Текст книги "Человек книги. Записки главного редактора"

То обстоятельство, что я был редактором, ведущим литературу по книгоиздательскому делу, свело меня с бывшими преподавателями, выступавшими в качестве авторов редакции. Первыми авторами-преподавателями, сочинения которых мне пришлось редактировать, были К.И. Былинский и Д.Э. Розенталь. Приступая к чтению рукописи их учебника «Литературное редактирование», я, безусловно, испытывал смущение. Еще вчера Константин Иакинфович и Дитмар Эльяшевич были для меня непререкаемыми авторитетами, а сегодня мне, их ученику, надлежит их критиковать, а им – считаться с моими замечаниями. Но страхи были напрасными. С обоими работать оказалось необыкновенно легко и просто. А то обстоятельство, что я был одним из тех, кому книга предназначалась, и уже из опыта знал, что читателю нужно, делало мои замечания во всяком случае не лишними.

К.И. Былинскому так понравилась моя работа, что он попросил меня быть специальным редактором его учебного пособия – «Практикума по современному русскому литературному языку» в двух частях (Ч. 1. Орфография; Ч. 2. Синтаксис. М.: Изд-во МГУ, 1956). Думаю, что он учитывал и мой корректорский опыт, который для таких изданий был весьма важен.

Любопытно, что когда меня в 1960 году принимали в Союз журналистов, то на заседании Правления московской организации Союза кто-то из его членов, увидев в списке книг, редактором которых я был, «Литературное редактирование», буркнул: «Что там у Былинского редактировать?» Мне неловко было ему возражать, но сам Константин Иакинфович оценивал наше сотрудничество совсем иначе. На подаренной мне книге «Очерки по стилистике русского языка» (М., 1959) он написал:

Дорогому бывшему моему ученику, а теперь блестящему редактору с благодарностью. К. Былинский.

Как ни приятно читать такую лестную характеристику, все же сам я считаю, что она очень завышена: Константин Иакинфович по своей доброте явно преувеличил мои редакторские заслуги.

В 1957–1960 годах мне довелось быть редактором еще нескольких работ К.И.: третьего переработанного издания его и Н.Н. Никольского «Справочника по орфографии и пунктуации для работников печати»; его и Д.Э. Розенталя «Трудных случаев пунктуации» (М., 1959); наконец, «Справочной книги корректора», написанной им в соавторстве с А.Н. Жилиным. Здесь в разделе о написании названий пришлось с помощью практикантки упорядочивать расположение и содержание параграфов, опираясь на составленную мною классификацию тем. К.И. охотно принимал редакторскую помощь бывшего ученика.

Сотрудничество с Дитмаром Эльяшевичем Розенталем продолжалось долгие годы и вылилось в дружеские творческие взаимоотношения. Он не раз подчеркивал это в дарственных надписях на книгах. Например:

Дорогому Аркадию Эммануиловичу Мильчину в знак многолетней дружбы. Д. Розенталь. 1971.V.6.

Или на своем «Справочнике по пунктуации» (М., 1984):

Дорогому Аркадию Эммануиловичу Мильчину в знак сердечных проверенных временем дружеских отношений. 1984.V.3.

Но особенно дороги мне теплые надписи на книгах, которые были задуманы мною и написаны Дитмаром Эльяшевичем по моему заказу, что и засвидетельствовано им в надписях. Например, на первом издании словаря-справочника «Управление в русском языке» (М., 1981) дарственная надпись гласила: Дорогому Аркадию Эммануиловичу Мильчину, инициатору создания этой книги, в знак искренней признательности. 1981.Х.19, а на втором издании (М., 1986): Дорогому Аркадию Эммануиловичу Мильчину, крестному отцу и постоянному куратору этого издания, с сердечной признательностью. Д. Розенталь. 1986.III.29.

Впервые мне пришлось встретиться с Д.Э. как с автором в 1955–1956 годах. Параллельно с подготовкой «Литературного редактирования» его и К.И. Былинского мне надо было решить судьбу не слишком удачной рукописи учебника для редакционно-издательских техникумов «Практическая стилистика современного русского языка», написанного также нашим бывшим преподавателем В.А. Мамоновым. Учебник перекочевал к нам со всеми затратами из «Советской России», издательства, которое до создания «Книги» выпускало учебные издания для техникумов системы Министерства культуры РСФСР, но в том виде, в каком рукопись поступила к нам, издавать ее было нельзя. Я попросил Д.Э. выступить в роли титульного редактора учебника. Работа В.А. Мамонова страдала отсутствием упорядоченности в изложении и требовала очень большой редакторской работы, граничащей с соавторством. Поэтому Д.Э. согласился быть редактором всего издания только в том случае, если ему поручат дополнить книгу разделом синтаксической стилистики. На этом сошлись, и учебник был спасен.

Работать с Д.Э. было легко и интересно. Он был мягок в общении, старался пойти навстречу редактору, но убедить его было совсем не просто. Зато он стремился понять оппонента, охотно обсуждал замечания, и если не соглашался, то лишь после тщательного обдумывания и объяснения причины. Так что благодаря этому и я, и другие редакторы прошли у Д.Э. вторую школу, уже практическую.

Писал он строгим языком, по смыслу очень точно, и мои замечания стилистического и другого характера даже в больших его работах можно было пересчитать по пальцам. Мое редакторское участие выражалось главным образом в том, что в случаях, когда возможны пунктуационные или стилистические варианты, я просил Дитмара Эльяшевича детально, на примерах показывать, как делать выбор, чем при этом руководствоваться. Он показывал, но с большой осторожностью, не желая давать жесткие рекомендации: делай так и только так, а не иначе. Он предвидел, что на практике это может привести к неверным исправлениям и замечаниям.

Кроме того, я вспоминал собственные и коллег стилистические затруднения, которые не нашли отражения в его книге, и предлагал дополнить ее рекомендациями, которые помогали бы разрешать подобные затруднения.

После того как я стал заведующим редакцией, затем заместителем главного редактора, наконец, главным редактором издательства «Книга», быть ведущим редактором книг Д.Э. я уже не мог, но все они были написаны и изданы по моему почину, чем я очень горжусь.

Так, идея «Справочника по правописанию и литературной правке» пришла мне в голову потому, что редакции необходима была книга массового спроса, чтобы компенсировать колоссальные убытки от издания малотиражных и сложных полиграфических учебников. И действительно, этим справочником широко пользовались не только редакционные работники и авторы, но и учителя русского языка средней школы. Только «Книга» переиздала этот справочник четыре раза, а затем бесчисленное количество раз это делали другие издательства, лишь незначительно меняя заглавие. Для первого издания справочника, чтобы проще было им пользоваться, я составил предметный указатель, который в последующих изданиях неизменно повторялся. Д.Э. был им очень доволен.

Успехом пользовался и созданный Д.Э. по моему предложению «Справочник по пунктуации» (М., 1984). Во многом он повторял «Трудные случаи пунктуации» К.И. Былинского и Д.Э. Розенталя. Мне было, однако, известно, что участие в той книге К.И. Былинского было более редакторским, чем авторским; целиком перепечатывал и представлял рукопись один Розенталь. Именно поэтому родилась мысль изменить заглавие, что давало бы возможность Розенталю выступить в качестве единоличного автора, а издательству – выпустить книгу более широкого плана и с более заманчивым для читателя заглавием (недаром ее тираж составил 100 тыс. экз.).

К большому моему сожалению, в моих воспоминаниях о Дитмаре Эльяшевиче слишком мало сказано о нем как о человеке и гораздо больше – о его отношении ко мне. Но таково свойство моей слабеющей памяти, лучше всего сохраняющей то, что касается меня, и хуже – то, что касается объекта воспоминаний. Увы, память моя эгоцентрична, а главное, слишком обща, чтобы воспроизвести реплики и картинки, позволяющие увидеть человека таким, каким он был в жизни. Не могу, увы, вспомнить ни одной остроумной реплики Дитмара Эльяшевича, ни одного некнижного ответа на сложные вопросы грамматической стилистики. Помнится только впечатление уклончивости этих ответов, стремление уйти от рецептов, продиктованное пониманием того, что живой язык нельзя омертвлять посредством жестких правил. Именно поэтому так недовольны были многие корректоры: ведь он старался не говорить, что в таком-то случае надо поступать так и только так.

Корректорам надо было во время нормированной работы быстро и просто решать казус, а не разбирать каждый случай, тогда как, по Розенталю, выбрать вариант, наиболее подходящий условиям контекста, можно только после подобающих размышлений и рассуждений. Как составитель и титульный редактор «Справочной книги корректора и редактора» (М., 1974) я попросил Д.Э. составить для нее «Словарь управлений». Содержание восьми страниц нонпарели понравилось читателям. И это побудило позднее предложить Дитмару Эльяшевичу написать словарь-справочник «Управление в русском языке». Первое издание его появилось в 1981 году, второе – в 1986-м.

Со второй половины 1985 года я вышел на пенсию, и мы с Д.Э. продолжали общаться в основном по телефону. Он звонил мне, когда нуждался в совете по своим издательским делам.

Один раз (видимо, в 1986 году) я встретил его в коридоре «Книги». Он шел ощупью, явно из-за резко ослабевшего зрения. Сердце сжалось от этого печального зрелища. Ведь он всегда был бодрым, полным жизненной энергии, обладал колоссальной работоспособностью.

Еще с одним нашим преподавателем мне довелось длительные годы сотрудничать как с автором и составителем. Это Владимир Александрович Маркус. В 1955 году редакция литературы по книгоиздательскому делу, полиграфической технике и книжной торговле выпустила второе, переработанное и дополненное издание его учебника «Основы организации и экономики книгоиздательского дела». Издание это пришлось отстаивать в борьбе с Полиграфическим институтом, подробности которой изложены в главке «Подводные камни редакционной работы».

Затем мы еще два раза (в 1976 и 1984 годах) выпускали этот учебник уже в издательстве «Книга».

В 1957 году, понимая, как необходим издательским работникам сборник нормативных документов, и зная, что В.А. изучил их вдоль и поперек, я обратился к нему с просьбой составить такой сборник. Он почему-то отказался. Стараясь добиться его согласия, я прибег к последнему доводу, который расшатал его, казалось бы, непоколебимую позицию. Я сказал ему: «Владимир Александрович! Вот увидите, все издательские работники в спорных случаях всегда будут говорить: “Надо посмотреть Маркуса!” или “Надо заглянуть в Маркуса!”»

В.А. сдался. И в 1958 году наша редакция выпустила составленный им «Справочник нормативных материалов для издательских работников». Он стал незаменимым подспорьем в работе издателей и несколько раз переиздавался в связи с обновлением многих документов. Последнее издание «Книга» выпустила в 1987 году под измененным заглавием – «Нормативные материалы по издательскому делу: Справочник». Мое предсказание сбылось: фамилия составителя стала именем нарицательным, слившись с книгой.

В.А. был человек необычайно живой, горячий, искренно увлеченный своим делом. Писал он, правда, стараясь не отдаляться от текста документов, сотворенных в Госкомиздате и отличавшихся чиновничье-канцелярским стилем, что не могло не сказаться отрицательно на стиле учебника. На мой вкус, лучшим было первое издание, написанное очень просто, без буквалистской опоры на документы.

После того как В.А. вынудили уйти из «Советской энциклопедии», он целиком связал свою жизнь с Московским полиграфическим институтом. Ему было больше семидесяти, когда он защитил кандидатскую диссертацию.

Запомнилось мне собрание в актовом зале на Садовой-Спасской. Институт торжественно отмечал, кажется, 75-летие Владимира Александровича. Кто-то попросил:

– Владимир Александрович, раскройте секрет: как вы сумели сохранить бодрость и завидную работоспособность?

– Я старался воспринимать окружающее с юмором, – ответил юбиляр.

Последние годы работы в МПИ он был деканом художественно-оформительского факультета. Многие художники, учившиеся там, с большим теплом вспоминали его доброе отношение к студентам, его заботу о них.

В частности, Аркадий Троянкер, известный дизайнер, с 1979 по 1987 год работавший главным художником издательства «Книга», вспоминал, как В.А. спас его от исключения из МПИ. Приходилось наблюдать, как искренне радовался встречам с В.А. другой художник, выпускник МПИ Дмитрий Аникеев, несколько лет руководивший отделом художественного оформления «Книги». Его лицо буквально начинало светиться радостью при виде В.А.

Последние годы жизни В.А., когда он уже не работал, мы (неизменный редактор его книг Валентина Федоровна Ларина, заведующая редакцией литературы по книгоиздательскому делу Евгения Васильевна Иванова и я) старались более или менее регулярно навещать его. Он был очень рад нашим встречам. Читал нам свои стихи, рассказывал о прошлом, о знакомстве с Луначарским и его заместителем историком Покровским, принявшим В.А. на работу в Наркомат просвещения, где юный выпускник юрфака университета исполнял обязанности управляющего делами, и давшим ему очень хорошую характеристику во время так называемой чистки. Эту характеристику В.А. нам показывал.

Большое впечатление на нас произвел рассказ В.А. о его конфликте с Н.К. Крупской. Увидев, как теснятся работники руководимого ею отдела в небольшой комнате, при том что она занимает весьма просторный кабинет, В.А. решил восстановить справедливость и провести рокировку помещений. Затея не удалась. Крупская пожаловалась Покровскому на самоуправство В.А., и он вынужден был смириться.

В.А. стал одним из немногих деятелей нашей отрасли, перешагнувшим вековой рубеж.

Когда за несколько лет до его столетия мы были у него и затронули эту тему, он сказал, что не верит в возможность стать таким долгожителем. Но когда ему исполнилось девяносто девять, он с усмешкой произнес:

– Теперь мне уже любопытно дожить до ста лет, узнать, как это выглядит.

Все издатели и полиграфисты торжественно отметили его 100-летие. В день юбилея в его квартире одна делегация издателей и полиграфистов сменяла другую.

В общем, то, что мне в качестве редактора довелось общаться с несколькими нашими преподавателями как с авторами, позволило узнать их ближе и убедиться в том, что учили нас знающие специалисты и хорошие люди. Боюсь только, что тому, кто будет читать эти воспоминания, может показаться, что я больше пишу о себе, чем о наших учителях. Конечно, любому старому человеку хочется, чтобы его заслуги не были забыты. Но хотел я к тому же на примере собственного редакторского сотрудничества с авторами – бывшими преподавателями показать, что не так уж плохо нас обучали редакторской профессии, если мы сумели справиться с редактированием книг своих учителей и заслужили их одобрение.

Длительность производства книг в стране была слабым местом советского книгоиздания в середине ХХ века. В среднем от сдачи оригинала в типографию до появления сигнального экземпляра отпечатанной книги проходило не менее полугода, а на практике большинство книг рождалось почти целый год.

Как сократить этот срок? В поисках ответа ломали головы многие издатели и полиграфисты.

В конце 1950-х годов один из них, Исаак Борисович Эйдельнант, лишь недавно освободившийся благодаря Хрущеву из заключения, исследовал все этапы производственного процесса и пришел к выводу, что главная причина его длительности – корректурный обмен. Гранки, верстки и сверки подолгу пролеживают на всех этапах и в типографиях, и в издательствах, и это растягивает процесс производства.

Эйдельнант предложил метод, который позволил бы издательствам подписывать оригинал книги в печать и полностью избавил их от корректурного обмена.

Издательства должны были для этого готовить текстовой оригинал в виде машинописного оригинал-макета. Страницы такого оригинала следовало печатать так, чтобы число строк в каждом абзаце соответствовало числу строк в наборе шрифтом намеченных гарнитуры, кегля и начертания, а число строк на странице – числу строк в полосе набора намеченного формата.

Эйдельнант не только предложил этот метод, но и стал его горячо пропагандировать. В 1957 году наша редакция в серии «В помощь редакционно-издательским работникам» выпустила книгу Эйдельнанта «Издание книг по оригинал-макету», изготовленную как раз по этому методу. В ней детально разъяснялось, как готовить машинописный оригинал-макет, если книга с иллюстрациями, как избежать расхождений между числом строк в оригинале и в наборе. В издательствах развернулось движение за выпуск изданий этим методом.

Конечно, лучше всего подходили для издания по такому методу книги текстовые. Я стал горячим поборником метода Эйдельнанта. Мне хотелось как можно быстрее выпустить книги, которые я тогда редактировал: «Писатель и книга. Очерк текстологии» Б.В. Томашевского (М., 1959) и «Редактирование отраслевой литературы. Из опыта работы» Г.Д. Каплана (М., 1961). Первая книга содержала три полосные иллюстрации и две, занимавшие три четверти полосы. Текстовая часть была достаточно сложной: сноски, стихотворные цитаты, петит внутри основного, корпусного текста, наборные схемы, хотя и несложные. Все это не могло не затруднять изготовление оригинал-макета. Тем не менее он был подготовлен и подписан в печать 21 ноября 1958 года, а в производство его сдали, как свидетельствуют выпускные данные, 12 декабря того же года. Вышла книга в 1959 году; месяц выпуска я не отметил, но точно, что это был первый квартал. Не помню, сколько времени ушло на изготовление оригинал-макета. Но в целом производство этой книги заняло меньше времени, чем обычно. Правда, избежать опечаток не удалось.

Благоприятствовало мне то, что к редакции была прикреплена машинистка-надомница, которую я мог детально проинструктировать. Печатать оригинал-макет надо было, не механически придерживаясь среднего числа знаков в строке, а с учетом ее буквенного состава. Если в строке попадались несколько широких или прописных букв, надо было уменьшать ее на 1–2 знака, если же строка, наоборот, содержала только узкие буквы, несколько запятых и точек, число знаков в ней надо было увеличить на 1–2 знака. Так что многое зависело от понимания машинисткой сути задач. Конечно, так перепечатывать правленный редактором оригинал было сложнее.

В подготовке книги Г.Д. Каплана я выполнял роль не только ведущего, но и технического редактора, однако в надвыпускных данных под рубрикой Технический редактор значатся две фамилии: помимо моей еще техреда В. Борисовой, поскольку производственный отдел все же посчитал нужным проконтролировать не свойственную ведущему редактору работу. Из-за этого оригинал поступил в типографию через 9 дней того, как в самом конце января 1961 года оригинал-макет был сдан в производственный отдел, и вышла книга, если мне память не изменяет, в первом квартале того же года. Так что мой опыт можно считать удачным.

И.Б. Эйдельнант, видя тот энтузиазм, с которым я поддерживал его метод, вовлек меня в его пропагандирование. Вместе с замечательным техническим редактором «Искусства» Инессой Георгиевной Румянцевой (впоследствии она была назначена заведующей отделом художественного оформления «Искусства») мы даже выезжали в Ленинград, чтобы поделиться нашим опытом подготовки машинописных оригинал-макетов.

И.Б. Эйдельнант сумел всколыхнуть весь советский издательский мир. Непомерно большие сроки производства книг в самом деле были пороком, бичом издательского производственного процесса в стране. Поэтому Главиздат нацелил издательства на этот метод издания, суливший для некоторой категории книг существенное сокращение сроков выпуска.

Переход на работу по методу машинописного оригинал-макета превратился в нечто вроде общественного движения, своеобразного варианта стахановского метода в издательско-полиграфической отрасли. Движения такого рода вообще характерны для советского образа жизни и работы. Достаточно было кому-то привести более или менее убедительные доводы в пользу того, что нечто является именно тем самым центральным звеном, за которое стоит только потянуть, как оно вытянет из прорыва всю громоздкую цепь производства (отрасли), устранит главные его беды и разрешит проблемы, и руководящие органы развертывали кампанию за повсеместное внедрение этого предложения. Напомню о сквозных бригадах качества, о которых я уже писал раньше.

Кампанейщина вообще была чертой жизни советского общества. Выражалось это и в слоганах для каждой пятилетки («Пятилетка качества» и т. п.). По степени вовлеченности каждого коллектива в очередную кампанию оценивалась работа его самого и его руководителей. Избежать этого было практически невозможно, хотя нередко пользы от кампании было на грош, а бесплодной суеты и пустых потерь времени предостаточно. При этом любопытно, что за нами последовали и другие социалистические страны.

Так, Олег Вадимович Рисс, помня о том, как я приезжал в Ленинград для того, чтобы обучить коллег методу подготовки машинописного оригинал-макета, 05.12.66 писал мне:

Да, чуть не забыл сообщить Вам интересную новость. Наш главный технолог В.А. Урбанович, человек просвещенный, следящий за немецкой полиграфической литературой, рассказал мне, что в ГДР, кажется с 1 января 1967 г., повсеместно переходят на оригинал-макет по нашему (?) примеру, причем разработали подробные методические инструкции для линотипистов, корректоров, редакторов и др. Не придется ли нам через несколько лет ездить за опытом внедрения машинописного оригинал-макета в ГДР?

Теоретически метод должен был сократить сроки производства книг, но на практике все оказалось иначе. Возникли трудности, которые сделали выигрыш в сроках выпуска книги практически несущественным.

Далеко не все типографии способны были силами своих корректорских обеспечить набор без ошибок. Так, в книге Б.В. Томашевского «Писатель и книга» пришлось вклеить список из девяти замеченных опечаток. Поэтому типографии посылали в издательства корректурные оттиски подписанных в печать книг как бы на внутреннюю сверку. Так что корректурный обмен не исчез, он стал лишь меньшим по объему.

Качество самого оригинал-макета не всегда удовлетворяло требованиям, и полосы в наборе оказывались то меньше, то больше по числу строк, чем полагалось. В теории, если машинистка печатала оригинал, придерживаясь среднего числа знаков в строке ± 1–2 знака, то в набранном абзаце число строк должно было быть таким же, как в оригинал-макете, но на практике этого, увы, не получалось. Очень многое зависело от стиля работы линотиписта – тяготел ли он к большим апрошам или, наоборот, к малым[9]9
  Апрош – расстояние между соседними буквами или другими текстовыми знаками.


[Закрыть], а заранее машинистке это, конечно, было неизвестно. К тому же книгу могло набирать несколько линотипистов с разными стилями набора. Короче говоря, очень часто книга, сверстанная по оригинал-макету, требовала технической (технологической) правки, т. е. ожидаемого выигрыша во времени производства не получалось. Корректурной правки было меньше, но она все равно оставалась.

К недостатку метода относилось и то, что автор и редактор лишались возможности видеть свою книгу такой, какой она предстанет перед читателем. Для некоторых авторов и редакторов это означало ущемление их прав, для них совсем небезразличны были даже варианты переносов, качество верстки.

Наконец, книги, подписанные в печать в виде машинописного оригинал-макета, все равно пролеживали без движения на всех этапах наборных процессов. Вызвано это было тем, что в типографиях одновременно велось производство многих книг разных издательств. Не все они могли быть подписаны в печать в оригинале. Книги, подписанные к печати в оригинал-макете, нередко поступали в типографию в один день с обычными оригиналами, подписанными только в набор. «Переварить» их одновременно типография была не в силах, а значит, очередь в наборе и верстке книг не исчезала. Поэтому построить производственный процесс всех книг по единому графику типографии практически могли лишь на бумаге.

Только в случае, если типография искусственно создавала для книг, подписанных в печать в оригинал-макете, внеочередной набор и верстку, производственный цикл их мог сократиться. Но зеленая улица для прохождения таких изданий вела бы только к увеличению срока производства других книг, и средние сроки производства это бы не сократило.

Несмотря на горячую поддержку метода, я не закрывал глаза на его изъяны и принял участие в дискуссии о методе машинописного оригинал-макета, организованной редакцией «Полиграфического производства». В № 5 за 1961 год была напечатана моя статья «Оригинал-макет нужен, но какой?». В ней я ратовал за такой оригинал-макет, какой мы видим сегодня при компьютерном наборе, позволяющем автору читать полосы макета в том виде, в каком их увидит читатель, т. е. набранные тем же шрифтом, с той же разбивкой на строки.

Несмотря на то что предложенный И.Б. Эйдельнантом метод не дал ожидаемых от него результатов, он сыграл безусловно положительную роль, подготовив издателей и полиграфистов к переходу к т. н. репродуцируемому оригинал-макету, когда в издательствах стали изготовлять сначала макеты на электронных печатающих машинах с типографскими шрифтами, а затем и оригинал-макеты, набор которых выполнен на компьютере.