Текст книги "Мифы Великой Победы"

Да, приказы были преступны, и средства их выполнения тоже были преступны, но они же солдаты, такие же, как на фронте, поэтому их нельзя называть военными преступниками. Вот такая извращенная логика появляется сейчас в речах некоторых политиков. Напомню, деяния нацистов уже разбирались международной общественностью, и не на закрытых процессах, а вполне открыто и гласно. Люди из разных стран уже признали, что никакими солдатами они не являлись, а были настоящими палачами, тому есть масса свидетельств. Знаете, существует множество воспоминаний бывших военнослужащих СС, тех, которые были на фронте. Я далек от того, чтобы обелять эту публику, но многие из эсэсовцев потом, после войны, написали, что они пришли в ужас, когда узнали, что происходило в тылу. Ну если даже эсэсовцы приходили в ужас, о чем еще можно говорить?

Впрочем, разбираться в этих хитросплетениях – кто, как, когда и от кого пришел в ужас в среде гитлеровцев – я, конечно, не стану. Хотя бы потому, что все вердикты уже вынесены на Нюрнбергском военном трибунале. Вердикты, на мой взгляд, абсолютно точные – и никакой ревизии они не подлежат, хотя сейчас существует немало людей, которые стремятся этим заняться. К счастью, не так это просто.

Спросите себя: ради чего посмертно реабилитировать таких, как Кубе? Вывод напрашивается сам собой. Ради того, чтобы совершать такие же преступления – бомбить мирное население, брать заложников, травить бактериологическим оружием, уничтожать радиацией и чтоб за это ничего не было. К чему приводит такая политика вседозволенности, мы уже видели – хотя бы на примере Второй мировой войны…

Глава 8. «Лесные братья» в Литве

За прошедшие годы я не единожды рассказывал в своей программе «Теория заблуждений» про националистическое подполье на западе Украины, в Латвии и Эстонии в годы Великой Отечественной войны. Но до Литвы у меня как-то все руки не доходили. Сейчас я все-таки хочу затронуть эту тему.

Думаю, не найдется человека, который никогда бы не слышал бы про литовских «лесных братьев», хотя далеко не все понимают, о чем идет речь. Впервые это выражение прозвучало в декабре 1941 г., когда бывший курсант военного училища Казис Веверскис основал подпольную организацию «Литовская освободительная армия». Он же стал ее командиром. Армия поставила перед собой задачи: укрепление своей организации и накопление сил для борьбы с любым противником за государственную независимость Литвы. Основным противником считался, естественно, Советский Союз. Германия же рассматривалась как сторона, с которой возможно договариваться и идти на компромиссы.

В течение 1942–44 гг. отряды Литовской освободительной армии не вступали в вооруженное противодействие с вермахтом и СС, но вели боевые действия против польских и советских партизан. С весны 1944 г. в связи с приближением Красной армии к границам Литвы руководство Литовской освободительной армии пошло на соглашение с немецким командованием. Те обещали помощь в подготовке литовских солдат и офицеров к ведению диверсионной и партизанской войны. В разведывательные школы Германии в Восточной Пруссии было направлено свыше 300 человек.

Летом 1944 г. Литовская освободительная армия, насчитывавшая на тот момент уже 20 000 человек, приняла участие в боях против Красной армии. В августе того же года специально для борьбы с литовским партизанским движением в Литве была расквартирована 4-я стрелковая дивизия внутренних войск НКВД под командованием генерал-майора Ветрова. К ней присоединились 94-й, 95-й, 97-й и 23-й пограничные полки.

То есть уже летом 1944 г. в Москве осознали опасность существования в тылу Красной армии «лесных братьев». Понимали, что этот вопрос необходимо решить радикально и в кратчайшие сроки. Не надо забывать, что 300 литовских бойцов прошли специальную подготовку в разведывательных школах Третьего рейха. Чем может обернуться существование подобного подполья в тылу наступающих армий, я думаю, несложно себе представить.

К осени 1944 г. из Восточной Пруссии в Литву были заброшены 20 боевых групп общей численностью 150 человек. Они должны были стать основой для формирования более крупных отрядов Литовской освободительной армии. Еще раз подчеркиваю – это специально подготовленные диверсионные отряды, заброшенные к нам в тыл из Восточной Пруссии, с территорий Третьего рейха. Когда сегодня литовские публицисты и историки говорят, что у них не было никаких соприкосновений со структурами Третьего рейха и никто не готовил «лесных братьев» для противодействия советским силовым органам и партийным организациям, то это, мягко говоря, неправда.

К 22 октября Красная армия полностью освободила территорию Литовской ССР от германских войск. Соответственно, Литовская освободительная армия полностью переходит к партизанским формам ведения боевых действий. Основными своими противниками они считают войска Красной армии, Народный комиссариат внутренних дел, местную советскую администрацию, активистов-общественников и «сочувствующих».

За лето – осень 1944 г. к бойцам Литовской освободительной армии присоединились бывшие полицейские из литовских Schutzmannschaft-батальонов, бывшие служащие органов германской оккупационной власти и литовского самоуправления, а также активные антисоветчики и националистически настроенные представители различных социальных слоев Литвы, прежде всего крестьянства. Все партизанские группы этого направления получили название «лесные братья». Сами себя эти литовские партизаны называли «ястребами».

Интересная параллель: на западе Украины бандеровское подполье называло ястребами бойцов войск НКВД, в Литве, наоборот, сами себя. Большинство литовских ястребов носили местную военную форму, сочетая ее с элементами формы вермахта, СС или гражданской одежды. Вооружены были по большей части германским стрелковым оружием, иногда применяли легкую артиллерию и минометы. Советское оружие тоже присутствовало, хотя, судя по воспоминаниям, чаще отдавали предпочтение именно немецкому. «Лесных братьев» активно поддержало католическое духовенство Литвы. В ряде мест оно становилось вообще непосредственным организатором сопротивления. Во всех партизанских отрядах имелись свои капелланы.

В местечке Плателяй на западе Литвы был создан штаб Литовской освободительной армии, штабисты разработали программу действий и полевой устав. Территорию Литвы поделили на четыре округа: Вильнюсский, Паневежский, Шяуляйский и Ковненский. Каждому округу подчинялись уездные формирования – батальоны или полки. Волостные формирования – роты или батальоны – подчинялись уездным, а деревенские – взводы или роты – волостным. Деревенские подразделения состояли из 2–3 отделений. То есть все делалось по образцу обычных армейских структур.

Среди литовского населения стали организовывать комитеты поддержки «лесных братьев». Именно они обеспечивали хозяйственную базу военных формирований, должны были обеспечивать административную и тыловую службы. Осенью 1944 г. численность «лесных братьев» достигла 12 000 человек.

Когда сегодня некоторые публицисты говорят, что опасность была совершенно незначительная, подумаешь, где-то в лесах прятались пара десятков предателей и бывших полицейских, опасавшихся расплаты за содеянное в годы войны, это тройная неправда. Во-первых, в лесах находились не десятки и даже не сотни, а тысячи бойцов. Во-вторых, не только полицейские Schutzmannschaft-батальонов, но и люди, прошедшие специальную разведывательно-диверсионную подготовку. В-третьих, и самое главное, они там не просто прятались, а боролись против советской власти. Это было хорошо подготовленное и достаточно разветвленное подполье, которому активно помогали многие жители деревень и городов.

«Лесные братья» начинают проявлять свою силу с декабря 1944 года. Тогда были предприняты первые атаки на гарнизоны, колонны военной техники, начали взрываться военные эшелонов. Всего за несколько месяцев – начиная с декабря 1944 года – «лесные братья» провели 631 акцию.

Естественно, НКВД не мог оставить без внимания такую угрозу. Был сформирован главный штаб во главе с начальником внутренних войск НКВД Прибалтийского военного округа генерал-майором Андреем Сидоровичем Головко. Он координировал деятельность НКВД по уничтожению «лесных братьев» с командованием соединений и частей Красной армии, дислоцированных на территории Литвы. Всю территорию Литовской Советской Социалистической Республики в штабе разделили на девять оперативных секторов, и операции планировались отдельно по каждому сектору. В целях организации и проведения совместных операций и контроля за служебно-боевой деятельностью войск были назначены старшие войсковые начальники. Непосредственными начальниками оперативных секторов являлись офицеры госбезопасности и НКВД. То есть воевать начали уже по всем правилам.

Сегодня в Литве пишут, что они сражались не с Красной армией, а исключительно с отрядами НКВД, но это неправда. Нападали они в том числе и на армейские подразделения. Вот противостояли им исключительно части Наркомата внутренних дел, именно они несли главную нагрузку в ходе проведения операций против повстанцев.

Части Красной армии выполняли, как правило, вспомогательные функции, обычно их привлекали для блокирования районов боевых действий. Советское командование тогда разработало тактику «Каменный казак», это означало, что по всей территории Литвы начали проводиться контрпартизанские операции. В республику для этого дополнительно прибыли 113-й, 115-й и 116-й пограничные полки. Словосочетание «пограничные полки» не должно никого вводить в заблуждение, на тот момент они тоже относились к структуре Народного комиссариата внутренних дел.

28 декабря 1944 г. был убит командующий Литовской освободительной армией Казис Веверскис. Его пост занял лейтенант Адольфас Айдимтас-Зибартас. К февралю 1945 г. в боях с частями Красной армии и НКВД погибло 4045 «лесных братьев». В свою очередь, советские войска потеряли убитыми 151 человека. Но, заметим, к апрелю 1945 года в составе Литовской освободительной армии насчитывалось уже около 30 000 активных бойцов. Это очень много. Для примера: войска Комитета освобождения народов России, которые мы традиционно называем власовской армией, в феврале 1945 года, буквально на пике своего существования, насчитывали порядка 20 000–25 000 солдат.

В Литве в освободительной армии – 30 000. Это именно те, кто с оружием в руках сражался против НКВД и Красной армии. В эту цифру не включаются люди, которые не воевали напрямую, а оказывали помощь и поддержку партизанам. Таких было еще больше. То есть на самом деле общая численность борцов с советской властью была куда значительней, чем отраженная в сводках.

4 апреля 1945 г. был арестован командующий Литовской освободительной армией Адольфас Айдимтас. 18 февраля 1946 г. его расстреляли. В мае 1945 г. в Литву для борьбы с «лесными братьями» были направлены 13-й, 86-й и 132-й стрелковые полки НКВД, а также 31-й, 33-й и 216-й полки НКВД по охране тыла. В июне 1945 г. для этого же направляются 12-й и 13-й пограничные полки НКВД. Возникает законный вопрос: зачем усиливать группировку, если двое командующих Литовской освободительной армией уже ликвидированы, 4000 партизан убиты?! Но это свидетельствовало, что сопротивление не утихало. В партизанской войне свои правила – можно разгромить вооруженную группу, взять в плен или убить командира, но скоро на этом месте образуется другая группа. Любое подполье – что литовское, что латышское, что западноукраинское – основывалось прежде всего на знании специфики местности, мобильности и, главное, поддержке местных жителей. Для того чтобы инфильтрировать большое количество местных, нужно было усиливать военное и политическое присутствие в регионе. Части Красной армии для партизанской войны не годились, они привыкли к другим методам ведения боевых действий. Партизанская война – это совершенно другая история. Не случайно на западе Украины она тянулась так долго – вплоть до 1952 г. Когда брали в плен руководителей бандеровской боевки в какой-нибудь из областей, на их место тут же заступали следующие командиры, и проще не становилось, все продолжалось по-прежнему. Опять же, срабатывал простейший принцип: чем больше времени вы проводите на нелегальной работе, тем больше опыта накапливаете и вас труднее задержать.

За счет местного населения происходила постоянная замена выбывших кадров. Командиром мог стать совсем молодой восемнадцатилетний мальчишка, который полгода назад пришел к «лесным братьям», набрался опыта ведения войны и готов передавать его следующим неофитам. Поэтому ликвидация командиров Литовской освободительной армии не дала никаких результатов, кроме психологического эффекта. Через средства массовой информации населению Литвы объявляли, что ликвидирован такой-то главарь боевиков или такой-то, но никто в Наркомате внутренних дел Литвы не тешил себя иллюзиями, что партизанские отряды, лишенные руководителя, прекратят свое существование и сложат оружие. Ничего подобного не было.

Начиная с декабря 1944 г. и за первый год боевых действий между войсками НКВД и «лесными братьями» крупные формирования партизан были разгромлены. Убито до 10 000 человек, многие отряды рассеяны. Только не нужно думать, что на этом война закончилась. На последующих этапах она велась уже с более мелкими партизанскими группами. «Лесные братья» проводили более или менее удачные диверсионные акты – подрывы, обстрелы, атаки на патрули, расправы над отдельными сторонниками советской власти и партийно-административными работниками.

Многие могут задать вопрос «почему же, если рассеяны крупные отряды, мелкие добиваются тактических успехов?» Дело все в том, что с маленькими партизанскими отрядами гораздо труднее справиться, чем с крупными. Они мобильнее, лучше знают специфику того места, где воюют, им несложно затеряться в городе, они могут легко рассеяться и снова собраться в другом месте. Инфильтрировать абсолютно каждого жителя областного города – это задача сложная, если не сказать нереальная. Поэтому реально выявить всех пособников «лесных братьев» никогда не удавалось. Маленький отряд при умелом руководстве дает более высокий коэффициент полезного действия, выражаясь техническим языком.

После окончания Великой Отечественной войны вооруженная борьба в Литве длилась еще 12 лет. Можно даже сказать, что это была гражданская война, на стороне войск НКВД тоже действовали литовцы – 10 000 ополченцев. Жертвами «лесных братьев» стали 25 000 человек, из них 23 000 литовцев и 533 солдата и офицера войск НКВД. В то же время в 1413 боях с советскими войсками и силами госбезопасности было убито 20 101 солдат и офицер Литовской освободительной армии (возраст половины из них от 16 до 20 лет), захвачено в плен 30 596 партизан. Было выселено из Литвы на Урал, в Сибирь и районы Крайнего Севера 148 000 членов семей «лесных братьев» и их пособников.

Вот так в Советском Союзе боролись с «лесными братьями». Кстати, помимо них почти на той же территории существовала еще одна сила, о которой потом было не принято вспоминать. Это Армия Крайова. С июля 1944 года польские партизанские отряды (около 3000 человек), входившие в состав Армии Крайовой и избежавшие пленения, начали боевые операции против частей Красной армии и войск НКВД в Виленском крае Литвы.

В конце августа 44-го в Литве силами госбезопасности СССР было арестовано около 10 представителей правительства Польши в изгнании. Они пытались восстановить деятельность организаций Виленского округа Армии Крайовой. Несмотря на аресты, подпольные структуры армии были налажены, удалось восстановить систему управления и связь между партизанскими отрядами и подпольными группами. Руководителем Виленского округа стал подполковник Антоний Олехнович.

3 октября 1944 г. в селе Шервинталь Укмергского уезда боевая группа Армии Крайовой из 50 человек обстреляла патруль войск НКВД. Погибли трое военнослужащих.

Через двадцать пять дней боевая группа Армии Крайовой в количестве трех человек убила председателя сельского Совета деревни Желоповка Вильнюсского уезда. 23 ноября в Вильнюсе раскрыта и арестована подпольная группа Армии Крайовой из 57 человек, изъято большое количество оружия, две автомашины и два мотоцикла.

Как мы видим, подполье у польской Армии Крайовой было не менее серьезно организовано, чем у литовских «лесных братьев».

19 января 1945 г. командующий Армии Крайовой бригадный генерал Леопольд Окулицкий издает приказ о ее роспуске. Потом он был арестован и умер в Москве, на Лубянке. Но часть бойцов Армии Крайовой продолжали вооруженную борьбу с Красной армией и Временным правительством Польской Республики. Например, в феврале 1945 г. в Вильнюсском уезде были взяты в плен 10 бойцов Армии Крайовой.

Всего в Виленском крае Литовской ССР в боях с частями Красной армии и войсками НКВД было убито 428 и взято в плен 1808 польских партизан. Арестовано 11 347 их пособников и соратников, которые не принимали активного участия в боевых действиях, но обеспечивали прикрытие. Оставшиеся польские партизанские отряды ушли из Литвы в Польшу. К лету 1948 г., после окончательного закрытия границы между Польшей и Советским Союзом, деятельность подпольных польских групп в Литве прекратилась.

В Польше они еще какое-то время сражались.

Вот так, если вкратце, выглядела борьба войск НКВД с партизанским движением в Литве. За последние двадцать лет в этой республике издана огромная масса литературы о «лесных братьях». Естественно, только на литовском языке, никаких изданий на русском или английском языках не существует. Так новые литовские власти пытаются создать собственную мифологию. Надо сказать, им это удается. У них написана очень своеобразная история событий с 1944 по 1952 год. Такое впечатление, что никакого террора против местного населения «лесные братья» вообще не проводили и 23 000 мирных литовских граждан не убили. Куда-то из этой истории выпали 10 000 литовских ополченцев, помогавших войскам НКВД. Вы нигде не найдете эту цифру. Казалось бы, ничего необычного, достаточно просто признать, что на территории республики действительно шла гражданская война. Но тогда придется признать, что та доктрина, которую уже много лет проповедуют литовские националисты, неверна. Они же везде рассуждают про оккупацию, про то, что весь литовский народ в едином порыве поднялся против ненавистного коммунистического строя. Оказывается, многие литовцы поддерживали большевиков, даже сражались за них.

В итоге получится, что и «лесные братья» выглядят не такими уж белокрылыми ангелами, и 10 000 литовцев-ополченцев нужно как-то объяснить, и многочисленные жертвы среди мирного населения не получается записать исключительно на НКВД. Впрочем, я думаю, нет такой крепости, которую ревизионисты не смогли бы взять. В ближайшие десять-пятнадцать лет мы увидим еще более отшлифованную историю. Наверняка возникнут какие-нибудь новые дополнительные детали и нюансы, которые будут подпирать эту весьма и весьма странную конструкцию изо лжи и исторических подтасовок.

Глава 9. Милиция блокадного Ленинграда

Работа милиции в блокадном Ленинграде в годы Великой Отечественной войны – тема особая. Сразу хочется отметить, что у многих людей все-таки неистребима вера в фильмы и сериалы. Они почему-то считают, что, если им показывают какой-то фильм по телевизору, например «Ленинград 46», значит, все так и было. То, что по этой теме написаны умные интересные книги, десятки статей, сняты документальные фильмы, никого в принципе не волнует. Хотя достаточно ознакомиться с некоторыми из них, чтобы узнать, как было на самом деле.

Нет, я ни в коей мере не думаю, что после написания этой книги ситуация принципиально изменится. Будет ровно то же самое. Из года в год мы наблюдаем одну и ту же инертность, безразличие, нежелание узнавать что-то новое. Тем не менее давайте попробуем провести небольшой ликбез по этой теме.

Перед началом Великой Отечественной войны Ленинград был разделен на пятнадцать административных районов, в нем функционировало 36 отделений милиции. Кроме этого, Ленинграду подчинялись города-спутники: Кронштадт, Петергоф, Пушкин, Сестрорецк.

Первая воздушная тревога в городе была объявлена в ночь на 23 июня 1941 г. Тогда же руководство Ленинградского уголовного розыска сформировало две оперативные группы – по борьбе с тяжкими / особо тяжкими преступлениями и по раскрытию краж государственного/личного имущества. Оба командира оперативных групп были бывшими пограничниками, опытными сотрудниками УГРО. Естественно, к ним сразу стала поступать информация о многочисленных преступлениях.

Наивно полагать, что, узнав об объявлении войны, весь советский народ сплотился как один человек. Может, такое было на страницах газеты «Правда» и в произведениях советского агитпропа, в реальности же все обстояло несколько иначе. Был определенный процент тех, кто ждал немцев. Это люди «из бывших», осужденные за политические преступления или просто недовольные советской властью, таких тоже хватало. И, разумеется, уголовный элемент сразу же поспешил воспользоваться тяжелой ситуацией в стране.

Так было везде. Ленинград – колыбель трех революций – вовсе не исключение из правил. Если сейчас открыть некоторые работы по истории блокады Ленинграда, особенно выходившие в годы советской власти, то там мы ничего опасного и криминогенного не найдем. Вся криминальная статистика скрывалась. Почему-то считалось, что факт существования каких-то банд и преступных группировок во время блокады способен осквернить подвиг защитников города.

Полагаю, это абсолютная ерунда. В жизни вообще часто бывает, что с одной стороны подвиг, а с другой – подлость. Так, одна из первых банд в военном Ленинграде была сформирована рецидивистом Семеном Варяжским. Ее члены успели совершить массу всего, прежде чем были обезврежены. Их вооруженные налеты на магазины были настолько стремительными, что им неоднократно удавалось уйти от погони правоохранительных органов. Только при налете на квартиру профессора Двинского сотрудники успели вовремя. Завязалась ожесточенная перестрелка, сам Варяжский был убит, бандиты арестованы.

Вообще, начавшаяся Великая Отечественная война достаточно сильно изменила характер совершаемых преступлений и, самое главное, социальный портрет преступников. Особенно это было видно именно в Ленинграде. В тяжелых условиях блокады все проявлялось более радикально – и хорошее, и плохое.

По статистике, в первые два месяца войны в Ленинграде произошел спад правонарушений.

Другая жизнь; плюс к тому всенародный подъем – Родину надо защищать! Но потом пошел резкий всплеск преступности – возрастает процент краж на колхозных полях и в частных хозяйствах. Крали домашнюю птицу и мелкий скот, участились случаи квартирных краж. Зачастую ведь в этом участвовали не какие-нибудь банды рецидивистов, а обычные мирные граждане. Представьте себе коммунальную квартиру, одна семья уезжает, например, в эвакуацию, соответственно, их имущество растаскивается соседями. В первую очередь брали теплые вещи, продукты питания, мебель, которую можно сломать на дрова. Ясно, что на такие правонарушения людей толкала нужда, нужно было как-то выживать. Тут надо отдать должное сотрудникам милиции – как правило, за такие правонарушения людей не арестовывали, просто предупреждали о возможной ответственности в дальнейшем. Но при этом ведь были и профессиональные домушники, те, кто постоянно лазил по квартирам. Этих судили, и беспощадно, некоторых даже расстреливали по законам военного времени.

Большой проблемой в блокадном городе стали карманники. Они умудрялись очень многих лишать продовольственных карточек. Отнимали самое главное, что было у ленинградцев, – еду, по сути, отнимали жизнь.

Сотрудники Ленинградского УГРО работали на пределе своих сил, и очень скоро добрая половина профессиональных карманников была обезврежена. Тем более время военное, блокадный город, многих задержанных сразу отправляли в военный трибунал, что абсолютно правильно. Тут нужно упомянуть еще один факт, о котором сегодня не очень любят вспоминать. Большая часть карманников – это были беспризорные дети, у которых родители погибли в первые месяцы войны. Детей, конечно, к стенке не ставили. Наиболее отпетый контингент отправляли в детские колонии, но, как правило, все ограничивалось тем, что задержанных подростков отправляли в фабричные училища или заводские общежития. Соответственно, потом контроль за ними осуществляли уже сами рабочие.

Первая блокадная зима ознаменовалась еще и тем, что появились новые преступления, можно сказать, особой категории. Нет, это не знаменитая 58-я статья, о которой, наверное, сейчас многие подумали, – до войны преступлениями особой категории называли как раз контрреволюционную деятельность, измену Родине и другие государственные преступления. В блокадном Ленинграде преступлением особой категории стал каннибализм. Да, к огромному сожалению, было и такое, еще раз повторю: в жизни подвиг часто соседствует с подлостью. В декабре 1941 г. было зафиксировано 9 случаев людоедства, в начале нового года – еще 13, к середине января 1942 г. уже 77 случаев, а в начале февраля выявлено 311 случаев. С людоедами тоже поступали по законам военного времени.

Итак, самый распространенный вид преступлений блокадного Ленинграда – дела, связанные с продовольственными карточками. Этим сотрудникам правоохранительных органов приходилось заниматься постоянно. Наиболее изворотливые граждане приходили с заявлением, что они потеряли карточки, хотя на самом деле ничего не теряли, и получали новые. Причины потери у всех, в общем, одинаковые – сгорели при бомбежке, потеряли, когда шли в бомбоубежище, украли в трамвае, вытащили у магазина и так далее. Но как отличить тех, кто действительно их потерял, от тех, кто захотел получить дополнительные? Каждым случаем приходилось заниматься милиции. В результате следственно-оперативных мероприятий сотрудники милиции выявили свыше 4000 блокадников, которые незаконно получали карточки, и 11 000 так называемых «мертвых душ». Было возбуждено более 600 уголовных дел.

Параллельно шла борьба с бандитизмом. И процент раскрытия тяжких преступлений неуклонно рос: сотрудники Ленинградского УГРО ухитрялись делать невозможное. Они голодали, падали с ног от усталости, но даже в таком состоянии им удавалось успешно противодействовать волне преступности. А ведь помимо оживившегося уголовного элемента, своего рода ренессанса бандитов нэпмановской эпохи, появились еще диверсанты, шпионы, провокаторы, обычные дезертиры, которые собирались в вооруженные банды. От этого никуда не деться, далеко не все стремились на фронт или на завод, к станку.

Вдумайтесь в цифры: в среднем рабочий день сотрудника Ленинградского УГРО в годы блокады длился восемнадцать часов. У них не было никаких дополнительных привилегий, но при этом с них требовали по полной программе. Когда блокаду сняли и люди стали возвращаться в город, отделения милиции буквально завалили заявления ленинградцев о пропавших вещах. Потом посчитали, что было заявлено о пропаже вещей на общую сумму свыше 19 миллионов рублей – огромные деньги по тем временам. При этом сотрудники милиции смогли вернуть гражданам имущества на сумму в 11 миллионов.

Конечно, можно по-разному оценивать те методы противодействия криминальному элементу. Кто-то может сказать, что милиция действовала недостаточно гуманно, отправляя многих преступников в военный трибунал. Есть у нас такая порода пацифистов, которые обожают об этом рассуждать. Кто-то, наоборот, скажет, что надо было расстреливать абсолютно всех – и незачем вообще в условиях войны церемониться с бандитами. Думаю, такая радикальная точка зрения тоже не нуждается в комментариях. По крайней мере, всерьез ее обсуждать не стоит.

И снова статистика. В годы блокады погибло 259 сотрудников Ленинградского УГРО.

Нет, они не были убиты, им не стреляли в спину, их не били ножом, не пробивали голову – 259 милиционеров погибли от голода, умерли на боевом посту. Более 2500 сотрудников ленинградской милиции попали в госпитали с разными стадиями дистрофии. Я даже не возьмусь сказать, сколько ленинградских милиционеров оказались в итоге на Пискаревском кладбище. При этом в 1942 г. только 15 процентов преступлений, связанных с бандитизмом, остались нераскрытыми, а ближе к концу войны была почти полная, стопроцентная раскрываемость. У преступников изъято свыше 16 миллионов рублей, более 5000 долларов Соединенных Штатов, золотые монеты, много килограммов изделий из золота и драгметаллов. Все эти средства отправили в фонд обороны города. Когда 27 января 1944 г. Ленинград салютовал войскам Ленинградского фронта, снявшим блокаду, в полной мере этот салют относился и к сотрудникам ленинградской милиции, которые в тяжелейших условиях сделали все возможное, чтобы в колыбели трех революций не развернулся второй, уголовный фронт. Неслучайно абсолютно всех сотрудников ленинградской милиции наградили медалью «За оборону Ленинграда». Она высоко ценилась в то время, да и сейчас ценится. И они это заслужили в полной мере.

Потом говорили, что на войне в чем-то было даже легче. Там ты знал: враг на той стороне, наши – на этой, не перепутаешь. А у многих представителей уголовного мира на лбу не написано, что они бандиты, что собираются грабить и убивать людей в блокадном городе. Напротив, у них имеются документы, что они являются полноправными гражданами Советского Союза. А перед ними уставший человек с красными глазами, который на протяжении многих месяцев работал по восемнадцать часов. Вообще, красные глаза – это, наверное, самая характерная отличительная черта сотрудников ленинградской милиции в то время. Она очень многим запомнилась навсегда, стала одним из символов блокады. Сейчас, когда говорят про ужасы блокадной зимы, обычно вспоминают заснеженные улицы, табличку, гласящую, что эта сторона опасна при обстрелах, переполненные бомбоубежища, Ленинградское радио, Лазаря Маграчева. Вспоминают подвиг пекарей, которые сами погибали от голода, но при этом не брали ни одного зернышка. Это все правда, все так и было, и об этом необходимо помнить. К сожалению, подвиг ленинградских милиционеров как-то выпал из общей картины. На мой взгляд, абсолютно несправедливо. Да, они были люди скромные, да, подавляющее большинство из них не оставило воспоминай о тех временах, и сегодня нам доступны только пожелтевшие архивные дела. Даже из них видно, какой тяжелейший труд взвалили они на свои плечи. Сложно сказать, чего там было больше – самоотверженности, чувства долга, веры в свое дело, в торжество справедливости. Это не столь важно, ведь они сохранили в себе главное – человеческое достоинство. Они умирали от голода и бандитских пуль, но при этом спасли тысячи жизней в блокадном городе. Да, им не ставят памятники, даже мемориальных досок сотрудникам УГРО практически нет. Фамилии этих людей сейчас известны только историкам и специалистам. К сожалению, хорошего документального кино сейчас практически нет, а в художественных гораздо больше вымысла, чем правды.