Текст книги "Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том V"

Paradiso – Canto III. Рай – Песня III
Первое небо – Луна (продолжение) – Нарушители обета

 
Quel sol che pria d'amor mi scaldò «l petto,
di bella verità m'avea scoverto,
provando e riprovando, il dolce aspetto; [3]
 
 
e io, per confessar corretto e certo
me stesso, tanto quanto si convenne
leva» il capo a proferer più erto; [6]
 
 
То солнце, что зажгло мне грудь любовью,
Открыло мне прекрасной правды лик,
Прибегнув к доводам и прекословью; [3]
 
 
И, торопясь признать, что я постиг
И убежден, я, сколько подобало,
Лицо для речи поднял в тот же миг. [6]
 

Поэт восторгается Беатриче, называя её Солнцем, что зажгло его грудь Любовью, хваля её доводы и аргументы, открывающие для него прекрасный лик Правды. Он, торопясь признать, что всё понял из этой лекции, поднял лицо и глаза для ответа, сколько подобало ученику.

 
ma visïone apparve che ritenne
a sé me tanto stretto, per vedersi,
che di mia confession non mi sovvenne. [9]
 
 
Quali per vetri trasparenti e tersi,
o ver per acque nitide e tranquille,
non sì profonde che i fondi sien persi, [12]
 
 
tornan d'i nostri visi le postille
debili sì, che perla in bianca fronte
non vien men forte a le nostre pupille; [15]
 
 
tali vid» io più facce a parlar pronte;
per ch'io dentro a l'error contrario corsi
a quel ch'accese amor tra l'omo e «l fonte. [18]
 
 
Sùbito sì com» io di lor m'accorsi,
quelle stimando specchiati sembianti,
per veder di cui fosser, li occhi torsi; [21]
 
 
Но предо мной видение предстало
И к созерцанью так меня влекло,
Что речь забылась и не прозвучала. [9]
 
 
Как чистое, прозрачное стекло
Иль ясных вод спокойное теченье,
Где дно от глаз неглубокó ушло, [12]
 
 
Нам возвращают наше отраженье
Столь бледным, что жемчужину скорей
На белизне чела отыщет зренье, – [15]
 
 
Такой увидел я чреду теней,
Беседы ждавших; тут я обманулся
Иначе, чем влюбившийся в ручей. [18]
 
 
Как только взором я до них коснулся,
Я счел их отраженьем лиц людских
И, чтоб взглянуть, кто это, обернулся; [21]
 

Перед поднятым взором Данте, в глубине Луны предстали видения, на которые так хотелось смотреть, что он не начал заготовленной речи. Он увидел, как в чистом, прозрачном стекле или в ясной воде, бледные отражения теней, ждавших беседы. Он понял, что перед ним только отражения и обернулся, желая увидеть того, кто отразился в глубине Луны.

Нарцисс (влюбившийся в ручей, вернее, в своё отражение в воде ручья) пленился им, приняв его за живого юношу. (Метам., III, 346—510).

Поэт приступает к реализации своего замысла, располагая на планетах Святые души. На Луне он видит первые из них, сочтя их сначала за отражение чьих-то лиц. Он обманулся не так, как Нарцисс, а наоборот, поняв, что это просто отражения.

 
e nulla vidi, e ritorsili avanti
dritti nel lume de la dolce guida,
che, sorridendo, ardea ne li occhi santi. [24]
 
 
Вперив глаза в ничто, я вверил их
Вновь свету милой спутницы; с улыбкой,
Она пылала глубью глаз святых. [24]
 

Обернувшись, он вновь встречается с пылающей глубью Святых глаз сопровождающей его Беатриче, которая улыбается ему. После созерцания слабых отражений, он снова тонет в них. Слово Святой появляется не случайно, именно о Святых пойдёт речь дальше.

Какие глаза для поэта Святые? Глаза его возлюбленной! Как звучит в одном из моих стихотворений:

 
Пойдём подснежники искать,
Зимой, под снегом, доставать!
 
 
Пойдём туда, где тёмный лес
Зубцом касается небес.
 
 
Там обязательно найдём —
Ведь будем мы искать вдвоём.
 
 
Пускай мороз трещит, но тут
Они под снегом ведь растут.
 
 
Им там тепло. В сугроб шагну —
Измерю снега глубину.
 
 
Здесь глубоко. И здесь. Боюсь
Идти. В лесу я остаюсь.
 
 
Нет, не останешься в лесу —
До дома на руках снесу.
 
 
Как много снега намело —
И шаг мне сделать тяжело.
 
 
Как у напуганных зайчат,
У нас в груди сердца стучат.
 
 
Как два подснежника весной,
Твои глаза – передо мной!
 

 
«Non ti maravigliar perch» io sorrida»,
mi disse, «appresso il tuo püeril coto,
poi sopra «l vero ancor lo piè non fida, [27]
 
 
ma te rivolve, come suole, a vòto:
vere sustanze son ciò che tu vedi,
qui rilegate per manco di voto. [30]
 
 
«Что я смеюсь над детскою ошибкой, —
Она сказала, – странного в том нет:
Не доверяясь правде мыслью зыбкой, [27]
 
 
Ты вновь пустому обращен вослед.
Твой взор живые сущности встречает:
Здесь место тех, кто преступил обет. [30]
 

Беатриче смеётся над мыслями поэта, как над детскими заблуждениями, предлагает ему, спросить живые сущности, которые он видит в глубине Луны и сообщает, что здесь место тех, кто преступил обет. Она говорит о живых сущностях, а не о душах, подчёркивая, что Данте видит перед собой отражение живущего на тот момент человека.

Как душа живого человека может попасть в небесный Рай? Ответ будет дан вскоре.

 
Però parla con esse e odi e credi;
ché la verace luce che le appaga
da sé non lascia lor torcer li piedi». [33]
 
 
E io a l'ombra che parea più vaga
di ragionar, drizza'mi, e cominciai,
quasi com» uom cui troppa voglia smaga: [36]
 
 
«O ben creato spirito, che a» rai
di vita etterna la dolcezza senti
che, non gustata, non s'intende mai, [39]
 
 
grazïoso mi fia se mi contenti
del nome tuo e de la vostra sorte».
Ond» ella, pronta e con occhi ridenti: [42]
 
 
Спроси их, слушай, верь; их утоляет
Свет вечной правды, и ни шагу он
Им от себя ступить не позволяет». [33]
 
 
И я, к одной из теней обращен,
Чья жажда говорить была мне зрима,
Сказал, как тот, кто хочет и смущен: [36]
 
 
«Блаженная душа, ты, что, хранима
Всевечным светом, знаешь благодать,
Чья сладость лишь вкусившим постижима, [39]
 
 
Я был бы счастлив от тебя узнать,
Как ты зовешься и о вашей доле».
Та, с ясным взором, рада отвечать: [42]
 

Она советует поэту спросить отражения, которые он увидел, так как их утоляет свет вечной Правды. Он выбирает из теней одну, кажущуюся ему наиболее знакомой, знающей его, горящей жаждой поговорить с ним, обращается к ней, желая узнать её долю. Тень ясным взором показывает, что рада отвечать ему.

 
«La nostra carità non serra porte
a giusta voglia, se non come quella
che vuol simile a sé tutta sua corte. [45]
 
 
I» fui nel mondo vergine sorella;
e se la mente tua ben sé riguarda,
non mi ti celerà l'esser più bella, [48]
 
 
ma riconoscerai ch'i» son Piccarda,
che, posta qui con questi altri beati,
beata sono in la spera più tarda. [51]
 
 
Li nostri affetti, che solo infiammati
son nel piacer de lo Spirito Santo,
letizian del suo ordine formati. [54]
 
 
E questa sorte che par giù cotanto,
però n»è data, perché fuor negletti
li nostri voti, e vòti in alcun canto». [57]
 
 
«У нас любовь ничьей правдивой воле
Дверь не замкнет, уподобляясь той,
Что ждет подобных при своем престоле. [45]
 
 
Была я в мире девственной сестрой;
И, в память заглянув проникновенно,
Под большею моею красотой [48]
 
 
Пиккарду ты узнаешь, несомненно.
Среди блаженных этих вкруг меня
Я в самой медленной из сфер блаженна. [51]
 
 
Желанья наши, нас воспламеня
Служеньем воле духа пресвятого,
Ликуют здесь, его завет храня. [54]
 
 
И наш удел, столь низменней иного,
Нам дан за то, что нами был забыт
Земной обет и не блюлся сурово». [57]
 

Уподобляясь Непорочной Деве, которая в своей неизреченной Любви хочет, чтобы все обитатели небесного царства были подобны ей, тень дала обет девственности. Поэт встречает свою бывшую невесту – сестру встреченного им в Чистилище фаворита – Форезе – Ивана Алексеевича Долгорукова, о которой тот говорил с ним. Она называет себя Пиккардой, преступившей обет, хотя и не по своей воле, девственницей, посвятившей себя Христу, поэтому она и блаженствует в самой медленной из сфер – Луне. Екатерина Алексеевна Долгорукова (1712—1747 годы) [Рис. Р. III.1] была выдана замуж (преступила обет, хотя и не по своей воле), но вскоре простудилась и умерла.

Она в 1743 году ещё была жива, поэтому Беатриче говорит, что Данте видит в Луне отражения живых ещё людей. Он, прибыв в 1743 году в Санкт-Петербург, встретил там свою бывшую невесту – фрейлину императрицы Елизаветы Петровны, но пережил её намного, поселив в Небесном Раю своей памяти.

Пиккарда называет Луну самой медленной из сфер и это утверждение необходимо понять.

Как Человек оценивал скорость движения небесных объектов до Галлея и Ньютона? Наблюдая видимое обращение Солнца вокруг «неподвижной» Земли, первый вывод, к которому приходишь – Солнце делает один оборот вокруг Земли за 24 часа, точнее, один оборот Солнца разбит Человеком на 24 равных отрезка, называемых часами. Сфера Звёзд «опережает» Солнце на один оборот за год и является, с этой точки зрения, самой быстрой из небесных сфер (Солнце и планеты движутся относительно неподвижных звёзд, в сторону, противоположную направлению вращению Звёздного Неба).

С этой точки зрения, Сатурн «отстаёт» от вращения Сферы Звёзд на один оборот за 29,46 лет, Юпитер за 11,86 лет, Марс за 1,88 лет, Солнце за один год, а Луна за 27,322 дня, поэтому, Луну можно назвать самой медленной планетой Геоцентрической системы.

Парадоксы Луны на этом не заканчиваются. Ближайшая к Земле планета преподнесла сюрприз, смутивший умы человечества и породивший жаркие и кровавые споры о месте Земли во Вселенной.

«Вращается ли Земля вокруг своей оси» – главный вопрос, решение которого революционизировало мировоззрение Человека. В самом деле, на первый взгляд, неподвижность Земли предельно ясна каждому человеку, «стопа которого давит на земную грудь». А крылатое выражение: – «Земля ушла из-под ног», ярко иллюстрирует твои ощущения, когда ты начинаешь представлять, что Земля вертится вокруг своей оси. Учёные, осмелившиеся утверждать, что Земля вертится, сгорали на кострах Святой инквизиции, вместе со своими трудами. Одним из главных аргументов учёных, отстаивающих неподвижность Земли, стала видимая «неподвижность» Луны.

«Вращается ли Луна вокруг своей оси?» – вопрос, который и сегодня практически неподъёмен для сознания большинства людей. Каждую ночь ты можешь видеть Луну, неизменно обращенную к Земле одной и той же стороной, и это является «неопровержимым» доводом в пользу её неподвижности.

Быль из моей жизни:

Вспоминаю свой жаркий спор со старшим братом, Вячеславом, который на мой вопрос: – «Вертится ли Луна вокруг своей оси?», отвечал решительно и непреклонно, что этого не может быть, потому, что этого не может быть никогда. Несколько часов я доказывал и показывал ему, рисуя на бумаге, вращая яблоки вокруг себя и него, что Луна, обращаясь вокруг Земли, если бы не вращалась вокруг собственной оси, показывала бы нам и обратную свою сторону; что она не показывает её исключительно по причине того, что скорость её вращения вокруг собственной оси совпадает со скоростью обращения вокруг Земли, всё было бесполезно. Убедить старшего брата я так и не смог. А ведь он был не школьником, а квалифицированным инженером-механиком, окончившим Политехнический институт…

Мне до боли, до слёз ясно, как тяжело было на суде инквизиции и Джордано Бруно, и Галилео Галилею, а Николай Коперник (1473 – 1543 годы), автор Гелиоцентрической системы мира, в своём предисловии к знаменитой книге: – «О вращении небесных сфер», осторожно писал:

«Принимая в соображение, какой нелепостью должно показаться это учение, я долго не решался напечатать мою книгу и думал, не лучше ли будет последовать примеру пифагорейцев и других, передававших своё учение лишь друзьям, распространяя его только путём предания».

Как Луна, при всей своей видимой «неподвижности», вращается вокруг своей оси, так и все космические объекты имеют собственное вращение, не исключая Землю. Прямое подтверждение этого факта получил уже Галилей, обнаружив, с помощью телескопа, собственное вращение Солнца вокруг своей оси, собственные вращения других крупных планет, равно, как и наличие у них спутников, подобных нашей Луне.

 
Ond» io a lei: «Ne» mirabili aspetti
vostri risplende non so che divino
che vi trasmuta da» primi concetti: [60]
 
 
però non fui a rimembrar festino;
ma or m'aiuta ciò che tu mi dici,
sì che raffigurar m»è più latino. [63]
 
 
Ma dimmi: voi che siete qui felici,
disiderate voi più alto loco
per più vedere e per più farvi amici?». [66]
 
 
И я на то: «Ваш небывалый вид
Блистает так божественно и чудно,
Что он с начальным обликом не слит. [60]
 
 
Здесь память мне могла служить лишь скудно;
Но помощь мне твои слова несут,
И мне узнать тебя теперь нетрудно. [63]
 
 
Но расскажи: вы все, кто счастлив тут,
Взыскуете ли высшего предела,
Где больший кругозор и дружба ждут?» [66]
 

Поэт, обратив внимание на божественный и чудный вид Пиккарды, говорит, что узнаёт её по словам, хотя она и сильно изменилась, и спрашивает: – «Взыскуют ли души, находящиеся с нею в самой нижней из небесных Сфер, высшего предела, где ждут больший кругозор и дружба?».

 
Con quelle altr» ombre pria sorrise un poco;
da indi mi rispuose tanto lieta,
ch'arder parea d'amor nel primo foco: [69]
 
 
«Frate, la nostra volontà quïeta
virtù di carità, che fa volerne
sol quel ch'avemo, e d'altro non ci asseta. [72]
 
 
Se disïassimo esser più superne,
foran discordi li nostri disiri
dal voler di colui che qui ne cerne; [75]
 
 
che vedrai non capere in questi giri,
s'essere in carità è qui necesse,
e se la sua natura ben rimiri. [78]
 
 
Anzi è formale ad esto beato esse
tenersi dentro a la divina voglia,
per ch'una fansi nostre voglie stesse; [81]
 
 
sì che, come noi sem di soglia in soglia
per questo regno, a tutto il regno piace
com» a lo re che «n suo voler ne «nvoglia. [84]
 
 
E «n la sua volontade è nostra pace:
ell» è quel mare al qual tutto si move
ciò ch'ella crïa o che natura face». [87]
 
 
С другими улыбаясь, тень глядела
И, радостно откликнувшись потом,
Как бы любовью первой пламенела: [69]
 
 
«Брат, нашу волю утолил во всем
Закон любви, лишь то желать велящей,
Что есть у нас, не мысля об ином. [72]
 
 
Когда б мы славы восхотели вящей,
Пришлось бы нашу волю разлучить
С верховной волей, нас внизу держащей, – [75]
 
 
Чего не может в этих сферах быть,
Раз пребывать в любви для нас necesse
И если смысл ее установить. [78]
 
 
Ведь тем-то и блаженно наше esse,
Что божья воля руковóдит им
И наша с нею не в противовесе. [81]
 
 
И так как в этом царстве мы стоим
По ступеням, то счастливы народы
И царь, чью волю вольно мы вершим; [84]
 
 
Она – наш мир; она – морские воды,
Куда течет все, что творит она,
И все, что создано трудом природы». [87]
 

Ответ тени благоразумен: – «Закон Любви велит нам желать только то, что у нас есть, а желать большего – входить в противоречие с волей Творца». Тени здесь счастливы, стоя на своей ступени и славя Царя, чью волю они вольно вершат. «Necesse – необходимо» (латинский термин схоластической философии). «Esse – бытие» (латинский термин, как и предыдущий). В речи Пиккарды, Данте выражает своё отношение к монархии, в которой царь является помазанником Божьим и творит Его волю. Управляемый им народ должен быть счастлив, находясь в иерархии на своей ступени, вольно верша волю своего царя, которая создаёт для него мир, подобный морским водам, в которые впадает и наполняет его воля и труд подданных, труд покоренной Человеком Природы.

 
Chiaro mi fu allor come ogne dove
in cielo è paradiso, etsi la grazia
del sommo ben d'un modo non vi piove. [90]
 
 
Ma sì com» elli avvien, s'un cibo sazia
e d'un altro rimane ancor la gola,
che quel si chere e di quel si ringrazia, [93]
 
 
così fec» io con atto e con parola,
per apprender da lei qual fu la tela
onde non trasse infino a co la spuola. [96]
 
 
Тут я постиг, что всякая страна
На небе – Рай, хоть в разной мере, ибо
Неравно милостью орошена. [90]
 
 
Но как, из блюд вкусив какого-либо,
Мы следующих просим иногда,
За съеденное говоря спасибо, [93]
 
 
Так поступил и молвил я тогда,
Дабы услышать, на какой же ткани
Ее челнок не довершил труда. [96]
 

Поэт из слов Пиккарды постиг, что на небесах любая обитель – Рай, хотя и неравно орошена милостью Божьей. Но желая услышать и огласить более точный ответ, он спрашивает её: – «На какой же ткани твой челнок не совершил труда?» – что же она не сделала, чтобы удостоиться более высокой славы?

 
«Perfetta vita e alto merto inciela
donna più sù“, mi disse, „a la cui norma
nel vostro mondo giù si veste e vela, [99]
 
 
perché fino al morir si vegghi e dorma
con quello sposo ch'ogne voto accetta
che caritate a suo piacer conforma. [102]
 
 
«Жену высокой жизни и деяний, —
Она в ответ, – покоит вышний град.
Те, кто ее не бросил одеяний, [99]
 
 
До самой смерти бодрствуют и спят
Близ жениха, который всем обетам,
Ему с любовью принесенным, рад. [102]
 

Пиккарда отвечает, что есть только одна Жена высокой мысли и деяний – Непорочная Дева Богородица, которая непосредственно вознесена на небеса. Другие жены, облачающиеся в одеяния девственности, до самой смерти живут возле обетованного Жениха – Христа, который рад всем обетам, приносимым ему с Любовью.

 
Dal mondo, per seguirla, giovinetta
fuggi'mi, e nel suo abito mi chiusi
e promisi la via de la sua setta. [105]
 
 
Uomini poi, a mal più ch'a bene usi,
fuor mi rapiron de la dolce chiostra:
Iddio si sa qual poi mia vita fusi. [108]
 
 
Я, вслед за ней, наскучив рано светом,
В ее одежды тело облекла,
Быть верной обещав ее заветам. [105]
 
 
Но люди, в жажде не добра, а зла,
Меня лишили тихой сени веры,
И знает бог, чем жизнь моя была. [108]
 

Она последовала за Богородицей, уйдя в монастырь, принесла обет девственности, но злые люди лишили её тихой сени Веры, принудив нарушить обет (выдали замуж), и только Бог знает, чем была её жизнь.

 
E quest» altro splendor che ti si mostra
da la mia destra parte e che s'accende
di tutto il lume de la spera nostra, [111]
 
 
ciò ch'io dico di me, di sé intende;
sorella fu, e così le fu tolta
di capo l'ombra de le sacre bende. [114]
 
 
А этот блеск, как бы превыше меры,
Что вправо от меня тебе предстал,
Пылая всем сияньем нашей сферы, [111]
 
 
Внимая мне, и о себе внимал:
С ее чела, как и со мной то было,
Сорвали тень священных покрывал. [114]
 

Образ Богородицы всегда с Пиккардой и Данте видит блеск его справа от её тени. Пиккарда уточняет, что с чела Богородицы также были сорваны священные покрывала девственности.

 
Ma poi che pur al mondo fu rivolta
contra suo grado e contra buona usanza,
non fu dal vel del cor già mai disciolta. [117]
 
 
Quest» è la luce de la gran Costanza
che del secondo vento di Soave
generò «l terzo e l'ultima possanza». [120]
 
 
Così parlommi, e poi cominciò `Ave,
Maria» cantando, e cantando vanio
come per acqua cupa cosa grave. [123]
 
 
La vista mia, che tanto lei seguio
quanto possibil fu, poi che la perse,
volsesi al segno di maggior disio, [126]
 
 
e a Beatrice tutta si converse;
ma quella folgorò nel mïo sguardo
sì che da prima il viso non sofferse;
e ciò mi fece a dimandar più tardo. [130]
 
 
Когда ее вернула миру сила,
В обиду ей и оскорбив алтарь, —
Она покровов сердца не сложила. [117]
 
 
То свет Костанцы, столь великой встарь,
Кем от второго вихря, к свевской славе,
Рожден был третий вихрь, последний царь». [120]
 
 
Так молвила, потом запела «Ave,
Maria», исчезая под напев,
Как тонет груз и словно тает въяве. [123]
 
 
Мой взор, вослед ей пристально смотрев,
Насколько можно было, с ней простился,
И, к цели больших дум его воздев, [126]
 
 
Я к Беатриче снова обратился;
Но мне она в глаза сверкнула так,
Что взгляд сперва, не выдержав, смутился;
И новый мой вопрос замедлил шаг. [130]
 

Когда насильно Богородицу вернули миру, выдав замуж за Иосифа Обручника, оскорбив тем самым алтарь девственности, она, неколебимая сердцем, оставалась девственницей. Её покоит самый вышний град за то, что она, не лишившись девственности, от второго вихря – Бога-Святого Духа родила третий вихрь – Бога-Сына – Спасителя – Иисуса Христа, последнего Царя Царей. При этом Пиккарда связывает Богоматерь со светом великой Костанцы (в итальянском тексте luce de la gran Costanza) и делает дополнение, что последний Царь рожден к свевской славе. В итальянском тексте стоит слово Soave, что следует читать, как Саваоф.

Полная формула звучит так: – «К славе Господа Саваофа – Бога-Отца – Создателя, от Бога-Святого Духа, Непорочная Дева родила Бога-Сына – Спасителя, последнего Царя Царей, Иисуса Христа – воплощение Бога-Отца».

Пиккарда поёт уместный именно здесь гимн Богородице —«Ave, Maria» и исчезает. Это – начальные слова латинской молитвы: – «Радуйся, Благодатная Мария», которая по-русски звучит так:

«Богородице, Дева, радуйся! Благодатная Мария, Господь с тобой! Благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего! Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь!»

Данте, беседуя с Пиккардой, совсем забыл про Беатриче и, обернувшись, встречается с её таким испепеляющим взглядом, что смущается, забыв задать вопрос об увиденном. И понятно, почему: – Екатерина Долгорукая была нареченной невестой Петра II, а Елизавета Петровна сама страстно любила его, и желала быть его женой, поэтому она дико ревнует поэта.

Почему Пётр II Алексеевич и Елизавета Петровна не нашли счастья в браке и не продолжили род императоров Российских? К этому были серьёзные препятствия не только со стороны Имеющего Власть.

Осталось объяснить часто используемое Данте имя – Костанца. В разных местах Комедии, он присваивает это имя разным женщинам, которых объединяет одно свойство – в своё время они были полноправными правительницами своих стран (наследницами по прямой), например, дочь Петра Великого – полноправная императрица Российской империи – Елизавета Петровна Романова. Остаётся вопрос: – «Правомерно ли применение имени Костанца к Богородице?» но это тема другой книги.

Как это было:

Бал—маскарад начинался. В самой большой зале была объявлена ярмарка невест. Одна половина огромной старинной залы императорского дворца, освещенная ярким светом тысяч свечей в канделябрах и паникадилах, наполнилась девицами от 10 лет до…, лица которых скрывали маски. В другой половине, маски скрывали лица женихов всех возрастов; все были в маскарадных костюмах, от прекрасных до уродливых.

Герольды протрубили, двери залы распахнулись с двух сторон и в них вошли двухметроворостые великаны в масках, одетые в камзолы, шальвары, ботфорты, неотличимые один от другого. На головах у них были широкополые шляпы с перьями, у одного белыми, у другого – красными. Сойдясь посреди залы, они сняли шляпы и церемонно раскланялись друг перед другом.

«Данте Алигьери» – представился великан в шляпе с белыми перьями.

«Джанни Скикки» – откликнулся великан в шляпе с красными перьями голосом первого великана, как будто эхом.

«Огласи указ, Джанни» – потребовал первый великан.

Второй великан достал из-под полы просторного камзола свиток с привязанной печатью, развернул его и огласил: – «Именем Его императорского Величества, повелеваю всем девицам моей империи от 10 лет, прибыть на ярмарку невест в костюмах и масках. Также повелеваю всем женихам, которым надоела холостая жизнь, прибыть тем же порядком туда же. Неявившиеся пусть пеняют на себя. Да быть по сему!».

«Исполнен ли указ, Джанни?» – спросил первый великан.

«Исполнен, Данте» – подтвердил второй. А коли, кто не исполнил, повинен смерти.

«Как же их смотреть, Джанни?» – спросил первый, оглядев толпу девиц в масках: – «Личиков-то не видно, ножек тоже».

«Нам с лица не воду пить, и с корявой можно жить» – рассмеялся второй: – «А смотреть будем по росту» – и махнул герольдам платком.

Герольды протрубили, в залу вошли двенадцать палачей в красно-чёрных плащах, опоясанных верёвками, на концах которых были завязаны петли. Лица их были скрыты остроконечными капюшонами с прорезями для глаз. Две пары палачей несли виселицы из двух столбов с перекладинами, с которых свисали петли, две другие пары несли плахи, остальные держали на плечах огромные, остро отточенные топоры. Дойдя до средины залы, палачи поставили виселицы, образовав двое ворот, положили плахи поперёк них, как пороги, с размаху вогнали в них огромные топоры.

«Всё готово, Данте» – сказал второй великан: – «Огласи указ».

Первый великан достал из-под полы такой же свиток, развернул его и огласил: – «Именем Его императорского Величества, повелеваю оным невестам и оным женихам, пройти под виселицей и перешагнуть плаху, не склоняя головы, а кто не пройдёт, повинен окончить свою холостую жизнь, в том же порядке, как и не пройдёт. Да быть по сему!».

«Женихов палачи поведут» – объявил второй великан: – «А кто же невест будет?»

«А вон, две чертовки стоят» – сказал первый, указывая на двух девиц, стоящих впереди толпы, в рыжих париках, с рожками, с чёрными хвостами сзади: – «Ну-ка, чертовки, сюда!» – и махнул рукой. Те, смеясь, подбежали к великанам, ростом не доставая им до плеча.

«Как звать, чертовки?» – строго спросил первый великан.

«Беатриче» – ответила первая высоким голосом.

«Мательда» – ответила вторая низким голосом.

«А может у них не ножки, а козьи копытца?» – с сомнением произнёс второй великан: – «Да может и волосатые, как у царицы Савской? Ну-ка, чертовки, сбросьте обутки, да покажите ножки».

«Сам первый сбрось!» – с негодованием воскликнула Мательда: – «У самого небось копыта, как у козла!»

Второй великан махнул одной ногой, потом другой, ботфорты разлетелись в разные стороны, вздёрнул шальвары до колен. Чертовки, весело смеясь и приплясывая, последовали его примеру, задрав подолы ещё выше, показывая белые ножки.

«Объявляю указ!» – сбрасывая ботфорты, крикнул первый великан: – «Все идут под виселицу без обутки, показывая ножки. У кого сыщутся копыта, палачам – отрубать, чертей вешать! Да быть по сему!»

«Палачи!» – крикнул второй великан: – «Начинать женихам от трёх аршин без трёх вершков, невестам от двух аршин с половиной. Как все пройдут, по вершку спускать, кто не пройдёт – женить. Да быть по сему» и первым пошёл под виселицу. Коснувшись перекладины лбом, взрыдал: – «Ах, я, несчастный, пропала вольная жизнь», крикнул первому: – «Теперь ты!».

Первый великан, коснувшись лбом перекладины, рассмеялся, и встал со вторым, рядом с виселицей.

«Ну, теперь жди невесту, тебе первая, мне вторая» – смеясь, сказал второй великан и махнул платком. Герольды протрубили, с хоров грянула громкая музыка. По залу завертелись два хоровода. Палачи прогоняли через виселицу женихов, срывая с них сапоги, чертовки, перескочив плаху, волокли невест, заставляя их сбрасывать туфли и показывать ножки. Женихи закончились раньше, никто не встал рядом с великанами. Невесты, смеясь и конфузясь, одна за другой перескакивали плаху под перекладиной виселицы, не задевая её.

«Ну, видно, не судьба нынче» – только и успел сказать второй великан, как чертовки привели под виселицу высокую девицу в красно-розовом платье, которое она приподымала до колен, показывая стройные ножки. Перешагнув плаху, она коснулась перекладины лбом.

«Стой, назад!» – крикнул второй великан, схватив её за руку и подведя к первому: – «Вот братец, невеста твоя! А моя ещё не выросла».

«Как звать, красавица?» – спросил Данте, оглядывая стройную фигуру невесты.

«Пиккарда» – ответила та высоким певучим голосом.

Тут чертовки приволокли к виселице ещё одну высокую девицу в тёмно-зелёном платье; та отчаянно упиралась. Но сопротивляться было бесполезно, и она, приподняв край платья до щиколотки, перешагнула плаху, коснувшись перекладины лбом.

«Вот и твоя судьба!» – весело вскричал первый великан; схватив её за руку, подвёл ко второму: – «Как звать, красавица?»

«Нэлла» – ответила та глубоким грудным голосом, покраснев так, что было видно и сквозь маску. Джанни, сам залившийся краской, взял её за руку.

«Палачи!» – крикнул первый великан: – «Спускай на вершок!» и, взяв свою невесту за руку, направился на средину залы; вторая пара последовала за ними. Музыка загремела с новой силой, хоровод женихов и невест закружился сзади них пуще и веселее прежнего. Подняв глаза, Данте вдруг натолкнулся на испепеляющий взгляд Беатриче, которая, побледнев, уставилась на него; руки её дрожали.

Р. III.1 Екатерина Алексеевна Долгорукова (1712—1747 годы), невеста императора Петра II, несостоявшаяся императрица Екатерина III (хозяйка стада).

У Данте изображена, как Пиккарда, сестра Форезе (Ивана Долгорукова, фаворита Петра II). Красавица высокого роста, после «смерти» императора, была отправлена в ссылку со всей семьёй. Императрица Елизавета Петровна вернула её из ссылки и сделала фрейлиной. Хранила верность Петру II, живя в монастыре. В 1747 году была выдана замуж против её воли, вскоре умерла. Данте помещает её на Луне – нижней Сфере Небесного Рая.