Лена представила себе, что должны были пережить в тот вечер ее товарищи, сколько она доставила им волнений, и сейчас была полна нежной и виноватой благодарности ко всем им. А Игоря ей было к тому же нестерпимо жалко, она еле удержалась, чтобы не сесть рядом, не сказать тихо хоть два слова, самых важных, самых, как ей казалось, нужных ему сейчас. Но она знала, что Игорь, самолюбивый, скрытный и сильный человек, никогда ей этого не простит.

– Какие сообщения с дачи? – спросил Цветков у Вали Денисова.

– Мы приехали туда в восемь тридцать, – ответил тот. – Гости уже разъехались. Говорили с Вовой, хозяином.

– Ну, и что?

– Во-первых, – как всегда, обстоятельно начал докладывать Денисов, – этот Вова произвел на меня хорошее впечатление. И говорил он правду,

– Точно. Хорошее, – подтвердил Лосев. – Случайный среди них человек.

– Во-вторых, – ровным голосом продолжал Денисов, словно Лосев и не перебивал его. – Гости разъехались спокойно. Никаких подозрений в связи с отсутствием тех двоих не возникло. Лев Константинович их ранний отъезд даже одобрил. В-третьих, больше на даче никто не появлялся. Других сообщений нет.

– А исчезновение Златовой их разве не встревожило? – спросил Цветков.

– Не очень. Поняли, конечно, что убежала. Посмеялись над Глинским. Нина, правда, разохалась. А Глинский разозлился.

– Куда делась та девушка, которая приехала с Шаниным?

– Уехала со всеми.

– И кто она такая, установить, выходит, не удалось? – продолжал спрашивать Цветков, на этот раз обращаясь к Лене.

Та смущенно ответила:

– Я ее даже не видела.

– Так. Значит, из всей этой компании, – подвел первый итог Цветков, – мы не знаем, кто такая эта девица – ну, ее мы быстро установим, адрес у нас есть, – и кто такой Лев Константинович. Второй раз он от нас ушел.

– Надо брать Глинского, – с необычной для него злостью сказал Лосев.

Цветков взглянул на него.

– Посмотрим, – ответил он и, сняв трубку одного из телефонов, набрал короткий помор. – Цветков говорит. Добрый день. Как почерковедческая экспертиза по Глинскому?.. Да? Прекрасно. – Он положил трубку и посмотрел на сидевшего в стороне Албаняна, и тот невольно напрягся. – Глинского мы можем брать. Обе фальшивые доверенности заполнены им. И по кислоте и по пряже. Итак, преступная группа включает в себя, во-первых, этого самого Льва Константиновича… Главарь, видимо. Затем идет Глинский. Он ищет фондодержателей и изготавливает фальшивые документы. Далее идет Шанин – он являлся с этими документами и забирал товар. И, наконец, Смоляков, шофер.

– В случае с пряжей, – вставил Албанян, – являлся и забирал товар кто-то другой. Возможно, и шофер был другой.

– Верно, – кивнул Цветков. – Но пока нам известны вот эти.

– А Бобриков? – спросил Лосев. – Ведь и он где-то рядом.

– Именно что, – с ударением произнес Цветков, – рядом. Как и эта самая Нина, допустим, или Коменков, паршивец зданий. И надо искать Смолякова. Мно-ого на нем крови. – Неожиданно обернулся к молчавшему Откаленко: – Ты как себя чувствуешь?

– Хорошо, – сдержанно ответил Игорь.

– Совсем хорошо?

– Совсем.

– Так, – удовлетворенно кивнул Цветков. – Что ж, беремся за дело. Жаль вот, следователь наш приболел.

– Виктор Анатольевич? – переспросил Шухмин. – Так ведь годы.

– Годы, годы, – сердито отозвался Цветков. – Грипп, а не годы, будь он неладен. Да вот время не ждет. Так что по его поручению кое-где действовать будем. Ты, Лосев, немедленно займись Шаниным, от него много ниточек тянется. Правда, ты его и брал. Но парень он хлипкий, И на контакт легко пойдет. Ты, Денисов, получишь санкцию прокурора на арест Глинского. Дальше. Вы, Златова, позвоните этой самой Липе, поделитесь происшедшим, пожалуйтесь. Надо попробовать восстановить контакт. Это тоже путь к главарю. Ну, а вы, милые мои, – обратился он к Откаленко и Шухмину, – сегодня свободны, – и многозначительно добавил: – Набирайся сил, Откаленко.

Лосев вернулся к себе в комнату и сразу же вызвал на допрос Диму Шанина. Через несколько минут конвой доставил того из соседнего здания.

Шанин сразу узнал Лосева. Насупившись, он остановился перед столом и, заложив руки за спину, с вызовом спросил:

– Кто это вам позволил рукоприкладством заниматься? Я могу и прокурору написать, имейте в виду.

– Вот мы сейчас и разберемся, кто чего себе позволил» – спокойно ответил Лосев. – А пока садитесь и отвечайте на вопросы.

– Не желаю я отвечать на ваши вопросы, – капризно ответил Дима и уже совсем другим, деловым тоном спросил: – Закурить найдется? Забыл свои в машине.

– Найдется. Да вы садитесь.

Виталий придвинул к нему сигареты и зажигалку. Шанин опустился на стул, жадно закурил и, видимо, стал успокаиваться,

– Так вот, раз вы отвечать на мои вопросы не хотите, – сказал Виталий, – тогда послушайте, что я вам скажу.

– Пожалуйста, – великодушно согласился Шанин,

– Во-первых, – сухо произнес Виталий, – как легко догадаться, вы арестованы. И перед вами сейчас не ваш дружок Бобриков или Витик-Шпунтик, то есть Коменков, а инспектор уголовного розыска старший лейтенант Лосев. А во-вторых, я хочу, чтобы вы до конца поняли ситуацию, в которую попали. Как вы можете тоже легко догадаться, мы оказались на той даче не случайно и арестованы вы тоже не случайно.

– Это еще посмотрим, случайно или нет.

– Так вот, ваше первое преступление. Вы получили десять тонн лимонной кислоты по фальшивой доверенности и чужому паспорту на имя некоего Борисова, вспоминаете?

– Нет!

– Вот это уже глупо, Шанин. Мы предъявим вас работникам бухгалтерии того завода, и вас все опознают. Неужели не ясно? Дима молчал, нервно куря сигарету, и смотрел в пол. Видно было, что о такой возможности он действительно не подумал.

– Второе ваше преступление еще опаснее, – продолжал Лосев. – Вы соучастник убийства и покушения на второе. Там, в воротах завода. Это вы тоже, надеюсь, вспоминаете?

– Нет! Я никого не убивал!… – испуганно закричал Дима, и губы у него запрыгали. – Никого!… Я… Я не вел машину!

– Это верно. Машину вел… Кто вел машину?

– Водитель вел!… Семен!… А я…

– А вы сидели рядом. Может быть, вы ему и велели задавить того старика?

– Вы что, с ума сошли?! – Дима рывком подался вперед.

– Скорее сошли в тот момент с ума вы, И Смоляков, Человек-то ведь погиб, Шанин. А девушка оказалась в больнице.

– Это не я!… Я никогда, Что вы!… – На глазах у Шанина навернулись слезы.

– Я еще не все про вас сказал, – неприязненно заметил Виталий. – Надо бы добавить, что любите широко и легко пожить. Так?

– Ну, допустим, что так. А кто не хочет? Скажите честно, без агитации. Все хотят жить широко.

– Вы правы, – ответил Виталий. – Все хотят как можно лучше жить. И вы, конечно, тоже. Но даже если отбросить совесть

– а к этому мы еще вернемся – и рассуждать чисто практически, то вы выбрали не лучший путь к хорошей жизни. Ну, повеселились вы, скажем, легко и широко пожили… Сколько месяцев вы участвуете в преступлениях?.. Говорите, говорите, Шанин. Это не так уж и опасно для вас.

– Я не собираюсь… Хотя что тут такого! – сам себя перебил Дима и с вызовом сказал: – Ну, допустим, год, для круглого счета.

– Вот. Веселились вы год. А знаете, сколько лет теперь вы будете вести очень скучную и очень трудную жизнь?

– Риск, конечно. – Дима как можно небрежнее пожал плечами, но вдруг поднял глаза на Лосева и неуверенно спросил: – Сколько мне дадут, как думаете? Ну, если я, допустим, признаюсь.

– Дело не только в признании, Шанин. Суд должен увидеть раскаяние-вот в чем дело, И тогда срок наказания, конечно, будет меньше. Впрочем, ладно. Вернемся к делу. Сейчас, Шанин, надо спасать то, что можно еще спасти.

– Что ж теперь спасать? Хана мне.

– Первое, это надо отвечать на вопросы и не брать на себя чужую вину. Зачем ездили вчера в Лялюшки, к Свиридову Петру Савельевичу?

– И это знаете? – удивился Шанин.

– И это. Так зачем?

– Отвезли ему конверт. Письмо.

– Письмо?

– Ну, там, кажется, и деньги были.

– Вот это уже точнее. От кого деньги?

– А я знаю?

– Знаете. Конечно, знаете, – улыбнулся Виталий. – Я и то знаю. От Льва Константиновича, так ведь? Дима быстро взглянул на него.

– Играете со мной, как кошка с мышью.

– Я не играю, Шанин, – возразил Виталий. – И мне известно, к сожалению, не все. Вот, например, Лев Константинович, кто он такой?

– Не знаю. Вот честно вам говорю, не знаю. Я и конверт тот не от него получил,

– От Нины Сергеевны?

– Вот именно. – Дима был обескуражен. – Ну, чистые кошки-мышки. Чего зря спрашиваете?

– Не зря, – улыбнулся Виталий. – Ну, а где живет Лев Константинович, как его фамилия? Вот это, между прочим, я действительно пока не знаю.

– И я не знаю. Я же вам сказал.

Виталий почувствовал, что Дима вполне искренен. «Правильный все-таки путь, – удовлетворенно подумал Лосев. – Кажется, не все еще потеряно с этим парнем».

– Ладно. Я вам верю, Шанин. Представляете, какой прогресс? Ну, а кто такая Рая? Вы ее привезли вчера на дачу.

– Севка велел. Его кадр… Знакомая то есть.

– Зачем она ему понадобилась?

– Как «зачем»? Тоже мне вопрос.

– Нет, вы не то подумали, Шанин. Тут, я полагаю, причина другая. Где она работает, знаете?

– А-а, кондитерская фабрика? Ха! Я и не допер. – Дима слегка оживился. – Точно. Ну, вы даете.

– А сейчас вернемся к вопросу о совести, которая, мне кажется, у вас все же есть.

– Ни у кого ее нет.

– А вот посмотрим. Итак, у вас на глазах был убит старик

– вахтер, Михаил Ильич Сиротин, очень хороший человек…

– Не успел я остановить Семена, – быстро сказал Дима. – И помешать не успел. Он же сбесился просто.

– Осуждаете, значит?

– Ясное дело. Только этого не хватало. И еще, подлец, на девушку наехал. Ну, зачем на девушку? – с надрывом спросил Дима. – Я… Ну, как вам сказать?.. Чуть с ума не сошел, слово даю… Снилась мне эта девчонка… Я же ее разглядел…

– А Смоляков как?

– А никак.

Виталий медленно, со значением сказал:

– Это зверь, сами видите, Его надо немедленно задержать. Он же в любой момент может пойти лавовое убийство. Поэтому я вас прошу, скажите мне все, что о нем знаете.

– А что я знаю?.. Совершенно ничего не знаю…-растерянно ответил Шанин.

– Вот вы ехали с ним на машине, долго ехали, несколько часов. Первый раз с этой кислотой, потом вот вчера. Что он по дороге рассказывал?

– Ну, про пьянки всякие. Компании. Про женщин…

– Имена называл какие-нибудь?

– Имена?.. Не помню… Ах, да! Ивана какого-то называл. Давний, значит, его кореш. Почему-то они расстались. Семен в Москву рванул, а этот Иван – на юг куда-то. Да, еще он женщину у Семена увез, вот в чем дело.

– Выходит, целую историю рассказал?

– Ага. Полдороги травил. Это когда мы кислот/ везли.

– А женщину ту как зовут, он не сказал?

– Женщину?.. Вот не помню. А как-то называл ведь… – Шанин задумался. – Марина… Маруся… Помню хорошо, на «М» начинается… Кажется, все-таки, Марина.

– И где они теперь, эти Иван и Марина?

– Да где-то на юге. Ох, и зол он на них… Вот их он может…

– Так-так… – задумчиво произнес Виталий и посмотрел на Диму. – А говорите, совести у вас нет.

– Очень вам моя совесть понадобилась? – насмешливо спросил Дима.

– Представьте себе,

– А зачем?

– Ну, как сказать? На будущее. Вы же когда-нибудь на свободу выйдете. Вот она и пригодится.

– Вы, я гляжу, шутник.

– В каждой шутке лишь доля шутки. И потом, не задержи мы вас, вы бы, не дай бог, еще чего-нибудь выкинули. А так все. Что есть, то есть. А больше не надо. Уже, знаете, спокойнее.

– Нет, я просто таких, как вы, только в кино смотрел! – воскликнул Дима. – Ну, МУР! Ну, дает!

– Не надо аплодисментов, Шанин, – строго сказал Лосев, в глазах его были веселые искорки. – Положение ваше остается весьма паскудным. Так что до следующей встречи: Думать обещаете?

– А больше мне нечем у вас заниматься,

– Вот и отлично. Лосев вызвал конвой.

В тот день пришлось изрядно поволноваться Вале Денисову.

Исчез Глинский. Он вместе со всеми уехал с дачи, но в Москву не вернулся. Он даже не выехал на шоссе. Проезд двух других машин был зафиксирован, а машина Глинского мимо поста ГАИ не прошла. Однако поиски ее начались не сразу, ибо полагали, что она всего лишь задержалась: из поселка имелся только один автомобильный выезд – к шоссе. И не было, казалось, у Глинского оснований искать другой путь: никакой тревоги после ночного «отъезда» Смолякова и Шанина не возникло, бегство Лены вообще никто всерьез не принял, хотя Глинский был обозлен, а Нина заметно расстроилась. Гости покидали утром дачу вполне спокойно.

Что же случилось с Глинским, куда он делся? А ведь в его машине находились еще Коменков и Рая. Да и Коменков, видно, в Москву не вернулся: ни дома, ни на работе его не было.

Все эти тревожные факты были уже установлены к тому времени, когда Денисов получил приказ задержать Глинского.

Специалисты обследовали путь машин от дачи через поселок И Грейдер к шоссе. К сожалению, все три машины были одной марки и модели, следы их колес перепутались, да и продолжавшийся все утро дождь следы эти почти размыл. Вторая группа сотрудников осмотрела поселок. Это тоже была непростая работа, ибо дач в поселке оказалось много. К концу дня выяснили, что ни в одной из дач посторонние люди не появлялись. Наконец, третья группа работала в Москве, по уже установленным связям Глинского и Коменкова: нельзя все же было бесповоротно отмести версию, что каким-то образом Глинскому удалось незаметно проскочить пост ГАИ и очутиться в Москве. Однако и это направление поиска пока не дало результатов. Впрочем, далеко не все связи Глинского и Коменкова были выявлены.

Оставался еще один путь для поиска. Это неведомая пока Рая, приблизительный адрес которой был, однако, известен. Если к тому те учесть, что плохая, разбитая и давно заброшенная проселочная дорога из дачного поселка в направлении прямо противоположном шоссе все же была обнаружена и машина Глинского хотя и с трудом, но могла по ней проехать, то версия «Рая» требовала отработки. К концу дня выяснилось, что и Рая домой не возвращалась. Вечером расстроенный и вконец измотанный Денисов докладывал о своих неудачах Цветкову, который его выслушал, не перебивая, и огорченно сказал;

– М-да… Бывает и так, милый ты мой, бывает. Что-то, выходит, мы не учли. Или еще не узнали.

… А случилось самое простое и в то же время неожиданное. Не успел Глинский выбраться на машине из дачного поселка, как внезапно мотор заглох. Никакие попытки снова его завести не помогли. Видимо, засорился карбюратор. Сам Глинский, а тем более Коменков в этих делах ничего не понимали, помощи искать было негде, все дачи вокруг оказались пустыми. В конце концов машину пришлось толкать, чтобы спрятать за кустами.

Потом они пешеходной дорожкой отправились к станции.

В Москве решено было неприятное происшествие сгладить обедом в ресторане. Затем развеселившийся Коменков потащил всех к какому-то приятелю.

– А у меня деловой разговор к Раечке, – упрямо, хотя И не очень твердо объявил Глинский. – Ей-богу, деловой. Правда, Реечка?

– Нет вопроса! – бодро откликнулся Коменков. – Генка вернется только в семь, после работы. Ключи тут. – Он похлопал себя по карману и лукаво подмигнул. – А у меня есть тоже деловой разговор, только в другом месте. Так что на время расстаемся, и все дела. Принято? Лишь последней электричкой Рая уехала из Москвы, а сильно подвыпивший Глинский, подхватив такси, направился к себе, по дороге пытаясь сообразить, как ему завтра доставить в Москву собственную «тачку».

В подъезде дома его размышления были не очень вежливо прерваны. Глинский попытался было сопротивляться. В результате, слегка помятый, он очутился уже в совсем другой машине и был доставлен на Петровку.

А утром злой, невыспавшийся, но вполне протрезвевший, Глинский предстал перед Лосевым, Под глазом у него растекался фиолетовый с желтыми подпалинами синяк.

– Так-так, – насмешливо сказал Виталий, – Что-то неважный у вас вид, Глинский. Плохо спалось после всех попоек?

– Не ваше дело, – отрезал Глинский. – На каком основании меня задержали, извольте сообщить.

– Вас арестовали, а не задержали. На основании санкции прокурора. Отвечать на вопросы будете?

– Спрашивайте, спрашивайте, – снисходительно разрешил Глинский. – По мере сил буду отвечать.

– Что ж, попробуем, – согласился Лосев. – И для начала очертим круг ваших знакомых. Даже два круга. Вот первый. Маргариту Евсеевну знаете?

– Ну, допустим, знаю. Что из этого?

– Веру тоже знаете, Хрисанову?

– Знаю.

– А Раю?

– Вы что, – насмешливо поинтересовался Глинский, – по моим амурным делам специализируетесь? С кем, значит, спал, да? А я, знаете, джентльмен и на такие вопросы…

– Какой вы джентльмен, я знаю, – невольно сорвавшись, угрожающе сказал Лосев и, досадуя на себя, уже ровным тоном переспросил: – Так Раю знаете? Глинский бросил на него настороженный взгляд.

– Знаю, – коротко ответил он.

– Пока все, – заключил Лосев. – По первому кругу знакомств. Теперь второй круг. Шанина Диму знаете?

– Представьте себе, знаю, – с вызовом ответил Глинский.

– Бобрикова?

– Тоже знаю.

– Нину Сергеевну?

– Знаю.

С каждым новым именем настроение Глинского все больше портилось. Он начинал злиться и трусить тоже. Лосев делал вид, что ничего не замечает, и все так же спокойно и ровно продолжал спрашивать.

– А Льва Константиновича знаете?

– Знаю… – В голосе Глинского впервые мелькнула неуверенность.

– Виктора Коменкова?

– Ну, к этого знаю. Что из того?

– А вы не догадываетесь?

– Даже не собираюсь догадываться. И вообще… – Глинский все больше начинал нервничать. – Бросьте ваши дурацкие вопросы. Я вам могу еще сотню знакомых назвать,

– Не надо. Пока хватит, – возразил Лосев. – Это ведь не только круг ваших знакомых, но и – круг известных нам дел, точнее, преступлений. И вы все прекрасно уловили, не притворяйтесь.

– Вы мне лучше загадки не загадывайте, – угрожающе произнес Глинский. – А то я вообще больше слова не скажу, увидите;

– Ладно, – покладисто, даже охотно согласился Лосев. – Не буду загадывать загадок. – И, неожиданно вынув из папки изготовленную Глинским доверенность, резко спросил: – Вы писали? Глинский бросил взгляд на бланк, секунду помедлил, потом нахально посмотрел на Виталию, с вызовом сказал:

– Ну, допустим, я.

Лосев вынул вторую доверенность.

– А эту?

– Ого! Какая коллекция! Ну, и эту писал.

– Такое признание делает вам месть, Глинский, –

усмехнулся Виталий. – Выходит, сообразили, что отпираться бесполезно?

– Что я сообразил, вес не касается.

– Ладно. Так кто же вам платил за эту работу?

– Никто. Так, знаете, баловался, – насмешливо ответил Глинский.

– Ну, побаловались и кому отдали?

– Выбросил, И кто-то, видимо, подобрал.

– Так. Значит, на вопросы отвечать не желаете?

– А вы это только что сообразили?

– А вы сообразили, почему прокурор дал санкцию на ваш арест? Это был для Лосева тот редчайший случай, когда человек оказался до такой степени враждебен и ненавистен ему, внутренне неприемлем, что контакт с ним никак не возникал, просто не мог возникнуть. И Виталий сам начинал злиться и нервничать.

– Скажите, Глинский, почему вы работаете вахтером?

– К вашему сведению, у нас любой труд почетен.

– А какое у вас образование?

– Вас не касается. Впрочем… Кончил педагогический. Так сказать, учитель.

– Почему же стали вахтером, интересно?

– Почему вахтером? – снисходительно переспросил Глинский. – Пожелал. Больше, знаете, свободного времени… для самообразования. И вообще, – он пожал плечами, – я устроен так, что карьеру делать не хочу. У меня другие радости в жизни. Вот, например, женщины. Это прекрасно!

– И деньги?

– И деньги, – охотно согласился Глинский, ехидно блестя глазами. – Вам это, конечно, чуждо, я понимаю.

– Почему же? Но вахтер получает мало.

– Зато остается время для приработков.

– И вы своей жизнью довольны?

– Вполне. Только оставьте меня в покое.

– Исключается. Самой вашей жизнью. Входит, так сказать, в условие. И при таких условиях жизнь ваша не так уж привлекательна, мне кажется. Скажите, у вас еще не было судимости? Мы не успели проверить.

– Можете не проверять. Не было.

– Тогда понятно. Жизнь этой стороной к вам просто еще не повернулась. Но учитывать это вы должны были как умный человек. Порок-то ведь всегда наказывается. Это еще, кажется, в библии сказано. Ну, допустим, получили вы от Льва Константиновича какую-нибудь жалкую тысячу рублей…

– Ну, знаете! Вы меня…

– Пожалуйста, – оборвал его Виталий, словно его интересовали не факты, а сам спор о жизни. – Допустим, вы получили даже пять процентов от…

– Десять! – в свою очередь, запальчиво оборвал его Глинский. – Десять, не меньше!

– Пусть даже десять. Но сегодня он их вам вручил, а завтра…

– При чем тут завтра? Я сегодня же на них куплю, что хотите, любую машину, пол – «Березки», любую женщину, наконец! Согласитесь, здесь стоит рискнуть, черт возьми!

Глинский зло стукнул кулаком по колену.

– Это не риск, – возразил Лосев. – Это всегда в конечном счете проигрыш. Катастрофа, Об этом Лев Константинович вас, конечно, не предупредил, когда пригласил, а точнее, заманил…

– Условия ставил я! Можете у него самого спросить.

– И спросим,

– Вот-вот. И спросите. И у Нинки можете спросить.

– А не скажут они, что организатор всего этого вы? Что, допустим, тот же Лев Константинович вообще в этом не замешан? В самом деле, вы смотрите, что получается. Вы изготовили фальшивые доверенности, вы через ту же Маргариту Евсеевну нашли подходящего фондодержателя и через Веру тоже. Затем вручили эту доверенность, скажем, Шанину, и тот со Смоляковым, это шофер…

– Да знаю я его, – отмахнулся неожиданно встревожившийся Глинский.

–… Так вот, Шанин со Смоляковым получили после этого товар и отвезли, предположим, в цех к Свиридову, в Лялюшки – есть, знаете, такая…

– Знаю, «вновь напряженно оборвал его Глинский.

–… Вот они и отвезли. И все. При чем здесь Лев Константинович, спрашивается?

– При чем? – слегка обескураженно переспросил Глинский. – А идея чья? А кто, извините, всех нашел, дал задания?

– А он разве письменные указания какие-нибудь давал вам? Или свидетели тут были? Да вы просто хотите утопить невинного человека, вы и, скажем, тот же Шанин, если он такие же показания даст. Хотите снять с себя дополнительную ответственность как главарь. Это все любой адвокат докажет. Вот вам и ваша распрекрасная жизнь. Ведь хищения-то колоссальные, Глинский. И соответствующая статья по такому случаю…

– Стойте, стойте! – прервал Глинский. – Вы куда поворачиваете? Тоже в его адвокаты записались?

– Да нет. Сама ситуация так поворачивается, не заметили разве?

– Бросьте! Шантажируете, да? Запугиваете? – дрожа от волнения и ярости прошипел Глинский: – Не пройдет!

– А зачем мне вас шантажировать и запугивать? – недобро усмехнулся Лосев. – Мне от вас ничего не требуется. Вина ваша доказана. А вот вы подумайте и над вашей распрекрасной жизнью и над ситуацией, которую я вам обрисовал. Защищаться Лев Константинович будет отчаянно, сами понимаете. И тут лучшей версии он не придумает.

– Ладно, – нервно ответил Глинский, – я тоже, знаете, не христосик, чтобы чужие грехи на себя брать.

– Да уж до христосика вам далеко, – согласился Виталий. – С вами поговоришь, так мыть руки тянет. Большой вы подлец, Глинский. Большой, – не сдержавшись, добавил он. – Это я так, неофициально вам говорю.

– А я в вашей аттестации не нуждаюсь, – огрызнулся Глинский. – И кое – что придумаю еще, будьте уверены.

– Что ж, дайте тогда знать. А – пока все, на первый раз.

… В тот же день Лена позвонила Липе.

– Леночка, миленькая, родненькая, как хорошо, что вы позвонили! – заверещала Липа. – Я так волновалась, так переживала, кошмар просто! Мне Ниночка утром звонила сама не своя. Этот Сева! Он такой невоздержанный, такой страстный! А он вас запер? Это же надо! Ласточка, бедненькая моя…

Липа говорила не останавливаясь, искренне взволнованная и расстроенная всем происшедшим.

– Но вы бы знали, как меня обидела Нина, – сердито сказала Лена. – Она меня просто предала. Я это забыть не могу.

– Ой, что вы, что вы! Это все неожиданно получилось. Она и не думала даже. Ниночка такой человек! И она сейчас ужас как переживает. Леночка, душечка вы моя, родненькая, вы на нее не обижайтесь, умоляю. Ну, ни при чем она тут, клянусь вам! Она сама вам все объяснит. Вы не заглянете ко мне, ну, хотя бы сегодня вечерком? Ласточка моя, миленькая, приходите. Надо же объясниться. Я сама, знаете, так страдаю, так вас обеих люблю, передать просто не могу. Так придете?

– Пожалуй… – неуверенно согласилась Лена, давая понять, что все еще не остыла от обиды. – Если освобожусь.

– Нет, нет, непременно! Я… Мы будем ждать. Было ясно, что предложение исходит от Нины. Кажется, она тоже стремилась к примирению. Это было странно. Зачем после всего случившегося Нина решила восстановить отношения? Ни о каких личных симпатиях речи быть не могло. Обе ощущали взаимную неприязнь. Лена чувствовала, что тут ей Нину обмануть не удалось. Может быть, привлекло ее мнимое место работы? Ведь Нина тогда сказала; «У вас там большие возможности». А может быть, встреча требовалась не для восстановления, а для выяснения отношений? Лена-то исчезла довольно загадочно. А фокус с Шухминым мог понадобиться не только Глинскому. Не исключено, что ее собирались проверить или втянуть, но Глинский спутал все карты. А что если проговорился этот бородатый Вова, хозяин дачи? Все эти соображения Лена и выложила Цветкову. Тот некоторое время молчал, обдумывая ее слова, и потом, вздохнув, сказал:

– Идти, милая моя, так и так надо.

И «милая моя» прозвучало как знак дружбы и доверия, как свидетельство, что Лена в глазах Цветкова стала окончательно своей, близкой, как все ребята из его отдела, и верит он ей теперь так же, как им.

– Надо идти, – повторил он. – Вы для них человек, конечно, случайный, чужой. Так и надо. Но при этом следует все же добиться их доверия или заставить проговориться. Главное сейчас-путь к этому самому Льву Константиновичу. Главарь-то он, конечно, главарь, но вот какая у него. конкретная роль, мне не ясно. За что его можно ухватить. Но пока главное – путь, путь к нему.

И вечером Лена поехала к Липе.

Перед этим она, правда, не удержалась и позвонила Откаленко. Весь день думала о нем, с того момента, как на утренней оперативке увидела его лицо со следами ушибов и, как ей показалось, его очень грустные, совсем больные глаза.

– Как дела, капитан? – с наигранной бодростью спросила Лена.

– Нормально, – скупо ответил Игорь. – Ты-то как?

– Я тоже нормально, капитан, – все так же бодро ответила она. – Как ушибы, болят? Тебе что велели делать?

– Терпеть. А ты что делаешь?

– Еду к подружке Липе.

– Ну, ясно, – с неудовольствием ответил Игорь.

– Привет, капитан.

– Привет.

Вздохнув, Лена повесила трубку. «Что же это такое? -невесело подумала он. – Долго это будет продолжаться? И чем он недоволен?» Когда Лена приехала к Липе, Нина была уже там.

Они встретились вполне дружелюбно, даже расцеловались. Лена, правда, изображала обиду, она была холодновата и сдержанна. А Нина… изображала раскаяние. И обе чувствовали, что идет игра, и были полны взаимной неприязни, настороженности и при этом очевидного желания снова наладить отношения, хотя цель каждой оставалась для другой неясной.

Липа всего этого не замечала, она была переполнена радостью и нежностью к обеим своим подругам и не переставала болтать.

Все уселись пить чай.

– Ой, я так виновата перед тобой, дорогая, – сказала Нина, осторожно откусывая печенье, – Но я даже не могла подумать, что он настолько обнаглеет. Ну, и выпил, конечно. Его, между прочим, можно понять, – Нина лукаво улыбнулась, – ты же прелесть.

– Наглец, – ответила Лена, тоже, но принужденно улыбаясь, – Я люблю таких проучить.

– А разве у вас ничего не было?

– Кое-что было, – усмехнулась Лена. – Например, я ему чуть не сломала плечо. Он взвыл и убежал. Но успел меня все же запереть.